(Повтор программы, вышедшей в эфире ОТР 15 января 2022 года) Виктор Лошак: Это «Очень личное» – программа о принципах и правилах жизни. Наш гость – Виктор Антонович Садовничий. Надеюсь, мы узнаем о нем сегодня не только как о ректоре МГУ и академике. Виктор Антонович, когда друзья просят вас помочь в выборе ребенком профессии, что вы им советуете? Виктор Садовничий: Это трудный вопрос. Я прежде всего спрашиваю, кто он, гуманитарий или естественник. На самом деле это тонкий вопрос; он во многом зависит от семьи. Как увидеть ребенка, что он хочет? И мне кажется, само поведение в семье играет при этом роль. Если ребенок видит, что родители озабочены, работают, рассуждают, планируют, он подсознательно увлечен этим тоже, и это играет роль. Ну а потом, конечно, уже дошкольное учреждение, ну и школа: как повезет с учителем. Я не сторонник говорить, что выбирайте вот тот ВУЗ или этот университет, что это престижно. Я сторонник увидеть в ребенке вот это начало, зерно; оно иногда сложно просматривается. Я по-прежнему считаю, что есть генетическая составляющая, склонности человека, а затем быт и, конечно, если повезет на учителя в школе. Виктор Лошак: Ваши трое детей, все математики. Это наследственность или воспитание? Виктор Садовничий: Вы знаете, не воспитание. Они все три математика; два из них – профессоры, доктора наук, третий кандидат. Но ничего такого специального в семье не делалось. Супруга тоже математик... Виктор Лошак: Да, я знаю. Вы с ней познакомились... Виктор Садовничий: В общем, они, видимо, видели библиотеку, видели, как я готовлюсь к лекции по матанализу. И вот как-то само собой подходит 10-й класс тогда еще или 11-й чуть позже: «Папа, я подаю на мехмат». Виктор Лошак: То есть с вашей стороны не было никаких рекомендаций: «иди только туда»? Виктор Садовничий: Никаких. И настолько они сильные были в математике, что я абсолютно ни о чем не заботился. И потом, когда стали учиться, для меня не было никаких вопросов, что они успешно закончат. Они отличники и более того, они оставлялись на работу. Причем сын в школу Колмогорова пошел сначала работать преподавателем школы, а потом уже без меня его перевели на мехмат. Сейчас он заведует кафедрой. Виктор Лошак: Вот известно, что МГУ охотится за талантами. Как эта охота происходит? И как живут и учатся дети, которые по возрасту еще не достигли возраста студента? Виктор Садовничий: Ну вот как: мы стараемся. Хотя, конечно, работает и авторитет – это прежде всего; он работает на университет. Виктор Лошак: То есть сам университет притягивает? Виктор Садовничий: Сам университет притягивает и наши традиции; мы исповедуем фундаментальное образование. Я противник вот таких быстрых теорий, преобразований, которые якобы ведут к успеху. Любое открытие, любой успех базируется на фундаментальном открытии. Только сделав его, можно получать новую технологию, новые успехи в экономике; это факт. И Московский университет закрепил вот этот свой имидж – университет, который исповедует фундаментальное образование. Этот имидж работает. Ну и, конечно, огромная работа; это и специально сделано и это ответ на вызовы, например, школьные среды. Это сами школьники Москвы требуют, чтобы был день, когда они придут вечером в МГУ и будут там, тысячи приходят по группам заниматься на разных факультетах. Виктор Лошак: И вы уже их видите, кто из них талант. Виктор Садовничий: Мы видим шестой, седьмой класс, знаем их; преподаватели знают. Или школьные субботы у нас. Ну и, конечно, разные школы юных: школы юных геологов, школы юных биологов; на каждом факультете есть школа юных. Поэтому, конечно, огромное количество ребят, школьников младших классов уже вокруг университета; зайти в него в субботу – он детский, там ходят школьники и интересуются. Виктор Лошак: А как вы вообще относитесь к онлайн-образованию, которое на нас нахлынуло в связи с ковидом? Виктор Садовничий: Я хотел бы, конечно, видеть лица ребят. Вот я вспомню Колмогорова – выдающегося математика последнего времени и вообще, наверное, всех столетий – я слушал его лекции, и как он их читал. Тогда был мел и доска и не было этих всех. И вот он читает, читает, ошибается, рукавом стирает формулу, пишет новую. Говорит очень неразборчиво, но мы сидели все так – это ж Колмогоров – ловили каждый жест. И вот он выходил в конце из аудитории, отряхиваясь от мела, весь белый такой, и мы бежали к нему что-то спросить. Понимаете, вот этот контакт не заменишь. Виктор Лошак: Не заменишь. Я хотел вам задать вопрос, на который у меня самого ответа нет. В 2008 или в 2009 году почти 90% без малого выпускников школ стали студентами ВУЗов. С одной стороны, ребята получают образование и как-то привязаны еще в такие сложные годы к ВУЗу. С другой стороны, понятно, что это перепроизводство. Вот как вы к этому относитесь? Виктор Садовничий: Я даже боролся. Дело вот в том, что у нас была прекрасная система техникумов среднего профессионального, и был союз директоров техникумов. А я возглавлял союз ректоров университетов. Мы очень много делали и собирались на большие собрания, чтобы отстоять вот эти ранние образования ребят по интересам, которые хотят что-то делать, быть технологами, мастерами. Но, к сожалению, был перегиб на мой взгляд, и легкое поступление в университет, диплом университета, он как-то... Виктор Лошак: В том числе и в так называемые университеты? Виктор Садовничий: И в так называемые. И это как-то немножко возбудило общественное мнение, все рванули туда. И мы начали включать обратную скорость: из трех тысяч университетов осталось 800, шло сокращение, объединение. Ну и сейчас большая проблема поднятия уровня специального уровня образования, техникумов. Одно решение за другим принимаются и все регионы, все губернаторы стараются связать... Виктор Лошак: Но идет это трудно? Виктор Садовничий: Ну, сейчас труднее, потому что есть общественное мнение, его надо повернуть. Виктор Лошак: Когда идет конкуренция между ВУЗами, в том числе университетами, за что главная конкуренция: за ресурсы, за кадры или за абитуриентов? Виктор Садовничий: В целом конкуренция – это позитивно. Но я за честную конкуренцию. К сожалению, пусть мои коллеги услышат, очень часто применяются приемы, которые в зарубежных университетах крупных, сильных, именитых, неприемлемы. Ну, когда какому-то профессору предлагают заведомо завышенный оклад, и он тайком или не тайком работает в двух-трех университетах. Это, конечно, идет в ущерб основному. Потому что есть договор работать на свой университет. Любить свой университет, а не вот... Раньше это было нельзя. Виктор Лошак: Но что главное? Выиграть профессора или выиграть абитуриента? Или выиграть ресурсы, которые распределяет государство? Виктор Садовничий: Ресурсы и абитуриенты, потому что они связаны. Если абитуриентов много, и они идут по новейшим направлениям, это подается как успех; отсюда идут ресурсы, и университет как бы растет, расширяется. Еще раз хочу сказать, что, конечно, когда это добросовестная конкуренция, вот покажем – это да. Но бывают случаи, когда абитуриентов какими-то названиями привлекают. Это нечасто, но это есть. Виктор Лошак: Ну да, быстро реагируют на спрос на профессии, другое дело качество... Виктор Садовничий: На спрос на профессию, да, устроиться на работу потом гарантировано – это применяется. Я думаю, что мои коллеги не обидятся, но Московский университет это не применяет ни в одном случае. Виктор Лошак: Виктор Антонович, я хотел о вас поговорить. Вот если смотреть с точки зрения справки на вашу карьеру, она очень гладко-гладко шла вверх. Вы были комсоргом, вы были замдекана, вы были проректором, секретарем парткома, первым проректором. А вот если посмотреть на кардиограмму ваших личных переживаний, какой был самый трудный момент? Ведь наверняка были такие моменты? Виктор Садовничий: Были. Несколько слов скажу. Я родился до войны в небольшом селе, несколько хат. Через два года началась война. Нас двое, братик и я с мамой остались. Отец воевал, он прошел всю войну, был четыре раза ранен. Стрелок, штурмовик, рядовой, брал все эти города Западной Европы, освобождал. Вернулся в сентябре 1945; в сентябре, уже война закончилась. Мама считала, что он погиб, а их держали, видимо, для других дел, еще не окончилась война на других направлениях. Ну вот. Сельская школа – это хата; одна изба и один класс. Вот так я начинал. Учителей не было. И помогло уже в шестом-седьмом классе, когда приехал учитель математики. Говорит: «Давай кружок организуем». Это он и я; иИ мы с ним вдвоем математический кружок организовали и решали задачи Моденова. Но была история. Окончив школу, нельзя было поступить в высшие учебные заведения; были определенные ограничения – надо было оставаться в селе. Виктор Лошак: Паспорта не давали? Виктор Садовничий: Не было паспортов, и было ограничение при приеме. Неформально, но оно было. Виктор Лошак: Ну понятно. Виктор Садовничий: И я решил разорвать это кольцо. Мы вчетвером договорились сесть на ночной поезд и ехать до первой шахты. Так мы и сделали, без билета приехали, всю ночь, увидели первую шахту, вышли. Это была Никитовка. Подошли к отделу кадров, там говорят: «Таких мы не берем. Ну куда вам в шахту?» – «А куда?» – «Идите, – говорит, – в шахту «Комсомолец» в Горловке, там всех берут». Мы пошли пешком на эту шахту. Пришли, там говорят: «Хорошо, берем». Определили меня в забой, а других – коногонами. Дело в том, что шахта была сверхкатегорна по взрывам метана, и там только лошади возили вагонетки. И я работал два года в забое, 600 метров под землей. Впечатления хорошие. Мы были семьей. Вот если посмотреть на нас после смены, выходило полторы тысячи шахтеров из одной шахты: черные все шли в столовую перекусить. Но я думал все-таки учиться; надо учиться, надо разрывать круг. Пошел в вечернюю школу при шахте, так называемая учеба там была. Ну и отработав два года, подал документы в Белорусскую сельскохозяйственную академию. Почему? Ну, наверное, потому, что я вырос в деревне и любил комбайн, трактор. А товарищ, начальник участка, тоже в школу вечернюю ходил со мной, говорит: «Ты же математик, куда ты подал?» Я говорю: «Ну все, документы вчера посланы». Он говорит: «А если я заберу и перешлю, ты согласен?» Я говорю: «Не заберешь». Ну, поспорили на шахтерскую дозу. Утром он приходит, говорит: «Я твои документы переслал в МГУ на мехмат». И показывает мне квитанцию. Оказывается, его супруга была начальником почты. И так мы с ним вдвоем приехали, он на юрфак, я на мехмат. Учиться было страшно трудно. После первого курса я решил, что там олимпиадники, я им был не ровня, плохо был подготовлен. Но сын Колмогорова, попечитель группы, сказал, что «ты талантлив, ты упрись и работай». И я, по сути, ночами весь первый курс, до 10 библиотека открыта, с 10 до 12 в аудиторию стулом закрывал дверь и работал. И вы знаете, произошел взрыв, полет. Я окончил МГУ на отлично, стал первым кандидатом, первым доктором и, наверное, единственным академиком и даже ректором. Думаю, что сработало и упорство, и труд, и, наверное, все-таки то, что я говорю: талант или гены заложены. Все-таки это, наверное, так. Когда я уже вырос, стал заметным, конечно, на меня рассчитывал и деканат, я был замдекана по науке, мне было 29 лет. Моими подчиненными были академик Колмогоров, академик Александров, академик Ильюшин, академик Седов. Я их собирал, они очень уважительно относились. Потом я был зампроректора и фактически уже тогда стал вести университет, потому что ректор Анатолий Алексеевич Логунов, он летал выше, в своем Протвино установки; он физик, там была крупная установка. А университетом руководил я; какая должность – первый заместитель первого проректора. Виктор Лошак: Когда вам было тяжелей всего? Виктор Садовничий: Вот это становление. Я переболел, переболел. Это на самом деле почти болезнь. Потому что я математик, защитил докторскую, я был самым молодым профессором в МГУ, у меня пошли книги. А здесь вот административная работа, общественная работа. Это так тяжело было мне. Поэтому я ходил ночами, вечерами и в голове доказывал теоремы. Главный результат я доказал в походах. Виктор Лошак: Ну вот ректором ведь вас выбрали? Виктор Садовничий: Были трудные выборы, было четыре кандидата. Причем администрация и президент тогда был против моих выборов. Ну и прислал министра, чтобы меня снять. Но выбирал коллектив. Моя позиция была: надежда на университет. Некоторые конкуренты говорили, что Сорос нам поможет; в то время это было модно. Виктор Лошак: Да, да, это были трудные времена. Виктор Садовничий: Трудные времена. Ну вот. Причем я избирался еще четыре раза. А потом уже вышел закон о назначении. Виктор Лошак: Виктор Антонович, вы вспомнили свою юность, детство. А как вы относитесь сейчас, вы переживаете события на Украине? Виктор Садовничий: Да, очень. Во-первых, я там вырос. Во-вторых, кто я? Это характерно вообще для этого. Моя мама русская из Орловской области, Корнюхина; она из многодетной семьи. В 1930-х годах бежала от голода на Украину; здесь было получше с едой. Папа из многодетной семьи, он там местный фактически, но он писался – украинец. Но некоторые исследователи фамилии доказывают, что он белорус. Вот меня если спросить на каком языке мы разговаривали, я не могу ответить, ей богу. Это скорее всего был... Виктор Лошак: Суржик. Виктор Садовничий: Суржик был и все. Я не могу сказать, на каком языке я в средней школе учился, не могу. Вот мне кажется, тоже было... И, конечно, мы одна семья, одна и исторически. И правильно говорит руководство наше, что это очень жаль. Так не должно быть. Виктор Лошак: Что дает университету то, что его попечитель президент? Ведь президент, попечитель только в одном ВУЗе? Да, по-моему, вообще, в единственной организации – это Московский государственный университет. Виктор Садовничий: В одном. Ну, это было мое предложение Владимиру Владимировичу, и он мгновенно согласился. Он понимал, что должен быть университет, который курирует глава государства, чтобы тем самым видеть всю систему образования до деталей. Это так. Он видит все детали. Я сказал, что: «Мы не подведем, мы – первый университет страны, и в этом смысле мы не подведем, согласитесь быть Председателем Попечительского совета», и он мгновенно согласился. Каждый год собираются заседания Попечительского Совета, слушается доклад ректора и принимаются решения. Долина – это решение принял Владимир Владимирович. Принят закон, принято постановление правительства, сейчас идет строительство фактически нового кампуса; там 500 м2 строится, уже три корпуса выросли. Таким образом, это вот тот интерфейс между фундаментальной наукой, о которой мы говорили, и высокими технологиями. Там уже сотни проектов в этой долине зарегистрировали, которые войдут. Виктор Лошак: Президент любит фразу, по-моему, ее автор Черчилль, о том, что «кто не был в юности революционером, тот не имеет сердца, кто остался им в зрелые годы, тот не имеет разума». А как в университете относятся к вольнодумству студентов? Виктор Садовничий: Вы знаете, студенты должны думать иначе. Вот мы говорим, что молодые, а они – другие. Вот у меня внук, у меня пять их, вот и один, но все они математики. Виктор Лошак: И внуки математики? Виктор Садовничий: Математики. Виктор Лошак: Фантастика. Виктор Садовничий: Внук, о котором я говорю, победитель международных олимпиад по математике; там всего один-два человека из страны. Он их всех побеждал там. Ну и вот, когда с ним разговариваешь, у него совершенно другое уже понимание и т.д. Это новое поколение и слава богу, что они такие, они уже другие. Конечно, они упрямые, особенно те, кто идет самостоятельно, они хотят сами сделать свою карьеру. Вот он мне, например, сказал: «Я в МГУ не пойду». Он имеет право поступать без экзаменов в любой ВУЗ. «В МГУ не пойду, там дед работает, – дед – это я, – и отец. Я пойду своим путем». Пошел в ФизТех. Ну вот такие молодые люди, вольнодумцы. Я против, когда взрослые используют это обстоятельство, пытаясь достичь каких-то, я бы сказал неблаговидных целей; что бывает. И мы проходили эти все этапы, периоды; я много видел, знаю. Всегда говорю ребятам: «Любите университет». Виктор Лошак: А что за этим следует? Радикальные наказания какие-то или наоборот? Виктор Садовничий: Никого мы не наказывали. Никого. Я никого за свою жизнь не исключил и никого не уволил. Я имею в виду, конечно, по собственному желанию уходят, но чтобы я принял решение уволить, нет. За 30 лет своей работы ректором не уволил. Виктор Лошак: В одном из ваших интервью прочел очень интересную, вы говорите о том, где, в каких отраслях, вы считаете вы достигли интересных важных научных открытий. Вы говорите о математике, вы говорите о космосе, и вы говорите о здравоохранении. О чем идет речь в медицине? Это вот ваша большая работа в соавторстве по изучению вестибулярного аппарата? Это, да? Расскажите об этом подробнее, это интересно. Виктор Садовничий: Хорошо. Два направления действительно по медицине. Что касается вестибулярного аппарата. В 1970-х годах Георгий Тимофеевич Береговой подошел ко мне на мехмате, а я молодой замдекана, и говорит: «Мне нужно создать невесомость на Земле. Космонавты плохо переносят невесомость». Я так посмотрел на него, конечно, понимая, что невесомость на Земле создать нельзя. Виктор Лошак: А почему он обратился к вам, к математику? Виктор Садовничий: Вот он был на мехмате, видимо, меня уже знал. Может быть, я был уже молодым доктором. Наверное, я был самым молодым доктором университета. Был период, когда я был самым молодым. Ну и тогда я говорю: «Я берусь за эту работу». И наша группа, в том числе два космонавта вошли, руководитель центра подготовки космонавтов и два ученых, наши математики, взялись за создание имитации невесомости. Виктор Лошак: То есть ее нужно было просчитать? Виктор Садовничий: Да, это математика. То есть была центрифуга, длина консоли 28 метров и на ней на конце кабина. Эта центрифуга создает 30 G перегрузки, т.е. это невыносимая; испытатель 8 переносит и все. Мы взяли этот аппарат и сделали его умным. Мы так могли регулировать повороты кабины, кресла, центрифуги, что работал уже вестибулярный аппарат. И тут пришлось заниматься медициной. У каждого человека есть вот в этих местах вестибулярный аппарат. Ну, для понимания, вот когда пожилые люди резко поворачиваются, у них иногда кружится голова – это означает, что вестибулярный аппарат не срабатывает уже по возрасту. У каждого человека он есть. И наша задача была заставить вестибулярный аппарат работать так, как в невесомости: оторвать определенные кристаллики в сосудах этого аппарата, они всплывают и дают сигналы в нервную систему, что ты в невесомости; ты теряешь ориентир, что у тебя есть... Виктор Лошак: Но это же тоже нужно было просчитать? Виктор Садовничий: Это все была математика. Серьезнейшая работа. И кроме того, еще надо кровью было заняться, потому что при невесомости кровь уходит из ног, а нам надо было ее там оставить. Таким образом, эта работа завершена, она была удостоена Государственной премии СССР. Это была очень высокая награда. И мы создали тренажер. Около 60 космонавтов, почти все, кто летал, прошли на нем тренировки. Потом мы продолжили эту работу. Заметили, что в невесомости глаз устанавливается на полторы секунды позже. То есть сначала человек может сделать, только потом увидеть в невесомости. Была авария из-за этого эффекта и хотели наказать космонавта, что он поломал, а он не виноват, потому что он не тренирован был. И мы взялись за эту работу и начали с институтом космических исследований изучать вот это запаздывание зрения. Установили тоже этот вестибулярный конфликт зрения – вторая Госпремия. И затем мои ученики, ученицы есть, которые далеко продвинулись дальше. Они предложили гальваническую стимуляцию этих процессов, т.е. выстрелом небольшого тока можно сделать то же, что в невесомости – это называется гальванически стимулировать. Сейчас вот эти работы вовсю продолжаются. Это дальше связано с виртуальной реальностью... Виктор Лошак: Самое интересное, что если сказать человеку, обычному человеку, что вот изучается этот вопрос, никто не подумает о математиках. Виктор Садовничий: Да, а это математика. Мы буквально на днях сделали хорошую работу с Аскаром Акаевичем Акаевым. Он прекрасный математик. Так вот эта работа она сейчас находится на столе руководства страны. Мы сделали математическую модель прогноза вируса, ковида: течение, его возможного уже затухания; и способов управления экономикой... Виктор Лошак: Простите, это модель его распространения? Или модель его проживания, что ли? Виктор Садовничий: Это всего. Есть модель его распространения; мы взяли меры, которые принимаются и дали математический прогноз окончания – начало 2023 года наш прогноз. Виктор Лошак: Это вы сейчас сенсацию просто оглашаете? Виктор Садовничий: Нет, это мы направили всюду. Я уверен, что так будет. Уверен. Потом мы впервые увидели и предсказали пилообразные графики вируса, всплески. Конечно, математическая модель – это не жизнь. Потому что просто есть условия, мы считаем, что они будут такими и есть результат. Это математика, тут все строго, модель. Жизнь сложнее. Понятно, что могут быть повороты в мутациях там в разных и т.д. – это другое. Но обычно наши модели с Аскаром Акаевичем всегда были точны. С их помощью мы с ним предсказали и кризисы, и они совпадали. Виктор Лошак: Виктор Антонович, а вот эта книга «Теория операторов», вы, кстати, ее захватили, я как раз хотел вас о ней спросить: что вы такое открыли, что она постоянно переиздается на русском и английском, как учебник? Виктор Садовничий: Дело вот в чем. Это новая ступень познания. Функциональный анализ; теорию операторов по-другому можно назвать функциональный анализ. Мы привыкли жить в трехмерном пространстве. Вот мы с вами находимся: вот одно измерение, вот второе измерение и третье. И обычный анализ, математический анализ, математика – это в основном как бы в этом пространстве. Ну, о чем я говорю? Числа, вот один, два, три – это ось. Функция, синус Х – это плоскость. Ну и дальше интеграл, производная. Таким образом, азы математики – это математический анализ. И этот курс, вот я сейчас заведую этой кафедрой математического анализа, и я его читал десятки лет, это букварь математики. Это трудный двухлетний курс. Но в конце XIX, в начале XX века немецкий математик Гильберт впервые систематически сказал: «а есть же такая абстракция, что не три измерения, а бесконечно много». Трудно представить. Но вот представим сейчас, что не три, а есть четвертый, пятый и так бесконечно. Тогда что в этих пространствах будет? Это пространства называются Гильбертовы по его имени. И вот эти Гильбертовы пространства бесконечномерные – это новая ступень познания. Она связана с космосом, с бесконечностью. И все вот эти понятия, функции, действия в этих пространствах меняются. И вот эти функции, действия уже называются функциональный анализ или теория операторов. Такие курсы были, такие учебники были; Банах написал, Рудин – американский математик, Колмогоров, Фомин написали. Ну, я вот молодой математик взялся его дополнить. Я нашел недоказанные факты, теорему Егорова так называемую, выдающегося математика. Я решил взглянуть на этот предмет по-новому и написал вот такую маленькую брошюрку. Но она была замечена, и вдруг поступает предложение от английско-американского издательства ... Это 1991 год. «Мы хотим издать на английском». В то время это был успех. Она была издана на английском и на русском она переиздается; это учебник, как бы следующая ступень над классическим математическим анализом. Виктор Лошак: Как вы видите границу научную и моральную разработки искусственного интеллекта? Виктор Садовничий: Ну, сначала сам термин. Искусственный интеллект, я думаю, это иногда где-то понимается иногда, как искусственный мозг. По искусственному мозгу я могу рассказать свою беседу со Стивом Возняком – это руководитель Apple. И я говорю: «Стив, вот когда будет искусственный мозг?» Он так задумался, говорит: «Думаю, что на это понадобится девять месяцев». Так оценивает создание искусственного мозга. Виктор Лошак: Вы согласны с таким прогнозом? Виктор Садовничий: Ну, я думаю, только человек может создать мозг. Виктор Лошак: Конечно. Виктор Садовничий: Теперь искусственный интеллект – это я больше понимаю, как те алгоритмы, способы, которые приближают оценку действий к тому, что сделал бы и человек. Но никогда до конца они не могут повторить функции мозга. Ну, это роботы, это переводы, то что сейчас везде называется искусственный интеллект. Он вызывает очень большой интерес. Но это, конечно, такой этап развития, это модернизация, это как бы приближение к тому, что человек раньше делал сам вручную. Сейчас вот эти машинки всякие. Это другое понятие. Это как бы этапы автоматизации и приближение действий механизмов или каких-то алгоритмов к тому, что сделал бы человек. Почему я думаю, что мозг бесконечен, так как и космос? Потому что он очень сложно устроен, он живой, он изменяется, он имеет сложную структуру. Там не цифровая между собой передача информации, там другие способы. И это никогда не под силу постичь до конца. Это бесконечность. Может быть со мной кто-то не согласен, но я как математик и хорошо понимающий, что такое бесконечность, считаю, что до конца мозг познать невозможно. Виктор Лошак: Кто-то назвал орхидею «Академик Садовничий». За этим есть какая-то история? Виктор Садовничий: Нет. Это Ботанический сад, и там прекрасная женщина, коллекционер и она выводит растения. Приносит мне цветок и говорит: «Это «Академик Садовничий»». Виктор Лошак: Ознакомьтесь. Виктор Садовничий: Я сам садовод и попросил кустик. Она дала, и он у меня лет десять был. Но он требует ухода и на зиму. Думаю, повторить просьбу. Виктор Лошак: Вы собирались поступать в сельскохозяйственную академию, с одной стороны. Виктор Садовничий: В Белорусскую, да. Виктор Лошак: В Белорусскую. А с другой стороны, вы всегда говорите о своем саде, как о своем большом успехе таком личном. Это что-то в этом связано? У вас есть талант к земле, вы чувствуете какую-то тягу? Виктор Садовничий: Да. Вы знаете, еще раз. Я же рос в голодные послевоенные годы, 1946. И главным у нас было выжить. И что было? Коза у нас была и несколько кур. И козу пас я. Вот во время этой моей работы я прочитал все книги, которые были. Ну что значит, пасти? Берешь ее куда-то в степь и там целый день... Виктор Лошак: Караулишь. Виктор Садовничий: Караулишь. Поэтому для меня вот. Был отец, посадил несколько яблонь. «Белый налив» у нас там растет; это было счастье съесть. И поэтому я землю чувствую, чувствую. И поэтому, когда я приехал уже в МГУ, еще не был никем, я уже подумывал, как бы мне завести свой садик. У меня сейчас около 40 яблонь. Можно не поверить, но у меня сейчас огромный ангар, заваленный своими яблоками. Я десять раз уже привозил студентам по две корзины. Ну, еще могу привезти. Свои яблоки. Виктор Лошак: Вы отдыхаете, когда работаете в саду? Виктор Садовничий: Мне это нравится, мне это нравится. Ну, конечно, это работа. У меня нет помощников никого. Можно гарантировать, нет ни нанятых, никого нет. Я сам все. Виктор Лошак: Я, если можно, задам вам несколько коротких вопросов. Если бы вы встретили себя юного, чтобы вы ему посоветовали? Виктор Садовничий: Ну, я бы посоветовал, вот как мы и говорили, победить в соревновании в каком-то жизненном. Мы вот мальчишками все время были вокруг этого: кто быстрее пробежит, кто гол забьет первый. Я бы советовал идти вперед и достигать того, что, может больше, чем другие. Виктор Лошак: Вы прожили немаленькую жизнь. Кто герой вашего времени, если считать жизнь временем? Виктор Садовничий: Ну, конечно, кроме тех героев великих, я бы назвал своих таких глубоких, я бы сказал выдающихся учителей. Дмитрий Евгеньевич Меньшов – заведующий кафедрой нашей, где я вырос, где я стал математиком. Виктор Лошак: Да, да. Виктор Садовничий: Это человек двухметрового роста с бородкой. У него не было костюма, один, ну булавками застегнут. У него был один всего пиджак. Все свои деньги он отдавал в коммунальной квартире старушкам, которые жили в коммуналке и просил их готовить ему морковку. Я ходил к нему домой; у него вместо кровати был сундук и на сундуке румынская шинель такая была коричневая, видимо, трофейная. Говорю: «Вы здесь спите, Дмитрий Евгеньевич?» – «Да». – «А книги где?» Он открывает крышку – книги в сундуке. Он умер в возрасте уже 96-ти лет. Я был у него за несколько дней до смерти, он вскочил с постели и бежит ко мне с бумагой. Я испугался, говорю: «Дмитрий Евгеньевич, что такое?» – «Написал статью. Я решил эту проблему, отдай в академию наук, в журнал академии». Это икона. Его называли все на мехмате святым. Вот он настолько был предан математике, и настолько он не видел ничего вокруг себя. Я считаю, что вот такой человек для меня, он мой вот такой служитель. Виктор Лошак: Вы не пытались написать собственную автобиографию? Виктор Садовничий: Вы знаете, надо бы. Это очень много было всяких поворотов, все не скажешь. Я пробовал диктовать; так до какого-то этапа дошли и бросили. Ну спасибо, попробуем восстановить. Пробовал я диктовать одной помощнице, она записывала. Виктор Лошак: Додиктуйте, пожалуйста! Виктор Садовничий: Думаю правильно. Это нужно. Виктор Лошак: Какое у вас есть правило жизни или правила? Виктор Садовничий: Правилом жизни я считаю, что надо по-доброму относиться к каждому. Независимо, даже если он тебя и раздражает какими-то делами, надо терпеть. Для руководителя это особенно важно. А такое одно из бытовых правил, я к нему призываю: я никогда не лягу спать, если час не похожу на улице. Пусть это будет 12 часов ночи, я вот сегодня не знаю, когда я вернусь, до часу я буду гулять. По-другому я не засну. Виктор Лошак: Прекрасное правило. Виктор Садовничий: Это, по-моему, хорошее правило. Виктор Лошак: Спасибо, Виктор Антонович! Это был, мне кажется, очень интересный разговор. Спасибо большое! Виктор Садовничий: Спасибо!