Дмитрий Кириллов: Теона Контридзе. Если произносится имя этой певицы, то значит, шоу уже начинается. Девушка-карнавал, прилетевшая словно с другой планеты, где живут мирно и радостно, где звучат только музыка и смех. Контридзе – это электростанция, вырабатывающая мирный атом посредством музыки. Это джаз, фанк, соул, ритм-н-блюз, городской романс, советская эстрадная классика, немножечко хеви-метал, рок-оперы и босановы, мюзикл и цирк, если хотите. Ее талант жонглировать человеческими эмоциями в диапазоне от слез откровения до гомерического смеха ставит Теону Контридзе на уровень выдающихся мировых лицедеев, любимых клоунов, способных топить самые ледяные сердца и вытаскивать на поверхность лучшее, что есть в человеке. Спасибо! Теона Контридзе! Теона Контридзе: Спасибо! Дмитрий Кириллов: Ребята, вы самые лучшие! Если Теона пришла, значит, наступил праздник. Это тебе! Теона Контридзе: Спасибо большое! Мои любимые цветы! Дмитрий Кириллов: Я когда увидел впервые тебя на сцене, несколько лет назад это было, мне сказали: «Ты знаешь Теону Контридзе?» Я говорю: «Да-да-да. Это девушка-кабаре». Теона Контридзе: Спасибо, Дим, спасибо. Вот что значит, у человека хороший вкус, хорошее образование. Да, действительно, это кабаре. Я очень старалась эту для меня естественную среду, я же... Я же из кабаре и из мюзикла, и мне очень хотелось это перенести на сцену. Дмитрий Кириллов: Причем, я знаю, некоторые недоброжелатели говорят: «Ну, что Контридзе? Она поет каверы». Теона Контридзе: Так, так и есть. Дмитрий Кириллов: Ребята... Теона Контридзе: Так весь джазовый мир – каверы. Это же не я придумала. Есть и оригинальный материал у нас тоже, вот, и есть каверы тоже. Дмитрий Кириллов: Контридзе и цирк идут рядом. Она способна во время выступления бабочкой эротично порхать на сцене или создавать пародии на обрядовые танцы жителей тропических островов. Ее жаркие и яркие движения во время выступления – вот такой веселый привет снобам, застегнутым на все пуговицы. Блестящее образование, не только музыкальное, но гуманитарное в целом, и прекрасные вокальные данные не позволяют певице скатываться до откровенной попсы. С таким внушительным багажом знаний и высоким IQ работают в «Сколково» или Силиконовой долине, идут в политику, управляют заводами и фабриками. А Контридзе сделала выбор в пользу яркого макияжа, блестящих платьев, перьев и накладных ресниц, которые, кстати, частенько с удовольствием дарит своим поклонникам, снимая их во время выступления. Вообще то, что ты творишь, – это такое культурное хулиганство. Теона Контридзе: Я хулиганка с детства. Слово «клоунесса» по отношению к себе я услышала в 15 лет. Я тогда очень сильно обиделась, потому что я была глупа. А потом образование уже позволило понять, что Мадлен Кушиташвили имела в виду, кстати, такая признанная тбилисская красавица, муза Рустама Хамдамова. Только тогда я поняла, какое точное определение она мне дала и как это почетно. Вообще, в нашей эстетике не очень принято ценить клоунов и в целом такую качественную клоунаду. Но ведь все самое важное было сказано не только серьезным тоном. Ну вот Вуди Аллен, мой любимый, например, и наверняка твой любимый тоже... Дмитрий Кириллов: Конечно. Теона Контридзе: Вуди все очень серьезное говорит очень несерьезным тоном, для меня это высший пилотаж. Дмитрий Кириллов: «Она идет по жизни смеясь», – это точно про Контридзе. Теоне, выросшей в теплой солнечной Грузии, цветущей стране мандаринов, чая, хурмы, коньяка, вина, мушмулы, чурчхелы, хачапури, с молоком матери передалось уникальное чувство юмора. Это национальная черта всех грузин, которую давно пора внести в список нематериального мирового культурного наследия. Грузинский кинематограф, художники, юмор – они спасают от невзгод и дают силы жить. Это страна, где даже на самые грустные темы принято говорить с улыбкой. С таким подходом к жизни ничего не страшно. Теона Контридзе: Я очень остро ощущаю присутствие моей мамы в моей жизни, несмотря на то что она покинула меня и этот свет, материальный мир, 17 лет тому назад. Например, чтобы тебе понятно было – четыре раза переделывала ее могильный камень, шрифт. Потому что в Тбилиси очень принято разговаривать о похоронах, и вот каждые похороны обязательно заканчиваются каким-то собранием и идет обсуждение. И вот это, знаешь, там смотрят друг на друга и: «Слушай, вот сын у них же архитектор?» – «Да, архитектор». – «Как они такой шрифт могли сделать? Вот это... Они что? Они... Он же архитектор!» Вот это вот, знаешь. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Теона Контридзе: И вот это с детства, когда ты в этой культуре растешь, и вот это вот «сын архитектора», «шрифт», «а вкус!», «а что это за обивка была?»... В общем, четыре раза я переделывала, и все четыре раза я видела вот этот мамин взгляд, значит, вот это сверху: «Знаешь, дочь, что это такое вообще?» Дмитрий Кириллов: Расскажи про Грузию, про маму, про детство. Я так понимаю, что это было серьезное воспитание, это не хухры-мухры. Теона Контридзе: Ты знаешь, в этом было столько любви!.. Она была очень сильной женщиной, очень одновременно мягкой. Но там, где надо было меня дожать, все, что касалось вопросов воспитания... В 6 лет, как все дети приличных тбилисских семей... даже не приличных... все ходили на музыку, это была просто обязаловка. Дмитрий Кириллов: Как? Теона Контридзе: У всех стояло фортепиано, у всех стоял рояль, и это происходило, это был тренд не только в Тбилиси, это было и в Кутаиси, это было и в Батуми, это было везде, в Телави, в Гори, везде. Дмитрий Кириллов: «Тихо, ребенок занимается». Теона Контридзе: «Ребенок занимается». Дмитрий Кириллов: Не бегает... Теона Контридзе: «Ребенок играет», «ребенок музицирует». Дмитрий Кириллов: Но потом наступает момент, когда ребенок говорит: «Все, надоело!» Теона Контридзе: А тут мама агрессивными, насильственными методами просто привязывает к стулу, вот и все. Дмитрий Кириллов: Гениально. Физически привязывает? Теона Контридзе: Я сломала копчик, мне было 12 лет, я сломала копчик. Играла с мальчиками, гоняла мяч, плюхнулась попой и сломала копчик. Дмитрий Кириллов: Это банально... Теона Контридзе: А у меня были, прямо вот экзамены были на носу. Что ты думаешь? Она взяла стул, вырезала квадратик, и я должна была все равно сесть и продолжать музицировать. Я когда плакала оттого, что мне ничего не удалось, она со спокойным лицом говорила: «Доченька, это я тебе копчик сломала? Нет, ты же сама сломала. Да, доченька, поэтому продолжай». И я все равно та-да-да-да-да-дам, это все, знаешь, Черни-Гермер... Адище просто. Но она мне дала профессию. Дмитрий Кириллов: Слушай, а папа? Расскажи про отца. Что это была за семья? Теона Контридзе: О, это был очень парадоксальный человек. Это был очень парадоксальный человек. У них были очень непростые отношения, они в итоге... Дмитрий Кириллов: Он же какой-то был директор завода или что-то такое... Теона Контридзе: 25 лет был директором Первого механического завода, да. Дмитрий Кириллов: Это же ответственность какая! Теона Контридзе: Инженер-металлург. Ну потрясающе, потрясающе музыкальный человек. Папа сам был пианистом, но, к сожалению, в 4-м классе он перерезал пальцы и пришлось уйти. И папа играл потрясающе, очень классно для любителя. Эрудит невероятный просто, литературу знал... Дмитрий Кириллов: Ну тебе сколько было, 3 года, когда папа тебе сказал: «Агату Кристи читал?» Тебе говорит: «Давай». Теона Контридзе: Агата Кристи, где-то было 5–6 лет, когда он вот вместо сказок мне читал Агату Кристи. Он закрывал и говорил: «Продолжай». И я так терялась, не могла понять, как разовьется сюжет... Дмитрий Кириллов: Куда идти дальше. Теона Контридзе: И он так искренне сокрушался, знаешь: «Ты что, ты правда сейчас не понимаешь, что ли? Ты что, прямо не понимаешь, кто убийца?» Я: «Нет, не понимаю!» – «Как ты? Ты что, не рубишь?!» Он прямо серьезно возмущался, что я не могла понять траекторию мысли Агаты. Но Агата Кристи – один из моих любимых писателей до сих пор, представляешь. Дмитрий Кириллов: Свои первые профессиональные шаги на сцену Теона Контридзе сделала совсем еще в юном возрасте, будучи солисткой легендарного ансамбля «Мзиури». Этот детский вокальный коллектив был мечтой каждого ребенка, умеющего петь. В Грузии этих талантливых детей просто носили на руках, да и вообще «Мзиури» грел по всему Советскому Союзу. Молодых артистов овациями встречали и в Тбилиси, и в Москве. Теона Контридзе: Я не воспринимала Москву как чужой город, потому что мне было 9 лет, когда ансамбль «Мзиури» в первый раз прилетел записывать диск на студии «Мелодия» в Москве. Живем мы в Высшей комсомольской школе, ВКШ в Выхино. Тогда мне Москва показалась дико серым городом, невероятно серым. Просто февраль, представляешь, Москва, февраль... Дмитрий Кириллов: Ух. Теона Контридзе: Первое мое соприкосновение. Везде звучит «Ласковый май», это 1986 год. Панки, как-то так очень мрачно, много ушанок, много каких-то таких одинаковых одежд... Дмитрий Кириллов: ...и холодно. Теона Контридзе: И холодно очень. Но я приехала в Тбилиси, рассказала какую-то запредельную мифологию, я сказала... Я говорю: эти ваши вот эти вот большие хинкали отпадают, это все не годится – вот там вот маленькие такие, вот «пельмени» называются, вот это топ. Дмитрий Кириллов: Пройдут годы, и Контридзе вернется в Москву, чтобы остаться в ней насовсем. Холодная серая Москва начала 1990-х гг. встретила 17-летнюю девушку неприветливо, но не в характере Теоны сдаваться. Она поступила в Гнесинку и поехала на конкурс вокалистов в Америку. Там в Нью-Йорке состоялась встреча молодой конкурсантки с популярной певицей Ириной Понаровской, разглядевшей в девушке большой талант. Понаровская взяла Теону под свое крыло, дала работу, помогала профессиональными советами. Вторым человеком, протянувшим руку помощи, стала Любовь Успенская, показавшая, какого уровня могут быть человеческие взаимоотношения и что такое настоящий артист. Теона Контридзе: В шансоне я увидела большого исполнителя. Дмитрий Кириллов: Все делает... Теона Контридзе: Просто невероятно она это делает! Это такой класс... Дмитрий Кириллов: Мастер, мастер. Теона Контридзе: Это такой музыкант. Помимо того, что у нее, просто она баянистка, классное очень музыкальное образование, с ней... Она в материале, она музыкант, и этим все сказано. Да, в шансоне куча помойки, 90% просто абсолютно случайных людей, но Люба Успенская – это топ. И она протянула мне руку тогда, когда мне это очень сильно было нужно. Я родила ребенка, я была в непотребном виде, вот, я просто теряла сцену, я теряла себя, и Люба тоже так вот взяла меня за ручку и сказала: «Теош, все разберутся, а ты музыкант, тебе надо заниматься музыкой. Поехали на гастроли». И она меня взяла, 8 месяцев мы мотались по стране. Дмитрий Кириллов: 1998 год. По Москве прошел слух, что впервые в стране будет идти настоящий бродвейский мюзикл «Метро». Набирают артистов, умеющих не только играть на сцене, но еще профессионально петь и танцевать. Лидер группы CrossroadZ Сергей Воронов бросил Теону Контридзе в объятия своей подруги, продюсера мюзикла Катерины Гечмен-Вальдек, согласившуюся прослушать Теону по блату, без очереди. Кастинг-то был сумасшедший, многотысячная очередь из артистов тянулась на километры. Ты как в «Служебном романе»: «Я стояла!» Теона Контридзе: Я стояла, да. Это было так смешно, когда вышел кастинг-директор, и так я стою в этой толпе, и так она меня высматривает, говорит: «Контридзе? Вы, вы. Проходим». И эта толпа... Ты не понимаешь количество людей, это же был весь Камергерский переулок до Тверской был забит людьми, Большая Дмитровка целиком и Камергерский. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. И гул стоит: «Контридзе!» Теона Контридзе: И я, умоляю, куда там... Ну и я когда еще... Наглый ребенок, понимаешь: я еще захожу, я композитору говорю: «Я не буду петь, у меня горло восстанавливается». Я говорю: «Я могу...» Он говорит: «Ну хотя бы чуть-чуть, один куплетик сыграйте нам». Ну я села за фортепиано, там взяла четыре аккорда. По этим аккордам музыканту уже было понятно, что дело имеет с музыкантом, и я ушла. А потом уже Гечмен-Вальдек ночью мне звонит, полвторого ночи, и говорит: «Я не понимаю, как вот человек так вот одним махом все шансы и все возможности может слить в унитаз». Думаю: «Кто это?» – «Это Екатерина фон Гечмен-Вальдек. Стоклоса желает завтра вас услышать. Подъезжайте, пожалуйста, не пропускайте этот шанс». Дмитрий Кириллов: Ежедневные изнурительные многочасовые репетиции, спектакли и снова репетиции: бродвейский мюзикл – это работа на износ. И произошло ЧП: артистка «Метро» Контридзе на записи фонограммы теряет сознание. Скорая увозит Теону в больницу, где ей делают операцию. Вчера еще на сцене, сегодня ты на больничной койке. Находясь в госпитале, Теона наивно думала, что без нее все пропадет, что она же ведущая певица. Теона Контридзе: И во время операционного всего вот этого процесса, и операции, и восстановления, и всего остального, я когда делала звонок, мои коллеги мне говорили, что да... Я говорю: «Играете спектакль?» – «Да, играем». – «Все нормально, люди ходят?» – «Люди ходят». А я прямо тогда была убеждена, что эти люди... Дмитрий Кириллов: Со все ждут, когда ты. Теона Контридзе: Что вот по крайней мере, я не знаю, 50% этого зала собираю я. Дмитрий Кириллов: И говорят люди: «Когда Контридзе будет?» Теона Контридзе: Да: «Когда, вот где вообще Контридзе? Мы вот не видим ее!» Ничего подобного: без Контридзе этот Rolls-Rayce едет, и ты маленький, просто незначительный, классный, но в принципе вполне себе заменяемый болтик в этом Rolls-Rayce, знаешь. Это был такой... Знаешь, первый раз я прозрела, первый раз меня вышвырнуло просто из комфортной зоны моего эго. Я поняла, что да, действительно, в театре незаменимых людей нет... Дмитрий Кириллов: И опасения Контридзе подтвердились: артистов мюзикла «Метро» вскоре было решено уволить, поскольку продюсеры готовили уже новый спектакль «Нотр-Дам де Пари», так что «всем спасибо, все свободны». А если хочешь получить новую роль, давай снова в кастинг и доказывай, что ты достоин участвовать в этом забеге за мнимой славой. Бег по кругу. Теона поняла, что никому она в России не нужна. Есть единственный человек – Реди-Мариам Контридзе, бросившая любимый Тбилиси и последовавшая ради блестящей карьеры любимой дочери в Москву, мама Теоны. Теона Контридзе: Я говорю: «Мам, меня никуда не зовут. Она говорит: «Подожди, вот что ты, где ты хочешь, куда ты хочешь, чтобы тебя позвали?» Я говорю: «Ну я не знаю, в театр, в группу». Она говорит: «Подожди, ты не понимаешь сейчас. Вот можешь петь на сцене – пой; можешь петь в ресторане – пой; можешь петь в переходе – пой. Ты – певица, это твоя профессия. Вот где ты можешь петь, там и пой». И я потихонечку начала думать о том, чтобы собрать группу. Дмитрий Кириллов: Теона нашла единомышленников, музыкантов, поверивших в то, что эта девушка горы свернет, но станет звездой. Годы упорного труда, смена имиджа и репертуара, качественный звук, интерактивная работа с залом – и успех пришел. Контридзе стала модной, и особенно у публики, умеющей оценить роскошь, среди людей очень серьезных и респектабельных. Ее часто приглашают на самые дорогие мероприятия, ведь где грузины, там лезгинка. Теона Контридзе: Это был «Барвиха Luxury Village», и ко мне подошел на сцену очень известный олигарх, я не буду называть его фамилию, и предложил 100 тысяч евро за лезгинку. Дмитрий Кириллов: Подходит, говорит... Теона Контридзе: На ухо шепчет: «Теоша, я очень прошу...» Причем он мой клиент, который три раза к тому моменту уже со мной отработал, и помимо того, что я рисковала потерять его, еще ну как бы серьезные деньги, 100 тысяч евро – это серьезно, даже для очень богатых людей серьезно, а для музыкантов это... Дмитрий Кириллов: Это просто большая сумма. Теона Контридзе: ...просто очень большая сумма. Дмитрий Кириллов: И ты слышишь эту сумму... Теона Контридзе: И просто такой был... Это такой был прилив адреналина! Я прямо... Просто вся моя жизнь просто диафильмом вот так вот прошла, знаешь, с 6 лет, вот эти гаммы, Черни, инвенции, прелюдии, фуги, все это, лезгинка, 100 тысяч, все перемешалось... Дмитрий Кириллов: Мюзикл «Метро», все... Теона Контридзе: Мюзикл «Метро»... И я выдергиваю себя, и я говорю: «Нет». Он говорит: «120?» И я понимаю, что ставки повышаются, и если я сейчас еще пять минут с ним побуду, скорее всего, он меня уговорит, потому что это большие... как сказать... это большие качания. Я разворачиваюсь и просто ухожу. И мой саксофонист Володя Крижановский: «Зая, давай мы сыграем!» Я говорю: «Вов, ты что, не понимаешь, что твоя лезгинка не стоит таких денег?» Я разворачиваюсь и ухожу. Потому что ты споешь один раз и все, дальше уже ты в зоне доступа. Дмитрий Кириллов: Южная роза по имени Теона оказалась-то с шипами, недоступная и гордая. Еще в далеком 2003 году ее разглядел молодой парень по имени Николай. Он заглянул в душу этой веселой девушки, живущей в страхе и ужасе от собственного бессилия, от одиночества, с ребенком на руках, брошенная гражданским мужем, девушки с бездонными глазами, полными слез. Николай Клопов, он увидел в растерзанной жизнью певице настоящую королеву. Влюбился, стал растить дочку Реди-Мариам, названную в честь тещи. Отпустил Теону на гастроли, а вот от себя уже – нет. Через год подарил еще и сына Георгия. Разве такие сказки в жизни бывают? Оказывается, да. Николай и Теона вместе уже 20 лет. Теона Контридзе: Я даже тогда, когда мы повенчались, я вышла из церкви, и он мне говорит: «Ну что, мать, попала?» Я ему сказала: «Вот! Всегда, в любую секунду убегу!» То есть у меня мое жизнеощущение, и в чем вообще величие моего мужа как партнера и мужчины – в том, что вот это ощущение псевдосвободы, что я в любую секунду могу убежать, он позволяет в этом мне находиться, в этой атмосфере. Уже 20 лет почти прошло, куда ты убежишь уже... Он никогда не забывает о том, что я девочка, а он мальчик. Вот где бы я ни была, он всегда, как сказать... Вот он всегда вот... Я вот центр, а он всегда моя такая вот рококошная такая... Дмитрий Кириллов: ...красивая... Теона Контридзе: ...золотая рама, знаешь. И как-то все сложилось, и нет у нас какого-то двойного дна – просто все так любят друг друга. Брат и сестра просто неразлучны, вместе мы их обожаем, они нас обожают. Они просто зачаты в любви, они выросшие в любви, и нет никакого вранья. Конечно, первые годы, там ох, я его переделывала, доделывала, «а давай так»... Дмитрий Кириллов: Улучшала. Теона Контридзе: Улучшала-улучшала, конечно. Пока он не повернулся и не сказал: «Мусь, скажи, пожалуйста, ты реально думаешь, что ты совершенство и мне нечего тебе сказать?» И я как-то подумала, что да, ну то есть как бы человек работает почти 20 лет с очень непростым материалом. Дмитрий Кириллов: Ярким... Теона Контридзе: С очень непростым материалом, причем начиная с веса, который у меня был после родов, 98 килограмм... У нас никогда не было, просто никогда не было ни одного слова с его стороны, чтобы: «Ну приведи себя в порядок!» А он красавчик, ты же видел его, он просто красавец! На него просто женщины смотрят и плачут просто. Дмитрий Кириллов: А на концертах его любимой жены Теоны народ тоже плачет и сходит с ума от восторга и умиления. Голос Контридзе, ее умение общаться с залом приводят публику в восторг. Ее речь на сцене яркая, образная, выразительная, приправленная жгучими оборотами, словно южными острыми специями. На Контридзе идут не только посмотреть, но и послушать язык Пушкина, приправленный хмели-сунели и шафраном. Публика ликует, выпивает и закусывает. Теона Контридзе: Я приезжаю на выступление, а там гуляет какая-то очень серьезная структура, какая-то типа... Дмитрий Кириллов: Ну суперсерьезная. Теона Контридзе: Ну суперсерьезная структура, которая вот прямо топ просто. И дяди серьезные, двое женщин и дяди, 20 дядь. И напротив меня весь концерт стоит вот так вот, ноги раздвинув, стоит такой дагестанский мужчина и говорит: «Посмотри на тебя». Перманентно, вот так вот, я пою, а он: «Посмотри на меня». И когда он тысячу раз уже повторил «Посмотри на меня», я так двигаю микрофон и говорю: «Что ты хочешь?» И он так: «А, хорошая! Чмок!» Признал меня! Я говорю: «Что ты хочешь? Что ты ко мне пристал?» И он говорит: «Вообще!» Дмитрий Кириллов: Во время выступления Теона может запросто снять обувь, попросить бокал вина и сказать такие слова, что многотысячный зал взрывается аплодисментами, заливается смехом или слезами. И это слезы очищения, поскольку все, что несет со сцены Контридзе, – это любовь, главный и бесценный дар, ради которого человек и приходит в этот мир. Теона Контридзе: Бывают прямо гениальные моменты, знаешь, вот гениальные просто. Я столько курьезов могу вспомнить... Моя профессия, конечно, просто божественное благословение. Это смех, музыка... О чем ты говоришь? Подвыпившие люди – прекрасно! Пусть люди веселятся, пусть люди справляют дни рождения, пусть они женятся. А как мы работали, например, сначала свадьбу у людей, а потом их развод? Дмитрий Кириллов: Так. Теона Контридзе: В какой-то момент в Москве была дикая мода справить развод, причем справлял муж отдельно мальчишником и отдельно жена девичником. И так они как бы, знаешь, менялись друг с другом артистами. Мы работали свадьбу этих людей, а потом развод, тоже классно. Дмитрий Кириллов: Красиво! Теона Контридзе: Вообще. Работали рождение мальчика, а потом работали бар-мицву... То есть я годы проживаю с разными людьми на их праздниках. Это уникальная профессия, это потрясающе просто. Дмитрий Кириллов: Она плачет и страдает вместе с нами, но как-то не по-русски, без надрыва. Вот почему в России не прерывается любовь к Грузии. Контридзе – настоящий посол мира: в каждой ее песне и в каждом тосте, произнесенном на любой вечеринке, слышны слова любви к России и Грузии. Дмитрий Кириллов: Я смотрю на тебя, у меня есть рояль в кустах – у меня есть вино белое грузинское тихое. Теона Контридзе: С пузырьками? Дмитрий Кириллов: Это тихие вина, почти без пузырьков. Теона Контридзе: Ну-ка... Дмитрий Кириллов: Ну это грузинское вино. Скажи что-нибудь всем нам. Теона Контридзе: Абсолютно искренне желаю нашей публике, моей публике, нашим людям, добрым людям, людям, способным любить, счастья и много концертов Теоны Контридзе. Дмитрий Кириллов: Ура!