"Настоящая личная свобода невозможна без экономической безопасности и независимости. Голодные и безработные люди – это кадры для диктатуры". Франклин Рузвельт Николай Матвеев: Здравствуйте! Это программа "ПРАВ!ДА?" на Общественном телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот о чем предлагаю поговорить сегодня: По официальным данным, в России свыше 4 миллионов безработных – это более 5% экономически активного населения страны. На биржах труда зарегистрировано менее 1 миллиона человек. В то же время от 20 до 30 миллионов россиян трудятся в теневом секторе экономики. Николай Матвеев: Премьер-министр Дмитрий Медведев, выступая на Российском инвестиционном форуме, который прошел в Сочи, заявил, что мы справились с проблемой безработицы. Вот что значит "справились" и что стоит за этими словами – сегодня и будем выяснять в программе "ПРАВ!ДА?". Игорь, как вы считаете, действительно мы справились с проблемой безработицы, эту тему можно закрывать и переходить к другим российским проблемам? Игорь Фомин: У нас безработица сейчас не является вот такой, скажем, довлеющей проблемой. Безусловно, мы не справились. Но, вы знаете, любой процесс идет постоянно. То есть невозможно с процессами, в том числе экономическими, справиться раз и навсегда. Поэтому, конечно, это постоянная работа, которую надо дальше вести. У нас много проблем в этом направлении все равно остается. Вы правильно сказали: и скрытая безработица, и проблема наших граждан, которые работают в тени действительно, и уровень зарплаты. Конечно, все эти проблемы надо обсуждать. Ирина Святицкая: Безработица будет всегда. Просто вопрос – сколько людей безработных и какие проценты? Вот и все. Игорь Фомин: Да. Если мы говорим про официальную цифру, вы правильно сказали, она составляет сейчас около 1%. Соответственно, конечно, по отношению, скажем… Олег Соколов: Это зарегистрированная безработица. Игорь Фомин: Да, зарегистрированная, конечно. То есть она действительно незначительная по отношению к нашим коллегам. Николай Матвеев: Сергей, вот смотрю я на другие страны. В США – 4,9% уровень безработицы. ЕС – от 8 до 10% (выше даже, чем у нас). Китай – 4%. Бразилия – 10%. В принципе, сравнивая с нашими цифрами, ну, что-то примерно похожее. Почему эксперты бьют тревогу относительно российской безработицы? В чем ее структура? В чем ее отличия от безработицы, например, в странах Евросоюза, Соединенных Штатах? Сергей Жаворонков: Ну, начнем для начала с вопроса о том, сколько получают работающие. Когда работающий в США получает в среднем 4 тысячи долларов в месяц, а в России 500 долларов в месяц, то это немножко разные цифры даже для работающих. Во-вторых, есть классификация МОТ, которая не вполне отражает то, что происходит на самом деле. Она отражает людей, кто официально обратился за помощью и находится в состоянии безработицы порядка года. На самом деле масса людей за помощью не обращаются. Вот Татьяна Голикова в свое время говорила, что у нас порядка 20 миллионов человек висят нигде, то есть они нигде не числятся, но при этом формально они не безработные. Общая численность трудоспособного населения, напомню вам, – 75 миллионов человек. То есть 20 миллионов от 75 – это, мягко говоря, немало, это фактически четверть. Николай Матвеев: Ну, по данным социолога Льва Гудкова (может быть, даже не данным, а предположениям), эта цифра варьируется от 15 до даже 30 миллионов человек тех, кого можно называть самозанятыми. Сергей Жаворонков: Ну, там есть еще вот какая вещь: у нас безработица часто маскируется статистически. Например, вы уходите в неоплачиваемый отпуск, потому что ваше предприятие не в состоянии платить вам зарплату. Николай Матвеев: Но при этом числитесь. Сергей Жаворонков: Формально вы числитесь работающим. Николай Матвеев: Первый способ. Сергей Жаворонков: Или вы там идете на полставки, на четверть ставки и так далее. То есть у нас минимальная зарплата – 7500. Вот вы идете на полставки, на четверть ставки. Николай Матвеев: Второй вариант. Сергей Жаворонков: Понятно, что невозможно на эти деньги прожить, что вы должны еще чем-то заниматься или находиться на дотации своих родственников, своих близких. Но формально вы работаете. У нас безработица часто маскируется статистически. Например, вы уходите в неоплачиваемый отпуск, потому что ваше предприятие не в состоянии платить вам зарплату. Николай Матвеев: Либо по лестнице должностной вы просто спускаетесь куда-то вниз, вас оформляют ниже вашей квалификации, и также вы получаете маленькую зарплату. И это тоже форма экономии. Сергей Жаворонков: Да, совершенно верно. Николай Матвеев: А какие еще формы экономии на своих сотрудниках существуют сейчас на российских предприятиях? И каких секторов экономики эта история больше всего коснулась, вот вы как считаете? Олег Соколов: Вы знаете, я хотел бы все-таки некоторую ясность внести. Дело в том, что у нас безработица по методологии МОТ – это не совсем то, что говорил уважаемый эксперт. Николай Матвеев: Ну, давайте напомним нашим зрителям, что МОТ – это не существительное из стихотворения Маяковского "Я мот и транжир". Олег Соколов: Да, это Международная организация труда. Николай Матвеев: Международная организация труда. Олег Соколов: И вся статистика труда практически во всех странах мира ведется по методологии, которую рекомендует Международная организация труда, в том числе и Российская Федерация. Безработные по методологии МОТ – это не те, которые дошли до службы занятости, до биржи труда, а это те, которые в результате опроса – ну, фактически социологического опроса – считаются… Николай Матвеев: Простите, я добавлю только: из 4 миллионов 300 тысяч официально неработающих у нас только 900 тысяч дошли до этих самых органов и зарегистрировались. Олег Соколов: 900 тысяч, да, вы абсолютно правы, дошли и зарегистрировались. А таких безработных, которые считают себя безработными, то есть которые ищут работу, готовы приступить к работе в ближайшую неделю, – таких у нас 4,2 миллиона. Конечно, эта цифра занижена, безусловно занижена. Хотя те же самозанятые, о которых говорилось, они не считаются безработными. Если человек работает на себя, то он не считается безработным. Но дело в том, что нельзя проблему безработицы вытаскивать и решать ее отдельно вообще от экономических и социальных проблем, потому что очень многие проблемы, в том числе и скрытая безработица, во многом связаны с тем, что людям у нас недоплачивают. У нас очень низкая цена труда, низкие государственные гарантии по оплате труда – отсюда и низкое пособие по безработице, отсюда фактически экономическая причина, почему скрытой безработицы у нас гораздо больше, чем даже по методологии МОТ. То есть не 4,2 миллиона, а по разным оценкам она в два раза выше. Николай Матвеев: А вот по некоторым оценкам, звучащим даже в Госдуме, она и в несколько раз выше. Василий, хотел у вас спросить. Вот Олег Шеин – депутат Госдумы, член Комитета по труду, социальной политике и делам ветеранов – заявил недавно, что скрытая безработица охватывает численность населения в 28 миллионов человек, численность вот такую. Вы согласны с такой цифрой? Просто она даже не корректирует цифры Росстата и прочих других ведомств, а кардинально расходится. Василий Колташов: Смотрите, я думаю, что количество безработных у нас порядка 8%. Это наша оценка аналитическая. Николай Матвеев: 8% от населения страны или от трудоспособного населения? Василий Колташов: 8% от трудоспособного населения. То, что Олег Шеин говорит – скорее всего, он просто включает туда людей частично занятых и многих самозанятых, необеспеченных нормальным доходом. Потому что некоторые самозанятые очень неплохо обеспечены, но очень многие… Николай Матвеев: Ну, мы же слышим, как отобрали сумку за 8 миллионов, разбили стекло автомобиля за 12 миллионов. Василий Колташов: Ну, это не все. В регионах очень часто это бедные люди. И похоже, он их включает и пытается донести до нас ту мысль, что пора уже и людей, имеющих частичную занятость, считать тоже безработными, потому что, в принципе, в международной официальной практике принято их безработными не считать. Ну, я приведу пример. В Германии безработица до кризиса была порядка 16%, а после кризиса стала 8%. В реальности, конечно, жизнь ухудшилась, и найти работу стало значительно труднее. Но был предпринят такой маневр статистический, и сказали: "Так, частично занятые? Занятые. Значит – уже не безработные. Два часа в неделю поработал? Молодец! Уже не безработный". Конечно, это люди, которые не зарабатывают достаточно для того, чтобы прожить. Ну, в Германии платят пособия, а у нас им пособия не платят, поэтому они в службу занятости и не обращаются, потому что там ни работу не найдут, ни пособия нормального не дадут, а бумажки нужно добывать какие-то. Но что касается безработицы за пределами России, то здесь тоже нужно внести поправки, потому что вот говорят, что 5% в США. В реальности в два раза выше все-таки, потому что в США ведь безработными считают тех, кто ищет работу. То есть если вы уже отчаявшийся безработный – вы не безработный для статистики. Вы должны искать, подавать заявления, интересоваться, нашли для вас что-нибудь или нет. Сергей Жаворонков: А может быть, вы домохозяйка. Олег Соколов: Поэтому эти домохозяйки и избрали Трампа. Василий Колташов: В Евросоюзе тоже допускают трюки, потому что в некоторых странах среди молодежи до 70% безработных. Сколько у нас безработной молодежи? Сейчас, мне кажется, данных нет. И я не вижу, чтобы кто-то серьезно интересовался. Но, вообще-то говоря, у нас проявляются вполне европейские симптомы, то есть… Николай Матвеев: Почему же нет? Вот госпожа Голикова, Счетная палата нам говорит о том, что доля безработных среди выпускников выросла на 20%. А вот Молодежный парламент при Госдуме говорит о том, что если среди трудоспособного населения 5% безработица, то вот среди молодежи эта цифра составляет 16,5%. Василий Колташов: И это серьезная проблема. И она будет расти. Ирина Святицкая: Это возраст 20–24 года. А если брать статистику 15–19 лет, то это будет около 30%. Но в целом это нормальные цифры, потому что в 15 лет мало кто вообще в принципе хочет работать, ищет работу. Это нормальные данные. Татьяна Минеева: Я хотела бы добавить к цифре 28 миллионов. То есть у нас, по оценке экспертов Столыпинского клуба "Деловой России" (потому что уполномоченный по правам предпринимателей именно закон о самозанятых и вносит в Государственную Думу), по нашим оценкам, 25–30 миллионов человек – это самозанятые. Да, в регионах эти люди, так скажем, совсем мало зарабатывают, а в Москве, в Петербурге, в урбанистических городах Сибири это высокооплачиваемые специалисты-фрилансеры. Николай Матвеев: Одна маленькая поправка: возможно, что те самые 5 миллионов, 4,3 миллиона человек зарегистрированы… Татьяна Минеева: Конечно. Николай Матвеев: …о которых известно, что они безработные, они входят в число этих самозанятых? Татьяна Минеева: У нас нет статистики, пока мы не примем закон, не легализуем эту теневую экономику, не сделаем безработных официально числящихся в статистике и не поймем, что этот человек на фрилансе работает, не знаю, няней, IT-специалистом, услуги маникюра оказывает – неважно что. Но таких у нас 25 миллионов человек. Поэтому мы и не сможем их посчитать. Мы можем сейчас говорить о разных цифрах. Василий Колташов: Они нигде не учтены. У нас есть либо предприниматели, либо наемные работники. Татьяна Минеева: Не потому, что они не хотят учитываться, а просто для них индивидуальный предприниматель… Василий Колташов: Их не хотят учитывать. Нет, их и государство не пытается посчитать. Татьяна Минеева: Сложно для них – ИП регистрировать. А другой категории нет. Ирина Святицкая: Делается. Василий Колташов: А зачем его делать? Ну, по логике. Если человек не предприниматель… Ирина Святицкая: Это вопрос личный. Татьяна Минеева: Это кажется легко. А если вы спросите этих людей, то это совсем нелегко. Николай Матвеев: Смотрите, вот правительство декларирует, что в принципе мы справились с проблемой безработицы. Но в то же время, согласно социологическим исследованиям "Левада-Центра"… Они опросили людей – и выводы, конечно, немножко разнятся с тем, что думают в правительстве. Среди прочих фобий, вот смотрите: 69% боятся роста, 50% – бедности и обнищания, 34% боятся кризиса в целом, а вот 42% (давайте грубо округлять, это практически половина опрошенных) боятся роста безработицы. Итак, у нас низкая безработица, но, как мы выясняем, это следствие того, что у нас есть другая, оборотная проблема – у нас очень много людей, которые трудятся и получают очень маленькую зарплату. И Голодец говорит: "У нас уникальная форма появилась людей – бедные работающие или работающие бедные, работающие бедняки". Василий Колташов: Не уникальная форма. Николай Матвеев: Ну, понятно, что мы не первые, но сформулировано было это именно так. И теперь мы понимаем, что нам нужно с этим что-то делать. Вот что с этим делать, как вы считаете? Игорь Фомин: Давайте сначала я все-таки еще раз скажу про те цифры, которые у нас есть. Смотрите, у нас есть три реальные цифры. Первая – это та цифра, те граждане, за которые регионы на сегодняшний день оплачивают медицинскую страховку в Федеральный фонд медицинского страхования. Это абсолютно достоверная цифра, она есть, она установлена и составляет 15 миллионов человек. Никаких там ни 20, ни 25 миллионов нет попросту. Мы просто внимательно очень этим вопросом занимаемся совместно со Счетной палатой. Кроме этого, там тоже есть статистическая проблема. И мы думаем, что 2 миллиона из них – это, например, та же самая страховка, которая сейчас выплачивается за военнообязанных, за которых, в принципе, должен выплачивать, по сути дела, все эти выплаты федеральный бюджет. Поэтому если мы сейчас берем реальную цифру (причем она каждый год подтверждается, она есть), то она составляет около 13 миллионов человек. Это раз. Вторая цифра, которую мы с вами обсуждали, – это 4,2 миллиона, которые считаем по методике Международной организации труда. И третья цифра – это зарегистрированные безработные, их 9 миллионов. Вот смотрите опять. Ну, что мы будем обсуждать? Во всем мире одинаковый получается подход, выработанный Международной организацией труда. Но мы же не знаем, как у них считают. Вот у нас есть эта достоверная цифра, и мы ее обсуждаем. Василий Колташов: У нас растет безработица. Это мы обсуждаем. Игорь Фомин: Ну да. Поэтому, в принципе, в этом плане… Николай Матвеев: Нет, поймите, в чем дело… Игорь Фомин: И второй момент… Николай Матвеев: Я хочу понять структуру нашей безработицы. Просто мне кажется, что если мы живем при рынке, то немаленькая безработица – это достаточно неплохо, да? Это стимулирует в принципе рынок труда, это стимулирует людей работать лучше, да? Другой вопрос – какая в России мобильность этой самой безработицы? Просто я сам был и в моногороде, и в маленьком селе вырос. И я прекрасно понимаю, что если там человек оказался без работы, он может в числе этих 4 миллионов оставаться лет двадцать. Понимаете? Одно дело, когда ты, например, в какой-нибудь европейской стране остался без работы, через два месяца нашел себе работу и проскочил этот люфт в 4 миллиона быстро. А другой вопрос, когда ты просто завис в этой истории. Как вы считаете, в России отличается эта мобильность безработицы, нежели в других странах? Олег Соколов: Вы знаете, здесь, конечно, очень важные проблемы. Вот одна из проблем, которая очень острый характер носит. У нас, если посмотреть статистически, действительно проблему безработицы, можно сказать, решили. Ну, не решили, но она не столь острая. Казалось бы… Николай Матвеев: Но это бухгалтерские цифры. Олег Соколов: Да, бухгалтерские цифры, статистические. То же самое, как мы решили проблему повышения зарплата бюджетникам, с точки зрения статистики, и многие другие проблемы. Но если посмотреть на реальность, то даже один регион, даже одна область… Вот в областном центре есть рабочие места, а в городе удаленном – там высокий уровень безработицы. Ну, даже далеко не нужно ходить – например, Челябинская область, не такая большая даже. Верхний Уфалей – закрывается предприятие, никелевый комбинат. В Челябинске есть рабочие места, но как туда люди могут переехать? Та зарплата, которую им дают, она им не даст возможности снять жилье в Челябинске, даже в Челябинске. И получается, что конкретно в этом городе безработица резко увеличивается. В целом по области она может быть не очень большая. То же самое практически в очень многих регионах страны, если взять. Ну, Вологодская область. Фактически два центра, где есть рабочие места, – это Вологда сама и Череповец. А сама Вологодская область, которая находится в центре России, ведь ее протяженность – порядка 500 километров. Человек не поедет на работу. Опять же, почему он не поедет? Потому что оплата труда для того, чтобы он переехал, для того, чтобы у него была возможность и жилье снять, и работать, она низкая. То есть проблему безработицы нельзя отдельно решить. Пособия тоже мизерные. То есть пособие тоже не позволяет ему как-то найти рабочее место где-то в другом регионе. Николай Матвеев: Вы сказали о том, что все-таки уровень безработицы растет, хотя Минтруд декларирует, что уровень безработицы снижается. Все-таки я хочу понять – снижается, растет? И самое главное – меняется ли сущность этого самого уровня безработицы? Василий Колташов: Давайте основные события рассмотрим, которые происходят, на мой взгляд, на рынке труда. Николай Матвеев: Давайте. Василий Колташов: Во-первых, хороших рабочих мест становится меньше, а плохих – больше. Люди ищут нормальные и хорошие рабочие места и вынуждены идти на ступень ниже по оплате и по квалификации. Николай Матвеев: Прошу прощения. В качестве примера. Наши коллеги из дневного вещания в прямом эфире задали вопрос нашим зрителям, сказали: "Если вы работаете на "Почте России", напишите, сколько вы получаете и по какому принципу вы работаете". Неделю опрашивали людей. Люди написали, что они получают там зарплату 6–7 тысяч рублей. И это получается исходя из того, что они заняты на 1/3 ставки. И получается, что ставки-то есть, просто дробят множеством, количеством людей… Василий Колташов: Да, и показывают, по официальной статистике, завышенную среднюю зарплату, которой просто нет. Там 36 тысяч рублей. Такой средней, даже медианной в 30 тысяч рублей зарплаты, конечно, в России нет. Там 15–20 в среднем по регионам. Так вот, еще одно интересное явление, кроме того, что молодежи все сложнее находить работу. Это явление в Москве и в Московской области наблюдается, региональное, о чем говорил коллега. Компании стараются нанимать москвичей. По какой логике? Они говорят: "Если мы нанимаем человека, который снимает квартиру, ему нужно больше платить. А мы возьмем москвичей – она будут и лучше работать, и платить им нужно меньше". Это будет работать как выдавливание работников из крупных городов обратно в их регионы. Николай Матвеев: Смотрите, как не москвич, обратная логика… Василий Колташов: И такая же политика проводится и в других крупных городах. Ирина Святицкая: Так можно сказать про каждую категорию. Василий Колташов: Нет, это очень важное изменение. Николай Матвеев: Простите, обратная логика. Я не москвич, например. Я пришел на работу. И чтобы оплачивать свою квартиру, я буду честнее, дольше работать. Ирина Святицкая: Лучше, больше. Николай Матвеев: И моя мобильность тем самым будет ограничена. Москвич скажет… Василий Колташов: Это зависит от ситуации на рынке труда. На рынке труда ситуация такова, что она позволяет компаниям эффективно реализовывать такую модель, как я описал. О чем это говорит? Это говорит о том, что очень напряженная борьба за рабочие места с нормальной, достаточной оплатой труда. И это говорит о том, что люди готовы принимать даже весьма жесткие условия работодателей, что не всегда было в нашей экономике. Это такие косвенные вроде бы признаки. Ирина Святицкая: А что значит "жесткие условия"? Василий Колташов: "Жесткие" – это значит не получать переплату, то есть за переработку никакой оплаты, сидеть допоздна, получать меньше, соглашаться на дробленую ставку, которая официально большая, но вы получаете часть ставки, закрывать глаза на то, что зарплата не "белая", и так далее. Ну, очень много вещей. Выполнять непрофильные обязанности, когда вам скажут. Очень много всяких… Ирина Святицкая: Я здесь готова встать на сторону бизнеса. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Ирина, вы как представитель хантингового агентства, что называется, напрямую с людьми работаете. Ирина Святицкая: Не агентства, а сайта по поиску работы для молодых специалистов. Николай Матвеев: Да. Ирина Святицкая: Очень часто молодые люди слышат подобные заявления и потом приходят, например, на стажировку в хорошую компанию и говорят: "Я тут переработал полчаса. Ну-ка, давайте-ка подпишем лишнюю бумажку". Везде должна быть адекватность, везде надо договариваться. Рынок труда – это человеческий фактор. Конкуренция среди молодых специалистов – около десяти человек на место в рамках России. Среди взрослых, опытных людей – около семи-восьми. Василий Колташов: Кстати, образованным молодым людям – россиянам – очень сложно стало найти работу. Я это просто вижу, потому что я с ними постоянно общаюсь. Ирина Святицкая: Конкуренция среди молодых специалистов – около десяти человек на место в рамках России. Среди взрослых, опытных людей – около семи-восьми. Конечно, все зависит от сезонности, от определенной профессии. Но тем не менее десять человек – это не так много, как казалось бы и как вы говорите. Николай Матвеев: Не знаю, по университетским меркам, это дикий конкурс, по-моему. Василий Колташов: Это дикий конкурс, конечно. Николай Матвеев: Десять человек на место – это значит, что девять не поступят, да? Василий Колташов: То есть, если десять человек, руководившие отделами продаж или кредитными отделами, пытаются найти это место, которое… Ирина Святицкая: Я про молодых специалистов. Василий Колташов: Да неважно. Вот это место… Ирина Святицкая: Ну, как неважно? Василий Колташов: Или являющиеся хорошими специалистами. И получить это место… Ирина Святицкая: Уже конкурс меньше у опытных специалистов. Василий Колташов: Извините, девять из них пойдут куда? Пойдут вниз. Николай Матвеев: Игорь, вот сейчас аналитики активно обсуждают модели трудового рынка и пеняют к тому, что в 90-е мы сделали неправильный выбор. У нас было как минимум две модели. Так называемая либеральная, когда закрываем глаза на большие цифры по безработице, но при этом понимаем, что у нас лучшие кадры занимают лучшие должности; и брожение внутри вот этой безработицы активизирует экономику, подстегивает ее – и от того у нас растет производительность труда. И вторая модель – когда производительность труда падает, но тем самым мы просто получаем благоприятные для души цифры по безработице. Скажите, вам какая модель-то ближе и какая эффективнее для нас? Игорь Фомин: Вы знаете, у нас модель либеральная не так звучит. Она звучит так: "рынок все сам рассудит". Вот этого нет нигде, поверьте мне. Вот это сказка, которую нам рассказывали в 90-х годах. Этого нет ни в Европе, ни в США. Жесточайшие методы регулирования, причем жестко выполняемые… Сергей Жаворонков: А есть в США хоть одна госкорпорация? Вот вопрос. Николай Матвеев: Мне? Василий Колташов: А чего хорошего-то, что их нет? А что хорошего? Это не значит… Ну, хорошо, у нас есть корпорации, дурно управляемые, но это не означает, что в принципе… Сергей Жаворонков: Там даже атомные станции частные. Игорь Фомин: А в Европе их нет, что ли? В Европе есть масса корпораций, имеющих государственное участие. Николай Матвеев: Даже деньги печатает частная корпорация. Сергей Жаворонков: Но не во всех странах. Игорь Фомин: Почему? Например, "Немецкие железные дороги" – государственная корпорация, пожалуйста. Сергей Жаворонков: А в Великобритании – частная. Игорь Фомин: Ну, видите, здесь каждый выбирает свое. Василий Колташов: Был скандал с приватизацией железных дорог в прежние годы, когда выяснилось, что неэффективные после приватизации, дурно организованные. Игорь Фомин: Можно сначала… Знаете, что я хотел сказать? Совершенно правильно коллеги говорят. Вот что такое безработица? Мы говорим про средние цифры, это такая средняя температура по больнице. Это абсолютно, скажем так, такой подход, в общем-то, не совсем правильный. Я представляю в Совете Федерации Ленинградскую область. И у нас не то что безработица, а у нас на самом деле огромный дефицит кадров существует, высококвалифицированных, высокооплачиваемых рабочих специальностей. У нас на сегодняшний день вакансии открывают наши предприятия областные. Скажем, сварщик высококвалифицированный – до 100 тысяч рублей. Зачем эти менеджеры? Пожалуйста! Татьяна Минеева: Правда, на инженерных специалистов большой спрос, и бизнес не может их найти. Игорь Фомин: На инженеров огромный спрос, да. С другой стороны, даже по Ленобласти, правильно вы сказали… Василий Колташов: Но бизнес, кстати, их и не готовит. Татьяна Минеева: Почему? Бизнес очень много тратит денег. Василий Колташов: К сожалению, нет. В основном либо готовый специалист, либо без квалификации. А те, кто посерединке, не могут устроиться. Игорь Фомин: Нет, смотрите, когда я говорю, то я говорю, основываясь прямо на конкретных данных. Что значит "бизнес не готовит"? У нас есть несколько больших профессиональных центров, которые содержит бизнес. Ирина Святицкая: А кто же их готовит, интересно, для этих производств? Василий Колташов: Государство. Татьяна Минеева: А почему мы все время говорим… Ирина Святицкая: Государство готовит? Кто-то должен, кто-то готовит… Василий Колташов: Ну, потому что люди без работы. Николай Матвеев: Я прошу прощения, давайте логическую цепочку такую выстроим. Если у нас нехватка высококвалифицированных так называемых "синих воротничков" – стало быть, среди тех, кто безработные, "белые воротнички" неквалифицированные, не могущие найти работу? Василий Колташов: Среди "белых" и "голубых воротничков" очень много безработных в крупных городах, да. Николай Матвеев: То есть просто ребят из офисов погнали? Василий Колташов: Да, в том числе, конечно. Татьяна Минеева: Конечно. Потому что когда предприниматель мыслит, чтобы оптимизировать расходы, он просто смотрит, где лишние зверья, которые отсиживались, либо это не завязано на получение прибыли. Сейчас спрос на инженерные кадры, он есть, и есть нехватка специалистов. Высокотехнологичные производства – тоже специалистов не хватает. Ирина Святицкая: За программистов работодатели борются, переманивают. Игорь Фомин: Сельское хозяйство, пожалуйста. Татьяна Минеева: Идет борьба за высокотехнологичные кадры. Это все есть. Николай Матвеев: Это как раз мы сейчас говорим, видимо, о тех людях, которых в девяностые и в начале нулевых активно направляли по пути юриспруденции, экономики и говорили, что за этими профессиями будущее. И по сути, скажем так… Татьяна Минеева: И класс инженерных специалистов потеряли. Николай Матвеев: Я не буду говорить, что государство. Наверное, так – информационная повестка, палитра тогда, обманувшая людей, сейчас собственно говорит им: "Ну, извините, как бы сами виноваты. Василий Колташов: Нет, модель экономики изменилась. Давайте честно это признаем. Николай Матвеев: Ну, подождите. Понятно, что… Я почему это говорю? Василий Колташов: Люди работали в банковских отделах, выдавали кредиты, поток шел. Николай Матвеев: Понятно, понятно. Модель поменялась. Василий Колташов: А сейчас отдел закрылся. Татьяна Минеева: А сейчас сокращают. Николай Матвеев: Скажите, зачем существует государство – ради государства или ради людей? Если у нас реально большая проблема с нехваткой "синих воротничков" и много "белых", давайте научимся правильно перепрофилировать из "белых" в "синих". Ну, что-то мы сделаем так, чтобы людям не было плохо. А то мы им говорим просто: "Ну, модель, ребята, поменялась". Василий Колташов: А еще им зарплату нужно платить. Понимаете, зарплату. Ирина Святицкая: А почему все время "мы должны", "мы их перепрофилируем", "мы их научим"? Николай Матвеев: Потому что мы – общество. Ирина Святицкая: Я за проактивность каждого человека и ответственность за собственную жизнь, за собственную карьеру, абсолютно. Игорь Фомин: У нас на сегодняшний день выставленное количество вакансий – 1,3 миллиона человек. Ирина Святицкая: И при этом интернет-банки растут, и у них огромный наем сейчас происходит. Василий Колташов: А зарплата какая у них? Игорь Фомин: 900 тысяч – это официально зарегистрированная безработица, а 1,3 миллиона выставлено вакансий. Олег Соколов: Вакансий больше, это правда. Игорь Фомин: Да, их больше. Татьяна Минеева: Но вы не забывайте общий тренд экономики, что модернизация производства, технологичность… Игорь Фомин: Слушайте, я в Ленинградской области… Татьяна Минеева: Сейчас людей в принципе меньше, сейчас роботы… Игорь Фомин: Я говорю, у нас есть вот эти газеты по занятости. Их открываешь – там просто целые пачки вот именно нормальных специальностей! Василий Колташов: И большая часть объявлений – ложные, по отзывам людей. Игорь Фомин: Ну, я вам говорю… Сергей Жаворонков: У меня вопрос по зарплате. Николай Матвеев: Да, давайте вернемся к вопросу о моделях трудового рынка. Сергей, все-таки либеральная и… Ну, я не знаю, давайте как-то ее помягче назовем – пусть она будет социальная, я не знаю, консервативная модель, когда пусть будет всем плохо, но не так плохо, как при либеральной, когда плохо сильно одному, а другому хорошо. Вот вы за какую больше радеете модель-то? Сергей Жаворонков: Я считаю, что модель, которая не предусматривает высоких социальных гарантий для рабочего, она хороша с точки зрения того, чтобы официальных легальных рабочих было больше. Именно поэтому мы имеем в Испании безработицу 15% – в силу высоких социальных гарантий. Там при увольнении чуть ли не за шесть месяцев нужно зарплату выплачивать. А в США имеем безработицу 5%. Есть несколько других вопросов, которые очень важны для понимания трудового рынка. Прежде всего – доступен ли трудовому рынку демпинговый труд мигрантов? В России легально находится 10 миллионов мигрантов. Это при том, я напомню вам, что трудоспособное население России – 75 миллионов человек. Это оказывает чудовищное давление на рынок труда в сторону понижения заработных плат. Если мы завтра с вами введем визовый режим с Закавказьем, со Средней Азией, то у нас зарплаты существенно вырастут, потому что те люди, которые работают дворниками, на кассах в магазинах (как это называется сейчас – работник торгового зала), вот они станут получать намного больше. И это не окажет никакого плохого влияния на экономику. Потому что возьмем с вами пример Японии, где 99% населения – японцы. Николай Матвеев: Да-да-да. А почему? Сергей Жаворонков: И при этом экономический рост Японии за последние 50 лет был в 8 раз. Для сравнения, в США – в 2,5. Николай Матвеев: То, что они там совершили после войны дикий рывок – это мы знаем. Давайте вернемся к самозанятым. В редакции пытались понять, а вот что людей побуждает попасть в этот теневой сектор. Это какие-то, не знаю, протестные амбиции, мотивы, какое-то свободолюбие? Или, может быть, это реально вынужденная мера? Василий Колташов: Давайте я вам модель приведу, как это происходит. Татьяна Минеева: Люди выживают. Николай Матвеев: А вот сейчас давайте посмотрим конкретную человеческую историю, а уже потом опишем все модели и поговорим об этом. Внимание на экран. Андрей Левин, предприниматель: Мы, конечно, тунеядцы, но не бездельники. Это дипломы об образовании самые разные, которые только есть. Москвич с двумя высшими образованиями Андрей Левин тунеядцем называет себя в шутку. Сам таковым себя не считает. Официально он не трудоустроен, но живет безбедно. Работает на себя, не выходя из дома. Консультант в области сетевого маркетинга учит за деньги, как построить свой бизнес. Андрей Левин: А это моя трудовая книжка. Последняя запись в его трудовой книжке датируется аж 2000 годом. Уволен по собственному желанию с должности директора компании. Уже 16 лет Андрей индивидуальный предприниматель, но 4 с лишним года назад он закрыл и свое ИП – соответственно, перестал отчислять деньги на государственное медстрахование и в Пенсионный фонд. Говорит, что таких, как он, неплательщиков в российском сетевом маркетинге миллионы. Андрей Левин: Отчисляя каждый год сейчас 40–50 тысяч в год, я потом буду получать пенсию… Ну, прибавка, если говорить о пенсии, то 10 тысяч – это стандартный социальный пакет, который я буду получать в любом случае. А сколько мне прибавится? Максимум, что я могу вытянуть из государства – это еще тысяч пять. Но за это я должен отдавать полновесные деньги сейчас. Так что пока обязательные пенсионные и страховые взносы он предпочитает вкладывать в развитие своего бизнеса, рассчитывая на большие дивиденды в будущем. Что касается медуслуг, то Андрей и его супруга (которая, кстати, работает официально) пользуются ими в платной клинике, хотя государственные полисы ОМС есть у обоих. Андрей Левин: Полис в хорошем центре стоит, если хорошо найти, от 30 до 50 тысяч в год. Что мы получаем за эти деньги? Не только качественное обслуживание. Мы всегда любим говорить "качественное медицинское обслуживание". Правдивое. Закрыть индивидуальное предприятие Андрея Левина вынудило резкое повышение налогов в начале 2013 года, когда после очередной государственной реформы суммы обязательных отчислений на пенсионное и медицинское страхование увеличились более чем вдвое. Решил, что уже достаточно отдал взносов из своих зарплат государству за свой официальный трудовой стаж. Работал он в основном на руководящих должностях, при советской власти был управделами КПСС, а в 90-е – директором стадиона "Динамо". Андрей Левин: Мне за 50. И ожидать того, что доживу ли я до пенсии… Вот сейчас у нас 60 лет пенсионный возраст. С государством играть в игры нельзя, всегда у него крапленые карты. Кстати, другие налоги – например, имущественный и транспортный – он перечисляет исправно и в срок, как и платежи за услуги ЖКХ. Впрочем, Андрей Левин думает, что рано или поздно ему все же придется выйти из тени. Уверен, что на это повлияет развитие электронного документооборота. Интернет-технологии со временем позволят государству быстрее вычислять неплательщиков и среди мелких предпринимателей. Однако пока власти не предпринимают в отношении серьезных шагов, он предпочитает налогов поменьше. Николай Матвеев: Татьяна, а вот выход из тени – есть ли какие-то механизмы? Как людей замотивировать? И что для них это будет значить? Татьяна Минеева: Конечно, закон о самозанятых говорит о том, что некий патент, без всякой регистрации… Для многих предпринимателей, действительно, в регионах даже ИП зарегистрировать очень сложно. И налоги растут. Я молчу про проверки. Хотя государство предпринимает меры – налоговые каникулы для вновь созданных представителей малого бизнеса. Увеличили, кстати, в нашей статистике количество предпринимателей. То есть мы, значит, как-то правильно идем, государство наше что-то правильно делает. Закон о самозанятых? Ну, здесь нужно работать… Николай Матвеев: А кто этот закон предлагает? Татьяна Минеева: А это уполномоченный по правам предпринимателей Борис Юрьевич Титов. Николай Матвеев: То есть "Деловая Россия" предлагает, да? Татьяна Минеева: Борис Юрьевич Титов, уполномоченный, предлагает. И закон поддержан многими. Николай Матвеев: Подождите. Насколько мне известно, вы предлагаете… Татьяна Минеева: Создать условия. Николай Матвеев: Ну, условно: заплатил 10 тысяч рублей – и иди, трудись свободно. Некий такой налог на то, что ты находишься в тени? Татьяна Минеева: Как патент. Во всяком случае мы будем всех видеть в статистике. Мы создадим условия, при которых люди выйдут из тени и будут платить не те налоги, о которых сейчас герой нам рассказывал, а постоянно действующий патент. Николай Матвеев: А чем это отличается от "налога на тунеядство" так называемого, о котором говорил Минтруда? "Заплатите 20 тысяч в год – и спите спокойно". Вот в чем отличие? В механизме каком-то? Или просто сумма разная – 10 и 20 тысяч? Татьяна Минеева: Я за стимулирующие методы. Зачем нам плодить и популяризировать тему тунеядства? Я за то, чтобы создавать условия, при которых будет все легализовано и у предпринимателей будут как-то меняться парадигмы, о которых сейчас герой говорил. Николай Матвеев: Я вас понял. Василий Колташов: А знаете, в чем разница? Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Я хочу… Василий Колташов: 15–20 тысяч "закон о тунеядстве" предлагает сразу брать. А здесь 10 тысяч в этом году, в следующем году – 15, и потом – 20. То есть постепенно до 20. Николай Матвеев: Прогрессивная шкала, я вас понял. Игорь, пожалуйста. Игорь Фомин: Понимаете, дело в том, что… Вот та цифра, о которой я сказал – 13 миллионов. На самом деле она распадается на три категории. Первая – это на самом деле самозанятые, это те люди, которые работают сами на себя. То есть они нанимают наемных работников или оказывают сами какие-то услуги, или даже имеют небольшой, микробизнес. Николай Матвеев: Условно назовем – "гаражные ремесленники". Игорь Фомин: Ну, давайте, да. Николай Матвеев: В гараж машину загнал – починил. Как? Что делать? Игорь Фомин: Соответственно, вторая группа – это те люди, которые работают нелегально у работодателей. Из этих 13 миллионов их тоже достаточно много. Понимаете? И третья группа – это те, которые в принципе не работают и не хотят работать. Ну, тоже такая категория есть. Вот 13 миллионов распадаются на эти три группы. И когда мы с вами говорим про закон о самозанятых, который на самом деле готовится на сегодняшний момент Правительством Российской Федерации, там есть масса поручений и Совета Федерации. И все это делалось на основании первоначального поручения президента. Соответственно, мы рассчитываем, что он будет принят в весеннюю сессию. И действительно там идет такая достаточно большая дискуссия – вот насколько можно учесть и ваши предложения, и наши. Но здесь это только как раз решает часть проблемы. Во-первых, давайте сразу же не называть это "налог на тунеядство". Если мы будем называть… Вот уже сразу же этим не будем заниматься точно. Понимаете? Потому что когда мы говорим про самозанятых, то это действительно небольшой дешевый патент. Николай Матвеев: Ну, его так ласково СМИ окрестили. Игорь Фомин: Нет, давайте… А я вот категорический противник. Кстати, многие почему не хотят идти в индивидуальные предприниматели? Я вам тоже очень интересный момент скажу. Вот смотрите, мы это тоже изучали. Никакой там сложности регистрироваться нет, просто многие люди психологически не готовы. Они говорят: "Мы не предприниматели". Ну, например, пенсионер работает, он говорит: "Какой я предприниматель?" Вот им надо помочь, чтобы за абсолютно небольшие деньги они могли легализовать свой статус. Ирина Святицкая: Или няня – какая она предприниматель? Игорь Фомин: Да, или няня – какая она там предпринимательница? Понимаете, она психологически… Там нет большого количества бумаг. Мы можем с вами сходить ради эксперимента и за два часа зарегистрироваться. Ну, технология есть, там ничего сложного уже нет, но люди психологически не готовы. Сергей Жаворонков: А закрыться сложнее. Татьяна Минеева: И закрыться легко. Игорь Фомин: Ну, я не знаю про "закрыться", а вот открыться… Мы все это контролируем прямо по этапам. На самом деле очень просто стало. Татьяна Минеева: У меня папа недавно открывался. Это легко. Просто психологически… Игорь Фомин: Смотрите, дальше я просто хочу очень важный момент сказать, учитывая, что мы сегодня с вами тут собрались. Вот смотрите. Давайте это называть, даже если называть все-таки, скажем, "некий сбор", "социальный сбор", "социальный вклад". Потому что наш гражданин, который рассказывал про себя, он молодец, он сам на себя работает, это замечательно. Но когда у него будет пенсия по старости, он ее будет получать от государства. Олег Соколов: Он будет получать ее от тех, кто платит. То есть мы оплачиваем его… Игорь Фомин: Да, от нас. Николай Матвеев: А сколько у него будет пенсия по старости? Олег Соколов: Вы знаете, я такую категорию… Татьяна Минеева: Он инфраструктурой еще пользуется. Николай Матвеев: Сколько? Сколько? Скажите примерно. Сергей Жаворонков: Не меньше 10, в среднем 10–11. Олег Соколов: Но минимум у нас – это прожиточный минимум пенсионера. Татьяна Минеева: У нас есть бесплатное образование, которым он пользуется, медицина. Николай Матвеев: Подождите. У людей пенсия по выслуге лет, я не знаю, с совокупным стажем военным и гражданским (и я знаю такие примеры), пенсия по 8 тысяч рублей. А он, не работая, будет получать 11? Как? Олег Соколов: Он у нас будет не 11 получать. Сергей Жаворонков: Мы говорим – в среднем. Олег Соколов: Он у нас будет получать не меньше 15 тысяч. Татьяна Минеева: Потому что москвич. Олег Соколов: Потому что он живет в Москве. А у нас, в соответствии с законодательством, нельзя платить пенсионеру ниже прожиточного минимума. Даже социальная пенсия не может быть ниже прожиточного минимума. И вот те сказки, которые он рассказывал, что он 40 тысяч кладет и что у него будет большой заработок… Я сейчас так в уме прикинул: если он уйдет на пенсию, в лучшем случае он будет получать доход – 3 тысячи рублей в месяц. И здесь вина… Николай Матвеев: Если в год он кладет 40? Олег Соколов: 40 тысяч рублей кладет, да. Татьяна Минеева: А всей социалкой он пользуется все равно. Олег Соколов: Естественно, он побежит сразу же в Пенсионный фонд и будет за нас счет… То есть мы ему сейчас пенсию оплачиваем. Он будет получать деньги. Но в результате те, кто работал и платил, они будут получать меньше. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Василий, а теперь о том, о чем мы говорили до сюжета. Вы сказали, что "структура ухода в тень выглядит вот так". Как? Василий Колташов: Как и откуда берутся самозанятые? Вот один из примеров. Представьте себе, что вы хотите сделать ремонт в офисе, например. Нанимаете компанию, а у нее кто работники? В основном полуквалифицированные мигранты. Естественно, в рекламе это все выглядит красиво, а на деле вы видите, что качество исполнения плохое. И дальше вы обращаетесь к людям, которые являются самозанятыми, и они уже выполняют эту работу. Но этих самозанятых компания не наймет. Понимаете, в чем дело? Николай Матвеев: Почему? Василий Колташов: Им нужно платить больше денег. Николай Матвеев: Им нужно платить больше денег. Василий Колташов: Да. Татьяна Минеева: Сарафанное радио. Василий Колташов: А можно обмануть клиента. Николай Матвеев: А как сделать так, чтобы этот самозанятый… Василий Колташов: И это серьезная проблема, потому что у нас выдавлены самозанятые люди, которые на самом деле были бы гораздо полезнее, если бы были наняты. Но наняты они быть сейчас не могут. И я не очень представлю себе, как можно в нынешних условиях эту проблему решить, ну, кроме каких-то репрессивных законов. Николай Матвеев: У вас есть варианты? Нужно резко снизить налоги на труд. Они в России чудовищные! Есть такая мифология, что в России якобы низкие налоги. Это полная ложь. Сергей Жаворонков: Нужно резко снизить налоги на труд. Они в России чудовищные! Вот есть такая мифология, что в России якобы низкие налоги. Это полная ложь. Николай Матвеев: 13%? Василий Колташов: Нет, не низкие. Сергей Жаворонков: Общие налоги в России составляют… Николай Матвеев: 48%. Сергей Жаворонков: 48%, при среднемировых – 40%. А налоги на труд в России составляют минимум 43%. То есть 30% – социальные платежи, и 13% – подоходный налог. Это совершенно чудовищные налоги. Вот их нужно снизить. За счет чего? За счет снижения государственных расходов: военных расходов, полицейских расходов, которые треть бюджета составляют, за счет дотаций госкорпорациям, которые составляют еще порядка 15% расходов бюджета. Вот на этом как раз мы сможем хорошо сэкономить. И когда у нас налоги на труд официальные будут низкие, плюс мы будем уверены в том, что у нас есть накопительная пенсия, то есть легально работать выгодно, то тогда мы будем платить. А сейчас правительство конфискует уже много лет подряд накопительную пенсию, говоря: "Вы платите рубли, а мы вам через 40 лет заплатим какими-то баллами по непонятному курсу". Ребята, я бы предпочел рубли, извините. Василий Колташов: Ну, рубли тоже по непонятному курсу. Николай Матвеев: Я прошу прощения. Ирина, вы согласны? Сергей Жаворонков: Рубли по курсу понятному, а баллы – по непонятному. Олег Соколов: Вот эту демагогию мы слышим постоянно. Николай Матвеев: Подождите, подождите! Василий Колташов: Да и так, и так – по непонятному. Николай Матвеев: Друзья, давайте сейчас… Секундочку! Обратите на меня внимание! Это точка зрения. Если есть обратные точки зрения, мы их выслушаем. И начнем с Ирины. Вы согласны с тем, что послабление налоговое приведет к тому, что люди выйдут из тени – и тем самым это будет иметь какой-то позитивный эффект на экономику? Это тоже важно, потому что… Ну, выйдут они из тени. Посчитаем, посмотрим. Как были они в тени, вышли – ничего не изменилось. Ирина Святицкая: По данным нашего сайта (мы опрашиваем наших пользователей), в зависимости от сезона, около 75–80% людей работают и ищут сейчас работу просто потому, что хотят найти лучшую работу, присматриваются на рынке. То есть, конечно, безработица есть, но она не настолько глобальная. И если человек работает и занимается даже самозанятостью, то тут вопрос действительно – как его выводить, чтобы он платил налоги? Это действительно надо делать. И чтобы он становился ИП. Но это действительно сейчас легко и элементарно сделать. Сергей Жаворонков: А насколько ваших посетителей волнует вопрос: они будут легально трудоустроены или нелегально, по КЗоТу или не по КЗоТу? Татьяна Минеева: Зарплата в конвертах. Ирина Святицкая: Это каждый человек решает сам для себя. Но я считаю, что каждый из нас в том числе воспитывает рынок и воспитывает работодателя. Николай Матвеев: Ну, как приманка это действует. Все-таки это, по-моему, одна из позиций в вакансии… Сергей Жаворонков: Оформление по Трудовому кодексу. Николай Матвеев: Оформление по Трудовому кодексу, да, полный соцпакет. Ирина Святицкая: Когда крупные компании и понятно, что там "белая" зарплата так называемая, то, конечно, там выше конкурс. И люди хотят работать в таких компаниях. Туда действительно больше люди стремятся, больше откликов. Татьяна Минеева: Там и социальный пакет есть. Николай Матвеев: Кстати, по поводу тех, кто получает зарплату в конвертах. ВЦИОМ говорит, что таких 23% среди тех, кто вообще получает зарплату в стране. Пожалуйста. Игорь Фомин: Смотрите, еще раз про цифры. Что говорить по пенсионную проблему, если даже мы берем опять проблему медицинского обеспечения, в которую мы точно погружены, то приблизительно требуется в год от 6 до 7 тысяч рублей на одного человека. Так вот, эта категория наших граждан, которые действительно нигде не числятся (я еще раз говорю – она на самом деле из трех подкатегорий состоит), на сегодняшний день, в общем-то, на нее тратится из региональных бюджетов – не из федерального, а из региональных – почти 100 миллиардов рублей уже сейчас. То есть это абсолютно большие и серьезные цифры. И нам любой вариант легализации, даже если они будут платить хотя бы несколько тысяч, нам уже это было бы интересно. Николай Матвеев: Скажите, пожалуйста, справедливости ради, экономика вообще этих людей не видит? Или их не видит экономика с точки зрения налогов? Василий Колташов: Официально не видит. Экономика их видит, они есть. Николай Матвеев: Потому что если этот человек где-то работает, зарабатывает какие-то деньги, на территории государства покупает себе автомобили, покупает себе продукты, с этих продуктов идут какие-то налоги – он все равно как-то задействован, все равно он часть этой системы. И если мы… Сергей Жаворонков: ВВП видит, а налоговая не видит. Николай Матвеев: Да. Давайте мы теперь попробуем хотя бы представить. Если по итогу человек, который в самозанятости зарабатывает 200 тысяч рублей в месяц (что намного выше средней зарплаты по стране) и тратит эти деньги здесь, в стране – покупает еду, автомобили, на отдых ездит, ходит в кино – с этих платежей идут проценты в бюджет. И по совокупности мы поймем – может, мы можем позволить себе 6 тысяч за него заплатить из бюджета? Сергей Жаворонков: Таких людей 2%, а заставите платить вы все 100%. Вот те, кто выше 200 тысяч в месяц – их 2%. Правительство это рассчитывало. Николай Матвеев: То есть игра не стоит свеч в этом случае? Сергей Жаворонков: Нет, для правительства – с точки зрения того, чтобы ограбить народ – она, конечно, стоит свеч. А вот для людей вовсе не нужно думать, что вот Абрамович какие-то взносы заплатит. Тех, кто выше 200 тысяч рублей зарабатывает, 2 миллиона человек в стране всего. А когда будут вводиться все эти меры – "налоги на тунеядство", то платить придется вот тем 20 миллионам, которые сейчас числятся безработными. Олег Соколов: Ну, не 2 миллиона. Я не знаю, это жонглирование какими-то цифрами. 2 миллиона людей, которые получают официально больше 200 тысяч? Они и так налоги платят. Их "закон о тунеядстве" вообще не касается, они вообще никакого отношения к этому не имеют. Василий Колташов: Вопрос в том, как людей убедить эти патенты приобретать. Как их убедить? Олег Соколов: И "закон о тунеядстве" – на самом деле, вы уж извините, конечно, но это страшилка СМИ. Я здесь абсолютно согласен с коллегой. Его в принципе в нашей стране, в отличие от Белоруссии… Я, конечно, перекрещусь. Николай Матвеев: Ну, давайте не в нашей. Вот в Белоруссии то же самое, тот же самый механизм. Олег Соколов: Ну, его не может быть по той простой причине… Николай Матвеев: Подождите. Если белое назвать черным – от того оно черным не станет. Вот там назвали это… Олег Соколов: Нет, абсолютно! Николай Матвеев: Дайте я мысль завершу. Василий Колташов: Патент действительно отличается от "налога на тунеядство". Николай Матвеев: Секундочку! Там сказали: "Если вы не работаете, вы должны что-то платить". Назвали это… Олег Соколов: А что платить? Николай Матвеев: Что? Точно я не знаю. А что там платить? Олег Соколов: У нас это невозможно. И знаете, почему? Невозможно, потому что у нас по Конституции медицинское обслуживание бесплатное. Николай Матвеев: Нет, подождите. Но по Конституции… Олег Соколов: Даже страховая медицина… Сергей Жаворонков: Но далеко не все операции бесплатные. Николай Матвеев: По Конституции нам никто не говорит, что мы не имеем права, находясь в тени, не платить налог или платить его. Олег Соколов: Правильно. Так тогда проблема идет о ком? За неработающее население, как коллега абсолютно правильно сказал, платят уже сейчас региональные бюджеты. Они платят за каждого человека, даже если он не работает. В том числе и за этого, который не обращается. Они платят за него деньги. Значит, речь идет о ком? О том, кто реально работает, то есть в теневой экономике работает, и его не видно нигде. Он не зарегистрирован в фондах социального страхования, не осуществляет туда платежи. Вот по отношению к ним, безусловно, нужны и стимулирующие меры, как вы говорите (может быть, патенты, может быть, еще что-то), и нужны меры в том числе и фискальные со стороны правоохранительных органов. Без этого никуда не деться. Но вы знаете, что еще нужно? Нужны экономические меры. Как ни странно, это увеличение зарплаты и увеличение пособий по безработице – существенное. То есть в этом случае те люди, которые получают мало, они пойдут в службы занятости. Николай Матвеев: Давайте ближе к земле. Условно, я – тот самый ремонтник, который делает ремонт в домах. Вот что меня может простимулировать, чтобы я вышел из тени? Во-первых, отсутствие каких-либо платежей… Сергей Жаворонков: Накопительная пенсия. Олег Соколов: Не простимулирует абсолютно! Николай Матвеев: Секундочку, подождите! Во-первых, отсутствие каких-либо платежей при регистрации своего ИП, чего-то другого. То, что высказали – выход из этого ИП, тоже облегченная какая-то формулировка. Дальше. Почему бы стране не создать каких-нибудь очень мощных два-три агрегатора, которые принимают в свои ряды заказы только от "белых" ремонтников, цены которых не завышены? Василий Колташов: Как вариант, как вариант. Николай Матвеев: И ты прекрасно понимаешь, что, разместив свой, например… Как это называется? Аукцион, да? Аукционный какой-нибудь лот свой разместив в агрегаторе, ты всегда получишь свой заказ. Олег Соколов: Ну, в некоторых странах, в тех же скандинавских… Николай Матвеев: Где здесь фискальные меры? Где здесь государство? Это чистый рынок. Татьяна Минеева: Нет, так и есть. Только потом субподряды… Василий Колташов: Это не устраняет одну проблему – недоверие к государству, о котором говорилось. Сергей Жаворонков: В Москве ГБУ "Жилищник" создали – результаты чудовищные! Николай Матвеев: Пожалуйста. Василий Колташов: Это не устраняет проблему, которая называется "недоверие к государству". Это то, о чем говорил как раз вот этот господин, который занимается курсами по сетевому маркетингу, он учит людей продавать. Люди самозанятые не доверяют государству. Они видят перманентную пенсионную реформу. Они видят в новостях, что уже пошли отказы по выдаче пенсий: "Вы не набрали баллов. Идите и добирайте баллы. Идите и работайте. Вам пенсия не полагается". Или: "Я думала, что я работаю легально, а оказывается, что я работала нелегально – работодатель ничего, никакие отчисления не делал". Олег Соколов: Пошли отказы по выплате накопительной пенсии, о чем коллега и говорит. 70 миллиардов рублей пропало в негосударственных пенсионных фондах. Василий Колташов: Необходимо завершить пенсионную реформу, закончить ее и оставить прозрачную пенсионную систему. Сергей Жаворонков: А сколько в ВЭБе пропало? Дотации государственные на ВЭБ – более чем 600 миллиардов рублей. Василий Колташов: И гарантировать людям пенсию, с одной стороны. А с другой стороны, необходимо убедить общество в том, что, когда вы обращаетесь к патентованным работникам, к самозанятым, вы получаете некую гарантию качества, и вам есть куда жаловаться, если у вас обои поклеили, а они на вас упали. Игорь Фомин: Можно? Татьяна Минеева: Информационное разъяснение. Николай Матвеев: Я прошу прощения. У меня финальный вопрос, потому что мы выходим на финишную прямую. Пусть это будет блиц-вопрос ко всем. Просьба отвечать коротко, предметно. Вот как сделать вообще для сомневающихся – не для всех, а для сомневающихся – привлекательность "светлой" (мы же говорим "в тени" – значит, кто-то должен быть на свету) работы в России, что ли, более доступной? Вот я должен понимать, что в тени мне будет хуже. Как это сделать? Олег Соколов: Первый шаг – мы должны поставить диагноз. Мы должны точно знать, сколько у нас безработных в стране. Мы сейчас не знаем. Для этого нужно увеличить пособие по безработице существенно и ввести страхование от безработицы. И в этом случае человек… Николай Матвеев: Хорошо, существенное. Маленькая поправка. Сейчас пособие по безработице… Олег Соколов: 4900 – максимальное. 850 – минимальное. Николай Матвеев: До скольки нужно увеличить, чтобы замотивировать? Олег Соколов: Чтобы человек, когда он потеряет работу, получал, как и должен, не менее 75% от утраченного заработка, и хотя бы несколько месяцев. Сергей Жаворонков: Чтобы выгодно было быть без работы. Ирина Святицкая: А тогда никто работать не будет. Николай Матвеев: Человек потерял работу за 50 тысяч рублей… Татьяна Минеева: Просто надо посчитать… Олег Соколов: Неважно. Мы будем знать, что он безработный. Мы вообще проблему поймем, насколько она острая, эта проблема. Сейчас мы ее не знаем. Татьяна Минеева: Стимулирующий механизм. Николай Матвеев: Все, позиция понятна. Спасибо. Ирина Святицкая: Я лучше не буду знать. Но если такая ситуация произойдет, то, мне кажется, очень много людей не будут просто работать. Конечно, это очень важно – самореализация, постоянный труд. Это здорово, когда есть чем заняться. И я призываю всех работать. Василий Колташов: На любой работе? Ирина Святицкая: Конечно, каждый сам решает, на какой работе и как. Но я за амбиции. Василий Колташов: Сам? Ирина Святицкая: Сам. Василий Колташов: Не сам решает. Есть у него вакансия, нет вакансии… Николай Матвеев: Друзья, это блиц, это блиц! Это не место для дискуссий. Ирина Святицкая: Всегда есть компании, где есть открытые вакансии, и их много. Вакансии правда есть. Надо просто откликаться почаще и находить работу. Николай Матвеев: Спасибо. Сергей Жаворонков: Резкое снижение налогов на труд. Социальные платежи должны быть не 30%, а 15% максимум, как они есть в большинстве стран. И накопительная пенсия. В том числе возврат украденных государством за последние три года накопительных пенсий россиян. Николай Матвеев: Спасибо. Ваше мнение. Василий Колташов: Социальное государство. Пенсия по принципу солидарности поколений, когда пенсия выплачивается из текущих взносов тем, кто сейчас работает. Легализация мигрантов, вплоть до предоставления им российского гражданства для того, чтобы они тоже были включены в систему пенсионных отчислений. Ну и изменение экономической политики. Нам нужен протекционизм. И нам нужно освобождение внутренней… Сергей Жаворонков: Мигранты – это не протекционизм. Василий Колташов: Это тоже может быть протекционизмом. Татьяна Минеева: Первое – нужно принять закон о самозанятых. Это позволит вывести из тени тех, кто сейчас нелегально работает и не платит государству ничего. Второе – нужно создать больше благоприятных условий для бизнеса, чтобы те проекты, которые сейчас заморожены, и те люди, которые сейчас безработные, не наняты просто потому, что в стране кризис и не хватает экономических мер для запуска новых производств, для того, чтобы эти люди вернулись на свои рабочие места высокооплачиваемые. И третье – работа именно губернаторов, мэров с реальным сектором экономики и с теми самозанятыми, которые после закона будут выходить из тени. Это кропотливая работа на местах. Николай Матвеев: Спасибо. Пожалуйста. Игорь Фомин: Мне кажется, что, в принципе, и так идет все-таки такая тенденция – все больше и больше наших граждан и так понимают, и требуют, чтобы зарплата была официальная, и готовы платить налог на доходы физических лиц от этой суммы. Я абсолютно согласен с коллегой, что нужно для категории самозанятых… Мы видим четко, что там есть правовой провал. И мы видим, что они ни к какому режиму сейчас не подходят. Вот поэтому нам нужно принять правильные и нормальные законы, принять долгосрочные правила игры. Я уверен, что, в общем-то, у нас наши граждане будут откликаться и будут переходить в эту категорию. Вот и все. Николай Матвеев: Ну а мне кажется, что если вы самозанятый и решаете – платить ли налоги, выходить в свет или нет – нужно сесть, понять проблему и понять свое место в этой проблеме, а уже потом принимать решение. Кстати, это нелегкий путь – понимать проблемы. Будет очень много противоречий. Например, гражданин такого государства, как Соединенные Штаты Америки, Джон Рокфеллер когда-то сказал: "Если ты работаешь целый день, у тебя нет времени на то, чтобы зарабатывать деньги". В то же время это было сказано в стране, где культ работы, и если ты не трудишься, то ты ничего и никогда в своей жизни не достигнешь. Будьте с нами и с правдой. Всего доброго! Пока.