Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Его информацию ждут в самых разных точках России. Его знают миллионы телезрителей и радиослушателей. Наш гость – научный руководитель Гидрометцентра России Роман Вильфанд. Роман Менделевич, наша программа называется «Очень личное». А вот разговор, например, с вами мог бы называться в рубрике «Их знают все». Потому что вас знают миллионы людей. Вот есть давление такое, общественного знания? Роман Вильфанд: Абсолютно нет. Я его не чувствую и совершенно не замечаю. Я все-таки не артист и как-то совершенно спокойно отношусь к тому, что меня знают. Иногда бывает, да, подходят на улицах. Но и только. Виктор Лошак: Скажите, пожалуйста. Вот у меня несколько вопросов возникли после того, как я познакомился с вашими интервью, работами. Вы отрицаете абсолютно, что человек может иметь талант прогноза погоды. Хотя в народе такие люди есть. Я вам более того скажу: мой любимый друг и журналист Юрий Михайлович Рост в свое время написал блестящий материал об астрономе, который в том числе и предугадывал погоду. Он назывался «Одинокий борец с земным притяжением». И это как раз был такой человек, который предугадывал погоду. Вы же этих людей отрицаете. Роман Вильфанд: Не то, что отрицаю. Вот есть вещи, которые обусловлены научными знаниями. Если доказаны какие-либо возможности человека предсказывать погоду, ну с методической, научной обоснованности наверняка нету. Методики тоже нет. Но по крайней мене, практика должна же быть. Так вот практика показывает, что нет. К сожалению, человек не в состоянии прогнозировать погоду самостоятельно, основываясь на своем опыте, субъективных знаниях, народных приметах и так далее. Виктор Лошак: А почему вы отрицаете (вот это мне совсем уже...) метеозависимых людей? Действительно же есть люди, которые реагируют на какие-то изменения погоды. Роман Вильфанд: Нужно обращаться к экспериментам, которые проводились и неоднократно в разных странах. Эксперименты эти были связаны вот с чем: группу людей разного пола, разного возраста, с разными заболеваниями там костной системы, неврологией, кардиологией и так далее отлучали от информации. С их согласия. И они в течение трех недель в разных странах фиксировали свое состояние, самочувствие. А затем это сравнивалось с действительностью и объективными факторами, которые были: резкое падение давления, изменение температуры и так далее. Вот оказывается, что давление ну никак не влияет на самочувствие человека. Он чувствует себя плохо или хорошо, независимо от давления. Ну и так далее. Нет. На самом деле существуют зависимости. Например, очень сильно влияет на человека высокая температура. Так называемые «волны тепла». Это безусловно. Сильный ветровой режим. Но вот давление никак не влияет. Поэтому понятие метеозависимости. Вот там, значит, полярность ионосферы меняется. Вот солнечный ветер меняет. Ну, меняет. Но медики пока еще не доказали этой связи между самочувствием человека и... Может быть, она и есть. Ну, когда-нибудь будет доказана. Поэтому я отношусь хладнокровно к этому. Виктор Лошак: В нашей стране есть такая проблема для людей, которые путешествуют, ездят. Даже по территории бывшего СССР, если путешествовать, то ты сталкиваешься с перепадом температур, большим. Это же влияет на людей? Роман Вильфанд: Да. Да. Перепад температуры влияет. Перепад температуры влияет просто на человека, который на одном месте находится. На москвича. Если вчера температура была –3 °С, а на следующий день –20 °С. Да, конечно. И особенно если ветровой режим есть. Эти сведения и существуют. Но действительно, это люди, вот они зависимы от метеорологических факторов. Но, как правило, под метеозависимостью понимают состояние Луны: полная она или только нарождающаяся. Значит, электромагнитные колебания, исходящие от Солнца. Резкие перепады давления. Вот здесь никаких доказательств нет. И я много раз приводил пример. Все-таки мне довольно часто приходится в университете (в МГУ) подниматься с первого этажа на двадцатый. Там кафедра метеорологии. И это вот на лифте. За одну минуту давление падает. Виктор Лошак: Да, конечно. Роман Вильфанд: И... очень сильно, сразу на 10 Гектопаскалей. А если на 26 этаж, то сразу на 13 Гектопаскалей. Ну, я сам человек совсем немолодой. Но там люди есть и старше меня. И они чувствуют себя прекрасно: читают лекции. Потом спускаются вниз, обедают. То есть там давление резко повышается. Потом опять поднимаются. Поэтому отношение такое спокойное у меня к этому. Виктор Лошак: Нам зрители не простят, если я вам не задам одного вопроса. И потом, пойдем более логично. Нынешний год: чего от него ожидать в смысле изменения климата? Каких сюрпризов? Мы каждый год какие-то сюрпризы получаем от погоды. Роман Вильфанд: Ну вот, тут нужно различать погоду и климат. Все-таки климат – это характеристики метеорологические, осредненные за большой промежуток времени и по большому пространству. Когда мы говорим о средней глобальной температуре, то это значит, мы говорим о температуре, осредненной по поверхности всего земного шара. По глобусу. И вот тенденция повышения температуры, безусловно, она существует. Я бы даже сказал, что не просто скорость увеличивается – ускорение появляется. Связано это с антропогенным влиянием. Виктор Лошак: То есть все быстрее и быстрее теплеет? Роман Вильфанд: Да. Да. Да. И связано это с тем, что в атмосфере появляются так называемые «парниковые газы», которые легко пропускают коротковолновую солнечную радиацию и не пропускают уже отраженную, ослабленную от Земли. И поэтому можно уверенно говорить то, что с каждым пятилетием, десятилетием температура повышается. И это повышение температуры глобальное приводит к увеличению так называемых экстремальных событий: и очень интенсивные ветры, которых раньше никогда не бывало, и сильнейшая жара, и очень резкие похолодания. Вообще изменчивость погоды увеличивается. И увеличивается количество и опасных экстремальных явлений. Виктор Лошак: То есть потепление ведет к резкому похолоданию? Роман Вильфанд: Конечно. Мне часто приходится использовать слова замечательного ученого, академика Обухова. Александр Михайлович сказал, что: «в период потепления климата погода нервничает». И вот эта нервозность погоды, когда тренд наблюдается, а на фоне этого тренда вот такие колебания. А тренд... То есть потепления чаще встречаются, чем похолодания. Но похолодания интенсивные. И вот эта вот нервозность – это второй признак, второй атрибут, я бы сказал, климатического тренда потепления. Виктор Лошак: Нам, наверное, не обойтись без разъяснения каких-то базовых вещей, которые мы дальше, может быть, в беседе будем употреблять. Чем отличается точность краткосрочного прогноза от долгосрочного? По-моему, вы где-то сказали о том, что тот прогноз, который раньше вы делали на один день, сейчас с такой же точностью можно делать на пятидневку? Что произошло? Почему возникла такая точность? Роман Вильфанд: Современная задача прогноза погоды – это физико-математическая задача. И уравнения, частные дифференциальные уравнения в частных производных второй степени, которые используют прогнозисты-метеорологи, вполне точно, вполне адекватно описывают те процессы, которые происходят в реальной атмосфере. Вот физическое моделирование невозможно. Потому что атмосфера огромна и не удается получить те же эффекты в лабораторных условиях. Математическое возможно. Виктор Лошак: То есть это обсчитывается все? Роман Вильфанд: Это обсчитывается. Но эта задача прогноза погоды – самая сложная с точки зрения ресурсоемкости машинного времени, машинной памяти. Почему это ресурсоемко? Дело в том, что можно описать уравнениями процессы в атмосфере: взаимодействие различных процессов разного масштаба, процессов взаимодействия атмосферы с океаном и так далее. А вот решить очень сложно. Дело в том, что решения этих уравнений неточные. Для того чтобы максимально точно найти это решение приближенное, нужны колоссальные компьютерные ресурсы. Вот это главная задача. Это первое. И второе. Вот вы затронули вопрос о том, чем отличаются краткосрочные прогнозы от долгосрочных. Дело в том, что на период, ну примерно две недели можно использовать вот эту систему уравнений. Точность, конечно, с увеличением заблаговременности понижается. Но все-таки прогнозы надежные. А вот примерно через две недели, ну оптимисты показывают, что может быть через 18 дней. Может быть. Решение этой прогностической системы уже перестает зависеть от начальных данных. Просто на автоколебательный режим выходит. Это уникальная ситуация вообще в науке: когда как бы мы ни изучали атмосферу, какие бы законы новые не открывали в ней, – больше чем на две недели краткосрочный прогноз невозможен. Причина заключается в том, что у начальных данных есть ошибки. И если предположить теоретически что-нибудь минимальное, ну, скажем, температура будет измеряться по всему земному шару с точностью: одна миллионная градуса. То вот эта одна миллионная градуса в условиях нелинейности уравнения приведет к тому, что все решение перестает быть зависимым. И уже прогнозы за пределами этой предсказуемости – они уже другие, они уже обобщенные. Вот на долгие сроки можно прогнозировать только среднемесячную температуру, среднюю сезонную температуру. Но указывать: а когда же будет самая теплая пятидневка месяца или самая холодная, невозможно принципиально. Виктор Лошак: Я прочел, что вы начали свою такую научную биографию с большого такого научного похода, по поводу индийских муссонов? Роман Вильфанд: Да. Виктор Лошак: Что такое индийские муссоны? Почему их нужно изучать? Роман Вильфанд: В атмосфере все взаимосвязано. И есть эффекты, которые малопонятны были ранее. Они и сейчас не до конца изучены. Индийский муссон заключается в том, что каждый год в зависимости от того, когда начинается этот муссон, начинается ситуация, когда на Индостан идут воздушные массы – очень теплые, влажные, с Индийского океана. И очень интенсивные дожди, так называемые муссонные дожди, начинаются. А затем, спустя примерно полгода, происходит антимуссонная циркуляция: воздушные массы начинают перемещаться с континента на океан. И совершенно ясная, хорошая солнечная погода, без осадков. Виктор Лошак: А эти процессы имеют как бы большой круг действия? То есть это?.. Роман Вильфанд: Конечно. Это одно. Мы вот говорим: индийский муссон. На самом деле он, конечно же, влияет и на Индокитай, и на большие территории. Для нашей территории очень важен тихоокеанский муссон. Вот есть летняя фаза тихоокеанского муссона, зимняя фаза. И от этого зависит количество осадков на азиатской части нашей страны. И многие другие. Там гидрологические аспекты очень важны. Вот паводки, они связаны с интенсивностью этой летней фазы муссона. Так вот причина. Физическая причина этого муссона. Эта задача была поставлена Всемирной метеорологической организацией. И очень большое количество стран, куда входил и Советский Союз, начали изучать это явление. Для этого большое количество научных кораблей вышло в этот регион. Мы шли. Вот у нас пять кораблей было. Наш там «Академик Королев» – флагман, так называемый НИСП (научно-исследовательское судно погоды). Вот так, да. Виктор Лошак: Понятно. Роман Вильфанд: Большое такое. 7200 тысяч тонн водоизмещение. Вот мы шли прямо по экватору, значит. С четырех сторон ровно на градус к северу, к югу, к востоку и к западу шли четыре других корабля. И мы изучали физические, динамические, энергетические характеристики атмосферы. И не только мы это делали. Но там и другие: французы делали свои исследования, американцы – свои, англичане – свои. И после реализации этого эксперимента – он назывался MONEX (Monsoon Experiment) – стало понятно, в чем причина так называемого взрыва муссона. Почему он возникает? Оказывается, он начинается на высоте двухсот Гектопаскалей. Это примерно девять – десять километров. Там начинается изменение циркуляции, которое приводит, в конце концов, и к перемещению вот этих воздушных масс. Виктор Лошак: А вот это и есть причина (или одна из причин) колебаний погоды? Роман Вильфанд: Основные характеристики, в метеорологии их называют основные МОДы, атмосферная циркуляция – здесь есть и североатлантическое колебание, и арктическая осцилляция, и индийский муссон, и явление Эль-Ниньо. Их много, да. Но они между собой связаны. И вот сейчас изучаются: как каждая эта МОДа, как индийский муссон влияют на общую циркуляцию. Каждая национальная метеослужба использует знания об индийском муссоне в своих целях. Виктор Лошак: Когда вы начали говорить о глобальном потеплении, у меня возник вопрос. Но я просто не успел его задать. А к чему это приведет? Вот из сегодняшнего дня, что вы видите, как результат этого? Роман Вильфанд: Тут есть несколько, как принято говорить, сценариев: климатически жесткие, мягкие, умеренные и так далее. Вот предположим, что ничего не будет человечество делать. То есть не будет стремиться к тому, чтобы... Виктор Лошак: К чему призывает часть политиков. Роман Вильфанд: Нет. Вот в декабре 2015 года произошло событие: мероприятие мирового уровня, когда все абсолютно страны согласились с тем, что нужно препятствовать глобальному потеплению. К 2060 году нужно стремиться к тому, чтобы углеродный баланс был нулевым. То есть то количество, та эмиссия... Виктор Лошак: Выброс. Роман Вильфанд: Выбросов, да, углекислого газа (а это главный парниковый газ) было таким же, как и поглощение этого газа. И в каждой стране намечены аналогичные меры: все стремятся к этому. Так вот, если действительно эти цели будут достигнуты, и к 2060 году будет этот сценарий реализован, то тогда к концу нынешнего века температура повысится. Вот сейчас на полтора градуса это был поставлен предел. Видимо, это уже не удастся. На два градуса? Тоже вот есть сомнения. Но даже если и чуть выше, на два с половиной, в общем, кризиса не произойдет. Да, повысится уровень Мирового океана. Там целый ряд событий. Виктор Лошак: Но это значит, что некоторые страны просто поменяют свой привычный климат? Роман Вильфанд: Да, конечно. Конечно. Но ненамного и некритично. А если... Виктор Лошак: А для кого в мире это критично? Для кого-то в мире это будет критично? Если... Роман Вильфанд: Ну конечно. Прежде всего, для островных стран на экваторе. Прежде всего. Но на самом деле это будет ощутимо абсолютно для всех стран. Ну вот, скажем, для нашей страны. Вот у нас есть в Питере Главная геофизическая обсерватория. Она получила статус климатического центра Росгидромета. И там действительно ученые по-настоящему разработали идеологию оценки климата по регионам. Так вот, скажем, в центре европейской части России температуры повысятся летом примерно на два градуса. Количество осадков, по расчетам, будет примерно таким же или даже чуть больше. В целом вот за год. Но изменится их сезонность. В зимние и в переходные сезоны осадков будет выпадать чуть больше обычного, а летом – существенно меньше. И это приведет к увеличению засушливости. Вот на юге европейской России – в Краснодарском крае, в Центрально-Черноземных областях, в Крыму – там климат в принципе аридный. И он станет еще более засушливым. И к этому нужно готовиться. Существует целый ряд мероприятий, когда необходимо обеспечивать водой. Нужно вспоминать те, возможно, забытые проекты, которые были в Советском Союзе. Нужно об этом думать. Понимаете, сейчас вот эта проблема, чем она важна? Она описывает сценарии, которые будут. Если ничего не делать, будет совершенно катастрофическая ситуация: температура повысится на пять – шесть градусов. Так называемый жесткий сценарий. Тут будет ряд и позитивных факторов: у нас, скажем, не будет холодных зим. А энергетический стресс для нашей страны – он очень критичен зимой. Да. Не будет этого. Но будет целый ряд, гораздо больше негативных последствий. Это связано и с зоной вечной мерзлоты: пермафрост, когда слово «вечная» предполагает, что ничего не нужно делать. А оказывается, это... Виктор Лошак: Уже не вечная. Роман Вильфанд: Уже не вечная, да. И все объекты, которые построены, вся инфраструктура, нефте- и газопроводы и так далее, – они уже сейчас начинают приходить в негодность. И вот, понимая это, уже экономисты... Да уже властные структуры понимают: что нужно делать, какие инвестиции... Виктор Лошак: А можно еще я спрошу вот из вашего перечисления? А что в этом смысле будет происходить с подземными водами? Роман Вильфанд: Вот это один из самых сложных вопросов. Потому что гидрогеология – это менее изученный вопрос, чем те вопросы, которые связаны с ледниками, с гляциологией, с пермафростом, с атмосферой вообще. Тут смотрите, какая ситуация. Вот на севере количество осадков будет увеличиваться. И это все модели климатические показывают. На юге они будут уменьшаться. Но отсюда вывод, ну такой он простой: что, конечно же, и подземные воды будут уходить вниз. Но это пока самый примитивный вывод. Конечно, гидрогеологи сейчас работают. Но такой однозначности нету. Это один из самых таких непростых. Нет ответа пока на него, что будет. Виктор Лошак: А как это связано с появлением или с количеством смерчей, которые несут людям, конечно, уже крайние неприятности? Вы вообще видели сами смерч? Роман Вильфанд: Я видел смерч как раз во время рейса, вот в Индийском океане. Это вообще что-то невероятное. Да. Это буквально... Там, в низких широтах, вообще процессы происходят просто мгновенно: за десятки минут происходит взрывная конвекция, которая у нас происходит за часы. И вот да, я видел, как облако сформировалось буквально за полчаса. И из облака хоботок такой высунулся буквально в двухстах метрах. Мы на корме стояли. Ну, моряки говорят: на кóрме. Да. На корме. И этот хоботок создал просто воронку, и нас обрызгало. Знаете, вот не дай Бог, он попал бы вот... Это что-то невероятное! Кстати говоря, до сих пор считалось, что нет условий для возникновения смерчей в умеренных широтах. Ну, скажем, Европа и в азиатской части страны. Но последние исследования сотрудников Института физики и атмосферы показывают, что нет: оказывается, у нас много смерчей. Ну, в разных спектральных диапазонах. Виктор Лошак: Они просто не раскручиваются в большую трагедию? Роман Вильфанд: Нет. Просто мы их не замечаем. Масштабы их совсем маленькие. Ну вот, скажем, смерч может пройти сто, ну триста метров, а ширина его там несколько десятков метров. Как правило, это вне населенных пунктов происходит. Но когда мы говорим о смерчах и других опасных явлениях – да, их количество будет увеличиваться. Почему? Да потому, что если температура в нижней атмосфере, в нижних слоях атмосферы увеличивается, то это значит, что тепловая энергия (энтальпия) увеличивается. Энергия же переходит из одного вида в другой: из потенциальной энергии в кинетическую, в тепловую. И это создает условия для увеличения кинетической энергии и возникновения смерчей. Это вот такой подход, который... Виктор Лошак: Их прогнозировать можно? Роман Вильфанд: Сейчас практически нет. Дело в том, что можно выявить регионы, где возникают условия для формирования смерчей, но точную локализацию смерча спрогнозировать невозможно. У американцев, у них смерчи бывают примерно на два порядка (даже на три) больше, чем у нас. Виктор Лошак: Ну да. Роман Вильфанд: Так вот там просто столкновение двух воздушных масс – атлантического воздуха и тихоокеанского – в низких широтах приводит к тому, что происходит столкновение этих воздушных масс. Целый ряд неустойчивостей энергии возникает. И смерчи там «торнадо» называют. Торнадо опасные регионы – это практически вся территория, вот вся восточная территория, восточная половина Соединенных Штатов. Так вот там фиксируют. Там определяется, где возможны смерчи. И дальше идут усиленные мониторинг, наблюдение: и спутников, и радарные данные. И как только он возникает, сразу определяется направление перемещения смерча и прогнозирование его траектории. И тут же включаются все системы предупреждения. Если человек на машине – он должен машину остановить, а сам лечь на дно. Если там, значит, слышат в помещениях – нужно в подвал спуститься. И так далее. Так вот, заблаговременность вот этих предупреждений в Соединенных Штатах увеличилась за последние 15 лет с шести минут до 19. И они гордятся этим. Потому что каждая минута – это спасенные жизни. Ну, я отвечаю просто так, подробно... Виктор Лошак: Да-да-да. Роман Вильфанд: Пока прогнозировать нельзя. Но усиленное наблюдение уже приводит к тому, что все люди оповещены: «Опасность! Существует опасность. Слушайте систему сигналов». Виктор Лошак: Ваш рассказ – это рассказ человека, решающего что-то через математические способности, возможности и так далее. А вообще, существует некое предание, что ученые или метеорологи угадывают много. Есть что-то в вашей профессии, что можно угадать? Роман Вильфанд: Когда у нас не было суперкомпьютеров, то да. Эти же решения, теория – она была. А решать эти уравнения было невозможно. И тогда очень большое внимание уделялось интуиции прогнозиста. Но я понимаю под интуицией опыт, знание. Вот синоптик вспоминает аналогичную историю, и вот он предсказывает погоду. Сейчас, знаете, это же опять-таки, это научные эксперименты. Прогнозы с заблаговременностью, превышающей трое суток, синоптик не может делать прогноз более точным, чем суперкомпьютер. Потому что в тех уравнениях, о которых я говорю, накоплены, аккумулированы все знания, которые существуют у синоптиков. Вот все эти уравнения, они действительно очень сложные. Но в них вся физика заложена, которая есть у синоптиков. Виктор Лошак: То есть ваше движение вперед связано с развитием машинного парка компьютеров? Роман Вильфанд: Нет. Ну, понимаете, тут я бы сказал. Три тогда выделил бы компонента. Конечно же, поскольку суперкомпьютер – важнейший элемент для развития, это безусловно. Чем мощнее компьютер, тем в правой части уравнения можно более тонкие физические факторы описывать, которые влияют на прогноз погоды. Это первое. Второе: увеличение информации. Ведь раньше у нас не было спутниковой информации. А сейчас она дает около 90% начальных данных. Но самое-то главное: какие бы ни были суперкомпьютеры, какие бы ни были современные информационные технологии, решает все-таки человек – ученый, который всю эту информацию перерабатывает, проводит эксперименты, верифицирует. И, кроме того, в последнее время появилось еще одно направление: там, где невозможно (ну пока невозможно) сформулировать законы газовой динамики, атмосферной циркуляции, используется – да, вот то, что принято называть сейчас, нейросетями, машинным обучением и так далее. Виктор Лошак: Роман Менделевич, что такое хорошая погода? Извините, что такой простой вопрос. Но, видимо, вы это понимаете по-другому, чем мы. Роман Вильфанд: Естественно, у каждого есть свои представления о том, что такое хорошая погода. Для ученых, поэтов, композиторов и так далее облачная погода – это залог такой деятельности творческой. Виктор Лошак: Даже небольшой дождь. Роман Вильфанд: Совершенно верно! Совершенно верно. Да, именно дождик. Да, облачная дождливая погода. Для большинства людей это все-таки ясная солнечная погода. Кстати говоря, аграрии – люди совершенно не такие уж там суперинтеллектуальные, но они-то очень любят дождливую погоду. Потому что от этого зависит... Виктор Лошак: Ну конечно. Роман Вильфанд: Да. Поэтому хорошая погода, конечно, понятие совершенно разнообразное. Но для меня хорошая погода – это та погода, которая полностью соответствует прогнозу. Вот если фактические данные соответствуют – тут, как говорят, хоть камни с неба. Когда ветер – суровый северный ветер, морось, снег, дождик идет. Все люди кутаются и воротники плащей поднимают. А идет вот на работу счастливый человек – это синоптик, который вчера это предсказал. И глаза у него блестят. Поэтому у меня отношение другое к погоде хорошей. Виктор Лошак: Еще у вас где-то была шутка, что синоптик ошибается один раз, но каждый день. Роман Вильфанд: Вот успешность прогноза на завтрашний день сейчас – 96%. То есть только в 4%. Это значит, синоптик ошибается каждый раз, но в 25 случаях. То есть не каждый день. И это действительно современный тренд науки. Да. Виктор Лошак: А какой есть заказ к вам от бизнеса, от экономики? Какие ситуации заставляют быть особенно внимательным к прогнозу? То есть нужен не просто точный, а точнейший прогноз? Роман Вильфанд: Прежде всего, если говорить совершенно там серьезно, то, конечно же, самая главная задача метеорологов, прогнозистов, синоптиков – это своевременный выпуск, максимально точный и заблаговременный прогноз опасного явления. Потому что опасные явления погоды – это те явления, которые действительно угрожают жизни человека, нарушают жизнедеятельность большого региона и так далее. И вот здесь – да. Успешность этих прогнозов сейчас, она тоже около 94–95%. Но, к большому сожалению, вот такой тесной связи между бизнесом и метеорологом нет. Как за рубежом – нет. И это огромная проблема. Виктор Лошак: А что за рубежом? Как там они связаны? Прямым бизнес-заказом? Роман Вильфанд: Совершенно верно. Вот разная политика, разная идеология в метеослужбе есть. Ну, метеорологи должны выпускать как более точные прогнозы. Но в некоторых странах, например, это только государственная служба, которая ну никак не связана с бизнесом. А вот дочерние структуры (демпферные структуры), они воспринимают прогноз, который выпускают национальные гидрометслужбы, и доводят ее с той степенью точности, детальности, регламентности и так далее, которая нужна конкретному заказчику. Там для судов – это одно. Для речных, для морских. Для автотранспорта, ну наземного и так далее. Это первое. Есть страны, которые зависят, как бизнес относится к метеослужбам. Они могут заключать отношения договорные примерно на 15% от бюджета, с тем, чтобы улучшать качество этих прогнозов. У нас ситуация такова, что мы можем использовать деятельность в коммерческих целях. Но мне кажется, что все-таки еще вот это недостаточно. Недостаточен. Бизнес еще не совсем ориентирован на понимание того, что дает прогноз погоды. Виктор Лошак: Вы назвали циклоны «летающим заводом». Почему? Ну, для нас это вообще что-то странное. Роман Вильфанд: Циклон. Во-первых, его энергия колоссальная. Многие сейчас там говорят о том, что можно подавить циклон. Ничего подобного! У человечества еще пока... Нет, нет, вернее, существуют такие возможности. Скажем, оценки показывают, что даже для молодого, только-только зародившегося на фронте циклона, для его подавления или изменения траектории необходима энергия, примерно соответствующая энергии 13–15 атомных бомб, которые в свое время были сброшены на Японию. А этих циклонов – огромное количеств их. В данный момент на Северном полушарии три – четыре десятка таких циклонов. Поэтому это... У человечества нет такой энергии. Поэтому это завод. Кроме того, это структура, которая подпитывается влагой. Влага – это бензин для циклона. Он без этого не существует. И вот как только появляется... Виктор Лошак: То есть, если он существует где-то в районе океана, то он как бы обеспечен?.. Роман Вильфанд: Влагой, да. Совершенно верно. Если он проходит над континентом, над засушливым – да, он диссипирует. Да, диссипация происходит. Уменьшение энергии, да. Но если есть подпитка, как говорят метеорологи, адвекция теплых воздушных масс откуда-то там, с юга или с запада, он начинает регенерировать. Это такая очень сложная система. Действительно. Виктор Лошак: То есть влиять на циклон человек не может? Роман Вильфанд: Я бы сказал, что, к счастью, не может. Не дай Бог! Вот да, вот были бы какие-то там условия. Это просто была бы катастрофа! Если бы действительно возможно было влиять на изменение траектории циклона, сколько бы желающих появилось бы в своих... У каждого ж свои цели: государственные, личные и так далее. Поэтому – к счастью. Ну, я думаю, что это в ближайшие десятилетия нам не грозит. Виктор Лошак: Вы говорили о том, что атмосферная энергия (сейчас вы тоже затронули циклон) огромна. И она несравнима со всем, что есть у нас на Земле. А может человек как-то присоединиться к этой энергии? Как-то ее использовать? Частично хотя бы. Роман Вильфанд: Ну, конечно. Конечно. Ну и энергия атмосферная, и энергия солнечна – она сейчас уже используется. Виктор Лошак: Конечно, конечно. Роман Вильфанд: Сейчас же уже существуют ветровая – да вот, ветряки. Солнечные батареи, они же во многих странах используются. И очень интенсивно. А мы выпускаем прогнозы. Как раз вот в этом смысле очень хорошая связь с энергетиками. Там есть ограничения. Скажем, вот если скорость ветра превышает 15–18 м/сек, то это уже тогда останавливается ветряк. Если она меньше трех метров в секунду – тоже останавливается. Только в этом диапазоне он может работать. И мы сейчас вполне успешно прогнозируем по вертикали до 200 метров. Вот с энергетиками, это наиболее продвинутые потребители нашей продукции. Виктор Лошак: В одном из своих интервью немножко заинтриговали читателя, например, меня. Вы сказали, что в российской спутниковой метеорологии недавно произошел прорыв. Порадуйте нас тоже. Поделитесь, что это за прорыв? Роман Вильфанд: Это действительно. Это вот та ситуация, которой можно гордиться. Суть заключается в том, что метеорологические спутники и вообще инструментарий для спутников – это самая сложная система для мониторинга. А здесь нам нужно представлять, что же по вертикали происходит: температурно-влажностный режим, ветровой – по вертикали, по всей структуре атмосферы. Так что инструментарий там особо важен. Четыре года тому назад был запущен спутник, который летает по совершенно новой орбите. Метеорологические спутники делятся на два класса: это полярно-орбитальные спутники. Они летают по одной и той же орбите, но через Южный и Северный полюс. А Земля движется, перемещается. И они фиксируют состояние в каждый момент времени. А есть геостационарные спутники, которые расположены над экватором, и они вращаются вместе с Землей с одной и той же скоростью. И они следят, мониторят огромную территорию. Огромную территорию, но все время одну и ту же. Если полярно-орбитальный, он все время разные фиксирует характеристики, а тут одно и то же. А это очень значимые характеристики и так далее. Но полярно-орбитальный, вот он пролетает над полюсом, ну и дальше, значит, движется. Геостационар, за счет шаровидности нашей планеты он может наблюдать, осуществлять мониторинг только до 60-й параллели Северного и Южного полушария. А дальше он не видит. Потому что это же шар висит на высоте тридцати шести примерно тысяч километров. А полярно-орбитальный – на высоте примерно девятисот километров. Виктор Лошак: То есть у вас получается закрытая зона такая? Роман Вильфанд: Закрытая зона для геостационаров. А для полярно-орбитальных она существует. А нам нужно, чтобы в каждый момент времени мы видели, что же происходит над Полюсом. Ведь наша страна северная. И вот этот спутник, который был запущен, он называется «Арктика-М», – он летит по эллипсовидной орбите от 60-й параллели Южного полушария до 60-й параллели Северного полушария. Он летит примерно на высоте тысячи километров. Виктор Лошак: То есть он вобрал в себя способности обоих предыдущих спутников? Роман Вильфанд: Нет-нет-нет. Нет. Тут совершенно новая вот такая научная идеология. Он летит над умеренными широтами и низкими широтами экваториальными, на высоте, определенной там примерно тысяча километров. А затем начинает резко подниматься от 60-й параллели. И он летит долго-долго, до 40 тысяч километров. Затем медленно опускается. И за все время, пока он, значит, вот поднимается и опускается, Полюс под призором находится. И вот эти шесть часов он видит беспрестанно. А затем, когда он опускается уже на широту 60-й параллели, рассчитано так, что следующий спутник поднимается, и он уже наблюдает. Поэтому Арктика сейчас находится под нашим постоянным призором. Это первоначально там предполагалось, что несколько стран будут участвовать в этом эксперименте. Ну вот да, Роскосмос, в конце концов, остался единый. И это прорыв колоссальный. Виктор Лошак: Но Арктика – это проект, который вы мониторите? Роман Вильфанд: Конечно. Виктор Лошак: То есть это большой бизнес-проект в целом? Нет? Роман Вильфанд: Нет! Вот я сейчас говорю о науке. С научной точки зрения это колоссальный прорыв. Это новые знания, которые сейчас накапливаются об Арктике. Тут еще очень важно. Конечно, нужно развивать инструментарий. Потому что в Арктике очень много облачности. Это, вообще говоря, облачная система. А для того чтобы видеть, что находится под облаками, нужен так называемый всепогодный инструментарий. Ну, так называемое микроволновое наблюдение. Но это следующий этап, который сейчас вот обсуждается. Виктор Лошак: Вообще интересно говорить о том, что все мы следим за прогнозами. Все мы знаем в лицо звезд прогнозов. Я даже помню какой-то момент, я еще, наверное, ребенком был, когда вдруг проявился отдельно метеопрогноз в телевидении. Это был прорыв просто! Роман Вильфанд: Да. Виктор Лошак: Все ждали, когда появится человек. Роман Вильфанд: В прогнозах были потрясающие синоптики, такие как Ирина Аркадьевна Чистякова и Галина Григорьевна Громова. Их знала вся страна! И, кстати, потом как-то 8 Марта какого-то там семидесятого года они рассказывали, что половина мужчин любили Громову, а половина – Чистякову, и они просили, чтобы каждая из них выступала почаще. Было очень смешно. Но это действительно вы правы. Виктор Лошак: Я иногда думаю, не как отбирают людей, которые публично представляют прогноз. Ведь Гидрометслужба – это довольно большая организация. Роман Вильфанд: Ну, тут много подходов. Да, есть специалисты, которых приглашают. Но сейчас их мало. Ирина Полякова – вот замечательный синоптик. Я просто ее очень люблю. Она из Гидрометцентра. Это знающий человек, умница. Она сама анализирует погодные характеристики и очень интересно представляет. Вот был Беляев Александр, мой товарищ. Он тоже, да. Он хоть по профессии гидролог, но он метеорологию хорошо знал, изучал. Виктор Лошак: У меня было впечатление, что он по профессии актер. Роман Вильфанд: Ну, может быть, да. Ну, это тоже неплохо. Да, он стремился к этому. Но он был все-таки в свое время и ученым. Он же был замдиректора по науке Института географии. Ну умница! Да. Но в основном сейчас все люди, которые имеют такое образование, действительно актерское. Но они обучаются метеорологии. Они очень красиво представляют ее.  Ну, тут мне сложно судить. Виктор Лошак: Готовя метеорологов, вы что-то представляете им как публичную работу? Работу с публикой? Роман Вильфанд: Нет. Виктор Лошак: Нет, да? Роман Вильфанд: Нет. Нет. Понимаете, это настолько второстепенно или третьестепенно. Для меня, понимаете, это вот, ну... Я могу в двух словах рассказать. Скажем, что, когда меня просят дать интервью, я редко-редко приглашаю их заглянуть в центр. Сам выскакиваю. За две – три минуты расскажу то, что знаю, в голове есть. И дальше – на работу. Нет. Метеорологи должны заниматься своей профессией. Вот, знаете, сапожник должен тачать сапоги. Значит, там пирожник – печь пироги. А сам метеоролог – выпускать прогнозы. И он должен быть нацелен именно на эту задачу. Виктор Лошак: Роман Менделевич, спасибо вам за очень интересный рассказ. И за то, что я и, наверное, наши зрители что-то поняли об этой профессии, чего мы, конечно, раньше не понимали. Мы не понимали: как это соотносится со сроками, как это соотносится с высокими технологиями, как это соотносится с интересами государства. Я в конце спрошу вас, как и всех, о ваших правилах жизни. Роман Вильфанд: Правила жизни? Вы знаете, я бы в одно предложение выразил бы: это уважение к человеку. Не переношу вот на дух просто, когда небрежно человек с какой-то высокой позиции что-то такое там говорит: «Дайте мне то...» Ну вот, уважение к человеку – вот прежде всего. И тогда все остальное, мне кажется, выстраивается по полочкам. Виктор Лошак: Спасибо большое!