Петр Кузнецов: Андрей Щербаков – директор департамента научной деятельности Государственного института русского языка имени Пушкина, кандидат филологических наук, доцент, с нами на связи. Андрей Владимирович, здравствуйте! К сожалению, мало времени. Да. Мы вас не слышим. Мы вас видим, но... Андрей Щербаков: Добрый день! Петр Кузнецов: Ага, все. Слышим. Мария Карпова: Здравствуйте! Петр Кузнецов: Давайте начнем с главного, Андрей Владимирович. Мат у нас – что это такое? Это же не просто экспрессия, да? Потому что если бы это было вот выражение, вот такое вот одной такой лишь эмоции, то, наверное, так долго бы не закрепилось в языке эта брань. Это нецензурное выражение. Что это такое? Андрей Щербаков: Это такое явление, которое в языке есть. Причем не только в русском языке. Хотя бытует мнение о том, что это вот такая наша особенность нашего языка. Нет! Подобная лексика есть и в других языках. Но это то, что табуировано изначально. То, что неприемлемо в употреблении, в повседневном общении, скажем так. Это то, что используется в ограниченных каких-то, очень ограниченных ситуациях. Тогда, когда для этого есть необходимые условия и основания. Петр Кузнецов: Вот! Да. Андрей Щербаков: Ну, например, материться нельзя в присутствии детей, женщин и так далее. Может быть, это допустимо только тогда, когда речь идет об общении между очень близкими людьми, когда они сами это для себя допускают. Петр Кузнецов: Но, Андрей Владимирович, можно сказать, что это сейчас такой инструмент – эффективнее, быстрее и даже качественнее донести информацию? Как бы странно это ни звучало. Андрей Щербаков: Я бы не сказал, что это эффективный инструмент для донесения информации. Петр Кузнецов: Но привлечения внимания – точно. Андрей Щербаков: Это скорее эмоциональная реакция на какие-то сложные события там... ситуации. Петр Кузнецов: Ага, вот! Вот это тоже вопрос: а чаще, в каких случаях наш народ использует мат? Когда все хорошо? Потому что у нас феноменальная какая-то омонимичность мата. Мария Карпова: Да! Петр Кузнецов: Потому что одно и то же слово может обозначать совершенно разные эмоции. Мария Карпова: И хорошо и плохо! Петр Кузнецов: И хорошо, и плохо. Да. Мария Карпова: Даже и в принципе, и равнодушие может выразить. Петр Кузнецов: Совершенно верно! Андрей Щербаков: Вы совершенно правильно замечаете. Но это в любом случае очень острая эмоциональная реакция на какое-то событие. Ну, например, вот как было показано у вас в сюжете, когда я на улице поскользнулся, потому что там не посыпали коммунальщики, вряд ли я скажу: «Какая досада!» Да? Скорее, у меня вырвется какое-то более резкое слово. Но это не означает, что подобная лексика должна использоваться всегда, везде. Ну и так далее. То есть это просто недопустимо. И в этом смысле решение законодателей об увеличении штрафов – оно вполне объяснимо и должно быть поддержано. Петр Кузнецов: Ну вот, вам кажется, что это с помощью штрафов можно достичь? Андрей Щербаков: Достичь с помощью штрафов, конечно, невозможно. Но это все равно какая-то мера, которая все-таки позволяет контролировать ситуацию и ограничивать. Петр Кузнецов: Контролировать все-таки. Угу. Андрей Щербаков: Да. Потому что вот все-таки, когда наши дети слышат такую лексику на улице, они и сами начинают так говорить. Петр Кузнецов: Ну, конечно. Конечно. Андрей Щербаков: Это все-таки. Да. А если будут какие-то ограничения, то тогда, наверное, будет проще и с воспитанием молодого поколения. Петр Кузнецов: Вот, Андрей Владимирович. Интересно, что у них быстрее всего записываются именно эти слова, да? Как-то они понимают, что это какое-то запрещенное слово, и они тут же его запоминают. Я вот где-то читал, что человек, когда теряет память и лишаясь способности говорить, матерные слова как раз забывает последними. Какое-то удивительное, волшебное все-таки свойство есть. Андрей Щербаков: Ну, запретный плод сладок. Это известно. Петр Кузнецов: Да! Видимо, в этом дело. Андрей Щербаков: Поэтому, конечно, то, что запрещено – то всегда хочется нарушить. И в речи это точно так же проявляется. Петр Кузнецов: Хорошо. Финальный, пожалуй, вопрос. Вот мы приводили эту статистику: только в Москве почти 70% ругаются матом ежедневно. Это были опросы. Давайте, допустим, мы верим результатам. Наверное, за МКАДом-то еще больше? Вопрос в том: нецензурная брать – это показатель уровня определенного города? То есть можно сказать: больше ругаются там, где ситуация хуже? Депрессивнее или беднее регион? Андрей Щербаков: Ну, отчасти это так. Но я бы не ставил такие ограничения. Я думаю, что все зависит, конечно, от уровня образования, воспитания человека, от того, что он сам для себя допускает в своей речи, а что не допускает. Вот, скажем, если я спрошу у вас: вы как часто материтесь? Ну, наверное, нечасто, да? Мария Карпова: Никогда! Андрей Владимирович. Никогда! Андрей Щербаков: Да. И я этого не делаю. Ну, во всяком случае, там каждый день уж точно. Но бывают, конечно, какие-то отдельные истории, отдельные ситуации. Иногда, ну крайне редко что-то такое происходило. Мария Карпова: Когда самокатчик проезжает. Когда самокатчик проезжает и сбивает. Петр Кузнецов: Да. Исключения должны быть. Андрей Владимирович, спасибо! Андрей Щербаков – наш эксперт. Спасибо вам! Вы тоже наши эксперты. Не забывайте. Спасибо за то, что очень активно принимали участие в сегодняшнем эфире, да и во вчерашнем. Да и в завтрашнем. Мы верим в это. Верим всегда. С девяти до одиннадцати рады будем вас приветствовать с Марией завтра Мария Карпова: И с Петром тоже. Петр Кузнецов: Кузнецовым. Мария Карпова: Кузнецовым. Ты не сказал: Карпова, поэтому я просто сказала: Петр. Петр Кузнецов: Надеемся, снега станет меньше завтра. Пока! Мария Карпова: Пока!