Ровно 70 лет назад в 1945 году в Курске открылась первая в СССР музыкальная школа для инвалидов по зрению. Это учебное заведение появилось на свет в соответствии с приказом Министерства социального обеспечения РСФСР под номером №75 "О мероприятиях по развитию музыкального образования слепых", открыв возможность обучения, прежде всего для тех, кто ослеп во время войны. Иван Холявченко: Многие ходили по базарам, по поездам, просили, нищенствовали. Другие заканчивали жизнь, как сейчас говорят, суицидом. Был критический момент, куда-то надо было этих людей определять. Часть людей определяли в музыкальную школу. В 1954 году "Школу незрячих музыкантов" переименовали в специализированное музыкальное училище, а после - в колледж, единственный во всей России и на всем постсоветском пространстве. Здесь получили образование тысячи музыкантов с ограниченными возможностями здоровья, которые стали преподавателями, концертмейстерами, солистами и хормейстерами. Неоценимый вклад в дело популяризации колледжа внес один из самых ярких его выпускников – композитор Иван Холявченко. Иван Холявченко: У меня есть такая поговорка. Я убежден, что слепого нельзя научить видеть, а глухого нельзя научить слышать. То есть если ему дано, если музыкальные данные есть, если ты слышишь, то, значит, оно никуда не денется. Я часто тоже об этом думаю: что было бы, если бы я не потерял зрение? Наверное, было бы то же самое. Как-нибудь бы я вырвался из деревни, где-нибудь бы меня приметили. И, наверное, так бы я все-таки стал музыкантом. Иван Холявченко – имя этого прославленного композитора из глубинки известно по всей России. Заслуженный работник культуры и заслуженный деятель искусств, композитор, поэт, музыкант, аранжировщик, автор популярных песен, многочисленных хоровых произведений, инструментальных ансамблей, камерных сочинений для различных инструментов и, прежде всего, для баяна. Но главным в жизни Ивана Ивановича была и остается песня. Для многих людей, потерявших зрение, творчество Ивана Ивановича, его мелодии, его проникновенные лирические стихи, наполняющие душу надеждой, радостью, пропитанные любовью к родной стране стали чуть ли не единственной опорой и утешением. На профессиональной сцене Иван Холявченко вот уже полвека. Иван Холявченко: Я поступил в первый класс в связи с ранением в 9 лет. После войны, знаете, много чего валялось. Ну, и на меня набрело. Это граната, не граната, а капсула. Мой брат и его товарищ, они старше меня были, им по 14, а мне было 7 лет. Они ее разряжали, хотели посмотреть. Она рванула. Получилось так, что меня с ними не было. Я дверь открыл, в комнате это было, вошел, и весь удар в мою сторону. Я три месяца лежал в больнице в курской. Мне чуть-чуть вернули зрение. Потом оно так же быстро пропало. В общем, пожизненный приговор был такой, что зрения не будет. Поэтому я уже стал привыкать к этому. А потом, когда это случается в детстве, то толком даже и не понимаешь, что произошло. Сегодня больно, сегодня плохо. А прошло время, и привыкаешь к тому, что есть. Во взрослом возрасте так не бывает. Так бывает трагично, что многие считают, что жить слепому невозможно и прерывают эту жизнь. А когда в детстве, то ты привыкаешь. Я три месяца лежал в больнице. Мне чуть-чуть вернули зрение. Потом оно так же быстро пропало. Пожизненный приговор был такой, что зрения не будет. Когда я пришел в училище, я очень много всего знал. Я последние два года в школе руководил уже духовым оркестром. Я мог инструментовать для духового оркестра. Я знал ноты в совершенстве. Я играл на баяне, играл на духовых инструментах, играл на фортепиано, играл в струнном оркестре. Все-таки я очень хорошую основу, базу получил в общеобразовательной школе, в училище-интернате. Там был тоже выпускник нашего училища, вернее музыкальной школы для ослепших, в 1951 году он окончил, очень хороший музыкант. Такой музыкант, что я говорю, что он не за деньги работал, а отдавал всю душу. Это был Геннадий Владимирович Шер. Сейчас его уже нет в живых. Но я ему благодарен всю жизнь. Это мой главный и основной учитель по жизни. Я первый раз в деревне услышал патефон. Это было, когда я уже в школе учился. У нас в деревне ничего не было: гармошки не было, балалайки не было, ни одного звука я не слышал музыкального. И если бы так и осталось дальше, я думаю, что все равно где-нибудь, как-нибудь у меня бы проявились эти способности. Потому что у меня есть такая поговорка, я убежден, что слепого нельзя научить видеть, а глухого нельзя научить слышать. То есть, если ему дано, если музыкальные данные есть, если ты слышишь, то значит оно никуда и не денется. Наверное, как там говорят: "Бог дал" – или как-то так. В общем, суждено мне было стать музыкантом. Я часто тоже об этом думаю: что было бы, если бы я не потерял зрение? Наверное, было бы тоже самое. Как-нибудь бы я вырвался из деревни, где-нибудь бы меня приметили. И, наверное, так бы я все-таки стал музыкантом. У нас в деревне ничего не было: гармошки не было, балалайки не было, ни одного звука я не слышал музыкального. Я из семьи верующих. Но меня переклепали, перевоспитали в школе. Я последние два года был секретарем комсомольской организации. Потом был очень идейный человек, когда уже преподавателем был, подал заявление в партию. Я очень много песен написал о партии, о Ленине, идейных, потому что требовала обстановка. На смотр обязательно было нужно что-нибудь такое. Найти не всегда получалось, поэтому приходилось писать самому. Но это одна сторона. А по душе, вот почитаешь стихи красивые, того же Есенина, допустим, лирические – душа плачет. У меня до школы вот эта лирическая струнка была, и есть, и осталась. Я из семьи верующих. Но меня переклепали, перевоспитали в школе. У меня песни рождаются ночью. Я лежу и сочиняю. А потом беру свой прибор по брайлю, бумагу и записываю без инструмента. Когда я пришел в музыку? Как родился, так и пришел. Я, может быть, уйду из музыки. Но я в нее не приходил, музыка родилась со мной.