15 декабря в России День памяти журналистов, погибших при исполнении профессиональных обязанностей. Эта дата была выбрана после трагической гибели в Югославии в 1991 году корреспондента и оператора Российского телевидения Виктора Ногина и Геннадия Куринного. В этот день родственники, друзья и коллеги вспоминают талантливых репортеров, фотографов, телеоператоров, погибших как в военное время в горячих точках, так и в мирное время в борьбе за честную оперативную информацию. В нашей стране, по словам представителя Российского союза журналистов, ежегодно при различных обстоятельствах погибают от десяти до двадцати репортеров. Некоторые убийства остаются нераскрытыми долгие годы. Из этого следует, что профессия журналиста была и остается одной из самых опасных как в военное, так и в мирное время. Виктор Баранец: Смерть журналиста на войне уже давно стала его чуть ли не обязательным атрибутом. Я вам сказал циничную вещь, но я отвечаю за свои слова.  Виктор Баранец – военный журналист, публицист, писатель, полковник в отставке. В 1970 году окончил факультет журналистики Львовского военно-политического училища. Служил на Украине, на Дальнем Востоке и в Германии. В качестве военного обозревателя работал в горячих точках Афганистана, Дагестана, Чечни. С 1998 года военный обозреватель газеты "Комсомольская правда". Лауреат премии "Министерства обороны СССР", Союза журналистов России и Москвы, а также премии "Достоинства имени Артема Боровика". Виктор Баранец: Абсолютное большинство журналистов на войне – это люди, которые идут на войну, чтобы рассказать телезрителям, читателям, радиослушателям о том, что они видят. Рассказать о том, что не могут видеть, чувствовать, переживать люди, которые сидят по другую сторону телеэкрана, репродуктора или читают газету. Это священная миссия любого журналиста на войне, который лезет вместе с армией в окопы, под снаряды. Он приносит в редакцию строки, которые пропитаны человеческой болью, кровью, дымом, пороховой гарью. Это человек, который представляет такое зеркало того, что творится на передовой. Действительно, эта профессия очень опасна потому, что журналист, находясь в одном строю с армией, подвергается такой же смертельной опасности, как и те люди, которые стреляют, идут в атаку, разминируют или наоборот минируют. Журналист на войне – это человек, у которого в общем-то нет какой-то индульгенции от смерти. Потому что вражеский снайпер, вражеская мина, снаряд, бомба не действуют избирательно. И находящийся в боевых порядках журналист такой же боец, как и все другие. Только у него вместо оружия в руках телекамера, блокнот, диктофон. Журналист на войне – это человек, у которого нет какой-то индульгенции от смерти. Потому что вражеский снайпер, снаряд, бомба не действуют избирательно. Перед моими глазами уже почти рота журналистов и военных, и гражданских, жизнь которых закончилась на многочисленных войнах. Для меня первая трагедия с моим собратом журналистом случилась во времена Афганской войны. Это мой однокурсник, военный журналист Глезденев. Еще одной великой печалью, моим горем личным стала гибель на Чеченской войне корреспондента "Красной звезды" полковника Житаренко. И вы знаете, если бы у меня сегодня спросили с ходу назвать количество журналистов гражданских и военных, которые погибли на разных войнах, то мне для составления полного списка потребовалось бы очень много времени. Потому что этот список длинный. Когда я думаю о том, что погибли и на украинской войне наши товарищи, я думаю, а что мы так поздно бросились, когда уже давно существуют курсы по безопасности журналистов. Вы видите, там и пресса, и шлем и так далее. И есть же какие-то Международные конвенции, Международные журналистские организации. Вот мы почему-то это знаем. И от пули российского солдата ни на одной из войн еще не погиб ни один корреспондент, который работает на противоположной стороне. Это уникальный факт, его надо занести в Книгу рекордов Гиннеса. А вот с той стороны прилетает смерть. Я считаю, что надо радикально поменять международное уголовное право, когда бы за убийство журналистов применялась смертная казнь. Только тогда человек, который добывает правду среди вот этого огнедышащего вулкана войны, только тогда, может быть, появится какая-то надежда, что нас перестанут убивать. От пули российского солдата ни на одной из войн еще не погиб ни один корреспондент, который работает на противоположной стороне. Это уникальный факт. Вы знаете, я иногда думаю, что военный журналист, который добывает на войне правду, выполняет еще одну миссию, о которой сам и не подозревает. Потому что, чем больше правды выплескивается в правительство воюющих стран, не воюющих стран, тем быстрее мир задумывается над тем, как остановить эту войну. А кто подталкивает правительство ООН, Европейский Союз к такому решению? Конечно, журналист. Дипломаты всегда привирают, политики всегда лукавят. А журналист, который чувствует эту войну, руки которого в крови, может быть, от того, что он спасал офицера, в грязи в окопной. Вы знаете, ничто так не обнажает совесть, как война. Я это сам почувствовал. На войне пишут совсем другие строки. На войне как-то исчезают лирические сопли твоих метафор. Ты пишешь той хеменгуэевской простотой, которую мы наблюдаем у великого писателя, который тоже был военным журналистом. Как и десятки, и сотни моих собратьев по перу. Я бы мог бы назвать и того же Влада Шурыгина, и Виктора Токарева, и Виктора Сокирко – это все разряд военных журналистов, с которыми мы работали в одном строю. И слава Богу! Мы сидели с армией и сейчас находимся в одном окопе. Я бы сказал, что нельзя искать какой-то большой закономерности между большой региональной войной и какой-нибудь маленькой войной, что от этого зависит количество погибающих журналистов. Может быть маленькая, двухдневная война, на которой могут погибнуть сразу десять журналистов. А может за год погибнут и два журналиста. Здесь закономерности нет. Я сразу вам хочу сказать, что есть два наиболее опасных для жизни журналиста фактора – это пребывание в боевых порядках войск, и это желание докопаться до корней каких-то преступлений. Журналист, который вступает на эту стезю, он фактически заочно уже где-то является кандидатом в покойники. Потому и президент, и власть ставит вопрос о том, как защитить нашего брата. Я сам переживал эти моменты, когда звонили по телефону и включали похоронный марш, когда прокалывали колеса машины, втыкая туда напильники, когда грозили с детьми рассчитаться. Когда мне звонили наши спецслужбы и говорили, что не надо, Виктор Николаевич, гулять по одному и тому же маршруту с собакой. Спасибо. Меня тоже это спасло. Я тоже голыми пятками не раз ходил по этому лезвию бритвы. Но если ты понимаешь, что это нужно государству, то ты иногда становишься Сашкой Матросовым. Ты понимаешь, что, если у тебя есть шанс заткнуть хотя бы маленький пулеметик коррупции, ты все-таки отваживаешься. Ну, слава Богу, что на тебе еще хоть какой-то бронежилет, и он тебя спасает от смерти. Есть два наиболее опасных для жизни журналиста фактора – это пребывание в боевых порядках войск, и желание докопаться до корней каких-то преступлений. Журналист, который вступает на эту стезю, фактически заочно уже где-то является кандидатом в покойники. Сейчас так сложилась в России ситуация, когда образовалось огромное сословие военных журналистов – подлецов, мерзавцев, их еще называют национал-предателями. Я вам хочу сказать, о чем я говорю. Когда шла Чеченская компания, когда гибли тысячи наших солдат и офицеров, прямо в центре Москвы работала радиостанция, которая предоставляла слово Дудаеву и всей его бандитской своре. И я вот задавался вопросом: а можно себе такое представить, чтобы в годы Великой Отечественной войны, когда враг стоял до 20 километров от Москвы, по нашему центральному радио выступал Гитлер с призывом быстрее свергнуть Сталина и сдаться немцам в плен?! Мог ли выступать Геббельс, который сказал бы красной армии: "Ваше дело гиблое. Сдавайтесь, мы все равно вас победим"?! Я себе этого не представляю. Сегодня одна из печальнейших и драматичных, и парадоксальных особенностей военной журналистики и военных журналистов заключается в том, что не все они вместе с армией, и не все они вместе с государством. Это великая проблема, но таковы политические данности момента. Государство, в котором разгул демократии и либерализма, позволяет своим многим военным журналистам стрелять в спину и в затылок собственной армии. Это труднейшая проблема. И сегодня даже трудно представить, как ее можно решить. Потому, как только государство начинает взывать таких национал-предателей и журналистов к совести, они говорят, что власть наступает нам на свободу! Но это лукавство, лицемерие. Это брехня! Если ты военный журналист и гражданин своей страны, то ты отбрасываешь в сторону всякие свои мелкие претензии к власти о том, что у тебя нет на прилавках сыра "Пармезан", что гречка дорожает, что нас там кто-то санкциями обложил… Ты берешь в руки свое главное оружие: блокнот, авторучку, диктофон, телекамеру, микрофон – и ты идешь с армией этого государства воевать в окопы с общим врагом.