Мария Карпова: Александра Ольховская. Александра, здравствуйте. Петр Кузнецов: Доброе утро. Александра Ольховская: Здравствуйте, дорогие друзья. Очень рада вас видеть. Мария Карпова: Александра, ну вот хочу как раз процитировать Словарь русского школьного жаргона XIX века: «Жаргон является своего рода паролем и дает возможность школьникам вести разговоры в присутствии непосвященных, а также скрывать свои истинные намерения от новичков». Ту ли же функцию сегодня носит современный молодежный жаргон? Александра Ольховская: В принципе, да. В основе сленга как такого психологического феномена лежит такая центробежная тенденция, т. е. стремление к отделению, сепарации от взрослого мира. Это совершенно нормальный для любого человека и для его взросления процесс, нормальный период, потому что, прежде чем мы становимся полноценными взрослыми, нам нужно попробовать свои силы в строительстве нового мира, в т. ч. и языкового. Поэтому да, конечно, с помощью вот такого особого языка подростки в любое время, в любых поколениях стремятся как-то обособиться, отделиться и почувствовать свой собственный какой-то внутренний потенциал. Мария Карпова: Но вообще, говорят, что сленг именно современных молодых людей считается самым богатым из всего, что было до него. С чем это связано? Александра Ольховская: Вы знаете, я бы, наверное, немножко с осторожностью относилась к такому утверждению, потому что для того, чтобы говорить о богатстве современного сленга, нужно как минимум провести какие-то количественные замеры, научные исследования. Но действительно, интуитивно так кажется. И мне кажется, что основная причина этого состоит в том, что современное молодое поколение располагает просто беспрецедентной коммуникативной площадкой под названием интернет. Интернет – это, во-первых, такая творческая лаборатория, в которой создаются, обкатываются и очень быстро распространяются новые словечки и фразочки. А во-вторых, он стирает не только географические и возрастные границы, но и границы между разными групповыми жаргонами, за счет чего в сленг проникают единицы из языков каких-то замкнутых групп. Например, в молодежный сленг проникло слово из жаргона аниме «няшный», из жаргона геймеров –«гамать», «80 lvl»... Петр Кузнецов: Ага. Мария Карпова: Да. Александра Ольховская: Или, например, из «языка падонков» (это тоже такой особый жаргон) «аффтар жжот», «кросавчег» и т. д. Мария Карпова: «Олбанский», да. Александра Ольховская: То есть если раньше у нас были некоторые более-менее такие обособленные группы, то сегодня в арсенале подростка есть большее количество некоторых единиц за счет того, что есть такая большая лаборатория, площадка, которая стирает все границы, и «все смешалось в доме Облонских». Мария Карпова: Намеренные ошибки в речи, особенно в письменной речи, – это же тоже еще один такой признак современного языка молодежи? Ну вот как пример мне сейчас приходит в голову «чтож», слово «чтож» очень часто используется. Александра Ольховская: Честно говоря, я бы так не говорила. Как мне кажется, намеренное искажение орфографического облика слова, т. е. намеренные орфографические ошибки, – это черта скорее сленга и жаргонов 20-летней давности, когда процветал «язык падонков» и «олбанский язык». Петр Кузнецов: Да, «апстену» и т. д. Мария Карпова: «Пацталом». Петр Кузнецов: Мне тоже кажется, что сейчас, наоборот, это уже, скажем так, не в моде. Александра Ольховская: Да-да. Некоторые обломки, конечно, за счет того, что этот язык был очень популярен, вошли в массовую культуру, в т. ч. и в сленг, но вот, по моим ощущениям, слова вроде «ниасилил», «многа букаф», «ржунимагу» пишут скорее люди, такие 25–30+, т. е. те, кто застал популярность «языка падонков». Петр Кузнецов: То есть по-прежнему его используют? Просто есть ощущение, что они так раз пластом – и исчезают, приходит как-то резко, для нас незаметно, следующее поколение слов. Александра Ольховская: Вообще, сленг – это очень динамичная система, и считается, что за 20–30 лет он полностью обновляется, практически не остается вот каких-то осколков. Но 30 лет с того момента еще не прошло, потому что «язык падонков» был очень популярен в нулевые, как раз вот в начале 2000-х, и, видимо, пока еще какие-то эхо мы ощущаем. Мария Карпова: Наверное, вот главная тема, которая волнует наших телезрителей, – опасность для языка, не вредит ли такой сленг русскому языку в целом. Или это как раз история про то, насколько наш язык богат, насколько он гибок? Александра Ольховская: Да, конечно, сленг ничем не вредит, потому что, во-первых, это временный период во взрослении человека. Как только человек становится психологически зрелым, необходимость как-то обособиться в языковом плане сама собой отпадает. Ну а во-вторых, сленг никогда не является единственным языком общения подростка – это скорее один из кодов, один из регистров, который он использует во время непринужденного общения с подростками. А во всей остальной жизни, во время учебы, во время общения с учителями, с другими взрослыми, с родителями, в магазине и т. д. он, конечно, пользуется обычным литературным языком. Поэтому не нужно думать, что сленг как-то вытесняет литературный язык, – нет, это просто один из кодов, которым человек может пользоваться наряду с некоторыми другими. Петр Кузнецов: Ну вот, кстати, тот же самый учитель, например, по-вашему, может в общении употреблять слова из молодежного сленга? Если он понимает, что... Александра Ольховская: Тут, конечно, зависит от какой-то конкретной ситуации... Петр Кузнецов: Если он понимает, что материал так проще усваивается и интереснее публике. Мария Карпова: Понятнее. Александра Ольховская: Ну нет, во время процесса обучения я бы не рекомендовала, конечно, пользоваться такими словами, потому что это как раз сбивает регистровую настройку. То есть каждый язык уместен в той ситуации, в которой он должен использоваться. Во время обучения все-таки должен использоваться литературный язык. А вот во время неформального, непринужденного дружеского общения (а такое общение между учителем и учеником, конечно, тоже бывает) такие слова вполне могут использоваться: на перемене, когда класс куда-то выехал, когда просто общаются в чате – почему нет? Мария Карпова: Если порассуждать немножко о будущем, может ли так случиться, что, учитывая современные тенденции, в сленге станет меньше англицизмов? Мы больше будем использовать свой язык, уже из него создавая что-то новое? Александра Ольховская: Да-да-да. Дело в том, что сленг – это одна из подсистем большого литературного языка, и она, как правило, копирует те тенденции, которые протекают у нас в литературном языке. Так как у нас в нашем русском языке такая основная тенденция – это заимствование англицизмов, по крайней мере в последние 30–40 лет, то и молодежный сленг полностью копирует эту картинку. Но это совсем не значит, что у сленга нет других источников. Да даже и сегодня помимо англицизмов есть много слов исконного происхождения, есть, например, слова «тупить», «врубаться», «орать с чего-то», т. е. очень громко смеяться, «шутка зашла не зашла»... То есть сленг все равно использует какие-то собственные внутренние ресурсы. Но другое дело, что на фоне сленга предыдущего поколения очень, конечно, заметно его «обангличанивание». Потому что если вы раньше бы сказали «прикид», то сегодня «лук», если раньше «кайфовать», то сегодня «чилить», если раньше «понтоваться, выпендриваться», то сегодня «флексить»... То есть англицизмы сегодня – это основной фундамент молодежного сленга. Но это очень подвижная ситуация, т. е. как только в языке сменится течение, ситуация в сленге тоже изменится. Мария Карпова: Спасибо большое, Александра! Петр Кузнецов: Спасибо! Мария Карпова: Александра Ольховская была с нами на связи, кандидат филологических наук.