Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Наш сегодняшний гость – художник Николай Полисский. Разговор с ним и о том, что человеку творческому никогда не поздно изменить жизнь, чтобы найти себя. Дорогой Николай Владимирович! Спасибо, что вы у нас в студии. Я думаю, что вас – отца отечественного ленд-арта, может быть, немногие знают в лицо из наших зрителей, но зато многие-многие знают ваши работы: и армию снеговиков, и «Большой адронный коллайдер», знаменитые ворота в Перми. Расскажите немножко о себе. Вы москвич. Были ли у вас в роду художники? Или вы первый? Николай Полисский: Во-первых, спасибо, что пригласили. Я очень рад. Все в моей жизни случайно. Очень много случаев. И, конечно, в роду нет художников. И вот этот интерес появился достаточно рано, когда я в Доме пионеров познакомился с очень хорошими художниками. И, собственно говоря, от этого все и пошло. Но родители часто меня возили в деревню, поэтому это как-то вот связалось: искусство и любовь к природе и вылилось в Никола-Ленивец. Виктор Лошак: А как вообще вы пришли к ленд-арту? Какие были первые шаги? Как вы перешли к нему? Николай Полисский: Занимался живописью. Хотя преподавали мне керамику, то есть мы тогда занимались, и прикладные какие-то.... Виктор Лошак: Это Мухинское училище? Николай Полисский: Мухинское училище, да. И прошел очень много такой советской школы. И мало что знали о том, что творится в мире. И все бывает вот случайно. Я очень увлечен был живописью, особенно вот такой. Мне казалось, что я могу сделать что-то от такого цвета, от импрессионистов, от живого. Поэтому оказался в деревне как живописец. Пришла такая вдруг случайная идея выйти – собственно говоря, в этот пейзаж, который я рисовал всегда. И, собственно говоря, оказался там, внутри, с помощниками. Потому что тогда колхозы наши, так сказать, распадались, люди оставались без работы, и они с удовольствием начали мне помогать. И вот это произошел такой как бы вроде бы случайный момент, но который я определил, так сказать, жизнь не только мою, но и этого места. И, собственно говоря, сейчас все больше и больше людей включаются в эту интересную жизнь. Виктор Лошак: Как вы интересно рассказываете: выйти в пейзаж, как в живую жизнь, да? Николай Полисский: Ну, конечно. Потому что так оно, в общем, и получилось. Виктор Лошак: А вот вы такой столичный житель. Родились в Москве. Учились в Петербурге. Николай Полисский: Да, да, да. Виктор Лошак: Вот как этот перелом – переезд в деревню, в Никола-Ленивец, вот как это произошло? Николай Полисский: Ну, я это всегда любил. Я это всегда любил. Мне хотелось вот этого воздуха, чистого, так сказать. Понятно, что человек молодой, он должен набраться какой-то культуры, да? Виктор Лошак: Да. Николай Полисский: Музеи, обучение там – все это важно. Потому что, с одной стороны, хочется быть и человеком знающим. И в то же время хочется... Наступило такое время, когда я, получив что-то вот от культуры, понял, что я натур-продукт и что мне природа дает, может быть, даже больше. Естественно, в сочетании с культурой. Виктор Лошак: В вашей биографии была такая страница – это работа с «Митьками»; в этой группе. Вы считаете, это неудачное для вас время? Пустое? Или оно тоже накапливало что-то? Николай Полисский: Ну, это молодость. Это молодость. Это мои друзья. То есть я не мог от этого отказаться, потому что я же не искал их. Я не хотел стать там членом этой группы. Группа образовалась в процессе моей дружбы с этими людьми. Поэтому меня записали в «Митьки», потому что я был рядом с Митей Шагиным, Сашей Флоренским. Вот поэтому... А так как вся уже жизнь происходила в Москве, то они все приезжали ко мне уже в Москву, потому что я уже переехал в Москву, в свой дом из Питера. И они все приезжали ко мне, потому что здесь было больше каких-то возможностей. Виктор Лошак: То есть вы были филиалом и в Москве? Николай Полисский: Да, да. То есть это вот даже есть канонический список: Минин, Пожарский, Полисский и еще несколько человек. Виктор Лошак: А что было продуктом? Сама жизнь «Митьков»? Или что? Это живопись была? Что это было? Николай Полисский: «Митьки» как мне кажется, все-таки такой какой-то живописи не создали. То есть это скорее образ жизни. Это такое было, как «Митьки» говорили, такое сопротивление. То есть мы как бы на «красный террор» отвечали белой горячкой. Потому что тогда, в общем, по молодости, много было таких грешков. А сейчас «Митьки» совершенно все в завязке и не пьющие. Виктор Лошак: А вот когда вы вышли «в жизнь», как вы сказали, у вас какой-то произошел перелом мировоззренческий? Вы как-то мир по-другому увидели? Или это таким резким переломом не было? Николай Полисский: Ну, да. Можно и так сказать. Хотя я думаю, что все было достаточно плавно. Ну, как бы судьба что-то мне давала, и мне не хотелось, так сказать, менять что-то. То есть это было естественное развитие какой-то моей жизни, моей судьбы. То есть все подсказывало, что нужно поступать так. Вообще сопротивляться судьбе нельзя, потому что «упрямого судьба тащит, а покорного судьба ведет» как известно. Поэтому мне... Виктор Лошак: Нужно суметь еще ее услышать. Николай Полисский: Вот! Вот это вот очень важно. А тут-то услышать и время, которое тебе позволяет что-то делать. Потому что ни до – при советской власти – ни сейчас все-таки ты не мог просто выйти, так сказать, на улицу и что-то делать, как художник. И тогда у меня было вот 10 лет, когда я, никого не спрашивая, потому что уже советской власти не было, колхоза не было и меня никто не выгонял с того места, на котором я что-то делал. То есть, я думаю, ни до, ни после ничего подобного уже невозможно. Ты должен заслужить это право. Вот сейчас можно заслужить. Виктор Лошак: То есть это было время шанса? Николай Полисский: Да. Время возможностей. И нужно было это использовать. Вот я считаю, что в этом мое как бы понимание времени. И то, что я смог завоевать какое-то авторитет вот в этот период, когда это было возможно. Виктор Лошак: Вы в одном из интервью, говоря об этом времени, сказали, что «в природу нужно уметь встроиться». Вам это удалось? Николай Полисский: А это главная моя задача. Виктор Лошак: И вообще, откуда это у вас вот это вот чувство природы? Николай Полисский: Ну, это тоже как-то все постепенно. То есть, может быть, что-то заложено с детства. Потому что я там помню, как я ходил по этой природе и у меня там были какие-то свои боги, свои покровители. То есть это было. И потом это все продолжилось. Во всяком случае, мне никто никогда не говорил, что я испортил то место, в котором стоят мои объекты. А это для меня самое страшное преступление, как у врачей – «нельзя навредить». Виктор Лошак: А вообще, какими качествами должно обладать искусство, преобразующее общественное пространство? Николай Полисский: Моя задача, прежде всего, договориться и с природой, и с людьми. Поэтому, когда куда-то ты выезжаешь; не только в Николу-Ленивца, все понятно: мне доверяют, и люди знают уже примерно, что я буду делать. А когда ты приезжаешь в какую-нибудь Францию или Японию, то ты первым образом находишь людей, которые тебе подсказывают и место, и материал, и что они хотят. И это совершенно меня как художника не угнетает. Наоборот, это мне помогает. Зато у меня нет проблем с объяснением своего искусства. Потому что они, собственно говоря, сами уже начинают объяснять всем, кто к ним приезжает в гости, и смотрят. Виктор Лошак: А как вы договариваетесь с природой? Николай Полисский: Прежде всего, ощущением масштаба и материала. То есть материал не должен быть очень чужим. А он должен как бы существовать там очень органично. Что вызывает интерес? Что добавляет этому пейзажу что-то. Потому что иначе просто люди не будут смотреть. А без людей... То есть чем я отличаюсь от классического авангарда? Что классическому авангарду совершенно не обязательно было, чтобы был зритель. А для меня зритель, безусловно, нужен. Потому что у меня большое количество людей, во-первых, делает, а потом они приходят это все смотреть. Виктор Лошак: Вот я к тому, что вы говорите, я выписал цитату. Николай Полисский: Угу. Виктор Лошак: Что... Мне, короче, близко ваше определение успеха. Вы пишите: «Сделать что-то, чтобы человек мог принять эту вещь как часть своего мира». Это ведь нас, журналистов, тоже касается: написать что-то что человек примет как собственное осмысление жизни. Николай Полисский: А это очень важно для меня. Но ты должен оставлять человеку возможность самому принять участие в твоей работе. То есть он должен что-то фантазировать. Он должен что-то придумывать... Виктор Лошак: Дофантазировать? Николай Полисский: Дофантазировать, да. То есть они, люди, сочиняют какие-то истории. То есть им даже не важно, вот мои слова, то, что я сказал. То есть они могут на них основываться, а потом их там личный опыт, их смотрение, их какое-то переживание этого объекта. Им уже неважно. Они отбрасывают все и придумывают... У меня есть добровольные экскурсоводы, которые приводят уже своих друзей, рассказывают какие-то такие байки, которые мне просто интересно слушать. Виктор Лошак: А почему вы как-то посетовали, что вас часто приглашают в какие-то упадочные регионы «бодрить местность». Мне понравилась очень фраза эта: «бодрить местность». Николай Полисский: Ну, это меня это не расстраивает. Меня это не расстраивает, потому что вот когда я начинал, нам всегда говорили, что это искусство ради искусства. То есть эта фраза, так сказать, которая вот все мое обучение, все мое детство, всю мою юность была мне известна. А в зрелом возрасте я пришел к мысли, что искусство изменяет жизнь. То есть искусство должно участвовать в жизни – оно должно людям помогать в жизни, оно что-то должно менять в их жизни. Во всяком случае, вот в Никола-Ленивце деревня бы опустела, если бы мы там не организовали какую-то жизнь. И потом это превратилось в фестиваль. И сейчас туда приезжают уже как бы на отдых. Какая-то жизнь: там можно пожить, вкусно поесть и прочее, прочее. Виктор Лошак: Как из ничего создается культурная среда? Вот это то, чем вы, собственно говоря, занимаетесь, да. Николай Полисский: Если бы я знал! Но все было вот как-то поэтапно. То есть сначала я был один художник со своими помощниками. Потому что первый проект вообще они сделали без меня. Снеговиков они слепили без меня. Я приехал и увидел: «О чудо!» То есть я им объяснил все, как делать. Даже не знал, кто этим будет заниматься. И они все, в общем, сделали. Поэтому я понял, что в моих руках ресурс, который нельзя... Виктор Лошак: Я даже читал, что вы им обещали по 10 рублей за снеговика. Николай Полисский: Да. Да. Естественно. Потому что крестьяне – люди практичные. Зачем? Они же не будут валять дурака просто так. И как это все начало развиваться? Очень постепенно. Все поэтапно. То есть сначала мы были одни. Потом нас стали приглашать в разные города и страны. И нам нужно было уже что-то оставить. Потому что первые наши работы – они либо таяли, либо мы их... Виктор Лошак: Когда вы говорите «мы» вы имеете в виду артель? Николай Полисский: Крестьян, да. Виктор Лошак: Артель вот которая с вами работает? Николай Полисский: Артель. То есть я и мои помощники... Виктор Лошак: Команда. Николай Полисский: Команда крестьян. Виктор Лошак: А как относятся односельчане к этому, ко всему? Николай Полисский: Ну, я уже там жил 10 лет, поэтому они привыкли. Потому что крестьяне во всем мире очень подозрительные. И они не впишутся в какую-то историю, так сказать, если они не знают этого человека. Поэтому меня уже знали. И когда я им как бы предложил сделать, они попробовали. И получилось. И им понравилось. То есть вообще не было проблем, так сказать, договориться. Причем мне мои друзья-художники говорят: «Тебе все сожгут там. Они все испортят. Наш опыт подсказывает, что это все не...» Ничего подобного! Потому что для них это было приоритетно. Они уже знали, что это их некое достоинство, их возможность чуть-чуть заработать. К ним приезжают люди, смотрят. О них уже рассказывает и пресса, и телевидение тоже. И они смотрят себя по телевизору... Виктор Лошак: Они становятся публичными людьми. Николай Полисский: Конечно! Конечно. И для них это стало уже такой национальной гордостью. И они гордятся, что они из Никола-Ленивца. Потому что их хвалят. Виктор Лошак: Ну, а как личности это их меняет? Вы. Я вспоминаю вашу фразу. Вы сказали, что в принципе они не такие мастера, как кажется. Потому что всю свою жизнь они если что-то и умели, то чинить плохую советскую технику. Николай Полисский: Ну, это огромный, между прочим, опыт. Это такое умение, которое нынешние собственники и пользователи техники, они просто не умеют, да. А эти до сих пор могут все починить. Но это элементы такой не очень богатой жизни. К сожалению, я не могу завести там, изменить эту жизнь, сделать ее богаче... Виктор Лошак: Конечно. Конечно. Но они поменялись как личности? Николай Полисский: Трудно сказать. Виктор Лошак: Трудно, да? Николай Полисский: Вы поймите, они у меня, в 2008 году первый раз 12 человек оказались в Венеции. Виктор Лошак: Ну и как на них Венеция произвела впечатление? Николай Полисский: Ну, вы знаете, эта защитная реакция, она все-таки есть. Виктор Лошак: Защитная? Николай Полисский: Конечно. То есть они: не было там шока, они не попадали в лагуну, не утонули, не упали с гондолы. Они достойно, очень достойно это все восприняли... Виктор Лошак: Представляю, сколько рассказов они привезли из Венеции к себе домой. Николай Полисский: Наверное. Но уже выросли и дети, и уже внуки, собственно говоря, всех этих людей. Поэтому я думаю, что как-то жизнь потихоньку меняется. Виктор Лошак: А молодежь с вами работает? Вы сказали, что появятся заказы – появится молодежь. Появилась молодежь? Николай Полисский: Молодежь делает свое дело. И я принципиально... Ну, бывают волонтеры, которые помогают. Но они, конечно, так сказать, все равно они о чем-то думают, о своем. И молодежи не нужно мешать делать свое дело. То есть у меня нет школы. Потому что все истины, которые я придумал для себя, они для меня и остаются. А молодежь должна подпитываться какой-то энергией, то есть... Виктор Лошак: Не потому это, что вам поколенчески удобней работать со своим поколением? Или близким? Николай Полисский: Ну, может быть. Может быть и так. Хотя в помощниках есть молодые люди. Но они – они помощники, они мне доверяют. А если человек художник, то он должен делать свое дело. Он должен находить свои какие-то истины и сам учиться. То есть он не должен копировать меня. Потому что часто пытаются это делать. И я очень ругаюсь на это. Виктор Лошак: А почему именно Франция вас? Так часто вы работаете с французами и во Франции? Им ближе это? Или у них это понятнее? Почему именно эта страна? Николай Полисский: Ну, это тоже случай. То есть у нас здесь в начале «нулевых» был очень хороший для художников такой французский культурный центр. Там Ольга Махрова такая известная. Она здесь была. И она любила именно художников. Потому что у французов, если приезжает в культурный центр какой-нибудь театрал, то он полностью занимается театром, музыкой. А здесь была как раз для изобразительного искусства тема. И они сразу начали приглашать. И вот у нас были несколько выставок в Компейре. Потом мы делали проект в южном городе Ди – колонну там из виноградного дерева. И так вот пошло, пошло, пошло. И французы, просто они любят искусство... Виктор Лошак: Ну, французам это понятно? Николай Полисский: Французам очень понятно. То есть французы на любом уровне – на уровне либо искусствоведов, либо простых людей они любят качество жизни: они любят вкусно поесть, выпить вкусного вина, вкусно поговорить с художником. То есть, если они тебя хватают, если видят, что на улице работает художник, они не отойдут. Они будут его облизывать и смотреть, что он делает. Потому что для них это качество их жизни. То есть они будут очень интересоваться: почему ты приехал, что ты делаешь. И это для них очень-очень важно. Виктор Лошак: Вот когда к вам пришел успех, что вас мотивирует работать дальше? Финансовая сторона дела или какие-то открываются новые горизонты? Николай Полисский: Понемножку всего. Там с материальной стороной, ну, я всегда относился: хватит мне на следующий проект там или нет? Богатых художников в России не было никогда. И никогда не будет. Виктор Лошак: И хорошо, что не было. Николай Полисский: Может быть, да. Может быть, это и хорошо. Это не Америка, где художники могут быть богатыми. Поэтому возможность работать. Да, возможность работать. Возможность жить столь же интересно и качественно. Виктор Лошак: А как все-таки изменился Никола-Ленивец после того, как там появилась ваша артель, стала работать? Что, людей стало больше занятых? Кто-то переехал туда? Николай Полисский: Ну, у нас работают все, кто, так сказать, там хочет работать. Даже нам не хватает. И из соседних деревень, и даже из городов там к нам приезжают, то есть. У нас нехватка как бы. Там мало народу. Виктор Лошак: То есть вы ищете людей с плотницкими навыками? Николай Полисский: Да, практически любых. Уже практически любых. Потому что есть дефицит. У нас там достаточно мало живет людей. То есть вот те, которые приезжают из Москвы и Калуги, из других городов – их гораздо больше, чем тех, кто живет там. Виктор Лошак: Живет у себя на месте. Николай Полисский: Да. Но пока вот еще каких-то возможностей построить людям жилье там, так сказать, вот этого пока, конечно, нет. Но вот сейчас, наконец, первый раз государство строит дорогу. Вот посмотрим, что будет. Виктор Лошак: Дорога от чего? От Николы-Ленивца? Николай Полисский: Ну, от населенного пункта там, так сказать. От города, иначе говоря, полностью будет в нашу деревню ... хорошая асфальтовая дорога. Посмотрим, что это изменит. Виктор Лошак: Дороги всегда меняют. Николай Полисский: Да. Потому что самая ужасная дорога – это именно у нас. Все знают, кто у нас были. Виктор Лошак: А вы там появились потому, что просто решили построить загородный дом? Николай Полисский: Да. Я там уже 30 лет. То есть, ну, как бы семья предполагала. Ну и мне хотелось просто жизни, так сказать. Ну, маленький ребенок. И нужно было... Виктор Лошак: Природа. Николай Полисский: Природа. Дышать. И я живописец – я хотел чего-то тогда рисовать. И, собственно говоря, у меня там... Виктор Лошак: Нет ни одного вашего интервью, где вы не вступаете в дискуссию с дизайном как таковым. Почему вы так критичны к дизайну? Николай Полисский: Ну, я не то что критичен сильно. То есть дизайн... А куда деваться без дизайна? То есть я вообще не понимаю, что такое профессионализм. Виктор Лошак: В дизайне или в принципе? Николай Полисский: Скорее всего, это, конечно, для себя. То есть я все время иду по пути какого-то открытия. То есть вот... А что такое профессионал и вот дизайнер? Это последующая вещь не хуже предыдущей. Это тираж. Это... То есть это все связано, так сказать, с потребителем, да. Виктор Лошак: Ну, да. С масс-маркетом. Николай Полисский: То есть это все, да-да, все эти вещи. А я ценю очень вот это вот трепет такого рукоделия и поиска чего-то, чего еще ты до этого не делал. Поэтому это не то, что я там что-то люблю или не люблю. Просто я объясняю, что... Виктор Лошак: Просто вы за отдельность. Вы за отдельность человека и художника? Николай Полисский: То есть да. Трепет – вот он, то есть он не может быть повторен. Иногда даже мои ребята говорят: «Ну дядь Коль, ну что? Вот если бы мы это делали 10 раз, нам бы было легче». То есть они каждый раз, мы придумываем какую-то новую технологию, и каждый раз вот в этом поиске. В этом главная сложность, собственно говоря. Виктор Лошак: Николай Владимирович, что такое, на ваш взгляд, достойный, уважаемый художник? Вот что он должен создать? Или какая-то линия жизни должна быть у него? Николай Полисский: Ну конечно, судьба. Судьба – это очень важно. И я думаю, что узнаваемость, конечно. Виктор Лошак: Узнаваемость? Николай Полисский: Да. То есть человек, когда... Виктор Лошак: Узнаваемость того, что он делает? Николай Полисский: Да, конечно, конечно. Не его физиономия. Да, это для артистов. Виктор Лошак: Нет. Но есть такие художники, которые так работают над своим пиаром, что их лица узнают, а работы нет. Николай Полисский: Ну, я думаю, что мы оставим их. Это их проблема. Виктор Лошак: Да, абсолютно верно. Николай Полисский: Но я думаю, что, конечно, вот этот образ, когда называется фамилия, то сразу же там – Сезанн, Матисс, да сразу. За этим стоит ряд. То есть у тебя какой-то возникает слайд такой, как бы перечисления его работ. То есть это очень важно. Узнаваемость очень важна. Ну и нахождение чего-то нового, безусловно. Потому что художник не может что-то копировать. Зачем он тогда нужен? Виктор Лошак: А скажите мне, пожалуйста, вот с годами вам труднее удивлять публику или в этом смысле возраст не чувствуется? Николай Полисский: Нет. Ну, может быть, меньше какой-то энергии. Куда-то вот тебя зовут, а тебе уже не хочется там поехать. То есть какие-то вещи такого физического, что ли, плана. А придумывать все легче и легче. Потому что накапливается какой-то опыт, знания каких-то материалов, что-то остается от предыдущей работы. Виктор Лошак: Скажите, вот какое у вас сейчас настроение? Как вы считаете, могут наступить времена, когда художник вообще не понадобится обществу? Николай Полисский: Не хотелось бы. Не хотелось бы, чтобы настали такие времена. Но я думаю, что без художников жизнь просто станет мрачной, серой, невозможной. И снова они появятся, просто как от сырости. Виктор Лошак: Что бы вы посоветовали себе, если бы встретили себя молодого? Николай Полисский: Больше, чем то, что есть, я бы ему не посоветовал. То есть вот это вот счастье – найти, собственно говоря, себя. Виктор Лошак: То есть этот путь, вы считаете, что его не надо было бы менять никогда? Николай Полисский: Ну, нет, нет. Я просто поздно очень, я в 42 года же повернул себя. Но зато у меня была вторая жизнь. Виктор Лошак: Да. Да. Вы как художник, проживаете вторую жизнь. Николай Полисский: Вторую жизнь, да. Виктор Лошак: Скажите мне, пожалуйста, вот есть такая фраза, что «свойство всякого таланта – это определенное неверие в себя». Вас это касается? Николай Полисский: Конечно. Безусловно. То есть я каждый раз, когда делаю какую-то вещь, особенно когда меня кто-то просит, ну, заказ, я до сих пор не могу точно быть уверенным, что это как бы хорошо, это понравится. Хотя не было вообще уже ни одного прокола. Виктор Лошак: Тьфу, тьфу, тьфу! Николай Полисский: Тьфу, тьфу, тьфу, да. Но, конечно, всегда страшно: получится – не получится. Потому что ты всегда идешь путем какого-то жесткого эксперимента. Виктор Лошак: Из того, что вы делаете, какая доля заказного и того, что вы делаете просто сами, по наитию? Николай Полисский: Я, слава Богу, достиг такого какого-то состояния, когда люди хотят от меня – меня. То есть они не говорят, что мне надо сделать. Они просто хотят, чтобы я им что-то сделал. И уже моя задача – сделать так, чтобы это все равно понравилось, чтобы было, попалось... Виктор Лошак: Ну, вот когда в Перми пытались создать столицу современного искусства из Перми, вы сделали знаменитые ворота там. Это вам заказали? Или просто сказали: сделай, что хочешь и... Николай Полисский: Ну, у них была немножко странная, так сказать, идея. Они почему-то хотели повторить какие-то мои вещи. Вот. Но из этого вышло вроде бы и повторение, потому что арка такая же, как в Москве, но совершенно другой материал. То есть это пермский материал – это сплав по Каме, это какой-то так сказать, может быть, взрыв, так сказать, вот этих... Виктор Лошак: Это дерево, которое сплавляется по Каме? Николай Полисский: Да, да. И я видел эти сплавы. То есть, когда ты меняешь материал, меняется и смысл твоей работы. Меня очень много там пытались зацепить, что это автоповтор такой... Виктор Лошак: То есть если меняется дерево на дерево внутри, то меняется смысл? Николай Полисский: Другое! Меняется смысл, потому что у меня в Москве сделано из веток орешника; это как будто ворона сплела себе какое-то гнездо. Но, посмотревши – в городе все прямоугольное, все прямое. Там тоже ветки, но они сделаны, так сказать... Виктор Лошак: То есть надо было в эту геометрию вписаться городскую? Николай Полисский: Конечно, надо вписаться, да. Если это ворона, то в Перми это все-таки такой – структурированный взрыв на Каме вот этого, когда все вздыбливается, все перепутываются и приходится взрывать эти... И вот он тоже такой структурированный. Есть еще третьи ворота у нас – Политехнические, которые стоят (Белые ворота) у нас в деревне. Виктор Лошак: А скажите, пожалуйста, вот если бы вас спросили: за все это время, какая работа ваша самая любимая? Или работы. Николай Полисский: Нет, такого нет. Виктор Лошак: Нет, да? Николай Полисский: Они все – какие-то этапы. И к ним уже невозможно вернуться, потому что ты уже это все прошел. Собственно говоря, в мире тоже сейчас нельзя сделать там какую-нибудь машину, которая делалась в прошлом веке. Потому то изменились технологии. То есть можно сделать это, но в уникальном как бы виде. Виктор Лошак: Спрошу по-другому. А какая ваша работа вызывала наибольший резонанс в обществе, среди ваших коллег, среди зрителей? Николай Полисский: Наверное, все-таки первая – вот снеговики. Виктор Лошак: Снеговики? Николай Полисский: Потому что это было из небытия, сразу же такой как бы взрыв интереса. То есть это все как бы в Москве, тогда в 2000-х. Да, 2000 год, Москва. То есть вот эти снеговики, они всех потрясли какой-то живостью. Виктор Лошак: И понятностью. Николай Полисский: Да. Живостью, понятностью. Потому что все в то время занимались какими-то другими делами, познавали такую западную культуру. А здесь это был какой-то импрессионизм такой вдруг. То есть вот это вот ощущение какое-то живого что-то, какого-то ветра. Виктор Лошак: Вот у меня ощущение, что когда вы работаете здесь, в Никола-Ленивце вы как бы впитываете какие-то соки, которые есть: люди, природа, деревья, река. А когда вы за границей, вы тоже впитываете там что-то? Или это... Николай Полисский: Конечно, конечно, конечно. То есть когда вот, я помню Японию, да. Почему я особенно вот ее отмечаю? Потому что они, это потрясающее место с голубыми горами. То есть я просто никогда бы... Ну никогда мне больше не предлагали такого места. Это для моей личной коллекции очень важно сделать что-то вот на фоне такого как бы пейзажа. И мне эти люди показали это место, сами нашли. Уж я там бегал, бегал, не мог чего-то выбрать. А здесь это бывшее поле... Виктор Лошак: А чем вы Японию удивили? Что вы там сделали? Николай Полисский: Я? Ну, я, во-первых, из кожи вон пытался стать японским художником. Вот. И там такое сочетание, такие бамбуковые волны. То есть там вроде бы и материал, естественно, бамбук, который... Меня научили работать с ним местные крестьяне. И поле, которое раньше засеивалось рисом и потом было брошено. И потом, вот эти волны – они напоминают вот море, эти волны Хокусая. То есть я всячески пытался слиться с этим японским пейзажем, как-то войти в эту культуру, и представить себе, как бы не испортить этот японский пейзаж. И те люди, которые мне помогали, эти такие пожилые, так сказать, японцы. Потому что там вся молодежь уехала из этого места. И как они вот это все воспринимали. И они вначале, ну все крестьяне, так сумрачно на тебя смотрят: какую-то гадость там делаешь. Но потом, когда они стали работать, для них это было тоже национальная гордость... Виктор Лошак: Вообще решиться работать в Японии – это шаг. Есть ли у вас ученики? Нет? Николай Полисский: Ну, то есть они, может быть и говорят, что вот они – мои ученики. Но мне всегда страшно на это смотреть. Потому что скорей всего, что это просто неправильно понятое что-то. То есть я думаю, что вот это вот момент ученичества в искусстве полностью исчезло. То есть сейчас нет. Потому что нет какого-то, так сказать, стиля нет; нет чему учиться. Всему, чему ты учишься – это все твои, собственно говоря, наработки. И это известная фраза, что «в искусстве было все, не было только тебя». И вот ты-то и нужен. Но ты должен как-то что-то такое сказать, что действительно вот, в какой-то интонации до тебя как бы не было. Виктор Лошак: Ну, да. Николай Полисский: Потому что вот эти повторы, повторы. Сейчас же очень легко уловить вот как бы такую мейнстрим, стилистику. Искусство становится такое академичное мгновенно. За там три, четыре, пять лет уже все известно, и художник уже может по этим схемам как бы действовать. И это уже... А для художника это абсолютно вот он не нужен, такой художник, который что-то повторяет. Виктор Лошак: Ну а если бы вот вам кто-то предложил бы мастер-класс? Вот какой-то такой класс людей, которые бы учились у вас? Вам кажется, что это все равно лишнее? Николай Полисский: Ну, пока не предлагают. То есть, если я какие-то... Ну, меня приглашают что-то рассказать, то я просто рассказываю свою жизнь. Вот. Ну, с показом там. И вот эти вот картинки, они, конечно, людей, так сказать, трогают. Потому что, как я уже говорил, для художника это главное – картинки. Где-то за границей, те же вот японцы, там сидим в кафе. «Кто ты?» «Художник» «Как фамилия?», – спрашивает меня японец. Я говорю фамилию. Он: «Ага. Да, действительно художник». Никого не обманешь, да. То есть тебя мгновенно вычислят. Из интернета все сразу поймут, что ты за художник и как с тобой разговаривать. Виктор Лошак: У вас публичная профессия очень. Николай Полисский: Да. То есть это такой честный. Честная жизнь сейчас у художников. Виктор Лошак: Николай Владимирович, а расскажите немножко о технологии вашей работы. Вы для артели просто рисуете эскиз, и они дальше уже. И материалы как бы определяете, и они дальше делают? Николай Полисский: Конечно. Они, во-первых, меня уже не пускают, так сказать. Да. Потому что у каждого есть там своя, так сказать, свое умение... Виктор Лошак: Своя специализация. Николай Полисский: Своя специализация. Да, конечно, я рисую понятное им. То есть у меня такая уже стилистика рисунка, что там понятно, как это все, так сказать, соединяется, что это такое. Вот. И эти рисунки у них там валяются. То есть нет тоже вот этого безумного трепета: да, это рисунок художника. Он и под ногами может валяться у них, иногда и печку могут разжечь. Ну, так как их много, когда рисуешь там, это ворох этих рисунков. Но это рисунки, конечно, вот абсолютно понятные. Там нет такого какого-то, ничего лишнего. Есть только практически это такой рисунок-чертеж, на котором все понятно. И человек по нему может уже сделать, естественно, обладая каким-то опытом и знанием. Виктор Лошак: А какие для них самые сложные моменты? Сочленения какие-то? Николай Полисский: Ну, по-разному. Вот сейчас мы делаем там последнюю работу, и вот нужно там подобрать кривизну к кривизне. Да, вот эту вот. Нужно найти это дерево, такое именно, которое вот так выросло. Ну, мы используем какие-то быстрорастущие растения, там какой-нибудь орешник или... Виктор Лошак: Ну, это который там существует, в этом регионе. Николай Полисский: Да. Который мгновенно, если ты его срезаешь, то он... Во-первых, это всегда мусорное дерево. Там нам разрешают его рубить. И после этого через там два-три года еще больше вырастает. То есть в этом смысле мы... У нас бесконечный вот материал; он восполняемый. И чем больше режешь эту лозу, тем она лучше растет, длиннее там. Виктор Лошак: А вы считаете, что ваши работы людей заставляют вдумываться в проблемы экологии? Или нет? Николай Полисский: Ну, некоторые ругаются. Виктор Лошак: Потому что это же все очень экологично. Все из натуральных деревьев. Николай Полисский: Ну да. Но у нас есть такая тема, как Масленица, где мы сжигаем огромное количество, так сказать. Это такое, с точки зрения экологии, может быть, не самое правильное поведение. Но все равно это в сравнении с тем, что, так сказать, промышленность делает, это просто веселое развлечение. Виктор Лошак: На Западе к вам экологи никогда не предъявляли претензий? Что вот... Николай Полисский: Ну, это такие претензии скорее людей, которые не очень разбираются в экологии. Потому что наши раз в год костры, они большого такого вреда не приносят. Любая маленькая фабрика столько... Виктор Лошак: А вы на кострах на Масленицу сжигаете свои работы? Николай Полисский: Нет. Мы не сжигаем. Мы... То есть вот это то, что мне очень трудно объяснить людям. То есть это вот огненная скульптура. То есть когда мы делаем вот этот огонь, т.е. вот то, что мы сжигаем – это всего-навсего костер. Это всего-навсего как бы вещь, которая... Виктор Лошак: Огню можно придать форму? Николай Полисский: Конечно. Мы стараемся. То есть у нас вот получается огненная... Виктор Лошак: Когда форма получается, этот момент сфотографировать можно? Николай Полисский: Конечно, конечно. То есть это какое-то мгновение. И вот на наше очень шумная такая пламенеющая готика. Я так хитро пытался ее, так сказать, обозначить, потому что мне хотелось создать эту настоящую пламенеющую готику. Что там началось! Виктор Лошак: Пожарные? Николай Полисский: Нет, не пожарные. С пожарными все хорошо. Народ начал утверждать, что я сжег там все храмы, все образы храмов там и т.д. И убедить в том, что мы как раз создавали такой огненный храм из, так сказать, вот из этого названия «пламенеющая готика». Что еще может быть? Но был такой скандальчик. Дошло до объяснений в прокуратуре. Виктор Лошак: То есть вы пламенеющую готику... Николай Полисский: Ну, я ее буквально. Виктор Лошак: До буквального смысла довели? Николай Полисский: Да, да, да, довел. И это, конечно, главная наша Масленица, которую мы еще никак не преодолели. Виктор Лошак: А вот в искусстве не без проблем. Николай Полисский: Да, да, да. Ну, зато народу больше поехало. Виктор Лошак: Николай Владимирович, я хотел бы задать вам, может быть, последний вопрос, который задаю всем. Какие вообще у вас правила в жизни? Николай Полисский: Ну, правил мало. Мало. Но, наверное, все-таки из нашего разговора видно и из моей жизни, что нельзя упускать... Виктор Лошак: Свой шанс. Николай Полисский: Свой шанс, свою судьбу. Не надо упираться во что-то наносное, что не является твоей главной линией жизни. Ты должен это почувствовать. Тогда тебе будет легче. Виктор Лошак: Вот это слово «почувствовать», конечно, это ключевое слово. Ваша жизнь – это очень интересный пример, что никогда не поздно. Никогда не поздно выбрать что-то что сделает тебя важным для людей. Спасибо вам большое за разговор! Николай Полисский: Спасибо вам!