Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Главный редактор издательства «Художественная литература», писатель Георгий Пряхин о своей судьбе и своих книгах. Георгий Владимирович, я с интересом и волнением ждал нашей встречи, поскольку вы серьезный писатель, издатель, ну и что важно для меня – человек очень интересной судьбы. Когда выпускник интерната становится помощником Президента СССР, за этим стоит очень много ступенек жизненной лестницы. Но начать наш разговор я хотел с одного вашего прогноза. Лет 10 назад вы сказали о том, что если и суждено Второе Пришествие Христа, то он будет русским. Георгий Пряхин: Я раньше часто цитировал... Есть такой у меня любимый писатель – Шон О’Фаолейн. Вы должны знать его знаменитый роман «И вновь?» И он был участником гражданской войны в Ирландии. И ему такие слова принадлежат, которые я очень часто цитировал, часто к месту и не к месту: «Слишком долгое оплакивание старых ран бывает еще опаснее, чем сами раны». А вот сейчас я думаю, что это не совсем правильно. Не совсем правильно. Раны обрушились такие, что они любое оплакивание, сколько ни будет лет, сколько ни будет десятилетий, не зарубцуются. Это самое главное. А то, что вот ты написал это, ну, предчувствие было. Ведь мы же с вами, Виктор Григорьевич, познакомились в свое время на развалинах Армении, на землетрясении... Виктор Лошак: Да, да. Да. Георгий Пряхин: Я очень хорошо помню. Замечательные заметки писали. По-моему, как раз именно той заметки я никогда и не правил. Я тассовские смотрел, а твои никогда не правил предварительно. И вот этот тогда выстрел в горах – это был первый, наверное, выстрел, который предвещал страшную грозу. И чем еще это закончится, Бог его знает. Виктор Лошак: А еще один ваш прогноз меня заинтересовал. Вы написали, что «великий писатель родится в России в течение наступившего десятилетия». Родился? Не родился? Георгий Пряхин: Ну, я помню это свое как бы предвидение неосторожное. Там продолжение было. И там было сказано еще, что «необязательно он родится в Москве». И необязательно это будет исключительно русский человек. Вполне возможно, что это будет представитель каких-то национальных республик. Они все равно все воспитаны практически на русской литературе, на русском языке. И я пока, может быть, я мало читаю, я читаю все старую странную литературу, но я пока такого писателя не видел из молодых. Но я хочу сегодня упомянуть одну фамилию, одно имя: есть, вот знаете, писатели почвенники? Это известное выражение. Есть писатели космополиты. Это тоже очень хорошо. И слава Богу, что есть какая-то... Виктор Лошак: Должны быть разные, конечно. Георгий Пряхин: Разные. И должно быть и надмирное. Их взгляд должен быть... Виктор Лошак: Да, да. Георгий Пряхин: А есть писатели подпочвенные. И всегда они были в России. Вот, скажем, и неизвестно, когда подпочвенный писатель выйдет очень высоко, так сказать. И живительная эта субстанция. Вот таким писателем в старой России был, скажем, Гаршин. Гаршин. Я сейчас перечитываю его «Турецкие рассказы» изданные, кстати, «Худлитом» недавно. И это самый современный писатель сегодня. Самый. И его «Турецкие рассказы» налагаются сейчас на всю ситуацию, которая происходит в мире в целом. Он пробился, возник уже после своей смерти. Виктор Лошак: То есть непонятно, когда ты станешь современным? Георгий Пряхин: Да, да. Совершенно верно. А вот человек, которого я для себя открыл, – это Виктор Слипенчук. Ему за 80 уже. Поймите, вот сейчас есть писатель почти без биографии, писатель воображения, писатель. Вторично от книг идут, от культуры даже. Это замечательно! В этом тоже нет ничего плохого. Но это вот остался человек или там стал более-менее известным, с биографией. Матрос, зоотехник... Книга его посвящена вопросам зоотехнии. Вот он, кстати, закончил Высшие литературные курсы. Человек с биографией вошел в литературу. И пишет он об этих людях не просто смачно, остро, как нынче говорят. Он пишет со знанием дела, вот что... Я бы хотел, чтобы наши зрители обратили внимание. Мы издаем его собрание сочинений... Виктор Лошак: Собрание сочинений даже? Георгий Пряхин: Он, кстати, у него проза, публицистика, стихи, это такой крепкий писатель со своей, как вот раньше говорили, трудовой темой. А я бы сказал, материальной темой. Вот... Виктор Лошак: Нет, ну такие писатели замечательные были. Вот Каневский, который писал о моряках. Георгий Пряхин: Да, кстати, это совершенно верно. Это несомненно. Из молодых вот я так знаю, она не на слуху, но это хорошая писательница очень, с таким европейским письмом, Грозовская Елена. И я еще бы вот обратил внимание читателей на русскоязычную литературу за ребежами России, вот в союзных республиках. Я сам лично пытаюсь поддерживать, и «Худлит» поддерживает этих людей, которые пишут по-русски. Которые имеют смелость писать по-русски там, где по-русски уже почти не разговаривают. И великолепно пишут. Виктор Лошак: Да. Георгий Пряхин: Вот мы привыкли говорить, что русская литература, русские переводчики, такие как Юра Казаков там и масса других, они дали старт в большой мир писателям национальных республик... Виктор Лошак: Этим занимались многие. Георгий Пряхин: Конечно. Виктор Лошак: Пастернак, Маршак. Георгий Пряхин: Да, конечно. Пастернак, конечно. Без него грузинской литературы... Виктор Лошак: Да, конечно. Она бы не пришла к нам просто. Георгий Пряхин: Но вместе с тем, вы знаете, вот национальная литература в какой-то степени оплодотворяет русский язык. У них свое видение. Вот скажем, я прочитал: женщина, о которой хочу сказать, она казашка, православная и великолепно пишет по-русски – Раушан Буркитбаева. Бура. Вот знаете, почему «Буранный полустанок»? Виктор Лошак: Нет, не помню... Георгий Пряхин: А я скажу, почему. Бура – это верблюд, вошедший в гон. В гон вошедший. Отсюда и айтматовская... Виктор Лошак: Буранный полустанок. Георгий Пряхин: И я сам видел этих верблюдов. И я это на старом поле. Я в такой ногайской степи родился. Но я забыл это слово. Я забыл это слово. И вот эти ребята, пишущие на русском языке, они в какой-то степени и сохраняют частично... Виктор Лошак: Ну, язык Айтматова стоит вспомнить. Георгий Пряхин: Да, конечно, конечно. Совершенно верно. Виктор Лошак: Взгляд на литературу писателя и издателя – это разные взгляды? Вот вы объединяете в себе два этих качества. Георгий Пряхин: Очень коварный вопрос, Виктор Григорьевич. Виктор Лошак: Да? Георгий Пряхин: Да, да, конечно. Виктор Лошак: Потому что издатель должен бороться за массовость, за продажу. Георгий Пряхин: Совершенно верно. Да. Виктор Лошак: А писатель не должен об этом думать. Георгий Пряхин: У меня есть любимые писатели, скажем, которых я никогда не издам как издатель, потому что мне никогда на них денег не хватит. А у них у самих... У хорошего писателя... Хороший писатель почти обязан быть нищим. К сожалению, это так. Такое дело. Конечно, это разный взгляд. Издатель – это в какой-то степени коммерсант. В первую очередь – коммерсант. И люди стали смотреть, во что копейку вложить: мол в книгу или в кусок хлеба. К сожалению, так. Конечно, разница есть. Разница есть. Сейчас тот же «Худлит» допустим, серии такие, где мы пытаемся сохранить лицо «худлитовское» и вместе с тем коммерческую жилку разрабатывать. Допустим, пошла такая серия «Старый русский детектив». Но начали его с «Драмы на охоте» чеховской. Пошли книги – скажем, книги о великих путешествиях: сейчас вот идет «Остров Сахалин», идет Арсеньев, само собой. Есть Василий Головин «Путешествия...», Афанасий Никитин. Классика, но она уже как бы, ну под детектив, под эти вот вещи. Виктор Лошак: А вот я делал интервью с владельцем «АСТ» и он сказал, что главный покупатель – один из главных, это молодежь. Книг. Георгий Пряхин: Да. Виктор Лошак: И что молодежь много покупает классики. Георгий Пряхин: Это, в общем-то это верно. И вот та же серия «Классики и Современники», она наиболее такая продаваемая сейчас. Но вы знаете, нельзя сказать, что люди вернутся к книге. Но... Виктор Лошак: К бумажной книге? Георгий Пряхин: Да, бумажной. Но есть такая вот, ну даже не легенда, нет. Я читал. Если помнишь, читал: у Бунина последней несостоявшейся любовницей была азербайджанская княжна Умм эль-Банин. Она была... Виктор Лошак: Не знал. Георгий Пряхин: Не знал? Она написала очень жесткую, острую потом книгу о своих взаимоотношениях с Буниным. И там такие фразы есть, что «ну, конечно, когда он меня увидел, ничего лучшего он не мог придумать, как назвать меня «черной розой». Это так расхоже, так хрестоматийно». Она к нему на свидание приезжала на велосипеде. В Париже. Она была уже тоже эмигрантка, разведенная женщина. И один поцелуй она ему подарила на лестничной площадке при расставании. Но, как он сказал, «он меня проглотил просто этим поцелуем, этот старик, старик». Так вот она, значит, издеваясь над Буниным, приводит его такую цитату, в спорах – они много спорили: «Какую глупость же он мне сказал однажды, что мальчик – молодой человек, выросший в комнате, в которой стоят книжные шкафы с книгами, он вырастет совсем другим, лучшим, нежели тот, который вырос...» Виктор Лошак: В пустой комнате. Георгий Пряхин: В пустой комнате. Даже если он ни разу не открывал книгу, он просто в этом присутствии. И я думаю, что вот возвращаются времена, когда человек ищет духовную опору, и ему надо найти этот посох, зрячий посох. Вот религия – она, конечно, на первом месте, она претендует на это дело. Но литература куда более гуманная. Виктор Лошак: Но для вас книга – вообще святое. Я помню вашу фразу о том, что СССР распался мирно не за мудростью руководителей или не по какому-то другому поводу, а потому, что люди читали книги. Потому что книга была для жителей СССР очень важна. Георгий Пряхин: Да. Совершенно верно. Это едино, да. Я очень благодарен, Виктор Григорьевич, что я повстречался с вами, таким читателем. У меня их немного. У меня они штучный товар, чтобы... Виктор Лошак: Ну как... Мне было очень интересно. Георгий Пряхин: Спасибо! Я думаю даже о том, что сейчас происходит. Я надеюсь, что книга скажет свое слово. И на смену вот таким, каким-то киплинговским интонациям придут интонации «Войны и мира». Виктор Лошак: Вот когда вы говорите о мальчике, окруженном книгами. А вы вот к концу своей школьной карьеры много успели прочесть? Я прочел вашу повесть «Интернат» замечательную. Она, конечно, класса «Ночевала тучка золотая» Толи Приставкина. Замечательная повесть о детстве, об интернате. Георгий Пряхин: Даже места похожие, да? Виктор Лошак: Похожие. Да, да. Много вы успели прочесть, когда выходили из школы? Георгий Пряхин: Витя, ну, поскольку программа у вас называется так интимно довольно, то я могу позволить себе некоторые... У меня мать, рано ушедшая из жизни. Получилось так, что отец еще раньше. Это ссыльные люди были. Виктор Лошак: Ну да. Поэтому вы и оказались в интернате, как я понимаю? Георгий Пряхин: Да. Поэтому я оказался. Мне некуда было. Она была неграмотная. Я за нее даже расписывался в зарплате. Я уже, я рано научился денег не получать, но расписываться за деньги. Это мне пригодилось на всю жизнь. Я расписываюсь, да. Так вот, она ходила из нашего села в райцентр. И я всегда страшно ждал ее, когда она... Это долгая дорога, это где-то километров 18 туда, потом обратно. И это она уходила рано утром, там что-то покупалось: провизия, там что-то еще, и приходила. И я бежал, ее встречал. И вот я помню, значит, она приносит мне книжку... А там мужик с ружьем и с красной повязкой через лоб. Она говорит: «Жора, прочитай. Это про партизан, наверное». Это была книжка «Дерсу Узала». Ну вот. А что касается интерната, у нас была замечательная библиотека. У нас был великолепный учитель, фронтовик. Виктор Лошак: Да вы его описываете... Георгий Пряхин: Учитель. И он... Виктор Лошак: Учитель с большой буквы. Георгий Пряхин: Да, совершенно верно. Он многому нас научил. И библиотека у нас была роскошная. Я впервые там увидел знаменитое, 1937-го года, полное собрание сочинений Пушкина. Оно было в нашей интернатской библиотеке! Я потом, после, когда я уже стакнулся с «Комсомольской правдой», в «Комсомолке» тоже замечательная библиотека была, я понял, откуда шли вот корешки таких замечательных собраний, причем в самых подчас неожиданных местах. Когда арестовывали «врагов народа», их библиотеки роскошные раскассировали... Виктор Лошак: Да. И рассылали. Георгий Пряхин: Рассылали, раздавали. Вот я уверен, что и наша великолепная интернатская библиотека в городе Буденновск – сам город с таким роковым названием, – вот она, в нее попали книги, которые, конечно, не расхожие, книги, не из... Ну конечно, я много читал. Виктор Лошак: А вы в Буденновске бывали после событий трагических, которые там во время чеченской войны произошли? Георгий Пряхин: Бывал. Я бывал там вместе с чеченцем. И мы с ним, Арсамаковым. Это известная фигура... Виктор Лошак: Известная, да. Георгий Пряхин: Сейчас его уже нет в живых. И мы поехали... Это был ..., как бы мой родной город. И я с ним был. И мы пришли в больницу, в больницу. В больницу. Виктор Лошак: Самое страшное место, которое... Георгий Пряхин: Да, самое страшное... И вот там был такой эпизод. Он «денежный человек», он банкир... Виктор Лошак: Ну, надо напомнить зрителям, что больница была захвачена. И именно там находились заложники – все, кто находился в больнице. Георгий Пряхин: Заложники, захваченные Басаевым. Чеченцами была захвачена больница... Виктор Лошак: Да, да, да. Георгий Пряхин: То, что чеченец приехал и приехал в больницу... Он, кстати, привез, и почему я поехал туда с ним, – он привез антибиотик третьего поколения, который нужен был. Ходили по палатам, что-то там кого-то там поддерживал, кому-то давал денежку. Ну, банкир есть банкир. Вот он больным. И подошли мы к мальчику черноглазому. Он оказался чеченец, мальчишка. И он по-чеченски с ним заговорил. Тот ему ответил... Виктор Лошак: Угу-угу. Георгий Пряхин: Так вот этот эпизод, который мне на всю жизнь запомнился: он попытался этому мальчишке тоже дать какую-то денежку. Там, не знаю, $100, может. Мальчишка отказался. Мальчишка отказался. Вот от чеченца, все такое. Отказался. Хотя при всем при том он очень был расположен и благодарен. Но от денег отказался. Это вот... Виктор Лошак: Ну а сам город эту травму как бы залечил или нет? Георгий Пряхин: Ну, если учесть, что вот даже во двор моей близкой родственницы, родной сестры моей жены, долетали пули, и они прятались в подвале. Вот сама травма, я думаю, еще осталась. И самое главное, что вот изжить это недоверие людей друг к другу, людей разных национальностей, это вот тот случай, когда действительно оплакивание старых ран бывает страшнее самих ран. Вот это я не скажу, что сейчас полностью восстановлено доверие между общинами. Все-таки вот я бываю там. Последний раз я был уже несколько лет назад. А так я часто бываю, вижу, наблюдаю. На кладбище вот бываю. Я видел эти памятники, людей, которых.... Знаю некоторых по их, погибших, знал. Виктор Лошак: Мы вместе были в Спитаке и Ленинакане. Георгий Пряхин: Да. Виктор Лошак: С Рыжковым. Я как журналист. А как вы думаете, эта память там, она лечит? Или это будут постоянно люди вспоминать и трагически переживать? Георгий Пряхин: Вот то, что было... Виктор Лошак: Вот если взять мою жизнь, это самое страшное, что я видел в жизни. Георгий Пряхин: Витя, помнишь, как гробы стояли?.. И там возле каждого двора стоял гроб, пустой еще. И были маленькие гробы. То есть это было страшно. Но я думаю, что вот это был последний момент, когда Советский Союз так вот напрягся и выручил, вытащил... Виктор Лошак: Да, да. Георгий Пряхин: И хорошо, что там была фигура Рыжкова Николая Ивановича. Дай Бог ему долгих, долгих лет жизни. Виктор Лошак: Да, да. Георгий Пряхин: Это был последний случай, когда Советский Союз напрягся и сделал большое дело. И это дело, я думаю, то, что как бы ни делегировала Армения туда, туда все, но вот память об участии Советского Союза, русских, российских людей в преодолении той беды, она и держит пока нацию. Держит, я думаю, держит даже не верхушка, а держит вот эта почти генетическая память. Виктор Лошак: Да. И люди должны помнить тех, кто приехал их выручать. Безусловно. Георгий Пряхин: Да, да, несомненно. Виктор Лошак: С вами делала интервью как-то Инна Руденко, замечательная журналистка «Комсомольской правды». Георгий Пряхин: Да, да... Виктор Лошак: Проработавшая там практически всю жизнь. Такая икона своеобразная журналистики. Георгий Пряхин: Да, да. Виктор Лошак: Это интервью называлось «Ненавидеть легче, чем любить». Георгий Пряхин: А это точно. Виктор Лошак: Это действительно так? Георгий Пряхин: Да. Вы знаете, ненависть, она... Если любовь возникает с первого взгляда, то ненависть вообще без повода даже возникать может. И легче, и расход души меньше. И мы сейчас живем в плену такой ненависти. И я очень верю вот в это – в то, что слово... Виктор Лошак: Целебность. Георгий Пряхин: Целебно. Целебно, целительно, спасительно. И вы знаете, даже независимо. У Пушкина было читателей пять тысяч человек. Пять тысяч человек! Это был, в общем, известный, ну что мне рассказывать, – наше все, как говорится. И сейчас пусть тиражи, пусть выйдет 100 экземпляров. Главное, чтобы оно появилось, это слово. Оно будет жить само по себе. Найдут. Отыщутся. Оно живет. Живет, не знаю, в волновой какой-то квантовой сфере, но оно живет. И главное, чтобы оно было. Чтоб оно рождалось. И сейчас, я думаю, что вот это моя мечта о появлении огромного писателя, огромного писателя на огромных этих просторах... Виктор Лошак: На огромных просторах русского языка. Георгий Пряхин: Русского языка, да. Появится. Появится. Я надеюсь, что мы с вами еще встретимся, Виктор Григорьевич. Виктор Лошак: Я хотел бы поговорить с вами об одной части вашей жизни, которая всегда интересна журналистам, и она интересна истории, это работа над книгой Раисы Максимовны Горбачевой. Георгий Пряхин: Вы знаете, когда она приехала... Вот вернулись они из Фороса, когда уже ясно, что она приехала... Виктор Лошак: Они же землячки ваши? Георгий Пряхин: Да. Да. Она-то из Рубцовска, сама-то. Михаил Сергеевич – земляк. Но что касается этой книги, то я должен сказать так: идея этой книги не мне принадлежит. Она принадлежит Владимиру Васильевичу Карпову, главному редактору «Нового мира», Герою Советского Союза, фронтовику. Это он написал письмо такое в ЦК партии. И это письмо попало мне. Виктор Лошак: А он надеялся опубликовать это в «Новом мире»? Георгий Пряхин: Он надеялся написать эту книгу. Виктор Лошак: Ах, сам написать! Георгий Пряхин: Написать книгу такую. Вот беседуешь, вот он... Он предложение, здравое предложение, хорошее предложение... Виктор Лошак: Конечно. Потому что Раису Максимовну любили и ненавидели. Это же... Георгий Пряхин: Да. Это. И вот он написал такое письмо. И я предложил Михаилу Сергеевичу: вот, лучшего кандидата нет, и надо принять его предложение, и так далее. Они думали-думали. И он меня позвал, значит, все: «Нет, тебе», то есть мне. Ну, я думаю, это основывалось не только на том, что я работал там, в ЦК партии, но и на том, что я земляк. Вот вы правы. Земляк... Виктор Лошак: То, что вы знакомый человек. Георгий Пряхин: Да. Знакомый все-таки. И Владимир Васильевич на меня обиделся. Мне пришлось потом с ним объясняться письменно. Ну, потом мы все – нашли общий язык. А так это вот. И что касается этой книги... Она, конечно, книга, в первую очередь, трагична. Хотя один из переводчиков американских сказал, такое замечание высказал, что «в этой книге слишком много Пряхина». Ну, я думаю, что если убрать писателя, то получится просто официоз, «дежурка». И как книга... Виктор Лошак: А что вы про нее поняли, когда готовили эту книгу? Георгий Пряхин: Что я понял? Она, конечно, была более ранима, чем Михаил Сергеевич. Она, может быть, еще и потому, что она была более тщеславна, наверное. Виктор Лошак: Угу. Георгий Пряхин: И она была очень уязвима. Она так держалась, она была как струнка. Кстати, никто нас не обслуживал. Она сама, чай там, в общем, такое делала. И с диктофоном (я как-то не умел с ним вообще управляться) она управлялась очень хорошо. Потому что она когда-то занималась социологией, ходила по селам. Вот еще один вопрос, который Раисе задавали. Она по селам ходила, она делала интервью. Это она мне рассказывала. А в селах там была распутица, она в сапогах. Мужики на полях, на работе. А тут, значит, тетки, бабки. Ну вот они потом ей чай... Говорят: «А у тебя муж есть?» Она говорит: «Есть». «А чего, он, наверное, не зарабатывает, что ты ходишь по селам?» Она говорит: «Да нет, зарабатывает-то неплохо». «А он тебя не бьеть?» Вот. Вот два вопроса становых в России, так сказать. Виктор Лошак: А вы в какой-то момент решили пойти в политику. Был такой момент? Ну что, разочаровались? Или неудача вас разочаровала? Что произошло? Георгий Пряхин: Ну, во-первых, я дружил с покойным Геной Селезневым. Виктор Лошак: Бывший глава парламента, спикер Госдумы. Георгий Пряхин: Главный редактор «Комсомольской правды». Я какое-то время был у него замом. И я... Ну, конечно, было определенное честолюбие, чего греха таить. Виктор Лошак: Ну конечно. Георгий Пряхин: Это да. Ну и... Виктор Лошак: Я считаю, что это движок для журналиста, честолюбие. Георгий Пряхин: Да, это, несомненно. И я не знаю, в общем, сколько сейчас в парламенте журналистов, но писателя, по-моему, серьезного – ни одного. Еще и потому, что писатель, серьезный писатель менее всего ангажирован. Во всяком случае, не текут к нему деньги. У меня были такие, значит, завиральные идеи, что-то я смогу сделать, что-то значит как-то... Не просто поправить свое благополучие, так сказать. Но сделать какое-то серьезное дело. Но у меня какое-то отрезвление пришло потому... Когда я приехал в свое село, там все уже. И мне мои родичи говорят: «Жора, ты знаешь, твой оппонент каждому дому нашему, каждому двору поставил по стиральной машине». Это мои родичи! Вот и так... Виктор Лошак: Вы хотели избираться от своего Буденновска? Георгий Пряхин: Да, да, да. По одномандатному, да. Не Буденновск... Там и Буденновска нет тоже. И он добрался до города в день выборов. Приехал, значит, до города Нефтекумска. Ну, и там... А мне билет брала тогдашняя администрация. «Ну, пойдем сразу обедать». Я говорю: «Как же обедать, ты че?». Он мне сказал: «... не ходи никуда. Уже все расписано. Уже все расписано». Ну, и вот это было. А самое главное, что у меня вскоре после этого случилась большая беда: у меня попала в аварию моя младшая дочь. Которой сейчас, к сожалению, ее в живых нет. Я потерял ее 15-го мая. Вот. И я понял, что вот эти честолюбивые политические мечты, их все нужно ставить на второй план. Все на второй план надо, да. Виктор Лошак: Это вот когда вы разочаровались в политике, у вас такой какой-то был слом в жизни, вы где-то написали, что даже кур разводили на даче. Георгий Пряхин: Да, было. Это замечательно было. Хорошо, Виктор Григорьевич, ты вот тщательно готовишься к таким... Виктор Лошак: Да, готовлюсь. Георгий Пряхин: Да, это видно, заметно. Что касается кур, интересен тут такой еще момент: их кормить-то надо чем-то было. И вот мне, значит, мой друг из Волгограда, Володя ... Слава Богу, жив и сейчас. И был когда секретарем райкома комсомола (мы с ним познакомились еще в 1970 каком-то году), так он мне в СВ прислал два мешка пшеницы. Помните, Антон, два мешка сорной пшеницы? Так он два мешка пшеницы. Это была самая, наверное, дорогостоящая пшеница, которая проехала от Волгограда до Москвы в этом вагоне СВ. В СВ вагоне. Виктор Лошак: В СВ. Георгий Пряхин: Было такое, было такое. Виктор Лошак: Вы где-то написали о том, что, если русский язык что-то и ожидает плохое, так это уголовщина. Георгий Пряхин: Да. Виктор Лошак: Это вы имеете вторжение в русский язык такого криминального сленга? Что вы имеете в виду? Георгий Пряхин: Это совершенно верно. Меня шокирует то, что у нас даже политики стали говорить уже на таком, на уголовщине. И вы знаете, вот слово – оно призвано не только обозначать вот какие-то явления, какие-то действия, чувства и так далее. Оно рождает эти чувства. Вот даже если человек объясняется девушке в любви, вот он скажет слово любви, и любовь эта возникает. То есть слово рождает. Не только отражает, оно рождает ответное чувство. И то, что мы сейчас, ну как бы ради красного словца или что-то показать, свою такую разухабистость, употребляем там вот это, мы не отдаем себе отчета, что это способно порождать чувства и действия такие. Я боюсь этого нашествия. И это бывает литературным приемом. Но хуже, когда это не литературный прием, а когда это практически уже образ мысли, так сказать. Вот у меня несколько любимых книг. И они часто прям противоположны по стилю. Это, скажем, я очень люблю Гюнтера Грасса «Жестяной барабан». Я считаю, что это величайшая книга вот последнего времени. И вместе с тем я очень люблю Шмелева. Виктор Лошак: Ивана Шмелева? Георгий Пряхин: Ивана Сергеевича Шмелева. И там, и тут язык. Вот у Гюнтера Грасса – острый, современный такой, раскованный невероятно, эротичный. У этого – другой, у этого классический. У него самое жесткое – это «Солнце мертвых». А потом «Лето господне», другие вещи – они классические. Но эффект одинаков практически. Эффект одинаков, эффект, облагораживающий человека. Читателя облагораживающий. Книга любая, Вить, это произведение как минимум двух человек. Виктор Лошак: Читающего и... Георгий Пряхин: Читателя и писателя. Почему у нас у каждого свой Пьер Безухов? Вот мой Пьер Безухов вовсе не похож на Бондарчука. Потому что человек домысливает. Он получает и домысливает. И вот здесь. А ведь ни там, ни здесь, но особенно у Шмелева, конечно, никаких там матерных таких слов. И у Гюнтера Грасса тоже, нет там ни матюков, ни... Виктор Лошак: Это прекрасное рассуждение. Но вы говорите о том, что ваши любимые писатели – Сорокин и Пелевин. Современные русские писатели. Георгий Пряхин: Ну да, ну да. Виктор Лошак: Это меня не удивило, хотя... Потому что, например, Сорокин тоже один из моих любимых писателей. Пелевин – в меньшей степени. Я считаю его немножко искусственным. Георгий Пряхин: Да. Но это... Виктор Лошак: Вот. Но меня удивило другое: что вы утверждаете, что чисто реалистическая литература отживает. Георгий Пряхин: Есть писатели воображения, и я им завидую, честно говоря. Виктор Лошак: Да. А есть писатели, которые должны прожить то, что они потом должны написать. Георгий Пряхин: Прожить, прожить. Кстати, вот, допустим, тот же Слипенчук, который ну, прожил практически свои книги. Хотя вот у него есть такие и поползновения, фантасмагории. Виктор Лошак: Лимонов вот, очевидно. Георгий Пряхин: Да, вот Лимонов, да, совершенно верно. Я думаю, писатель вынужден состязаться сейчас с изобразительным, с тем, с другим. И книга должна выживать, поэтому ярче, все ярче становится в оформлении. Вот и сейчас художник – этот еще один писатель, так сказать, помимо читателя, главного писателя. Виктор Лошак: То есть еще раз... остановимся. Вы считаете, что произведения искусства разные сражаются за человека? Георгий Пряхин: Совершенно верно. Виктор Лошак: То есть книга сражается с музыкой, с изобразительным искусством. Просто за время? Георгий Пряхин: Совершенно верно, да. За время принадлежности свое. Виктор Лошак: Да, да, да, да. Георгий Пряхин: И она... Писатель вынужден в какой-то степени в меру таланта своего искать новые пути, новые подходы. Как схватить вот за сердце, так сказать. Виктор Лошак: Да. Георгий Пряхин: Это у Чехова есть великолепная... Когда один говорит своей, ей-то помогает, бывшей любви, говорит, что: «Тень ее легла на мое сердце». Как великолепно, да? Виктор Лошак: Ну, то есть реалистическая литература – это все-таки литература вчерашняя? Георгий Пряхин: По большому счету, ну так, не хочу никого обижать – это литература сегодняшнего дня, но боюсь, что не завтрашнего. Вот так скажем, да. Виктор Лошак: Хорошая, хорошая формула. А вот что бы вы сегодня порекомендовали читать людям? Георгий Пряхин: О! Я, значит, что могу сказать: то, что я читаю сейчас. Виктор Лошак: Да. Георгий Пряхин: Чем страшнее бессонница, тем выше полка у меня на этом, рядом. А сейчас у меня есть повод для бессонницы. Вот сейчас, я сказал о «Турецких рассказах» Гаршина, но я сейчас, вот в данный момент я читаю Куприна. Я ... просто полное собрание сочинений Куприна. Он, конечно, он отодвинут тем же Чеховым, Горьким. Но есть вещи, которые он знал получше. Получше вот прощупал, лучше, чем Антон Павлович и чем Максим Горький. Вот тот же «Поединок» – вот это даже по... это такая вязкая литература, в которую въезжаешь еще и потому, что она вязкая по деталям, по знаниям, по всему. Это очень хороший писатель и очень современный писатель. Поэтому я, скажем, рекомендую.... Виктор Лошак: Читать Куприна. Георгий Пряхин: Куприна. Я очень люблю короткие такие рассказы, записи у Вацлава Михальского. Иногда мне писатели читают что-то по телефону. Вацлава любят почитать. Виктор Лошак: Конечно. Кому же читать, как не в другое ... издательство художественной литературы? Георгий Пряхин: Ну, один раз мне читал классик. Он читал последние свои строки, можно сказать. Чингиз Айтматов. И вот Вацлав читает Чингиза... Так даже по телефону так слово подает замечательно! Такая... Виктор Лошак: Кстати, именно Айтматов написал предисловие в свое время в «Новом мире» к вашему «Интернату». Георгий Пряхин: Да, да, да, да. Мы тогда с ним... Это вы знаете, он даже не добровольно написал. Я могу сказать, в «Новом мире» шла его... По-моему, «Плаха» шла его. Диана говорит ... И она заставила его прочитать «Интернат». И сказала: «Чингиз Торекулович, вот, слушай, посмотри, посмотри... Виктор Лошак: В нагрузку к писанию. Георгий Пряхин: Посмотри, вот у нас парень пришел – новый, молодой. Посмотри. Если ляжет душа, то значит... Так, то его заставили, можно сказать. Но потом мы с ним подружились. И тут, вы знаете, во мне в самом все время писатель борется с публицистом. Виктор Лошак: С журналистом. Георгий Пряхин: С журналистом, да. И как вот сейчас – время разгула публицистики такое... Виктор Лошак: Согласен. Георгий Пряхин: Ваше время, так сказать. Виктор Лошак: Согласен. Георгий Пряхин: Но вместе с тем я помню такая картинка в ... книгах: селение, крестьяне идут на работу. Фабр с увеличительным стеклом сидит, изучает – энтомолог, так сказать, изучает жизнь самых мелких животных. Вечер, солнце село. Крестьяне идут с работы. Фабр сидит с увеличительным стеклом, изучает. Вот разница. Виктор Лошак: Литература интереснее жизни? Георгий Пряхин: Она счастливее жизни. Виктор Лошак: Счастливее жизни? Георгий Пряхин: Счастливее жизни. Счастливее жизни, потому что в литературе даже если и происходят жестокие концовки и все такое прочее, то ты знаешь, что это всего лишь концовка. А в жизни есть... Я хочу тут о своей беде чуть вспомнить. Вот у меня 15-го мая умерла моя дочка в 42 года. До 43 не дожила несколько месяцев. Вот. И знаете... Виктор Лошак: Никакой литературе и не снилось. Георгий Пряхин: Никакой литературе. Это уже такая страшная беда. Литература, вот человек в литературе забывается. Это хорошо, это хорошо. Но жизнь, она отрицает... Виктор Лошак: Но даже эту трагедию вы отрефлексировали в литературе. Вы написали «Реквием». Георгий Пряхин: Ну да. Ну, мне надо было как это, да. Виктор Лошак: Георгий Владимирович, подходя к концу нашего разговора, какие у вас правила жизни? Георгий Пряхин: Да... Я уже упоминал, что у меня есть друг такой. Он старше меня, ему хорошо за 80 – Вацлав Михальский, он как-то сказал: «Слушай, я вот уже даже жене не вру». Я: «Ну как это – даже жене не врать? Жене соврать – это святое дело. Кому ж тогда еще врать, как не жене? А почему, Вацлав?». «Знаешь, потому что сегодня я уже забываю, что я врал вчера». И вот я пытаюсь. Я не могу сказать, что у меня это получается. Но я пытаюсь взять за правило вот поменьше врать. Поменьше врать. В жизни много чего приходилось привирать. Но сейчас уже такой этап, когда... Я вот сказал о дочери. И я считаю, вы знаете, я тут уже нажил... может, это единственное, что роднит меня с большими писателями – то, что я потерял дочь. Потому что нет ни одного серьезного писателя... ну, Соколов-Микитов трех дочерей похоронил. Кто бы ни потерял дочку или сына? Вот и такую метку черную поставила судьба и на моей жизни. Спасибо, Витя! Я прошу прощения. Виктор Лошак: Спасибо! Спасибо вам за разговор.