В Москве в Театральном центре "На Страстном" прошел финал 5-го Всероссийского конкурса для руководителей образовательных учреждений "Директор школы - 2014". За пять лет существования конкурса его участниками стали более полутора тысяч директоров школ из 82 регионов России. А вот финалистом в этом году стал директор особенной школы. Наил Сираев – директор специальной коррекционной школы-интерната №15 города Ижевска Удмуртской республики, абсолютный победитель Всероссийского конкурса "Директор школы 2014". Наил Сираев: Когда мы собирались на этот конкурс, готовились к нему, понимаете, было жутко страшно. Первый день, когда мы приехали сюда, в Москву, нас собрали на организаторское собрание, увидели лица организаторов – это друзья. Это действительно такое ощущение, что мы давно знакомы. После жеребьевки, например, нас разбили на три десятка. Домашним заданием надо было показать видео ролик. Я получил 30 номер. Вот сидеть, смотреть всех подряд. Вначале волнуешься, все кипит. Потом какого-то пика достигает, все внутри опустошается и, кажется, что не хватает тех эмоциональных ноток, с которыми надо выступать. Но так сложилось: настоялся, показали ролик, я ответил на вопросы, и все получилось. Ребенок, который мало-мальски может двигать ногами, руками, пальчиками шевелить, должен находиться в детском коллективе. Это должно быть законом. Мы набрали три года назад ребятишек с нарушением опорно-двигательного аппарата, с детским церебральным параличом. Так называемых ползающих. И задачу перед собой поставили. Так как мы занимаемся горными лыжами: при помощи горнолыжных ботинок, горных лыж научить их стоять, научить их передвигаться, научить их самообслуживанию. Прошло три года. Эти дети пошли в первый класс, уже самостоятельно передвигаясь. Они из инвалидных колясок перешли на ходунки. Это важно. Но здесь вызывает огорчение одно: у нас школа коррекционная. Надо бы им лучше пойти в массовую школу. Но директора лицеев, гимназий, общеобразовательных школ боятся брать. Почему боятся? Потому что, взяв ребенка-инвалида в школу, надо создать условия. В провинции мы не так богаты, чтобы вот взять ребенка и создать ему все условия: из мешка высыпал и пандус, и поручни, и подъемники, и парты с росто-возрастными с подлокотниками. Это сложно делать. И мне кажется, что для тех школ, которые берут инвалидов, надо сделать какие-то послабления в законе, дать возможность сначала встать на ноги, показать, что это необходимо: ребенку-инвалиду развиваться в детском коллективе, не сидеть дома. Потому что если ребенок-инвалид сидит дома один на один с мамой, мама не ходит на работу. Жизнь становится каторгой для ребенка тоже. И ребенок, который мало-мальски может двигать ногами, руками, пальчиками шевелить, должен находиться в детском коллективе. Это должно быть законом. Не так, как комиссия списывает на надомное обучение и все. Так не должно быть. В 1980 году я закончил исторический факультет Удмуртского государственного университета. И меня по направлению отправили на работу в школу № 15 города Ижевска - для глухих детей. Сказали, что все нормально: включаешь микрофон, наушники, и они слышат. Увидев детей, я обомлел: они вообще не разговаривали. И мне дали классное руководство в классе, где ученики были старше меня. Мне было 24 года, а им уже шел 25-ый. Но раньше была система обучения немножко другой. Детей из деревень поздно привозили в школу, поэтому они могли оканчивать школу и в 25, в 26 лет. Вот такая система. Бывает такое состояние: зачем мне это надо? Это от дикой усталости. Но видишь счастливые глаза, детей, их хорошее настроение, бодрый тонус, и  это все куда-то уходит. И я чувствую, что они мои, что я нужен им, а они нужны мне. Почему я остался в школе? Я был учитель истории, был учитель труда. И вот, наверное, кто в советское время работал в школе, помнят: таблицы у нас хранились в ящиках. Эти ящики были сколочены из 32-х миллиметрового ДСП. К уроку готовясь, я ищу какую-то таблицу, мальчика глухого попросил подержать крышку. Залез, они у меня были пронумерованы, ищу. В это время заходит его одноклассник. Он поздоровался с ним руками, тот, который держал крышку, ответил, подняв руки, естественно. И вот эта крышка дала мне по голове. Удар был такой силы, что в голове моей все перевернулось, искры из глаз, очки разбиты. Я увидел испуганные глаза этого мальчика, он дернул по коридору. И вот тогда я понял, что эти дети без меня не справятся. (Смеется.) Поэтому я остался с ними практически на всю жизнь. Я работал воспитателем, учителем, завучем. И вот в 2006 году меня назначили директором. На сегодня мы считаемся, наверное, лидерами коррекционного образования в России, именно для детей с нарушением слуха. Работа с ними, конечно, утомляет, тяжело. И вот бывает такое состояние: зачем мне это надо? Вот у меня в кабинете стоит большой портрет котенка, он наклонил голову и как бы молится. И там надпись такая идет: "Слава Богу, я дожил до пятницы". И вот, когда начинают такие крамольные мысли меня посещать – это от дикой усталости. Увидишь детей, их счастливые глаза, их хорошее настроение, бодрый тонус, и вот это все куда-то уходит. И я чувствую, что они мои, что я нужен им, а они нужны мне. Дети-инвалиды видят, как рентген - насквозь. Здесь сфальшивить нельзя: по головке погладить, конфетку дать. Они понимают, что у тебя внутри. Поэтому остаются работать только те, у кого есть призвание. Члены коллектива – это штучный товар. В такой школе могут работать только люди, которые понимают невзгоды, недуги других. Дети-то больные. Я всегда предупреждаю: если вы проработаете полгода, вы будете работать. Если вы не сможете, вы просто сами уйдете. Вас должен принять детский коллектив. А дети-инвалиды, дети с нарушением слуха, у них обостренное чутье на доброту, на отзывчивость. Они видят, как рентген, насквозь. И поэтому здесь сфальшивить нельзя: я тебя люблю, по головке погладить, конфетку дал. Именно вот что у тебя внутри, они все понимают. И остаются работать только те, у кого действительно есть призвание. Эти дети требуют много внимания, потому что по жизни можно идти только вместе: глухому человеку только со слышащим. Без помощи он не обойдется. Нашей системе коррекционной, прежде всего, придется бороться за выживание. В Израиле процветает инклюзивное образование, то есть инвалиды учатся с нормальными детьми. У нас это не получится. У нас уровень жизни, я не хочу сказать, что он низкий. Он не достаточен для того, чтобы вот эту систему образования взять. Вот взять и сказать, что приказ уже написали, завтра начинайте инклюзивное образование. И я боюсь, что под эту сурдинку развалят коррекционную систему образования. Эта система создавалась столетиями. И наши известные сурдопедагоги еще с 18 века. Как они создавали дома презрения, начинали обучать глухих детей, детей, которые плохо видят, слепых. Это целый пласт науки. И вот сейчас взять и все это убрать?! Ну, это не выход. Надо найти какую-то середину, какой-то союз между коррекционной школой и массовой школой. Какие-то заключить договора, чтобы коррекционная школа, сурдопедагоги, олигопедагоги, тифлопедагоги сопровождали этих детей в массовой школе. Потому что без помощи коррекционной школы невозможно все это сделать. Вот вы представьте: приходит глухой ребенок. Он ничего не умеет, не понимает, он говорить не умеет. И в школе педагоги наши ставят все звуки. Ребенок начинает внятно говорить, учится читать, писать и считать. Отдай его в массовую школу: там нет специалиста, который работает над звуком, над произношением, над дыханием. Это специальная наука. Ну, некоторые говорят, что мы обучим. Это невозможно. Зачем обучать, если есть специальная система. Просто надо подумать, как все это реализовать. Нельзя взять и сказать, что приказ уже написали, завтра начинайте инклюзивное образование. Так, под сурдинку, боюсь, развалят систему коррекционного образования, которая создавалась столетиями. Я оптимист. У нас все будет хорошо. Вот этот конкурс, он показывает, что директора школ России из глубинки, которая находится за МКАДом. Мы находимся в критических условиях, можно сказать. Тяжелое финансирование. И все как-то выкручиваются. Вот пока будет такой директорский конкурс, мы сохраним школу. Для нас важно, чтобы из школы вышел хороший человек, чтобы он сам себя обеспечивал. Не у государства просил, не у родителей, а сам себя. Чтобы радовал своим трудом окружающих. И приносил радость, а не ходил с протянутой рукой. И вот в этом наша принципиальная разница между Западом, Востоком, Штатами. Мы учим детей быть самостоятельными. То, что касается советской школы, конечно, жалко, что разрушается. Но я думаю, что пока вот такой директорский корпус есть, все должно быть хорошо.