Дмитрий Кириллов: Этого солнечного человека невозможно перепутать ни с кем. Густая копна взъерошенных волос, веселые глаза-пуговки, нос картошкой, чудаковатая шляпа и невероятная детская улыбка. А рядом обязательно кошка – одна, а иногда пять или сразу десять. Конечно же, это Юрий Куклачев, человек, создавший собственный цирковой жанр, которому нет больше аналогов на всем земном шаре. Если дети в зале хлопают в ладоши, катаются по полу от смеха и прыгают до потолка, значит на сцену вышел Юрий Куклачев. Это его призвание – лечить маленьких и взрослых от грусти и тоски. И понимаешь, что быть настоящим клоуном – это не профессия, это призвание. Юрий Куклачев: Мне в жизни повезло. Не к каждому ребенку, наверное, так придет дядя Вася и скажет: «Для чего ты пришел в этот мир?» - «Жить». – «Что такое жить?» - «Учиться, работать». – «Работать. А кем ты хочешь быть?» - «Я еще не решил». – «Чем ты будешь заниматься сегодня ночью?» - «Как чем? Спать». Дмитрий Кириллов: Как все дети. Юрий Куклачев: «Вот ты сегодня ночью, сынок, не спи». – «Почему?» - «Ты думай, кем ты в жизни станешь. Потому что если сегодня не начнешь думать о завтрашнем дне, у тебя завтра будет пустота. И ты вырастешь и, как Бобик, будешь бегать и искать, где тебе больше заплатят. Бобиком хочешь быть?» И вот это «Бобиком» меня так задело за живое, говорю: «Не хочу». Я вдруг представил, что я собачка, которая на поводке. Понимаете, нет настоящей свободы. И я сказал: «Я Бобиком не буду». Вот это меня определило, заставило искать. И вот я в 7 лет решил сначала быть летчиком, потом понял, что это не моя профессия. В 8 уже решил стать клоуном. И это уже стало моей основной сверхзадачей, основной целью. Дмитрий Кириллов: При поступлении в цирковое училище Юрию Куклачеву сказали, что он зря теряет время. - «Да какой ты клоун, мальчик? Забудь об этом», - сказали во второй раз, когда Юра пришел поступать на следующий год. 6 лет подряд он бился в закрытую дверь, слышал отказ. И постепенно у мальчишки стала угасать вера в самого себя. Юрий Куклачев: У меня внутри произошло такое опустошение. Может быть, правда, я теряю время? И вдруг приходит отец и говорит: «Сынок, приняли?» - «Пап, в меня никто не верит». Он говорит: «Я знаю человека, который верит в тебя». Я сразу оживился: «Кто?» - «Я, твой отец». У меня гениальный отец. Он дал мне понять, что человек сам создает себе проблему. Я понял, что нет больше силы, которая пересилит меня. Я сказал: «Папа, я всем докажу». И пошел заниматься в народный цирк. Мне было только 14 лет. Два года занятий – и вдруг смотр художественной самодеятельности, посвященный 50-летию советской власти. И я становлюсь первым клоуном Советского Союза. Я выигрываю. Меня показали по телевидению, дали возможность выступить даже в Цирке на Цветном бульваре. Представляете? В 16 лет. И все, кто сидели в цирковом училище, в комиссии сказали: «Да, у этого мальчика что-то есть». Приняли. Дмитрий Кириллов: Юра Куклачев учится в училище. Я так понимаю, что там тоже были разные ситуации. И вас хотели отчислить. Юрий Куклачев: Я считаю, это очень хорошо, что меня хотели исключить. Ведь они тоже правильно… Я же получил травму. У меня был большой порез. Большой берцовый нерв был поврежден. Врач сшил и сказал: «Знаете, редко восстанавливается. Но если болеть начнет, значит, это хорошо, восстанавливается». Что такое болеть? Это слово «болеть». Тот, кто локтем ударялся, тот помнит, как обжигает руку. А здесь этот ожог постоянно в ноге. Когда действительно заморозка стала отходить и пошли боли. И я сразу кнопочку нажал, прибежал врач. Он говорит: «Ой, как хорошо. Быстро ему обезболивающее». Я полетел в облака, такой закружился, такое счастье, блаженство. И вдруг приходит мама: «Сынок, ты что, выпил?» - «Нет, мам. Мне обезболивающее сделали. А то так сильно болит». Она побежала к врачу и говорит: «Что вы ребенку колете?» - «Как что, Валентина Федоровна? Морфий». Она: «Как морфий? Это же наркотик». – «А что делать? Он может у вас от болевого шока умереть. Это такая боль. Терпеть невозможно. Разрушится вся нервная система. Это полностью…» И она прибежала ко мне. Я помню – упала, на колени прижалась грудью ко мне. Голову положила, говорит: «Сынок, ты хотел быть артистом. Ты им никогда не станешь. Они тебе наркотик прописали. Да, ты боли не будешь чувствовать, но ты уже попадешь в другой мир. Она у меня такая была решительная. Я говорю: «Мама, а что делать?» - «Терпи, сынок». И она так сказала: «Терпи!» И так она это слово сказала: «Терпи... и молись». Два слова она сказала. Больше ничего. В этой ситуации. И вот она ушла. И, вы знаете, вдруг внутри у меня пошел странный процесс. Вдруг я неожиданно для себя начал представлять образы, картинки жизни, где было хорошо, приятно. Я в это состояние раз. Это меня стало чуть-чуть от боли отвлекать. Я так начал это усиливать. Я еще стал вспоминать моменты, какие-то счастливые слова, встречи, столкновения. Что было в жизни приятное. А когда совсем сильно задыхаться начинал, брал метелочку и ни с того ни с сего начинал подметать. Эта боль… Знаете, самое интересное – сметать с себя ее. Короче, борьба была страшная. Всю ночь. И под утро вдруг я раз – и уснул. Провалился. Все. Мама приходит в слезах. Она уже меня похоронила, считай – все, прижала. Я чувствую – кто-то руку положил. А материнская рука… Знаете, а рука такая нежная-нежная. Я говорю: «Мама, я буду артистом. Я победил». Дмитрий Кириллов: Юра пришел в цирковое училище на костылях. Что он там будет делать? Одни сокурсники крутили у виска, другие сочувствовали. Но самое страшное, что педагоги вынесли студенту Куклачеву свой приговор: «Инвалиды цирку не нужны». Юрий Куклачев: Но, вы знаете, в моей жизни встречались удивительные люди. Директор циркового училища Александр Марьянович Волошин – какой человек! Они все подписали бумажку «отчислить» и к нему на подпись, раз – и все. И я узнаю об этом, врываюсь в кабинет, а у них совещание. Я падаю на колени: «Александр Марьянович, я хочу учиться! Учиться хочу, не надо мне ничего!» А у него эта бумажка, такой суровый взгляд, посмотрел на нее, взял и порвал. – «Как!» - «Я мальчика видел в цирке. У него сердце клоуна. Пусть учится. Мальчик, иди, учись». В училище на меня так смотрели, как на больного: на костылях, что-то как-то в манеже ковыряется, колечки, шляпы. И я делаю репризу. Знаете, как-то не получается. Не смеются, все студенты сидят, когда экзамен идет, смотрят так: «Да…» Бывает, некоторые выходят – что ни сделают, все «Ха-ха-ха». Компанейские ребята. А я не компанейский был. И вдруг однажды экзамен, и вдруг кто-то ржет. Не то, что смеется, а ржет. «Что такое?» Меня это даже как-то задело. Смотрю - девочка сидит, такая маленькая блондиночка. Я дальше работаю. А она еще закатывается. И главное смеется, а на нее все смотрят. Кто-то пальцем показывает: «Какая-то дурная пришла». Я потом закончил, иду по коридору, и она навстречу, я говорю: «Здравствуйте. Слушайте, что вы надо мной так смеялись?» Я обиделся, думал – может, она издевается. Она говорит: «Слушай, я такого клоуна смешного в первый раз вижу». И мы туда-сюда, заговорились, заговорились. И она говорит: «Я хочу, чтоб ты стал лучшим клоуном в мире». Дмитрий Кириллов: Эти слова сказала девушка Лена, разглядевшая в Юре большой талант. Вскоре Юра и Лена расписались. Ну как тут не поверишь в любовь с первого взгляда? Лена мечтала, чтобы Юра стал не просто коверным клоуном, которых в мире тысячи, а уникальным артистом. И грязный мокрый котенок, подобранный в подворотне, подсказал путь в большое искусство. Юрий Куклачев: Он грязный весь, глаза гноем покрыты, все. Мы его принесли домой, накормили, напоили. И потом она говорит: «Слушай, с кошкой-то никто не работал. Давай попробуем». – «Давай». Видите, как она меня формировала. Женщины в семье – к ним надо прислушиваться, они очень правильные. Я говорю: «Лен, да кто же с кошками? Это невозможно» - «Для нас слова «невозможно» нет». Я тут же загорелся. И так мы сделали сначала один номер, потом второй. И дальше уже, конечно, произошел взрыв атомной бомбы неожиданно. Дмитрий Кириллов: Америка, Европа, Азия, Австралия – Куклачева на Западе разрывают на части. Он выезжает за границу чаще Большого театра и ансамбля «Березка» и становится статьей дохода Союзгосцирка. А главным поклонником Куклачева в СССР был не кто-нибудь, а сам Леонид Ильич Брежнев. Юрий Куклачев: Ко мне подошел один человек, говорит: «Пройдите в ложу». – «Туда?» - «Нет, вот в эту». Захожу – сидит Леонид Ильич. Такой счастливый! Говорит: «Сынок, я так смеялся!», - и как меня поцелует. Он, оказывается, кошек любил и каждые 10 дней ходил в цирк. Дмитрий Кириллов: По всему миру разлетелся слух, что в Советском Союзе есть клоун, выступающий с дрессированными кошками. Конечно, всем хотелось посмотреть на это диво дивное. Имя Куклачева становится супербрендом. Юрий Куклачев: Представляете, дворец спорта. Оттава. 25 000. Приходит премьер-министр Трюдо. Посмотрел представление, поворачивается к послу. Посол был Яковлев. И говорит: «Вы знаете, нам клоун понравился. Пусть завтра на обед к нам приезжает с кошками». И мы едем с кошками на обед к премьер-министру. Такого в истории дипломатии никогда не было. Оказывается, у него было двое детей. А мама уехала сниматься в кино. И вся Канада переживала, что бросила премьер-министра. А я начал их учить пантомиме, с детьми играть, все. Очень все хорошо прошло. Короче говоря, закончилось тем, что Канада нас очень полюбила. Из Канады мы переехали в Америку. И нами стали торговать. Из Америки в Японию, из Японии в Париж. Дмитрий Кириллов: Весь мир узнал. Юрий Куклачев: И потом по второму кругу. Южная Америка. В Монте-Карло очень большой подарок был для меня. Когда был конкурс. 1985 год. В жюри сидели антисоветчики. Знаете, они ненавидели Советский Союз. И они все проголосовали. Успех был огромный. Они взяли, серебряного клоуна дали. Журналисты написали статью «Золотому клоуну дали серебряного. Безобразие!» И они скинулись и заказали золотого из папье-маше. Из бумаги. Такого же золотого, и покрасили. А принц настолько был восхищен, что он заказал марку. И вот единственный клоун, я так посмотрел, ни у кого нет. Единственный клоун, который имеет свою марку. Можете сейчас поехать в Монте-Карло и купить марку Куклачева. Дмитрий Кириллов: Я знаю, у вас есть еще «Оскар». Юрий Куклачев: Когда артисты в Америку выезжают, в основном работают по школам. И я понял, что мне это нет… Я сказал: «Все, больше не поеду. И вот звонок. Я говорю: «Если на Бродвее будем работать, тогда я поеду». – «Вы что – Бродвей? Это же надо там такое…» - «Ну, до свидания». Вдруг звонит через месяц, даже через 2 недели, говорит: «Все, я договорился. Не на Бродвей, но рядом – Театр Трайбека». Импресарио дошел до актера де Ниро. А это его театр Трайбека. И он, можно сказать, лично пригласил. И я говорю нашему импресарио: «Меня же никто не знает в Америке. Сделай так, чтобы нас… Позвони де Ниро. Все-таки его театр, все». Тот взял телефон, созвонился через секретаря и говорит: «Ты знаешь, завтра в 8 утра передача «Good morning, America». Одну минуту нам дали. «Good morning, America». Слушайте, произошел такой взрыв. За 3 часа, пока мы доехали, были проданы все билеты на 2 месяца в этот Трайбека. Успех огромный. И тут же нас приглашают на Бродвей. Тут же из Организации объединенных наций пришли. А у них там такая есть организация «Феномен». И нам вручают приз как феноменальное явление в области искусства. Аналога нет и не было. Так было приятно, конечно – Оскара дали. Дмитрий Кириллов: В конце 1980-х годов уже было очень сложно работать. Очень многие уезжали из страны. И у вас, наверное, была такая возможность. Юрий Куклачев: Мне повезло то, что мы до 1990 года проехали весь мир. И по нескольку раз. Полгода в Америке, 4 месяца в Японии. И я там все время страдал. Деньги собрал. Ну, на машину. Как у нас? Машину купил, еще что-то. Технику, аппаратуру. И все. Жизнь у нас была такая. И все, и домой. Только домой. Уже собрал – больше здесь делать нечего. Домой. Уже никуда не хочется ходить в магазины. И, конечно, когда открыли в 1990 году, все как побежали туда. А я знаю, что надоест. Дмитрий Кириллов: И ничего удивительного, что в 1990-е годы американские импресарио стали атаковать Юрия Куклачева очень заманчивыми финансовыми предложениями. Юрий Куклачев: Ко мне пришел контракт. Ехать в Лас-Вегас. Контракт на 5 лет. Я так не захотел никуда ехать. Я, помню, сел в машину утром и поехал в мэрию. Тогда в мэрию не надо было ни паспорта, ничего. Просто я пришел, охранник стоит. Я говорю: «Здравствуйте». – «Ой, Юрий Дмитриевич, куда?» - «Я хочу к мэру». – «Ну, иди. Если он там свободен». Разговор был… Это конец 1989 года. Я пошел. И иду, смотрю: по коридору идет Станкевич, Гавриил Попов. Я говорю: «Стоп! Друзья мои. Вот у меня контракт в Лас-Вегас. Ведь если уеду, дети там английские в школе… Я куплю машину, дом». Дмитрий Кириллов: 5 лет – это билет в один конец. Юрий Куклачев: Приживусь. Понимаете, я хочу здесь остаться. А Станкевич говорит: «Не надо никуда уезжать. Что тебе надо?» - «Нужно помещение». Он поворачивается, а рядом Бугаев был, помню. Он говорит: «Дай ему кинотеатр». И тут говорит: «Иди, ищи кинотеатр». И я поехал искать кинотеатр, помню, по Москве. Проехал, все. Хотел сначала большой кинотеатр. А потом мне мой директор говорит: «Юра, зачем тебе большой? Кошечки маленькие, сделай маленькую лабораторию». И мы взяли, вот был кинотеатр «Призыв». Дмитрий Кириллов: На Кутузовском проспекте. Юрий Куклачев: Тут же приказом распоряжение мэрии. И вот так появился этот театр. Маленький театрик на Кутузовском проспекте. И я решил, что я буду здесь. И, вы знаете, самое интересное, как ко мне народ отнесся? Дефолт, отпустили мясо. Было 5 рублей, вдруг стало 100 рублей. Мы же по 3 рубля билеты продавали. Мясо пять рублей – значит, пять. Три – три. И вдруг 100 рублей. В течение месяца… А мы же билеты вперед продавали. И я вышел к зрителям, говорю: «Дорогие друзья, у нас сегодня не на что кошек кормить». Полный аншлаг, а кормить не на что. Люди спросили: «Куда деньги складывать?» И на сцену навалили кучу денег. Я сидел… Как я могу поменять свой народ? Как я могу куда-то поехать? Там я бы яхту имел, все. Но здесь я с народом. Это трудно объяснить. Я понял – я с ними, они меня любят. И все время так люди меня… Потом, когда уже придавили, сказали – везде снимут льготы. Все-таки к нам мэрия относилась так. У нас была символическая аренда 7 рублей в квартал. Это вообще бесплатно. А когда сказали – льготы снимут, я понял, что надо будет это делать за 1 миллион. Значит, мы умрем. Я тут же побежал. И мы стали государственным. Дмитрий Кириллов: Казалось бы, театр получил государственный статус. Это же сразу решает многие проблемы. Но не тут то было. Успех, помимо восторгов и восхищения, всегда у кого-то вызывает зависть. Да и само помещение в центре Москвы, отданное под театр, лишило некоторых деятелей покоя. Юрий Куклачев: 2000 квадратных метров. Какому-то банку очень понравилось наше помещение. И на нас начали такое нападение – отобрать помещение. А как это можно сделать? Только одним – дискредитировать… Дмитрий Кириллов: Главного. Юрий Куклачев: Все понимали, что мы это же не для себя, это для народа. Все это же не наше, не частное, все это государственное. И тут хотели забрать. Составили протокол собрания, чтобы переселить нас за МКАД. Видите ли, жильцы дома… что кошками воняет, все такое. Знаете, написали такое. И участвовало огромное количество людей. Дмитрий Кириллов: Какие-то даже заказные сюжеты были, что Куклачев чуть ли не живодер. Юрий Куклачев: Это естественно. Как делается? В один день весь интернет начал кричать, что мы издеваемся над животными. Я сначала не обращал на это внимания. Думал: «Собака лает – ветер носит». Но мне дети говорят: «Папа, надо как-то этому противостоять. Все говорят уже». Дмитрий Кириллов: И Куклачев открыл двери театра для журналистов. Пусть снимают сюжеты и рассказывают о театре. Ведь ему абсолютно нечего скрывать. Юрий Куклачев: Как я издеваюсь над животными? Очень просто. Открыл вольер. Я говорю: «Девочки!» Они побежали ко мне целоваться. Я говорю: «Вот смотрите, как я издеваюсь». Ну, что делать? Зла много. Поэтому я на это даже не обращаю внимания и даже не оправдываюсь. Дмитрий Кириллов: Но это был тяжелый период в жизни? Юрий Куклачев: Тяжелый период. Я очень переживал и очень страдал. Но я знал одно – я молился. Я ходил к Матренушке. И я знал, что она защитит. И она защищала. Кажется – ну что там Матренушка? Что может? Приходишь. Кажется, ерунда какая-то, все. Но энергия идет, понимаете? Я ощущаю. Там меня охрана без очереди… Там огромная очередь, как в Мавзолей. Меня без очереди пропускали. И я вот постою. И через молитву… А молитва – это же вибрация, понимаете? Это внутреннее очищение. Это такие позывные, которые на подсознание выходят. И меня успокаивало: «Иди, сынок. Иди туда звони. Иди то делай». – «Почему?» - «Иди». Я шел, и все получалось. У меня находились юристы, находились люди, которые очень все грамотно… Потом закончилось тем, что этот банк, который хотел захватить мое помещение, у них вообще лицензию отобрали, они в бегах. И все как-то притихло. Не знаю. Дмитрий Кириллов: Господь все видит. И это испытание Юрий Куклачев прошел достойно. Господь помог. А перевернуло все его представление о жизни Евангелие от Иоанна, прочитанное на гастролях в 1980 году. Маленькую книжку Юрий Дмитриевич случайно обнаружил под дверью в гостиничном номере в Париже. Юрий Куклачев: От Иоанна – она небольшая, тоненькая такая. Я прочитал. Знаете, я был так потрясен. Я удивляюсь – как же я раньше… У нас в цирковом училище было – Новый Завет прочитать. Это можно было пойти в библиотеку и взять его. Дмитрий Кириллов: Как художественную литературу просто, да? Юрий Куклачев: Да. Это была специальная театральная библиотека, где можно было, и тебе бы ее дали. Почему-то я Шекспира, Мольера – всех читал. А на это как-то не обратил внимания. А здесь я так прочувствовал. Может быть, я не был готов тогда. Сейчас я подготовлен уже. Как-то очень внутренне… Я почувствовал, что это действительно было. Это не просто сказка, это не фантазия. И когда прибивают гвоздями его, а он говорит: «И прости врага моего. Не только…». Понимаете, очень важно – «и врага прости». Действительно творец послал нас спасти: «Люди, что творите? Вы с собой ничего не унесете. Куда вы хапаете?» Особенно я смотрю сегодня – дворцы, машины, все эти… Куда? Как пришел голенький, так и уйдешь. Я это так прочувствовал. Меня это тогда очень тронуло. Мы с супругой просидели несколько часов в Иерусалиме и получили священный огонь. Это был где-то 1995-1996 год. Тогда никто не знал об этом. И мы умылись. И я почувствовал такой всплеск. Я спросил только одно: «Господи, как мне помочь детям нашим?» Детям. Не моим личным, а детям здесь в стране. Господь осенил меня: «Пиши, сынок». И я начал писать о взаимоотношениях человека и окружающего мира. Про кошку, собаку, слона, мартышку. Понимаете, маленькие истории. Про попугая. И все через любовь. На чем взаимоотношения строятся? Только на чувстве любви. Представляете? И на этом у меня получилось 9 книг. И сейчас еще 4 я написал. Мало того, я открыл научно-практическую лабораторию «Школа доброты», где я уже даю конкретные упражнения занятий педагогам. И я на своих уроках доброты призываю человека остаться человечным. И в этом направлении вся моя работа идет. И я живу в этом направлении. И ставлю спектакли в этом направлении. О любви, о дружбе, о взаимопонимании, о человечности. Все на этом. А господь все даст. Видите, дом дал, машину дал. Это все мелочи. Дмитрий Кириллов: Это все прилагается. Хочу вернуться к вашему детству. Потому что мало кто знает, что в юные годы Юра Куклачев был карманником. Юрий Куклачев: Представляете, 7 лет. Мне дядя подарил ручку шариковую. А мы в то время писали карандашом. Потом ручкой-пером, и потом только авторучка тоже перьевая была. Потом только переходили. А так чернильница у нас была, мы писали. И вдруг мне шариковую ручку – сенсация! Я ее положил в карман, забыл, пошел учиться. Прихожу – раз руку в карман, а ее нет! Ручку украли! И я в ужасе… И я начинаю тогда свою ручку по карманам у всех искать. И все, что нахожу – это мое. Знаете, такой ажиотаж. Весь ужас в чем? Когда берешь чужое, надо вовремя остановиться. Нужен какой-то… Что-то должно произойти. И я столько набрал всего, смотрю. И вдруг на следующий день меня раз кто-то за руку, я попытался опять, и поймали. Отодвигается пальто, и стоит старшеклассник. И в его глазах такая ненависть, такое презрение, как будто я что-то самое мерзкое, самое… С таким запахом, что прям все… Он только одно слово сказал: «Ворюга!» И меня это знаете – как горячей водой облили. Даже не холодной, а горячей. Как ошпарили. Я вдруг осознал в эту секунду, что я творю. Я беру чужое. Я никогда ничего не брал. И он меня не повел в директору. Может быть, если повел, было бы плохо. Начали бы выяснять, объяснять: «Вот такой…» Обсуждать. Это было бы… Я бы тогда зажался, внутрь ушел, может быть, стал мстить. А он меня так бросил и ушел. Пока я шел домой, я себя так… Я словами не ругал, но я себе внутри сказал: «Никогда в жизни я не возьму чужое. А то руку отрежут. Никогда». И с 7 лет до 70 (знаете, 63 года) я никогда не беру чужого. Поэтому, когда я приезжаю в колонию, я этих ребят понимаю. Дети не виноваты. Они то хорошие сами по себе, но окружение, обстоятельства, в которые они попали… Что сделать? Я им только одно. Я им открываю сердце, говорю: «Ребята, я в вас верю. Хочу, чтоб вы меня услышали». И рассказываю про свою жизнь. Дмитрий Кириллов: Сколько? 47 колоний вы уже, по-моему, объехали. Юрий Куклачев: Ой, уже больше. Я по нескольку раз. Дмитрий Кириллов: Какой-то контакт устанавливается. Они начинают вас ждать, наверное. Юрий Куклачев: Да. Они ждут. Уже сколько лет. «Дядя Юра». Ждут уже. И, вы знаете, очень многие ребята становятся на путь исправления. Очень многие. Дмитрий Кириллов: Несколько слов хочу еще о ваших родителях. Как же важно. Тот момент, когда отец вам сказал: «Сынок, я в тебя верю». И он же дождался этого успеха. Родители видели ваш успех. Юрий Куклачев: Да, мои родители молодцы. Мне было 16 лет. И моя мама сказала: «Сынок, нам война не дала учиться. А ты учись, сколько можно. Не спеши работать. Учись. У нас будет водичка, будет хлебушек, покушать нечего будет, будем во всем рваном ходить, но только чтобы ты учился, сынок. Учись! Это самое главное. Возьми все знания, какие люди имеют. Пропусти через себя». Моя мать такая… Отец 4 класса сумел закончить. Она тоже… Такая жизнь была. Но зато мой отец наизусть знал «Евгения Онегина», представляете? 4 класса образования. Он читал. Любил Пушкина, все. Дмитрий Кириллов: Прошло много лет. И первые 40 000 рублей вкладываете в дом. Вот это удивительная история, когда вы смогли такой сыновий долг, свою любовь воплотить, визуализировать это. Юрий Куклачев: Ну, представьте. В советское время я собирал стадионы. Представляете? Получал 8 рублей за выступление. Тысячи шли туда, а мне 8 рублей. И когда меня тарифицировали (а у нас в Союзгосцирке высшая ставка была 25 – получал Олег Попов, Карандаш, Енгибарову дали 25, а мне дают 15), я говорю: «Слушайте, почему вы так? Я вам стадионы собираю битком по 3000 народу». – «Ты еще молодой». Они меня так не любили. Руководство терпеть не могло. Мне пришлось уйти. Можно сказать, уволили они меня. И сами не понимали, что сделали. Я их кормил, эту ораву бездельников. Дмитрий Кириллов: Дармоедов. Юрий Куклачев: И вдруг я начинаю работать самостоятельно. Я иду в театр эстрады. Там Борис Брунов был. И говорю: «Дайте мне поработать». – «Работай». И начинаю выступать. И я начинаю получать за выступление не 8 рублей, а 1000 рублей. Представляете, разница – 8 рублей и 1000. Это 1988 год. Это вообще разница… У меня такие деньги. Мы 30 спектаклей сделали – я 30 000 получил. Это сумасшедшие деньги. Это что сейчас 30 миллионов. Я думаю: «Что на эти деньги сделать?» Я сказал: «Так, построю отцу дом». Я поехал на дачу. У него такая дачка, такая деревянненькая была однокомнатка. Я мастеров привел, говорю: «Нужен здесь такой большой дом. Они считают: «30 000». – «О! У меня как раз 30 000». Я им даю. И они быстро срубили. Слушайте, за две недели срубили дом и поставили. На фундамент, все. И отец собирается на дачу. Бежит, говорит: «Юрка! - весь расстроенный. – Ужас! Давай милицию вызывай!» - «Что такое?» - «Наш дом убрали и построили какие-то... Это ужас!» - «Папа, там же записка» - «Какая записка? Я подошел – дом бревенчатый». Дмитрий Кириллов: Какие-то чужие миллионеры. Юрий Куклачев: Я говорю: «Папа, это я тебе построил». Там же записка на двери, что «папа, ключ…». – «Я не увидел никакой записки. Как увидел дом, даже не зашел туда, побоялся заходить на чужой участок». Он, конечно, так заплакал, бедный, от радости. И у него была мечта. Так что так отцу подарок сделал. Мы посмотрели весь мир. А главное – нас называли «русское чудо». Ни у кого не было в цирках такого. Кошек. Это считалось не… И когда я создал театр… посмотрите, уже 30 лет театру – никто в мире не повторил. Чтобы повторить, надо прожить такую жизнь. Это надо таких детей найти, как у меня. Мой ангел, моя супруга подарила мне трех ангелов. Каждый ребенок уникален. Каждый необыкновенный. И они меня радуют. Они меня радуют своим творчеством, своим искусством. Они такое придумывают! Вот вы сейчас придете в театр. Ведь это не просто театр. Это лечебный театр. Это единственное место, где мы все сделали с любовью. Там мраморные полы, кошки-мозаики необыкновенной красоты. На всех дверных ручках кошки, вы погладите кошку, они бронзовые, натертые, золотые ручки. Витражи – это Нотр-Дам де Пари у нас. Там хрусталь. Первый подарок, который мне сделал Леонид Ильич – он подарил мне фарфоровую игрушку. Ей, наверное, лет 70. Может быть, больше. А потом, когда у Трюдо были, Трюдо подарил что-то. Дальше Жак Ширак что-то подарил. Хиллари Клинтон. Кто-то что-то так тихонько. И подарков много. Бельмондо. И, понимаете, с кем я встречался… Челентано. И эти подарки собрал. И 22 000 подарков, представляете? А главное – мы для кошек построили хрустальный замок. Вы зайдете – 200 кошек, запаха никакого. Удивительно. Дмитрий Кириллов: Говорят, даже аллергики могут ходить. Юрий Куклачев: Да, в наш театр можно прийти, потому что там воздухоочистители очень хорошие. Когда мы ремонт делали, я поставил первую задачу – чтоб никакого запаха. Чтоб пришли люди и все, потому что аллергия, все. Все мрамором, потому что любая штукатурка все-таки впитывает кошачий шанель, а мрамор чистенький. Дмитрий Кириллов: Отражает. Юрий Куклачев: Да, очень хорошо. Так что детям я построил, зная, что сделал для них праздник. Дмитрий Кириллов: Сегодня уже существует династия Куклачевых. Все дети заняты этим важным делом – единственным в мире театром кошек. Старший сын Дмитрий – заслуженный артист России, художественный руководитель и главный режиссер. Дочь Екатерина занимается оформлением, иллюстрирует детские книги и журналы. А выставки ее картин с успехом проходят в Америке, Японии, Финляндии. Она главный художник театра. Младший сын Владимир, обладающий в совершенстве искусством классического балета, пантомимой и современных танцевальных направлений ставит как хореограф балетные спектакли с участием кошек. Ну где еще такое чудо в мире есть? Куклачев-старший рад, что дети нашли свою дорогу в искусстве, что не стали подражать отцу, но продолжили его дело. Юрий Куклачев: Я считаю себя счастливым человеком. Я прожил в любви. Меня любят мои дети, меня любят дети, которые приходят ко мне на спектакль, меня любят зрители, меня любят мои кошки, меня любит жена. Понимаете, я выхожу – птички прилетают, все. В любви. Это очень важно. И я стараюсь ответить тем же.