Людмила Чурсина: Я обожаю, когда зал замирает в какие-то моменты на спектакле
https://otr-online.ru/programmy/ot-pervogo-litsa/lyudmila-chursina-ya-23864.html Людмила
Чурсина – актриса, любимая миллионами российских зрителей, звезда советского
кинематографа, необыкновенная красавица, женщина-загадка. На нее хочется
смотреть, слушать, восхищаться. Кто бы мог подумать, что девочка, родившаяся в
самом начале войны, вырастет в леди с королевской статью. Быть актрисой Людмила
вовсе не собиралась: хотела поступить в технический ВУЗ, но после школы с
подругой за компанию отправилась в Москву и рискнула подать документы в
театральный. Поступив в училище имени Щукина, Людмила Чурсина окунулась с
головой в учебу. Еще будучи студенткой в 1961 г. она дебютировала в киноленте
"Когда деревья были большими". Первая серьезная роль для молодой
актрисы – фильм "Донская повесть". Картина имела огромный успех. На
Чурсину сразу обратили внимание и критики, и зрители. Дальше были не менее
знаковые работы Людмилы в фильмах "Виринея", "Журавушка",
"Угрюм-река", "Любовь Яровая". Это роли сильных, красивых,
гордых русских женщин.
Яркая
и талантливая Чурсина никогда не испытывала недостатка в ролях. Актрисе,
вписавшей свои неповторимые строки в летопись отечественного кинематографа и
драматического искусства, и по сей день способствует огромный успех и искренняя
любовь зрителей, которые ценят ее мастерство, истинную интеллигентность и
внутреннее достоинство.
Людмила
Чурсина: Вы знаете, я не люблю высоких слов "великая",
"легендарная". История разберется с этим. Комплименты должны быть
очень редкими, потому что когда много бриллиантов, они обесцениваются. А потом
лучше их за спиной пускай говорят о человеке, нежели в лицо. "Ой, какая вы
талантливая, вы гениальная, вы великая!" – хочется оглянуться и спросить:
"Вы к кому обращаетесь?"
Людмила
Алексеевна Чурсина – актриса театра и кино, народная артистка Советского Союза,
обладательница Гран-при за женскую роль в фильме "Журавушка" на
Международном кинофестивале в Сан-Себастьяне в 1969 г. Ее замечательные героини
по праву занимают место в золотом фонде отечественного кинематографа. Людмила
Алексеевна награждена орденом "За заслуги перед Отечеством" 4-й
степени, является академиком Национальной академии кинематографических искусств
и наук России.
Людмила
Чурсина: Вы знаете, такая длинная жизнь. И вспомнить всех тех,
благодаря кому я стала актрисой – какая есть – очень сложно. Ну, первой,
наверное, была Тарасова Алла Константиновна, потому что я смотрела фильмы в
детстве. Это и педагоги – Борис Евгеньевич Захава, ректор Щукинского, это
Цецилия Львовна Мансурова, Владимир
Этуш и вообще замечательная галерея вахтанговских актеров.
Профессия, наверное, наша требует того, чтобы мы все
время учились, с кем бы мы ни общались: будь то жилконтора, будь то вне даже
нашей профессии – все равно это все в копилочку складывается.
В кинематографе это Владимир Александрович Фетин.
Знаете, как все впервые в жизни? – первый звонок, первый урок в школе, первый
ребенок в семье, первая влюбленность. Вот для меня "Донская повесть",
Дарья и фильм подарил мне встречу с уникальными партнерами: с Евгением
Павловичем Леоновым, Алексеем Смирновым (такой большой, добрый, талантливейший
артист). Огромная галерея, которым я бесконечно благодарна.
Единственно, однажды случилось до спазма – наверное,
года четыре или три назад – звонят из Дома кино и говорят: "Вы знаете,
Людмила Васильевна, 50 лет "Донской повести". Как-то даже похолодело
что-то внутри. "Мы хотим показать, чтобы вы пришли и рассказали". Я
говорю: "Ну конечно. Сейчас я посмотрю по расписанию, когда". Они мне
называют число, я смотрю свой талмуд и говорю: "А кто еще будет?"
Пауза. И вдруг в трубку такие слова: "Больше никого нет". Я очень
трудно плачу, только невидимо, чтобы… Но здесь я помню, как у меня просто
градом рухнули слезы, перехватило дыхание. И вдруг я поняла, как все, с
которыми, в общем, часть жизни яркой, интересная экспедиция была на Дону в
станице Раздорская, общение; они были терпеливы, они были бесконечно
внимательны, заботливы, понимая мою неопытность и для этой роли еще
неготовность.
Звонят
из Дома кино и говорят: "Вы знаете, 50 лет "Донской повести". Мы
хотим, чтобы вы пришли и рассказали". Я говорю: "Ну конечно. А кто
еще будет?" Пауза. И вдруг в трубку такие слова: "Больше никого
нет"
После того, как я уехала из Москвы в Ленинград тогда
еще, вышла замуж, то, естественно, какое-то время я… Я никогда не умела ходить
по театрам, предлагать себя, показываться. Меня в театр пригласил в
Александринский Арсений Сагальчик. Пригласил в "Дети солнца" Лизу
Протасову, что я безумно испугалась, сопротивлялась, потому что, в общем, уже
какой-то кусок времени я была вне сцены. Но он был терпеливый, очень много со
мной работал. Затем Шурочка чеховская в "Иванове". И, конечно, такой
для меня очень значимой была встреча с замечательным режиссером, актерским
особенно – это Роза Абрамовна Сирота, которая предложила мне сделать литературную
композицию, спектакль "Супруги Каренины" на двоих с народным артистом
России Изилем Заблудовским. Очень сложная была работа. Во-первых, нужно было
учить 70 страниц толстовского текста, а он очень непростой. Во-вторых,
исследовалась семейная ситуация Карениных. А затем она мне предложила сделать
моноспектакль "Настасья Филипповна". Мы начали репетировать: долго,
подробно; она умела замечательно работать с актерами, как бы взрывая их грудную
клетку, исторгая какие-то для него самого, актера, немыслимые и непривычные
звуки, чувства, эмоции. В это время Юрий Иванович Еремин – он был главным
режиссером Театра российской армии – приступал к репетициям "Идиота" Достоевского.
И на роль Настасьи Филипповны он пригласил меня. Очень сложно приходилось
репетировать, потому что у него свое видение было, у Розы Сироты свое видение.
Не скрою, я как-то так в раздвоение. Но мне Сирота сказала: "Людочка,
доверься Юрию Ивановичу: все, что мы с вами наговаривали, репетировали,
исследовали – это все в вас, и когда надо, это все придет (память души, тела и
всего прочего)". И играли спектакль очень долго. И затем Ион Спиридонович
Гурьянов предложил мне Леди Макбет в трагедии Шекспира "Макбет" на
большой сцене. Затем пришел Леонид Иосифович Хейфец, и в "Павле I" с
Олегом Борисовым я пыталась играть Марью Федоровну. Олег Иванович Борисов был
просто потрясающий Павел I.
Он преображался без грима, выходя на сцену, что на премьере в какой-то момент,
когда уже на концерте я сижу, дети стоят сзади, он появляется со своей
возлюбленной, подходит к Марье Федоровне и говорит: "Вы императрица
российская, извольте говорить по-русски", я настолько… И он на меня
воздействовал с такой агрессией и злом, что я растерялась и не то что русский,
я и немецкий, все напутала. И в антракте я бегу к нему и говорю: "Олег, в
чем дело, я что-то напутала, помешала?" А он говорит: "Почему, я же
Павел был".
И потом, наконец, произошла для меня знаменательная
встреча с режиссером, с которым я последние уже более 20 лет работаю. И вот
сейчас мы начинаем репетировать уже, по-моему, 6-й спектакль – это народный
артист России Александр Васильевич Бурдонский. Репетировать с ним безумно
интересно, и я считаю его своим главным режиссером, который, собственно, и
по-настоящему для меня эту профессию открыл. И я если и стала и становлюсь
актрисой театральной, только благодаря ему. Первый спектакль мы репетировали – это
"Дуэт для солистки" Кемпински. Это история гениальной виолончелистки
(она у нас была скрипачкой), которой был отпущен гениальный цветной слух и
совершенная глухота души, плюс она заболела рассеянным склерозом. И вот это 6
посещений психотерапевта, которого играл Александр Дик, очень хорошо играл. И я
должна сказать, что это была такая ломка для меня, потому что я, в общем,
взрывной человек, но я всю жизнь с этим боролась, поскольку у меня у папы характер
был: чуть что, шашки наголо. И я не хотела этого себе. Но вот здесь пришлось все-таки
это раскупорить, эту шкатулку и выпустить всех змей из себя, потому что она
очень разная в этих шести сценах: она и нахальная, и прикидывается бомжихой. И
в общем в результате играли мы не очень долго, потому что театр счел, что очень
драматичный спектакль, хотя публика какой-то катарсис получала.
И потом пришла пьеса Алехандро Касона – опять-таки, Александр
Васильевич предложил – "Та, которую не ждут" у нас называется, а у
автора это "Утренняя фея". Он мне как-то дал эту пьесу, я ее за ночь
прочла и не могла дождаться, чтобы наступило утро, чтобы позвонить ему и
сказать: "Я согласна!" Это такая редкая ситуация в мировой
драматургии, когда центральной ролью фигура выводится странница, то бишь ее
величество, матушка-смерть. Роль опасная, я даже советовалась с батюшкой. Вы
знаете, он ответил: "Вспомните, что говорил Толстой: "День, прожитый в
бессмертной памяти – напрасно прожитый день". И тем более у Касона, у
автора эта странница с потрясающими текстами, монологами. Когда старик говорит:
"Ты, твои речи не хочу слушать ", она говорит: "Вы меня
удивляете: я слышу, как все вы жалуетесь на жизнь. Почему же так боитесь
лишиться ее?" Но самое главное, что спектакль оставляет просветленное
состояние, потому что она учит людей любить друг друга при жизни и нести
ответственность человека за человека. За эту роль я получила даже золотую
награду от ЮНЕСКО.
В театре репетируешь, выверяешь, пробуешь: партнер, с
которым ты привыкаешь, режиссер, который тебе подсказывает, который требует
все. Потом спектакль. Это, конечно, всегда что-то здесь сегодня не получилось,
но на следующем спектакле что-то исправить можно, что-то улучшить. И, в общем-то,
постоянно в спектакле – они же очень разные всегда и от настроения, и от
погоды, и от зрительного зала, и от всего – это всегда все равно белый лист, даже если играешь сотый
спектакль. А в кино своя специфика, там нужно раз и навсегда сыграть.
Если что-то не удалось, режиссер не очень доволен, но огромные деньги стоит
переснять на следующий день. Но там зато первый, второй, третий кадр – это,
знаете, не заигрываешь. Нужно создать семью актеров – даже если они играют
врагов на экране – чтобы они как-то так попривыкли, чтобы понимали друг друга,
научились слышать. Ну а сейчас, когда идут сериалы, иногда впервые видишь
партнера, который играет твоего мужа, и ему надо как-то либо по морде давать,
либо обниматься, либо какую-то сцену семейную. Ну тут уже либо опыт, в общем,
приходит на помощь…
Театр
позволяет, в общем, себя искать, пробовать и еще что-то пытаться в каких-то
вещах, отойти от себя, какой-то новый поворот найти, новое звучание. Когда мы
лицом друг к другу с залом, мы партнеры. Мы им свою энергетику, слова, мысли,
чувства, эмоции, а они свои - в виде аплодисментов, в виде каких-то
переживаний.
Ну, конечно, для меня сейчас, естественно, театр намного
интереснее, глубже. Он позволяет, в общем, себя искать, пробовать и еще что-то
пытаться в каких-то вещах, отойти от себя, какой-то новый поворот найти, новое
звучание. Когда мы лицом друг к другу с залом, мы партнеры, как вот сейчас с
вами. Потому что мы им свою энергетику, слова, мысли, чувства, эмоции, а они
свои в виде аплодисментов, в виде каких-то переживаний. И особенно я обожаю,
когда зал замирает в какие-то моменты на спектакле. Я не люблю, когда какое-то
иногда очень тонкое действие, монолог или отношение и вдруг аплодисменты. Да,
это приятно, что зритель понимает, значит, въехал, но это как бы разрушает
тишину и происходящее. В финале – ради бога. И слава богу, мы не обделены, как
правило, на всех спектаклях. В кино… Ну за последние десятилетия, в общем, не
так уж много каких-то ярких характеров, судеб. Хотя даже небольшие роли...
Иногда можно в маленькой роли – как говорят, "нет маленьких ролей, есть
мелкие актеры" – но все равно уже нет таких, как это было в "Виринее",
как Дарья шолоховская или "Журавушка".
Я счастлива, потому что, во-первых, я родилась. Уже что-то
в организме какие-то позиции сдаются. Но все равно я вполне работоспособна,
вполне еще при мне мозги. Всегда, вы знаете, поскольку на моем уже веку даже в
нашем театре есть примеры, когда, знаете, как Шекспир писал: "Творческая
зрелость: чуть она наступила, Борьбы с затменьем настает черед; Время рушит то,
что созидало". Ну буду надеяться, что это еще нескоро произойдет, а может
быть, и минует эта беда. Я счастлива, потому что есть любимая работа, есть
несколько друзей надежных, что есть, в общем-то, замечательный мой – я его и
сыном, и племянником, и внуком, все вместе – Алеша с его женой Катей и двумя
девочками Настенькой и Сашенькой. И для меня сейчас смысл жизни – быть им
нужной, полезной в чем-то, помочь, если могу, и, в общем-то, бывать у них.
Знаете, когда с годами начинаешь здоровье терять – а мне было отпущено от
природы, Господом и родителями хорошее здоровье (хотя я была дитя войны,
наверное, замес был хороший) – так бесхозяйственно я этим распоряжалась всю
жизнь, безоглядно, думая, что сил хватит еще на тысячелетия. Нет, вдруг в
какой-то момент ты начинаешь понимать, что уже одышка появляется, зрение не
столь острое, и уже, в общем-то, многое не так, как было раньше. Я понимаю, что
это и моя вина во многом, хотя я пыталась спортом заниматься (на лошадях,
серфинг), гнулась и плясала и все прочее, бегать даже пыталась по утрам. Сейчас
для меня спорт – это сама жизнь. Наши репетиции, мои спектакли, в которых
столько нужно энергетики, движений (и внутренних, и внешних подчас), что, в
общем, уже другим спортом сложно.
Жизнь для меня – это сегодня и сейчас. Я ностальгию
только по тому, что, в общем, какой-то уходит из нашей жизни человеческий
фактор. Уходит понятие чести, достоинства, веры, надежности. Так много сейчас в
мире всего того, что вообще в жизни разрушает душу, что существует целая
индустрия красоты, как в 90 выглядеть на 40: подтяжки, липосакции всякие,
ботекс и прочее. В общем, ищут таблетки бессмертия, чтобы продлить жизнь. Как?
Затрачиваются огромные деньги по всему миру. Одновременно этот же мир
наращивает вооружения, воюет, агрессия расцветает полным ходом в мире. Так что
все очень смешно и нелепо для меня в этом. Либо человечество, мы пребываем в
каком-то еще очень таком возрасте 12-13 лет, когда мальчишки хотят воевать и
сталкиваются, либо, может быть, что-то… Я вспомнила Вертинского: "О родина
моя, В своей простой шинели, В пудовых сапогах, Детей своих любя, Ты поднялась
сквозь бури и метели, Спасая мир, не верящий в тебя". И сегодня, когда
вокруг нас столько не верящих и, более того, как-то… Все равно мы выстоим, на
то мы и Россия.