Парадигма – модель или образец. Система представлений и морально-этических принципов. Александр Петров: Здравствуйте! Это программа «Парадигма» и я, ее ведущий, Александр Петров. И вот о чем мы поговорим сегодня: 11 октября Синод Константинопольской православной церкви аннулировал исторический акт XVII века о передаче Украинской митрополии Московскому патриархату и снял анафему с глав двух непризнанных церквей. В ответ Русская православная церковь разорвала отношения с Константинопольским патриархатом, назвав его действия неканоничными. Эксперты заговорили о расколе в мировом православии, который может продлиться столетия. Так кто же главнее в церковных вопросах – Москва или Константинополь? Как исторически сложилась иерархия поместных церквей? И чем может закончиться этот конфликт, в основе которого лежит спор об устройстве современного православия? Александр Петров: А разобраться в этих непростых вопросах мне помогут – известный религиовед Александр Иванович Кырлежев… Здравствуйте. Александр Кырлежев: Здравствуйте. Александр Петров: …и секретарь Библейско-богословской синодальной комиссии Русской православной церкви Андрей Владимирович Шишков. Здравствуйте. Андрей Шишков: Здравствуйте. Александр Петров: Но для начала, уважаемые коллеги, давайте ответим на вопрос, который беспокоит всех наших телезрителей: насколько реален раскол в мировом православии, о котором говорят нам многие наблюдатели, сравнивая его даже с Великой схизмой XI века, когда христианство разделилось на две части – на западную часть и на восточную, на православие и католицизм. Александр Иванович, ваше мнение? Александр Кырлежев: Ну, я думаю, здесь очень простой ответ. Для того чтобы что-то назвать расколом, должно пройти какое-то время, чтобы он был обнаружен как раскол. Потому что разрывов общения было очень много в истории, они длились иногда месяцы, иногда столетия. И пока время не покажет этот разрыв, что он устойчивый, нельзя говорить о расколе. Но я бы здесь сказал сегодня, что это не столько раскол, сколько паралич. То есть мы в данном случае находимся, православный мир находится в параличе – в смысле его внутренних отношений. Вот пока ситуация такая, я бы сказал. Александр Петров: Андрей Владимирович, вы согласны? Андрей Шишков: Ну, я бы добавил здесь, что, например, историческая схизма между Востоком и Западом тоже произошла не в единый момент. Многие церкви, такие как Антиохийская, Иерусалимская, продолжали находиться в евхаристическом общении с Римской церковью еще на протяжении столетий после разрыва между Римом и Константинополем. Александр Петров: Вот вы уже заговорили о евхаристическом общении. Насколько я понимаю, сейчас произошел разрыв в евхаристическом общении между Константинопольской православной церковью и Русской православной церковью. О чем речь? Что значит – евхаристическое общение? И к чему это может привести? Андрей Шишков: Евхаристическое общение – это общение в таинствах. Для простых верующих это означает, что они могут участвовать в литургии, причащаться, креститься, венчаться в храмах тех церквей, с которыми у нас установлено евхаристическое общение. Разрыв евхаристического общения, соответственно, означает, что верующие не могут этого сделать, пока общение не будет восстановлено. Александр Петров: То есть теперь это как бы нарушение, если, предположим, православный верующий пожелает принять участие в богослужении, например, на горе Афон? Это нарушение? Андрей Шишков: Если он себя считает членом Русской православной церкви и принадлежит к ней, то, конечно, это будет нарушением. Александр Петров: Александр Иванович, а давайте поговорим о структуре мирового православия. Я так понимаю, что в догматическом плане мировое православие едино, да? Александр Кырлежев: Да. Основами единства православия, которое существует в разных странах, в разных народах и по-разному организовано, являются, конечно, единое вероучение и нравоучение – это маркер единства. Александр Петров: То есть, если мы вспомним Символ веры, там говорится о вере в единую Апостольскую Святую Православную Церковь. Об этом речь? Александр Кырлежев: Ну конечно. Просто Символ веры – его используют очень разные конфессии. Это самое краткое изложение христианского вероучения. Собственно Символ веры православный, с точки зрения церкви, он ничем не отличается от других Символов веры, того же самого в других церквах. Церковь, конечно, по идее, по своему вероучительному смыслу едина в принципе. Не может быть много церквей – в вот таком мистическом, богословском смысле. А организационно, конечно, церквей много, в том числе и православных, но это уже организационный аспект. Александр Петров: Давайте тогда посмотрим графику о структуре современного православия. Александр Кырлежев: Я попытаюсь очень кратко это описать, потому что здесь и история, и современная ситуация. Видите, здесь у нас 15 как бы единиц, 15 окошечек. И мы говорим, что это разные православные церкви, которые сегодня существуют. Ну, первое, что приходит в голову – это, например, карта Европы или европейских стран. Это похоже на то, как существуют разные государства. Вот это церкви, которые организационно самостоятельны – почему они и называются автокефальными, о чем мы тоже хотели поговорить, то есть самовозглавляющимися. Но хитрость заключается в том, что если мы посмотрим действительно на верхний ряд (и здесь это правильно выделено особенным цветом), то вот эти четыре древние церкви, которые называются Константинопольская, Александрийская, Антиохийская, Иерусалимская, они совершенно другого происхождения. Это на самом деле древнейшие, самые авторитетные кафедры Восточной христианской церкви. Это не столько организации, сколько прежде всего древние кафедры, у которых есть великие святители и епископы, есть великая история. И они восходят еще к эпохе Вселенских соборов. Александр Петров: То есть это такие хранители традиций, я так понимаю? Александр Кырлежев: Они восходят к той эпохе Византийской империи, когда (и это важно, если потом сравнивать) государство было одно – Византийская империя. Ну, в принципе, это Римская империя, Восточная Римская империя, которую мы называем Византийской, которая существовала тысячу лет. И вот внутри этой империи существовало четыре самых авторитетных патриархата. Понимаете? Одно государство, но несколько самостоятельных… А у них были области, естественно. Ну, эти области были, так сказать, какие-то провинции, диоцезы. Но важно было, что это авторитетные кафедры. Почему их четыре? Потому что еще Вселенские соборы… То есть до конца VIII века, когда были Вселенские соборы (после этого их не было), которые объединяли всю христианскую церковь в мире, когда она еще была не разделена. Вот эти кафедры древние обозначены как таковые в решениях древних соборов. Но вообще их было пять, потому что здесь не хватает впереди Римской, которая занимала самое первое место. И вот эти пять древних кафедр образуют так называемую пентархию, то есть пятиначалие. Вот это пять главных центров – не столько организаций, а сколько центров Вселенской церкви. Когда Рим, Константинополь и вся Восточная церковь оказались в расколе, и Рим стал не православным, с точки зрения Восточной церкви, то от этой пентархии усеченной получились кафедры. Вот они и есть, эти четыре кафедры. И у них есть порядок чести – это порядок не управления, потому что каждая из них является самостоятельной, древней, авторитетной. Ну, их порядок чести. Не по древности, потому что… Почему Константинополь здесь стоит на первом месте, а он стоял на втором, когда была пентархия? Потому что Константинополь – это столица Римской империи. Александр Петров: Ну, это первая по чести церковь. С другой стороны, насколько я знаю, Константинополя уже не существует, и церковь располагается в небольшом квартале, который называется Фанар, в Стамбуле. Александр Кырлежев: Вот здесь мы и сталкиваемся с тем, что вот то, что вы вывели на экран, вот эти 15 самостоятельных организаций, православных, церковных, что вот эти первые четыре имеют очень древнюю историю, и их честь, и их древность, и их места в этом диптихе связаны с историей, а не с современным состоянием. Андрей Шишков: Ну, здесь надо сказать, наверное, про диптихи немножко, что это такое. Первенство чести впервые появляется как такое понятие тоже на Вселенских соборах, на Втором Вселенском соборе в 381 году. В правилах этого собора говорится, что Константинопольская кафедра становится второй после Римской, потому что столицу перенесли в Константинополь, Рим занимал в Римской империи особое место, у него были особые права. И для того, чтобы… Александр Петров: Если я не ошибаюсь, Константинополь называли Вторым Римом, а Москву – уже Третьим Римом. Андрей Шишков: Новым Римом, да. В принципе, вот эта древняя кафедра была таким мощным центром. Александрия и Антиохия – это были два крупнейших города на востоке. Ну, Иерусалим, соответственно, был центром паломничества. Хотя довольно долгое время Иерусалима просто не существовало, он был разрушен еще в I веке и восстановлен только уже во времена христианской империи, и кафедра Иерусалима была восстановлена. И здесь вот эти пять церквей (к ним мы прибавляем Римскую), они фактически создавали такую структуру, которая состояла из самых авторитетных кафедр. То есть первенство чести – это авторитет, а не власть. Александр Петров: То есть Константинопольский патриарх – это уже не папа Римский, да? Андрей Шишков: Константинопольский патриарх – это не папа Римский. Александр Петров: По своему авторитету. И сегодня авторитет, по крайней мере доминирующее положение Константинопольского патриархата, оно утеряно. Я правильно понимаю? Андрей Шишков: Проблема с авторитетом в том, что поскольку он неформальный, его очень легко потерять, потому что авторитет строится на доверии, на доверии к его хранителю. Если доверие утрачивается – соответственно, утрачивается и авторитет. Александр Петров: А сейчас оно утрачено? Я пытаюсь понять. Андрей Шишков: Я думаю, что, во всяком случае со стороны Русской православной церкви, это доверие к Константинопольской кафедре, ну, подорвано. Александр Петров: Александр Иванович, мы сказали о том, что Константинопольская православная церковь – она первая по чести, является таким, скажем так, арбитром в церковных и межцерковных спорах. Вот это первенство признается всеми поместными церквями или уже нет? Ну, если мы говорим о доминировании Константинополя. Александр Кырлежев: Нет, дело в том, что признавать или не признавать Константинопольского епископа Нового Рима, Вселенского патриарха, как он себя называет, арбитром – это как раз вопрос спора. Дело в том, что исторически, да, он выступал в этом качестве. Но опять-таки, если мы сейчас чуть-чуть вернемся в историю, то это тогда, когда была империя, когда он имел статус Первого епископа, потому что он был епископ стольного града и рядом с императором и правительством находился, и тогда у него были эти полномочия арбитра, он действительно исполнял. Это было то право, которым изначально владел Римский епископ. И вот Константинополь в силу того, что он стал как бы Вторым Римом, он тоже эту функцию выполнял исторически. И это документально зафиксировано. Но это опять то, что было в древности. Потому что надо помнить, что после этого была масса, так сказать… ну, были такие вещи, которые меняли вот этот статус Константинополя. Во-первых, он был приближенный к императору Византии, но при этом восточные патриархаты сохранили свою независимость. Конечно, его авторитет был выше. Но потом, когда 500 лет – или сколько там? – вот эти восточные церкви жили иноверно, в мусульманском государстве, в мусульманской империи, то произошла удивительная вещь, потому что Константинопольский патриарх приобрел политические и гражданские функции: он был главой всех православных любых в Османской империи. Александр Петров: Андрей Владимирович, а сейчас паства Константинопольского патриархата – она где? Насколько я понимаю, в Стамбуле не так много прихожан. Андрей Шишков: Основная паства Константинопольского патриархата находится в диаспоре так называемой, то есть за пределами исторических православных церквей. Также несколько епархий на севере Греции формально подчиняются Константинопольскому патриархату. И еще автономная церковь Финляндии тоже входит в юрисдикцию, то есть под управлением Константинопольского патриархата. Александр Петров: Александр Иванович, если мы возвращаемся к нашему древу православных церквей, к диптиху, то дальше идут национальные церкви: Болгарская, Грузинская, Русская, Греческая, Сербская… А в чем отличие национальных церквей от древних церквей? Как они появлялись? Александр Кырлежев: Ну, здесь действительно очень важно в этом списке увидеть отличие этих древних первых, которые занимаются первые места, и практически всех остальных, потому что все остальные в этом диптихе, списке (а это на самом деле список кафедр), они все появляются, начиная с середины XIX века. То есть все вот эти образования церковные, которые мы называем автокефальными, – это явление самого последнего времени, то есть этому явлению 150 лет. Александр Петров: То есть это больше политическая история, я так понимаю? Александр Кырлежев: В том-то и дело, что это церковно-политические события. Кроме Кипрской церкви (вот она стоит на десятом месте, но это древняя история, потому что ей независимость еще была дана Вселенским собором), все вот эти основные церкви образуют, начиная с Русской… Александр Петров: Ну, есть Грузинская церковь, которая была… Александр Кырлежев: …они образуются тогда и признаются сейчас в этом качестве автокефальными, когда возникают национальные государства (например, Древнерусское государство), которые хотят себе национальную церковь. И поэтому здесь как бы совершенно другой смысл. Там кафедры – это центры. А здесь – обязательно государство, государственные границы, территории, и государства хотят получать свою собственную церковь, которая бы не была никому подчинена. Это прежде всего история Сербской, Румынской, Болгарской и Элладской церквей. Это история XIX века, в котором все постепенно провозглашали автокефалию, и не сразу Константинополь ее признавал. Александр Петров: То есть это как-то связано с развалом империй больших? Александр Кырлежев: Это связано, конечно, прежде всего с развалом Османской империи, где все православные подчинялись не только Константинопольскому патриарху, но он был и гражданским главой, миллет-баши – вот почему он получил особую политическую и гражданскую власть. А когда появились новые государства, естественно, они… Прежде всего – Греция. Первой была Греция. И это был парадокс, потому что некоторые территории, где были православные греки, стали отдельным государством, а другие территории, где греки жили, еще были в Османской империи. И они просто провозгласили: «У нас будет национальная церковь, государственная церковь». Как оно и сейчас происходит. И это был как бы разрыв шаблона. Оказалось, что есть греки, которые в автокефальной церкви, и есть какие-то другие греки, которые константинопольские. Александр Петров: Тот же Афон, который подчиняется Константинопольской церкви? Александр Кырлежев: Ну, там другая еще история, там есть еще один парадокс, потому что… Дело в том, что когда Греции отошли еще новые территории, так называемые новые территории, постепенно, потому что первое греческое государство было меньше… А почему там юрисдикция Константинополя? Это абсурдная вещь. Потому что все епархии, которые на территории основной Греции, управляются реально Синодом Элладской церкви, но символически Константинополь сохраняет юрисдикцию над некоторыми областями греческого государства. Это вот такое наследие старого времени. Так же и Афон. Андрей Шишков: Это происходит потому, что в канонических правилах древних Вселенских соборов Константинополю подчинены определенные области: Фракия, Асия и Понт. Фракия – это север Греции современный. И получается, что отменить каноны нельзя, но при этом есть свое собственное государство, в котором государственная церковь, и управляется централизованно. Александр Петров: А давайте все-таки от Фракии перейдем к нашим пенатам, к России. А как появилась Русская православная поместная церковь? Все-таки это Константинополь даровал автокефалию или нет? Андрей Шишков: Появление Русской церкви связано с событиями XV века, когда Константинопольский патриархат пытался заключить и заключил унию с Римской церковью. Это так называемая Флорентийская уния (это середина XV века), когда представители Константинопольской церкви, представители других церквей востока, включая митрополита Киевского Исидора, который тогда был в юрисдикции Константинополя, участвовали в соборе, в объединительном соборе с Римской церковью во Флоренции – и объединились. Но потом, когда они вернулись… Александр Петров: Но Русская церковь этого не признала? Андрей Шишков: То есть Русскую церковь представлял глава Русской церкви, автономной на тот момент. Когда они вернулись обратно, князь Василий II и епископы не приняли эту унию. Там была тоже история, которую можно назвать церковно-политической, потому что некоторые области, такие как Новгород, например, склонялись больше к унии, а некоторые, которые уже централизованно вокруг Москвы объединялись, они были против. И под этим предлогом, что Константинопольская церковь впала в такую ересь, в унию, русские епископы изгнали митрополита Исидора и выбрали себе нового митрополита. Фактически это и есть автокефалия – право выбирать самостоятельно себе главу. И с тех пор, в общем-то, в Русской церкви стали самостоятельно избирать митрополита сначала, ну а потом уже появился патриарх. И фактически этим дарованием патриаршества со стороны Константинопольской церкви… И вообще там целый собор был восточных патриархов, который подтвердил это патриаршество. Это и был акт признания автокефалии Русской церкви со стороны… Александр Петров: Ну что же, интересно. Александр Иванович, вопрос вам. Насколько я вижу, Русская православная церковь стоит все-таки особняком и стоит сразу за древними церквями. Почему? В чем ее особенность? Александр Кырлежев: Особенность ее заключается в том, что если мы посмотрим эти разные типы церквей (мы уже два рассмотрели – древние и потом вот эти современные автокефалии), то Русская… Ну, Россия никогда не была национальным государством. Даже сейчас Российская Федерация – нельзя ее в строгом смысле назвать национальным государством. Это всегда… Александр Петров: То есть это не национальная церковь, а транснациональная? Александр Кырлежев: Это не мононациональная, да. У нас не мононациональная страна – и в эпоху империй, и в современной ситуации. Поэтому она не похожа, скажем, на церковь, не знаю, Болгарии или Румынии. Там эта схема, этот тип ясен, да? Вот есть румынское государство, где православные румыны, и есть своя церковь, а там какие-то меньшинства религиозные. Россия – всегда многонациональная, многотерриториальная и, в принципе, сохраняет такой имперский тип. То есть Российская церковь скорее напоминает ту самую Византийскую церковь, где первым по чести был Константинопольский патриарх. В этом и отличие, в этом отчасти и проблема вся с Украинской автокефалией, потому что историческая традиция русского православия состоит в том, что… То есть она не вписывается в эту новую модель национальной государственной автокефальной церкви, что мы видим с конца XIX века. Это какой-то другой феномен. Александр Петров: Ну, у Русской православной церкви приходы по всему миру, насколько я понимаю? Александр Кырлежев: У всех автокефальных православных церквей, кроме Элладской, ну, Чешской и Словацкой, Кипрской, у всех есть приходы. Все национальные церкви… Александр Петров: И есть такое понятие, как церковная юрисдикция. Вот в церковную юрисдикцию Русской православной церкви какие страны входят? Александр Кырлежев: Весь мир. Дело в том, что… Андрей Шишков: Не совсем так, не весь мир. Весь мир, за исключением тех стран, где находятся другие поместные православные церкви – например, Болгария, Сербия… Александр Петров: То есть – как в том анекдоте: «С кем хочет – с тем и граничит»? Андрей Шишков: Да. Александр Кырлежев: Нет, я имел в виду именно диаспору, потому что за пределами территорий. Андрей Шишков: Современные православные церкви состоят из двух частей – это так называемая каноническая территория или территория канонической ответственности… Александр Петров: Она совпадает с географическими границами? Андрей Шишков: Она, как правило, совпадает с географическими границами, но необязательно ограничена одной страной. Например, Русская православная церковь распространяет свою юрисдикцию на Украину, на Белоруссию, на Молдавию… Александр Петров: И Белоруссия, и Украина – это как бы самостоятельные церкви или все-таки нет? Андрей Шишков: Украинская церковь – это автономная церковь, причем… Александр Петров: Украинская православная церковь Московского патриархата? Андрей Шишков: Да, Украинская православная церковь… Александр Петров: Потому что там довольно сложная ситуация. Андрей Шишков: Да, мы говорим сейчас про каноническую церковь. Она обладает широкими правами автономии, самостоятельно избирает предстоятеля, практически полностью… точнее, на самом деле полностью управляется самостоятельно, и ее связь с Русской православной церковью в некотором смысле символическая. При этом еще предстоятель Украинской православной церкви – он член Священного синода, то есть органа, который управляет Русской православной церковью, а украинские архиереи участвуют в архиерейских соборах Русской православной церкви. То же самое… Александр Петров: А в Белоруссии? Насколько я знаю, там экзархат. Андрей Шишков: В Белоруссии другая каноническая ситуация. Экзархат – это меньшая степень автономии. Экзарха назначает Священный синод, его не избирают епископы Белорусской церкви. Кроме Украинской, еще есть автономная Японская церковь, которая исторически находится в юрисдикции Русской православной церкви, поскольку именно Русская церковь вела там миссионерскую деятельность и создала эту структуру, организацию церковную Японской церкви. Эстонская церковь – тоже самоуправляемая. Латвийская церковь – самоуправляемая. Также есть митрополичьи округа – они, как и экзархаты, обладают меньшей степенью автономии. Есть Казахстанский и Среднеазиатский митрополичьи округа. Александр Петров: Любопытно! Александр Иванович, вот мы заговорили о том, что есть признанные церкви, а есть непризнанные. Возьмем ту же Украину – там довольно сложная ситуация, там есть целый ряд непризнанных церквей. Но если мы посмотрим на наш православный диптих, есть пятнадцатая – Американская православная церковь. Насколько я понимаю, ее тоже не все признают. Почему? Александр Кырлежев: Здесь, кстати, то, что касается Американской церкви, весь конфликт и вся история ее признания и непризнания связана с позицией Константинопольского патриархата. Дело в том, что… Вот вы уже спрашивали, и мы говорили, что за пределами собственно территорий этих церквей, государств, где они присутствуют (это постоянные их территории), существует, так сказать, рассеяние, то есть православные верующие разных национальностей, которые живут по всему миру. И практически все церкви, все национальные церкви, кроме греческих, Кипрской и Элладской, они имеют эти зарубежные приходы, епархии. И юрисдикция, материнская церковь распространяется на весь мир. Поэтому есть, скажем, приходы Русской церкви и в Америке, и в Австралии, и в Европе. То же самое и с Румынской: везде, где есть румыны православные, у них есть свои общины. Но хитрость заключается в том, что греки, грекоязычные, включая греков-киприотов, они все, если они в диаспоре, подчиняются, непосредственно входят в юрисдикцию Константинопольского патриарха – и не только потому, что так исторически сложилось (они греки, а он самый авторитетный греческий иерарх), но и потому, что сам Константинопольский патриархат претендует на то… на основании древних канонов он ссылается на то, что все православные верующие везде за пределами территорий канонических церквей должны ему подчиняться, находиться в его юрисдикции. Вот здесь есть конфликт с позицией на самом деле всех других церквей, не греческих, которые имеют там свои диаспоры. И поэтому, когда Русская православная церковь в 1970 году, примирившись с отколовшейся эмигрантской пореволюционной митрополией Русской церкви в Америке, в Северной Америке, она с ней примирились и одновременно даровала ей эту автокефалию, самостоятельность (а это была только часть православных, которые живут в Америке), Константинополь не признал эту автокефалию. Почему? Потому что иначе все другие нации должны были бы войти в эту церковь, но прежде всего потому, что он считает, что только он имеет юрисдикцию над диаспорой и только он может даровать автокефалию. Александр Петров: Андрей Владимирович, я так понимаю, автокефалия – это такой краеугольный камень в межцерковных отношениях. Расскажите, а кто имеет право давать автокефалию? И как это происходит? Андрей Шишков: Ну, здесь надо сначала сказать несколько слов о том, как сегодня понимается автокефалия. Фактически современное понимание автокефалии аналогично понятию суверенитета в межгосударственных отношениях, то есть это церковная независимость. Например, понимание автокефалии в древности было другим. Были, например, автокефальные церкви, которые подчинялись Константинопольскому патриарху. Та же Фракийская митрополия, Понтийская, Асийская – они были автокефальные, сами выбирали себе представителей, но юрисдикционно подчинялись Константинополю. Сегодня доминирующее понимание автокефалии – это церковный суверенитет. Александр Петров: А что это дает, расскажите? Андрей Шишков: Это означает, что ни одна другая церковь не может вмешиваться во внутренние дела автокефальной церкви. Александр Петров: То есть, говоря светским языком, независимость? Андрей Шишков: Это независимость, да. И провозглашение автокефалии – это в некотором смысле такая декларация независимости или акт учреждения новой церкви. Относительно того, кто имеет право даровать автокефалию, нет никакого всеправославного консенсуса. Этот вопрос на протяжении всего XX века обсуждался автокефальными поместными церквами в ходе так называемого Всеправославного предсоборного процесса. Долгие годы готовился Всеправославный собор, официально с 60-х годов… Александр Петров: Андрей Владимирович, раз уж мы заговорили о Всеправославном соборе, о попытках налаживания межправославного диалога, давайте посмотрим небольшой сюжет об этом. Внимание на экран. СЮЖЕТ Почти 100 лет насчитывает история созыва Всеправославного собора. Уже в начале XX века поместные церкви осознали необходимость большей согласованности мнений и действий. Для достижения единства православного сообщества требовалась встреча предстоятелей всех православных церквей. Первой попыткой по организации Всеправославного форума считается созданный по инициативе Вселенского патриарха Мелетия IV Всеправославный конгресс в Стамбуле в 1923 году. Однако первая проба решить накопившиеся противоречия оказалась крайне неудачной: часть автокефальных церквей, в том числе Русская православная церковь, не признали общецерковного статуса конгресса и его решений. Другая инициатива межправославного диалога на Афоне в 1930 году также не получила общецерковного признания. Еще одна попытка собрать вместе всех глав поместных церквей была предпринята Москвой в июле 1948-го. Встреча религиозных лидеров состоялась в столичном Храме Воскресения Христова в Сокольниках, однако и это мероприятие, приуроченное к полувековому юбилею самостоятельности Русской церкви, также не привело к ожидаемому результату. И вот в 1961 году на Всеправославном совещании на Родосе было принято историческое решение о начале подготовки Всеправославного собора. Был составлен перечень из более чем сотни наиважнейших тем, планируемых к соборному рассмотрению, среди них – вопросы церковной автокефалии и автономии, календаря и брака, экуменизма и межхристианского диалога. Московский патриархат участвовал в процессе с самого начала и подготовил проекты документов по всем без исключения вопросам, однако в дальнейшем перечень тем по требованию некоторых поместных церквей значительно сократился. В конце концов, к рассмотрению собора, намеченного на июль 2016 года на Крите, было предложено всего лишь несколько документов. И вот собор, призванный стать первым более чем за тысячу лет собранием предстоятелей поместных православных церквей, неожиданно оказался под угрозой срыва. Ряд церквей предложили отложить его проведение из-за несогласия с проектами важнейших соборных документов. Первыми о категорическом отказе ехать на собор заговорили в Болгарской православной церкви. Следом Русская православная церковь предложила созвать экстренное совещание для преодоления возникших разногласий, но голос Московского патриархата так и не был услышан. От участия в соборе отказались сразу четыре автокефальных церкви: Антиохийская, Грузинская, Болгарская и Русская. О намерении игнорировать собор также заявляла и Сербская православная церковь. В итоге готовившийся несколько десятилетий форум так и не стал всеправославным. Встреча иерархов, которая должна была продемонстрировать единство православного мира, вновь не состоялась. Александр Петров: Так почему же не состоялась? Что же помешало, Андрей Владимирович? Андрей Шишков: На мой взгляд, проблема в том, что нет общей какой-то платформы для того, чтобы проводить такой собор. Потому что, если мы обратимся снова к понятию автокефалии, которое на самом деле сегодня центральное понятие в структуре Православной церкви, ее современное понимание как суверенитета, мы увидим, что каждая церковь пытается действовать самостоятельно и быть таким сувереном. Но нет общего пространства, которое бы объединяло эти церкви. Этим пространством должно было бы быть церковное право. И сегодня ситуация такова, в области межправославных отношений, в области отношений между православными церквами нет правовой основы, нет никакого права, аналогичного международному праву. И проблема в том, что даже те правила минимальные, которые были выработаны для проведения этого собора, они постоянно нарушались. Александр Петров: Вопрос: а кем нарушались они? Александр Кырлежев: Ну, то, что Андрей Владимирович имеет в виду – нарушались прежде всего Константинопольским патриархом, потому что все равно он как первый среди равных в данном случае… Потому что все автокефальные церкви, каждая от себя как отдельные церковные государства, участвовали в этой подготовке, но все-таки центром организационным был Константинополь. И секретариат по подготовке будущего собора тоже находился… Александр Петров: То есть были какие-то неприемлемые условия? В чем причина? Александр Кырлежев: Проблема в том, что, например, может быть принят какой-то регламент или какие-то правила, а потом они могут быть нарушены. Если принимаются какие-то правила, а потом нарушаются, то сам принцип права (в широком смысле слова), когда мы всегда следуем определенным правилам, он разрушает вот это взаимодействие. Андрей Шишков: Я приведу пример. Всеправославный собор по регламенту, который был всеми одобрен и принят в 1986 году, должно было созвать Всеправославное предсоборное совещание. И такие проводились на протяжении всего периода подготовки собора. Но в 2014 году патриарх Варфоломей в Стамбуле собрал предстоятелей других церквей на так называемый синаксис предстоятелей (или совещание предстоятелей), и там было принято решение о том, что надо созвать Всеправославный собор в 2016 году, назначили дату. Что это значит? Возник какой-то новый орган управления, которого раньше не было и который вдруг принял эти решения в обход всех правил, которые были до этого разработаны. Дальше был запущен снова этот процесс, и Всеправославные предсоборные совещания собирались, там обсуждались проекты документов. В итоге к концу 2015 года они зашли в кризис, в тупик, многие документы не удалось согласовать, потому что были разногласия. И в январе 2016 года собирается еще один синаксис предстоятелей, где просто главы церквей собираются и решают все вопросы, регламент устанавливают, проекты документов – и снова в обход всех существующих правил. То есть это режим чрезвычайного управления, который не предполагает какого-то… то есть который идет в нарушение или в обход тех правил, которые были выработаны. И дальше, собственно говоря, мы видим, что когда церкви начали отказываться участвовать… А почему они начали отказываться? Ну, поскольку… По разным причинам, например, между Антиохийской и Иерусалимской церковью было разорвано евхаристическое общение, и еще в январе 2016 года им пообещали, в частности Константинопольский патриарх, что уладят этот вопрос. Но вопрос не был улажен. И непонятно, как они должны были, например, участвовать в богослужении открытия собора, когда между ними не было общения. Александр Петров: Подождите, подождите! А все-таки кто больше заинтересован в проведении Всеправославного собора – Константинополь или как бы все остальные православные поместные церкви? Может быть, Русская православная церковь? Андрей Шишков: На самом деле все церкви заинтересованы в этом, поскольку накопилось много проблем за последние столетия. Александр Петров: И не только по автокефалиям, насколько я понимаю. Андрей Шишков: Не только по автокефалиям. Александр Петров: Какие еще острые проблемы существуют в межцерковном общении? Александр Кырлежев: Ну, здесь надо сказать очень коротко, что как раз вопрос автокефалий даже не был вынесен на собор. Дело в том, что именно по этому вопросу документ не смогли согласовать до собора. Александр Петров: Слишком сложный вопрос. Александр Кырлежев: Вот две разные позиции – константинопольская и, скажем, Москвы и других церквей. Александр Петров: А почему, почему? Я пытаюсь понять, почему его невозможно согласовать в принципе? Александр Кырлежев: Нет, его не могут согласовать, потому что люди не могут согласиться. Если бы они его согласовали… Есть проект, но если бы его вынесли на собор… Проблема в том, что на соборе все должно решаться консенсусом, а не большинством, поэтому нужно согласовать до этого. Но если бы был вот этот документ, механизм, который Всеправославный собор принял, это и были бы правила новых автокефалий. Поскольку его не было, собора православного не состоялось, документ даже и не выносился, нет никакого правила. Потому что автокефалии, как мы видим, – это феномен не Вселенских соборов, а XIX века в основном (ну, не считая Русскую церковь). Поэтому до сих пор… Александр Петров: А можно как-то договориться об автокефалиях? Как можно договориться? Если это ключевой вопрос, который мешает межцерковную диалогу. Александр Кырлежев: Вы знаете, некоторые переговоры идут десятилетиями. Александр Петров: То есть – пока никак? Александр Кырлежев: Я думаю, что если бы Всеправославный собор состоялся и там в порядке дискуссии хотя бы обсуждался этот вопрос на будущее… Все церкви присутствуют, и они все заинтересованы принять общее согласованное решение. Если бы этот вопрос обсуждался, был бы на следующий собор отложен, тогда можно было бы говорить, что мы идем к согласию. Теперь же Константинополь в этой истории с Украиной просто как бы волевым образом стал продвигать свою линию и стал действовать так, как будто бы его позиция по автокефалии и правах ее предоставления является единственной. Александр Петров: Подождите. А почему он так уверен в себе? Кто-то за ним, может быть, стоит? Может быть, это больше политическая история, а не межцерковная, все-таки? Александр Кырлежев: Ну, кто стоит за Константинополем? За Константинополем стоит… В каком смысле? Политически за ним не стоит никакого государства, в этом его особенность. Потому что практически за любой автокефальной церковью стоит какое-то государство, с которым она связана, или несколько государств. Александр Петров: Андрей Владимирович, как я понимаю, диаспора Константинополя вся в Америке, в Канаде. Так, может быть, нужно посмотреть в ту сторону? Андрей Шишков: На самом деле я думаю, что это из области конспирологии немножко. То есть, действительно, очень влиятельная американская греческая община в Константинопольском патриархате, но все-таки вот эта история с особыми властными полномочиями Константинопольского патриархата появилась еще в начала XX века, когда, в принципе, вот эти диаспоральные структуры еще не были даже оформлены. И эти претензии на самом деле, как это ни парадоксально, позволили Константинопольской церкви сохраниться. Потому что надо понимать эту историю: начало 20-х годов, Османская империя распалась, а между Грецией и Турцией конфликт и война. Вот то, что называется Малоазийской катастрофой, когда… Александр Петров: Резня, да. Андрей Шишков: …когда и депортация греческого населения из Малой Азии в Грецию. И турецкое правительство ставило вопрос о депортации Константинопольского патриарха. Что ему делать в этой ситуации? И в этой ситуации он вышел как бы на международную арену, заявив себя главой всей Православной церкви, потому что для всего мира, например, глава Католической церкви – это папа Римский. Это понятная идея, понятная схема. И по аналогии с этим Константинопольский патриарх выступил как вот такой глава всей Православной церкви, хотя… Александр Петров: Но Москва никогда не признавала этих претензий, насколько я помню. Андрей Шишков: Не только Москва, но и другие церкви тоже не признавали этого. Фактически главенство Константинопольского патриархата, именно организационное, оно идет из этих османских времен, когда он был главой православных на территории Османской империи. В первом сюжете упоминался патриарх Мелетий (Метаксакис), который собственно и выступил с такой идеей, что, поскольку он первенствующий по чести, патриарх, он должен управлять всей диаспорой, он имеет право предоставлять автокефалию или отнимать ее, и он верховный арбитр. Но, как мы уже обсуждали, консенсуса по всем этим трем вопросам, всеправославного консенсуса нет. Александр Петров: Александр Иванович, вот вы как раз и начинали говорить о перспективах Всеправославного собора. Я вас немножко перебил, вы все-таки продолжите вашу мысль. Какие перспективы? Есть ли они? Александр Кырлежев: Сейчас? Александр Петров: Сейчас. Что будет? Возможен ли как бы диалог хотя бы в каком-то отдаленном будущем? Как он будет складываться? Александр Кырлежев: Нет, я с этого начала, отвечая на ваш первый вопрос. Сейчас как раз, я думаю, весь православный мир в смысле соборного процесса, как он был и как он продолжался на протяжении всего XX века, просто находится в параличе. И говорить о том, как это можно восстановить, просто невозможно. Потому что я думаю, что одна из причин вот этого демарша Вселенского патриарха Варфоломея на Украине, одна из причин того, что он вдруг пересмотрел полномочия или границы православных церквей, канонические границы, в том, что Всеправославный собор не состоялся, он провалился как Всеправославный. Александр Петров: То есть это первопричина того кризиса, который мы видим сейчас? Александр Кырлежев: Патриарх, увидев, что четыре церкви не едут из четырнадцати всего, потому что Американская не признается ими, не едут четыре церкви, а это почти треть, причем учитывая такие серьезные, как Русская православная церковь, которая на самом деле является церковью многих государств, если смотреть с точки зрения национальных автокефалий, он решил это провести как Всеправославный собор – что само по себе абсурдно, потому что надо было отложить и достичь общего консенсуса. Он отказался от консенсуса. И после этого, поскольку собор провалился, следующий его, так сказать, я думаю, неверный шаг заключался в том, чтобы просто вдруг отказаться от того статус-кво, от того признания, скажем, границ других церквей, которое было еще перед собором. Перед этим собором в 2016 году даже речь не шла об этом. Наоборот, все присутствовали и участвовали в общем деле, чтобы вот эти не только 300 лет… Бог с ними, 300 лет Русской церкви, но просто XX век. Все были участниками даже при коммунистах. И Русская церковь, и другие церкви, которые были под коммунистами, они все были участниками этого соборного процесса. Они шли туда, чтобы обнаружить свою субъектность, свое единство – не только внутреннее, духовное, которое все признают, но что мы можем организоваться и присутствовать в современном мире и в будущем как единое целое, как единая церковь. Это провалилось. Здесь есть разные причины. Может быть, не только Вселенский патриарх виноват. Но то, что он собор этот провел – это была одна из причин, которая открыла путь ему к такому произволу. Александр Петров: А кто должен сделать первый шаг примирения, как вы считаете? Андрей Шишков: Мне кажется… То есть я здесь не настолько пессимистичен, как Александр Иванович. На мой взгляд, вот этот кризис, который… И действительно я соглашусь с тем, что это в некотором смысле паралич, такой паралич церковно-политической воли. Но этот кризис обнажил все те проблемы, которые пытались как-то обсуждать, но при этом они, скажем так, еще не вылезали на поверхность. Он обнажил и показал, что на самом деле тот идеал единства, который существует в Православной церкви… Александр Петров: Соборности. Андрей Шишков: …соборности как единства, и единства как соборности, он просто отсутствует. Нет единства в Православной церкви. Значит, нужно предпринимать какие-то усилия для того, чтобы достигать этого единства. И недаром после разрыва евхаристического общения между… Александр Петров: То есть, говоря церковным языком, раздирается тело Христа. Понятная метафора, да? Андрей Шишков: Ну, здесь, если богословски говорить, то да, конечно, можно так сказать. И недаром после разрыва общения между Русской и Константинопольской церквями другие поместные церкви – Сербская, Александрийская, Чешская, Польская – они стали говорить о том, что надо провести собор для того, чтобы решить, Всеправославный собор, только на нем можно решить этот конфликт. Александр Петров: То есть, Александр Иванович, поместные православные церкви в массе своей понимают, что кризис, что паралич, что нужно как бы выходить из этой ситуации? Или нет? Понимание есть? Александр Кырлежев: Нет, ну естественно, что такое событие, как вот этот разрыв общения в таинствах между крупнейшими, ну, по-разному значимыми участниками всеправославного вот этого сообщества, он всех касается. В принципе, он парализует все возможные межправославные взаимодействия, потому что любое собрание представителей разных церквей предполагает, как правило, не только совместную молитву, но даже совместную евхаристию. Но там обязательно будет присутствовать представитель Константинополя и обязательно представитель Москвы. И это невозможно. Все! Парализовано все взаимодействие, даже на экуменическом уровне, в смысле взаимодействия с другими христианскими церквями… Например, диалог с католиками, богословский, который идет. Там собираются время от времени всего Православия и Католической церкви и обсуждают разные вероучительные и организационные проблемы. И поскольку там сопредседатель – представитель Константинопольского патриархата, здесь уже это приостанавливается. Всеправославное представительство невозможно и вне. Александр Петров: То есть в восстановлении единства заинтересованы не только православные поместные церкви, но и весь христианский мир, по большому счету? Андрей Шишков: Ну, во всяком случае, для православных церквей это вопрос насущный, потому что, действительно, все процессы, все отношения парализуются, и в некотором смысле такая тупиковая ситуация, которая требует напряжения, воли для того, чтобы выйти из нее. Александр Петров: Александр Иванович, к сожалению, все-таки время нашей программы истекает. Я хотел бы вам задать все-таки вот такой вопрос о тех мерах, которые принимает Русская православная церковь. Заставят ли они одуматься Варфоломея? Не ждет ли нас вообще новая «варфоломеевская ночь» в православном мире, как вы считаете? Александр Кырлежев: Ну, я не думаю, что в той постановке вопроса, которую вы предложили, на вопрос так сформулированный возможен какой-то ответ. Ясно, что этот разрыв, как это было в истории, – это просто обозначение полного несогласия с действиями другой стороны и обозначение вот этой катастрофичности ситуации. Здесь разрыв такой церковный обозначает разрыв общего понимания, разрушение общего пространства. Вот что самое главное. Ведь если мы вернемся опять, вспомним вообще историю, и соборы, и автокефалии, и Вселенские соборы – они созывались же императором. Почему некоторые говорят: «Нет императора – нет и соборов». То есть была политическая власть, у которой был ресурс, в том числе финансовый, чтобы провести собор. Императору православному все подчинялись. Сейчас нет такой инстанции, которая может извне собрать, заставить, посадить всех этих первоиерархов, чтобы они решали свои проблемы. Вот почему не могут православные собраться. Они должны сами договориться. Пока не смогли. То же самое – автокефалия. Почему это возникает? Эта же схема очень похожа на те схемы XIX века, но она как бы опоздала, с Украиной. Украина строит национальное государство, пытается создать единую нацию, и государство требует, так же как греческое государство в XIX веке или болгарское, они требуют свою национальную церковь по образу других. Здесь политическое измерение – оно главное. Как можно решить эту проблему, в том числе автокефалии, в современных условиях? Только если действительно будет… ну, пусть это будет не собор, пусть это будет Всеправославное совещание во главе с первоиерархами. Это было много раз, и это сделать ничего не стоит. Не требуются месяцы, как на Первый Вселенский собор, чтобы три месяца ехать в Константинополь и чтобы там четыре месяца жить. Эта вещь делается за один день. Все православные церкви в лице предстоятелей и полномочных делегаций должны совместно решать свои вопросы, в том числе вопрос о прерогативах Константинополя, об автокефалии на Украине или в Черногории и так далее. Вот если этот всеправославный механизм заработает, то тогда можно будет или решить вопросы, или их отложить. Императив такой. И это показала подготовка к Всеправославному собору, к которому десятилетия все церкви шли. Сейчас это движение пошло вспять. Надо возвращаться на эту дорогу. Александр Петров: Уважаемые гости, спасибо вам за столь интересную беседу. К сожалению, время нашей программы истекло. Это была программа «Парадигма» и я, ее ведущий, Александр Петров. Всего вам доброго, до свидания.