«Основа любого государства – образование своей молодежи». Диоген Юрий Алексеев: Программа «ПРАВ!ДА?» в эфире Общественного телевидения России. Здравствуйте! Меня зовут Юрий Алексеев. И вот что обсуждаем сегодня: Число бюджетных мест в российских вузах через пять лет сократится на 17%. Такой прогноз содержится в ежегодном докладе Правительства о политике в сфере образования. Абитуриентов, согласно тому же документу, станет больше на 15%, поэтому шансов поступить на бюджет в отечественный вуз будет еще меньше. Глава Комитета Госдумы по образованию Вячеслав Никонов высказал мнение, что количество бюджетных мест не сократится, но для этого нужно внести изменения в закон «Об образовании» – именно в нем прописана формула, по которой на 10 тысяч молодых людей от 17 до 30 лет должно быть 800 бюджетных мест в вузах. Юрий Алексеев: Почему все сложнее поступить в вуз? Как получить высшее образование бесплатно? И идем ли мы к тому, что высшее образование будет только за деньги? Собственно об этом и будем говорить сегодня. Любовь Николаевна, в свете того, что уже услышали – на 10 тысяч жителей от 17 до 30 лет должно быть 800 бюджетных мест… Любовь Духанина: Не мене 800 бюджетных мест. Юрий Алексеев: Да, не менее. И ваш руководитель – председатель Комитета Госдумы по образованию – он в Facebook написал следующее: «На самом деле количество бюджетных мест не сократится. Чтобы этого не произошло, необходимо изменить формулу закона «Об образовании». Я, конечно, понимаю, что комментировать начальника – неблагодарное дело, я вас провоцирую просто, но тем не менее: что получается? То есть количество бюджетных мест сократится, если формулу не поменяют в законе «Об образовании»? Так получается? Любовь Духанина: Оно сократится в процентном отношении, потому что численность одиннадцатиклассников у нас растет. В этом году сдавали ЕГЭ на 10% ребят больше, чем в предыдущем году. И если на то же количество мест будет претендовать все большее количество детей, то, конечно, по сути, это будет сокращение. На самом деле, действительно, мы обсуждали на заседании Комитета по образованию и науке вопрос изменения данной формулы. Но легче всего изменить формулу. Сложнее всего, чтобы за этой формулой шли реальные деньги. Основной вопрос – это вопрос увеличения финансирования наших университетов, наших вузов любимых, для того чтобы, действительно, возможность поступления в высшее учебное заведение, которое, в соответствии с законом, происходит на конкурсной основе, на бюджетное место реально не сокращалась. Будет ли легко или, наоборот, сложнее поступать в высшие учебные заведения? Это зависит от тех требований, которые будут реально выставлять высшие учебные заведения и от уровня ЕГЭ, от тех КИМов, которые будут предложены нашим одиннадцатиклассникам. На самом деле проблема значительно шире, и она не только в количестве мест и в необходимости финансирования. В системе образования уже достаточно давно сложились серьезные диспропорции, и они связаны с несоответствием запроса рынка по профессиям и предложения, которое дают высшие учебные заведения на той или иной территории. Существует диспропорция между территориями в Российской Федерации. Наиболее доступны, с точки зрения бесплатного бюджетного места, такие регионы, как Москва, Московская область, Санкт-Петербург, Томск. В других регионах эта цифра все меньше и меньше. Поэтому вопрос нужно решать комплексно. Юрий Алексеев: Вы глобально обрисовали ситуацию. Коснемся темы диспропорции. Я попрошу тогда вывести на экран, уж коль мы вспомнили об этом докладе, который Правительство подготовило для Федерального Собрания, там была такая табличка «Прогноз суммарной численности выпускников школ, иностранных абитуриентов и контрольных цифр приема на бюджетные места». Еще такая формулировка. Мы тоже об этом поговорим, выясним, что это такое. Тут даже можно не вдаваться в цифры, а просто любоваться этим графиком. Красный столбик – это количество абитуриентов, а фиолетовый столбик – это количество бюджетных мест. Начиная с 2017-го до 2024 года, по прогнозам, так ситуация будет меняться. То есть здесь, грубо говоря, почти 100% абитуриентов поступают, а потом эти столбики расходятся в разные стороны все больше, больше и больше – и к 2024 году на 824 тысячи абитуриентов будет только 432,5 тысячи студентов бюджетных мест. Ирина Всеволодовна, жутковатая графика? Как вы относитесь к этим прогнозам? Насколько они вообще адекватные? Как можно так далеко заглядывать? И далеко ли это – до 2024 года? Ирина Абанкина: Нет, ну это совсем не далеко, потому что все демографические тренды известны, число выпускников известно тоже. При этом мы говорим о том, что контрольные цифры приема не только на бакалавриат, но они также на специалитет, на магистратуру. Юрий Алексеев: Это просто число конкретных бюджетных мест в конкретном вузе? Ирина Абанкина: Во всех вузах, скажем так. Хотя у нас по закону можно финансировать и государственные, и негосударственные. Вообще говоря, доля бюджетных мест, которые получают негосударственные вузы, очень мала – 1,5% не превышает. Юрий Алексеев: Государство высказалось с помощью этого графика, что вот столько аж будет, в два раза меньше? Ирина Абанкина: Оно высказалось. Я согласна, что формулу корректировать надо. Нас очень часто, скажем так, ставит в тупик то, что когорта, которой сейчас, например, 25–30 лет – это очень незначительная когорта. Поэтому суммарный контингент от 17 до 30 остается незначительным. А ребят более раннего возраста (17–23) гораздо больше становится. Но мы общее число не можем увеличить, потому что законодательная норма выполняется. Поэтому очень часто говорят: «Давайте все-таки обеспечивать доступность в первую очередь выпускникам школ, выпускникам колледжей, молодежи. И давайте после 25 лет не включать в эту когорту. Это, как правило, уже работающие». Поэтому, действительно, здесь есть очень тревожные звонки. Вот это увеличение контрольных цифр приема во многом было связано с увеличением приема в магистратуру, потому что у нас с 2015 года на самом деле жесткое разделение на бакалавриат и магистратуру, только 20% осталось в специалитете. И поэтому начиная, вообще говоря, даже с 2016 года уже было резкое увеличение контрольных цифр приема на магистратуру. Юрий Алексеев: Здесь я еще раз уточняю: и бакалавриат, и магистратура? Ирина Абанкина: И бакалавриат, и специалитет (примерно 20%), и магистратура. Сейчас такого увеличения приема в магистратуру за счет бюджетных средств не предполагается, поэтому, действительно, разрыв увеличивается. В основном концентрация идет все-таки на бакалавриате и специалитете, поскольку это пять лет обучения. И действительно, я думаю, что и контрольные цифры надо все-таки увязывать с уровнем образования. Но я поддержу, конечно, Любовь Николаевну – в чем? Юрий Алексеев: Прошу коротко. Ирина Абанкина: У нас очень серьезная диспропорция. Мы уже давно финансируем практически 10% бюджетных мест на такие направления, как менеджмент, экономика. Эти направления продолжают пользоваться спросом. Юрий Алексеев: Где и так уже много специалистов? Ирина Абанкина: Ну и много специалистов. Но вообще эти направления оплачивают сами люди, семьи. Даже уже здравоохранение на 50% – это действительно оплата за счет семей. А вот на технических направлениях, в том числе сложных, – там 20–30% мест за счет семей, а остальное за счет бюджета. Вот здесь нужна довольно грамотная политика. Что все-таки остается в ответственности государства, направления по каким специальностям, в каких регионах? Где мы должны, скажем так, взять на себя ответственность за то, что справятся выпускники с этими программами? Сегодня к 63 баллам приближается граница отсечения по баллу ЕГЭ. Юрий Алексеев: Это ЕГЭ? Ирина Абанкина: Да. Все, которые получили ниже баллы, считается, вряд ли справятся с этим. Юрий Алексеев: Вы сказали про регионы. Любопытный вопрос, действительно. Вот это уменьшение числа бюджетных мест будет пропорциональным на все вузы в России? Либо в каких-то вузах число бюджетных мест «подрежут» основательно, а, допустим, в топовых, как об этом тоже пишут СМИ, наоборот, бюджетные места добавят? Сергей Константинович, подключайтесь к нашей дискуссии. Сергей Комков: Давайте посмотрим, что сегодня происходит в обществе. Мы с вами вообще сегодня имеем перекос в жизни общества, который сотворили наши реформаторы в системе образования за последние 25 лет. Юрий Алексеев: Прошу конкретнее. Что вы имеете в виду? Сергей Комков: Мы с вами всех сориентировали на высшее образование. Был выдвинут лозунг в 90-е годы: «Каждому школьнику – высшее образование!» Юрий Алексеев: Вы с этим не согласны? Сергей Комков: А я считаю, что каждому ребенку надо дать нормальную дорогу в жизнь, в первую очередь. Юрий Алексеев: Что имеется в виду? Сергей Комков: Это значит, что надо сделать так, чтобы он в дальнейшем получил в руки хорошую профессию. И необязательно надо пихать, чтобы он закончил среднюю школу полную и поступил в вуз – какой попало, куда попало, как попало. Вот нужно, чтобы мы с вами сделали и сориентировали так, что обязательно нужно в какой-нибудь вуз, чтобы какой-нибудь дипломчик у него обязательно был. Юрий Алексеев: Вот смотрите. По теме разговора, который вы затронули. Есть статистика, провел ее ВЦИОМ, июль 2019 года. Респондентам задавали два вопроса. По порядку. Первый вопрос: «Согласны ли вы или нет с тем, что значимость высшего образования часто преувеличивают в наше время, без него можно сделать удачную карьеру и устроить свою жизнь?» И вот данные – начиная с 2008 года и до 2019 года. Давайте смотреть верхнюю строчку. «Скорее согласен» – то есть определенной уверенности нет. В 2008 году скорее согласны были с тем, что значимость высшего образования преувеличена, 45% респондентов, а сейчас – аж 68%. То есть тренд, который вы обозначили, он сохраняется, и он сейчас даже более ярко выражен. А те, кто не согласен – соотношение наоборот поменялось: в 2008-м – 44%, а более чем десять лет спустя – 30%. И вторая статистика. Собственно, к чему я это все веду? Тоже ВЦИОМ, тоже июль. Задавали вопрос: «Согласны ли вы или нет с тем, что без высшего образования человек обречен на низкооплачиваемую работу?» «Скорее согласен» в 2008 году – 41%. И дальше «скорее согласен» – 33%. То есть все-таки люди приходят к тому, о чем вы сейчас говорите, и соглашаются с тем, что высшее образование – это дорога в жизнь? Любовь Духанина: Коллеги, есть и другая статистика… Юрий Алексеев: Сейчас вы прокомментируете. Сергей Комков: Вы знаете, давайте так говорить. Мы заморочили мозги людям. Вот я очень хорошо знаю европейский опыт. И я знаю, что в Европе, в европейских странах существует разветвленная система профессионального образования. И там существует сеть профессиональных школ, когда человек, заканчивая основную школу (а это восемь или девять классов), потом поступает в профессиональную школу и получает в руки прекрасную профессию. И потом только часть из тех, кто получил профессию в руки, идет дальше в институты или в высшую школу. Вы извините, у нас с вами почти 90% выпускников школ топают дальше в вузы. Получил он дальше диплом о высшем образовании. У нас, извините, мы наготовили огромное количество менеджеров… Юрий Алексеев: О чем Ирина Всеволодовна и говорила. Сергей Комков: Помните Задорнова? Он говорил «манагеров». Наготовили огромную массу «манагеров». И вот они не знают, что такое вообще работа. Они не понимают, что они собой представляют, «манагеры» бестолковые, которые ничего не понимают. Но у них диплом о высшем образовании, который им совершенно ничего не дает в жизни. Юрий Алексеев: Возвращаюсь к моему вопросу. Коллеги, тоже присоединяйтесь. Сергей Комков: Поэтому, короче говоря, нам нужно пересмотреть вообще систему обучения и систему профессиональной подготовки. Поэтому я бы сегодня не пересматривал схему высшего образования, а вообще пересмотрел бы всю систему профессионального образования нашего подрастающего поколения и вернул бы нормальную систему среднего специального профессионального образования. Юрий Алексеев: Я вас понял. Сергей Александрович, то, о чем говорит Сергей Константинович – мы далеки от этого? Согласны вы с тем, что он говорит, или же нет? Ирина Абанкина: У нас увеличивается доля приема в колледжи. У нас реформируются колледжи, оснащаются… Сергей Комков: Да мы половину колледжей, извините, мы среднюю систему профессионального образования уничтожили на корню! Ирина Абанкина: Давайте не будем только… Любовь Духанина: Это было пять-семь лет назад еще, коллеги. Два года уже мы имеем статистику, когда более 50% выпускников девятого класса поступают реально в систему СПО. Юрий Алексеев: СПО – это среднее профессиональное образование? Любовь Духанина: Да. Сегодня оно становится с каждым днем все более привлекательным, там все больше открывается новых современных программ. И развитие такого движения, как WorldSkills, на территории Российской Федерации обратило внимание на самом деле нашей молодежи на то, что участвовать в профессиональных конкурсах – престижно, достойно, модно. И сегодня очень многие… Вот смотрите цифры, была интересная статистика – и два последние года сильно отличаются, качественно отличаются. Юрий Алексеев: Да, резкий скачок. Любовь Духанина: Резкий скачок. А почему он происходит? Страна начала инвестировать в среднее профессиональное образование. Очень большие средства выделяются сейчас в рамках национального проекта «Образование». И у нас с вами за пять лет должна произойти ситуация, когда около 50% учреждений СПО будут преподавать только по новым и современным профессиям. Амбициозная задача? Амбициозная. Это сложная задача для правительства, для всех, кто работает в этой системе. Но это и возможности для нашей молодежи. И в этом я с вами абсолютно согласна, что не всегда нужно идти в вуз. Более того, все профессии, если мы их будем анализировать, они имеют разный процент, составляющий объем фундаментальных знаний, которые должен иметь ребенок, и объем практических знаний и умений, которые нужны, чтобы работать в этой профессии. Там, где больше практики, конечно, лучше начать в системе среднего профессионального образования, а затем, осуществляя свой профессиональный рост в выбранной сфере, получать дополнительно уже высшее образование, понимая, для чего оно тебе нужно. И с этим я согласна. Юрий Алексеев: Я часто слышу такие размышления. Правда, честно, не видел пока тех, кто доводит сказанное до дела. То есть люди так и останавливаются на среднем образовании, им уже лень потом получать высшее образование. Ирина Абанкина: Не останавливаются, не останавливаются. Юрий Алексеев: Это мое субъективное мнение. Может быть, это только те примеры, которые я вижу. Ирина Абанкина: Потому что сегодня профессиональные стандарты шестого, тем более седьмого квалифицированного разряда требуют высшего образования. Давайте все вместе все-таки поздравим наших победителей международного конкурса WorldSkills, который сейчас проходил в Казани. Мы стартовали несколько лет назад с последних мест. Сегодня у нас практически по всем профессиям победители, причем команды победителей. И действительно, это меняет (я здесь тоже совершенно согласна с этим) само представление и ребят, и семей о востребованности профессии, о своей миссии в жизни. Юрий Алексеев: Это правда большое достижение. Но я бы хотел все-таки… Ирина Абанкина: Поэтому двигаться в эту сторону надо. Но это никоим образом не снимает проблемы продумывания, каким должно быть все-таки поступление и доступность высшего образования по разным направлениям и в разных регионах. Юрий Алексеев: В свете высшего образования хотел бы вернуться к своему вопросу: сокращаться пропорционально будут эти места в Москве и в регионах? Сергей Комков: Высшее образование вообще должно быть бесплатным. Юрий Алексеев: Мы с этим не спорим. Другое дело, что… Сергей Комков: Оно должно быть для всех граждан России бесплатным. Это совершенно однозначно. Юрий Алексеев: Мы сейчас обсудили, что число бюджетных мест будет сокращаться. Виктор Викторович, насчет пропорций этих – регионы, Москва, Петербург, Екатеринбург. Виктор Панин: Нет конечно, пропорции вряд ли будут сохраняться. Я думаю, что со мной все эксперты согласятся. Юрий Алексеев: В этом и цель? Виктор Панин: Я думаю, что не столько в этом цель. Я понимаю, о чем сказала сейчас Любовь Николаевна. Мне бы хотелось отметить, что, действительно, сейчас государство сейчас все больше и больше финансирует систему профессионального образования. Понятно, что у нас бюджет не резиновый. Понятно, что эти средства так или иначе откуда-то надо брать. И конечно, снижение объема бюджетного финансирования системы высшего профессионального образования (действительно, вот эта табличка, которую вы показали) имеет место быть. И это объективная реальность, от которой мы с вами никуда не денемся. Юрий Алексеев: И сантехником, и сварщиком можно зарабатывать хорошие деньги. Виктор Панин: В противном случае откуда-то мы эти деньги должны будем взять. Правильно? В этом году мы уже с вами видим сокращение бюджетных мест в вузах в среднем где-то на 80 тысяч мест в год. То есть с прошлого года, по отношению к прошлому году мы уже примерно на 80 тысяч количество бюджетных мест в вузах сократили. Понятно, что (о чем говорила и Ирина Всеволодовна) есть расхождения в количестве бюджетных мест в магистратуре и бакалавриате. В среднем где-то на бакалавриат около 3 тысяч снижение бюджетных мест в этом году, а на магистратуру – все оставшееся, порядка 70 тысяч с лишним. Но тем не менее эта динамика прослеживается, и она действительно будет, скорее всего, соответствовать вот тем цифрам, которые мы с вами видим – ну, плюс-минус. Юрий Алексеев: А есть ли цель в свете этого, грубо говоря, «задавить» слабенькие вузы, чтобы дать бюджетные места топовым вузам? Виктор Панин: Поймите, мы должны говорить об этих цифрах не просто в отрыве от ситуации конкретной. Я абсолютно убежден, что мы должны говорить об этих цифрах еще и в соответствии с вопросами качества образования. К сожалению, мы зачастую об этом забываем. И я думаю, что опять же со мной эксперты согласятся, что у нас достаточно большое количество вузов, которые готовят, наверное, некачественных специалистов… Юрий Алексеев: То, о чем я и говорю. Виктор Панин: …дипломы которых не котируются, которые не могут найти себе работу по окончании вуза и так далее. Вот эти вопросы все должны быть взаимоувязанными. Любовь Духанина: У нас есть достаточно большое количество бюджетных мест, на которые дети не поступают. И это говорит о чем? Виктор Панин: Которые финансируются, но они невостребованные обществом. Все верно. Любовь Духанина: Да. Есть невостребованность. Это означает, что все-таки нужно смотреть на систему профессионального образования с точки зрения запроса личности… Виктор Панин: И эффективности. Любовь Духанина: …и с точки зрения на самом деле региональных запросов. Понимаете, мы не сможем сделать так, чтобы все профессиональное образование (и в этом нет никакого разумного смысла) получали в Москве и в Санкт-Петербурге. Россия сильна регионами. И нам нужно максимально развивать регионы – развивать одновременно экономику и систему профессионального образования региона как систему, которая обеспечит экономику. Юрий Алексеев: Я очень люблю фразу «нужно» и с уважением к ней отношусь. Но что происходит на практике, Сергей Александрович? Вот эта обратная связь заказчика, работодателя в регионе с тем же вузом в регионе присутствует? Или все учатся на экономистов, на юристов, а потом идут официантами в рестораны? Сергей Толкачев: К сожалению, эта тенденция на централизацию, на сосредоточение образования в крупных городах, в крупных вузах – она объективна, она имеет глубокие корни в общем кризисном процессе, который переживает не только наша страна, но и вся мировая экономика. Между прочим, высшее образование теряет свою престижность и в западных странах тоже. Мы прекрасно знаем, что выпускники того же Гарварда и MIT сейчас тоже с трудом находят работу, особенно в этих экономических и менеджерских специальностях. Юрий Алексеев: То есть не только Россия, но и весь мир учится на экономистов и на юристов? Сергей Толкачев: Ну, это была тенденция, которая нас тоже захлестнула в 90-е, и с большой силой инерции она до сих пор сохраняется. Вообще образование как очень инерционная система долго раскачивается то в одну сторону, то в другую, долго перестраивается. И мы сейчас также долго (и с этим нужно смириться) будем перестраиваться в пользу оптимизации этих специальностей, соотношения высшего и среднего специального образования. Юрий Алексеев: Но в регионе объективно понимают, какие специалисты им понадобятся через пять-шесть лет? Сергей Толкачев: В регионах эта ситуация труднее, чем в крупных городах, поскольку там в силу, скажем так, бедности инвестиционного процесса… Допустим, я более или менее знаю ситуацию в Орловской области. Ну, трудный и депрессивный регион, где трудно идут инвестиции. Все старые заводы разрушены, новые не создаются. И поэтому совершенно естественным образом вся лучшая молодежь – в Москву, в Санкт-Петербург, ну, больше в Москву. И с этим ну ничего не сделаешь. Какие бы правильные постановления ни принимались, какие бы контрольные цифры оптимизированные ни выдавались, это глубочайшая тенденция, и с ней не поборешься. Юрий Алексеев: Ирина Всеволодовна, ничего не сделаешь? Ирина Абанкина: Вы знаете, делается. Но я совершенно согласна с тем, что эта взаимосвязь с бизнесом, с развитием экономики – она самая прямая. Я понимаю, что мы все любим фразу: «Выпускники Гарварда не ищут работу, они ее создают». Но собственно продуцирование новых бизнесов, создание не только для себя, но и малого и среднего бизнеса, вовлекающего других, – это у нас действительно на очень низком уровне. У нас очень низкая предпринимательская активность. Это неоднократно отмечали, в том числе и президент. И эта активность не поддерживается, кстати, в том числе государственной политикой в области инвестирования. Да, мы принимаем программы довольно серьезные. Развитие Дальнего Востока – действительно, там сейчас направлено немало инвестиций, развитие и экономики, и высшего образования, и среднего профессионального образования. Мы знаем, что сегодня даже по публикационной активности Дальневосточный федеральный университет начинает занимать очень серьезные позиции. Он очень хорошо оснащен, там повышается доля иностранных студентов даже, научных исследований. Мы знаем, что есть регионы, которые включились в программу опорных университетов. Вот вы вспоминали Самару, Тольятти – там как раз в том числе и опорные университеты, и национальные исследовательские университеты. Но у нас есть целые регионы, в которых, во-первых, до сих пор не преодолена тенденция депопуляции населения, число выпускников снижается и снижается. Вузы действительно получают (я согласна с Любовью Николаевной) даже больше, чем число выпускников, бюджетных мест, они остаются незанятыми. Но и выпускники ведь переезжают в другие регионы, в том числе в крупные центры, и получают там образование, для того чтобы именно там потом остаться работать. Вот возвратиться в свой регион достаточно сложно. Посмотрите, что произошло с целевым набором. Сколько бились, чтобы принять новый закон, новую поддержку? И мы недобрали целевой прием, существенно недобрали. Юрий Алексеев: Для целевой аудитории главное условие… ой, для целевого приема главное условие – чтобы потом вернулся в свой регион и отработал там? Ирина Абанкина: Вернулся, да, отработал. Уже всех договорами связали, такая ответственность. Не сумели. Я не говорю, что этот механизм не будет работать. Но на него тоже нужно время, согласна. Очень медленно происходит! Нужно убедить семьи и самих выпускников, заинтересовать работодателей. Это не одного года работа. Поэтому налаживание взаимодействия, действительно, с бизнесом, с инвестиционной государственной политикой и взаимосвязь с профессиональным образованием в широком смысле – это сегодня задачи, которые очень серьезно стоят на повестке дня. Любовь Духанина: Когда молодой человек принимает решение, куда ехать учиться, он исходит не только из логики, какую профессию получать, а он сразу предполагает, где он дальше будет жить. Ирина Абанкина: И работать. Юрий Алексеев: Это в лучшем случае. А еще родители чаще всего подключаются. Любовь Духанина: И поэтому очень важно для молодежи, чтобы на данной территории, в данном населенном пункте были условия социальные: детские сады, хорошие школы, кафе, спортивные комплексы, кинотеатры… Юрий Алексеев: Об этом вообще никто не спорит, даже нет смысла на этом останавливаться. Любовь Духанина: Но мы все время как бы выбираем одну узкую тему и забываем, в том числе при принятии решений, что человек смотрит на любой вопрос более комплексно, чем сегодня на него реагирует государственная политика. Юрий Алексеев: Татьяне Владимировне вопрос. Прозвучало слово «иностранные студенты». Может быть, я неправ, но тем не менее бытует мнение, что иностранные студенты каким-то образом эти бюджетные места «съедают», потому что «зачем платить бюджетные деньги и учить наших российских специалистов, если можно зарабатывать на иностранцах?». Так ли это? Татьяна Скрыль: Ну, не совсем верно, потому что доля иностранных студентов и доля иностранных преподавателей является критерием оценки вуза в международных рейтингах и в отечественных рейтингах. Юрий Алексеев: То есть вуз заинтересован? Татьяна Скрыль: Конечно. И задача любого вуза – попасть в эти рейтинги и, соответственно, соблюсти этот критерий. Юрий Алексеев: Статьи «иностранные студенты» и «российские студенты» – это вообще две разные истории? Или они как-то пересекаются? Татьяна Скрыль: Да. Потому что иностранный студент может на общем основании, естественно, сдать в России ЕГЭ и поступить. Но такое случается на практике довольно редко. В основном они поступают через свои квоты. Но опять же то, что иностранных студентов не должно быть – это мнение ошибочное, потому что мы все… Будущий выпускник может пойти в иностранную компанию работать, то же самое, устроиться на работу в компанию отечественную, которая будет осуществлять деятельность за рубежом. И посредством этого интернационального общения со студентом, с преподавателем как раз и будет тот мостик коммуникации, понятие того менталитета, с которым он, может быть, столкнется в будущем. То есть как раз увеличение доли иностранных студентов, а отчасти и доли иностранных преподавателей – это только положительно. Любовь Духанина: Квоты иностранные студенты тоже не выбрали, деньги остались. Юрий Алексеев: Те деньги, которые иностранцы платят за обучение, они в вузах остаются? На что они, как правило, идут? На зарплаты преподавателям, на ремонты? Татьяна Скрыль: Если иностранный студент поступает на небюджетные места, то, конечно, эти деньги аккумулируются в вузе. И если он идет по целевому, то есть относительно какого-то министерства – то же самое. То есть это аккумулируется все в вузе. И вуз, естественно, получает только одни преимущества. Юрий Алексеев: Сергей Александрович, поясните, пожалуйста, откуда берутся цены на обучение – стоимость семестров, стоимость курсов? Это исключительно политика конкретных вузов? Либо есть какие-то нормативы, есть какие-то параметры и так далее? Потому что заглядывал сейчас, сколько стоит обучение… Эта ситуация как поменялась за последние десять лет? Вышка – там есть факультеты, которые по 700 тысяч стоят в год! Сергей Толкачев: Ну, я далек от выработки этих решений. Юрий Алексеев: Механизм вы же понимаете. Сергей Толкачев: Насколько я знаю, вузы сейчас вполне самостоятельно определяют, как торговцы на рынке. Татьяна Скрыль: Почему? Стоимость обучения еще зависит от доли бюджетного финансирования этого вуза. Естественно, чем больше финансирование вуза, тем больше оплата и вне бюджета. Ирина Абанкина: Да, действительно, у нас ограничено – мы не можем устанавливать стоимость обучения ниже, чем нормативы бюджетного финансирования. А они у нас заметно выросли в последние годы. У нас три стоимостные группы. Технически сложные специальности, специальности, связанные с безопасностью, специальности, связанные со здравоохранением, с культурой, – они, конечно, относятся, как правило, ко второй, а многие и к третьей. А теперь в третьей еще и две подгруппы стоимостные с повышающими коэффициентами. Они, конечно, ниже быть не могут. Плюс у ведущих вузов есть свои повышающие коэффициенты тоже, связанные с качеством приема и с объемом научных разработок. Юрий Алексеев: А потолок установлен? Ирина Абанкина: А верхнего потолка нет. Вот тут ориентируется вуз. Ученый совет в вузе принимает всегда это решение, ориентируясь, конечно, на платежеспособный спрос. Юрий Алексеев: Исключительно рыночная ситуация получается. Сергей Комков: И на бренд. Сергей Толкачев: И конкуренция. Ирина Абанкина: И на бренд вуза, безусловно. Но на что ориентируются? На стоимость программ плюс аналоги в европейских, иногда даже американских университетах. Потому что те, кто планировали уехать, очень многие остаются и готовы платно учиться здесь. Как правило, эти семьи выигрывают существенно, ну, с учетом нашего курса и всех механизмов, которые произошли. У нас в Высшей школе экономики, действительно, все последние годы рост платного приема. Очень многие, которые, наверное, собирались в России вообще не оставаться, остались. Они выбирают, конечно, те программы и университеты, которые, как им кажется, все-таки отличаются достойным качеством. Соответственно, у нас и проходной балл на платные программы очень высокий. Ну, соответственно, и цены растут, особенно на программы… Сергей Комков: Заоблачные у вас цены! Ирина Абанкина: Мы, скажем так, на ограничение платежеспособного спроса не натыкаемся пока. Есть люди, которые готовы у нас учиться и платить. Виктор Панин: Не всегда адекватная позиция у вузов на этот счет. Потому что по действующему закону «Об образовании» у нас гражданин, абитуриент вправе потребовать смету, расчет той стоимости, которую ему предлагает вуз. Ирина Абанкина: Мы предоставляем. Виктор Панин: И за редким исключением, вузы подобные сметы имеют, я вас уверяю. Мы неоднократно сталкивались с такими ситуациями, когда сначала абитуриент или семья заключают соответствующий договор, им там какую-то сумму определяют спустя какое-то время. Они не знают об этой норме закона. К сожалению, многие не знают и не пользуются этим. А спустя какое-то время у них начинаются проблемы – невозможность заплатить и так далее. Их отчислять и зачастую не возвращают эти деньги, которые должны вернуть, неосвоенные. И когда мы требуем предоставить смету, вуз или соответствующий отдел в этом вузе начинает долго и нудно чесать голову и придумывать какое-то обоснование для тех сумм, которые они озвучили, причем публично. Поэтому это очень серьезная проблема. Я, пользуясь эфиром… Ирина Абанкина: Я с Виктором Викторовичем согласна. Действительно, он стоит здесь как серьезный защитник именно прав потребителей в этом вопросе. Виктор Панин: Граждан в сфере образования. Не люблю я слово «потребители». Ирина Абанкина: Ну, у вас так звучит… Виктор Панин: Это в законе записано, Ирина Всеволодовна. Ирина Абанкина: Да, в законе, конечно. Но дело в том, что, действительно, мы обязаны предоставить калькуляцию затрат, и она должна быть убедительной. И тут должен быть в этом смысле свободный выбор, если человек не согласен. Виктор Панин: Конечно. Ирина Абанкина: Ведущие вузы, как правило, осуществляют такую калькуляцию. Они и своему ученому совету предоставляют с обоснованием стоимости, причем по разным направлениям. Но я согласна, что далеко не все. И здесь, конечно, нужна прозрачность. Снова включилась программа, кстати, образовательного кредитования. Она не очень востребованная, но все-таки, тем не менее, дающая возможность отнести на будущие доходы оплату обучения. Но еще раз подчеркну: если сравнивать по качеству с аналогами и внутри страны, и с зарубежными университетами, то я бы сказала, что зарубежные университеты все однозначно дороже, чем то, что у нас предлагается, причем даже европейские университеты. Виктор Панин: В Чехии – вряд ли. Вот сейчас Сергей Константинович возразит, наверное. Сергей Комков: Я вам сразу возражу. Ирина Абанкина: Давайте сопоставлять по качеству образования. Сергей Комков: Не надо… Юрий Алексеев: Друзья, как раз у нас есть сюжет, который рассказывает о стоимости обучения за границей. Мы его посмотрим и потом продолжим разговор, я вам дам слово. СЮЖЕТ По данным Института статистики ЮНЕСКО, около 60 тысяч россиян получают образование за рубежом. Чаще всего они выбирают для учебы Германию – здесь обучение в государственных вузах страны на немецком языке бесплатное для всех, студенты только платят порядка 300 евро за документ, дающий право пользоваться всей инфраструктурой учебного заведения. На втором месте по популярности Чехия. Получить высшее образование на английском стоит от 5 до 15 тысяч евро в государственных вузах, а в частных университетах год обучения обойдется в среднем в 5 тысяч евро. В США стоимость академического года в государственном вузе составляет от 10 до 20 тысяч долларов. Год обучения в обычном американском колледже – не больше 3 тысяч долларов. В Великобритании учебный год в обыкновенном университете стоит в пределах 10–15 тысяч фунтов стерлингов. В Оксфорде стоимость обучения для иностранцев начинается с 23 тысяч фунтов стерлингов в год. Во Франции, где обучаются более трех с половиной тысяч россиян, стоимость года обучения выросла до 3 тысяч евро. Но есть простой способ получить образование в этих странах бесплатно – выучить официальный язык, к примеру, французский или немецкий. И конечно, получить высокие баллы при вступительных экзаменах. Еще один способ – получить грант на обучение за рубежом через государственный или частный образовательный фонд – к примеру, Британский совет или Фонд Рокфеллера. Но для этого нужно продемонстрировать исключительную тягу к знаниям и пройти испытание языковым тестом. Плату за обучение могут обнулить высокие оценки. А лучшим студентам вуз сам назначает стипендию. Юрий Алексеев: Сергей Константинович, обещал вам слово дать. Сергей Комков: Так вот, я хочу сразу пояснить. Тут сказали про Чехию. Я несколько лет прожил в Чехии и очень хорошо знаю систему образования в Чехии, в частности систему высшего образования в Чехии. Хочу вам сразу сказать: если ты в Чехии учишься на чешском языке, то ты учишься там бесплатно. Вот то, что показали здесь и сказали, что плата за обучение – это если ты учишься там на английском языке, то есть в английском каком-то вузе, в английском варианте. Если туда приезжает россиянин и проходит десятимесячный курс чешского языка, за который надо заплатить некоторую сумму, потом он учится там бесплатно. Ирина Абанкина: И работает тоже потом на чешском языке в Чехии. Сергей Комков: Ради бога! Он может… Ирина Абанкина: И зачем там учиться? Там нет рабочих мест. Сергей Комков: Он получит диплом о высшем образовании европейский, который будет признаваться во всем мире. А наши дипломы российские, кстати, я вам хочу сказать, о высшем образовании, несмотря на то, что мы подписали Болонское соглашение, не признаются нигде в мире пока что. И я специально был на специальном брифинге в Министерстве иностранных дел и задал по этому поводу вопрос Марии Захаровой, задал ей вопрос по поводу того, признаются или нет дипломы Российской Федерации в мире после подписания нами Болонского соглашения. На что госпожа Захарова ответила: «Нет». И подписание нами Болонского соглашения не является обязательным договором международным, в свете которого признаются автоматически наши дипломы. А вот для того, чтобы диплом был там признан, нужно специально сдать еще дополнительный квалификационный экзамен на чешском языке, в Германии – на немецком языке, в Англии – на английском языке и так далее, подтвердить эту квалификацию. И только после этого наш диплом там будет признан. Но я сейчас хотел бы… Юрий Алексеев: Любовь Николаевна, просто сейчас, чтобы далеко не уходить, сразу прокомментируйте. Проблема серьезная, что дипломы наши не признаются за рубежом? И как она может быть решена в ближайшее время? Любовь Духанина: Есть разные нюансы. Да, нам нужно добиваться, чтобы наши дипломы признавались за рубежом. Это будет формализованное подтверждение признания высокого качества наших образовательных программ. При этом у нас есть университеты, которые раньше были институтами, образование в которых признавалось еще до перестройки. Я с гордостью назову МИФИ, МГТУ имени Баумана, Физтех, МГУ. И об этом тоже нужно помнить, и этим нужно уметь гордиться. У нас сейчас действует программа «5-100», когда финансируются вузы, которые могут занять лидирующее положение в мире по ряду направлений. И мы видим, как активно занимает позиции на мировом пространстве Высшая школа экономики, фактически взявшись за гуманитарное направление, которое очень тяжело для Российской Федерации. У нас традиции инженерного образования более серьезные в стране, я считаю, задел более серьезный. Есть другие университеты на территории Российской Федерации, которые стремятся, и у них уже есть результаты в мировых рейтингах. Юрий Алексеев: Так дипломы Вышки признаются или нет? Ирина Абанкина: Смотрите. Есть такая процедура, называется «нострификация». Мы тоже признаем… Действительно, Болонский процесс не обязывает страны автоматически признавать дипломы. Для того чтобы это происходило, международные аккредитационные агентства должны провести оценку, проверку на соответствие стандартам качества и соответствия программ. И уже после такой международной аккредитационной процедуры они включаются… Нострификация позволяет отдельным университетам или отдельным странам (и Россия сейчас идет по пути таких, я бы сказала, парных договоров с Германией, с Великобританией) подписывать соглашения о взаимном признании тех или других дипломов, как правило, отдельных вузов, а не сразу всей системы страны. И она продвигается. У нас тоже ведь не признаются… Юрий Алексеев: Хочется конкретные наименования вузов услышать, дипломы которых признаются за границей. Ирина Абанкина: Любовь Николаевна уже отвечала. На самом деле у нас с советских времен вузы, дипломы которых признаются, МГУ… Юрий Алексеев: То есть Бауманка признается? Сергей Комков: Извините, не надо лукавить! Любовь Духанина: Нет, смотрите, мы говорим про другое. Сергей Комков: Не надо лукавить! Ни один диплом не признается. Любовь Духанина: Это формальное признание. Ирина Абанкина: Без сдачи экзаменов формальное признание есть и в американских вузах… Юрий Алексеев: Любови Николаевне дадим слово. Любовь Духанина: Есть неформальное признание, о котором я говорила, и есть формальное признание. Сергей Комков: Неформальное есть, а формального нет. Любовь Духанина: Формальное нужно пройти. Да, нужно заявляться ровно по той процедуре, как говорит Ирина Всеволодовна, это нужно проходить. Это может оказаться отдельный университет. Может оказаться, что университет по отдельным специальностям выставит программы. Это тот механизм, который мы еще активно реально не освоили. Юрий Алексеев: Но так, чтобы назвать конкретный вуз, дипломы которого признаются – такого пока нет? Татьяна Скрыль: Можно выделить специальности – допустим, медицина, юристы. Юрий Алексеев: То есть везде нюансы? Конкретного вуза нет? Сергей Комков: Давайте так… Юрий Алексеев: Да, Сергей Константинович. Хочу услышать конкретный ответ. Сергей Комков: Давайте не будем лукавить. Я еще раз хочу сказать. Диплом чешского Карлова университета автоматически признается на всей территории Евросоюза. Татьяна Скрыль: Если он юриспруденцию закончил, как же он может признаваться? Юрий Алексеев: Сейчас, Татьяна Владимировна, вам ответят. Сергей Комков: Он признается в любой стране Евросоюза, в любой стране. А вот диплом МГУ, при всем моем глубочайшем уважении… Вот с дипломом МГУ приезжает выпускник. Да, там говорят: «Мы уважаем МГУ». Автоматически его признавать там не будут, но этот диплом рассмотрят, чисто формально какое-то собеседование проведут. Юрий Алексеев: Политес соблюдут. Сергей Комков: И обязательно выдадут справку такую специальную, нострификационную, что этот диплом приравнивается к диплому европейского образца. Автоматически он там не признается. Юрий Алексеев: Татьяна Владимировна, вы хотели ответить. Сергей Комков: А дипломы европейских университетов признаются автоматически. Юрий Алексеев: Да, я понял. Татьяна Скрыль: Автоматически и мы не признаем. Ирина Абанкина: И мы не признаем. Татьяна Скрыль: То есть здесь совершенно… Любовь Духанина: …зеркальная ситуация. Татьяна Скрыль: И мы не признаем дипломы. Ирина Абанкина: У нас 220 университетов, по последнему постановлению, в России 220 зарубежных университетов только признаются. Не 2 тысячи, не 200 тысяч, а всего 220 университетов в России признаются. Виктор Панин: Это, кстати, создает очень серьезную проблему, понимаете, потому что мир давно уже весь глобален. И образование, в общем-то, глобальное на сегодняшний день. Поэтому когда мы говорим про иностранных студентов, которые приезжают учиться к нам, то это создает очень серьезные барьеры для этих студентов, потому что, отучившись здесь, они возвращаются, скажем, в ту же Европу или возвращаются в свою страну, и они вынуждены снова проходить определенную процедуру. Поэтому, конечно, государство, я считаю (и мы как эксперты, которые в этой сфере дают какие-то рекомендации или, по крайней мере, высказывают свое мнение), оно должно этой ситуацией заниматься, причем активно. Ну не знаю, карты в руки Любови Николаевне, Комитету Государственной Думы по образованию, который она представляет. Я считаю, что этот вопрос необходимо решать и на законодательном уровне, совместно с Правительством действующим, в том числе с Министерством иностранных дел, которое является выразителем воли нашего государства на международной арене. Если мы не будем этот вопрос решать, мы будем постоянно находиться в такой ситуации изоляции. Понимаете, это ненормально. Юрий Алексеев: Сейчас, секунду. Сергей Александрович, а умеем ли мы продавать продукт под названием «российское образование» иностранцам? Вот я нашел любопытную цифру: на иностранцах, на иностранных студентах наша страна зарабатывает меньше миллиарда долларов в год, а Австралия, имея такое же количество иностранных студентов, как у нас, – 18 миллиардов. Сергей Толкачев: Ну, этому не нужно удивляться и не нужно расстраиваться, потому что Австралия – это кусочек того поистине глобального англосаксонского мира в своей основе. К сожалению, мир не так глобален, как бы нам хотелось. И наши попытки войти в этот глобальный мир, даже в Европу, мы сами видим, даже последние 30 лет после слома Советского Союза, они не столь успешные. Поэтому это тоже совершенно естественный и закономерный процесс, что формальные процедуры нострификации… Виктор Панин: Деньги тем не менее перетекают и туда, и обратно. Сергей Толкачев: …нам пока не грозят. Ну, так устроена жизнь, что не грозят. И с этим же связаны предубеждения иностранцев по поводу нашего образования, обучения у нас. Это тоже процессы естественные. Я знаю, что вузы по-своему пытаются, выстраивают стратегии, кампании, принимают программы развития по расширению образования. В нашем вузе такое происходит. Есть определенные успехи, но они не очень значительные. И очень низкая база, им долго еще расти. Юрий Алексеев: А когда мы говорим об иностранных студентах, мы кого подразумеваем? Это жители СНГ в первую очередь? Или правда едут из Америки, из Канады? В статистике эти страны тоже фигурируют. Ирина Абанкина: Нет, не из Америки и не из Канады. Это в первую очередь Китай, это в том числе арабских стран. Кстати, по медицине у нас одни из самых высоких показателей среди наших направлений подготовки. Юрий Алексеев: В медицинские вузы едут? Ирина Абанкина: Нет. Вот даже Тамбовский вуз – посмотрите, у него 20% иностранных студентов. И эти 20% обеспечивают его медицинский факультет. Юрий Алексеев: Ну, я сам из Рязани. И я вижу Рязанский медуниверситет, тоже очень много иностранцев. Ирина Абанкина: В медицинские тоже. В чем здесь преимущество? В том, что нашего образования достаточно, чтобы, вернувшись в свою страну (а большинство из них, конечно, возвращается), получить частную лицензию, сдать квалификационные экзамены и получить частную лицензию. Сроки нашего обучения и его качество (а сроки короче, чем в вузах тех стран) достаточны для того, чтобы работать врачом, частная практика, и иметь очень хорошее социальное положение, достойные заработки. И в этом смысле это действительно поддержка не государственных и даже не частных крупных клиник, а это поддержка тех, кто работает на частной лицензии в медицине, в косметологии, в социальном обеспечении, для которых абсолютно необходимо образование. Это шаг в эту очень достойную и очень хорошо оплачиваемую профессию. Поэтому здесь очень большая разница. Есть спрос в том числе на строительные специальности. Точно так же – частные строительные лицензии, которые они получают в своих странах. И есть специальности, которые, конечно, очень трудно освоить, на них есть даже конкурсы. И Любовь Николаевна не даст мне соврать, будучи выпускницей Физтеха, о том, что всегда пользовались эти программы очень большим интересом. Но у нас здесь свои ограничения большие – и не только по качеству, но и по тому, что мы хотим, кто бы на этих программа обучался. Любовь Духанина: Ирина Всеволодовна назвала правильные слова – квалификационный экзамен. Нужно понимать, что мы находимся в таком историческом периоде, когда для работодателя важно, какой вуз ты закончил, но в большей степени работодателю… Юрий Алексеев: Но это не первый вопрос, который он задает. Любовь Духанина: Да. А важно, какими компетенциями ты реально обладаешь. И поэтому сегодня в стране развивается национальная система развития квалификаций, появляется все больше профессиональных экзаменов. Активно в этом направлении работу ведут ассоциации работодателей. И конечно, для молодого человека результаты квалификационного экзамена либо результаты демонстрационного экзамена, который человек может сдать в формате WorldSkills, сегодня являются очень серьезным дополнением при предъявлении своих документов в службу трудоустройства в том или ином холдинге, компании. Мы должны понимать, что приоритет все больше уходит в профессиональный экзамен, в реальную оценку того, что ты можешь и умеешь, а не оценка того учреждения, в котором ты получал образование. Юрий Алексеев: Главное – поступить, чтобы это все делать. Ирина Абанкина: Надо сказать, что и Superjob, и HeadHunter убрали из своих анкет вообще… Любовь Духанина: Ну, Superjob и HeadHunter уже вообще не ставят профессию, а они ставят набор компетенций. Это говорит о том, что сегодня у нас запрос у работодателей, у современных работодателей… Юрий Алексеев: Главное, чтобы человек был работящий. Любовь Духанина: …есть на те компетенции, которых еще нет в образовательных программах. И работать нужно. Люди начинают осваивать дополнительно такие компетенции разными способами: где-то набирают короткие программы в разных университетах, где-то онлайн. Действительно, очень серьезно меняется пространство вообще профессионального образования. Юрий Алексеев: Татьяна Владимировна, вы хотели добавить. Татьяна Скрыль: Да, я хотела добавить. Сейчас мы видим, как развиваются внутренние корпоративные институты переподготовки, переквалификации. То есть они уже делают сотрудника, молодого человека под себя – согласно тем компетенциям, которые они реально хотят увидеть уже у действующего своего сотрудника. Это тоже очень перспективное направление. Юрий Алексеев: Виктор Викторович? Виктор Панин: Я согласен с тем, что только что было сказано. Действительно, те самые дополнительные компетенции все больше и больше начинают играть роль при трудоустройстве молодых людей, да и не только. Юрий Алексеев: Компетенции – это опыт. Просто не все понимают это слово. Виктор Панин: Конечно, конечно. Юрий Алексеев: Оно, к моему сожалению, дико популярным стало. Ирина Абанкина: И квалификация, которую ты можешь подтвердить на экзамене, на тестировании. Обязательно подтвержденная квалификация, а не заявительный порядок. Юрий Алексеев: Да, пожалуйста, продолжайте. Сейчас, секунду. Виктор Панин: Действительно, на сегодняшний день молодым людям стоит все-таки думать о том, как они будут это высшее или среднее профессиональное образование реализовывать в своей жизненной карьере, в своей какой-то траектории жизненной. Зачастую об этом мало кто задумывается изначально. Вернее, они несколько идеализируют эту среду. Они думают: «Вот я получил диплом того же МГУ, пришел к работодателю – и он обязан мне тут же чуть ли не прекрасную зарплату выдать за красивые глаза и сказать: «Все, ты у нас с сегодняшнего дня работаешь». Юрий Алексеев: Но другие, наоборот, не идеализируют, а говорят: «Хочу быть учителем, но понимаю, что учитель будет получать копейки», – поэтому не идут в педагогический вуз и не преподают русский язык. Виктор Панин: Кстати, сейчас учителя не совсем копейки получают Ирина Абанкина: В педагогические вузы теперь идут. Другое дело, что хотят работать учителем действительно в крупных городах, в образовательных комплексах. Виктор Панин: Конечно. Где и приличная зарплата, и стимулы. Ирина Абанкина: И зарплата, и окружение, и желание работать. Юрий Алексеев: Друзья, чуть больше минуты осталось, хочу услышать перспективные специальности. Куда людям идти? Куда поступать? Буквально несколько тезисов хочу услышать от вас на эту тему. Сергей Комков: Вы знаете, я хочу сказать, что нам надо исправить одну очень серьезную ошибку, которую мы допустили в системе высшего профессионального образования, увлекшись этим реформированием. Об этом говорили в марте на Всероссийском профессорском форуме. Нам надо вернуть наши отраслевые вузы, потому что… Вот мы заговорили про компетенции. Мы уничтожили фактически отраслевые вузы. Мы увлеклись, создали федеральные университеты, создали опорные университеты, но мы подрубили под корень отраслевые вузы, а особенно в регионах. И вот там отраслевые вузы надо возрождать. Юрий Алексеев: Прекрасно вас понимаю, но все-таки возвращаюсь к моему вопросу. Ирина Всеволодовна, в качестве короткого резюме – куда идти, в какие вузы, на какие специальности? Ирина Абанкина: Вы знаете, я бы здесь сослалась на мною любимую фразу наших коллег из «Яндекса», которые всегда говорят: «Мы ищем людей мотивированных для решения сложных задач». Поэтому те программы образовательные, которые предлагают сегодня, естественно, и с цифровизацией, и с медициной, и с социальной работой, интересные программы, которые, очевидно, не будут даже в ближайшем времени заменены на те или другие, как мы говорим, роботы, – это то, что нужно сегодня ребятам, то, что действительно обеспечит им интересную жизнь, интересную работу в будущем и позволит встроиться в современную экономику. Юрий Алексеев: Друзья, благодарю всех! В качестве резюме. Конечно, высшее образование – это не гарантия успешной и счастливой жизни. Но мне кажется, что у человека с высшим образованием изначально больше шансов сделать свою жизнь успешной. К тому же именно студенческие годы помогают сформировать личность и выводят сознание на совсем другой уровень, как и круг общения. Это была программа «ПРАВ!ДА?». Смотрите нас по будням на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. Правда у каждого своя.