Татьяна Устинова: Писать интересно, потому что я проживаю очень много разных жизней. И гораздо активнее, чем, например, актер
https://otr-online.ru/programmy/moya-istoriya/svetlana-druzhinina-28894.html Дмитрий Кириллов (голос за кадром): Татьяна Устинова – популярнейший писатель. Она не нуждается в особом представлении, поскольку миллионы поклонников ее остроумных детективов, блестяще написанных по-русски, зачитывают книги до дыр. И понять читателей можно – не так часто в наши дни появляются на прилавках произведения, которые можно считать настоящей литературой. Скоротать субботний вечер в ресторане за чашечкой кофе с одним из самых продаваемых авторов в нашей стране, стильной обаятельной Татьяной Устиновой – согласитесь, это истинное удовольствие.
Дмитрий Кириллов: Благодаря вашему блестящему образованию – вы же учились в физико-техническом институте – вы можете 21 сюжетную линию запомнить в своем романе. Это правда?
Татьяна Устинова: Правда.
Дмитрий Кириллов: Легендарный Виталий Вульф как-то сказал: "Танечка, есть два человека в стране, которые умеют писать хорошо по-русски – это вы и я".
Татьяна Устинова: Не так он сказал. Он сказал: "Ведь мы с вами, Танечка, последние из могикан, кто все еще умеет правильно говорить по-русски". Вот так он сказал.
Дмитрий Кириллов: А правда, что с вами тяжело, но всегда весело?
Татьяна Устинова: Со мной тяжело и весело не всегда. Я, конечно, ангел небесный и зажигательная красавица 104 лет от роду, но я умею быть печальной, несчастной, мрачной, ходить, повесив нос. Другое дело, что мне это надоедает быстро.
Дмитрий Кириллов: Если бы не ваша родная сестра Инна и ее участие в вашей жизни, такой бы Татьяны Устиновой бы не было?
Татьяна Устинова: Нет, никогда. Во взрослой жизни я не знаю, кем бы я была, если бы не моя сестра и не мой муж.
Дмитрий Кириллов: Вас с молодых ногтей тянуло пописать романы, повести. На двенадцать страниц письмо свекрови. Так вы и стали писательницей?
Татьяна Устинова: Совершенно верно. С тех пор, как я научилась писать ручкой на бумаге, я безудержно пишу.
Дмитрий Кириллов: Ваша бабушка сказала: "Какая же диктор Анна Шилова красавица! А ты пойдешь в физтех".
Татьяна Устинова: Это правда, она так и сказала. Дикторы центрального телевидения и ведущие новостей – это были богини, сравниться с которыми было невозможно.
Дмитрий Кириллов: Ваш муж Евгений с упоением читает ваши все книги.
Татьяна Устинова: Мой муж Евгений прочел одну мою книжку, когда ехал в командировку, и читать ему там было нечего.
Дмитрий Кириллов: Вы учились в окружении зануд-физиков. Наверное, только врожденное чувство юмора вас вообще спасало и как-то держало на плаву. Это так?
Татьяна Устинова: Оно меня и не спасало. То есть я практически потонула. И если бы не муж мой, который за меня доучивался, я бы и потонула.
Дмитрий Кириллов: Вы очень переживали, когда всей командой ушли с работы из администрации президента России?
Татьяна Устинова: Очень переживала, и это переживание, в общем, отпустило меня нескоро, через несколько лет только.
Дмитрий Кириллов: А это правда, что все, что пишется на бумаге, потом сбывается?
Татьяна Устинова: Да, всегда, и это самое страшное в нашей работе.
Дмитрий Кириллов: Вы с юности считали эфирную зону телевидения таким жилищем для богов. Теперь вы сами в этой сладкой эфирной зоне. И как вам?
Татьяна Устинова: Прекрасно! Прекрасно!
Дмитрий Кириллов: Вы воспитываете своих сыновей в консервативной строгости?
Татьяна Устинова: Мы родители-разгильдяи, воспитывающие своих сыновей в консервативной строгости.
Дмитрий Кириллов: Вы делаете вкусную солянку, вкусно пишете, вкусно дружите, и вообще вкусно живете.
Татьяна Устинова: Да, когда я не впадаю в тоску и не вхожу, повесив нос.
Дмитрий Кириллов: Все мы родом из детства. Я так понимаю, что в семь лет Танечка Устинова начала что-то там пописывать.
Татьяна Устинова: Ну, да. Я в школе научилась.
Дмитрий Кириллов: Это вообще откуда? В семь лет обычно дети только крючочки рисуют.
Татьяна Устинова: Вот крючочки-то я и рисовала, и мне так это понравилось. И я помню это свое ощущение. Дима, оно до сих пор для меня, как вам сказать, вот памятно, я прошу прощения, как первый секс. Когда ты пишешь эти слова, крючочки эти, и вдруг они превращаются в слово. И ты понимаешь, что это написано "хорошо". И это чувство какой-то невероятной свободы, что я теперь что захочу, то и напишу, и смогу это сделать всегда, до сих пор это вызывает во мне безудержный припадочный восторг – свобода, которую ты получаешь в тексте.
Словами можно описать все. Вот я точно знаю, как бы я вас описала, если бы я стала о вас писать книжку. Просто я смотрю на вас, и я понимаю, какие к вам применимы слова.
Дмитрий Кириллов: Это как композитор в музыке. Поэтому люди делятся на пишущих и не пишущих. Но научить человека писать невозможно. "Давай я тебя научу писать".
Татьяна Устинова: Романы?
Дмитрий Кириллов: Романы, повести.
Татьяна Устинова: Не знаю. Наверное, нет. Я точно знаю, что нельзя научить писать, например, стихи, потому что я сама, как любой пишущий человек, тоже пописываю стихи.
Дмитрий Кириллов: Пробовала.
Татьяна Устинова: Да. Это чудовищно плохо, чудовищно. Это страшная графомания.
Дмитрий Кириллов: Это вы так считаете или кто-то?
Татьяна Устинова: Нет, это я так считаю, и у меня сегодня дискуссии с редактором, который говорит: "Давай мы их издадим". Говорю: "Только через мой труп!".
Дмитрий Кириллов: Вы пишете, и причем настолько вкусно. Я понимаю, действительно Вульф в чем-то был прав, потому что говорить просто на чистом, как ручей, русском языке, сейчас это уже такая редкость, потому что книг-то много пишут. Она может быть певица, актриса, телеведущая и писатель, модель и писатель. Не обидно вам бывает, что эти книжки в мягких обложках стоят на одном ряду иногда с вашими книгами?
Татьяна Устинова: Нет, не обидно. Я все время вспоминаю историю про Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, которому молодой композитор принес сюиту, и стал ее играть Дмитрию Дмитриевичу. А тот был человек очень интеллигентный, и никогда никому не делал никаких замечаний.
Молодой композитор играет сюиту, так и сяк, заканчивает. Шостакович молчит. Молодой композитор у него спрашивает: "Дмитрий Дмитриевич, ну, как сюита? Вам понравилось? Мне продолжать писать?", и Шостакович ему говорит: "Голубчик, ну, конечно, продолжайте. Все лучше чем водку пить". И здесь я совершенно согласна. Писать что бы то ни было, как бы то ни было – это гораздо более духоподъемное занятие, чем рассматривать в интернете попу Ким Кардашьян. Это переполнение литературного рынка какой-то макулатурой, мне кажется, оно сойдет на "нет".
Дмитрий Кириллов: Тем, которым это дано, они остаются. И все равно их меньше.
Татьяна Устинова: Нет, которым дано, я так понимаю, им деваться некуда. Я не могу не писать.
Дмитрий Кириллов: Как дышать, да?
Татьяна Устинова: Да. Мой старший сын, с которым мы дружбаны, водой не разольешь, он мне говорит: "Мама, ну, неужели, если бы у тебя был остров в Тихом океане и миллиард на счете, ты все равно бы продолжала так сидеть за текстами?", и я говорю: "Да, сынок". А он не понимает.
Дмитрий Кириллов: Может быть, уже покуривать было бамбук.
Татьяна Устинова: Отдыхать, или я не знаю, что делать в этом океане, купаться, или как-то этот миллиард, как скупой рыцарь, туда-сюда гонять, пересыпать? Но это страшно неинтересно. Интересно писать, потому что таким образом я же проживаю очень много разных жизней, Дима. Очень много. И мне кажется, что я их проживаю гораздо более активно, чем, например, актер, потому что я придумываю не только героя, я ему придумываю целую жизнь. Ему подъезд, ему кота, ему бабушку, ему гамаши. Этого же ничего не было бы, если бы я это не придумала.
Я не забуду никогда, я написала сценарий, и приехала на съемочную площадку, там нужно было режиссеру, чтобы я что-то быстро поправила. Я приезжаю на площадку, и там все, что здесь и что сейчас не видят телезрители – свет, камера, миллион кабелей, люди в наушниках, ПТС (передвижная телевизионная станция), и бегают ошалевшие ассистенты режиссера с режиссерскими сценариями, вот так распечатанными как книга, и одна другой кричит: "Зина, Зина! Посмотри, в 144-й сцене у Димы какие ботинки?". И тут меня накрыло, потому что, вы понимаете, что если бы я не придумала, я, Таня Устинова, не было бы никакого Димы, и у него не было бы никаких ботинок.
Дмитрий Кириллов: Физтех – это была чья-то инициатива, поступить в вуз? Там самые главные умы страны обычно учатся.
Татьяна Устинова: Это правда.
Дмитрий Кириллов: Это же физтех. И девушка побежала в физтех.
Татьяна Устинова: Это была бабушкина идея. Когда я сказала, что я пойду на факультет журналистики, бабушка сказала: "Что?! И где ты будешь работать? В газете “Гудок”?!" – сказала бабушка так, что стало понятно: работать в газете "Гудок" позорно. Наверное, мне не стоило туда поступать, да еще с таким трудом – я с трудом поступила, – для того, чтобы там так мучиться. Но я, правда, мучилась.
Дмитрий Кириллов: Но поступила?
Татьяна Устинова: Да, поступила.
Дмитрий Кириллов: И кого там увидела? Сплошную научную интеллигенцию?
Татьяна Устинова: Нет, сплошных молодых гениев. Получается, что там 15 молодых гениев (или 16) в группе и одна барышня.
Дмитрий Кириллов: Как на корабле, да, одну берут?
Татьяна Устинова: Да. И 1 сентября они еще помнят, что это существо другого пола. 2 сентября им уже до этого нет никакого дела, потому что раздали задания. 3 сентября ты перестаешь быть существом другого пола навсегда. Но, тем не менее, я утверждаю, что Московский физико-технический институт – это самый лучший вуз страны, там работают самые лучшие даже не преподаватели, даже не профессора, учителя, которые могут научить молодого человека не просто формулам или физическим законам, а они могут научить молодого человека, во-первых, думать, а во-вторых, работать. Дима, а если человек умеет думать, ему очень трудно заморочить голову, практически невозможно.
Дмитрий Кириллов: Голова занята.
Татьяна Устинова: Да. И он знает 150 источников альтернативной информации, и он знает, что существует два вида энергии: потенциальная и кинетическая. Тантрической энергии не существует.
Дмитрий Кириллов: В институте же и мужья находятся, в физико-техническом?
Татьяна Устинова: Да. И я, когда меня зовут на какие-то мероприятия в институт, я всегда обращаюсь к девушкам, которые, может быть, сомневаются, поступать туда или не поступать, может быть, учатся еще в заочных физико-математических школах, я всегда говорю: "Девочки, не сомневайтесь, идите в этот институт. Потому что даже если вы никогда не станете нобелевскими лауреатами, вы сами, девочки, не достигнете высот Софьи Ковалевской или Марии Кюри, это абсолютно неважно. Вы там выйдете замуж, причем вам для этого ничего не понадобится делать, причем вам придется выбрать из уже отобранных приемной комиссией порядочных, умных, талантливых людей".
Дмитрий Кириллов: Зануд. Да.
Татьяна Устинова: "И у вас все будет хорошо".
Дмитрий Кириллов: У вас брак похожий, знаете, как бы: "Отомщу-ка я своему бывшему".
Татьяна Устинова: У нас с Женькой?
Дмитрий Кириллов: Да.
Татьяна Устинова: С моей стороны это как раз была такая классическая история про повеситься на воротах барина, потому что меня как раз накануне бросил кавалер, в которого я, правда, была влюблена, он мне очень нравился. Он как раз читал умные книжки. И он как-то со мной расстался. Расставаться тоже можно по-разному, Дима. И я, на самом деле, вот из этого расставания с ним долго выбиралась, несколько лет. И для того, чтобы ему насолить, прямо в прямом смысле слова, я вышла замуж за Женю Устинова, причем в каникулы, чтобы кавалер приехал со своей исторической родины опять на учебу, а я тут уже замужем. Вся такая дама из Амстердама, представляете?
30 лет назад как раз в ноябре Женька мне сделал предложение. Я прекрасно это помню.
Я как-то не задумывалась ни о какой любви. Нам было некогда. Мне было некогда. А через 10 лет я как-то посмотрела на него, я помню тоже этот момент прекрасно. Мы были под Псковом, отдыхали на озере. И он так поднимался из-за какой-то горушки. Я посмотрела на него и думаю: "Боже мой, как я люблю этого человека". И эта отчетливая мысль, она у меня прямо в голове запечатлелась. Но это было много лет спустя.
Дмитрий Кириллов: Вы с детства мечтали быть на телевидении, работать на телевидении.
Татьяна Устинова: Это, правда, было в моем детстве невозможно. Это телевизионный мир, он казался чем-то совершенно заоблачным.
Попала я на телевидение абсолютно случайно. Моя сестра Инна окончила институт и получила распределение – тогда еще была система распределения – на только что созданный государственный телеканал, и пригласила на работу меня. Мы очень долго скрывали, что мы сестры, но мы разные. Нам верили. А потом, когда уже все открылось, то выгонять нас не стали, потому что мы работали хорошо. И с тех пор оно началось, телевидение в моей жизни. Это был 1993 год.
Дмитрий Кириллов: Вы помните первый день, когда вы пришли на это долгожданное телевидение, о котором мечтали?
Татьяна Устинова: Конечно. Я помню самый первый день, когда я пришла на собеседование к начальнику, и с левой стороны была такая дверь сетчатая, и перед дверью такой канцелярский стол, и там сидел милиционер. Над ним была надпись "Эфирная зона. Вход только по пропускам". И мне хотелось хоть одним глазком заглянуть туда, чтобы понять, что там за люди, которые имеют эти пропуска.
Дмитрий Кириллов: Татьяна, знаю такой факт вашей биографии – вы работали в Администрации Президента России. Как вас туда занесло, и чем вы занимались? И даже знаю, что потом очень сильно переживали, что ушли. Что это было за время?
Татьяна Устинова: Это как раз конец 1990-х, и занесло меня с телевидением. В Останкино проводили какой-то конкурс. Приехал очень усталый человек, и сказал: "Напишите про противостояние на туркменско-афганской границы", а я с утреннего вещания. Я совсем не политический журналист, я долго думала, что бы такое мне написать, долго думала. Потом я написала о том, что сумерки, о том, что на том берегу камни, а что там за камнем – непонятно, какая-то тень. О том, что рассветет еще очень нескоро, о том, что хочется пить, о том, что пыль в ушах, пыль в носу, сохнет в горле, и неизвестно, когда домой, и очень страшно. И этот человек, который нас экзаменовал, он все прочел, и мой текст отложил, и сказал: "Вы остаетесь, а остальным спасибо". И так я попала в политическую редакцию, которая занималась освещением событий, происходящих во власти. У нас была камера, я была корреспондент, со мной был оператор. Мне это страшно нравилось. Это было очень интересно, очень интересно! Потому что тогда как раз я, во-первых, увидела страну, в которой мы живем, во-вторых, я увидела людей, которые в этой стране работают, заводы, которые я не увидела бы никогда. А закончилось все по объективным причинам – потому что сменилось руководство, и нас всех отправили на прежние места. В моем случае это прежнее место было телевидение, и я на телевидение вернулась в медицинскую программу. И мне казалось, что это ужасно. Мне потом моя подруга Елена Малышева сказала очень запомнившиеся мне слова, когда она все-таки разобралась, в чем дело. Я сказала, что я так интересно работала, а сейчас мне совсем неинтересно, потому что там были великие люди, а здесь невесть кто. Она мне сказала: "Устинова, послушай, если есть на Земле великие люди, то это врачи". И сейчас я знаю это абсолютно точно.
Дмитрий Кириллов: Как важно, чтобы вовремя был человек, который тебя спустил на землю, да?
Татьяна Устинова: Да, абсолютно.
Дмитрий Кириллов: Вернул на землю и сказал: "Очнись!".
Татьяна Устинова: Да, в моем случае это моя сестра всегда. Помимо Лены Малышевой, которая близкий человек, это моя сестра, которая абсолютно умеет в нужный момент сказать нужные слова. Не поддерживать истерику, а если человек подойдет и скажет: "Так, давай быстро! У тебя такая прекрасная работа, которую вообще свет не видывал!".
Дмитрий Кириллов: "Соберись, тряпка".
Татьяна Устинова: Да. "И на твое место хотят миллион человек! А у тебя получается, ты молодец! Но сейчас ты просто раскис". И в моем случае это сестра.
Дмитрий Кириллов: У вас были какие-то люди, которые как-то вас сформировали, или дали вам какие-то крылья?
Татьяна Устинова: Конечно.
Дмитрий Кириллов: Их пример жизненный.
Татьяна Устинова: Конечно.
Дмитрий Кириллов: Кто эти люди?
Татьяна Устинова: Анатолий Григорьевич Лысенко, великий журналист, прекрасный совершенно человек, необыкновенный человек. Широта его души и глубина для меня просто пример. Всегда был очень большим руководителем. Я была никто. Я прекрасно помню, как должна была состояться какая-то выездная съемка, и на нее очень хотелось поехать. Это было страшно интересно. А где взять камеру, непонятно, потому что это серьезная история. Это нужно, чтобы был свободный оператор, чтобы был свободный комплект, чтобы подписали командировку. А мне хотелось снять этот необыкновенный сюжет. И мне сказали: "Твой последний и единственный шанс – это Лысенко". Где Лысенко и где я? Он был руководителем федерального канала, а я таким корреспондентишкой. И я помню, что я пришла к нему в приемную, там какое-то время я ожидала, уже был вечер, он меня принял. Я изложила ему эту свою просьбу, что я хочу поехать, снять такой сюжет. Он так немножко ухмылялся, на меня глядя. Потом он сказал, что он ничего не обещает, но попробует.
Дмитрий Кириллов: Увидел, что глаз горит?
Татьяна Устинова: Да. И у меня была камера, и я смогла. То есть он распорядился где-то ее добыть. Для меня этот момент со съемкой этого сюжета был совершенно системообразующий, потому что я поняла, что я могу чего-то добиться. Не просто хотеть и ничего не мочь, но и чего-то добиться, и в этом Лысенко мне помог.
Сергей Владимирович Скворцов, который мне сказал, что мне совершенно не место в его приемной. Я была его помощником. Лена Малышева та же, которая действует на меня всегда как аспирин на больную голову. Вячеслав Владленович Умановский, который тоже большой журналист и начальник на радио, мои издатели. Помимо сестры и мужа эти люди для меня важны.
Дмитрий Кириллов: Вы своих сыновей в какой системе координат держите? Потому что в наше время очень сложно, мне кажется. Главное, наверное, порядочными людьми. Это самое тяжелое.
Татьяна Устинова: Это правда. Каких-то методов воспитательных, конечно, у нас нет. То есть так не бывает, и не было никогда, чтобы мы говорили: "Сыночек, садись сюда. Сейчас мы с папой тебя воспитаем". Но так никогда не бывает, что, например, я или кто-то из женщин нашей семьи остался один на один со своей проблемой, с любой. Потеряла кошелек, сломался на улице каблук, кто-то заболел. И всегда в эту ситуацию включаются мужчины. Они, конечно, ругаются очень сильно: "Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты этот кошелек носила не здесь, а там! Куда ты его опять дела? Зачем ты его засунула?". А я без рубля стою на Пушкинской. Но я точно знаю, что если я куда-то заскочу погреться, то он через час приедет и меня снимет со льдины. И они не оставят ситуацию до тех пор, пока она не будет стабилизирована.
И дети в это вовлечены всегда.
Дмитрий Кириллов: Что вы часто делаете не то? В смысле я часто теряю кошельки, у меня ломаются каблуки, я тебя ненавижу за то, мне не нравится, что мне это?..
Татьяна Устинова: Я все время делаю не то. Во-первых, я очень часто откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня. Например, куда-то позвонить, куда-то поехать, с кем-то о чем-то договориться. Мне лень, я не могу. Я не хочу звонить этому человеку какому-то, потому что в прошлый раз мы с ним как-то странно расстались. Я очень плохо организованный человек в смысле времени. То есть я могу согласиться в девять часов утра куда-то приехать, и только в девять сообразить, что я еще ни с места. Это ужасно! "Надо было 20 минут назад встать, и уже в девять ты была бы на месте, – говорю я себе, – и ни перед кем не виновата". А так я перед всеми виновата и в дурном настроении.
Я очень категорична и часто считаю свое мнение…
Дмитрий Кириллов: Я-то знаю.
Татьяна Устинова: Да-да-да, первостепенным. То есть я считаю, что так, и мне кажется, что по-другому быть не может.
Дмитрий Кириллов: А вы, дураки, когда поймете?
Татьяна Устинова: Совершенно верно. Я могу быть резкой, и осаживаю очень себя, прямо хватаю за язык, чтобы я сейчас не съязвила. Это я тоже могу прекрасно сделать. Не нахамить, а именно съязвить.
Я иногда бешусь оттого, что человек за мной не успевает. Не потому что он, я не знаю, глупый, а потому что, может, он очень умный, и мои глупости, он в них не вникает. Но я смотрю на него, понимаю, что он уже совсем от меня отстал. И я начинаю раздражаться.
Я очень нетерпеливая, я страшная собственница. Мой муж должен 35 раз объяснить мне, какая-то Юля ему звонила. Что это за Юля? Я же вижу, что там написано "Юля". Он мне говорит: "Послушай, это секретарша. Ты ее знаешь". Я говорю: "Нет, была Лена! Как это Юля?!". Он мне говорит: "Ты все перепутала! Юля и была!". Но я-то ведь упертая, и я точно помню, что Лена. И когда оказывается, я вижу эту Юлю, и понимаю, что эта Юля уже 10 лет там где-то, что это как раз и есть Лена, мне так стыдно, ну, невозможно. И так часто бывает.
Дмитрий Кириллов: Все-таки есть такое, за что себя хочется похвалить: "Молодец я. Хорошо, что у меня и вот это получается, и это я сделала"? Ведь не все же так плохо в человеке, есть же и хорошие стороны.
Татьяна Устинова: Дима, я редко себя хвалю, правда. Редко. Я себя хвалю иногда, когда мне нравится. Это просто крупинки, жемчужинки в навозе. Когда мне нравится этот кусочек текста, который я написала. И здесь бывает это "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!", ну, бывает.
Знаете, книжка иногда выходит, и встречаешься с читателями… Недавно я встречалась в Вятском в Ярославской губернии, это село, куда меня пригласили на встречу с читателями. И я была уверена, что никто не придет. Ноябрь месяц, село под Ярославлем. И пришло 100 человек. И я так была благодарна им, что они пришли, и им понравилась – тем, кто прочитал – последняя книжка. И я, выходя с этой встречи, думала: "Я молодец! Я написала роман, который понравился людям".
Дмитрий Кириллов: И они пришли?
Татьяна Устинова: И они пришли, да-да. Это очень короткий такой момент, очень короткий. Он может продолжаться несколько минут.
Дмитрий Кириллов: Но это же мгновения счастья.
Татьяна Устинова: Да, но это счастье.
Иногда еще бывает, что мне очень нравится, опять же, моя попа в джинсах. То есть я захожу в примерочную, и вдруг какие-то суперджинсы, и я их надеваю, и говорю: "Ох, как я хороша! Боже мой!". Но это тоже 30 секунд продолжается. А потом уже вскрываются недостатки.
Дмитрий Кириллов: О чем сейчас мечтается?
Татьяна Устинова: Эти мечты, которые были у меня – это, мне кажется, у любого человека, там еще 10 лет назад, или 7 лет назад, или 15 лет назад, – что я непременно хочу поехать на курорт, я непременно хочу купить какую-нибудь необыкновенную машину необыкновенной марки, я непременно хочу посетить отель GeorgeV в Париже, и только его. Это все не имеет никакого значения. Да, и что я хочу похудеть на 300 кг и стать похожей на Ким Кардашьян, это все вообще не имеет значения. Имеет значение благополучие и здоровье близких, потому что их болезни и проблемы для нас оборачиваются самым тяжелым, что только может быть. И мир во всем мире, Дима.
Дмитрий Кириллов: Да будет так!
Татьяна Устинова: Да будет так!