Десять лет назад молодой, но уже известный, режиссер и продюсер Сергей Петрейков – отец-основатель популярного на всю страну "Квартета И" - открыл в самом центре Москвы на площадке ДК имени Зуева "Другой театр". Название говорило само за себя. Если театр "другой", значит он обязательно должен отличаться от всех остальных. Создавался "Другой театр" для людей. Не для критиков и примкнувших к ним искушенных театралов и не для тех, кто ходит в театр, как в баню: отдохнуть и расслабиться. Здесь говорят живым и современным литературным языком на актуальные для каждого зрителя темы. К 10-ому юбилейному сезону театр вышел с неплохим результатом. Табличка с надписью "все билеты проданы" довольно часто прикрепляется к стеклу театральной кассы. А это значит, что у "Другого театра" уже есть и свое лицо, и свой постоянный зритель. Евгений Стычкин: 10 лет назад Сергей Петрейков взвалил на себя эту махину и до сих пор ее тянет. Я очень-очень надеюсь, что ему хватит сил,  что он, заражая все больше народу своей любовью к "Другому театру", к своему детищу, получит все большую армию помощников. Евгений Стычкин – популярный актер театра и кино, выпускник ВГИКовской мастерской Армена Джигарханяна и Альберта Филозова. Он ворвался на театральную сцену в образе великого Чаплина в спектакле Московского "Театра Луны" "Чарли Ча", покорив сердца не только зрителей, но и искушенных критиков. Престижная театральная премия "Чайка" в номинации "Прорыв года" стала тому подтверждением. За 20 лет работы Стычкин стал настоящим мастером. В его творческом багаже 70 ролей в кино и десятки ролей в спектаклях на сцене "Театра Луны", Моссовета, Вахтангова и "Школы современной пьесы". Но поистине родной сценой для Евгения Стычкина стала сцена "Другого театра". 10 лет назад мне позвонила Оля Субботина и предложила в некой организации под названием "Другой театр" играть спектакль по пьесе Ксении Драгунской "Проявления любви" и прислала мне пьесу. С "Квартетом И" я был до этого времени знаком и дружен, и даже как-то заменял Бараца на месяц в спектаклях и в их параллельной какой-то работе. Он то ли порвал себе сухожилия, то ли сломал ногу на футболе. Я с удовольствием согласился так или иначе принять в этом участие, потому что мне казалось, что то, что ребята делают – это талантливо. Если это нечто - это детище Сергея Петрейкова и называется это "Другой театр", то он другой относительно того, что они делали многое годы сами - "Квартет И".  Он другой по отношению ко многим проявлениям театра, которые тогда были в Москве. Им хотелось создать что-то другое. Тогда мне предложили в общем понятную для меня роль милого и веселого какого-то трепетного молодого человека, а брутального и жесткого второго молодого человека должен был играть Павел Майков. С Майковым мы тоже много лет к этому моменту дружили.  Мы решили, что это понятно, но абсолютно естественно, то, что нам предлагают с утра до вечера, и решили поменяться ролями. Вот так появился спектакль "Проявления любви", который мы играли 10 лет почти полные - девять с половиной. В "Проявлениях любви" сменилось семь прекрасных актрис, которые играли главные роли, и они все беременели У этого спектакля смешная судьба. Ну, во-первых, он называется "Проявления любви".  У нас сменилось семь прекрасных актрис, которые играли главные роли, и они все беременели. Мы играли спектакль все это время, поэтому этот спектакль является такой неотъемлемой, но если не главной, то основополагающей частью "Другого театра", потому что с ним "Другой театр" начал свою жизнь и, в общем, с ним дошел до десятилетия. Этой весной мы поняли, что спектакль сделал некую такую кривую, полностью ее выполнил. Он пришел сначала к какому-то такому своему идеальному состоянию, потом он начал, как любой спектакль, чуть угасать, чуть нам стало меньше интересно, и потом он возродился. Вот на пике его возрождения, на самом его сильном состоянии мы решили с ним расстаться, для того, чтобы не смотреть, как он начнет угасать снова. Это неминуемо. Я имею ввиду любой спектакль. Ну, существуют там всякие "Принцессы Турандот", но я думаю, что по-серьезному это, конечно, без слез смотреть нельзя на 20-30-х годах жизни спектакля. Поэтому мы решили его снять. Но мы обязательно сыграем его пару раз в качестве ознаменования десятилетия театра, что тоже будет здорово. Когда я пришел в театр, я очень хотел, чтобы это была классическая конструкция: гримерка с моим именем на двери, мой туалетный столик гримерный, на котором лежат мои вещи.  В "Другом театре" у меня нет своей гримерки Я когда пришел в театр изначально, я очень хотел, чтобы это была какая-то классическая конструкция: гримерка с моим именем на двери, мой туалетный столик гримерный, на котором лежат мои вещи. В ящике лежат тоже какие-то мои личные вещи. Я знаю, что их никто не тронет, потому что это мой столик. И я имел несколько раз в жизни такую гримерку в разных прекрасных театрах. И я очень благодарен судьбе за то, что мне такой шанс был подарен. Но на данный момент я очень рад, что моя жизнь главным образом связана с "Другим театром", где такого столика нет, и где у меня нет своей гримерки. Но при этом есть каким-то чудом созданный дух настоящего театра без примеси того, что, к сожалению, почти всегда неотъемлемо следует за хорошими частями театра: борьба, какие-то закулисные игры, любовь, не любовь друг к другу, предвзятые отношения и так далее. Этого здесь нет, потому что мы, в общем, все принадлежим сами себе. Каждый из нас в любую секунду может сказать: "Ребята, адьё! Я больше не хочу с вами сотрудничать". Любой. И такие примеры есть. Кто-то уходил, кто-то приходил, какие-то появлялись новые люди. Я хотел бы, чтобы "Другой театр" расширялся, потому что у нас уже очень много названий и нам нужно двигаться. Может быть, получить какое-нибудь большое прекрасное помещение, ну или построить какое-нибудь большое прекрасное помещение, или маленькое чудное. (Смеется). В общем, мне кажется, что амбиции Сергея Петрейкова велики и сила его велика. Поэтому хочется надеяться, что Вселенная, Универсум будет как-то отвечать взаимностью. По сравнению с тем, что мне позволил театр за последние годы, конечно, кино мне позволяет гораздо меньше По сравнению с тем, что мне позволил театр за последние годы, конечно, кино мне позволяет гораздо меньше. В кино есть, конечно, свои трудности. Но многое легче, потому что перед тобой несколько человек твоих коллег. А если тебе особенно трудно, то ты можешь попросить остаться оператора и режиссера, а всем остальным вообще выйти. У тебя есть ощущение почти одиночества, почти какой-то защищенности. При этом на сцене, если тебе нужно раздеваться, или ругаться, или заниматься сексом, да что бы то ни было, тебе не чем прикрыться, тебе никто не даст второго дубля. Тебе не дадут посмотреть кадр для того, чтобы ты сказал: "Ой, нет, ребята, это вообще, на фиг! Это стирать! Давайте это еще разочек как-нибудь снимем вообще по-другому". Нет. И ты как-то доверяешь зрителю, открывая свои всякие иногда неприглядные стороны. И, конечно, ты зависишь от того, как зал реагирует. Конечно, ты питаешься от их реакции. Я потратил много лет на то, чтобы бороться с рамками, в которые меня пытались загнать Я не люблю, когда артисты ждут реакции на уровне смеховых или аплодисментов после какого-то своего фортеля и от этого зависят: "Ой, я пошутил, а они не смеялись. Блин, значит плохо сегодня идет спектакль". Мне кажется, это не верно, потому что эти аплодисменты и смех, по моему мнению, никак не отражают качество спектакля. Даже если режиссерам задумано, что в этот момент должны смеяться. Но, конечно, удовольствие слышать публику и быть с ней в диалоге, удовольствие не существовать в каком-то закрытом пространстве, мне кажется, для современного театра – это обязательная составляющая. Я потратил много лет на то, чтобы бороться с рамками, в которые меня пытались загнать: в силу фактуры, в силу стереотипов. Я в общем уже довольно жестко это амплуа расколотил на какие-то куски и разобрал на составляющие. Поэтому я теперь уже не знаю, кого я должен играть, где, как, и что для меня, что мне ближе. И в этом смысле, конечно, огромная заслуга режиссеров, с которыми мне посчастливилось работать.