Популярность русского языка в мире сейчас велика. Не зря говорят, что русский язык – великий и могучий. Ведь он входит в десятку самых распространенных языков мира. Кроме Российской Федерации, русский язык является официальным языком некоторых стран СНГ, а также Абхазии и Южной Осетии. При этом он остается языком неофициального общения в странах бывшего СССР. Интересно, что даже в космосе разговорный русский язык является обязательным, поскольку его должны изучать все космонавты, которым предстоит работать на Международной космической станции. 6 июня отмечается День русского языка. Соответствующее решение было принято накануне Международного дня родного языка. Этот праздник появился в календаре в 2010 году по предложению Организации объединенных наций. А уже в 2011 президентским указом этот день признан памятной датой в России. Такой выбор не был случаен: 6 июня – дата рождения великого русского писателя, поэта и драматурга Александра Сергеевича Пушкина, а, как известно, именно Пушкин считается создателем современного литературного русского языка. Мария Каленчук: Чтобы отметить этот праздник, сказать, что надо просто говорить по-русски – это нелепо. Мы по-русски говорим во все дни, и непраздничные. Но если в этот день мы, особенно молодое поколение, почитаем хорошие книги на русском языке, вот это и будет наша дань уважения к языку и к нашей культуре. Мария Каленчук, заместитель директора по научной работе, доктор филологических наук, профессор по специальности "русский язык", заведующая отделом фонетики Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института русского языка имени Виктора Виноградова Российской академии наук. Научными интересами Марии Леонидовны является фонетика, филология, орфоэпия. Мария Каленчук: Очень хорошо, что у нас, у профессиональных русистов, появился праздник, который восхваляет объект нашего изучения, праздник, специально посвященный русскому языку. Надо сказать, что вообще в последние несколько лет в обществе наблюдается значительный интерес к русскому языку. Это связано с разными причинами и неязыкового, нелингвистического характера – с социальными. Но то, что русский язык нуждается в нашей поддержке – это явно. Причем, он нуждается в нашей поддержке не только при его продвижении за границы нашей страны, это тоже важно, но он нуждается в нашей поддержке в первую очередь внутри страны. Мы должны делать все, чтобы сохранить русский язык, не мешая при этом ему развиваться по его собственным внутренним законам. Русский язык в наше время развивается точно так же, как он развивался всегда. Я не вижу абсолютно ничего особенного. Более того, совершенно не разделяю ту истерию по поводу судьбы и существования нынешнего русского языка, которая широко поддерживается и средствами массовой информации, и многими деятелями культуры. Я бесконечно слышу "русский язык умирает", "культура русского слова на одре лежит", "люди перестали уметь говорить хорошо по-русски". Но, знаете, если почитать газеты, публицистику взять начала XX века, и если не смотреть на дату издания этих газет, все будет абсолютно то же самое. Это обычная особенность интеллигенции, особенно гуманитарной интеллигенции хотеть, чтобы почти ничего не менялось. Я работаю в Институте русского языка имени Виноградова Российской академии наук. И одним из основных направлений нашей научной работы является то, что мы должны выполнить две функции. Во-первых, мы должны сделать то, что принято в мировой лингвистике называть документированием языка. Мы должны фиксировать различные изменения. Потому что эти изменения очень часто происходят малозаметно для нас. У слов меняется значение, меняется место ударения. Более того, меняется даже иногда написание, хоть и значительно реже, чем другие проблемы, связанные с языком. А на следующем этапе, собрав все зафиксированное, лингвисты должны принять решение о норме, о том, что из этого рекомендовать, что запретить. Если рекомендовать, то мы ведь не просто говорим "это хорошо", мы должны соотнести разные варианты между собой. Мы должны сказать "это хорошо, а вот это еще лучше", потому что это соответствует тенденции развития. Мы должны сказать "это современное, а вот это уже немного устарело", или наоборот - "это современное, а это совершенно новое, молодое, только-только появившееся". Если что-то запретить, то мы тоже должны запрещать по-разному. Потому что мера нарушения норм может быть разной. Это может быть легкая, когда мы просто скажем: "не рекомендуется", а, может быть, какой-нибудь "портфель" или "документ", когда мы скажем: "грубо неправильно". И вот этот процесс фиксации языка и его нормализации и потом описания, закрепления в словаре – это одно из основных дел, которые делает наш институт. Удивительно то, что изменений происходит очень много, а общество почему-то волнуют одни и те же слова. Такое впечатление, как будто бы назначены какие-то точки в языковой системе быть лакмусовыми бумажками культурной речи. Это абсолютно искусственно. Для языка ударение в слове "звонишь/звонишь" так же точно, как, скажем, "включить/включишь" и так далее. Давайте по порядку. Вот "звонить/звонишь/звонишь/звонят/звонят/позвонят" и так далее. Почти все культурные люди нервно вздрагивают, когда слышат вот это вот "звонит, он мне позвонит, перезвонит" и так далее. А с точки зрения логики развития языка совершенно ясно, что будущее за этим вариантом, как бы оно ни казалось нам на данный момент режущим слух. Дело в том, что последние 100 лет в русском языке идет однонаправленный процесс. Практически все глаголы на –ить поменяли место ударения. Посмотрите, известные всем строчки "и зима катит в глаза". Мы скажем сейчас "женщина катит коляску по улице"? Никогда. А в чем разница "звонит" и "катит"? Ни в чем. Это один и тот же класс глаголов. Просто в разных глаголах, в разных словах этого класса вот этот процесс изменения места ударения начался в разное время и идет с разной скоростью. Еще полвека назад (а для языка полвека, поверьте, это просто ничто, язык обычно более глобальными эпохами мыслит) считалось нормой, единственно правильным ударение "варит", "солит", "он дружит". Сейчас мы эти формы с таким ударением даже как запрещенные в словарях не указываем, потому что они стали совершенно неактуальными. Их можно встретить только в классической поэзии. То же самое происходит со всеми глаголами на –ить. Просто скорость вхождения в норму нового ударения разное. И, например, если для глагола "включить" все словари еще 10 лет назад писали так: "он включит, неправильно - включит", то сейчас мы уже так сказать не можем, потому что "включит" стало широко распространено в речи образованных культурных людей. Скажу вам по секрету и даже не покраснею: я говорю "он включит свет". Хотя умом я знаю, что положено говорить "он включит свет". Вот в новых словарях, изданных в нашем институте, мы уже пишем аккуратно: "он включит, допустимо младшее - включит". Этой пометой мы показываем, что, во-первых, раз допустимо, значит это уже вариант нормы. Это новый, еще только появившийся, младший, как мы говорим, вариант нормы. Но несомненно, что с этими словами, если про "звонит" пока мы пишем "не рекомендуется", но я очень подозреваю, что при переизданиях надо будет писать так же, как про "включит" – допустимо младшее. Здесь абсолютно бессмысленно пытаться остановить этот процесс. Он неслучаен. Это не дань моде и не то, что многие думают, что мы опускаем культурную речь до уровня толпы. Здесь следование внутреннему языковому закону: изменение места ударения во всех словах на –ить, во всех глаголах на –ить. А, следовательно, раз действует закономерность внутриязыковая, она будет действовать до тех пор, пока это не будет исчерпано системой. Сленг – это возрастная болезнь, которой мы все болеем. Скажите, пожалуйста, вот мне говорят, что молодежь, она так говорит, сяк, вот олбанский язык. Я без помощи внучки вообще не могу. Одна моя молодая сотрудница, поехав в командировку в Петербург, присылает мне оттуда СМС-ку, про одного человека она мне пишет "он пупсег". Я думаю – что это такое? Внучка мне объясняет: он пупсик. Это олбанский язык. А вы можете себе представить ситуацию, что этот человек приходит устраиваться на работу в приличную фирму и в заявлении пишет олбанским языком. Это абсолютно невозможно. У человека в голове есть регистр, где можно и как по-разному. До тех пор пока этот регистр работает, когда человек умеет переключать сленг, я не говорю сейчас про профессиональный сленг. Профессиональный сленг – это, естественно, у нас у всех, когда физики называют синхрофазотрон кастрюлей. Они же не пишут так в научной статье "использована была кастрюля номер такой-то". Молодежный сленг – это игра, это радость жизни, это желание посмеяться, это ощущение очень важное для молодежи принадлежности, что мы свои, некоторой замкнутой социальной группы. Потому что сленг дает сигнал "я свой, я говорю так же, как и ты". С возрастом у всех проходит. Если человек в 50 говорит на молодежном сленге, так же как его 15-летние дети, это странно, но это редчайший случай. Поэтому совершенно не разделяю по этому поводу всех страданий многих. Это не умирание культуры. Сленг был всегда. Это нормальная форма. Как развивались, так и будем развиваться. Развиваться будем по закону русского языка. Не по закону общества, не по законам истории, а по законам языка. Язык – это строгая система, в которую заложено очень много законов, тенденций, закономерностей. Как и любая система, система устойчивая, система, которую не так легко разрушить, система, которая умеет сама сопротивляться. И из всех возникающих по разным причинам вокруг инноваций язык возьмет только то, что все равно заложено и разрешено его системой. Если что-то системой не разрешено, язык это все равно не примет и через какое-то время отвергнет. Я абсолютно не волнуюсь за судьбу русского языка.