"Молодые люди не знают, чего хотят, но полны решимости добиться этого". Федерико Феллини Николай Матвеев: Здравствуйте! На Общественном телевидении России программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Николай Матвеев. И вот о чем предлагаю поговорить сегодня: В Государственной Думе решили, что пора активизировать работу с подрастающим поколением, и готовят новый законопроект о патриотическом воспитании. Некоторые эксперты считают: в стране выросло и заявило о себе новое поколение активных молодых людей, у которых свои представления о политике, социальной справедливости и патриотизме. Какой будет молодежная политика государства в новых условиях? Николай Матвеев: Но есть еще и другие эксперты, которые считают, что никакой молодежной политики у нас в стране нет. Есть внешний политический курс, есть экономическая политика, а вот с молодежной мы как-то подотстали. Действительно ли это так? Сегодня и будем выяснять мы в программе "ПРАВ!ДА?". Виктор Петрович, как вы считаете, молодежная политика в государстве есть? И самое главное – если она есть, есть ли плоды какие-то? Виктор Водолацкий: Государственная молодежная политика – она существует. Есть концепция, есть стратегия. Самое главное, что она не охватывает всю нашу молодежь, она не охватывает всех тех, которые сегодня хотят что-то новое познать, узнать, изменить. И большей части молодежи это неинтересно. Поэтому на сегодняшний день закон, проект закона "О патриотическом воспитании граждан России" – он необходим, он востребован обществом, в том числе и молодыми людьми. Я являюсь еще председателем Комиссии по духовно-нравственному и патриотическому воспитанию детей и молодежи Совета при президенте по межнациональным отношениям. Данная комиссия как раз и призвана отрабатывать всю ту методологию, все те направления и все то, что необходимо сегодня молодежи. Наша комиссия (а их четыре всего лишь в совете), она самая активная, потому что мы привлекаем для участия в своей работе все патриотические клубы, центры, которые разбросаны во многих уголках нашей России. Там, где сегодня нет помощи ни от администрации, ни губернатора, ни школы, а там, где есть человек, которому небезразлична судьба молодых людей, и он с ними занимается – но занимается не в шикарных спортивных клубах, не в шикарных условиях, а в подвальных помещениях, на улице. Потому что в большей степени все, что раньше было муниципальной собственностью, там, где занимались дети, – к сожалению, сегодня там гипермаркеты, разные лавочки, разные другие моменты, которые не связаны с молодежью. Николай Матвеев: Спасибо. Виктор Водолацкий: Поэтому закон сегодня Молодежным парламентом России и молодежными организациями… По всей территории Российской Федерации проходят так называемые общественны слушания. Мы смотрим реакцию молодых людей по принципу: "Если ты хочешь что-то сделать для молодежи, ты сначала выясни: а надо ли это молодежи, желает ли молодежь видеть такой закон?" Николай Матвеев: Ну, это очень важная мысль вообще. Да, действительно, когда садишься и начинаешь заниматься молодежной политикой, нужно хотя бы разобраться: а что нужно молодежи? Артем, вот вы как считаете, что нужно современной молодежи? И есть ли понимание у власти, что действительно важно для них? Артем Лоскутов: Ну, молодежь разная. Мне вот 30 лет. И я уже, как мне кажется, не очень молодежь и не всегда понимаю, что нужно 16-летним, 18-летним людям. И я бы не стал за них сейчас ничего отвечать. Я понимаю, что сейчас все разговоры пошли про молодежную политику после выступлений 26-го марта, когда много школьников, студентов вышли на митинги против коррупции, и теперь нужно чем-то эту молодежь занять. Мне кажется, что нужно решить первоочередную проблему, которая вывела этих людей на улицы, а с молодежной политикой, как обычно, разберутся в последнюю очередь, если дойдут до нее руки. Виктор Петрович, мне кажется, правильно сказал, что есть какие-то молодежные организации, кто-то с кем-то работает, но действительно этим, может быть, охвачено 5% молодых людей – только тех, которые существуют в системе и внутри, в такой замкнутой субкультуре варятся и делают. А я, например, не сталкивался вообще ни в каком виде. Вот со мной, например, если говорить… Я занимаюсь искусством, и институциональная какая-то поддержка от организаций частных появилась после 30. До этого, мне кажется, просто негде было ничего подобного искать, например, в Новосибирске. То есть там одно время были НКО, но они работали от западных фондов, которые теперь из страны ушли. И в этой сфере ничего нет. Если бы этим занимались, не знаю, вот я бы почувствовал, я мог бы за это сказать. Николай Матвеев: Валерия, то есть правильно ли я понимаю, что проблема в том, что молодежь разная, и канализировать ее энергию в какое-то единое русло – хотя бы сформулировать, а что же представляет из себя наша молодежь и как с ней контактировать, налаживать диалог – пока у нас такого инструмента нет? Или он есть, но просто мы этого не делаем? Сейчас будет предложена очередная концепция, которая якобы нужна молодежи. И опять ее не услышат. Надо поддерживать молодежные инициативы, не придумывать сверху, что надо молодежи. Валерия Касамара: Нет, Николай, мне кажется, здесь ничего сложного-то нет. Просто Виктор Петрович говорит про то, что предпринимаются очередные попытки, и сейчас эти попытки называются "патриотическое воспитание". Я здесь не совсем согласна с Артемом, что 26 марта явилось таким вот триггером для того, чтобы начать заниматься патриотическим воспитанием в том числе, потому что если посмотреть на события последних месяцев, то только ленивый, по-моему, не обсуждал, как надо сделать нашу молодежь патриотичной. Это и Государственная Дума, это и Московская городская дума. Артем Лоскутов: Ну, это "одно из". Это другая сторона просто. Валерия Касамара: Нет, здесь вопрос не в этом. Просто мне кажется, что сейчас будет предложена очередная концепция, которая якобы нужна молодежи. И опять ее не услышат. И мне кажется, что на сегодняшний момент надо было бы поддерживать те инициативы молодежные, про которые, например, говорит Артем. То есть не придумывать сверху опять же, что надо молодежи… Николай Матвеев: А подхватывать инициативы снизу. Валерия Касамара: А подхватывать. То есть это нормальный grassroots, как в любой демократической стране, когда мы понимаем, что есть начинание, которое нуждается в поддержке, а потом уже… И более того, когда помогаешь этому начинанию – ничего не требовать взамен. Не требовать, чтобы они были патриотами. Не требовать, чтобы они ходили на демонстрации. Не требовать, чтобы они были определенной политической окраски. То есть вы делаете хорошее дело, и не важно, в какой это будет отрасли или в какой сфере. Это может быть музыка. Это может быть спорт. Это может быть все что угодно. Помогите. А потом они сами решат по поводу своей политической позиции, по поводу того, кого они любят, а кого они не любят. Потому что у нас получается, что ресурсы мы выдаем тем, которые нам должны чего-то взамен. То есть они должны быть либо политически корректными, либо политически правильными. То есть мы что-то просим взамен. Не надо просить. И с патриотизмом самое страшное что происходит? Он, конечно, необходим. Но, по результатам исследованиям, современная молодежь считает, что патриотизм – это нечто, что было в прошлом. И когда их спрашиваешь: "А вот назови, пожалуйста, патриота, кого-нибудь", – то они обязательно назовут человека, который умер. И поэтому, если человек умер, борясь за страну, защищая страну в войну, он – патриот. А когда у вас мирное небо над головой, они почему-то не видят патриотов здесь и сейчас. И поэтому патриотами становятся люди по должности. То есть, например, Путин – патриот, потому что, занимая такую должность, нельзя не быть патриотом. А вот если вокруг себя, то они этого не видят. И когда государство их начнет опять делать патриотами, то мне кажется, что они разойдутся, и их воздушные коридоры будут параллельными. Государство будет говорить то, чего они не услышат, потому что эти мысли им чужды. И в этом, мне кажется, главная проблема и всех предыдущих концепций молодежной политики. Николай Матвеев: Денис, есть мнение… Денис Зоммер: Я здесь категорически не соглашусь – по простой причине. Николай Матвеев: Пожалуйста. Денис Зоммер: Ситуация 2014 года подтвердила, что многие молодые люди откликнулись на то, что на нашей братской Украине начало происходить. Многие люди поехали в Донбасс. Тут в стороне не была и наша организация, она принимала активное участие и в гуманитарной помощи, и в прочих вещах. Что это как не акт патриотизма? Это с одной стороны. С другой стороны, я на самом деле не стал бы рассматривать молодежную политику как нечто отдельное вообще от любого политического пространства, прежде всего общеполитического пространства. Почему? Потому что "молодой человек, – есть известное высказывание, – является барометром революции". Так говорил Троцкий. Николай Матвеев: Лев Троцкий говорил, да. Денис Зоммер: И то, что сейчас мы наблюдаем, на самом деле является даже не лакмусовой бумажкой, а последним китайским предупреждением. Перед чем? Я поясню тут свою позицию. На самом деле у молодежи… Да что говорить про молодежь? У многих людей в нашем обществе, к большому сожалению, отсутствует образ будущего, потому что ни айфон, ни хорошие джинсы, ни колбаса, которая есть и в магазине, и на прилавках, не могут человеку сказать о тех ценностях, которые он должен ощущать. В процессе… Николай Матвеев: Простите, вот я рос в 90-е… Денис Зоммер: Я понимаю. Я тоже рос в 90-е. Николай Матвеев: У меня тоже не было никакого образа будущего. Денис Зоммер: Николай, если позволите… Я просто пытаюсь закончить мысль. Ситуация такова, что когда человек не видит всего этого, когда ему предлагают исключительно ходить, выражая свой гражданский долг, на выборы, при этом он уже внутри себя понимает, что за него где-то что-то решили, и вот от этого акта по большому счету его будущность не зависит… Дошло до того, что люди, молодые семьи… Вот кто выходил на эти акции 26-го числа? Я наблюдал, я не участвовал 26-го числа в Ленинграде на такой акции. Приходили молодые семьи с колясками, с детьми. То есть у людей есть внутренняя потребность на то, чтобы либо государство дало четкий ответ, что оно хочет получить и какой образ будущего оно готовит, либо следующее, что придет на это место. И я захожу чуть позже в тот же город Ленинград, где произошло страшное событие. И виновником, по предварительной версии следствия, является тоже молодой человек, у которого образ будущего был не в каком-то светлом эквиваленте… Николай Матвеев: Ну, мировой терроризм, скажем так, он вообще молодой. Денис Зоммер: Он вообще молодой, да. И у него образ будущего был не в светлом эквиваленте, а в том, что будущее – это светлое средневековье, ради которого, ради откровенных заблуждений можно отдать свою жизнь и унести совершенно бессмысленно жизни десятков человек. Вот к чему по сути сейчас подводит государство. Что же касаемо молодежной политики и патриотизма – вот эти все вещи не новы. Последние лет двадцать пытаются принять в Государственной Думе закон о молодежи. И каждый раз каждый созыв его поднимает, обсуждает и не принимает. С одной стороны, он отчасти не нужен, но всегда в любых подобных обстоятельствах это очень хочется всем обсуждать. Поэтому я бы на самом деле, говоря о молодежной политике, ни в коем случае не уводил бы ее за пределы обсуждения в целом проблем, потому что они в нашей стране есть. И люди выходят на улицы пока не потому, что у них голод в животе, а потому, что нет образа будущего. И этот образ будущего, если не даст государство, если не дадут общественные организации и институты гражданского общества, дадут те, кто сейчас ведут войну против мирного населения Сирии и Донбасса. Николай Матвеев: Александр, вы согласны, что молодежь выходит на улицы и вообще какие-то протестные нотки в ее поведении появляются в связи с тем, что нет действительно образа будущего? Если согласны, то тогда каким этот образ был, например, в девяностые и в нулевые? Александр Замятин: Понимаете, в том, что озвучено, я вижу очень важную проблему. В Государственной Думе всегда готовы говорить о молодежной политике, так как будто бы молодежь – это такая корректная социологическая категория, и так как будто бы молодежь вся думает примерно одинаково, и ее надо просто опросить и затем провести какую-то политику. Но при этом не готовы в Государственной Думе говорить о социальной политике. Ведь Виктор Петрович очень правильно сказал, что есть очень много людей, которым в России не доступны дорогие фитнес-центры, дорогие места для досуга. Дорогие в том смысле, что их кошелек их не потянет. Так тогда давайте говорить не о молодежной политике какой-то специфической, а о социальной политике. Давайте говорить о том, почему в России медианная зарплата 25 тысяч рублей, почему такой МРОТ и так далее. Денис Зоммер: Есть и меньше. Есть и 15, и 10 в регионах. Александр Замятин: Да. Я беру среднюю по стране. Да, есть и меньше. Есть Республика Дагестан и так далее. Поэтому говорить о молодежи… Николай Матвеев: То есть вы считаете, что молодежные проблемы созрели не именно в молодежной среде, которая вообще не сформулирована никак, не окрепла даже так, чтобы ее можно было увидеть, а это результат, скажем так, перманентных вообще проблем общества – социальных, экономических проблем, да? А молодежная – это только отголосок? Александр Замятин: Ну, называть перманентными… Виктор Водолацкий: У нас проблема, я согласен на сто процентов: у нас нельзя сегодня говорить о молодежной политике узконаправленно. И здесь с каждым соглашусь. Только к Артему немножко бы добавил. Не 5%, а 2% всего лишь молодежи активно занимается в различных мероприятиях. У нас нет закона о молодежной хирургии, о молодежном аграрном секторе. И молодежной политики не должно быть. Должна быть политика государства по отношению к молодежи. И закон, над которым я работаю… Кстати, уже скоро будет год. Почему? Я объясню. И рабочая группа наша не с 26 марта связана, а с тем, что как раз, когда мы отдали на проработку именно молодежным студенческим организациям, то закон начал расти, как такой огромный-огромный трехтомник, потому что каждый хотел добавить что-то новое. И последнее заседание рабочей группы, которое прошло неделю назад, где мы получили еще раз от всех молодежных лидеров предложения и пожелания. И мы решили – ставим табу, точку, дорабатываем как есть вот эти 6 глав, 42 статьи. И в конце апреля этот закон… Это закон "О патриотическом воспитании граждан России". Не молодых людей, а граждан России. У нас проблема возникла в 90-х годах, когда маятник качнулся вправо и разрушил ту идеологию, которая была в Советском Союзе. И вот на этом поле у нас вырос чертополох. У нас был принцип "бери сколько хочешь и беги куда хочешь". Идеологии и воспитания не было. И когда… Артем Лоскутов: А сейчас будет идеология? Виктор Водолацкий: И когда мы от именно комиссии предложили молодым людям, студентам поучаствовать в конкурсе сочинений-эссе на тему "Жить по совести во благо Отечества" (как одна из идеологий воспитания граждан России), нам прислали сочинений 3650 человек. Можете зайти в "Яндекс" и набрать эти слова: "Жить по совести во благо Отечества". И вы увидите, что там писала молодежь: что "в России невозможно жить по совести, потому что у нас коррупция", что "я эту Россию не вижу, я уеду отсюда". Другие говорили: "Я, наоборот, буду все делать, чтобы Россия была мощным и сильным государством". Вот такие конкурсы сочинений-эссе должны быть показательные, в первую очередь для Министерства образования. Потому что те ребята молодые, которые вышли 26-го числа: одни – посмотреть, другие – показать, какие они крутые. И самое главное, что их родители тоже воспитывались как раз без идеологии, без понимания малой родины… Николай Матвеев: Ну, Артем только что задал вопрос: "Предлагаете вернуть идеологию?" Просто слово "идеология" неоднократно прозвучало. Насколько я понимаю (и в школе мы это проходили, и в университете), идеология – это все-таки идейная линия, которая не приемлет никакой оппозиции мышления. То есть, даже если вы не согласны, вы все равно должны ей следовать. Виктор Водолацкий: Ни в коем случае. Николай Матвеев: А как же? А в чем смысл идеологии? Виктор Водолацкий: Идеология и патриотизм – это те синонимы или те направления, которые позволят молодому человеку больше знать о своей малой родине. Пойдите сегодня в школу и спросите… Николай Матвеев: А скажите, поэт, который пишет о стране своей… Валерия Касамара: Я бы более корректно… Николай Матвеев: Я прошу прощения. Секундочку. Валерия Касамара: Я бы немножечко корректнее выражалась: не "идеология", а все-таки мы говорим про ценности сейчас. Николай Матвеев: Ценности. Понятно. Виктор Водолацкий: Да, правильно, ценности. Валерия Касамара: Потому что если мы прочитаем Конституцию Российской Федерации, то там все-таки у нас это не предусмотрено. Виктор Водолацкий: Нет. А кто писал нам Конституцию? Николай Матвеев: Друзья, скажите – поэт, который называет свою страну… Виктор Водолацкий: Кто писал нам Конституцию? Николай Матвеев: Подождите! Это другая тема. Мы обязательно это обсудим. Виктор Водолацкий: Ну вот! Поэтому у нас и нет идеологии. Николай Матвеев: Скажите, поэт, который называет свою страну "немытой", – патриот, как вы считаете? Виктор Водолацкий: Ну, патриот, потому что он говорил о том, что Россию нужно преобразовывать. И когда говорится "Прощай, немытая Россия" – это говорится о том, что необходимо преобразовать все то, что происходит в нашей стране. И сегодня нам необходимо уделять максимальное внимание всем тем проблемам, которые у нас существуют. Я еще раз… Николай Матвеев: То есть на раковую опухоль надо указать? Виктор Водолацкий: На раковую опухоль нужно не только указать, но и иметь скальпель, чтобы ее удалить, а не просто погладить, примять. Александр Замятин: То есть все дело в недостатке патриотизма? Валерия Касамара: Николай, а можно про молодежь еще? Николай Матвеев: Да, пожалуйста. Валерия Касамара: Я хочу как человек, который занимается молодежью, ее исследует, услышав Александра, все-таки добавить. Специфика нашего общества (это не проблема, а как некая характеристика) заключается в том, что наше общество очень однородное. И если мы посмотрим по результатам опросов общественного мнения, то наша молодежь только по некоторым показателям немножко отличается от среднестатистического россиянина. Поэтому говорить, например, о проблемах… Денис Зоммер: Валерия, скажите, а что – студент однороден с олигархом? Очень интересно вы сказали. Валерия Касамара: Можно я договорю? Подождите, подождите. Можно? Я сказала про среднестатистического россиянина. Денис Зоммер: Просто сословность… Валерия Касамара: Когда вы говорите про олигарха, вы не говорите про среднестатистического россиянина. Денис Зоммер: А это кто, простите? То есть это не россияне? Это коллаборационисты, которые у нас в стране сейчас? Валерия Касамара: Еще раз… Секундочку. По результатам опросов общественного мнения, в которые очень редко попадают олигархи, мы имеем определенную картину нашего общества. Николай Матвеев: Социолога дальше калитки не пропускают просто. Валерия Касамара: Соответственно, наша молодежь очень похожа на общество в целом. И когда мы говорим про 26 марта, мы понимаем, что была проблема, которая лидирует, по опросам общественного мнения, в течение многих лет и которая фактически консолидирует наше общество. Поэтому есть проблема, которая достала. Когда мы дальше смотрим на молодежь, то каких-то сильных отклонений мы не находим. Но есть, например, специфическая молодежная проблема – проблема трудоустройства после окончания вуза. Виктор Водолацкий: Да. Валерия Касамара: Так же как есть специфическая проблема у пенсионера – низкая пенсия. И мы можем с вами в разных группах… Николай Матвеев: Уточните: трудоустройство по профессии на приемлемые деньги. Валерия Касамара: По профессии с достойной заработной платой, да. Николай Матвеев: Потому что все-таки работы не по профессии за низкие деньги – этого навалом. Валерия Касамара: Безусловно, хочется работать по диплому. Вот специфическая молодежная проблема. Если дальше мы с вами посмотрим, то у этой молодежи нашей есть, конечно, отличие от их родителей. Отличие следующее: это дети новой эпохи. Как я их называю, они – "визуалы". Они родились с гаджетом в руках, и это для них является определенной ценностью. Дальше. Они повернуты за Запад. Они могут говорить, что "Запад – враг", "Запад – не враг", но вся культура, в которой они живут и воспитываются… Денис Зоммер: Валерия, у нас с вами разная молодежь. Мы, наверное, просто с разными людьми всегда общаемся, я так понимаю. Валерия Касамара: Подождите, пожалуйста. Я общаюсь со всей Россией. Значит, они пришли оттуда, поэтому музыка… Денис Зоммер: Ну, простите, у нас тоже общероссийская организация, и мы имеем представление. Николай Матвеев: Подождите, подождите! Я с вами согласен. Я понял вашу мысль о том, что сейчас весь контент, который потребляет молодежь… Валерия Касамара: Денис, а музыка, кинематограф и все остальное? И они могут от противного. Они могут как угодно. Николай Матвеев: Я понял. И возникает диссонанс: "Почему то, что мне нравится, называют плохим? Почему это порицают?" Валерия Касамара: Дальше, еще один момент… Николай Матвеев: Но опять же таки давайте вернемся в 90-е. Валерия Касамара: Нет, Николай… Николай Матвеев: Вернемся в 90-е. Какой у нас контент по телевизору был? Это сейчас патриотические фильмы появились, это сейчас сериалы русские крутят, потому что их снимают. В 90-е на телевидении 5% контента было… Валерия Касамара: В 90-е ценностью у нас был не патриотизм. В 90-е ценностью была музыка, которую раньше запрещали, а потом она вдруг появилась, джинсы, которых не было или ими торговали фарцовщики, а потом их можно было купить, и масса другого. Мы с начала 90-х годов начали потреблять, потому что то, что в 90-е годы появилось, – это было дефицитом. Сфера дефицита пришла в нашу жизнь. Мы потребляли и потребляли. Сначала – стиральные машинки. Потом появилась возможность выехать за рубеж… Виктор Водолацкий: То есть вырос класс потребителей? Валерия Касамара: Правильно! За эти годы мы "наелись". За эти годы наши родители и мы выросли в нормальных потребителей. Причем здесь "потребитель" я бы трактовала шире, это не просто продукты потребления. Мы привыкли широко потреблять. Сейчас пришло время, когда можно переформатировать самих себя. И вот здесь встает вопрос о том, что: "Ребята, ну, уже наелись определенно". Денис Зоммер: Николай… Николай Матвеев: Сейчас, секунду. Валерия Касамара: "Поэтому давайте мы теперь подуем…" Николай Матвеев: Вот вы сказали "можно переформатировать себя". А можно? Или в силу кризисных явлений нужно переформатировать? Валерия Касамара: А теперь возникает… Нет, Николай. А сейчас уже государство скажет "нужно". Николай Матвеев: Просто есть мнение (оно было озвучено в газете "Коммерсантъ"), что это вышли дети тех, кто, скажем так, сыто жил в нулевые. И эта сытость неожиданно три года назад прекратилась, сейчас у родителей деньги кончились. Денис Зоммер: Николай, это совершенно не так. Например, представители нашей региональной организации – я имею в виду Союз коммунистической молодежи Объединенной коммунистической партии – в отличие от других городов, сумели провести санкционированное мероприятие, и собрало оно порядка 500 человек. И люди там были совершенно разные из разных, если можно так выразиться, сословий. Но прежде всего это были люди небогатые. Люди, которые вышли, они искали не только как бы ответ на те вопросы, которые… Николай Матвеев: Сытость не есть показатель богатства. Денис Зоммер: Естественно. Николай Матвеев: Я именно про это сейчас говорю. Патриотизм бывает разный. Можно плакать под гимн. А можно жить на своей земле и стремиться создавать самостоятельно образ будущего. Денис Зоммер: Они, соответственно, как бы вышли, собственно говоря, не столько протестовать против конкретного факта коррупции, а сколько, как правильно было замечено, что многое достало. И я с уважаемым оппонентом не согласен. Дело в том, что это огромная трагедия 90-х годов, когда инженер высококвалифицированный вместо того, чтобы запускать ракету, шел на рынок и торговал джинсами или колбасой. Валерия Касамара: Подождите. А я разве сказала, что это счастье? Я вообще про это не говорила. Николай Матвеев: Эта тема не поднималась, простите. Денис Зоммер: Нет, вы так об этом рассуждали, как будто это действительно определенный образ прошлого, будущего, настоящего. А счастье ли, несчастье – тут было непонятно. Валерия Касамара: Подождите, вы передергиваете то, что я сказала. Вы меня перебивали, а теперь вы переиначиваете мои слова. Денис Зоммер: Я не передергиваю. Николай Матвеев: Дискуссия ради дискуссии, да? Валерия Касамара: Не-не-не! Денис Зоммер: Я пытаюсь закончить свою мысль. Что касаемо современного вот этого всплеска, который мы наблюдали 26-го. Мне кажется (и я практически в этом убежден), что никакая концепция по патриотическому воспитанию не способна решить эту проблему. Почему? Потому что люди не патриотизма вышли требовать, а люди вышли требовать ответов на вопросы, чтобы собственно власть не вставала за ширму тех или иных законопроектов, не говорила пафосные речи из телевизора, а начала решать те проблемы, которые в обществе, собственно говоря, назрели и о которых в обществе постоянно говорят. И эти проблемы не сосредоточены на то, что люди непатриотичные. В конце концов, патриотизм тоже бывает разный. Можно как бы выйти на Манежную площадь и разгромить, например… Ну, я не знаю что. Разгромить, как это было с известным футбольным матчем, экран, с которого транслировали. Можно плакать под гимн… Николай Матвеев: Это 2002 год, "Россия – Япония". Денис Зоммер: А можно жить на своей земле и стремиться как бы создавать самостоятельно образ будущего, который был бы доступен, собственно говоря, для других стран. Потому что наша страна всегда была ценна именно тем, что она давала миру новое слово. И это слово, по большому счету, дано 100 лет назад… Николай Матвеев: Друзья, я хочу подключить Александра. Вот он занимается, скажем так, работой в поле, что называется. Вы детально изучаете жизнь в районе Зюзино в Москве, да? Александр Замятин: Да. Николай Матвеев: Почему мне близко и почему я задаю этот вопрос? Я сам житель района Зюзино. Александр Замятин: Очень хорошо. К вам придем. Николай Матвеев: Да. Скажите, что там происходит вообще с людьми в целом и в частности с молодежью? И можно ли судить о том, какая картина вырисовывается там, в целом о Москве и о стране? Александр Замятин: Ну, я бы категорически не стал, конечно, экстраполировать, потому что это отдельно взятый район отдельно взятого города. Очень большой район, там живет 126 тысяч человек. Николай Матвеев: Но тем не менее – обычный спальный. Артем Лоскутов: Да, это обычный спальный район. Николай Матвеев: Без прикрас или каких-то больших… Александр Замятин: Но кое-какие качественные определенные наблюдения можно сделать. Это связано с тем, что сейчас было озвучено. Сытость действительно наступила, и это видно. Ну, наступила сравнительно с 15-летней давностью, да? Появилась новая вещь – появилось чувство неравенства. И я как раз думаю, что когда мы говорим про 26-е, то это ключевое. Именно поэтому никакой патриотизм не спасет. Потому что если фрустрируют совершенно ваше относительное положение, а не абсолютное на этой шкале, вы спокойно ходите в супермаркет, в отличие от советских времен, и покупаете колбасу, хоть и паршивого качества, как это делают в районе Зюзино жители многочисленных пятиэтажек. Но они по-прежнему… Они приобрели новое качество – они приобрели чувство неравенства очень сильного. И это совершенно неудивительно. И в этом смысле это полностью вписывается в общероссийскую картинку, потому что Россия – страна с очень высоким уровнем неравенства, сравнивая со странами аналогичным размером экономики. Поэтому главное для этих людей, осознают они это или нет, – это скорее их относительное положение. И когда они видят какие-то факты, из-за которых выходят люди на улицы, типа того же выхода 26-го, конечно же, они смотрят на это, как на шокирующую вещь для них, потому что по ту сторону люди живут очень сильно по-другому, совершенно с другим имущественным достатком. А мы живем в 30-метровой квартире в пятиэтажном томе, который теперь еще угрожают снести. Хотя в абсолютном выражении они нам отвечают на вопросы о том, что они в целом довольны – даже ЖКХ. Они в целом довольны благоустройством, потому что у них там есть еще неплохой парк. Они в целом даже довольны общественным транспортом, например, на него почти никто не жалуется. На что все жалуются точно – это медицина. Но это отдельный вопрос: поликлиники, реформа, оптимизации и все такое. Они абсолютно нормально относятся к тому, где они живут. Но когда речь заходит об их относительном положении, то тут начинает играть неравенство. И я думаю, это ключевая вещь – ключевая в том числе для очень многих из тех, кто выходил. Виктор Водолацкий: Но 26-го числа… Я хочу дополнить, Николай. Николай Матвеев: Коротко. Виктор Водолацкий: 26-го вышла неоднородная группа. Александр Замятин: Безусловно, да. Виктор Водолацкий: Первая часть – вышли те, которые показали протест, в первую очередь своему руководству. Я сам со студентами встречался. Артем Лоскутов: А вы не ходили? Виктор Водолацкий: Я с молодежью общаюсь очень часто и густо. Николай Матвеев: Виктор Петрович, по-моему, самый прямой и провокационный вопрос: вы сами выходили на улицу 26-го? Виктор Водолацкий: Нет конечно. Но… Николай Матвеев: О том, как масса выглядела, мы обязательно поговорим сегодня, но давайте вернемся… Виктор Водолацкий: Я точку поставлю на этом, точку небольшую. Николай Матвеев: Пожалуйста. Виктор Водолацкий: Ректор, декан факультета пишет Николаю, Александру: "Если 26-го числа в 11:00 мы тебя увидим на площади, то имей в виду – будут проблемы у тебя". И этот Александр думает: "А что там будет 26-го?" Он не знал об этом, но… Николай Матвеев: Коль уж скоро вы об этом начали, то это допустимо? Артем Лоскутов: Эффект Стрейзанд. Виктор Водолацкий: Но он пошел туда. Николай Матвеев: А, то есть сам спровоцировал этот ректор своей запиской? Виктор Водолацкий: Естественно. Николай Матвеев: А вообще то, что он эту записку написал – это вообще допустимо? Виктор Водолацкий: Недопустимо. Николай Матвеев: То, что он таким образом, может быть, предостерег, а может быть… Александр Замятин: Так может, такой законопроект нам нужен, чтобы это было недопустимо? Николай Матвеев: Смотрите, мы сегодня обсуждаем молодежь, но пробки не щадят ни молодежь, ни представителей старшего поколения. К нам присоединился основатель движения "СтопХам", член Молодежной общественной палаты Дмитрий Чугунов. Дмитрий, здравствуйте. Здорово, что вы с нами. Дмитрий Чугунов: Здравствуйте. Я еще и член взрослой Общественной палаты. Ну, на всякий пожарный. Николай Матвеев: Да, еще и член взрослой Общественной палаты. Виктор Водолацкий: И если бы не госсекретарь, он бы успел. Николай Матвеев: В общем, всех общественных палат. Дмитрий, мы сегодня, пока вас не было, говорили о том, что все-таки правильнее наблюдать за инициативой снизу, не навязывать какие-то шаблоны, какие-то формулировки сверху молодежи, а смотреть, что ее действительно интересует, подхватывать это и доводить, что называется, до ума. Если говорить о "СтопХам", то инициатива снизу была или сверху? Дмитрий Чугунов: Снизу. Николай Матвеев: И это просто вовремя подхватили? Дмитрий Чугунов: Это, в принципе, просто попало в тренд. Вы абсолютно правы с тем, что необходимо уходить от шаблонов. У нас в армии как говорили о спецназе? "Спецназовец, который думает шаблонно, он умирает сразу, потому что он предсказуем". Здесь то же самое. Если вы пытаетесь все шаблонизировать (если можно сказать таким жаргонизмом) и подстраивать под старые схемы, то они не работают уже через два-три года. Все обновляется. У нас активно развиваются социальные сети и вообще диджитализация общества. Поэтому, безусловно, какой-то линейный подход невозможен. И 26-е число – это просто следствие двух абсолютно простых вещей: провальной молодежной политики, которой нет в последние пять-шесть лет… Она просто была засушена, потому что посчитали бесперспективной. Зачем вкладываться в молодежь, если можно выводить бюджетников под флагами, и они бесплатно… Николай Матвеев: А то, что было пять-шесть лет назад – это "Селигер", "Наши"? Дмитрий Чугунов: Ну, то есть тогда, когда была целенаправленная работа Росмолодежи, когда их вывозили, учили чему-то, они встречались с какими-то лидерами общественного мнения. То есть когда была полноценная системная работа молодежью, был формат. А сейчас – нет. Это первый момент. И второй момент. Понятно и очевидно, что с приходом санкций (это описано еще Хофером) любое ухудшение экономической ситуации в перспективе трех-четырех лет дает появление прямо по константе количества людей, которые не удовлетворены своим образом жизни. Они теряют ежедневно от удешевления от рубля, от того, что в целом они раньше могли себе позволить чуть больше, а сейчас – чуть меньше. И со временем накопительный эффект приводит к тому, что вот такая точка… Люди вышли не за Навальным, а они вышли против того, что их не уважают, это хамское отношение. "Ну, вот же, пожалуйста, вы объективно скажите, ответьте на вопросы, которые вам озвучили". И вот эти два фактора сыграли ключевую роль, на мой взгляд. То есть это как раз линейное отношение: "Молодежь? Да что она там может?" Самое страшное в этой ситуации, что уверены люди, которые отвечают за эту повестку, что они все вышли за 10 тысяч евро, которые им пообещали за то, что их там посадят. Ну, это же дичь и бред! Это люди, которые отвечают за молодежь, за внутреннюю политику, за уличную политику. И они выставляют этих клоунов с плакатами "Где мои 10 тысяч евро"? Николай Матвеев: Надо пояснить по поводу 10 тысяч евро. Если человек попал бы в заключение, то начались бы судебные тяжбы, и по ЕСПЧ эти 10 тысяч как компенсация от государства были бы выплачены. И есть мнение, что именно это мотивировало молодежь выходить на улицы. Артем, а вы как считаете, что вообще побудило молодых людей? Я не говорю о том, сколько их было, я не говорю, какие они были, потому что это все – вопрос дискуссии. Но что побудило тех, кого мы увидели хотя бы на экранах телевидения на Тверской, выйти на улицы и предъявить какую-ту, я не знаю… я не назову это претензией, а озвучить свою повестку, видение будущего? Потому что было сначала… Артем Лоскутов: Я думаю, как раз существование таких людей и таких заявлений про то, что люди вышли за 10 тысяч евро, просто существование такого пласта людей, которые вообще не понимают, что за люди выросли и чего они хотят, что жизнь не только вокруг денег вообще выстроена, и люди хотят действительно (мы об этом всем говорили) каких-то социальных лифтов, возможностей, работы, не знаю, возможности платить за жилье, если не купить его хотя бы. Видимо, все дворцы, не знаю, "золотые унитазы", как из сказок про каких-то шейхов восточных диких из Средневековья… Вот у нас, в нашей стране, оказывается, наш премьер такой же. И неизвестно, как остальные еще. Про остальных не показали фильм. Валерия Касамара: Николай, можно про молодежь? Просто с ней каждый день видишься, общаешься и исследования на эту тему тоже проводишь. Я бы здесь не говорила, что опять же у всех была повестка. Виктор Петрович совершенно правильно сказал, что мотивация у всех была разная. И когда мы говорим, что "у молодежи, которая вышла, была повестка", то это некое огрубление и обобщение. Давайте честно говорить, что ребят, которые вышли именно с повесткой и могли четко проговорить, против чего они идут, их было не так много. Их условно можно разделить на несколько частей. Первое… Николай Матвеев: А остальные повеселиться пришли? Валерия Касамара: Нет. Первое – кто-то вышел, потому что им: а) нравится Навальный; б) они разделяют призыв против коррупции. Они посмотрели фильм, их это возбудило – и они вышли против этого. Часть молодежи вышла, потому что последние массовые выступления в нашей стране были шесть лет назад. Тогда эти ребята были маленькие, это прошло мимо них. За последние шесть лет ничего подобного не было. И для жителей мегаполиса это было крупное явление в их социальной реальности, которое просто внесло… Ну, это событие, на которое они пришли. Поэтому они пришли… Николай Матвеев: То есть некий флешмоб? Валерия Касамара: Они пришли посмотреть. Более того – им было интересно, по их же словам, увидеть, кто туда пришел. То есть, понимаете, одни пришли с повесткой, а другие пришли посмотреть на тех, у которых есть повестка. И они увидели друг друга. Почему молодежь вышла? Потому что она увидела призыв в своей среде обитания. Он к ней пришел не через директора школы, не через ректора, не через классного руководителя… Дмитрий Чугунов: А через понятные системы коммуникации. Валерия Касамара: Они вошли в свою среду обитания, в свой заповедник под названием "Интернет", "ВКонтакте". И вдруг к ним пришли. И к ним пришли так, что они поняли, как в "Маугли": "Мы с тобой одной крови". Николай Матвеев: То есть с ними говорили на понятном языке, да? Валерия Касамара: Да, совершенно верно. Николай Матвеев: Но при этом давайте допустим, что мы берем тех самых, у которых есть… Ну, я бы не назвал это политическими амбициями. Наверное, есть какая-то политическая включенность в происходящее. Они действительно интересуются, анализируют и вышли что-то сказать. Допустим. Представим этих людей в Советском Союзе. Им говорят: "Вот четкая парадигма действий. Ты идешь – пионерия, комсомол. И дальше ты зайдешь в кабинет, где ты сможешь принимать решения. Другого пути нет". Сейчас такой алгоритм есть? Денис Зоммер: Николай, на самом деле ситуация с тем, что было, тоже не совсем так идеалистична, как вы описываете. У людей действительно были четкие социальные лифты. Артем Лоскутов: Ну, давайте про Советский Союз не будем говорить в 2017 году, пожалуйста. Денис Зоммер: Например, многие удивляются: зачем строили БАМ? Ответ был достаточно простой на самом деле… Валерия Касамара: Плюс один к Артему. Дмитрий Чугунов: Зачем строили БАМ руками, лопатой и прочим? Чтобы молодежь, молодых людей тогда можно было занять и дать возможность им одновременно трудоустроиться. Николай Матвеев: То есть вы считаете, что первично занять молодежь, чтобы строить БАМ? Денис Зоммер: В том числе для того, чтобы занимать молодежь. Валерия Касамара: Николай, проблема в другом… Денис Зоммер: Секундочку. Но я не согласен с оппонентом в том смысле, что молодежь все-таки вышла не ответить как-то на то, что они потребляли, потребляли и захотели духовности. Валерия Касамара: Я этого не говорила. Денис Зоммер: На самом деле тот вызов, который был дан обществу… Николай Матвеев: Давайте мы протест оставим позади, мы его обсудили. Я хочу понять… Денис Зоммер: Вызов, который был дан обществу… Николай Матвеев: Был алгоритм. Сейчас алгоритм есть движения наверх? Валерия Касамара: Николай, проблема… Дмитрий Чугунов: В том-то и проблема, что нет. Николай Матвеев: Вот Дмитрий. У Дмитрия есть мнение, что не существует алгоритма. При отсутствии алгоритма, скажите, человек возмутится? Дмитрий Чугунов: Возмутится, потому что у него нет возможности социального роста. Он упирается в потолок. Он не понимает, куда ему идти. Нет понятных социальных ориентиров. Нет молодых лидеров, которых показать можно: "Вот смотри, Вася. Вот Петя. Он сделал: a, b, c…" Николай Матвеев: Когда каждый день рассказывают про Мару Багдасарян, а в ответ не предъявляют ни одной персоны, за которой можно идти. Дмитрий Чугунов: Не предъявляют обвинения. И она становятся звездой. Артем Лоскутов: Нет обратной коммуникации. И люди этого не понимают. Дмитрий Чугунов: Она, Шурыгина – пожалуйста, вот современные звезды, путь к успеху. Тебя изнасиловали – и ты звезда! Артем Лоскутов: "Дом-2" – одни звезды. Дмитрий Чугунов: "Дом-2". Нет альтернативных лидеров. Тут приходит Леша Навальный, который говорит: "Ребята, смотрите, кругом все плохо". И говорит на понятном языке. А альтернатив ему не предложили. Он просто работает в тех социальных сетях, в той коммуникации, которая понятна современной молодежи. Да, это YouTube, это "Контакт". Это то, где смотрят. Там, где Коля Соболев и все остальные. Он влазит в эту повестку. У нас нет там альтернативы. Еще раз говорю: десять лет назад, семь назад можно было взять и прямо десять человек перечислить, которые прошли путь от простого активиста в любом из молодежных движений до депутата Госдумы, до зама губернатора – и Тараканов, и Шлегель, и все остальные, которые сделали понятную на этом карьеру. Да, было понятно. Ты пришел, ты учишься обязательно, я не знаю, ты отличник, ты работаешь, тебя стажируют – и ты идешь дальше по этой истории. Сейчас где эти люди? Хотя бы одного назовите мне. Денис Зоммер: Слушайте, на самом деле этот путь очень непрост и в данном случае неуместен, он неправильный, потому что получается, что одна часть молодежи идет по стезе такого карьерного роста: вначале молодой парламентарий, потом подрос чуть постарше и переходит в муниципальный совет, становится его главой, потом, может быть, какие-то должности в государственных органах занимает. Все это действительно мы проходили не так давно, как говорит уважаемый коллега. Но ведь давайте, положа руку на сердце, скажем: этот путь может пройти не каждый молодой человек в нашей стране – по той простой причине, что подобных социальных лифтов на всех в любом случае не хватит. И поэтому создается изначальное неравенство, разделение общества. Допустим, ни в коем случае человека, который… Валерия Касамара: Нет, сейчас же разговор не про социальные лифты. Мы же сейчас смотрим шире – про молодежь. Артем Лоскутов: Мы говорим про то, что кружки охватывают 2% молодых людей, а ваше, извините, молодежное движение охватывает вообще какую-то мизерную часть, приближенную к молодежной партии. Денис Зоммер: Ни в коем случае не получится человека, который работает на заводе, например, получает маленькую заработную плату, приравнять или как-то свести с ценностями человека, который по каким-то своим определенным вещам (например, из хорошо зарабатывающей семьи) стал молодым и успешным предпринимателем. Это разные люди. Создается естественное деление. Валерия Касамара: Николай, просто у нас сейчас разговор… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Можно я дам слово Артему? Денис Зоммер: И именно поэтому люди будут продолжать выходить – по разным призывам, не только по призыву Навального. Артем Лоскутов: Очень хотелось бы успеть договорить, пока меня не перебьют. Ваши заявления, извините, смешны, потому что когда мы говорили о кружках, которые охватывают 2% молодежи, то молодежные движения кремлевские, околопартийные или еще какие-то бы то ни было – они охватывают еще меньшую часть. И круто, конечно, создать социальные лифты для 100 человек в городе. Замечательно! Только там есть еще 1,5 миллиона человек, например, если говорить про Новосибирск. Ну, здорово, да. Дмитрий Чугунов: Я прошу прощения, не знаю, как к вам обратиться… Артем Лоскутов: Артем меня зовут. Дмитрий Чугунов: Артем, вот смотрите. Абсолютное безумие – судить о чем-либо, исходя исключительно из своего представления о предмете суждения. Это еще Монтень сказал в XVI веке. Услышьте меня… Артем Лоскутов: Нет, я просто слышу со стороны прекрасно все, что вы хотите сказать: "Дайте обратно денег движению "Наши". Вы хотите это сказать? Вы хотите сказать именно это. Дмитрий Чугунов: Услышьте меня, пожалуйста. Вы просили вас не перебивать. Я вас не перебивал. Пожалуйста, не перебивайте и вы меня, имейте такт. Смотрите, через молодежные движения проходили… Приглашались все, а приходили только те, кто хотел. А там они получали бесплатное образование, стажировки и социальные лифты. Всегда проще… Николай Матвеев: Так, секундочку! Давайте по одному, по одному! Дмитрий Чугунов: Всегда проще направлять бешеного, чем пинать ленивого. Все, безусловно, не могут получить всё. Это логично. То, о чем вы говорите… Тогда вообще ничего не надо делать? Николай Матвеев: Давайте так: получить может не каждый, но попробовать должен иметь возможность каждый. Дмитрий Чугунов: Безусловно. Николай Матвеев: О чем говорит Дмитрий? Условно, движение "СтопХам", которое… Артем Лоскутов: Да вы хотите деньги просто поделить! Николай Матвеев: Артем, подождите, секундочку! Дмитрий Чугунов: Я говорю про другое. Николай Матвеев: Артем, Артем… Артем Лоскутов: В школе без всяких денег… Николай Матвеев: Артем, Артем… Артем Лоскутов: Можно показывать, чтобы не происходило то, что мы видим на роликах в YouTube… Николай Матвеев: Артем, обратите на меня внимание. Я дам вам слово обязательно. Обратите на меня внимание, чтобы закрыть этот гештальт. О чем говорит Дмитрий? Условно говоря, никому не запрещено было проявить инициативу (давайте я сутрирую) взять эти наклейки и идти клеить их. Никому не запрещено. Валерия Касамара: Николай, проблема в том, что не хочется именно эти наклейки, а хочется другие. Николай Матвеев: Подождите! Подождите! Не надо было… Нет, подождите! Не надо было ни у кого никакого разрешения спрашивать. Поддержка оказывалась изначально. Я не защищаю организацию, я просто констатирую то, как это было. Я с вами согласен, этой организации должна быть другая альтернатива. И по совокупности присутствие организаций в городе отдельно взятом, в стране. Наверное, они должны охватывать максимальное количество людей. Наверное. Но теперь мы возвращаемся к главному вопросу… Денис Зоммер: Николай, 1914 год – в России приходят. Николай Матвеев: Подождите, пожалуйста, секунду. Эти организации должны придуматься? Или мы с вами как молодежь должны их сформулировать? Артем Лоскутов: Бог с ними, с этими организациями. Они занимаются вот такую часть молодежи. Николай Матвеев: А была организация, которая занимала вот такую часть? Артем Лоскутов: А можно я договорю? Они важны только тем, кто в этих организациях руководит, как бы делают социальные лифты для себя, и все здорово. Николай Матвеев: А на "Монстрации" какая часть населения? Артем Лоскутов: "Монстрация"? Да тоже бог с ней. Это маленький процент людей. Вот почему лично я пошел посмотреть, что будет 26 марта? Я увидел ролики из школ. Они возмутительные просто! То, что дети присылают, как с ними разговаривают педагоги. Я вспоминаю, что у меня в школе такого не было. Я знал только, что в Советском Союзе что-то такое было, а мы росли… Николай Матвеев: А что вы там увидели? Артем Лоскутов: Ну, попытка взрослых, как бы не понимающих совершенно, что детям надо, не понимающих вообще ничего, что там в интернете происходит, верящих в "синих китов", во весь этот бред. Николай Матвеев: Я, смотря эти ролики, честно скажу, был горд за то, что у меня в провинции учителя были намного умнее и просто умели даже формулировать свои мысли более изящно. Понимаете? Дмитрий Чугунов: Мы через неделю в Общественной палате проводим мероприятие с предложением к Министерству образования по повышению квалификации педагогов, с тем чтобы они могли говорить с детьми на общественно-политические темы на одном языке. Николай Матвеев: Дети звучали более убедительно на фоне человека, который преподает им целый гуманитарный курс! Артем Лоскутов: И это в каждой школе. И это происходит с каждым ребенком. Виктор Водолацкий: Мы начали нашу передачу как раз с этого – о том, кто преподает сегодня. Николай Матвеев: Мы каждую передачу с этого начинаем. Денис Зоммер: Николай, на самом деле… Николай Матвеев: Сейчас, я дам возможность закончить корректно дискуссию. Виктор Водолацкий: Вот сегодня кто у нас преподает? Кто школьникам преподает? Артем Лоскутов: Это происходит в каждой школе, это происходит с каждым учеником, потому что это разнарядки: "Проведите воспитательную беседу". Я знаю, что у меня с "Монстрацией" тоже такие беседы проводились и проводятся ежегодно в вузах художественных, откуда якобы должны ходить девочки на это шествие: "Не ходите, там у вас будут проблемы". Я про эту фигню опять услышал и подумал: я пойду тогда за этих ребят, которых не пускают. Николай Матвеев: Я хочу дать слово Валерии. Я хочу понять, есть ли сейчас в современной России запрос на то, чтобы сформулировать не идеологическое, не политическое, не движение сверху, но движение, в которое будет вовлечено максимальное количество молодых людей? Вот Российское движение школьников. И даже обсуждалось, что это будет некий аналог пионерии, комсомола, и что это будет эффективным инструментом. Мы обсуждали это в нашей студии. Дмитрий Чугунов: И где оно? Николай Матвеев: И был тогда у нас Дмитрий в программе, который говорил, что это… Артем Лоскутов: А Навальный… Николай Матвеев: Вы помните свое мнение, да? Артем Лоскутов: Из каждого города по 200 школьников, которые пришли ему помогать. Я удивляюсь, откуда они берутся. Николай Матвеев: О том, что это, мягко говоря, попытка, и не более того. Дмитрий Чугунов: Так оно и оказалось. Николай Матвеев: Почему? Почему? Валерия Касамара: Мы сегодня уже говорили. И, по-моему, как раз Дмитрий говорил по поводу шаблонов. Мы все время скатываемся с вами в то, что мы знаем, или то, что знали наши родители – и утыкаемся каждый раз, знаете, как ни крути, все время в Советский Союз. Либо это КПСС, либо это пионерия, либо это комсомол. А мы с вами уже вроде как договорились о том, что молодежь другая. И Навального она услышала, потому что он говорил на их языке. А мы снова пытаемся говорить не на их языке. И я вообще считаю, что нет необходимости в таких больших общероссийских движениях – по одной простой причине. Наша молодежь очень разная. Технология? Что делать? Для меня примером является моя Высшая школа экономики. У нас огромное количество молодежных организаций. Их никто не придумывает. Они растут, как грибы, по одной простой причине: потому что у них создана среда, в которой они могут собраться втроем, придумать какую-то идею и начать ее реализовывать. Для того чтобы молодежь начала реализовывать то, что она хочет, надо создать среду. Проблема, которая сейчас сильно мешает: вузы всего боятся. Вузы начинают "закручивать гайки", они сами начинают популяризировать протестные идеи, они запугивают. И молодежь вместо того, чтобы прийти… Николай Матвеев: А когда-то это были очаги свободомыслия, надо отметить. Валерия Касамара: Вот нет у нас этих очагов. И я считаю, что сегодняшняя проблема заключается в том, что все ректоры перепугались, кто-то в открытую запрещал ходить – и люди из протеста на этот запрет пошли, как мы поняли. И вместо того, чтобы собрать и попробовать услышать… Не делать что-то гигантское, не тратить на это бюджетные деньги, не тратить на это время, а просто начать способствовать развитию студенческих клубов, благотворительности. Все, что хотите: здоровый образ жизни, спортивные секции, танцы, "Что? Где? Когда?", КВН. Миллион всего! Но молодежи будет интересно прийти и развиваться. Она очень разная. И когда мы говорим про какое-то большое движение, мы забываем замечательное слово – плюрализм. Они очень разные. Зачем мы хотим их всех покрасить в красный цвет, надеть на них галстуки и заставить маршировать? Поэтому я и сказала в самом начале: давайте помогать инициативам – и их будет больше, чем сейчас. Денис Зоммер: Вы знаете, мне кажется, что молодежь, а особенно школьники не доверяют своим учителям не только потому, что они на них давят, а просто потому, что они видели, как в 2012-м, в 2011 году (да собственно говоря, и прошедший год не исключение), говоря о добре и справедливости на 1 сентября, они становятся в том числе инструментом того, что мы называем "выборы", которые у нас не всегда проходят справедливо. Я сам был свидетелем в 2009 году на выборах в Мосгордуму, как школьная учительница ставила галочки за "Единую Россию". Валерия Касамара: Ну, это другая тема. Денис Зоммер: Это правда. Николай Матвеев: А молодежь вообще выборы волнуют? Денис Зоммер: Молодежь выборы именно поэтому и не волную – потому что они не могут доверять институту, который с момента их взросления, начиная в школе в том числе… Николай Матвеев: Думаете, они так далеко мыслят? Денис Зоммер: Не могут доверять. Николай Матвеев: Простите, а вы думаете, они так далеко мыслят? Дмитрий Чугунов: Им вообще не интересно это. Нет обратной связи между государством, молодыми людьми и обществом в целом. Именно поэтому нет доверия. Денис Зоммер: Я думаю, что подсознательно молодой человек, который вышел в том числе на массовые публичные мероприятия, который понимал, что могут быть последствия, потому что он видел телевизионный экран, он знает, как жестко иногда действует ОМОН, он был готов к тому, чтобы выразить свой достаточно нигилистический протест против самой системы. Правильно мой оппонент говорит: молодежь у нас – она разная. Но к молодежи должен быть нормальный и грамотный подход. Этого подхода нет. Нет обратной связи между государством, молодыми людьми и обществом в целом. Именно поэтому нет доверия. Николай Матвеев: Спасибо. Виктор Водолацкий: Самое главное, что когда молодежь смотрит телевизионные передачи и когда видит "ОМОН" американский или французский, когда ложат, извините, лицом в асфальт и избивают… И это молодежь видит. Наш ОМОН еще прекрасный. Я согласен с Валерией, потому что тоже имею отношение к социологии. Николай Матвеев: Подождите, вы хотите сказать… Можно комментарий? Вы хотите сказать, что нашим еще повезло? Виктор Водолацкий: Очень повезло. Молодежь… Должно быть так. Он вышел из подъезда, а у него тысяча дорожек: и спорт, и краеведение, которого нет, и знание своей малой родины, и спортивные секции, которых у нас… Я встречаюсь с молодежью, они говорят: "Вот мы начали заниматься воркаутом". Я говорю: "А почему "воркаут"? Это не наше слово". Валерия Касамара: Модное слово сейчас. Виктор Водолацкий: Да, модное слово. Ну, давайте "спорт во дворе". Давайте организуем все эти моменты. Артем Лоскутов: Вот самый главный вопрос – "воркаут" или "спорт во дворе"? Виктор Водолацкий: Организуем все, сделаем. И взять, к примеру… Я беру свою родную Ростовскую область. Взять опорный вуз – Донской государственный технический университет. Вот что сказала Валерия? Мы можем сейчас туда поехать без приглашения и увидеть, что там до 24:00 горят окна в вузе – там работают различные секции, кружки. И когда мы сделали аналитику, то именно из этого вуза меньше всего студентов пришло на площадь. Николай Матвеев: Артем, так, может, главная проблема – отсутствие включения в спорт и в краеведение? Виктор Водолацкий: И не только в это. Артем Лоскутов: Есть спорт для кого-то. Опять же это как с кружками. Ты не сделаешь спорт для всех. Круто, когда ты дашь человеку возможность хотеть и видеть себе карьеру какую-то спортивную. Тут невозможно… Государство ищет какую-то меру для того, чтобы молодежь обуздать, а молодежи не это нужно. Просто, мне кажется, разница в подходах. Николай Матвеев: А что нужно молодежи? Валерия Касамара: Драйв. Николай Матвеев: Подождите… Артем Лоскутов: Нужно, чтобы люди, которые все сейчас управляют, просто ушли, потому что они не справляются, они не интересны современной молодежи. И с ними сделать просто каким-то редизайном что-то не получается, потому что проблема во всем, не только в молодежной политике. Дмитрий Чугунов: Позвольте я вам как педагог-психолог отвечу на ваш вопрос? Николай Матвеев: Подождите. Ну, я понимаю, конечно. Давайте, если говорить уже какими-то серьезными дефинициями: вышла критическая масса, допустим… Дмитрий Чугунов: Да не критическая. Николай Матвеев: …хотя она была не критическая, которая заявила о том, что "мне что-то там неинтересно, вы должны уйти". А что за повестка? Дмитрий Чугунов: Они вышли, чтобы обратить внимание на себя. Артем Лоскутов: Я считаю, что вышла критическая масса, потому что мы ее обсуждаем все еще. Николай Матвеев: Нет, подождите. А что за запрос? Артем Лоскутов: Вышла молодежь, которая не боится. Николай Матвеев: Давайте тогда, исходя из таких позиций, говорить вообще о степени погружения в проблему тогда молодежи. Я-то с уважением полным… Я считаю, что люди с осмыслением того, за чем они идут, шли. Но так, как вы заявляете, о том, что "нам кто-то не нравится, переформат уже не годится, и поэтому надо уходить" – ну, это как минимум непонимание ситуации. Артем Лоскутов: Вы ждете интеллектуальной дискуссии от школьников 16-летних? Николай Матвеев: А я все, что слышал от них, что транслировалось по телевидению, и что я смотрел в интернете, – это на самом деле не глупые ребята. И на фоне своих учителей, которые там прочищали им мозги на лекциях, они выглядели достаточно убедительно и взросло. Пожалуйста. Дмитрий Чугунов: Вы знаете, на мой взгляд, есть несколько основных моментов. Первое. Это все-таки запрос не "против". Против чего-то выходить – это предлог. То есть это некий вызов и сигнал из серии: "Обратите внимание. Мы есть". Просто нет уважения и нет понимания, что это целая большая субкультура, это разные люди, их много и они хотят внимания к себе. А когда вы им запрещаете… В любом возрасте – в 16, в 19, в 20 – попробуйте сказать ребенку, что ему что-то нельзя. А это еще все-таки дети, простите, хотя они уже считают себя взрослыми. Безусловно, с точки зрения психологии, это апелляция к ребенку, и любой запрет вызовет обратную реакцию. Полное непонимание того, как и что нужно делать. Да дай ты им возможность! Проследи, организуй. И это как раз возвращает к тезису о том, что у нас нет внятной молодежной политики. Мы не говорим про то, что нам нужны какие-то огромные пионерии новые и новые движения "Наши", но сделайте 70 движений небольших. Ну, пускай они охватывают максимальное количество… Артем Лоскутов: И что? Дмитрий Чугунов: Секунду. Николай Матвеев: Друзья, времени катастрофически нет. Дмитрий Чугунов: Максимальное количество разных групп социальных. Полное непонимание языка современной молодежи приводит к тому, что площадки YouTube, Facebook, "ВКонтакте" не заняты или заняты людьми, которые вносят один деструктив. Всё. Николай Матвеев: Александр, коротко. С чего мы должны начинать, чтобы вот этот язык коммуникации был эффективным? Александр Замятин: Слушайте, мне кажется, мы все делаем большую ошибку, когда подразумеваем, что нам нужно находить язык коммуникации и заниматься этим в такой этатистской манере, государственнической – брать и руками эту молодежь регулировать. Когда вы задаете вопрос: "Что же это у нее такая неправильная повестка, какая-то не очень продуманная?"… У нее такая повестка, какая у нее есть. Николай Матвеев: Нет, я комментировал формулировку – конкретную и одну. Понимаете? Александр Замятин: Да-да-да. Да даже если… Николай Матвеев: Если звучит повестка "мне это не нравится, этого не должно быть" – это не повестка, это хулигантство. Понимаете, в чем дело? Александр Замятин: Слушайте, хулигантство – это когда страдает собственность или здоровье. В данном случае ни то, ни другое не пострадало. Они могут думать все что угодно. Николай Матвеев: Вот смотрите, есть политическая повестка: "Мне это не нравится, этого не должно быть, а должно быть вот так, вот так и вот так". Понимаете? И первое, что должно звучать то, что ты предлагаешь, а не то, от чего ты хочешь отказаться. Александр Замятин: А из чего вы взяли… Что значит "должно"? Николай Матвеев: Если мы говорим… Александр Замятин: Я хочу говорить то, что я хочу говорить. Вы не можете говорить мне, что я должен говорить на улицах. Смотрите, я не должен делать только вред чьей-то собственности и чьему-то здоровью. Выходить с какой угодно повесткой я должен иметь право. Вот единственное, что, может быть, я должен. А когда вы говорите: "Вы должны быть конструктивными"… Я вам ничего не должен. Когда эти люди 16-летние выходят на улицу, и вы им начнете объяснять (вот к вашему вопросу первому, первоначально заданному): "Вы должны быть конструктивными", – как минимум они вас не услышат, а как максимум они просто встанут к вам в жесткую оппозицию. Они просто скажут: "Какой-то человек меня учит жизни". И это не очень правильно. Николай Матвеев: Кстати, этим детям, с которыми разговаривали учителя в школах, они им тоже говорили: "Вы должны быть конструктивными". На что ребята не отвечали, что они не должны быть конструктивными, и отвечали не агрессивно. Ответ был следующим: "А мы конструктивные". И излагали свою позицию. Кстати, меня это и убедило. Закончить программу я хочу английской поговоркой: "Не воспитывайте своих детей, они все равно будут похожими на вас. Воспитывайте себя". Всего доброго! Будьте с нами. Спасибо.