Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Сегодня мы поговорим о ревматоидном артрите. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Часто мы, абсолютно не задумываясь, совершаем простые вещи: поднимаем тяжёлую сумку в магазине, наполняем чайник водой, поднимаем чашку с чаем. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Но, казалось бы, такие лёгкие действия вызывают огромные сложности у людей с ревматоидным артритом. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: «Ревматоидный артрит» – это аутоиммунное заболевание, при котором организм начинает атаковать собственные клетки. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Основной мишенью становятся суставы, но болезнь поражает также и кожу, и сердце, и лёгкие, и другие внутренние органы. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Несмотря на то что мы с вами живём в XXI веке, причины ревматоидного артрита неизвестны. Есть много факторов, которые мы рассматриваем как предполагающие развитие ревматоидного артрита, к ним относятся бактерии и вирусы. На самом деле, мы наблюдаем в том числе дебюты ревматоидного артрита в период пандемии ковид-19, то есть наши пациенты сначала заболевают ковид-19, и спустя несколько недель или месяцев стартует суставной синдром, поэтому мы по-прежнему подчёркиваем для нашего населения важность вакцинации, которая помогает каждому пациенту не заболеть. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Ревматоидный артрит сильно ухудшает качество жизни, может привести к потери трудоспособности – инвалидизации, и может сократить жизнь человека на 10-14 лет. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Но все эти неблагоприятные прогоны актуальны, только если не лечиться. Медицина сейчас знает, как бороться с этим заболеванием, главное – вовремя начать. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Если мы лечим нашего пациента; если всё происходит грамотно, правильно, своевременно, то наш пациент имеет абсолютные возможности даже при наличии такого серьёзного заболевания иметь ощущения здорового человека, просто он будет на лекарственных препаратах. Если мы с вами опоздали с лечением, то это, к сожалению, наш сейчас такой возрастной пул пациентов, когда у нас 20-30 лет назад ещё не было всего того набора лекарственных опций, которым мы можем похвастаться в настоящее время. Вот здесь мы видим глубоко инвалидизирующие изменения суставов. Это то, что называется «поздняя стадия ревматоидного артрита», и здесь помочь пациенту достаточно проблематично, в основном – это хирургическая коррекция серьёзно изменённых по форме суставов. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: На самом деле, у нас сегодня очень интересная героиня – у неё нет симптомов. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Да, интересно. Здравствуйте! Александр. Ольга, пациентка: Но у меня есть плохие анализы. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Начнём не с анализов. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Да, давайте по порядку. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Почему вообще пришлось идти сдавать анализы? Ольга, пациентка: Потому что моя бабушка, сколько я себя помню, постоянно что-то прикладывала к этому месту, это valgus называется. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Hallux valgus. у бабушки был hallux valgus. Ольга, пациентка: Да. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: И у бабушки был hallux valgus? Ольга, пациентка: Да, и сейчас эта ситуация уже очень запущенная, прямо косточка огромная, палец вот съехал, она всю жизнь что-то с этим делает. И я где-то прочитала, что это связано может быть с артритом или это какая-то разновидность артрита. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: И что это может передаваться по наследству. Ольга, пациентка: Да-да-да. И пошла в клинику платную, там есть такой анализ – «ревматоидный фактор». Я его сдала, и он у меня оказался в 3 раза больше, чем надо, и косточка-то эта у меня тоже есть. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Понятно. Ольга, пациентка: Ещё иногда есть дискомфорт в пальцах. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Но, если бы не ревматоидный фактор, вы, наверно, бы на дискомфорт в руках, кистях, пальцах внимание не обратили бы? Ольга, пациентка: Нет, но мне, конечно, неприятно, что в 3 раза повышен, у меня есть анализ. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: То есть, по сути, Серёжа, получается, что ревматоидный фактор был случайной находкой. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Да. Мы договорились с нашим ревматологом, чтобы она рассказала, что и как взаимосвязано, чтобы она сняла некие ваши тревоги и сказала, что делать дальше. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Пойдёмте к Алёне Игоревне? Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Да. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Пойдёмте. Ольга, пациентка: Спасибо! Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Суставной синдром имеет свои особенности. У нашего пациента появляются боли в суставах, в основном это суставы кистей и стоп, ими мы с вами пользуемся нон-стоп, каждый день, поэтому болевые ощущения, невозможность повернуть ручку, открыть банку, иногда даже просто самостоятельно поесть – эти симптомы очень быстро заставляют пациента обратиться за врачебной помощью. Поставить диагноз не сложно, потому что есть клинические проявления, есть чёткие миологические маркёры, и мы понимаем, что поставить диагноз достаточно просто, и даже юные наши специалисты справляются очень хорошо. Но следующий вопрос является ещё более важным: наш пациент должен получать патогенетическую терапию, то есть ту терапию, которая направлена на коррекцию этой агрессивной иммунной системы. Это наши препараты, которые мы называем «иммуносупрессанты», то есть они подавляют агрессивную иммунную систему, в результате чего воспаление контролируется и постепенно стихает. Ольга, пациентка: Алёна Игоревна? Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Да, здравствуйте, проходите. Ольга, пациентка: Здравствуйте! Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Ольга, скажите, есть ли у вас утренняя скованность? Это неприятные ощущения в кистях, которые вы ощущаете после состояния покоя и тем более после состояния сна? Ольга, пациентка: Бывает такое – скованность, как будто даже немножко напряжение что ли бывает. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Сколько у вас это длится по времени: это 10, 15, 30, 40 минут? Ольга, пациентка: Нет, меньше, минут 5-10, не больше. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: 5-10 минут. Есть у вас такие же ощущения со стопами? Ольга, пациентка: Утром нет. Со стопами – просто болит косточка периодически, но это не зависит, утром или нет, и боль бывает в суставах, но не утром, а когда хожу, например, долго. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Вы утром можете самостоятельно умыться? Ольга, пациентка: Да-да, я могу это сделать. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Необходимо ли вам делать определённые движения кистями? Ольга, пациентка: Да, я вот так делаю – разрабатываю. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: То есть вы сначала разминаете руки, а потом начинаете что-то делать. Можно вашу руку? Мы говорим, что официальный пик ревматоидного артрита приходится на возраст 45-50 лет. Мужчины болеют чаще чуть позже – 50-55 лет, но, на самом деле, мы понимаем, что ревматоидный артрит может возникнуть в любом возрасте. Есть развитие ревматоидного артрита ювенальной формы – это у детей в возрасте до 18 лет. Также мы абсолютно осознаём, что любой наш пациент старшей возрастной категории, например, в возрасте 75-80 лет тоже имеет полное право на данное заболевание. Наличие утренней скованности, даже несмотря на то что я не вижу у вас припухших и болезненных суставов, является основанием для того, чтобы: первое – сдать лабораторные данные. Мы с вами должны сдать общий анализ крови, биохимический анализ крови и такие маркёры, как C-реактивный белок и АЦЦП. Это маркёры ревматоидного артрита. Я бы очень хотела увидеть рентгеновские снимки ваших кистей и стоп. Если у вас по лабораторным данным будет полный порядок, и рентгенологически я тоже не увижу изменений, нам нужно будет ещё выполнить МРТ кистей. Ольга, пациентка: Хорошо. А то, что ревматоидный фактор повышен, это?.. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Ревматоидный фактор повышается при наших нозологиях, именно поэтому для меня очень важны лабораторные данные, но ревматоидный фактор может и в норме встречаться до 10-15% населения. Ольга, пациентка: То есть бывает так, что ревматоидный фактор повышен, но это норма для этого человека и он здоров, да? Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Да. Если он здоров, то наличие ревматоидного фактора нас не должно беспокоить. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Как и в случае с другими хроническими заболеваниями, пациенты с ревматоидным артритом часто совершают одну и ту же ошибку. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Да, они принимают первое облегчение симптомов за выздоровление, перестают следовать рекомендациям врача, да и вообще не приходят на повторный приём. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Болезнь за это время развивается и спустя несколько месяцев может возникнуть с новой силой: повышается температура, опухают суставы, может появиться затруднение при передвижениях. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: Приём препаратов для лечения ревматоидного артрита можно сравнить с приёмом антибиотиков: если закончить несвоевременно, то это будет опасно для пациента. Врач ГКБ № 52: Проходите, пожалуйста. Смотрите, руки надо вот так положить. Ольга, пациентка: Сюда, да? Врач ГКБ № 52: Да. Так, давайте я вам сразу юбочку надену. Кладите сюда на свет, руки вместе, пальцы вместе. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Наша пациентка выполнила лабораторные исследования, у нас нет изменений по данными общего анализа крови и биохимического анализа крови, маркёры воспаления в норме. По данным рентгенографии мы с вами не видим никаких изменений в суставах, соответственно, по данным МРТ мы не нашли признаков активного воспаления. В условиях того, что есть первый симптом – это сохранение утренней скованности, за такой пациенткой мы продолжим наблюдение. То есть я бы её очень хотела увидеть через 3 и 6 месяцев для того, чтобы оценить динамику клинических проявлений и в том числе при необходимости инструментальных. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Если вы заметили скованность в суставах, особенно по утрам; если вам больно сгибать пальцы на руках или двигать пальцами на ногах; если вы отмечаете покраснение или боль в суставах, обязательно обратитесь к ревматологу. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: И он найдёт способ, как обмануть иммунитет и помочь вам бороться с этим заболеванием. Александр Калмыков, врач анестезиолог-реаниматолог: Разговор о ревматоидном артрите продолжат наши коллеги. Сергей Симбирцев, врач анестезиолог-реаниматолог: А мы увидимся с вами через неделю. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Разговор о ревматоидном артрите мы продолжаем с нашим сегодняшним экспертом – главным внештатным специалистом по ревматологии Департамента здравоохранения города Москвы, кандидатом медицинских наук, врачом-ревматологом Алёной Игоревной Загребневой. Здравствуйте, Алёна Игоревна! Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Здравствуйте, Марьяна Анатольевна! Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Что может насторожить человека для того, чтобы он подумал о том, чтобы обратиться по поводу вероятного диагноза к специалисту? Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Если мы говорим про ревматоидный артрит, то, как правило, ранняя диагностика у нас имеет место быть, и она связана прежде всего с особенностью клинической картины, когда у пациентов возникает утренняя скованность, невозможность самостоятельность выполнять мелкую работу руками, боли в суставах, ограничивающие функцию кистей, и такой пациент доходит до врача-ревматолога очень быстро. Как правило, в первые 3-6 месяцев врач уже знает о таком пациенте и начинает лечение. Несколько хуже у нас обстоит обстановка с анкилозирующим спондилитом, основным клиническим проявлением которого является воспалительные боли в спине. Мы очень часто её ассоциируем с пониманием, что «спина болит у всех», «остеохондроз – наше всё». Это самый частый ошибочный диагноз, и мы связываем это обычно с малой мобильностью и физическими нагрузками в жизни, и считаем, что это, условно говоря, норма. Это самое большое заблуждение наших пациентов, потому что, если боль в спине имеет место быть и это связано с состоянием покоя, с пониманием, что есть утренняя скованность, необходимость подвигаться, расходиться, – это всё признаки воспалительного ритма болей и такому пациенту нужно точно к врачу-ревматологу. Вторая проблема, наверное, которая является очень актуальной для Москвы, – это дебют псориатического артрита, когда у пациента есть псориаз, он об этом чаще всего, действительно, знает, он наблюдается у врача-дерматолога, но причинно-следственной связи между кожным поражением и возможной болью в спине, болью в суставах или покраснением глаза – то, что мы называем «иридоциклит», не появляется у такого пациента. Поэтому такому пациенту мы как раз дополнительно рассказываем, какие симптомы могут возникнуть у пациента с кожным процессом и при каких условиях нам нужен врач-ревматолог. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Скажите, пожалуйста: если у кого-то из родных есть уже диагноз, стоит ли думать о том, что у подрастающего ребёнка или у подростка возможны такие проявлении? Насколько это генетически связанное заболевание? Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Очень важный вопрос, Марьяна Анатольевна, потому что большинство наших заболеваний, к сожалению, имеет генетическую обусловленность, особенно если мы говорим про ревматоидный артрит и про анкилозирующий спондилит. И если у меня на приёме пациент, который страдает анкилозирующим спондилитом – болезнью Бехтерева, – это самое распространённое название, известное населению, и он является позитивным по HLA-B27, а это система гистосовместимаости, которую мы передаём своим детям, такому пациенту я обязательно говорю, что, когда его дети достигнут того возраста, когда взятие крови не является психологической травмой, мы обязательно своим детям сдаём такой анализ, и, если он позитивный, мы всегда должны помнить, что появление любых жалоб со стороны ребёнка на костно-суставную систему, будь то воспалённый сустав, или боль в суставе, или воспаление связки, или воспаление глаза, – это есть повод оказаться у детского врача-ревматолога. Это очень важно для прогноза и эффективного лечения. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Вы назвали достаточно большой перечень очень тяжёлых системных заболеваний. Насколько возможно жить с этими заболеваниями, хотя бы в нормальном, человеческом понимании этого слова: не быть привязанным всё время к медицинской помощи, не быть ограниченным в своих возможностях заниматься привычной работой, быть социально и профессионально и реализованным? Или это уже приговор, к сожалению, и мы с ним каким-то образом продолжаем жить, борясь с болезнью? Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: На мой взгляд, нам повезло гораздо больше, чем нашим учителям, потому что лекарственных опций у нас стало на порядок выше. У нас есть стандартные препараты, которые идут в первой линии терапии, и у нас есть очень большой перечень генно-инженерных биологических препаратов, которые мы используем тогда, когда не работает стандартная терапия. У нас есть немало примеров, когда наш пациент живёт абсолютно обычной для него жизнью и его отличает только одно – наличие лекарственного препарата, который нужно применять. У меня есть пациент, который без проблем, находясь на терапии комбинированной, состоящей из двух препаратов, причём это обычные, базисные наши препараты, это даже не генно-инженерные препараты, остаётся социально активным, он остаётся спортивным человеком, ежедневно пробегающим от 10 до 20 километров. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Это не каждый здоровый себе может позволить. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Действительно. И у нас есть очень большое количество наших пациенток, которые, несмотря на такие грозные диагнозы, которые, казалось бы, в уныние подвергают пациента сразу, как только он погружается в интернет и начинает черпать информацию именно оттуда, а потом мы достигаем такого состояния, когда они без проблем становятся мамами и не один раз. Поэтому на сегодняшний день, мне кажется, уровень нашей медицины очень высок по отношению к коррекции заболеваний, да, пусть очень тяжёлых, но мы достигаем контроля активности и понимаем, что низкая активность, а лучше всего ремиссия – это наша цель. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Основная задача наших пациентов всё ещё остаётся – быть внимательным к себе, внимательным к своему здоровью и любые проявления, отклоняющиеся от нормы не пытаться трактовать самостоятельно или при помощи интернета, а всё-таки обращаться за медицинской помощью. Алёна Загребнева, заведующая отделением ревматологии ГКБ № 52, к. м. н.: Это безусловно. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Тяжёлое заболевание всегда является вызовом для врача. Борьба может быть очень длительной и очень сложной. Принято считать, что в это время пациент страдает, слушает доктора и ждёт. Это совсем не так. Вызов, который бросает жизнь, иногда в корне меняет людей. Те метаморфозы, которые происходят с пациентами, как они меняют свою жизнь и что приходит в их жизни в результате борьбы с болезнью, показалось нам очень интересной темой. Давайте посмотрим. Голос за кадром: О том, что Вера болеет артритом, она узнала слишком поздно – когда левый коленный сустав был практически разрушен. Вера Милиховецкая: Где-то в 19 лет у меня впервые возник очень сильный псориаз, первая бляшка появилась вот здесь, на руке, очень большая. Он был глубокий, с трещинами, кровил. Я лечилась гормональными мазями. Стало легче, но потом, после первых родов в 23 года, появился вновь, а потом у меня стали сдавать суставы. Первый – коленный: я присела настраивать телевизор и не смогла встать. Я не связывала свой псориаз с этими артритными проявлениями и долгое время лечилась у ортопедов и хирургов, а это были, оказывается, не мои врачи. В результате неправильного лечения у меня практически разрушился левый коленный сустав. Болезнь настолько сильная, что вся твоя жизнь становится болезнью: утренняя скованность – ты не можешь встать с кровати от слова «совсем», суставы тебя не слушаются и это больно. Физически не могла ложку донести до рта, не могла чайник поднять, расчесаться не могла. И только после вторых родов в 2000 году я впервые попала к ревматологу, потому что я считала, что у меня нет ревматоидных каких-то проявлений, у меня уже не поворачивалась шея, и ревматолог мне сказал, что это у псориаза бывает такая артритная форма. В Институте ревматологии мне был поставлен диагноз – «псориатическая артропатия», потому что разрушаются все суставы. Началось с крупных суставов и позвоночник в том числе, мышцы тоже начинают атрофироваться, они превращаются в фиброзную ткань, поэтому мышечный корсет тоже очень плохо работает. Моё заболевание относится к разряду «аутоиммунных», вылечится от этого заболевания нельзя, его можно только держать в состоянии ремиссии, и нужен базовый препарат так называемый, тот, который приглушает иммунитет, условно говоря, – иммунодепрессант. В Институте ревматологии мне такой базовый препарат был назначен, и я его с 32 лет принимала, с 99-го по 2015 год. Он мне очень помогал, но в 2015 год у меня на него случился токсикологический шок сильный очень. Ревматолог мне сказал, что мне нужно оформить инвалидность, потому что только по инвалидности можно получать генно-инженерную терапию, потому что она очень дорогая, порядка 150 тысяч рублей ежемесячная моя инъекция стоит. У меня ушёл псориаз вообще, у меня ушло состояние усталости, депрессии, работоспособность повысилась. К сожалению, гибкость суставов вернуть невозможно, но сейчас я сама себе обслуживаю, – это немаловажно. Вы просто не представляете, какое это счастье двигаться без мышечного напряжения. Я иду и получаю удовольствие от того, что я достаточно легко иду. Генно-инженерная терапия дала мне возможность думать о жизни. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Пришло время ответов на ваши вопросы. Татьяна Бархатова: Здравствуйте! У меня вопрос касается давления, а именно высокого пульса. Пульс под 100 у меня постоянно: и днём, и ночью я просыпаюсь от пульсации – от стука сердца в ушах. Скажите, пожалуйста, с чем это может быть связано? В чём причина? И можно ли с этим бороться? Спасибо. Явилика Шашкина, врач-кардиолог: Вообще с причинами тахикардии, конечно, надо разобраться. Тахикардия может быть связана с различными причинами, начиная от анемии – снижением уровнем гемоглобина, заканчивая проблемами с эндокринной системой, с щитовидной железой, с сердечно-сосудистой системой. Это могут быть непосредственно какие-либо аритмии, фибрилляции предсердия, трепетания предсердия, наджелудочковая тахикардия, поэтому, естественно, необходимо обогатиться к специалисту, чтобы пройти обследование. Обязательно нужно выполнить суточное мониторирование ЭКГ, эхокардиографию, сдать общеклинические анализы, определить уровень гормонов щитовидной железы, может быть, женских половых гормонов, и уже в комплексе специалист определит, в чём причина тахикардии, и подберёт адекватное лечение. Екатерина Оборина: Здравствуйте! У меня никогда не было аллергии, но в последнее время я стала замечать, что появились кожные высыпания на руках после контакта с мылом или, может быть, от средства для мытья посуды. Я сдала тест на аллерген, но тест не показал, что это бытовая химия. Какие дообследования нужно пройти? Спасибо. Софья Сердотецкова, врач аллероголог-иммунолог: Уважаемая телезрительница, к сожалению, в настоящий момент стандартизированных аллергопроб на бытовую химию – на мыло и чистящие средства, к сожалению, не существует, поэтому каким-либо лабораторным методом подтвердить мы это не сможем. Мыло само по себе обладает щелочным Ph и оказывает местное раздирающее действие на кожные покровы, особенно если кожный покровы были истончённые или как-то повреждены ранее. Для того, чтобы этого избегать, к сожалению, только элиминационные мероприятия, то есть, соответственно, не пользоваться мылами, особенно твёрдыми кусковыми хозяйственными и так далее. Всю домашнюю работу, такую так мытьё посуды, приготовление пищи, обязательно делать в перчатках и мазаться увлажняющими кремами после каждого контакта с водой, чтобы восстановить естественный баланс кожи. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: К сожалению, каждый из нас в течение своей жизни несколько раз сталкивается с ситуациями, когда кому-то рядом нужна помощь. И необязательно быть медиком или врачом для того, чтобы помочь человеку до приезда медицинской бригады. Как не растеряться? Что делать и чего не делать, говорим в нашей традиционной рубрике о первой помощи. Мария Самойлова, редактор программы: Вы обжигались? И я обжигалась, и не раз. А что делать, если ожог термический? Как оказать первую помощь? Сейчас узнаем. Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Чаще всего, если это какой-то бытовой ожог, люди обжигают конечности – руки, ноги, что-то проливают на себя. Мы его сразу видим и, что самое важное, нам не нужно определять, какая у него степень, потому что, алгоритм оказания первой помощи одинаков при любой степени ожога. Что нам надо сделать в первую очередь? Мария Самойлова, редактор программы: Вера, я даже не знаю. Может быть, погрузить в холодную воду? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Каждый раз, когда мы обжигаемся, когда мы хватаем за что-то горячее, инстинктивно мы ручку прикладываем к щеке или к какой-то части тела, которая холодная, чтобы охладить. Значит нам нужно в первую очередь охладить наше место ожога. Мы рекомендуем охлаждать порядка 20 минут в температуре примерно 15 градусов. Это по всем алгоритмам оказания первой помощи – наиболее продуктивное время охлаждения для места ожога. Но если мы понимаем и если пострадавший сам жалуется, что место ожога всё ещё тёплое, горячее и всё ещё идут процессы термовыделения того тепла, который получил организм, значит мы можем продолжать охлаждать. Перед тем как мы делаем повязку, нам нужно снять обязательно все кольца и браслеты. Мария Самойлова, редактор программы: Часто после ожога руки сразу опухают. Допустим, если это ожог руки, кожа сразу опухает. Как снять кольцо с такой опухшей кожи и не повредить плоть? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Это можно сделать в процессе охлаждения. Сейчас мы это можем сделать бещ воды, так как конечность у настолько что охлаждена, и она как раз ещё не начала опухать и отекать, поэтому, пожалуйста, попробуй прямо в перчатках. Снимай, не бойся. Мария Самойлова, редактор программы: А нужно ли нам чем-то помазать руку, перед тем как мы начнём её забинтовывать? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Нет, ни в коем случае. Это миф, что нужно мазать сметаной или какими-то просто общеизвестными средствами, так как мы не знаем химического состава и в них могут содержаться масла. Если мы делаем масляную плёнку сверху ожога, то мы, наоборот, оставляем всё тепло внутри ткани, и оно не выходит наружу. Если же мы берём средство, например, без масел, но в них содержаться какие-то другие химические вещества или окислители, например, потому что очень любят рекомендовать сметану, но сама по себе кислая среда сметаны может негативно реагировать с местом ожога, поэтому мы ничем не мажем, просто охлаждаем и забинтовываем. Мария Самойлова, редактор программы: Если честно, Вера, я не знаю, как правильно накладывать бинт. Может быть, ты поможешь мне? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Если у нас ожог руки, мы обязательно делаем такие накладки между пальцами, чтобы не травмировать кожу между пальцам, если она там тоже обожжена. А дальше мы просто берём бинт… Мария Самойлова, редактор программы: Так, давай я помогу. Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: И спокойно, стараясь не двигать кожные покровы не прокалывая пузыри и волдыри, просто аккуратно заматываем всю конечность. Мария Самойлова, редактор программы: А бинт не может потом прилипнуть к коже? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Может, но его мы не отрываем ни в коем случае. И то же самое с одеждой: если мы видим, что пригорела какая-то одежда к месту ожога, мы тоже её не трогаем. Для детей рекомендовано с ожогами более 5% кожного покрова обращаться к врачу. Для взрослых – более 10% кожного покрова. 1% кожного покрова – это наша ладошка, поэтому условно можем примерно предположить, какой объём ожога у нас есть. Мария Самойлова, редактор программы: А в данном случае нам требуется ехать в больницу? Вера Коншина, старший инструктор Центра первой помощи добровольчества «Вершина»: Нет, в данном случае не требуется. У нас нет проколотых волдырей или пузырей, у нас нет почернения кожи. Саша, ты себя хорошо чувствуешь? Если у неё не будет подниматься температура, то мы можем просто наблюдать в домашних условиях. Мария Самойлова, редактор программы: Саша, скорей поправляйся! Девушки, спасибо. Теперь мы знаем, как оказывать первую помощь при термических ожогах правильно. Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: «Врач» – одна из самых благородных и сложных профессий. Врачевание – это путь и служение, врачом нельзя стать за одну минуту, врач совершенствуется, развивается, растёт всю свою жизнь, а жизнь становится работой, а работа становится жизнью. Есть ли в этом пути место личной жизни? Может ли человек выключиться для занятия чем-то для себя? Имеет ли он на это право? Как вообще живут врачи? Нам показалось интересным поговорить с вами об этом. Зинаида Мутовина, врач-ревматолог, заведующая ревматологическим отделением № 1, кандидат медицинских наук: Когда мы начинали работать в пандемию, это было страшно. Это опасность за свою жизнь, за жизнь своих близких, поэтому это самое сложное было принятие решения. На тот момент моему ребёнку было меньше года, и, конечно, по закону я могла уйти в декрет, но мне показалось это абсолютно неправильным с той точки зрения, что у меня есть коллектив, и там тоже, в общем-то, работают очень молодые сотрудники, которые нуждаются во мне в том числе, поэтому я между одними детьми и другими выбрала всё-таки «медицинских детей». Голос за кадром Зинаида Мутовина заведует ревматологическим отделением 52-й больницы. Во время эпидемии коронавируса она почти на полгода оставила свою семью ради спасения людей от неизвестной тогда смертельной болезни. За разработку новых методов лечения Зинаиду наградили орденом Пирогова. Зинаида Мутовина, врач-ревматолог, заведующая ревматологическим отделением № 1, кандидат медицинских наук: Утром, когда я открываю глаза, я смотрю в телефон, там уже пришли какие-то сводки, чаты, надо быстро ответить, переслать. Я не успеваю завтракать, я не крашусь вообще, иногда я не расчёсываюсь, в общем, я какая есть, так и поехала. На завтрак – мамины панкейки из протеиновой муки. Так я пытаюсь следить за весом: чай, бананы. Слава богу, в машине есть возможность в пробках поесть. Приезжаю и начинается такой, как говорят, День сурка, но он всё равно разный, потому что какие-то разные задачи стоят, разные вызовы, разные ситуации. Всё равно это любимая работа, даже несмотря на то, что она бесконечна и занимает две трети жизни. Как только мы ушли в красную зону, то муж снял квартиру на наш коллектив. Нас было четверо человек, мы туда переехали и уже домой не возвращались. За себя же не так страшно, как принести домой, где пожилые родители и маленькие дети, это было исключено. Решать, организовывать какие-то сложные клинические ситуации, потому что ковид – болезнь очень коварная, и мало того определить: ковид это или не ковид, особенно сейчас это актуально, потому что есть дифференциальная диагностика с другими заболеваниями, которые могут течь схожим образом. Во-вторых, вовлечены какие-то коморбидные ситуации. А это значит, что больной болеет ещё чем-то, каким-то тяжелейшим заболеванием, например, онкогематологическим, например, лейкозом. Они с кардиологией, с ревматологией, с иммунодефицитом. До пандемии я очень долго собирала докторскую диссертацию, материал по ревматологическим больным. И, соответственно, это был многолетний труд. Но пандемия полностью обнулила этот процесс, переломила, но дала абсолютно новую пищу для размышлений в виде больных с коронавирусом, которые в чём-то по походам, по течению заболевания напоминали ревматологических больных. И так как 2 года я фактически работаю ковидологом, а не ревматологом, то, соответственно, я начала набирать материал на эту тему. Это вообще новое, это вызов, это некая свобода медицинская. А рекомендаций никаких не было, их нужно было придумывать. И вот это ощущение первопроходца, это очень заражает в научном плане и даёт возможности что-то написать, что-то сделать. Я с детского сада хотела быть врачом, не помню вообще, что я хотела другой специальности. Хотя мне ещё очень нравилось рисовать, потом я поняла, что рисование может быть хобби, а вот лечить людей как хобби не получится. Мне всегда всех было жалко, мне до сих пор всех жалко. Я активно принимаю участие в онлайн и оффлайн различных научных конгрессах, совещаниях, экспертных советах, выступлениях, их огромное количество. Это очень большая часть моей жизни, большая часть работы. Это не прекращается: и в выходные, и в отпуске, везде. Ложусь я очень поздно, самое лучше время – это 12, а так это бывает и час, и позже. Я просто не успеваю, потому что ещё очень много лекций, презентаций. В какой-то момент своей жизни я переживал: хорошая ли я мать, всё-таки я мало внимания уделяю детям. А потом как-то мама со мной поговорила, она говорит: «Зина, ты понимаешь, что дети, на самом деле, воспринимают и уважают уже состоявшихся людей, то есть растворяться только в детях тоже неправильно». В мой день надо обязательно втиснуть пациентов, какую-то научную часть. И идеальный вариант – это увидеть двух детей, ну одного точно, а если ещё повезёт сильно, то можно ещё второго увидеть. Но это надо приехать тогда до 9 вечера, потому что в 9 он уже ложится спать. 12 – Петру-старшему и Юрию – 4, два мальчика. Помогают мама и в какой-то степени, конечно, папа. Я не очень понимаю, что такое стресс вообще в жизни. А какая-то накопленная усталость, физическая или моральная, прекрасно решается спортом. И почему-то бег даёт мне какую-то максимальную энергию, особенно мне нравится бег где-то на природе, на улице, я чувствую абсолютную свободу. Для меня, если есть какая-то неразрешённая задача, которую я не знаю, как решить, то надо или побегать, или порисовать, то есть надо просто сменить деятельность абсолютно, включить другое полушарие, которое не работает. У меня есть любимая работа, есть любимая семья, любимая страна. Что ещё нужно? Марьяна Лысенко, Герой Труда, главный врач Городской клинической больницы № 52: Пришло время прощаться. Заботьтесь о себе, думайте о своём здоровье, а мы… мы всегда рядом!