Виктор Набутов: Здравствуйте, товарищи! Сегодня у нас очень сложная, очень важная и очень нужная тема, особенно для всех родителей (я тоже к ним отношусь), потому что мы обсуждаем то, как коронавирусом, «омикроном» болеют дети. Есть мнение, что «омикрон» более заразен, но проходит легче, особенно у детей. Так это или нет? Сколько еще продлится пандемия? Как лечить детей разного возраста? Обо всем об этом – «ПРАВ!ДА?» на Общественном телевидении России. Я – Виктор Набутов. Мы начинаем. СЮЖЕТ Голос за кадром: Дети заражаются «омикроном» в 2,5 раза чаще, чем другими штаммами коронавируса. Это свежее заявление главы Минздрава Мурашко. Рекорды по детским ковидным госпитализациям повсеместно: в Италии, США, ЮАР и России. В Петербурге, например, число несовершеннолетних, попавших в больницу, выросло втрое. В Самарской области количество заболевших коронавирусом школьников увеличилось в семь раз! Цифры растут в каждом регионе. Как быть? Возможно, поможет вакцинация. Роман Старовойт, губернатор Курской области: У меня старшая дочь уже прошла вакцинацию. И мы видим, что без каких-либо осложнений это все произошло. И пока – тьфу-тьфу-тьфу! – дай бог здоровья всем детям, мы считаем, что мы защищены. Голос за кадром: Школьников до 15 лет уже прививают с согласия родителей, а если они старше, то решение принимают сами. «Спутник М» – тот, что для подростков – вакцина двухкомпонентная, как и обычный «Спутник» для взрослых. Виктор Набутов: Собственно говоря, сегодня говорим про «омикрон», еще раз, и про то, как болеют наши дети. Прошу любить и жаловать, у нас очень серьезный пул экспертов, как всегда. Здравствуйте! Вы подтверждаете, что катастрофа совершенная с детским ковидом в России и в мире? Или у нас немножко ситуация различается? Прошу. Евгений Тимаков: Ну, однозначно сейчас заболеваемость ковидом детей в разы превышает предыдущие волны. И дети болеют гораздо чаще, и болеют, к сожалению, и в тяжелых формах, которые требуют госпитализации, требуют дальнейшего наблюдения в условиях стационара. Так как структура детской заболеваемости сейчас сопоставима теперь со взрослой, то есть болеют наравне дети и взрослые, одинаково. Более того, взрослые имеют уже какой-то иммунитет ввиду вакцинации – ввиду того, что они переболели коронавирусной инфекцией до этого. Коронавирус до настоящего штамма, до «омикрона», ну и до «дельты» не сильно детей заражал. Соответственно, дети, естественным путем не все сейчас выработали иммунитет. И штамм «омикрон», так как он имеет короткий инкубационный период, так как не было дистанционного обучения, дети контактировали все, то, естественно, дети сейчас заболевают большими объемами, скажем так. То, что мы видим – это только официальная статистика, а неофициальная гораздо больше. Виктор Набутов: А «гораздо» – это сколько? «Гораздо» – это сколько, по вашим оценкам? Евгений Тимаков: Ну смотрите. Репродуктивное число коронавируса штамма «омикрон» увеличилось, стало больше – ну, где-то приблизительно 7–8 сейчас. Умножайте официальную статистику где-то на 7–8. Это минимум, насколько будет больше сейчас зараженных, но не выявленных пациентов в данный момент. Так как стационары были рассчитаны на тот объем, который был для госпитализаций детей при более редком заболевании коронавирусной инфекцией, сейчас они не справляются, поэтому открываются дополнительные стационары для детей, заболевших коронавирусной инфекцией. Виктор Набутов: Вы подтверждаете слова коллеги? Андрей Степанов: Ну, надо сказать, что, конечно же, несмотря на то, что действительно выросло количество детей, которые переносят именно этот штамм, хотя достаточно редко типируются, до сих пор остается штамм «дельта», но тем не менее мы действительно видим рост заболеваемости, и действительно в разы. Но, к счастью, у ребенка относительно здорового тяжелых течений этого заболевания мы не видим. Ну, это сравнимо, наверное, с эпидемией гриппа. Слава богу, среди новорожденных детей – также. Хотя и встречаются положительные, собственно говоря, ПЦР-мазки, но тем не менее нет именно тяжелых, летальных. Ну, к сожалению, конечно, если это наслаивается на какие-то хронические или же врожденные заболевания, то мы видим на выходе, конечно, течение более тяжелое. Павел Волчков: Я хотел бы отметить, что все штаммы… Вот мы, вирусологи, пока что не нашли ни для одного из штаммов ни возрастного предпочтения, ни расового предпочтения. То есть вирус всех штаммов – будь то «омикрон», «дельта» или любой другой – он одинаково инфицировал людей с разным возрастом. Тяжесть течения действительно различалась. И вот то, что сказал Евгений Юрьевич… Ну, в силу опять же диспропорции, связанной прежде всего с вакцинацией, потому что мы активно все-таки вакцинировали взрослых и совсем не вакцинировали детей, сейчас мы видим, в общем-то, повышенное число заражений среди детей. Опять же, это обратившиеся. То есть в силу того, что раньше, скажем так, до «дельты» тяжесть течения у детей была относительно легкая, обычно, в общем-то, и не обращались, ну, редко обращались, скажем так, дети за медицинской помощью. Начиная с «дельты» и «омикрона» дети начали обращаться, потому что «дельта» стал быстрым вирусом, а «омикрон» – очень быстрым вирусом. Собственно говоря, у «дельты» была наивысшая тяжесть течения и летальность. В силу того, что «омикрон» стал крайне высококонтагиозным, скажем так, за счет именно этого показателя стал чуть-чуть менее тяжелым, более легким, легче переносится. Но опять же это легко поправляется именно абсолютными цифрами, к сожалению, потому что абсолютная заболеваемость, конечно, настолько значительная, что даже относительно низкая, скажем так, летальность и нетяжелое течение компенсируются абсолютными цифрами. Виктор Набутов: То есть они тонут просто на фоне огромного количества болеющих, правильно? То есть мы имеем снижение смертности за счет расширения базы заболевших, вот и все, насколько я понимаю? Павел Волчков: Относительные цифры действительно падают по смертности, но абсолютные растут на фоне опять же роста абсолютного числа заболеваний. Виктор Набутов: Николай, вы что-то хотели добавить? Николай Крючков: Мы сейчас руководствуемся теми данными, в том числе которые из-за рубежа к нам приходят, в том числе из Западной Европы, из Западной и Центральной Европы, из Соединенных Штатов Америки и, естественно, из Южной Африки. И вот если говорить про «омикрон» и детей, то что очевидно? Что, конечно, абсолютные цифры госпитализаций (а это очень важно понимать), то есть количество вновь поступающих на больничные койки пациентов, детей до 17 лет, они резко возрастают, причем практически во всех странах, где «омикрон» в полную меру себя проявляет. Это рекордные значения, те значения, которых мы не видели до этого. То есть это абсолютное количество. Это в принципе факт. То есть это не некая интерпретация факта, а это именно факт. Понятное дело, что также увеличивается количество детей и в реанимациях, но не столь сильно, не столь сильно. То есть в данном случае понятно, что тяжесть заболевания, наверное, пониже, чем для дельты. Во сколько пониже? Ну, последние данные американские свидетельствуют, что где-то раза в три примерно, в два с половиной, в три раза снизился риск госпитализаций среди заболевших детей, то есть детей с симптомами COVID-19, зараженных инфекцией SARS-CoV-2. У них где-то в три раза снизились риски попасть в больницу. Но количество таких детей, как Павел совершенно верно отметил, их становится столь много на фоне высокой заразности… ну, высокой заражаемости, как правильнее говорить, этой вирусной инфекции, что фак все равно, что называется, больницы «забиваются». В первые две недели января в Соединенных Штатах Америки фактически коечный фонд для детей, если я правильно помню, где-то на 75% плюс забился. То есть плюс 75% – две недели к предыдущим двум неделям. Я сейчас говорю в целом – и о тех, кто продолжает пребывать на койках, о тех, кто поступают. Это свидетельство того, что нельзя говорить, что, знаете, это в основном легкие случаи госпитализируются, они через три дня выписываются. Такое в СМИ тоже можно встретить. Это отчасти так, но это не существенная часть все-таки госпитализируемых. В основном и в Соединенных Штатах, и в Британии госпитализируют уже детей с выраженными проявлениями COVID-19, не любых детей. Сколько это? Ну, сейчас это где-то в районе 1% от всех с выявленным COVID-19. В России, конечно, сейчас таких точных данных нет. Но на сегодняшний день что очевидно? Что, в общем, койки начинают «забиваться», детские. Тем более, что надо понимать, что вообще резерв этих коек в сравнении со взрослыми значительно более скромный у нас в стране. Это мы еще не говорим про приход BA.2. Виктор Набутов: А это что такое? Это что такое вообще? Николай Крючков: Мы сейчас говорим про подлинию BA.2, которая сейчас распространяется активно в Европе, а в Дании дала крупнейшую вспышку, на самом деле рекордную вспышку, и перебила даже «рекорды» классической, если можно так называть омикрон-волны в Дании. Это как бы усиленный «омикрон», с еще немножечко лучшими свойствами (для вируса, естественно, лучшими). Поэтому по детям следующий момент. Заболеваемость резко выросла, это понятно, это мы уже говорили. Резко возрастают также – по сути дела, в разы, в раза два минимум – пределы по госпитализации детей. В меньшей степени возрастает доля тех, кто попадает в реанимацию, но все равно таких становится больше, чем раньше, чем при дельта-волне. Что касается летальности, то, действительно, она остается относительно невысокой, если мы сравниваем с пожилыми и тяжелобольными людьми. Тем не менее, если абсолютные цифры перемножить, то таких детей будет, в общем, не столь мало в итоге. Поэтому нужно готовить, безусловно, амбулаторное звено и срочно развертывать дополнительные койки для детей – на случай, если действительно сейчас будет, как в западных странах, переполнение. Виктор Набутов: Я очень не люблю подкидывать дровишки в топку паники. Ну, и так общество нервное – по целому ряду соображений, в том числе и из-за ковида, уже второй год подряд. Но! То есть вы подтверждаете, что… Еще раз. Есть мнение устойчивое, что дети болеют не тяжело или средней тяжести и вообще не умирают от ковида, от «омикрона» в том числе. Это не так? Николай Крючков: Нет, это и не было так. Летальность не нулевая у детей. Просто она была значительно меньше. Ну смотрите. Грипп классический – там две страты возрастные, так сказать, наиболее рискующие получить проблемы. Это дети до пяти лет и взрослые старше 60–65 лет, а особенно с хроническими заболеваниями. Виктор Набутов: Понятно, зоны риски. Николай Крючков: Вот у нас детская часть по ковиду фактически не фигурировала, если вы помните, только взрослые. Виктор Набутов: Да. Николай Крючков: Сейчас, соответственно, вот эта детская часть… Опять же, не вся. Это не дети до 17 лет. Это до трех, максимум до пяти лет, вот они в наибольшей рисковой группе. Остальные, в общем, с точки зрения летальности и прочего… она не увеличена. Более того, риск госпитализации, как я вам только что привел пример из США, по сравнению с «дельтой» даже упал, в том числе и для детей. Просто абсолютное количество детей заражающихся столь многое становится, что абсолютное количество детей, попадающих в больницы, тоже увеличивается, несмотря на сниженный риск госпитализации. Андрей Степанов: Понятно. Ох!.. Да, Евгений Юрьевич. Евгений Тимаков: На самом деле по тяжести течения здесь немножко дополню просто про группы риска. Дети старше двенадцатилетнего возраста, а особенно дети в пубертате, с четырнадцатилетнего возраста, страдающие избыточной массой тела и имеющие сопутствующие эндокринологические заболевания, хронические заболевания, в том числе онкологические и аутоиммунные, к сожалению, являются тоже группой риска. И как раз именно у них чаще возникает то самое осложнение – мультисистемный воспалительный синдром. Маленькие дети ввиду своих особенностей тяжелее переносят дыхательную недостаточность, попадают в больницы чаще, и у них происходит не столько мультисистемный воспалительный синдром, а сколько интоксикация и страдают почки. А вот мультисистемный воспалительный синдром, к сожалению, вот эти летальные исходы как раз связаны у детей группы, которых сейчас пытаются защитить, когда делают прививку от коронавирусной инфекции. Это группа – старше 12 лет. Виктор Набутов: Скажите, а какова ситуация в других, условно, стратах возрастных, у детишек? Было мнение, что сейчас хуже, тяжелее всего болеют дети от двух до пяти лет, например. Я встречал такие мнения ваших коллег. Кто-то говорит, что наоборот – до двух лет. И так далее. Так ли это? Евгений Тимаков: Есть возрастные различия, во-первых, по симптоматике течения заболевания. Это связано с тем, что коронавирусная инфекция внедряется в организм через определенные рецепторы. И в разных возрастных группах этих точек внедрения может быть различное количество. Допустим, дети до пятилетнего возраста чаще страдают кишечными расстройствами, то есть проблемы с желудочно-кишечным трактом, боли в животе, расстройство стула, рвота, более выраженная интоксикация. У детей до пятилетнего возраста появился симптом коронавируса, который более выражен стал при «омикроне», – это бронхиолиты. То есть не просто пневмонии вирусные, а это бронхиолит, воспаление легких. Раньше это отмечалось только при определенных инфекциях. У детей с двухлетнего до двенадцатилетнего возраста, если не имеют никаких серьезных сопутствующих заболеваний, более или менее благополучно протекает коронавирус, по типу ОРВИ, к счастью, и заканчивается за 3–5 дней. А вот дети, которые входят в пубертатный период (это с двенадцатилетнего возраста), имеют уже большее количество рецепторов, через которые внедряется вирус, и заболевание протекает с симптомами похожими на симптомы взрослых. Виктор Набутов: Если вы говорите, что реально… Вот у нас официальная статистика не очень хорошая, а неофициальная (то, с чего мы начали) в 7–8 раз выше, болеет огромное количество людей, в том числе детей. То есть, скорее всего, это не грипп и не ОРВИ, а это «омикрон»? Правильно? Павел Волчков: Ну, сейчас, мне кажется, можно даже тесты не делать. В 99,(9)% это будет «омикрон». Ну понятно, хорошо бы сделать, но тем не менее, в общем-то, мне кажется, большинство людей даже не делают сейчас тесты. Скажем так, лишь десятая часть, наверное, проверяют – «омикрон» это или нет. Ну, в смысле – ковид это или нет. Виктор Набутов: Понятно. Кстати говоря, у нас есть еще одно экспертное мнение – Гузель Улумбекова. Давайте посмотрим. ВИДЕО Гузель Улумбекова, руководитель Высшей школы организации и управления здравоохранением: У нас есть две плохие и одна хорошая новость. Плохая новость в том, что новый штамм вируса «омикрон», коронавируса, он очень серьезно увеличивает поражение среди детей, среди маленьких наших пациентов. И они, соответственно, в гораздо большей пропорции, в большем числе госпитализируются в связи с этим заболеванием. И у части из них оно протекает достаточно тяжело и требует госпитализации. Хорошая новость в том, что у нас, по опыту других стран, в которых эпидемия уже прошла свой пик (а это многие страны Европы, это крупные города в Соединенных Штатах Америки, в Канаде), от момента начала роста случаев заболевания в среднем до пика эпидемии проходит 20–25 дней. У нас с вами уже 10 дней растут случаи. Вот будем считать, что, по опыту других стран, еще 10 дней осталось, и потом мы пройдем пик эпидемии. Соответственно, я думаю, минимум через 20 дней, максимум через 30 дней мы сможем возобновить плановое оказание медицинской помощи. Будем надеяться на это. Виктор Набутов: Андрей Алексеевич, насколько я понимаю, вытеснение происходит, но «омикрон», судя по всему, не конечная история? Есть мнение, что он как бы слабеет, и потом все это рассосется, ну и в худшем случае превратится в некую сезонную инфекцию. Или это не так, а возможны новые серьезные вспышки новых, более жестких и вирулентных штаммов? Андрей Степанов: Ну, по логике течения, скорее всего, действительно, будет несколько еще волн. И придет к тому, что коронавирус будет нас сопровождать в качестве сезонного заболевания. Надо сказать, что за счет того, что течение коронавирусной инфекции, как раз мультивоспалительный синдром, тропность все-таки коронавируса к сосудистой системе, он будет давать больше осложнений, чем до сих пор нам знакомые вирусные инфекции. Но вместе с тем мы видим все-таки по тому, как анализировались предшествующие пандемии, все-таки через несколько волн мы будем видеть постепенное затихание. Виктор Набутов: Собственно, тогда логично перейти к разговору о том, как лечить, особенно в случае детской заболеваемости. И самое главное – как нам поступать с вакцинацией? Насколько работоспособны детские вакцины? У нас есть по этому поводу небольшой видеоматериал, если можно. ВИДЕО Денис Шалюта, блогер: Довольно актуально стоит вопрос по поводу вакцинации, особенно вакцинации детей. Для меня эта тема близкая, так как я сам отец. И очень многих пугает момент, что детей, так же как и взрослых, будут обязывать вакцинироваться. Ну давайте будем объективными. Если детей обяжут вакцинировать, то придется вакцинировать. И страшного в этом ничего нет, потому что вакцина в целом показала себя довольно-таки успешно. И в странах, где население вакцинировано, там болезни намного меньше, в целом все хорошо и спокойно. Возьмем тот же Китай: все вакцинированы, свободное передвижение в общественных местах, никаких ограничений, все замечательно, болеющих фактически нет. Конечно, отношение у родителей к вакцинации детей довольно-таки спорное, потому что, ну объективно, все боятся, все переживают. Но при этом если будет уделено достаточное внимание здоровью, противопоказаниям, к вакцинации будет подход с умом, то ничего страшного в этом нет. Виктор Набутов: Ох, это очень опасный разговор! Так сложилось. Разговор о вакцинации, тем более детской. Я знаю, что огромное количество противников, в нашей аудитории в том числе, присутствует. Вы разделяете их опасения и страхи или нет? Или медицинское сообщество полностью за вакцинацию сейчас? Андрей Степанов: Ну, медицинское сообщество, безусловно, за вакцинацию. И в плане антиваксерского движения среди родителей мы, педиатры, имеем гораздо больший опыт, нежели доктора взрослых, которые сейчас, недавно столкнулись с этой проблемой. Мы, безусловно, разделяем необходимость того, чтобы среди всех возрастов детских были постепенно внедрены эти вакцины. И уже, к счастью, начали заниматься вакцинопрофилактикой с 12 лет. Буквально неделя как получила старт уже на местах эта кампания. Виктор Набутов: Это «Спутник», да? Это обычный «Спутник»? Андрей Степанов: И мы увидим на выходе результат от того, что эту категорию детей мы успели привить. Виктор Набутов: А для более маленьких возрастов? Андрей Степанов: Ну, например, в Китае уже с четырех лет начали вакцинировать. И мы надеемся, что постепенно вакцина будет доработана и для четырех лет тоже. Виктор Набутов: Я думаю, что профессионалы прокомментируют. А для таких маленьких детей нужна какая-то специальная вакцина? Вот речь идет про «Спутник М», насколько я понимаю, он так называется. Андрей Степанов: Ну, там просто концентрация уменьшена, поэтому и называется «Спутник М». И в связи с этим, я думаю, отработают должную дозировку и для детей раннего возраста. Павел Волчков: Ну, тут есть, собственно говоря, компонент уменьшения дозы. Во-первых, конечно, собственно говоря, это немножко такой у нас ретроградный способ разработки вакцин для детей, нормативно закрепленный. То есть мы сначала должны провести клинические испытания и постклинические наблюдения на взрослых. Потом, собственно говоря, идут клинические и постклинические наблюдения на тинейджерах, то есть 12+. И постепенно так спускаемся. Конечно, это ситуация, скажем так, для нормальной жизни, в общем-то, вполне себе приемлема. Но когда речь идет об эпидемии, о пандемии, то, конечно, такая ступенчатая, постепенная разработка, скажем так, вакцины, конечно, способствует тому, что мы нивелируем возможные побочные эффекты и так далее, и так далее. К сожалению, одновременно мы делаем недоступной эту вакцину тогда, когда она реально нужна для детей, потому что это занимает какие-то катастрофические сроки. Своевременная разработка вакцины для детей в условиях пандемии просто невозможна. Виктор Набутов: Ну а как можно разрабатывать вакцину на скорую руку? У нас и по основному «Спутнику», да и по Pfizer, AstraZeneca, по всему есть вопросы, потому что, дескать, нарушен протокол и 10 лет вакцина не испытывалась, мы не знаем, что будет с людьми через несколько лет после ее использования. Вот это один из главных антиваксерских аргументов. Да, прошу. Павел Волчков: Ну, во-первых, все-таки опыт текущей пандемии подсказывает, что все-таки нужно менять законодательство и предусмотреть вопрос именно параллельной разработки вакцин для взрослых и для детей. Действительно, там можно предусматривать клинические испытания, но все-таки нужно как-то уменьшать сроки или перекрывать эти сроки. Потому что то, как сейчас нормативно закреплено – это просто приводит к тому, что у нас дети в течение двух лет находятся без вакцины априори. И можно, конечно, слушать аргументы от антиваксеров, но факт заключается в том, что сейчас у нас до сих пор нет вакцины для детей. Это факт. Николай Крючков: На сегодняшний день у нас выведена вакцина «Спутник М» – пока для подростков с 12 до 17 лет включительно. Это добровольно используется, то есть никакой обязательной, принудительной вакцинации сейчас нет. Более того, дабы, видимо, удовлетворить, скажем, вот ту обеспокоенную часть родителей, я не знаю, общество, сложно сказать, сделали даже осложненную процедуру вакцинации для подростков. Теперь недостаточно подписать информированное согласие, а по действующим нормативным правилам для вакцинации именно подростков необходимо, чтобы один из родителей написал заявление с просьбой о вакцинации подростка. То есть это еще более осложняет само проведение вакцинации. Вообще, для любых социальных технологий существуют два подхода, они называются opt-in и opt-out в США. По первому подходу мы заставляем людей как бы просить принять участие, то есть они должны попросить принять участие или включиться в какую-то программу – например, программу поддержания общественного здоровья, программу вакцинации и так далее. По другому подходу люди должны написать отказную о том, что они не готовы включиться в ту или иную программу и отказываются, например, от проведения вакцинации. Вы удивитесь, но на самом деле разница в охвате очень большая, очень существенная. И такие исследования есть, и их немало. То есть, в случае если мы заставляем человека отказаться, то это дополнительное активное действие, поэтому большая часть соглашается, больше людей соглашаются на проведение вакцинации. А вот если мы, наоборот, просим человека попросить о проведении вакцинации, то в данном случае еще меньше желающих будет. Поэтому на сегодняшний день я не ожидаю очень больших процентов по вакцинации подростков, к сожалению. Думаю, что, исходя из текущей ситуации, где-то примерно 30–35%, может быть, максимум 40% подростков окажутся, так сказать, добровольно вакцинированными. Нам нужно работать со взрослыми, потому что у нас на самом деле основной камень преткновения – это нежелание многих взрослых вакцинироваться. И поэтому в этих условиях большая, повальная вакцинация подростков, конечно, пользу принесет, но, скорее всего, не с точки зрения коллективного иммунитета, а с точки зрения формирования группового иммунитета, семейных иммунологических «пузырей», иммунных «пузырей». Кроме того, для некоторых детей – очень выраженное снижение индивидуальных рисков. Виктор Набутов: Вы знаете, что хотел у вас спросить? Еще один такой антиваксерский аргумент. Хочется, чтобы вы прояснили ситуацию. А как же можно прививаться, пускай «Спутником М» для детей старше 12 лет, как же можно прививаться во время эпидемии? Евгений Тимаков: Значит, по поводу вакцинации детей. Николая абсолютно поддерживаю. Просто эпидемиологическая значимость в данный момент вакцинации детей физически не будет иметь значения никаким образом, во-первых, ни на эту волну, потому что очень короткий инкубационный период, и дети заболевают в данный момент активно, и уже многие проконтактировали. А что касается вакцинации во время эпидемии, именно вакцинации от коронавирусной инфекции, то точно вакцинация для тех, кого действительно можно защитить в данный момент. То есть это дети из групп риска, дети, ведущие активный образ жизни, и, подчеркиваю, дети, которые не болели коронавирусной инфекцией. По моему мнению, нужно вакцинировать в первую очередь тех, кто не болел, потому что коронавирусная инфекция все-таки формирует иммунологическую память, а у детей очень хорошо выражен клеточный иммунитет и длительная иммунологическая память после перенесенной инфекции. Вот тех, кто не болел, точно вакцинировать в данный момент нужно, ну, по заявлению родителей на данный момент. Но! Но надо организовывать вакцинацию правильно. Если мы хотим разобраться… У ребенка после прививки бывает температурная реакция. И чтобы понимать, коронавирус это или не коронавирус, то желательно, как сейчас, кстати, сделано во многих местах, отдельный вход в поликлинику, каждый человек приходит, ребенок или взрослый приходит и вакцинируется, соответственно. Отдельный вход, нет пересечения с инфекциями. И если есть возможность такая, то сделать карантинный период, хотя бы семь дней, для того чтобы после прививки ребенок начал уже вырабатывать иммунитет, а потом уже начинал посещать общественные места, в том числе и школу. Вот эта вакцинация была бы более грамотной и более безопасной. Но если одновременно вдруг произойдет момент заражения, то катастрофы никакой не случится, за исключением случаев большой вирусной нагрузки, длительного вирусного контакта. Потому что эти случаи мы не знаем, по ним нет данных. Виктор Набутов: А длительный вирусный контакт – это когда всей семьей болеешь? Евгений Тимаков: Вот! Я имел в виду… Виктор Набутов: И постоянно подпитываешься от всех, от окружения. Евгений Тимаков: Все правильно. Виктор Набутов: А дети-то болеют именно так, как правило? Мы не госпитализацию, мы про домашнее течение сейчас. Евгений Тимаков: Когда есть случай семейного заражения коронавирусом, когда в семье есть коронавирус, то тогда вакцину делать не рекомендую, потому что, скорее всего, в 80–90% (это по тем данным, которые сейчас есть по статистике) ребенок подцепит эту коронавирусную инфекцию, независимо от прививки. Соответственно, будет заболевание протекать так, как положено для его организма. Если готовый хороший иммунитет, то ничего страшного не случится. Виктор Набутов: Мы переходим на самом деле сейчас, наверное, к самой главной такой финальной истории нашего эфира сегодняшнего: ну а что делать, если уже заболел ребенок? Какие протоколы лечения? Для каких возрастов что правильнее делать? Прошу вас. Андрей Степанов: Изначально в любом случае происходит лечение симптоматическое, как при банальной вирусной инфекции. Иммунобиологические препараты у детей применяются в редких случаях, при тяжелом течении, при условии проведения консилиумов. И в основном мы просто боремся с симптомами. Собственно говоря, эффект от такого лечения себя оправдывает, потому что в таких ситуациях, по крайней мере, нет ятрогении. Виктор Набутов: Если можно, поясните, пожалуйста, господа, что значит «стандартный протокол». Вот эта фраза прозвучала. Я просто не очень понимаю, что это такое. Надо ли давать кроверазжижающие препараты популярные? Надо ли давать противовирусные? И если надо, то какие это могут быть препараты? Надо ли сбивать температуру детям? Вот некоторые, так сказать, ваши коллеги советуют, наоборот, в отличие от гриппа и любой простуды, не трогать температуру, чтобы не вызывать этот «цитокиновый шторм». Прошу. Андрей Степанов: При вирусных инфекциях, мы не устаем повторять с коллегами-педиатрами, что температура – это не враг, а друг, но до определенного момента. Соответственно, в зависимости от возраста ребенка или от его изначального состояния, склонности к фебрильным судорогам, которые развиваются (это судороги на фоне температуры), мы можем совершенно спокойно видеть, как ребенок с температурой лихорадит до 39 градусов – при условии, что он будет равномерно горячим, то есть у него будут руки и ноги красные, горячие, он весь будет как горячий пирожок. В этой ситуации мы даем ему возможность бороться самостоятельно. Конечно, если температура уже начинает зашкаливать, если самочувствие ребенка страдает, то мы применяем жаропонижающие препараты. Соответственно, выпаивание, то есть как можно больше пытаемся ребенку споить жидкости. Противовирусные препараты (ну, я думаю, что коллеги тоже не будут со мной спорить), они в основном все не работают, а если работают, то они причиняют больше вреда, нежели пользы. Соответственно, противовирусные препараты у детей – это вещь такая дискутабельная. Если нет никаких особых показаний, то мы без них обходимся. Отдельно хочется сказать по поводу иммуномодуляторов, иммуностимуляторов. Такие препараты, несмотря на то что в обилии представлены у нас на рынке, но мы тоже приходим к выводу, что это в основном все маркетинговые дела, потому что они больше вредят либо никак не помогают. Виктор Набутов: А сколько дней позволительна температура до того момента, как надо задуматься о госпитализации и вызывать «скорую»? Кто-то говорит, что два дня, кто-то – три, кто-то – пять. Евгений Тимаков: Это все, во-первых, зависит от возраста ребенка, от сопутствующих заболеваний и от вируса, который вызвал эту самую температуру. Потому что если мы с вами говорим о коронавирусной инфекции, к примеру, то на нее температурная реакция может быть и пять, и семь дней, а у некоторых детей и десять дней держится температура. И при стабильном нормальном состоянии мы четвертый-пятый день контролируем уровень воспалительных белков в крови, смотрим, не присоединяется ли бактериальная инфекция. И если все стабильно и хорошо, ну, мы ребенка в принципе не трогаем в этом плане. А вот если у нас температурная реакция с выраженным интоксикационным синдромом, то есть ребенок переносит ее тяжело, на четвертый-пятый день температура сохраняется, температура выше 39 градусов, то мы уже начинаем задумываться, а почему такой длительный у нас температурный период. Потому что обычно выброс вот этих самых интерферонов происходит в первые три дня заболевания. И мы знаем, что большинство инфекций вирусных пять дней дают температуру, а потом все стабилизируется и нормализуется. Часть инфекций могут давать температурную реакцию до десяти дней, но там другие процессы. Так вот, с коронавирусом нового типа, который сейчас пришел, именно «омикрон» я имею в виду, температурная реакция – в среднем три-четыре дня держится высокая температура, а потом температура снижается. Вот если на пятый-шестой день сохраняется высокая температура, то это повод выяснить причину данной температуры. Что касается иммуностимулирующих препаратов, то в первые дни болезни, а особенно детей из групп риска, у которых возможны риски того самого мультисистемного воспалительного синдрома, эти препараты показаны все-таки. Клиницисты из больниц считают, что… во-первых, не считают, а доказано, что все дети, которые с осложнениями были, они не получали профилактику. И препараты, которые у нас есть в том самом протоколе лечения, которые Минздрав разрешил и оставил для детей – это те препараты, которые малотоксичные, которые не являются сильными иммуностимуляторами, но которые снижают немного вирусную нагрузку и мешают вирусу активно размножаться в организме. То есть по факту – просто блокируют чуть-чуть рецепторы, через которые вирус может проникать. Эффективность их невысокая, они сокращают всего лишь на два дня течение заболевания, немножко сокращают, снижают риски того, что вирус не пойдет во внутренние органы. Но, еще раз говорю, у детей из групп риска и у детей из малых возрастных групп эти препараты могут быть показаны при индивидуальном назначении. Николай Крючков: Надо понимать контекст, в котором мы сейчас с вами говорим, в рамках которого мы сейчас говорим и действуем. Это контекст чрезвычайной недостаточности амбулаторного звена организаций медицинской помощи, да? Виктор Набутов: Да. Николай Крючков: Собственно говоря, если вы вызовете врача дежурного, то вы можете и не дождаться его на самом деле, он может прийти через пять дней… Виктор Набутов: Через две недели! «У вас температура не 40? Третий день 37,5? Соплей нет? Кашля нет?» – это то, что мне было сказано. Николай Крючков: Значит, какие у нас есть возможности в этой истории? Первая возможность – это самостоятельно заниматься, как многие любят или не любят говорить, самолечением, я уж прошу прощения, ну, в том числе слушая наши рекомендации в качестве, так сказать, именно рекомендаций, а не как руководство к действию. Второй момент. Вы, естественно, можете позвонить на горячую линию или какую-то линию в свою поликлинику, или на горячую коронавирусную линию. Но вы не надейтесь, что с вами поговорит именно компетентный врач, уделит вашему случаю длительное время, все расспросит, а еще запросит по электронной почте, чтобы вы анализы прислали. Ну, вряд ли это будет. Соответственно, ПЦР вы, скорее всего, тоже сдать не сможете. И третья возможность. Если есть ухудшение состояния – значит, надо вызывать скорую помощь. Очень важный момент: а когда звонить в скорую помощь? Потому что вы можете на горячую линию звонить, советы там какие-то получать, через неделю сдать анализ, который будет уже не очень релевантен. Это понятно. Если ребенок, если его, скажем так, активность не восстанавливается в течение четырех-пяти дней, если температура высокая держится, если вы ее сбиваете, а она потом возвращается, вы сбиваете, она возвращается, цифры выше 38 стабильно, если он плохо спит и на протяжении длительного времени плохо спит, если он безучастный, если у него очень низкий аппетит или отсутствие аппетита, вы его заставляете какую-то жидкую пищу, естественно, принимать… А надо же питаться, понятное дело. Надо выпаивать ребенка, кстати, в нужном объеме. Даже если он особо не хочет пить, это необходимо делать – ну, в соответствии, естественно, с возрастными нормами. То есть если не проходит… Или если, например, у ребенка появляется одышка, очень сильный надсадный кашель, если нарушения сознания возникают. Не в смысле – его потеря, а в смысле – ребенок становится еще более вялым, лежит, слабо реагирует, понятное дело. Виктор Набутов: Так? Николай Крючков: В этом случае я вам рекомендую звонить в скорую помощь и описывать как более тяжелый случай, ну, для того чтобы ничего (а там всякое бывает) не пропустить. Виктор Набутов: Значит, про мультисистемную недостаточность много пишут в последнее время. Объясните, какова симптоматика всего этого дела. Потому что многие болеют дома все равно, в том числе с детьми, и ждут, что это само пройдет за несколько дней. Ну, это мой случай. Евгений Тимаков: На самом деле мультисистемный воспалительный синдром – это все-таки заболевание у детей, которые склонны к течению этого осложнения коронавирусной инфекции. К счастью, не у всех. Но возникает он не сразу, возникает недели через три после перенесенной болезни. Поэтому в принципе родители, если ребенок перенес коронавирусную инфекцию, должны наблюдать за ребенком в течение трех-четырех недель. И если вдруг появляются изменения в поведении ребенка, появляются высыпания, появляется утомленность… Виктор Набутов: Вот я об этом. Евгений Тимаков: …если наблюдается повышение температуры, то это требует осмотра, наблюдения врача, чтобы как раз исключить это отсроченное состояние. Ну, скажем так, оно не аналогично, но для сравнения, чтобы взрослые понимали: у взрослых есть «цитокиновый шторм», который сразу на фоне болезни возникает, через восемь-десять дней от начала, а у детей отсроченная иммунная реакция, которая поражает. То есть ковид сам начинает «кушать» свои органы и ткани, и возникает вот эта мультисистемная воспалительная реакция. Виктор Набутов: Извините, что я фиксирую, специально проговариваю еще раз, потому что очень важные моменты. Итак, формально, со стороны кажется, что болезнь уже отступила, температура ушла, сопли и кашель прошли, ну, все эти проявления ОРВИ, условно, но может пройти еще две-три-четыре недели, когда вдруг начинается высыпание и переход в эту мультисистемную… Евгений Тимаков: Не только высыпание. Начинается воспаление внутренних органов и тканей. Соответственно, возникает такой специфический иммунный, аутоиммунный ответ, неправильный иммунный ответ у детей. Соответственно, это требует просто внимания родителей. Напоминаю: это не у всех детей, это у детей из групп риска, и чаще все-таки у детей с избыточной массой тела. Виктор Набутов: Господа, спасибо огромное за потраченное время. Ну а вам что хотелось бы сказать, дорогие телезрители? Ну а что можно сказать? Здоровья вам и вашим детям! До встречи в программе «ПРАВ!ДА?» на Общественном телевидении России. Пока!