Евгений Стеблов, большой артист старой школы, мастер, преданный своей профессии. Он рано стал знаменитым. "Я шагаю по Москве", "До свидания, мальчики", "Собака Баскервилей", "По семейным обстоятельствам" – эти фильмы прославили актера Евгения Стеблова. Зрители всей страны полюбили его за добрую мягкую улыбку и безупречный образ идеального семьянина. А сам Евгений Юрьевич очень спокойно относится к славе и считает, что просто так сложилась жизнь, что основное его дело – актерское. Разные режиссеры, разные роли, разные характеры. Исполнительская манера актера обладает удивительным богатством. В ней сочетаются импровизационность, свобода, психологическая точность и острая внешняя характерность. За 50 лет творческой жизни Евгений Юрьевич снялся во многих хороших фильмах, блистал и на театральной сцене. И по сей день народный артист России, лауреат Государственной премии, отмечающий 8 декабря свое 70-летие, щедро и трепетно дарит зрителям радость своей души, своего таланта, репетирует на сцене любимого театра имени Моссовета и снимается в кино. Евгений Стеблов: Актерская профессия – это рискованная работа. Это игра с собственным сознанием. Мы сами инструменты, сами исполнители на своем собственном инструменте. Это игра с собственным сознанием. Это небезопасное занятие. Поэтому и бывает так, что иногда всякие кризисы, или кто-то прибегает к каким-то допингам. Что может тут помочь, что может сдержать? По своему опыту знаю – это вера. Евгений Юрьевич Стеблов, советский и российский актер театра и кино, заслуженный артист РСФСР, народный артист России. В 1984 году стал лауреатом Государственной премии РСФСР имени Надежды Константиновны Крупской за участием в фильме "Не хочу быть взрослым". Награжден орденом "За заслуги перед отечеством" IV степени за большой вклад в развитие театрального искусства и многолетнюю творческую деятельность. Евгений Стеблов: В жизни все важно. Господь нам все время какие-то знаки посылает, а мы их не читаем. Поначалу вообще, может быть, некоторые знать не знают и ведать не ведают. А потом когда-то уже осознают – не всегда умеют правильно истолковать. Иной раз какой-то подарок воспринимают как огорчение, и наоборот. Чтоб было понятно, я скажу, что когда я в свое время поступал в театральный институт, 1962 год, и обычно все студенты поступают в несколько театральных институтов, потому что это большая лотерея. И вот я поначалу поступил в школу-студию МХАТ и в ГИТИС. И в ГИТИСе я как-то хорошо прошел первый тур, второй. А во МХАТе меня на втором туре срезал народный артист СССР Виктор Станицын. И я что-то пафосное пушкинское читал. Так думал, что нужно для пафоса что-то такое. Тогда еще не владел этим в полной мере, и дал петуха, и, в общем, как-то срезался. Конечно, я огорчился. А на самом деле это было счастье, потому что я пошел в Щукинское училище, туда поступил, и поступил туда, прямо скажем, как по маслу. Даже от последнего тура меня освободили. И в чем счастье было? В том, что в школе-студии МХАТ категорически нельзя было сниматься в кино. А в Щукинском училище тоже не очень разрешали сниматься, но иногда в виде исключения разрешали. Вот это оказался мой случай. Я достаточно разноплановый по своей актерской природе. Я могу играть очень много. Но кроме того, что не соответствует психофизике. Я не могу играть роли, которые играл покойный, царствие небесное, Евгений Рубацкий. Другая психофизика. А то, что близко к моей психофизике, я в себе каких-то жанровых ограничений никогда, причем, с раннего профессионального времени, я не чувствовал. Более того, я старался не выдавать сразу все. Я понимал, что если сразу все выложишь в первой картине, это неправильно. Так мне казалось. Может, я ошибался. Но тогда я так думал, что в этой картине я на этом сделаю акцент, на этом качестве. Или, как в театральных институтах, во всяком случае, в Щукинском училище, это называют "полочка". У тебя есть разные полочки. Ту одну полочку продал, показал. А другую еще нет. Есть много приемов ремесла. Но принципиально есть два типа воздействия на зрителя: агрессивный (активный) и пассивный. Пассивный сложнее. Агрессивный – это просто. Это как темпераментом… грубо говоря, рявкнул, ты их оглушил – и дальше ты можешь тихо говорить, они будут слушать тебя. Ты их пригвоздил. А пассивный – это намного сложнее. И вообще не все этим владеют. Я знаю такой пример. Был такой выдающийся артист Московского художественного театра Михаил Тарханов. Был известный спектакль во МХАТе "Мертвые души". И вот второй акт начинался сценой у Собакевича. Раскрывался занавес, и сидел на сцене Собакевич (Тарханов). И была пауза, ничего не происходило вроде бы внешне. Из паузы рождались аплодисменты. Потому что зритель вдруг видел в Тарханове Собакевича. Когда артист приглашает зрителя в свою душу, в свой внутренний мир, и зритель начинает туда проникать и вдруг видит: "Ой, это Собакевич!". Это гораздо сложнее, чем просто ударить темпераментом и сделать зрителю какой-то эмоциональный шок. Или такое. В свое время был такой спектакль в Театра Моссовета "Несколько тревожных дней" – про физиков. И там Ростислав Янович Плятт, с которым я много партнерствовал, играл одного из главных героев – академика, физика, директора института, а я – его сына, кандидата наук, физика. И, в частности, у нас была одна сцена, очень выигрышная для меня, такая конфликт отцов и детей. И Юрий Александрович Завадский, наш выдающийся руководитель, пригласил академика Мигдала. Это выдающийся физик. Тот пришел со своим ассистентом, молодым физиком. Юрий Александрович Завадский мне сказал: Стеблов, ты познакомься с этим ассистентом, с молодым физиком. И ты почувствуешь, как играть физика. Я познакомился с ним. И мы с ним договорились, он меня пригласил в Физтех на капустник. Более чудовищного зрелища, да простят меня участники этого капустника, я в жизни не видел. То, что они вытворяли – это было настолько безвкусно. Они были очень довольны. Им большего и не надо было. Они радовались, как дети. И слава Богу. Я поблагодарил и понял, что мне там брать нечего у них. И тогда я просто сказал себе: я физик. Ничего не делал. Ничего. И когда я сыграл премьеру, ко мне очень многие подходили и говорили: ну как вы точно физика сыграли. Типичный физик. Как вы… Я вообще убежден, что творчество – оно же все свыше. И просто надо не мешать. Надо позволить Господу Богу, чтобы он в тебе работал. Самое дорогое в профессии – когда ты сам себя удивляешь. Я знаю, что для зрителя все нормально будет и сегодня, и завтра, и послезавтра. Но изредка бывают особо вдохновенные спектакли. Но если хороший партнер, я, например, последние годы его жизни с покойным Леонидом Васильевичем Марковым мы дружили, несмотря на то, что он был старше меня. Он работал, если применить ассоциацию с живописью, то он работал масляными красками. А я больше пастелью. И бывали такие моменты, когда ты играешь как всегда, играешь, и текст тот же самый, те же мизансцены. А вдруг сам думаешь: что же я это делаю? Что-то во мне происходит помимо меня. Плюс к тому, что я осознанно делаю, еще что-то происходит сверх того. Ленечка мог сказать: ну ты сегодня, парень, дал. Он понимал это во мне, а я – нем, когда у него такое бывало. Это, наверное, самое дорогое, когда сам себя удивляешь.