Светлана Кайдаш-Лакшина: Владимир Лакшин считал русскую литературу государствообразующей

Гости
Светлана Кайдаш-Лакшина
член Союза писателей (г. Москва)

Ольга Арсланова: Ну а сейчас наша постоянная рубрика, и только что вы увидели…

Константин Чуриков: Увидели Николая Александрова.

Ольга Арсланова: …ведущего этой рубрики Николая Александрова. Здравствуйте, Николай.

Константин Чуриков: Здравствуйте.

Николай Александров: Здравствуйте.

Ольга Арсланова: Сегодня рубрика посвящена Владимиру Лакшину, русскому литературному критику, литературоведу, прозаику, мемуаристу и, по-моему, заму главного редактора "Нового времени", я ничего не путаю?

Константин Чуриков: "Нового мира".

Николай Александров: "Нового мира".

Ольга Арсланова: Да.

Николай Александров: Но после этого был еще и журнал "Знамя" и, наконец, главный редактор журнала "Иностранная литература" до 1993 года, в июле 1993 года Владимир Яковлевич скончался, в этом году 25 лет со дня его смерти. И в этом же году 6 мая, то есть буквально на следующей неделе исполняется 85 лет со дня его рождения.

Надо сказать, что вообще Владимир Яковлевич Лакшин и его книги, статьи, вообще его творчество для меня имеют такую необыкновенно личную окраску. Во-первых, потому что мои родители учились на одном курсе с Владимиром Яковлевичем Лакшиным.

Ольга Арсланова: Ага, вот почему у нас сегодня тема такая.

Константин Чуриков: Во-вторых, вы литературный критик, он литературный критик.

Николай Александров: Ну это да, я уже не говорю об этом. Но это 1955 год выпуска, один курс филологического факультета, который заканчивали мои родители и в частности Владимир Яковлевич Лакшин, хотя были и другие не менее замечательные люди. И в дальнейшем, собственно, жизнь и творчество Владимира Яковлевича были связаны со многими знаковыми вещами для меня. Когда я учился на филологическом факультете, со мной на курсе учился сын Владимира Яковлевича Лакшина Сергей, и я хорошо помню, как мы встречались с ним в небольшой квартире неподалеку от Пушкинской площади и неподалеку от дома Сухова-Кобылина, которого, как известно, обвиняли в убийстве, и читали стихотворения Бродского. Сергей Лакшин был большим почитателем Бродского, а все-таки это конец 1970-х гг., когда творчество Иосифа Александровича еще не имело в России такого безусловного признания, как сегодня.

В свое время мой отец говорил мне, что среди его сверстников и среди тех людей, которые заканчивали филологический факультет в 1955 году, наиболее талантливыми публицистами считались Владимир Лакшин и Марк Щеглов, который рано скончался, о котором сейчас уже мало кто помнит. Ну и действительно в 1960-е гг. имя Владимира Лакшина было непосредственно связано с "Новым миром", потому что он был как раз заместителем Твардовского, и многие знаковые события в "Новом мире" проходили при непосредственном участии Лакшина. А именно: публикация "Одного дня Ивана Денисовича" и "Матренина двора" Александра Исаевича Солженицына. Впоследствии, чуть позже, когда Солженицын написал свою занятую книгу "Бодался теленок с дубом", где он выяснял отношения с Твардовским и редакцией "Нового мира", Лакшин вынужден был ему ответить, потому что он защищал и Твардовского, которого… Он не мог смириться с тем, что Солженицын обвинял Твардовского в трусости, и вот защищал и Твардовского, и редакцию "Нового мира" того времени.

Но в дальнейшем был еще целый ряд знаковых событий для меня и в культурной жизни советской эпохи тогда. В 1967 году в журнале "Москва" впервые был опубликован роман "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова, который очень быстро стал необыкновенно популярным. Тогда еще не чтение, потому что я еще помню вот эти выдерки из журнала "Москва", которые заменяли настоящую книгу, потому что опубликован был роман, в общем, спустя какое-то довольно серьезное время. И одна из первых статей, которая была посвящена этому роману – "Мир "Мастера и Маргариты" – была написана Владимиром Яковлевичем Лакшиным, и в частности, вся эта мифология, все, что связано со свитой Воланда, кто такой Бегемот, откуда вот эти вот рыцари и прочее, впервые довольно подробно написал Владимир Яковлевич…

Ольга Арсланова: Пояснения для аудитории.

Николай Александров: И в дальнейшем, конечно же, он занимался и творчеством Булгакова, во-первых, конечно же, в связи с театром и в связи с театральными пьесами, но и в связи с его романами. Он встречался с Еленой Сергеевной Булгаковой, был одним из тех, кто действительно знакомил российского, советского читателя с произведениями Булгакова, тем более что после того, как "Мастер и Маргарита", этот роман был опубликован, он подвергся такой довольно жесткой критике. Например, там был такой критик Мечин, который писал, что Булгаков уступает в художественном мастерстве другим советским писателям, которые, опираясь на метод социалистического реализма, изображают, соответственно, советскую действительность, такого рода отзывы тоже были.

Еще одна чрезвычайно важная для меня книга, важная появилась уже в конце 1970-х гг., была посвящена Островскому – это выход огромного тома биографии и анализа творчества Островского. Это книжка, которая читалась совершенно иначе, потому что Островский как будто раскрывался перед читателями с совершенно иной стороны. И дело даже не только в том, что биография Островского была подробно в этой книге изложена и разобраны его пьесы. Во-первых, читатель узнавал впервые, что такое театр Островского, и целый ряд имен важных, начиная от Щепкина и завершая Провом Садовским, об этом было рассказано совершенно удивительно. Фигуры, которые окружали Островского – например, открывалась эта книжка совершенно фантастическим очерком Замоскворечья, с которым непосредственно связан Островский, а рядом с Замоскворечьем появлялись фигуры Аполлона Григорьева и Фета.

Аполлон Григорьев писал: "Кто не знает Таганки и Замоскворечья, тот не знает Москвы". В дальнейшем Аполлон Григорьев стал одним из страстных почитателей Островского и одним из замечательных критиков. И Аполлону Григорьеву в этой книге посвящена одна из блестящих статей, тем более что эта фигура была наполовину забыта просто в силу того, что Аполлон Григорьев в общем в советской критике занимал такое несколько неоднозначное положение. Потому что, с одной стороны, он вроде бы такой из себя страстный романтик, с другой стороны, почвенник; его связи со Страховым и совершенно особенные взгляды на критику, сложное отношение к так называемым критикам-демократам – все это делало его не очень привлекательной фигурой. И во многом благодаря Владимиру Яковлевичу, конечно же, Аполлон Григорьев неожиданно зазвучал, и в частности, стихи там тоже разобрал Лакшин. Но мы-то знаем Аполлона Григорьева прежде всего благодаря "Цыганской венгерке", наверное, если уж говорить об Аполлоне Григорьеве, то не критик, а вот "Две гитары за стеной", вот, наверное, с чем в первую очередь связывается эта фигура.

Наконец, в дальнейшем, если опускать редакторскую деятельность Лакшина, в 1980-е гг., конечно же, это его удивительные фильмы, которые показывались по телевидению. Это фильмы, снятые вместе с Юрием Яковлевым – "Путешествие к Чехову", совершенно фантастическое документальное кино, которое в равной степени рассматривало и жизнь Чехова, разумеется, начиналось это путешествие в Таганроге, но и театр Чехова, который Лакшина волновал не меньше. Вообще с театром связана большая часть его жизни, с великими актерами (Яншиным, Раневской и так далее).

Ну и, наконец, последние годы его были непосредственно связаны вновь с журналами. Он возглавил журнал "Иностранная литература", и в этот момент как раз дизайн журнала "Иностранная литература" изменился, и некоторые номера у меня, например, хранятся до сих пор – например, номер "Иностранной литературы", посвященный немецкому экспрессионизму. Все это, конечно, то есть литературе начала века, 1910-1920-х гг., где печатались, например, Майринк, Густав Майринк совсем уж странная фигура, только-только он начинал появляться. И как мне кажется, это действительно было такое изменение в политике толстых журналов во многом, и сама "Иностранная литература" воспринималась несколько иначе.

Так что действительно Владимир Яковлевич, как вы видите, довольно разнообразная фигура, связан и с публицистикой, и с критикой, с именами Островского, Булгакова, замечательная книга, двухтомник "Толстой и Чехов" не менее важная вещь. И кстати говоря, мой научный руководитель, если уж говорить о личном, Александр Михайлович Бокучава, у которого я писал дипломную работу в университете, его научным руководителем был как раз Владимир Яковлевич Лакшин. Так что, видите, здесь все в один круг как бы складывается.

Ольга Арсланова: А его книги вы бы кому сегодня порекомендовали? Насколько они для массового читателя? Для всех?

Николай Александров: Я думаю, что Лакшин с этой удивительной школой внятного, пространного, умного, интеллигентного, вне всякого сомнения, но не заключенного в такой мундир научно-филологического слова, конечно же, раскрывает и мир литературы, и мир филологии для очень многих.

Константин Чуриков: Вы знаете, я почитал в Интернете фрагмент его предсмертной статьи "Россия и русские на своих похоронах", это 1993 год, кажется. Я прямо процитирую: "В изнурительной полемике "патриотов" и "демократов" все более поляризуются ценности либерального "цивилизованного мира", западного понятия о свободе – и представление как об исходной ценности о своей стране – отчизне, родине. Эта дилемма мне кажется ложной: я не мыслю родины без свободы, но и свободы без родины". И он подытожил эту статью…

Николай Александров: Да, это особая совершенно… Это уже характеристика взглядов Лакшина, который, с одной стороны, безусловно, был европейски ориентированным человеком, и это подчеркивается во многих его статьях. Ну вот "От Тредиаковского до Твардовского" называется том, который, в общем, вышел совсем недавно, я думаю, мы о нем еще поговорим спустя какое-то время. Помимо того, что Василий Кириллович Тредиаковский конечно же, фигура XVIII века, мало известная читателю, но возвращаясь как раз к Европе и России – о чем пишет Лакшин? Он пишет о довольно редкой книжке, которую не каждый филолог знает, а именно это биография Фрэнсиса Бэкона, которая была с французского переведена на русский Тредиаковским, а также краткое изложении философии Фрэнсиса Бэкона тоже в переводе Тредиаковского. То есть иными словами, эти европейские корни и связи, неслучайно Лакшин возглавил все-таки журнал "Иностранная литература", для Лакшина чрезвычайно важны. Но это с другой стороны; с другой стороны, такие слова, как "русский", "русскость" и так далее, "русская почва"… Как только он сталкивался с тем, что они вызывают, в общем, какую-то странную реакцию, иногда даже что-то вроде стыда и так далее, это тоже вызывало у него странную реакцию недоумения. Многие его работы, тот же самый Островский, театр Островского, Аполлон Григорьев, непосредственно связаны с русской почвой. И поэтому Лакшин занимал такую равновесную позицию: действительно, с одной стороны, свобода, но с другой стороны, ощущение причастности к русской культуре, русской истории не менее важно было для Владимира Яковлевича Лакшина.

Ну а в этот том, который действительно называется "От Тредиаковского до Твардовского", вошли как раз статьи, посвященные тем авторам, которыми Владимир Яковлевич занимался на протяжении жизни, я их уже назвал. Здесь, конечно же, есть раздел, посвященный Пушкину, есть раздел, посвященный Толстому, а Толстой был очень важный писатель в жизни Лакшина; есть статьи, посвященные Чехову. "Театр Островского" – так называется еще одна из статей, которая связывает Владимира Яковлевича Лакшина с творчеством этого драматурга; Булгакову, наконец, посвящены несколько статей здесь; и завершается этот том статьями, посвященными Александру Трифоновичу Твардовскому.  Поэтому, в общем, этот том дает представление о Лакшине. И еще раз повторюсь, он пишет, с одной стороны, очень важные вещи, раскрывает очень важные вещи у русских писателей сложных. Но с другой стороны, это умение свободно, легко и занимательно говорить на филологические, литературные темы отличает Лакшина, и поэтому, конечно же, этот случай критика и филолога, которого можно порекомендовать самой широкой публике и самой широкой аудитории.

Я хочу сказать, что составитель этого тома, Светлана Николаевна Кайдаш-Лакшина, вдова Владимира Яковлевича, я так понимаю, что, может быть, через некоторое время мы сможем связаться…

Константин Чуриков: Уже есть на связи Светлана Николаевна. Светлана Николаевна, здравствуйте, добрый вечер.

Светлана Кайдаш-Лакшина: Добрый вечер.

Николай Александров: Светлана Николаевна, здравствуйте.

Светлана Кайдаш-Лакшина: Здравствуйте, Николай.

Николай Александров: Может быть, вы скажете несколько слов, как собирался этот том, по каким принципам и в чем все-таки… Владимир Яковлевич представлен самыми разными изданиями, в чем для вас ценность этой книги?

Светлана Кайдаш-Лакшина: Николай Дмитриевич, во-первых, я должна вас поблагодарить за ваш чудесный рассказ и анализ творчества Владимирович Яковлевича. Потому что действительно он так разнообразен, что не всегда поддается, понимаете, анализу: одни устремляются в одно, другие в другое направление, и часто это выходит однобоким за счет другого. А вот вы как-то смогли охватить ширь его.

Знаете, он действительно жил широко и говорил, что ему скучно заниматься одним делом, поэтому он всегда занимался тем, что его увлекало. Собирая этот том, я как раз думала… Вы, перечисляя, не назвали здесь еще Достоевского.

Николай Александров: Да, это неожиданно, кстати, применительно к Лакшину, может быть, неслучайно я и не назвал.

Светлана Кайдаш-Лакшина: Да-да. Здесь вот статья его, я включила, которая была совершенно не прочитана нашим обществом, "Суд над Иваном Карамазовым". Потому что она была написана после того, как разогнали журнал "Новый мир", ему запретили писать и про русскую классику, и про современную литературу. Он тогда занялся переводом на русский язык писем Тургенева, 25 писем он перевел к Полине Виардо, вот такой факт его биографии был. И эта статья была напечатана сначала в "Просторе", потом в "Европейском журнале". И вот я, собирая эту книгу, как раз думала о молодом читателе, понимаете? Я очень страдаю от того, что сейчас наши молодые, школьники и студенты, уже они как-то, знаете… Вот я знаю, один литературный деятель даже сказал, что его студенты воспринимают русскую литературу как иностранную, понимаете?

Николай Александров: Но все-таки разные бывают, Светлана Николаевна. Я понимаю, что, наверное, не все прямо бросаются на изучение русской классики…

Константин Чуриков: Не могут понять во всяком случае, что писал автор, что за слова такие непонятные.

Светлана Кайдаш-Лакшина: Да. А Владимир Яковлевич считал, что вот и литература, и русская культура государствообразующие. У него даже было такое пророчество, что культура и экономика – это сообщающиеся сосуды, и как танцует балерина, так и шахтер в шахте работает. И мы это видим, потому что, знаете ли, у нас дают культуре 1%, но и экономика дает 1%, понимаете? Вот так вот дадут культуре 10%, и Владимир Яковлевич считал, что будет и экономике 10%.

Николай Александров: Светлана Николаевна, таким образом, книжка Владимира Яковлевича – это в каком-то смысле вклад в российскую экономику, я так понимаю?

Светлана Кайдаш-Лакшина: Ну в общем говоря да.

Константин Чуриков: Отложенный вклад.

Светлана Кайдаш-Лакшина: Понимаете, это вот выход какой-то широкой мысли, понимаете? Он очень заботился, и в журнале "Новый мир" они этим были озабочены, чтобы люди мыслили, чтобы они были широкими. Помните, как у Твардовского: "Где бы я ни был, стою В центре вселенского мира". Вот Владимир Яковлевич всегда стоял в центре вселенского мира. И вот собирая эту книгу, я как раз хотела показать главный корпус его статей, которые связаны очень друг с другом и отражают основные такие его страсти, любовь в русской литературе: это и Пушкин, и Достоевский, и Островский, и Толстой, и Чехов, Булгаков. Елена Сергеевна говорила ему: "Ах, Владимир Яковлевич, как бы Миша с вами дружил".

Николай Александров: Светлана Николаевна, спасибо вам огромное за это представление книги. Огромное спасибо. Я думаю, что действительно этот том очень многих интересует. Светлана Николаевна Кайдаш-Лакшина рассказывала об этом томе, собственно, Светлана Николаевна и сделала ее, она вполне доступная, я думаю, многих заинтересует. Мне же, наверное, остается только сказать, что действительно с именем Владимира Яковлевича связана не только такая большая русская литературная традиция, но и большая театральная традиция, о чем я сказал. И неслучайно целые актерские династии, у Лакшина есть статья, как он связан с театральным миром. Так вот имя Лакшина позволяет вспомнить еще и великих деятелей российского театра. И я думаю, что издания, которые представляют как раз театральные, театроведческие работы, интерес Лакшина к театру, – это одна из тех книжек, которая тоже будет читаться с большим удовольствием, она восстанавливает в нашей памяти имена очень многих великих актеров.

Константин Чуриков: Ну и вот теперь вы, дорогие зрители, знаете о еще одной замечательной книге.

Спасибо большое. У нас в студии был литературный критик Николай Александров. Буквально через 3 минуты большой выпуск новостей на ОТР, а потом уже через полчаса мы к вам обязательно вернемся, смотрите ОТР.

Ольга Арсланова: Спасибо большое. До встречи.