Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Наш сегодняшний наш гость – главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. Наш разговор будет о лице Москвы и о личности человека, имеющего главное слово в его формировании. Сергей Олегович, когда человек работает главным архитектором такого города, как Москва, к нему, конечно, повышенный интерес. Я бы хотел спросить, как получилось, что вы стали архитектором? Это родители или у вас была с детства какая-то страсть к рисованию, к архитектуре? Сергей Кузнецов: У меня в семье не было к этому прямых, по крайней мере предпосылок. Если брать широкую семью с прабабушками, с прадедушками, то были люди одаренные и из разных областей, и инженеры, и художники тоже, но не профессиональные. Но нет, родители вообще у меня из другой абсолютно сферы. Я просто любил рисовать, любил, скажем так, конструировать мир, и мне всегда очень нравились разные модели, макеты. Причем именно которые ты придумываешь, потому что в моем детстве не было еще Lego, хотя я не формулировал, что это архитектура. То есть я как ребенок, потом подросток, так для себя это не называл и не считал, что я должен быть архитектором или хочу быть архитектором. Мне нравилось этому учиться и развиваться в этом направлении. Мне просто родители посоветовали, что с этими наклонностями, наверное, имеет смысл попробовать себя в архитектурном институте. Для меня архитектурный институт, куда я рано попал еще на подготовительные курсы (несколько лет учился, готовился – с первого года не поступил, кстати говоря), он для меня был всегда – ворота в профессиональное занятие тем, чем мне нравилось заниматься. Помню, курсе примерно на третьем я очень уже распробовал тему проектирования и для себя четко сформулировал, что все-таки архитектура – это точно стоящее дело, и такая даже страсть где-то проснулась; после этого я уже был увлечен только архитектурой и даже... стал меньше сильно рисовать. Просто у меня уже все ушло в это проектирование, все в конструирование, т.е. там был такой период. Виктор Лошак: Когда вас 10 лет назад назначили главным архитектором Москвы, вы сказали, что главная проблема Москвы – это дисбаланс и дисбаланс между районами, где люди живут и где люди работают. За эти 10 лет каким-то образом сгладить этот дисбаланс удалось? Сергей Кузнецов: Я считаю, что да, т.е. процесс идет. И, ну, во-первых, случились такие вещи, тут, кстати, еще до моего назначения с предпосылками для устранения такого дисбаланса – присоединение Новой Москвы и вообще новых территорий, потому что Новая Москва – это еще и Сколково, и Рублево-Архангельское вошли в состав города. И это уже довольно здорово сделало такой шаг в сторону полицентричности. И развивается серьезный альтернативный центр «Большой Сити», развивается, в общем, серьезный альтернативный центр – это ЗИЛ, Южный порт – два района рядом, которые, в общем, как Москва-Сити, только на юго-восток; и это все важные функции по развитию вот этого полицентризма. Но не должно быть иллюзий, что действительно мы сможем всерьез, и теперь уже даже теория актуальная с этим соглашается, что все-таки некий такой суперсверхцентр, он все равно у городов всегда есть, остается, потому что есть вещи, такие, как Большой театр, Красная площадь, ГУМ, Парк «Зарядье», Кремль, который ты все равно не мультиплицируешь, хоть ты тресни. Поэтому все-таки надо понимать, что да, есть шаги в сторону вот этой большей балансировки, но надо отдавать себе отчет, что тем не менее концентрация определенных вещей в определенных местах все равно сохраняется и, видимо, сохранится, я думаю, что навсегда. Виктор Лошак: Один термин мне расшифруйте: говоря об одном из европейских городов, о Милане, вы сказали, что там высокая плотность городской ткани, и это хорошо. Что такое плотность городской ткани? Сергей Кузнецов: Мы говорим о том, что успех вообще мегаполиса, он неразрывно связан, если посмотреть практическое, скажем так, ... с концентрацией плотности вокруг транспортных узлов, такой транспортно-ориентированный девелопмент. Скажем так, это все тоже как бы звенья одной цепи. Виктор Лошак: Это плотность застройки? Что это? Сергей Кузнецов: Это плотность застройки, из которой вытекает и определенная плотность населения, и плотность коммуникаций, и транспортных, инженерных, социальной инфраструктуры, образовательной, медицинской. Потому что, скажем так, близость и доступность сервисов в городе – один из ключевых параметров вообще его комфорта. Поэтому да, плотность городской ткани важна, чтобы все сервисы и тот выбор, который город тебе дает, что ты можешь легко выбрать, чем тебе заняться, где тебе что... Виктор Лошак: Ну, что Москва в этом смысле? Сергей Кузнецов: Москва в этом смысле активно двигается в сторону, т.е. понятно, что у нас, скажем так, есть общественное мнение, часть мнения, которое считает, что не надо строить плотно, что вот низкоэтажность и все прочее – это высшие ценности, есть сложности с нормативкой, с нормативной базой, которая, скажем так, режим землепользования, который вообще не только в Москве, но и в России существует, обязывает оставлять очень много пустот при застройке территорий. Поэтому, чтобы достичь рациональной, разумной научно-обоснованной правильной плотности, Москва вынуждена строить выше дома просто физически, потому что мы должны по нашей нормативке оставлять больше прорех на земле, что не очень хорошо. Я считаю, что эта нормативная база нуждается, конечно, в корректировке. Но мы как раз, то, что мы делаем, мы стараемся эту нужную плотность набрать. Виктор Лошак: Существует ли у вас, как у главного архитектора, конфликт с Генпланом Москвы? Сергей Кузнецов: Не существует конфликта. Более того, я могу сказать, что Генплан, как правило, фиксирует очень многое из того, что сделано до него, что потом часто, т.е. мы в Генплане 1935 года рассматривая документ, мы: ой, а сколько вещей, которые сейчас мы видим в городе. Но надо понимать, что многое из этого было сделано просто до того, как Генплан родился. Он просто зафиксировал положение вещей. А вот то, что он предложил на будущее, выясняется, что это все особо и не сделано или сделано как-то сильно иначе. То есть огромные ресурсы: финансовые, мыслительные, человеческие – это просто вот трудочасы тратят, скажем так, на разработку генпланов, которые потом, ну, такой декларативно-агитационный документ, который показывал, как правило, достижения властей в предыдущий период: как они много сделали; посмотрите, в генплане это все видим. А дальше идет попытка такая – угадать развитие, которое, к сожалению, как правило, неудачно. И даже то, что выдается за сознательные важные вещи, например, ... зеленые клинья Москвы. Что вот: Генплан их фиксировал и, слава богу, спасибо, у нас есть и клинья. Но надо понимать, что если взять все развитие Москвы за всю историю, ты видишь, как был всегда один и тот же принцип, что есть вот эти вот дороги, ведущие из центра в другие центры, другие города; и строится всегда сначала застройка вдоль дороги, потом вторым слоем, третьим и т.д., и остается клин в остатке, да. То есть можно сказать, что это как бы органический такой след естественного развития, т.е. он природой формируется. И просто, когда люди, экономика и плотность ... позволяет, люди начинают дальше от него подъедать. И все разговоры, что там зелень исчезает, какие-то такие вещи – это можно всегда проследить на примере от момента создания города до сегодняшнего дня, что да, там и зелень всегда исчезает, и клинья всегда сокращаются, просто потому, что город развивается. И действительно, есть какие-то важные вещи, типа там, не знаю, Парк Горького зафиксированного, его никто не застраивает. Но это скорей не заслуга Генплана, это заслуга тех, кто сделал парк, начертил его границы и сказал: «Вот проект парка, он будет такой». Вот. Поэтому, говоря о том, что есть ли конфликт с Генпланом, надо сказать, что исторически уже так устроено, что жизнь действительно, как правило, идет своим чередом, а Генплан содержит некие установки, которые просто актуализируются под эту жизнь периодически. То есть, скорее, он под жизнь подстраивается, чем жизнь под Генплан. Виктор Лошак: Вы не раз говорили об омоложении города за счет новых районов. Но иногда ты видишь, что это омоложение – это такие грибницы высотных домов, очень плотно стоящие друг к другу. И ничего, кроме жадности застройщика, за этим не наблюдается. Хотя есть и прекрасные новые районы. Как к этому относиться? Сергей Кузнецов: Смотрите, это вопрос, скажем так, чтобы делать оценки в нем на самом деле надо довольно много понимать про устройство города, да, вот то, о чем я рассказывал про плотность города и про то, как вообще мегаполис работает и эффективность этой работы. Потому что все мы хотим жить в эффективном мегаполисе, с хорошей экономикой, получать там хорошие зарплаты и улучшать качество жизни, более комфортно жить и работать, и получать прочие услуги. Действительно, наследие такого советского градостроения и, в общем, Москвы советского периода – это огромное количество в принципе пустот, которые так или иначе под разным видом возникли в городе (как брошенные промзоны или коммунальные зоны), плюс такие пустоты, которые как бы считались не пустоты, но типа вот программы-инновации и районы пятиэтажек. По сути, это нездорово низкая плотность для города, т.е. то, что в среднем район пятиэтажек имеет там 6-8 тысяч метров на гектар... Виктор Лошак: То есть районы хрущоб вы считаете с низкой плотностью? Сергей Кузнецов: Конечно. Это плотность, которая чуть-чуть выше, чем плотность в сельской местности, которая считается нормальной до четырех тысяч на гектар. То есть в ... есть участок, на нем стоит дом 400 м2; на садовом участке это плюс-минус, ну, обычная территория для, ну как бы плотность для Подмосковья. Что в переводе на понятный язык – дома стоят довольно близко друг к другу, потому что участки не такие большие. Если перевести на цифры, то мы поймем, что пятиэтажки – это 6-8, т.е. почти сельская местность. И город не может быть эффективным, когда у тебя такая низкая плотность застройки. То есть ты вынужден строить много коммуникаций, чтобы это обеспечить: инвестировать большие деньги в обслуживание этой территории, даже в уборку мусора, в разные коммунальные расходы, и плюс этот фонд, который ветшает, он сам недорого стоит. То есть, если б это были какие-то особняки, которые бы генерировали какие-нибудь высокие налоги или прочее, но это не так. Это в общем, фонд очень плохого качества, который нуждается в замене, который очень тяжело ремонтируется и требует расходов постоянных. Но когда мы, скажем так, спешим осудить: как это так? А так как я, в общем, открыт довольно-таки к общению, часто вижу эти комментарии: «Что это значит? Вот построили там человейник очередной и прочее», – надо понимать, что все-таки общие показатели города, у которого растет экономика, растет благосостояние граждан и уровень жизни и качество жизни развивается – это неслучайно связанные вещи. То есть звучит так иногда, что «вот какие-то дураки тут разрешают строить не то, что можно». Хотя все равно все хотят и им нравится жить в Москве, и приехать. И считается, да, и не зря считается, что уровень жизни в Москве намного лучше, чем в среднем по стране. И это не случайно, это вещи связанные. Потому что градостроительная политика и интенсивная застройка города и его плотность впрямую связана с его экономическим развитием. Виктор Лошак: Вот столько лет, сколько я работаю в Москве журналистом, столько в газетах, на телевидении, радио идет разговор о том, что в Москве существует очевидный конфликт между Москвой-городом и Москвой-столицей с ее столичными функциями. Эту проблему как-то удается хотя бы сглаживать? Сергей Кузнецов: Ну, я бы так вот, честно сказать, не сказал бы, что я сильно вижу этот конфликт. Ну, что, что парады проводятся и перекрывается часть города? Или не знаю в чем люди видят конфликт? Просто не очень я это чувствую. Или что в центре сидит много государственных служб и центр становится очень притягательным? Ну что тут делать? Есть в этом и плюсы и минусы. Как показывает, скажем так, аналитика современная и современная теория развития вообще планеты, что экономическая вся мощь и вообще жизнь будет контролироваться в больших мегагородах. То есть мегагород, мегаполис, старполис, как их называют – это концентрация будущей жизни для всей планеты, это главное достояние человечества, которое оно вообще наработало за всю цивилизацию. У нас есть вот такая Москва и это наше достижение. Потому что период, когда города активно образовывались и шла урбанизация в смысле исхода сельского населения в города в течение XX века с самого начала, оно сейчас превратилось в другой процесс. Сейчас новые города не образовываются, а больше старые отмирают. Сейчас мы прошли пик количества образований новых городов. И тенденция, которая начата, я думаю, лет назад не так много, там 20-30, может быть, 40, в масштабах развития цивилизации даже очень мало, она только набирает обороты – это формирование супер таких мегаполисов, агломераций. И по всему миру этот процесс мы наблюдаем, и, в общем, Москва не исключение. Просто вот, скажем так, я призываю всех жить в этой реальности. Виктор Лошак: А вы наблюдаете за какими-то изменениями городской среды, как последствие эпидемии? Сергей Кузнецов: Не сказал бы, что я какие-то вещи связываю именно с последствиями эпидемии. Хотя иначе бы я тут сформулировал: многие вещи стали более актуальны, которые делались в городе. Например, развитие общественных пространств, развитие мест для спорта на открытом воздухе. И вот мы много делали там беговых маршрутов, переделывали такие территории, как Лужники, где стали активно заниматься спортсмены-любители, а не просто не только профессиональные спортсмены, развитие набережных и прочее. То есть пандемия, конечно, дала очень серьезный толчок, такой сдвиг менталитета. Мы видим, что люди заметно активнее начинают этим пользоваться, потому что понятно, что так как ты сам можешь себя защитить профилактикой, отношением к жизни, формированием образа жизни, занятиями спортом, правильным питанием. Просто беречь свое здоровье и для этого что-то делать. И город тебя к этому приглашает, он говорит: есть возможности, пожалуйста. Я помню, я спортом там все детство, с самого детства занимался и занимаюсь до сих пор, помню прекрасно, когда ты выходишь бегать даже в парк, не то, что на улицу, и ты скорей всего, второго бегуна не встретишь или встретишь одного в лучшем случае за день. А людей, которые тебе что-то будут кричать, там: «Динамо бежит» или как бы делать вид, что ты с приветом – сколько хочешь. Сейчас ситуация абсолютно поменялась: бегающий человек никого не удивляет не только в парке... Виктор Лошак: Бегающий, катающийся на велосипеде. Сергей Кузнецов: Да, но и не в парке катаешься на велосипеде, на роликах, на самокатах – это все стало нашей абсолютно новой реальностью. Виктор Лошак: Вот некоторая московская специализация района именно в центре, условно говоря, там Большая Никитская, район ресторанов, Патриаршие, район прогулок Волхонка, район музеев – это так просто сложилось или вы, как главный архитектор или город влияет на это? Сергей Кузнецов: Я больше вижу, что, конечно, сложилось. То есть, на мой взгляд, есть опять же всегда какие-то предпосылки, можно их изучать детально. Как правило, есть некий хедлайн ... на территории ... так называемые, которые запускают процесс тех же ресторанов или магазинов. Виктор Лошак: И все за ними пристраиваются? Сергей Кузнецов: Да, да, да. Это же работает, плюс-минус везде похожие есть процессы. Надо сказать, что Москва – город, очень ориентированный на развитие вообще разных активностей, потому что и это экономика и качество жизни. И Сергей Семенович там лично очень всегда старается поддержать вот эту вот жизнь, потому что... Виктор Лошак: Мэр. Сергей Кузнецов: Да, да, мэр Москвы, чтобы районы были не то, что обязательно специализированы, а то, чтобы у них все-таки была максимальная активность, связанная там с теми или иными функциями. А музей – хорошо, ресторан – хорошо, магазин – тоже хорошо, театры и все прочее. Поэтому, да, действительно, потом мы наблюдаем эти такие довольно естественные процессы, которыми, я думаю, даже лучше и не управлять, а хорошо, чтоб они были естественными. Потому что мне кажется, что тут регуляция излишняя, может только напортить. Вот что-то, что да, сформировался своеобразный и Патриаршие со своим таким лицом, и Никитская, и Волхонка, Пятницкая; вообще Замоскворечье – оно такое тоже такое, какое-то особенное. В общем, много интересных, там Китай-город – он более такой официальный, потому что правительственные службы там сидят. Хотя тоже в нем благодаря, кстати, в основном «Зарядью» во многом, да, появляется такая другая тема, другие мотивы какие-то. И «Зарядье», хотя серьезный был генератор смыслов, скажем так, для центра города, который его такую торжественную официальность очень здорово разбавил в сторону гуманизации, скажем, среды, такого... Виктор Лошак: Рядом с Кремлем, тем более. Сергей Кузнецов: Да, да, да. Это такой важный, мне кажется, балансирующий как раз элемент, когда рядом с такой торжественной Красной площадью строгой появляется абсолютно контрастное пространство – зеленое и подчеркнуто как бы вольное, с ресторанами, с какими-то развлекательными вещами, с образовательным чем-то, с концертным залом, с музыкой, с набережной. Привнести что-то в город, причем, заметьте, что когда и музей наши сейчас делают сильные проекты развития, там, как правило, есть большое внимание к развитию среды вокруг. Виктор Лошак: Конечно. Сергей Кузнецов: То есть сегодня музей – это не просто музей, где показывают, не знаю там, картины, скульптуры или что-то еще, сегодня музей, конечно, – это большой элемент формирования образа жизни, скажем так. Ты проводишь там время, ты там можешь не только что-то смотреть, а есть, читать, проводить время, рисовать, т.е. много чего делать; можно там целый день с ребенком провести, например. То есть это все тоже важная такая контрибуция вот этих институций культурных и образовательных, и частных в жизнь города. Поэтому да, подпитывание этой культуры, оно и дает насыщенность районов вот этими интересами и качеством жизни. Виктор Лошак: Вы уже заговорили о «Зарядье». Я как раз хотел вас спросить: вот когда вы себе, ведь «Зарядье» – это ваш проект, как архитектора? Сергей Кузнецов: Ну, в общем, можно, так сказать. Я руководил авторским коллективом, проводил конкурс и как, в общем, автор фактически проекта, хотя у нас была большая команда, я там с начала до конца это все так активно курировал... Виктор Лошак: В каких случаях вы себе разрешаете быть не главным архитектором, а архитектором? Я знаю, что еще Дворец гимнастики, по-моему. Сергей Кузнецов: Дворец гимнастики, Большая спортивная арена Лужников. Также я работал вообще вся территория Лужников. Ну, скажем так, не то, что я себе разрешаю, есть иногда поручения руководства какими-то проектами заниматься конкретно лично и буквально, как автору отвечать за качество реализации. Это не означает, что я сам должен сесть и нарисовать тот или иной проект. Но когда-то, во-первых, я как архитектор, это уже скорее моя инициатива, какие-то вещи действительно, сам сочиняю, рисую. И в «Зарядье» тоже много чего было сочинено уже потом, вместе с авторами, какие-то идеи от меня, как от автора пришли. Просто зная специфику и зная то, как мы формировали техническое задание буквально под конкретные задачи, например, парящий мост – он родился скорее из сформулированных техзаданий, чем в концепции, да, т.е. там уже было прописано, что некая такая конструкция должна появиться. Там много можно перечислять примеров, но где-то я и сам как автор, намного более активно какие-то вещи буквально сочиняю. В общем, на том уровне, который требуется, я готов включиться. Сейчас также занимаюсь, например, кампусом Бауманского университета, тоже сам как автор работаю. То есть это нечасто происходит, но происходит. Виктор Лошак: То есть вы себя в таком архитектурном тонусе поддерживаете? Сергей Кузнецов: Я считаю это важным, да, потому что, понимаете, все-таки особенно когда случилось у нас разделение полномочий, у нас же предыдущий главный архитектор Александр Юрьевич Кузьмин, он же был параллельно и председателем комитета, да? Когда пришел я, нас уже с председателем разделили, и именно с идеей, чтобы архитектор занимался более глубоко и плотно именно архитектурой. И какие-то административные функции вынесены на должность председателя. И я считаю, что это с точки зрения качества архитектуры, важный шаг, потому что... Виктор Лошак: Немножко развязало вам руки. Сергей Кузнецов: Да. Потому что я действительно чувствую, что у меня, во-первых, есть и время, и от меня, скажем так, ожидают. Что очень важно, ожидания руководства, они довольно конкретные. То есть ты, правда, занимаешься дизайном, архитектурой, градостроительными проектами планировочными, именно как архитектор. И твои компетенции под это хорошо подходят. То есть тебе не нужно сидеть и ломать голову, как должны работать другие службы комитета, занимающиеся как юридическими вопросами или там судопроизводством, или еще чем-то. Виктор Лошак: Понятно. Скажите, пожалуйста, а вот ржавые кондиционеры на фасадах домов, вот такая есть проблема в Москве. Сергей Кузнецов: Есть такая проблема. И, к сожалению, она пока не понятно, с какого бока должна быть решена. Потому что, скажем так, вопрос про кондиционеры, один из самых часто задаваемых мне вопросов: когда уберут? Как это ужасно! Ну, не только кондиционеры, там и тарелки, и остекление балконов. Тарелки, я имею в виду спутниковые. Виктор Лошак: Да, я понял. Сергей Кузнецов: Замена рам в окнах. То есть мы часто и в центре города, и не в центре особенно тоже. Но в центре просто чувствительнее, потому что дома – часто объекты наследия, какие-то особенные; и видеть все эти уродства на них, конечно, очень больно. Но тут мы сталкиваемся с проблемой, что в основном, когда мы говорим про инфроконструкцию, мы имеем дело с юридическими лицами, на которые объективно проще влиять: их там можно штрафом обложить, можно снаружи фасада сдемонтировать их вывеску и выписать предписание, если она некорректна. Но заходить в частные квартиры, чтобы демонтировать это оборудование – это огромная проблема... Виктор Лошак: Конечно. Это уже не юридическая проблема. Сергей Кузнецов: Конечно. И вот я сколько слышу вопросы, часто очень легко даже объяснить, почему это сложно. Когда задающего такой вопрос (мы не будем сейчас это проверять и, скажем так, представим себе некого задающего такой вопрос), спрашиваешь: «А как у вас устроено в квартире с кондиционером? Они говорят: «Ну, у меня есть». – «А где висит наружный блок?» – «Он у меня висит на фасаде дома». Обычное объяснение (самое частое): «Ну у меня-то дом ничего особенного из себя не представляет, поэтому я могу повесить там кондиционер. А вот те, кто на красивый дом повесили, их надо заставить снять». И тут вступаем на очень такой тонкий лед: что считать красивым? Дом? Кого мы можем заставить снять? Виктор Лошак: Безусловно. Сергей Кузнецов: Кого можем не заставить? Виктор Лошак: Это не прописать в каких-то критериях. Сергей Кузнецов: Да. Это очень сложно регламентировать. И даже если ты примешь это правило, дальше очень сложно его администрировать и заставить соблюдать. Кого ни коснись, все скажут: «Нет, нет, нет. Это вот не мы. Нас как раз трогать не надо». Но это часть человеческой психологии, к сожалению, возмущаться. Возмущаются многие, но когда начинаешь... Виктор Лошак: Это нарушение приватности. Сергей Кузнецов: Да. Простое правило: начни с себя, убери свой кондиционер, давай первый, да. И посмотрим, сколько людей еще уберет. Когда каждый уберет свой кондиционер, город автоматически очистится. Но этого не происходит. И все возмущающиеся часто, не только кондиционеров касается, т.е. мы же много в публичных всяких дебатах находимся и публичные слушания у нас есть. И вообще, соцсети, интернет, вообще все, что угодно. Как правило, правило: начни с себя, задай себе вопрос, вот как ты лично в городе себя ведешь? Как ты паркуешь машину? Как ты там не выбрасываешь мусор, где не положено? И много-много вещей культуры пользования городом: не хамить своим соседям и прочая масса элементов, выяснится, что, да, люди к себе обычно требования заметно меньшие предъявляют, чем к властям и к соседям неким, как бы горожанам. Я даже проект делал для зодчества, извините, что долго отвечаю, называется «Красота против хаоса», где дом Жолтовского с башенкой знаменитой на Смоленке облеплен весь тоже кондиционерами. То есть такая как бы красота стоит такая, античного уровня, и мы все равно ее обживаем, обживаем, обживаем. Она такая покрывается, покрывается, но держится при этом, да. И вопрос: а кто здесь вообще хаос этот представляет? Ведь видно же, что вот мы все его в отдельности и... Виктор Лошак: Скажите несколько слов о том большом новом проекте, которым вы давно занимаетесь, и мэр им занимается – это обустройство Москва-реки в Москве. Сергей Кузнецов: Программа была придумана и запущена еще в 2014 году конкурс проводился большой такой международный. И с тех пор планомерно, потому что это огромный объем работы, у нас река 80 с лишним километров в пределах города. А набережная с учетом того, что есть острова, есть разные неровности берега, около двухсот километров береговой линии мы имеем только Москва-реки. А еще есть Химкинское водохранилище, еще есть река Яуза. И вообще вот недавно у меня был открытый урок в школе, и я спросил школьников, тоже спрашивали про реку, я спросил школьников: сколько рек в Москве? Ответы были там: две, три кто-то, до пяти, скажем так, да. Люди, не только школьники, кстати говоря, вообще очень мало представляют, что такое водная система Москвы. В Москве, внимание: ... Виктор Лошак: Вот я, честно, совсем не представляю тоже. Сергей Кузнецов: И, наверное, сейчас даже, если вас попрошу сказать, тоже, да, наверное, скажете такую похожую цифру, да? Виктор Лошак: Конечно, конечно. Сергей Кузнецов: В Москве более ста рек. Более ста. Виктор Лошак: Открытых или уходящих? Сергей Кузнецов: Разных. Открытых, в коллекторах. Москва, если взять только водную систему, везде такие очень сильно развитые капилляры, такую голубую сеточку, как сетчатка глаза – это будет территория Москвы со всеми ее реками. Вопрос не только в реке-Москве, вопрос в том, что очень интересно вообще развивать водную систему. Поэтому, возвращаясь к реке-Москве, да, набережные планомерно; мне бы лично хотелось, чтоб быстрей там они двигались, но все-таки движутся. Новые набережные регулярно, вот сейчас Марка Шагала часть сделана, часть делается дальше на ЗИЛе. Симоновская набережная длинная, большое соединение вот до ЗИЛа, там, где стадион «Торпедо». В Филях по обоим сторонам реки и Карамышевская, и там, где сами Фили, собственно, активно идет строительство набережной. И Мневники – тоже будет огромное количество береговой новой линии, то есть берега развиваются. Больше того, развивается река не только в рамках берегов, развивается водный транспорт. Сейчас Департамент транспорта вот-вот уже запустит первые маршруты регулярного транспорта. У нас нет пока регулярного транспорта на реке. Владимир Лошак: Только прогулочный? Сергей Кузнецов: Только прогулочный. Будет регулярный уже очень скоро с очень интересными электрическими судами. Мы планируем очень интересный проект сейчас: целый ряд мостов. Причем не просто мостов, а таких инженерно-технических сооружений красивой архитектуры, пешеходных, автомобильных, тоже возникнут на реке в разных местах. То есть река планомерно будет превращаться реально в центральную такую самую важную улицу города. Владимир Лошак: Я хотел бы задать вам вопрос о деле, которым вы очень любите заниматься. В определенном, довольно широком кругу в Москве вы хорошо известны как художник, который занимается рисунком архитектора. Это всегда какой-то объект архитектурный, который вы хотите запечатлеть, оставить для себя и это вместе с тем остается, как такое произведение искусства? Или это что-то имеется в виду другое? Сергей Кузнецов: Это очень по-разному может быть. Архитектурный рисунок – вообще довольно молодой вид искусства, скажем так. То есть он появился заметно позже, как направление, чем, например, живопись в целом, масляная, станковая, монументальная. Именно графика, где целью является архитектурный объект. Это все, не знаю, там XVIII век примерно вот такой активный расцвет этой истории. То есть это действительно изначально. Я попытаюсь с начала начать, просто быть как-то кратким, чтобы ответить. Изначально это просто аналог современного фотографирования. То есть люди просто хотели видеть места, которые им нравятся у себя дома, потому что не было фотоаппарата. Это постепенно, конечно же, эволюционировало. Сейчас архитектурная графика, я считаю, это больше такая работа передающая некое настроение города. Я бы так это сформулировал, по крайней мере, то, чем мне нравится заниматься. Потому что я, понятно, занимаюсь проектированием к основной своей работы и управлением проектными процессами, и эта работа очень жестко регламентирована финансовыми возможностями, временными, конструктивными, да, мы не можем фантазировать... Владимир Лошак: ... Сергей Кузнецов: Да-да-да. Совсем, как бы отвязно общественным мнением и прочее. Графика не связана ни с чем, да? Ты можешь нарисовать все, что тебе нравится, никто тебя за руку не схватит и не скажет: «Ну, то, что ты нарисовал, такого же не может быть!» Это очень важная идет черта. То есть то, что ты можешь и передать атмосферу уже существующего города, и добавить туда все, что абсолютно тебе кажется, не знаю, фантазийным, но так, как ты хотел бы, чтобы это происходило. Конечно, там есть элемент узнаваемости. Хотя кто-то рисует просто откровенно фантазии, то, чего и нету никогда. Это очень интересный раздел творчества, я не очень им занимаюсь и всегда восхищался людьми, кто может нафантазировать, напридумывать такие миры. Это круто! Мне больше нравится все-таки работать, когда есть элемент узнаваемости, когда к чему-то привязываешься, но там есть то, что ты привес сам в эту среду. Владимир Лошак: Вот опыт Берлина нам пригодился в Москве? Берлин ведь тоже реновировался, перестраивался. И там тоже большое количество таких, ну, то что мы называли бы, хрущоб. Сергей Кузнецов: Мне повезло работать довольно много в Берлине и с проектами берлинскими как раз в период вот очень коротко после падения стены. И то, что как город был развит, вот срослись обратно две половины и где-то переосмыслено советское наследие, где-то, кстати, оно очень интересно внедрено в новую ткань – это бесценный опыт. И то, что застройка, создание фактически вот такого единомоментного нового центра, который не, как правило, тогда если у тебя много исторической ткани, ты туда аккуратно внедряешься, типа не знаю, например, Лондона или многих других европейских городов, например, той же Москвы, когда фактически он единомоментно был построен за очень короткий период. Причем в том масштабе и в том духе, в котором действительно он стал центром по-настоящему, и с точки зрения архитектуры, и насыщенности функциями. Это, на мой взгляд, суперопыт, то есть учились этому опыту. Хотя вот недавно я читал лекцию в Берлине по поводу там выставка есть про вообще развитие Берлина, и там примеры городов, которые сейчас кажутся самыми интересными. И, по-моему, пять или четыре города было выбрано, как примеры, и Москва была одним из них. И я вот представлял Москву, там рассказывал про Москву. То есть там уже всерьез в большем объеме московский опыт изучается, чем мы сегодня изучаем тот опыт. Хотя я всегда за обмен, всегда за образование. Просто интересно, что за этот период действительно столько удалось сделать, что вот даже такие прекрасные города, как Берлин без всяких оговорок изучают это. Владимир Лошак: Но вот им же удалось не сносить эти пятиэтажки, а просто реновировать их. Сергей Кузнецов: Смотрите, вопрос реновации пятиэтажного фонда советского вообще не только в Берлине, а в Германии... Владимир Лошак: И девятиэтажного. Сергей Кузнецов: Да. Он, кстати, неоднозначный. И мы его изучали детально, что происходило. Во-первых, надо понимать, что там объемы, конечно, совсем другие по Германии, там другое совершенно количество домов. Плюс программа была так устроена, что мы же просто переселяем людей в большего размера и лучшего качества квартиры и дома. Переселяются люди бесплатно, то есть они когда-то получили эти свои квартиры в пятиэтажках по приватизации, как правило, и теперь получают еще лучшего качества недвижимость, построенной по реновации. А в Германии было не так, там, в основном, это жилье арендное. И реновация шла, как правило, через увеличение арендной платы. То есть люди сами серьезно, в общем, ну, государство помогало, тоже вкладывало много, но люди тоже... Владимир Лошак: То есть эта реконструкция шла за счет людей? Сергей Кузнецов: Да! Люди вкладывали довольно серьезные деньги. И то, надо сказать, что программа была в какой-то момент свернута. Потому что даже в этой схеме государству было тяжело это тащить на себе. Как раз опыт Берлина, изучение, когда мы планировали программу реновации, был довольно показателен: что это, скорее всего, такой путь в никуда, когда ты пытаешься отремонтировать пятиэтажку, потому что уже низкая плотность, как я сказал, и там ее начали увеличивать путем внедрения домов. Потом, ты не можешь делать реконструкцию без отселения людей. Вопрос, куда их отселять в этот момент? Все равно нужен другой некий фонд, все равно нужно что-то построить. И даже когда ты реконструируешь пятиэтажку, допустим, ты вложил в нее деньги, решил ее сохранить, поменял там сети, я не знаю, остекление, фасады утеплил и прочее, ты все равно не получил лучшего качества квартиру. Я сам жил в пятиэтажке, знаю, о чем говорю, да. Там трубы в стенах замурованные, если что-то сломалось, протекло, у тебя это хлещет из стены. То есть это все вещи, которые вообще ничего с ними не поделаешь, даже если ты все единомоментно починишь. Дальше ты не застрахован от проблем, и квартира лучше не стала. В этом же корень, в общем, зла. Владимир Лошак: Несколько коротких вопросов. У вас есть любимое место в Москве? Сергей Кузнецов: Я бы не выделил, честно говоря, любимого места одного, потому что у меня целый набор любимых мест, связанных, как правило, с теми местами, где я живу, жил или работал. В городе, как правило, тебе становятся родными какие-то места, и ты их потом, в общем, тепло вспоминаешь. Я вырос на юго-востоке, поэтому мне до сих пор очень нравятся эти районы: Кусково, Кузьминки, Рязанский проспект. Это вот зона моего такого обитания детско-юношеского, ранне-взрослого. Потом я много где жил очень в Москве, на Ходынке жил довольно долго, во многих районах успел пожить. Но сейчас я живу рядом с рекой, кстати говоря, в районе Косыгина, вот там набережные, Лужники напротив, и мне очень нравится это место. Но вот какие-то такие бывают связи, что-либо проект делал, либо там жизнь свела, и ты начинаешь это место любить. То есть это не случайно происходит. Таких мест накопилось довольно много, так что да вот, то, что я перечислил. Владимир Лошак: О чем вы мечтаете? Сергей Кузнецов: У меня какие-то мечты очень человечески простые, то есть мне если нравится все, как устроено, хотелось бы, чтобы так все просто и продолжалось. И, честно говоря, не хочется никаких потрясений, скажем так. То есть я думаю, что это в общем большинство людей, наверное, так бы это и сформулировало примерно. Владимир Лошак: Если бы ваши сутки расширить, чем бы вы занялись? Сергей Кузнецов: Скорее всего, я занялся бы тем же самым в большем объеме. Потому что я, не знаю, я больше бы рисовал, но не успеваю, потому что, как правило, получается рисовать только на выходных. А так бы, может быть, можно было и каждый день рисовать. Не знаю, в шахматы играть, например, или читать книги. Я вчера читал книгу, поздно из-за этого заснул, например, уже к часу ночи. Хотя это неправильно и вообще не в моих правилах поздно ложиться, но так получается, что не находишь другого времени. Поэтому, конечно, есть куда сутки расширить. Welcome! Супер! Будем больше успевать. Но они же не расширяются. Владимир Лошак: У вас есть правила жизни? Сергей Кузнецов: Правила, конечно. Я считаю, что у меня очень зарегулированная моими личными правилами жизнь, конечно. Скажем так, это все вращается вокруг гармонии, то есть мне близки идеалы, скажем так, они вообще изначально греческие, про идеального человека. Потом в ренессанс они немножко там добавлены, как о человеке эпохи Возрождения. То есть я считаю, что гармоничное развитие себя, а, значит, и мира вокруг себя – это главная задача каждого. Я в этом вижу такое божественное предназначение. А из этого вытекает важность расписания, важность распределения задач, важность режима дня, то есть много очень таких бытовых вещей, которые тебе позволяют так действовать, то есть гармонично развиваться и максимально своими действиями улучшать мир, его не портить. Владимир Лошак: Это правило удачно совпадает с вашей работой. Сергей Кузнецов: Да, но оно не случайно совпадает с моей работой, потому что я такую работу выбрал, потому что она полностью соответствовала моим взглядам на жизненные правила. Владимир Лошак: Спасибо! Сергей Кузнецов: Спасибо вам за приглашение! Спасибо!