Ольга Арсланова: Мы продолжаем, как и обещали. Рубрика "Порядок слов". В студии появляется литературный критик Николай Александров. Николай, здравствуйте. Николай Александров: Добрый вечер. Ольга Арсланова: Мне кажется, мы очень давно не говорили о поэзии. Николай Александров: Да. Ольга Арсланова: Очень давно. Это преступно. Это нужно исправлять. Николай Александров: Более того, я думаю, что мы сегодня начнем не с поэзии, а вернемся ко вчерашнему событию. Потому что вчера стали известны лауреаты самой крупной российской литературной премии, которая называется "Большая книга". Я напомню тем, кто еще не знаю, или, вернее, сообщу, как говорил комментатор Маслаченко ("кому-то напомню, а кому-то сообщу"), что главным лауреатом премии "Большая книга" стал Лев Данилкин за книгу о Ленине, которая называется "Ленин. Пантократор солнечных пылинок". Вышла эта книга в издательстве "Молодая гвардия". Еще одна книга, вышедшая в этом издательстве, в этом году стала лауреатом. Это книга Сергея Шаргунова "Биография Валентина Катаева". И наконец третий лауреат "Большой книги" этого года Шамиль Идиатуллин, его роман "Город Брежнев", о котором мы говорили, в частности, и в программе "Порядок слов". Удивительно, что и читательское голосование в этом году практически совпало. Если иметь в виду имена, которые я назвал. Другая расстановка по местам названных мною авторов. Но в принципе авторы все те же самые и в читательском голосовании в "Большой книге". И еще одна любопытная тенденция. Все-таки и "Город Брежнев", и монография Льва Данилкина, и книга Сергея Шаргунова – это все ретроспекции, это все обращения к разным периодам советской эпохи. И в каком-то смысле это можно расценивать как символ или как своего рода диагноз. Как его оценивать и каким образом воспринимать – это уже другое дело. Но, так или иначе, как мы видим, художественная часть в большей степени оттеснена на второй план. Несмотря на то, что среди названных мною книг присутствует роман "Город Брежнев", но ретроспекции в нем гораздо больше, с моей точки зрения, на первом плане, нежели собственно художественные открытия автора. Роман вполне обыкновенный. Это во-первых. А, во-вторых, понятно, что интерес к истории и внимание к истории в этом году также оказываются в большей степени востребованы. И наша поэтическая страничка сегодня во многом будет ретроспективная. Потому что мы обращаемся к авторам, которые, во-первых, жили или в классическую эпоху в XIX веке и в XX, но и даже те авторы, которые приближены к современности – это все-таки уже достаточно известные имена, с репутацией. Несмотря на то, что круг представляемых сегодня мною книг довольно разнообразен. Начнем мы с книги, которая чрезвычайно радует мое сердце. Это книга Петр Вяземский "Выбор Вадима Перельмутера". Здесь представлены стихотворения Петра Андреевича Вяземского, а также отрывки из его прозаических произведений - "Допожарная Москва" и отрывки из записной книжки Петра Андреевича Вяземского. Я понимаю, что для многих, наверное, Петр Андреевич Вяземский и существует в первую очередь как автор воспоминаний, мемуарных свидетельств, как человек необыкновенно острого ума и афористического мышления. Я позволю себе буквально очень коротенькую цитату, которая почти как стихи, между прочим, и чрезвычайно актуально звучащая: "Сегодня у многих любовь к отечеству заключается в ненависти ко всему иноземному. У этих людей набожность, религиозность и православие заключаются в одной бессознательной и бесцельной ненависти ко власти Папы", - писал Петр Андреевич Вяземский почти два столетия назад. Но, конечно же, основной корпус этой книги составляют стихотворения Петра Андреевича Вяземского после 1837 года. 1837 год, смерть Пушкина, для Петра Андреевича чрезвычайно важная и трагическая дата. И затем он чувствовал себя осколком прежнего поколения. Несмотря на то, что развивалась его карьера, он получал чины и награды даже, тем не менее, он чувствовал себя абсолютно отдельно. И поэтому его поздние стихи, пожалуй, до сих пор наименее известные, составляют основу этой книги и раскрывают совершенно удивительного поэта, в котором чувствуется традиция не только пушкинского времени, а скорее даже XVIII века. И вот эта традиция немножко тяжеловесная, с совершенно особенным поэтическим языком, доходит до второй половины XIX века. Удивительная книга и замечательная статья Вадима Перельмутера. Небольшой очерк жизни Петра Андреевича Вяземского и его размышления об особенностях лирики. Я думаю, она многих заинтересует. И, конечно, хочется сказать в очередной раз спасибо издательству "Б.С.Г. Пресс", которое продолжает знакомить нас с именами, вспоминающимися, пожалуй, только в дни юбилея. Как, например, имя Александра Петровича Сумарокова, трехсотлетний юбилей которого так тихо-тихо совсем недавно прошел. Именно в издательстве "Б.С.Г. Пресс" вышел относительно недавно замечательный дом лирики Сумарокова. Еще одна замечательная книга. Но мы теперь уже переходим в другую эпоху – к началу XX века. Это книга о поэте. Роман Тименчик "История культа Гумилева". Как видите, неслучайно на обложке изображен здесь жираф из этого удивительного стихотворения Николая Гумилева. "Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд. И руки особенно тонки, колени обняв. Ты слышишь, далеко-далеко на озере Чад изысканный бродит жираф". Собственно, с обращения к этому стихотворению и реакции современников на это стихотворение и начинается рассказ романа Тименчика о том, каким образом воспринимался Николай Гумилев и его поэзия на протяжении долгого времени. Наверное, я напомню, что поначалу современники, если иметь в виду самое начало XX века и выпуск первых поэтических книг Николая Гумилева, то есть его "Романтические цветы", "Жемчуга", "Колчан", эти поэтические сборники, которые, конечно, привлекали внимание современников. Но иногда отношение к ним было весьма скептичное. И, кстати говоря, долгое время это скептическое или осторожное отношение к лирике Гумилева доминировало во многом. Трагическая гибель, расстрел Гумилева в 1921 году, конечно же, изменили отношение к его поэзии и к его фигуре. Его иногда называли "Русский Киплинг", поскольку эта африканская тема чрезвычайно характерна для раннего Гумилева в первую очередь. Роман Тименчик внимательно собирает самые разные материалы, пародии, перепевы Гумилева, критические статьи, отклики, отношение современников. И прослеживает, каким образом оно менялось на протяжении десятилетий. Поскольку, конечно же, судьба наследия Гумилева во многом трагична. После этого всплеска и особого внимания к его лирике после 1921 года последовали года забвения, когда Гумилев не переиздавался, не печатался. Более того, когда его выбрасывали из библиографий, из библиотечных каталогов, когда его книги было невозможно найти. На моей памяти, когда в музее Александра Сергеевича Пушкина издавался каталог знаменитой ­библиотеки Ивана Никаноровича Розанова… Иван Никанорович – замечательный литературовед, библиофил и собиратель русской поэзии, начиная от Тредиаковского до современности. У него были альбомы с автографами даже Роберта Рождественского, Евтушенко. И, разумеется, в этой библиотеке, одном из самых полных собраний, первых прижизненных изданий русских поэтов были и стихотворения Николая Гумилева. Так вот, когда еще покойной Ксенией Александровной Марцишевской, замечательным лингвистом, долгое время проработавшим в словарной редакции издательства "Советская энциклопедия", которая затем выделилась в издательство "Русский язык", когда она создавала каталог библиотеки Ивана Никаноровича Розанова, сборники Гумилева были из этого каталога исключены. Слава богу, теперь уже есть и второй каталог библиотеки Ивана Никаноровича, где Гумилев и сборники, хранящиеся в розановской собрании, они присутствуют. Так вот, Роман Тименчик таким образом доходит до современности. Более того, нужно отдать должное темпераменту Тименчика, потому что, оказывается, он внимательно относится и к самым последним реакциям на творчество Николая Гумилева, и, в частности, конечно же, упоминает знаменитую битву между рэперами Оксимироном и Гнойным, где, как, наверное, многие помнят, прозвучало стихотворение Николая Гумилева "Слово" ("Дурно пахнут мертвые слова. Чем было когда-то слово"). И Роман Тименчик, оказывается, в курсе того, что происходит просто в нашу актуальную эпоху. Еще один замечательный, удивительный поэт трагической судьбы, еще одна звезда Серебряного века и первой половины XX века, вне всяких сомнений, и один из самых сложных поэтов для понимания и прочтения – это Осип Мандельштам. Собрание его стихотворений (1906-1937), наиболее полное или, во всяком случае, достаточно показательное, презентативное собрание лирики Осипа Мандельштама. Но эта книга любопытна не просто как собрание текстов Осипа Мандельштама, потому что все-таки Осип Мандельштам за последнее время издавался, выходил самыми разными изданиями. И собрание сочинений было Мандельштама, и так далее. Составители этой книги: Максим Амелин, замечательный поэт и, кстати говоря, лауреат премии "Поэт" этого года, издатель, переводчик, литературовед, можно сказать, и историк литературы, и Олег Лекманов, специалист по литературе начала XX века. И главное в этой книге – это не просто тексты Мандельштама, но подробные комментарии к каждому тексту Осипа Эмильевича Мандельштама, которые раскрывают по существу особенности поэтики и особенности поэтических смыслов у Осипа Мандельштама. И поэтому, конечно, у этой книги, с моей точки зрения, достаточно мощная просветительская составляющая, что не исключает точной и внимательной филологической работы. Мало того, что вообще книга сейчас иногда вызывает некоторые подозрения, а книги с комментариям и примечания вообще тяжело читаются и читались все это время, но, тем не менее, такого рода издания, с моей точки зрения, совершенно замечательные. Потому как не может существовать текста, особенно текста, насыщенного самым разнообразным и иногда очень тонким содержанием, вне той традиции комментирования, которая существует уже в русской литературе. Потихонечку мы переходим к поэзии, во-первых, современной, а, во-вторых, несколько отдаляемся от поэзии отечественной. Пока мы пересекаем лишь славянскую границу. Тем более, что речь пойдет об одном из любимых поэтов, например, Иосифа Бродского, которого открыл. Это нобелевский лауреат по литературе Чеслав Милош. В переводе Никиты Кузнецова дана его лирика здесь и представлены тексты на языке оригинала, то есть на польском языке. Но важно, что это за сборник. "На берегу реки" – так он называется. Это сборник, который посвящен одной поездке по существу и рожден одной поездкой Чеслава Милоша. Я напомню, что Чеслав Милош и детство, и юность провел в Литве. И спустя 50 лет после отсутствия в Литве он возвращается в 1992 году, он вновь посетил Вильнюс, посетил места своего детства и своей юности, и так в результате возник сборник этих стихотворений. И, конечно же, это размышления о жизни вообще. Вот этот элемент размышления, ретроспекции, река времени, которая возвращает поэта обратно к истокам и заставляет его взглянуть, во-первых, несколько иначе на то, что изменилось в мире вообще и в его жизни в частности, составляет такой лейтмотив лирики Чеслава Милоша. В предисловии Никита Кузнецов пишет, насколько сложно переводить Чеслава Милоша просто в силу лингвистических, языковых особенностей. Нужно вспомнить, что все-таки в польском языке фиксированное ударение. Именно поэтому силлабические стихотворения, то есть строчки, которые согласуются в первую очередь по количеству слогов, а не по количеству ударений, так с трудом или так своеобразно приживались на российской почве. А мы помним, что со времени Симеона Полоцкого и дальше Кантемира, вплоть до Тредиаковского, вплоть до поэтической реформы Тредиаковского и Ломоносова, силлабическое стихосложение преобладало, в частности, и в российской светской поэзии. Но фиксированное ударение в польском языке создает совершенно иную гармонию. И Чеслав Милош, надо сказать, довольно скептически относился к русским переводам своих стихотворений, притом, что он по-русски читал. И, в общем, не очень любил об этом говорить. И поэтому перед переводчиком стояла довольно сложная задача: каким образом, не разбив строя стихотворения оригинального, представить его в благозвучном или, по крайней мере, аналогично звучащем или приближенно звучащем на русском языке. Юрий Коваленко: У вас есть примеры, наверное, да? Николай Александров: Да. Я хотел привести небольшой пример, чтобы вы понимали, каким образом эти стихи преображаются русским языком. К тому же нужно учитывать, что это белый стих, нерифмованный. Иногда Никита Кузнецов все-таки делает усилие, для того чтобы показать особенности поэтические, иногда он прибегает к рифмам. Вот я прочитаю коротенькое стихотворение, совершенно удивительное. Называется она "Стена музея". К тому же это стихотворение оправдывает само название – "На берегу реки". Поскольку имеется в виду не только река. В этом стихотворении река становится метафорой, потому что речь идет о городе. Это был вид реки, оттиснутой в камне. Ствол суковатого русла, ветки притоков. Словно хотели соединить деревья С быстрыми водами - лучшие вещи на свете. Мраморные плиты, облицовки фасада Высились над равниной гниющих улиц, Одинаковых, бесконечных, за горизонт уходящих, Где среди тлеющих свалок, в проказе разрухи Мыкаются бедняки, убивающие друг друга, Ездят полицейские с оружием наготове. Когда автобус вез нас в музей на действо, Снаружи, за окнами, слышались шум и ругань, А встретили нас тишина и улыбка. Чеслав Милош, "На берегу реки" в переводе Никиты Кузнецова. Ну, и в заключение хотел я представить еще одну книгу. Я думаю, имя гораздо в меньшей степени известное, нежели даже имя Чеслава Милоша, хотя бы потому что Михаэль Крюгер и его книжка "Под свободным небом" – не нобелевский лауреат, хотя человек достаточно известный в Германии, не просто как поэт, но еще и как издатель, поскольку он долгое время возглавлял одно из крупнейших немецких издательств – издательство "Ханзер". Это сборник его стихотворений, его лирика, с добавлением его эссеистики. И здесь важно имя переводчика, поскольку перевел эту книжку Михаэля Крюгера Вячеслав Куприянов. А Вячеслав Куприянов известен у нас в первую очередь как один из мастеров верлибра – свободного стиха, того самого стиха, который с большим трудом приживается на российской почве, поскольку все-таки традиционно для нас стихотворение – это размер (даже не ритм) и рифма. Вячеслав Куприянов – один из тех, кто достаточно давно обращается к свободному стиху, который все-таки для большей части аудитории… Быть может, это проза, да и плохая, кстати, если перефразировать слова классика, но такое отношение доминирует. В данном случае, конечно же, некоторые стихотворения Михаэля Крюгера, безусловно, вписываются в эту традицию свободного стихосложения, когда совершенно по-другому организуется поэтический текст, и когда ритм меняется, и когда рифма отсутствует. И поэтому, конечно же, работа Вячеслава Куприянова в этой области свободного стихосложения здесь ему пригодилась, вне всяких сомнений. Но главное, как мне кажется, в этой поэтической книжке – это не только непривычный нам строй, стихотворный или лирический, а главное, что это стихотворения, которые иногда напоминают философские эссе, рассуждения о поэзии. Два прозаических текста, которые обрамляют эту книгу, как раз этому посвящены. Михаэль Крюгер во многом и в своих стихотворениях, и в этих эссе говорит о некотором кризисе поэтического слова вообще, с его точки зрения. Поэтическое слово как будто вытесняется историями, блокбастерами, бестселлерами, напряженным, динамичным, увлекательным сюжетным чтением. Когда собственная история, собственные приключения, мелькающие образы и картинки завораживают читателя, и он меньше внимания обращает на собственный язык. Так вот, эти стихотворения Михаэля Крюгера – это во многом защита собственно поэтического слова, поскольку, говоря словами Иосифа Бродского, который, кстати говоря, цитируется Михаэлем Крюгером, именно в поэзии язык и сохраняется прежде всего. Потому что именно поэзия раскрывается таинства языка, тайные секреты, и благодаря поэтическому слову язык живет и развивается. Поэтому для Иосифа Бродского, конечно же, среди литераторов поэт – главное лицо. Такие поэтические книги я бы хотел сегодня представить, несмотря на то, что начали мы с такой прозаической темы. Если у нас остается время, может быть, нам кто-нибудь еще подскажет какие-нибудь книги. Ольга Арсланова: Да. Зрители интересуются, писали ли вы сами. Николай Александров: Мне кажется, что каждый филолог пишет стихи. Ольга Арсланова: Хотя бы раз. Николай Александров: С этого все начинается. Хотите, я прочту собственное стихотворение? Юрий Коваленко: С большой радостью. Ольга Арсланова: Мы очень хотим. Николай Александров: Оно, тем более, коротенькое, четверостишие. Когда красавица младая Внушает сладострастья яд, Ты, как Адам, бежишь из рая, Или, как Данте, сходишь в ад. Не хочется на этом завершать, но, тем не менее, это ответ на вопрос телезрителя. Ольга Арсланова: А мы уходим из эфира. Уж не знаю, для кого это рай, для кого ад. Но нам тут нравится. Вернемся обязательно. Спасибо. Это была рубрика "Порядок слов". Николай Александров: И не только со стихами. Ольга Арсланова: Николай Александров. Юрий Коваленко: Спасибо. Ольга Арсланова: Спасибо вам большое.