Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Сегодняшний наш гость – народный артист России Левон Оганезов. Для нас с вами это возможность взглянуть на музыкальный мир не со стороны зрительного зала, а из-за кулис. Левон Саркисович, я смотрю на вас, и у меня уже хорошее настроение. Я хочу начать с одного воспоминания. Когда-то я брал интервью у Изабеллы Юрьевой, это было в конце 1980 годов. Я спросил ее, что такое популярность? И она мне говорит: «Популярность – это когда въезжаешь летом в дачный поселок, все окна открыты, и из всех окон доносится твой голос. А что, на ваш взгляд, популярность? Что это такое? Левон Оганезов: Это было в 1980 году. Нет, в 1979, когда мы с Винокуром записали номер, где концертмейстер и певец; и этот номер почему-то стали часто показывать. Александр Анатольевич Ширвиндт, он поставил нам этот номер, и сперва он говорил: «Ты ничего не говори», потом говорит: «Нет, ты ворчи», потом: «Ворчи со словами». Короче говоря, кончилось тем, что что-то такое я там говорил. Первый раз концертмейстер вдруг заговорил! СЮЖЕТ (фрагмент с Винокуром) Левон Оганезов: И вдруг, вдруг меня стали узнавать там, у меня во дворе: «Ой, мы вас видели!» Раньше при советской власти были какие-то преимущества. Предположим, была возможность прийти в гастроном с заднего хода и взять там копченую колбасу, скажем. Сейчас, никаких преимуществ в этом нет, но приятно, когда школьники со мной здороваются: «Здрасьте». Видно, что узнал. Где-то это помогает даже; предположим, при конфликте с гаишником. Если я сижу рядом, меня узнают и говорят: «Ну ладно, езжайте». Вот такие преимущества есть. Виктор Лошак: Скажите мне, пожалуйста, вы учились в консерватории на замечательном курсе. С вами учились такие большие музыканты, как Наталия Гутман, виолончелистка, великий пианист, мой друг Володя Крайнев. Левон Оганезов: Коля Петров. Виктор Лошак: Коля Петров. Вас не смущает, что они стали в серьезной музыке популярны, а вы стали популярны все-таки на эстраде. Левон Оганезов: Виктор Григорьевич, у меня не было выбора. Мы вместе учились с большинством из всех, кого вы назвали. Я с Наташкой Гутман год учился в школе. Мы сидели за одной партой. Виктор Лошак: Очень интересно. Левон Оганезов: С 1947 года, мне было неполных 7 лет, это был первый класс. В 1945 меня привели в эту школу в младший подготовительный класс, старший подготовительный. Кто-то отсеялся, но основные остались: вот Наташа Гутман, Коля Петров – на класс младше меня учился, Крайнев вообще лет на пять младше. Когда я поступал в первый класс в 1947 году, заканчивала школу Пахмутова (нашу школу ЦМШ), Светланов и Рождественский – вот такой курс был. Я всегда был клоуном; вот у меня в характере есть там. Анекдоты я, конечно, не рассказывал, но что-то я все время выдумывал, какие-то там, вот так играл, когда руки перекрещены. В четвертом классе этюд, который я выучил, я играл задом наперед; я всех веселил. Как-то мы писали диктант по сольфеджио. Диктант: учительница играет что-то, а мы должны записать это; я, Наташа Гутман и еще один парень, который впоследствии стал академиком, математиком; я всегда (вот такой слух был хваткий) я первый писал и начинал безобразничать. И, конечно, получал «двойку», потому что я всем подсказывал, там ходил. Я мог послушать что-то, произведение какое-то на пластинке или по радио, и сразу это сыграть с левой рукою; не все это могут. Классические пианисты, то есть надо, извиняюсь за выражение, произвести какую-то дефлорацию сознания, чтобы сыграть без нот что-то. Виктор Лошак: То есть в силу характера и таланта вы стали... Левон Оганезов: Именно характера. Талант, он... Я считаю, и я думаю, что вы согласитесь со мной, талант – это полезное ископаемое, предположим; вот то, что дала тебе природа, это можно считать талантом. Все остальное достигается работой. Три-четыре человека из двадцати играли на слух, и я один из них. Между прочим, на выпуске на дипломе я получил «пять с плюсом». По-моему, единственный из всех ... был профессор из Ленинграда, он поставил «пять». Я играл второй концерт Прокофьева, я очень прилично сыграл диплом. Но к тому времени я уже, в 1965 году я закончил консерваторию, а с 1959 года я уже работал в эстраде, у меня уже не было выбора, я был уже популярным человеком в эстраде. Виктор Лошак: Можно я одну цитату вашу прочту. Левон Оганезов: Да, прочтите. Виктор Лошак: В одном интервью вы говорите: «Направление у нашего ансамбля одно – всеядность: классика, джаз, рок». Вы не считаете, что очень многие поморщатся на слове «всеядность»? Левон Оганезов: Нет, не, не, не. Это не эклектика. Это умение сыграть и то, и другое, и третье. Например, если мне нужно сыграть оперному певцу, я беру ноты и все, что там написано, я все сыграю. Но если он просит сыграть романс, как Борис Тимофеевич Штоколов говорил: «Сыграй мне это, только что-нибудь помягче». Я не играл ему по нотам; я играл, играл так, что соответствовало его голосу. Виктор Лошак: Вы лауреат премии редкой такой – «Золотой Остап», за юмор в музыке. Мне это непонятно. Что такое юмор в музыке? Левон Оганезов: Жалко, нет инструмента, я бы показал. Труд музыканта серьезный, и поэтому, когда какая-то отдушина появляется, сразу хочется подвигаться, озорство какое-то придумать. Шутили все. Музыканты шутили отчаянно, даже больше, чем артисты. Виктор Лошак: Мне кажется, что это такая форма общения даже бывает просто? Левон Оганезов: Гилельс, например, серьезный человек; он показывал шутку, как во время пролеткульта надо играть концерт Чайковского. Про пролеткульт сейчас молодежь не все знают. Что такое пролеткульт? Луначарский с неправильного перевода письма Ленина Кларе Цеткин (он там написал по-немецки, что «искусство должно быть понятно народу» а перевели на русский как: «Искусство должно быть понято народом») и вот из-за этой специальной ошибки Луначарский говорит: «Пишите так, чтоб было понято народом»; значит, попроще. Короче говоря, Гилельс показывал шутку, как нужно играть во время вот этого самого пролеткульта, чтоб было понятно народу. И он играл так (под «Яблочко»): «та-та-та-та-бадам, джам!» И переход. СЮЖЕТ (запись из личного архива) Левон Оганезов: И таких шуток на гимн, который существовал до 1943 года, на этот гимн («Интернационал») там придумывали: в левой руке играли «Чижик-пыжик» там. Юмор в музыке – это кулуарная совершенно вещь. Показывают ее на публике в редком случае, ну, там в капустниках. Наш общий друг Михаил Ефимович Швыдкой говорил: «Покажи, как играет тот-то», и я пародийно показывал, как играл, например, стареющий Гольденвейзер: все медленнее и медленнее, там засыпал за столом. Они не знали, как назвать эту премию. Хотели мне дать премию и назвали «Юмор в музыке». Виктор Лошак: Левон Саркисович, если перечислять, с кем вы работали, то, по-моему, вы работали со всеми великими людьми, выходившими на эстраду. Это и Кобзон, и Андрей Миронов, и Бернес, и Шульженко, и уже упоминавшаяся нами Изабелла Юрьева. Левон Оганезов: Изабелла Даниловна, было очень смешно, я прошу прощения, отвлекусь. Мы с Кобзоном разбираем, он делает программу романсов. А Иосиф по натуре, такой коллекционер. Он приносит вот столько нот, записей; слушаем, чтобы потом отбирать. И вдруг он говорит: «Что-то непонятные здесь слова какие-то. Где узнать?», а поет Юрьева. Я говорю: «Так позвони ей». Говорит: «Она что? Жива, что ли?» Она жива оказалась да. Созвонились. Она говорит: «Приезжайте ко мне на дом». Мы приехали. Иосиф, значит, с цветами, поцеловал ручку; говорит: «Вы знаете, на вашей записи не...» «Какие записи?! Я никогда в жизни никаких записей не делала!» – сказала Юрьева. На студии она была всего два раза в жизни. Все записи сделаны с ее концертов. СЮЖЕТ (концерт Изабеллы Юрьевой) Левон Оганезов: И потом Иосиф организовал ей концерт в ЦДРИ, где я ей аккомпанировал. Со всеми артистами, поющими я тоже работал. Виктор Лошак: Один из тех, с кем вы работали, был Марк Бернес. О нем все время говорили, что он поет сердцем. Вот что это такое, о чем шла речь? У него не было голоса, но, тем не менее он был очень популярен, понятен? Левон Оганезов: Он ввел такую манеру, и ему многие подражали, актерского пения. У него не было голоса как такового. Так же, как у Андрюши Миронова; Андрюша пел, обозначая ноты. Оказалось, что никто не может повторить, потому что песню «Журавли» лучше Бернеса никто не спел. Именно сердцем, cordiales, как говорят испанцы. Виктор Лошак: А что это значило для вас, человека, который был рядом с ним и аккомпанировал ему? Левон Оганезов: Я очень недолго ему аккомпанировал. Но мне пригодилось это потом в работе с Андрюшей Мироновым. Отдельно, без меня, без аккомпанемента Бернес мог спеть мелодию. Как только звучал аккомпанемент, он терялся, и ему надо было играть мелодию всегда обязательно. Аккомпанемент и мелодию (вот этими тремя пальцами). Так же и Андрюше. Андрюша без аккомпанемента мог спеть любую, самую сложную джазовую композицию (сложную в смысле сольфеджио) мог спеть. Как только начинался аккомпанемент, он сбивался с толку и ему надо было играть мелодию. СЮЖЕТ (Андрей Миронов) Я встаю на рассвете, я ложусь на закате, Целый день я как белка кружусь. Мне дают по труду, я даю по зарплате, И опять я встаю и ложусь. Все, что нужно, умею, все, что можно имею. Мчится время, как пуля во тьме... Стоп! Где я? А я не знаю, где... Виктор Лошак: Скажите, вот эта передача «Вокруг смеха», она была фантастически популярна. Она была главной юмористической и сатирической передачей Советского Союза. Левон Оганезов: Вот я удивляюсь, как Лапин ее не закрыл. Виктор Лошак: Вы в ней постоянно участвовали. Откуда была ее популярность? Левон Оганезов: Во-первых, ничего подобного больше нигде не было, кроме «Крокодила» и последней страницы «Литературной газеты». Был вакуум, который вдруг раскрылся. Люди узнали Сеню Альтова только из этой передачи. Арканова знали и до этого. Виктор Лошак: Пожалуй, и Арканова тоже. Популярен стал. Левон Оганезов: Да, конечно. Иванов, главное что. Все ждали вот его пародийного стихотворения. Это был праздник, ни один человек не пропускал. В тюрьме показывали «Вокруг смеха». Виктор Лошак: Откуда вы знаете, что в тюрьме показывали «Вокруг смеха»? Левон Оганезов: Мне рассказывал один «урка», ну, мой сосед: «У нас показывали». Виктор Лошак: У музыкантов есть прайс-листы такие, цена их выступления. Это и есть цена музыканта в сегодняшней ситуации? Левон Оганезов: Есть несколько наводящих вопросов для заказчика. Сколько длится вечер? Кто устраивает? И что обозначается? Значит, День рождения, 8 лет. Кого? У нас есть человек, который ведет финансовые разговоры об этом. Если говорят, что надо бесплатно, мы можем и бесплатно сыграть. Виктор Лошак: Ну, просто те деньги, которые получали музыканты за выступление при советской власти – это можно сказать, почти бесплатно они работали. Левон Оганезов: Нет. Не, не, не. Виктор Лошак: Нет? Левон Оганезов: Мы брали всегда, Виктор Григорьевич, мы музыканты, всегда брали количеством, как говорят, выработкой. Ставка была небольшая, но если три концерта в день, как Кобзон делает или пять он делал иногда. На гастролях меньше трех концертов у нас не было. Виктор Лошак: Это уже называлось «чёс». Левон Оганезов: Один – это ситуация, выходной день, один концерт. Очень смешно было, когда в Омск поехали; только-только Иосиф женился на Нелли, и мы поехали на гастроли. Юровский, директор Омской филармонии, говорит: «Иосиф Давыдович, я знаю, что у вас как бы медовый месяц. Я вам сделал щадящий режим по два концерта». Нелли вдруг говорит: «По два я не согласна». Он говорит: «Узнаю». Узнаю школу. И сделал по три. Виктор Лошак: Когда вы работаете на сцене, когда вы работаете на телевидении, кого вы видите? Кто ваш зритель? Есть люди, на которых вы ориентируетесь, когда готовите программу какую-то, когда работаете? Левон Оганезов: Вот это очень сложный вопрос. У меня задача быть интересным для всех. Когда аккомпанемент, мне все равно, когда я аккомпанирую певице. И то, я вхожу внутренне в какой-то. Это мне еще Софроницкий рассказывал, я у него один год учился в консерватории, он говорил: «Когда я сажусь за рояль» ... Виктор Лошак: Софроницкий – профессор консерватории, если я не ошибаюсь? Левон Оганезов: Да. Великий пианист. Он говорил: «Когда я сажусь за рояль, я должен минутку помолчать и слиться сердцебиением с сидящей публикой». Я не понимал, что он имел в виду, пока я сам этого не сделал. Я начинаю играть и как бы внутренне обращаюсь к сидящим в зале, не глядя на них, и вхожу с ними в резонанс. Не знаю, как это получается. Физик может объяснить. Я сердцем. Виктор Лошак: Много разговоров о том, что композиторы, эстрадные композиторы, те, кто сочиняет легкую музыку, они очень часто заимствуют что-то у классиков. Часто такое происходит? Левон Оганезов: Ну, смотря какой композитор. У нас замечательные композиторы. Леша Рыбников, он никому не подражает, ни на кого не похож. Так же, как и Гладков. Просто все по-разному к этому относятся. Максим Дунаевский написал очень много шлягеров, никому не подражая; у него свой собственный почерк. Кстати, Исаак Осипович Дунаевский тоже никому не подражал никогда. Все, что он написал, это все классика нашей... Вообще я б так не разделял бы эти жанры, классик и классик. У Хренникова есть и серьезные произведения, и «Московские окна». У него есть все в любом жанре; он владел всеми жанрами. Есть композиторы, которые занимаются подделками. Ну, они могут и подражать, конечно. Никогда не забуду: вдруг говорят, «музыка такого-то там», написано в фильме, и звучит часть из симфонии Брамса. Ну, если раньше... Я не скучаю по цензуре. Но вот для таких людей, наверное, надо все-таки цензора грамотного. Виктор Лошак: Мы телезрители часто наблюдаем, как в различных музыкальных телевизионных конкурсах восходят «звезды»: обаятельные, молодые, с прекрасными голосами. Восходят и исчезают, восходят и исчезают. А на экране много лет одна и та же обойма певцов. Что происходит? Левон Оганезов: Вот это я вас хотел спросить. Такие талантливые молодые ребята, особенно вот эта программа «Голос» и еще несколько программ. Вдруг талант, просто вот чувствую, вот дайте, дайте ему толчок! Нет. Куда они деваются? Куда они исчезают, эти талантливые люди? У нас все стало немножко финансово-зависимым. Виктор Лошак: Естественно. Не немножко, а серьезно. Левон Оганезов: Не немножко, а здорово. Раньше достаточно было один раз удачно выступить на радио и один раз на телевидении – и тебя уже показывали, на тебя уже покупали билеты люди. Я считаю, что при Советской власти легче было пробиться. Правда, нужно было там соблюдать определенные какие-то правила, но легче было пробиться. Виктор Лошак: Вот вы уже эту тему начали, тему шуток, веселья на эстраде. А еще есть такая тема – розыгрыши. Вот Никита Богословский, с которым вы работали, был великим мастером розыгрыша. Припомните какой-нибудь розыгрыш, который на вас произвел сильное впечатление. Левон Оганезов: Эмиль Григорьевич Гилельс (он сам рассказывал) получил какое-то очередное какое-то звание. Никита Владимирович... Виктор Лошак: Богословский. Левон Оганезов: Никита Владимирович Богословский измененным голосом, значит, говорит: «Эмиль Григорьевич, теперь мы можем назвать вашим именем корабль». Эмиль говорит: «Какой корабль?» «Вот мы спускаем речное судно в Южном порту. Послезавтра в восемь утра спускаем на воду судно «Эмиль Гилельс». Мы очень просим вас присутствовать». Он: «Ну раз уж так, я, конечно». А бедный Эмиль Григорьевич никогда в жизни раньше полдесятого вообще не вставал. Встал в шесть, вызвал такси, поехал в Южный порт. Там причал номер восемь, стучится. Там грязь. Он отпустил машину, а сам в концертных лаковых туфлях. Значит, и холодно, ветер. Он стучится, открывает какая-то женщина с берданкой на плече и говорит: «Ну, напьются тута!» Короче говоря, он пешком дошел до Каширского шоссе от Южного порта, еле-еле, долго; замерз. Нашел где-то такси, доехал и говорит: «Я подвел этих людей! Я неправильно запомнил адрес». Только через месяц Никита признался. И они где-то год не разговаривали. Виктор Лошак: Многие «звезды» объявляют прощальные гастроли. Прощальные гастроли, они с ними едут по стране. Левон Оганезов: И не уходят! Виктор Лошак: И никуда не уходят! Что происходит? Левон Оганезов: Иосиф, когда ему было 60 лет, он говорит: «Все! Мне жена сказала, что хватит петь, пора делом заниматься» Кто-то из артистов вышел и говорит: «Иосиф, ты мне напомнил старый анекдот: еврей прощается и не уходит». Иосиф пел до последнего дня. Виктор Лошак: Конечно. Он пел, будучи тяжело болен. И продолжал петь. Левон Оганезов: После уколов, после этого, там, когда люди лежат без движения, Иосиф выходил на сцену еле-еле. После первой песни просыпался, после второй песни у него глаза горели, а после пятнадцатой песни он чувствовал себя королем! СЮЖЕТ (Иосиф Кобзон) Левон Оганезов: Он знал жуткое количество слов. В песнях там что-то, 1200. Я прошу прощения, никогда не забуду: мы сидим где-то за кулисами (еще старый концертный зал «Россия»), ждем своего выхода. Забегает Нани Брегвадзе и говорит: «Иосиф, умоляю, я забыла третий куплет вот этого романса «Вы мной играете». Он говорит: «Вы мной играете»? Сейчас. Третий? И проговаривает первые два «про себя». И после, вслух говорит третий. Нани говорит: «Иосиф, у тебя файл». Сказала Нани Брегвадзе. Виктор Лошак: Левон Саркисович, а какую музыку вы слушаете сами дома, когда вам хочется послушать музыку? Левон Оганезов: Очень разную. Во-первых, я очень люблю слушать симфонии, какую-то часть отдельную: Дворжака взять там третью часть или Малера. Я вообще люблю слушать джазовых музыкантов. Джаз, да. Но все в зависимости от желания. Захочется что-то солененькое, как говорят, или хочется пить. Оперетту я никогда не хочу слушать: просто я играл ее много, и с опереттой я работал. И то, какие есть красивые опереточные арии! Виктор Лошак: Вы когда-то вспоминали, что «когда мне было 16 лет, меня брали напрокат». Имелись в виду друзья родителей, которые на каждый праздник брали вас напрокат? Вы играли, видимо... Вы обречены на всю жизнь так ходить в гости? Левон Оганезов: Нет. Меня брали напрокат и раньше тоже. Мы жили в Перово, в деревянном доме. У нас такая армяно-грузинская семья, ну, армяне родом из Грузии. Дома говорили по-грузински. По-армянски говорили мама с папой, только когда хотели от нас что-то скрыть. А соседи наши, еврейская семья – они такие настоящие, традиционные евреи. Они говорили на «идиш» между собой, и они справляли все праздники. А все праздники у евреев идут под музыку. Я запомнил эти мелодии, я им даже играл это что-то. Они меня очень любили, как родные были соседи. Есть такой праздник Симхат-Тора – праздник дарования Торы; там много песен всяких. Собирались еврейской компанией, и я им играл эти песни один раз; второй раз меня брали просто напрокат. Но один раз меня взяли за деньги напрокат. Мой брат с войны привез пластинку, не одну, у него куча пластинок, он привез с войны всяких немецких пластинок, и мы их слушали. Одна из пластинок была «буги-вуги», играл Пит Джонсон. Пит Джонсон – это человек, который «тум-бадум-бадум-бадум бадум-бадум-бадум-бадум» – вот левую руку, он придумал сам этот аккомпанемент; его называли «шагающее фортепиано». И когда мне было 5 лет, я не слушал. В 10 я уже слушал, в 11 я уже играл вот это вместе с Пит Джонсоном; все, что он играл, я играл в унисон с ним. Кто-то услышал, видимо. Пришли к маме, поговорили с ней два дяденьки. Мама говорит: «Иди с ними». Мне было 11 лет. 11 – 1951 год. Даже 1952, простите. Виктор Лошак: Еще жив Иосиф Виссарионович Сталин. Левон Оганезов: Да, да, да. И меня взяли на подпольную студию звукозаписи и попросили сыграть вот эти самые «буги-вуги». Я сыграл. С первого раза там технически. У нас в школе, в ЦМШ технически все были подвинуты. И поэтому для меня никакого труда не составило это все сыграть. Сыграл. Меня отвезли домой. Потом через много лет выяснилось, что они маме заплатили деньги. Они записали. Но у этой истории есть продолжение. Когда уже мне было лет 19, я уже стал зарабатывать свои деньги, я работал в ресторане «Москва». Нет, 18 лет, 18. Виктор Лошак: Гостиница «Москва»? Левон Оганезов: Да. На втором этаже. Там был большой оркестр. И у меня были наличные деньги, там. Виктор Лошак: Ну, конечно. Левон Оганезов: На Неглинке был музыкальный магазин, а там всегда ходили спекулянты, что-то продавали. Я смотрю, у одного на рентгеновском снимке написано «Пит Джонсон. Буги-вуги». Виктор Лошак: Ну, наверное, нам нужно сказать зрителям молодым, что диски записывались на рентгеновском снимке. Левон Оганезов: На рентгеновских снимках записывались диски. Стирались они через там, 100 проигрываний. Но это была информация. Виктор Лошак: Да, да. Левон Оганезов: И я купил это. Дома прослушал, и, оказывается, это был не Пит Джонсон. Это была моя запись. Вот такая штука. Виктор Лошак: Вы меня удивили, что в 1951 году вы были в подпольной студии звукозаписи. Я бы этого никогда не мог ожидать. Левон Оганезов: Перово – это был рассадник всяческого зла. Перовский рынок был, там можно было купить все, что угодно. Пистолет можно было купить, ордена, удостоверение командира Красной Армии – все можно было купить – шинель, немецкие ножи, все. Там подпольный рынок. Я помню, мама купила большой кусок масла, начала резать, а он не режется что-то. Внутри была такая, значит, деревянная... Виктор Лошак: Дощечка. Левон Оганезов: Да. Штучка. А сверху маслом... Виктор Лошак: Вы уже прошли даже дату золотой свадьбы. У вас уже было 50 лет. Какой рецепт вот такой счастливой, долгой семейной жизни? Левон Оганезов: Надо ездить на гастроли. Нельзя все время торчать дома. Нельзя все время торчать дома: ты ей надоешь, и она тебе надоест. Это шутка. Если не шутка, у нас с ней никогда не было разногласий. Она не вмешивалась в мои дела, а я не вмешивался в ее дела. Виктор Лошак: Чудесный рецепт! Левон Оганезов: И если Софочке некогда, я сам приготовлю то, что я люблю. А если надо быстро, меня просит. Потому что жена у меня, совершенно аптекарские у нее какие-то дозы: вот столько-то этого, столько-то того. Я всегда, когда готовлю, у меня импровизация всегда. Одно и то же блюдо получается по-разному. Ну, не могу сказать, что все плохо; нормально. Виктор Лошак: А вы не хотели, чтобы ваши дочки стали музыкантами. Левон Оганезов: Я ни одной девочке не желаю стать солисткой-пианисткой. Это женщина с испорченным характером, с подорванным здоровьем, неврастеник, которой некогда заниматься детьми, хозяйством, а только... Никогда в жизни! Женщина должна быть грамотной в музыке. Да? Да. Грамотная. Вот мои дети, у меня две дочки, они обе очень хорошо разбираются в музыке; они могут подойти и сыграть что-то такое. И вот этого достаточно. И дети, и внучки (у меня три внучки) они все очень музыкальные. Никому сейчас, сейчас никому не желаю стать музыкантами. Пусть будут музыкально грамотными – это входило раньше в гимназии в общее образование. Пусть будут музыкально грамотными, чтобы они не хлопали ушами в концертном зале, чтобы они были грамотны. Не хочу теперь, чтобы мои дочки были музыканты. Но чтобы дети были грамотными музыкально – обязательно! Нужно дать им начальное музыкальное образование. Виктор Лошак: Мир музыки – это мир анекдотов про дирижеров. Почему-то масса анекдотов про дирижеров. Даже я, человек далекий от музыки, знаю несколько. Например, как встретились удав и кролик. Знаете этот анекдот? Левон Оганезов: Не, не. Виктор Лошак: В темноте встретились удав и кролик. Удав щупает и говорит: «Теплое, мягкое, шевелится. Наверное, кролик». А кролик щупает и говорит: «Холодное, бесчувственное, скользкое. Наверное, дирижер». Левон Оганезов: Нет. Я знаю про дирижера такой: когда в Одесской филармонии дирижер нервничает, кричит. Первая скрипка ему говорит: «Вы знаете, что. Если вы будете кричать на музыкантов, мы будем играть так, как вы дирижируете». Даже концертмейстер никогда рядом своего товарища не обидит. А дирижер может обидеть. Вот это. Виктор Лошак: А вам нравится фильм «Репетиция с оркестром», Феллини? Левон Оганезов: Потрясающий совершенно фильм. Виктор Лошак: Вот это правда, об отношениях дирижера и музыкантов? Левон Оганезов: Конечно! Конечно. Ну он гений, Феллини. Таких больше не было. СЮЖЕТ (фрагмент фильма «Репетиция с оркестром») Виктор Лошак: Левон Саркисович, может быть, один из последних вопросов. У вас есть ученики? Левон Оганезов: Взять ученика – это все равно, что взять собаку. С ней надо гулять, ее надо кормить, ее нужно воспитывать. Я не могу себе этого позволить, потому что я человек обязательный. И я буду очень страдать от этого: я там поехал на гастроли, ну некогда было. Сейчас я не езжу на гастроли, сейчас я могу взять себе ученика. Могу. Но все-таки пока я не объявлял об этом. Виктор Лошак: У меня есть к вам несколько коротких вопросов. Вас публичность не тяготит? Публичность вот, то, что вас узнают, вас не тяготит? Левон Оганезов: Нет. Это вы мне напомнили такой анекдот есть. Уролог (или психолог) спрашивает у грузина: «Скажите, вас не мучают эротические сны?» А он говорит: «Пачэму мучают???» Вот. Меня не тяготит. Есть популярность, узнают – хорошо. Не узнают – мне абсолютно все равно, я к этому охладел. Виктор Лошак: Скажите, с годами национальное становится все более важным, более болезненным или наоборот? Левон Оганезов: Не, наоборот. Я становлюсь философом к старости. Виктор Лошак: То, что вы выражаете музыкой, можно выразить словами? Левон Оганезов: Стихами! Виктор Лошак: Стихами. Какие у вас правила жизни? Левон Оганезов: Я очень люблю детей и собак. И я очень люблю своих друзей, молодых, которые со мной работают и стараюсь им всегда чем-то не явно, а так тайно помочь. Для меня сделать добро по мере моих сил – это моя необходимость. Угостить, успокоить, в какой-то момент дать денег и не попросить обратно – вот правила моей жизни. Виктор Лошак: Спасибо большое! Вы нас ввели в какой-то мир, который нам незнаком – мир музыканта, мир из-за кулис. Спасибо вам большое за этот разговор! Левон Оганезов: Я всем желаю здоровья и добра! Виктор Лошак: Спасибо!