Дмитрий Кириллов: Невероятный фантазер, большой ребенок, смотрящий в звездное небо, проводник энергетического потока, посылаемого нам из Вселенной, имя которой – любовь. Все это Роман Виктюк, театральный волшебник, сумевший приворожить не один десяток самых великих актеров, попавших в орбиту его безудержного таланта и обаяния. Имя Романа Виктюка внесено американцами в список 50 самых выдающихся людей планеты Земля, оказавших наибольшее влияние на вторую половину XX века. Правда, американцы забыли дописать, что и XXI века тоже. Поскольку получив спустя 30 лет ожиданий собственную сцену в Москве, Виктюк наконец смог перенести весь свой репертуар и продолжить ставить невероятные спектакли. Когда видишь его новые постановки, например, спектакль «Мандельштам», и людей, плачущих в зале, понимаешь, что Виктюк продолжает удивлять. Минимум декораций и действующих лиц: Мандельштам, Пастернак» и дама их сердца, Сталин как бы над ними или внутри них. Он чудовище, сводящий их с ума. А еще множество новинок, среди которых «Ромео и Джульетта», рассказанная по-виктюковски очень страстно. Спектакли Виктюка – долгожители. Многие из них идут на сцене уже не один десяток лет. Достаточно вспомнить легендарных «Служанок», взорвавших весь театральный мир. А им уже без малого 30 лет. Виктюк – фамилия, известная во всем мире, режиссер Виктюк. Вы помните те времена, когда вас называли «Винтюк», «Виртюк»? Роман Виктюк: Знаете, когда я уже шел во МХАТ в проезде Художественного театра на работу, перед служебным входом стояли еще тогда живые все великие артисты. И я иду, «здравствуйте, здравствуйте», я прохожу, а сзади Ливанов, вот такого уровня, и говорит: «Кто это прошел?». - «Виртюк». Я слышу, но иду дальше. Когда они замолчали, я повернулся и сказал спокойно: «Виктюк». Была пауза. Они выучили фамилию и потом не ошибались. Дмитрий Кириллов: Роман Григорьевич, вот все практически ведущие театры страны могут гордиться, что были ваши постановки, во всех практических театрах. А трудовая книжка где лежала? Роман Виктюк: Книжка летала за мной. Я не любил быть в одном коллективе, потому что это ограничивает, а поскольку я ставил одновременно в трех-четырех театрах, поэтому, понимаешь, ревность была, но я на это спокойно… Я даже себе придумал, я репетировал в «Современнике», но репетировал и во МХАТ, и параллельно снимал фильм в Одессе. И когда мне надо было бежать, а машина уже стояла внизу на служебном входе, бежать и лететь на самолет, то я снимал пиджак и говорил: «Подождите меня, простите, я повешу пиджак, я сейчас только на секунду… Вы только, знаете, проверьте это, проверьте то. Сейчас я буду», – и я уже летел в Одессу. А в Одессе так же, собственно. У меня было два одинаковых пиджака, я говорил: «Ой, сейчас перерыв!» Дмитрий Кириллов: Москва, Одесса, Горький, Таллин, Львов – и не сосчитаешь, сколько городов и стран пало под обаянием талантливого бунтаря Виктюка. Достаточно вспомнить историю в городе Калинине, куда ровно 50 лет назад занесло великого Марчелло Мастроянни. Увидев спектакль «Коварство и любовь», поставленный малоизвестным режиссером Виктюком в местном тюзе, Мастроянни потребовал немедленно познакомить его с этим молодым человеком. Роман Виктюк: «Bello, bellissimo, genialo!» – и кричал, что хочет увидеть regista. А я стою скромно. И ему говорят: «Вот». А он говорит: «Genio!» Я говорю: «Я Роман». – «Genio!» Дмитрий Кириллов: Если сам Мастроянни стал поклонником Виктюка, неужели кто-то будет возражать в трудоустройстве гения, например, в Вильнюсский драмтеатр? Роману Григорьевичу очень хотелось поработать в русской драме в более свободной тогда Прибалтике. Но все режиссерские места были заняты. По-моему, вы срежиссировали свой приход в этот театра самостоятельно. Роман Виктюк: Ну а как я могу не срежиссировать, понимаете? Потому что я позвонил трем директорам в литовский, в латвийский театр и спросил… Нет, я голосом министра, я узнал его телефон и сказал: «Вот у нас есть такая просьба, встретьтесь с гением, мы его обожаем, он к вам приедет». И начальник театра сказал: «Что вы, не волнуйтесь, пусть он немедленно приезжает», – и называет меня именем и отчеством того министра в Москве. Ну и вот я прилетел ночью. Утром иду – дом с колоннами, театр. Этот театр я видел во сне, когда мне было лет 15. Я подхожу, сидит очень-очень старенький дежурный. Встает и говорит мне по-польски: «Мы чекамы пана, проша исть («мы ждем»). Я говорю: «Асхонт пант зна? – «А видать», – то есть видно, что вы к нашему театру будете иметь отношение. И потом… Во-первых, меня обожал первый секретарь, обожал просто. И министры, и тот человек, которому я позвонил и себя посоветовал взять, я у него бывал в гостях. Потрясающие люди. Я так часто ему хотел сказать: «Извините, что я сам себя к вам… Дмитрий Кириллов: Это осталось тайной? Роман Виктюк: Конечно, осталось в тайне. Дмитрий Кириллов: Воздух почти что заграничной тогда Прибалтики явно пошел на пользу свободолюбивому Роману Григорьевичу. На очередь встал вопрос о постановке спектакля «Уроки музыки» по запрещенной советскими властями пьесе Людмилы Петрушевской. Роман Виктюк: Когда мне сказали во всех театрах, что поставить Петрушевскую нельзя и нескоро будет можно, я сказал Эфросу Анатолию Васильевичу: «Как быть?» Он говорит: «Я вот жду, ждите и вы». А я подумал: «А я не буду ждать». И я знал, где театр студенческий МГУ. Я пришел к ним, они меня встретили. Я сказал: «Давайте я прочитаю вам пьесу». Я не знал Петрушевской, я прочитал. Профессора, доктора наук, студенты с горящими глазами меня слушали. Пьеса им дико понравилась, и я молчал, что она не имеет разрешения. И мы репетировали. Дмитрий Кириллов: А надо же было сказать, что все-таки… Роман Виктюк: Нельзя, потому что в МГУ была такая серьезная комиссия, это бы «зарезали», одну только мысль изложить, о Петрушевской ничего бы не было. И вот одна из репетиций, и мы репетируем, и вдруг я слышу: «Ах!» – стоны. Я говорю: «Тихо!» Талызина ко мне подходит и говорит: «Молчи, это плачет Петрушевская». Я говорю: «Где вы, Люся?» Она говорит: «Я здесь», – понимаете? И потом, когда ей на премьеру не было в чем выйти, мы ей собрали деньги на красивое платье. Дмитрий Кириллов: А когда наступил момент, когда надо было говорить актерам, что все, ребята, может быть, это будет единственный спектакль… Роман Виктюк: Да быстро, господи, о чем вы говорите! Но я сказал: «Сегодня у нас будет прогон на сцене и все». И пришли от Ефремова до Театра Сатиры артисты, все лучшие мои потом друзья были на этом прогоне, и они все кричали «браво». Все. И потом было не подойти к театру. Я кричал: «Идите к кремлевской стене!». Меня вызвала в госкомпартии начальница, которая ведала культурой Москвы, а пресса была… Господи, боже мой, какая! – что я открыл какой-то новый совершенно способ театральный и так далее, это у него такая... газет лежала. И она говорит: «Как вы могли поставить такую гадость?» Я говорю: «Что вы на нашу прессу нападаете? Там пишут все наоборот! Я говорю: «А вы что, считаете, что наша пресса подсудна?». Она без паузы сказала, встала, здоровая была тетка: «Да!» Я сказал: «Спасибо», – и ушел, все. Дмитрий Кириллов: «Уроки музыки» в постановке Романа Виктюка стали последним спектаклем театра МГУ. Театр закрыли. Но актеры продолжали играть его нелегально в одном ДК на окраине Москвы. И зрители прорывались туда. Попасть к Виктюку стремились и многие знаменитые актрисы, мечтали поработать с настоящим волшебником, излучающим свет или жестким Карабасом-Барабасом, нежно заставляющим плясать под свою дудку. Роман Виктюк: Ахеджакова на каком-то канале вообще говорила, что я ее научил всему, и прежде всего как режиссер я повернул ее судьбу так, как она не ожидала, а это правда. Дмитрий Кириллов: Но получается, вот как режиссер вы Папа Карло… Роман Виктюк: Хуже! Дмитрий Кириллов: …или Карабас-Барабас? Роман Виктюк: И ни тот, и ни тот, а ангел. Дмитрий Кириллов: Я хочу вспомнить еще об одном ангеле, который к вам прилетел. Роман Виктюк: Кто? Дмитрий Кириллов: Елена Образцова. Роман Виктюк: Ну это зачем… Это великое явление, я утверждаю, что мы встретились. Причем это произошло опять… Мы были в Ленинграде, играли, она была на спектакле, пришла. Я ее не знал. Пришла за кулисы, упала на колени и сказала: «Вот мое удостоверение Большого театра, я его рву и пишу заявление к вам». Все. Я сказал: «Да. Мы завтра прилетаем в Москву. А вы?» Она сказала: «Завтра? Так вот завтра в 12 мы начнем репетировать». Я знал, что, а она не знала. Все. И она была верна, поверьте, до последнего вздоха. Такого не бывает. Вы думаете, что я сумасшедший или мистик, но сейчас она здесь. Вы так неожиданно сказали замечательно, назвали ее, знаете, потому что когда она уехала в Германию лечиться, мы все время были на созвоне. И накануне смерти она мне позвонила, сразу сказала: «Мне конец. Я тебя люблю». Все. Дмитрий Кириллов: Как появился «Радомес»? Легко было с тремя дивами? Роман Виктюк: Нет, я на них так кричал, что они меня боялись. Дмитрий Кириллов: Но Васильева вообще сказала, что она думала, что придется уходить, потому что иногда не понимала, что хочет… Роман Виктюк: Она понимала все, она кокетничала, о чем вы говорите? Что вы, она нежное создание совершенно, перестаньте, неправда. А Лена просто счастлива была, Аросева, тоже перед смертью все это было… Там в финале мы выходили на поклон. Образцова мне говорила: «Ты продлил мне еще один день жизни». – «Оля, ты мне продлила жизнь верностью. А я благодарю, потому что когда играют этот спектакль, я живу». Все. Дмитрий Кириллов: Еще хочу спросить об одной великой актрисе… Роман Виктюк: Ну? Дмитрий Кириллов: Гурченко. Роман Виктюк: Что вы мне говорите? Конечно, она когда… Поверьте, это правда. Во-первых, мы с ней репетировали дома… Господи, зачем вы напомнили… Люся была потрясающим человеком, она все время, меня где только ни видела. Она смотрела на меня, плакала и говорила: «Он гений». Я говорю: «Кому ты это говоришь?» Она: «Небу». Все. Как она репетировала! Мы с ней были в Италии, мы поехали к Fendi, это великая модельер, и в один день, потрясающе, Fendi собрала молодых своих этих, которые ходят по подиуму, чтобы показать то, что она предлагает. Вот мы сидим, девочки ходят, а Люся, тело ее кричит: «Пойди покажи, как в этом надо ходить!» Я говорю: «Люся, я сейчас ей скажу». – «Нет-нет, понимаешь, я там не то одела, это не годится. Нет-нет, я опозорюсь». Я сказал Fendi, она сказала: «Predo!», - и Люся пошла. Теперь можете себе представить: она вышла, музыка фантастическая, и она в этих нарядах пела и танцевала. Fendi сказала: «Fine bello!». Все. мы были первые русские, которых пригласили на «Rai Uno», на первый канал. Fendi дала ей такое красное платье, а другой модельер, хороший, великий, дал мне пиджак, рубашку. Мы оделись, пришли на «Rai Uno», но до этого Fendi сказала, что «Вы можете идти и отложить себе в магазинах все, что вам хочется». Дмитрий Кириллов: Такой большой гонорар будет? Роман Виктюк: Да. Мы пошли. Люсенька все откладывала, стопка в одном, в другом, в самых дорогих мы были магазинах. Счастливые приходим на съемку, идем в студию, нас принимают фантастически. Господи, она и пела, и танцевала, и тихо мне говорила: «Там никто не купит наше?» Я говорю: «Ты что, больная, что ли? Кто, кому это надо, твои лифчики с коронками всякими». – «Ой, возьмут, ты не понимаешь, какие люди завистливые, придут и все купят!» В финале аплодисменты, bravissimo, все, жмут, целуют, все. Мы в коридоре гуляем, и никто не подходит, а уже должны нести конверты. Той девочке-переводчице я говорю: «Девонька, пойди, пожалуйста, и скажи своим начальникам, что звезда волнуется». - : «А вы же отказались от гонорара». Я сказал: «Люся…». Она уже не слышала, слезы: «А наши покупки?» Я говорю: «Люся, в следующий раз». Все. И мы когда пришли к Fendi, она сказала: «Ну не печальтесь, Люсенька, возьмите себе вот это мое, вам очень идет, а ты оставь себе его пиджак». Я сказал: «Я так и думал». Дмитрий Кириллов: Еще в 14 лет цыганка предсказала юному Роме Виктюку большое будущее – что он станет великим дирижером. Но не знала она, что дирижер и режиссер – профессии родственные. Главное в них – уметь увлечь за собой, укротить строптивых. Виктюку это всегда удавалось гениально. К примеру, легко найти общий язык с Татьяной Дорониной. Роман Виктюк: Татьяна Доронина, когда МХАТ разделился на две половины, Олег Николаевич избавился от тех артистов, которые казались ему ненужными в проезде Художественного театра. И они все ушли с Татьяной. И ко мне рано утром пришел великий артист Жора Бурков, который был тоже с Олегом Николаевичем, и сказал: «Пошли к Татьяне, она в театре». Я говорю: Пошли». Я взял с собой пьесу Радзинского «Старая актриса на роль жены Достоевского». Мы вошли, пауза. Я говорю: «Сели! Я буду читать пьесу, премьера ее будет через полтора месяца». Она пьесы не знала, я прочитал, все. И спектакль идет уже 30 лет. А моя великая артистка в Театре Моссовета играла столько же лет пьесу про самозваных. И была ее великая роль. Дмитрий Кириллов: По-моему, каждый спектакль в советские времена, который вы ставили, был постоянно под каким-то цензорским карандашиком… Роман Виктюк: Я не знаю. Дмитрий Кириллов: Нет? Роман Виктюк: Мы играли годами и все. Дмитрий Кириллов: Но это правда, что «Царская охота» Зорина, 162 правочки прислали? Роман Виктюк: Были, были, это совершенно верно. Но когда… Они же не помнят, что они просят, правда? И был министр, такой серьезный человек, он пришел и сказал: «Выполнить!» Я говорю: «Мы все делаем, не волнуйтесь». Третий звонок, идти на сцену, я собрал Шапошникову, она играла царицу, а она дородная была, статная, красивая. Я взял ее в кулисах, схватил за сиськи и сказал: «Все, сейчас мне министр сказал, иди играть все как было, не менять ничего!» И Жженову сказал то же, Лене Маркову. Все, и они начали спектакль. Теперь, сказать тебе правду, те места… А, на спектакле был тогда уже Горбачев. И вот самые эти места начинал хлопать Горбачев и зрительный зал. Они мне в конце, артисты, сказали: «А как вам удалось проникнуть к Горбачеву?» Я говорю: «На расстоянии. Я ему посылал мысль, а он говорил: «Делай!» Все. Дмитрий Кириллов: И он продолжает делать – творить, создавать, кричать, жить. Написал новую книгу «Небо. Полет второй», которую ждали больше 20 лет. Такой своеобразный диалог режиссера с театральным критиком. Репетирует спектакль по пьесе Федора Сологуба «Мелкий бес». И премьера уже не за горами. И каждый вечер ждет своих зрителей, для которых просто живет. Роман Виктюк: Приходите, любимые жители, обитатели неба.