"Наказывай сына своего в юности его, и упокоит тебя в старости твоей". Домострой. Николай Матвеев: Здравствуйте. Это дискуссионная площадка "ПРАВ!ДА?" на Общественном телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня: В Госдуму внесен законопроект, предлагающий исключить побои в семье из числа уголовных преступлений. Авторы инициативы считают несправедливым, что за один воспитательный шлепок можно сесть за решетку на два года. Защитники жертв семейного насилия категорически против. Они убеждены, что декриминализация побоев развяжет руки домашним тиранам. Николай Матвеев: А вот два кодекса – об административных правонарушениях и Уголовный – там и там есть статья "Побои". Только в первом это насильственные действия, которые не имеют последствий, там до 15 суток (сейчас эксперты меня поправят, если я ошибаюсь), штрафы либо исправительные работы. А вот во втором случае формулировка звучит следующим образом: "…в отношении домочадца". И грозит это все тому, кто бил, – до двух лет лишения свободы. Вот насколько это справедливо? Кстати говоря, Елена Мизулина еще в июле предлагала эту норму, эту формулировку вынуть из Уголовного кодекса и перенести в Административный. Насколько оправдана эта инициатива и вообще насколько справедлив закон – мы сегодня будем обсуждать в программе "ПРАВ!ДА?". Андрей Владимирович, как юрист скажите мне, справедливо ли, что Административный кодекс трактует это так, а Уголовный по-другому? Андрей Сарычев: На самом деле и Административный, и Уголовный кодексы имеют примерно одинаковую формулировку по статьям "Побои". То есть это 116-я статья Уголовного кодекса Российской Федерации и статья 6.1.1 Кодекса об административных правонарушениях. И в том, и в другом кодексе побои описываются как "нанесение побоев, – извините за тавтологию, но так в законе, – или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших последствий, указанных в статье 115 Уголовного кодекса". Еще раз, это цитата из закона. Николай Матвеев: А что значит – боль без последствий? Это значит – ударили, поболело, прошло? Ничто не сломал, не понадобилось никаких вмешательств медиков? Ольга Леткова: Нет ни тяжких, ни легких, никаких. Нет вреда. Андрей Сарычев: Синяк, гематома. Когда не причинено никакого вреда здоровью, даже легкого. Легкий вред здоровью, который описан в статье 115 Уголовного кодекса Российской Федерации, он имеет все-таки какие-то медицинские критерии его определения, то есть либо это временное нарушение трудоспособности на срок до трех недель, либо стойкая утрата трудоспособности (менее 10%). Николай Матвеев: Что Уголовный говорит? Андрей Сарычев: А Уголовный кодекс в сегодняшней редакции, которую мы собственно обсуждаем, ее изменение, говорит о том, что побои сами по себе преступлением теперь не являются, как это было раньше, до июля этого года. Николай Матвеев: Только в отношении близких лиц? Андрей Сарычев: Не совсем так. Либо в отношении близких лиц, либо побои, "отягощенные какими-либо квалифицирующими признаками", как это называется в законе, то есть совершенные из хулиганских побуждений по мотивам политической, расовой, национальной и другой ненависти. То есть обычные побои (если можно так говорить) в отношении постороннего лица, не мотивированные дополнительно, они… Николай Матвеев: Понятно. Главное помогите мне понять – насилие в семье сейчас Уголовный кодекс регулирует? Подразумеваются эти два года лишения свободы? Именно приоритетно к насилию в семье. Андрей Сарычев: На сегодняшний день насилие в семье в виде побоев, да, оно криминально – до тех пор, пока законопроект, который мы обсуждаем, не обрел форму закона. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Галина Михайловна, сначала с инициативой выступила госпожа Мизулина, а потом, насколько мне известно, группа депутатов от "Единой России" сформулировали этот законопроект, и сейчас он в Думе на рассмотрении. Как вы относитесь вообще к тому, чтобы эту формулировку вынуть из Уголовного кодекса? Галина Михалева: Я очень плохо отношусь. Но на самом деле я бы посмотрела на это вообще с другой стороны. У всех наших бывших братских республик везде существует закон специальный о семейном насилии. Ситуация у нас тяжелейшая. Николай Матвеев: Казахстан, кажется, один из первых. Галина Михалева: Казахстан – один из первых. Потому что… Владимир Потиха: Потому что там главными структурами… Галина Михалева: Можно я скажу? Не перебивайте, пожалуйста. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Галина Михалева: И это очень важно, потому что у нас катастрофическая ситуация в семьях – каждый год 14 тысяч погибших. При уровне алкоголизации это очень распространенная вещь, когда муж бьет жену. Николай Матвеев: Простите, 14 тысяч погибших – это только женщин? Галина Михалева: Конечно. Николай Матвеев: А там еще 2 тысячи мужчин и 3 тысячи детей. Галина Михалева: Но женщины в первую очередь страдают от этого. И более того, когда государство декриминализует семейное насилие, оно косвенно стимулирует мужчин "учить" своих жен. А у нас очень мало кризисных центров, то есть женщине практически некуда пойти. Николай Матвеев: Вы сразу прямо группу проблем обнаружили. Мы обязательно покажем и поговорим. Галина Михалева: А потому что есть… Я одну фразу только еще скажу. Потому что это одна из проблем, которая связана с общей проблемой. А общая проблема – это проблема гендерного неравенства и того, что не работает 19-я статья Конституции. Николай Матвеев: Ольга Владимировна, цифры вот откуда взялись? Вот эта цифра – 14 тысяч – впервые прозвучала в 1993 году, точнее даже в 1995-м, а относилась она именно к 1993 году, когда международные институты запросили статистику по России, которой не было. И вообще у нас проблема в этом плане со статистикой – как правильно считать, действительно ли можно посчитать. Вот, например, центр "Анна" (есть такой) принимает звонки. И выясняется, что… Это такая попытка социологического исследования. Получается, что 70% людей, которые подверглись домашнему насилию, вообще не хотят никуда обращаться. Ольга Леткова: Поэтому можно сказать, что их 14, 20, 30, 50. Я слышала, что и 60, и 70 тысяч. Владимир Потиха: Все что угодно. Есть Росстат, есть МВД, то есть официальные данные. Ольга Леткова: Это не основание, это домыслы. Это неофициальная статистика, поэтому нельзя апеллировать этими цифрами. Николай Матвеев: Все ясно. Ваше отношение… Ольга Леткова: Поэтому нужно оперировать официальной статистикой, а она у нас есть и ведется. Если вы посмотрите… Николай Матвеев: Кем? Ольга Леткова: МВД. Николай Матвеев: МВД? Ольга Леткова: Безусловно, да. Николай Матвеев: И какая же статистика? Ольга Леткова: А статистика говорит о том, что 0,4%, допустим, в частности детей от общего количества детей страдают именно от семейного насилия. Николай Матвеев: А если в абсолютных цифрах? Ольга Леткова: У Владимира Потихи должны быть цифры. Владимир Потиха: Нет, тут лучше на 100 тысяч рассмотреть. Ольга Леткова: И женщины страдают еще в два раза меньше на самом деле. То есть это те дела, которые… все заявления, которые есть. Говорить о том, что "вот, многие не обращаются" – это не позиция. Это не говорит, что у нас в домах страшное что-то творится. Галина Михалева: Полиция не хочет с этим разбираться просто. Ольга Леткова: То, что есть проблемы в отношении членов семей – безусловно. Николай Матвеев: А можно я вам маленькую историю расскажу? Я снимал квартиру, это было в Люблино… Простите, пожалуйста, я снимал квартиру, и это было в Люблино. Подо мной, ну, я не знаю, месяц, наверное, я слушал, как бьют ребенка. Ольга Леткова: Зачем вы слушали? Вам нужно было обратиться… Николай Матвеев: Я шесть раз звонил. На шестой раз приехали. Меня взяли за руку и подвели к этой соседке. Во-первых, поругались с соседкой. Меня попросили съехать с квартиры, потому что: "Как, ты заявляешь на соседей?" А то, что били ребенка… Знаете, как эта ситуация решилась? Никак вообще! Вот на седьмой раз я буду звонить? Я граждански ответственный человек. Понимаете? Ольга Леткова: А я вам могу сказать… Вот этот центр "Анна", который говорит о том, что 70%... Николай Матвеев: Не говорит. Центр "Анна" сделал попытки провести социологическое исследование. Ольга Леткова: Ну, вы знаете, центр "Анна" очень активно лоббирует этот законопроект о семейно-бытовом насилии. Владимир Потиха: Странно, что они еще не иностранный агент. Ольга Леткова: Поэтому удивительно было бы, если было бы меньше там 70%. Они могут и на 80% провести опрос. Николай Матвеев: Ваше-то отношение? Ольга Леткова: У нас тоже, у родителей, есть горячая линия, и я тоже могу привести цифры, сколько родителей привлекаются к ответственности просто за нормальный воспитательный шлепок. В данный момент… Галина Михалева: А вы считаете, что это нормально – бить детей? Ольга Леткова: А я считаю, что это нормально. У родителей должно быть такое право. Галина Михалева: Право бить детей? Ольга Леткова: Не надо говорить "бить". Галина Михалева: Ну а что? Шлепок – это что такое? Ольга Леткова: А потому что это не "бить". Извините, бить – это когда вы хотите побои нанести. Владимир Потиха: Это статья 115-я. Галина Михалева: Не согласна. Ольга Леткова: Есть статьи Уголовного кодекса, которые… Андрей Сарычев: Шлепок – это как раз побои. Галина Михалева: Конечно. Ольга Леткова: Это относится к квалификации статьи 116-й в сегодняшней редакции… Владимир Потиха: Позвольте, можно я… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Я вопрос сформулирую. Ольга Леткова: Я хочу вам сказать, что… Владимир Потиха: Нет, дайте мне… Ольга Леткова: Нет, я хочу договорить! Дело в том, что есть разница, когда ребенка истязают (вот вы говорите – семь раз), постоянно бьют – это понятно. Но есть статьи Уголовного кодекса: истязание, причинение повреждений легких, менее тяжких, тяжких и так далее. Николай Матвеев: До этого надо дождаться, чтобы вмешаться? Ольга Леткова: Нет, не надо дожидаться. Просто это все уже квалифицировано. Если родитель считает необходимым пресечь неправильное поведение ребенка, то иногда он вправе, он имеет право не только словами, но и физически воздействовать. И ничего страшного в этом нет. И не надо хвастаться за голову и говорить: "Ах, какой кошмар!" Это не кошмар, а это нормально. Галина Михалева: А тогда убьют… Николай Матвеев: Что такое шлепок? В одном случае, для одного родителя шлепок – как я понимаю, это удар в воспитательных целях, а для второго – это удар из жестоких побуждений. Почему нет? В состоянии каком-то. Галина Михалева: Алкогольного опьянения. Николай Матвеев: В условно неадекватном. Может быть, даже и не алкогольное. В пьяном-то состоянии не так вредят детям, как в состоянии похмелья, а оно уже не может квалифицироваться как состояние алкогольного опьянения. Вот как вы считаете? Владимир Потиха: Я бы все-таки вернулся к вводному ролику и к тому, что мы сейчас обсуждаем. То есть предыстория была какая? Президент принял решение разгрузить пенитенциарную систему и часть статей Уголовного кодекса – не только 116-ю, но и другие – перевести в Административный кодекс, чтобы… Николай Матвеев: Дело вроде бы гуманное. Владимир Потиха: Да, дело гуманное. Но в процессе подготовки этого законопроекта лоббисты как раз так называемой ювенальной юстиции, гендерного подхода и прочих вот этих тем, продавливаемых… Николай Матвеев: А им это зачем, простите? Вот лоббисты, я понимаю, ради денег могут быть, ради власти. Владимир Потиха: И ради денег. Ольга Леткова: А у нас есть некоторые, которые всегда лоббируют эти вопросы, с давних времен, у которых есть свои международные обязательства, которые делают обобщения… Владимир Потиха: У нас есть международные агентства и учреждения, которые в мировом, глобальном масштабе занимаются программами сокращения населения… Николай Матвеев: То есть небитые женщины власть поменяют в стране? Я не понимаю просто смысл лобби. Объясните мне. Владимир Потиха: Нет, не в этом дело. Галина Михалева: Какие организации будут лоббировать… Николай Матвеев: Я, может, глупый мальчишка, но вы объясните мне смысл лобби, когда женщины пытаются защитить женщин. Объясните мне! Если есть внятная формулировка? Ольга Леткова: Понимаете, такими благими намерениями мы хотим защитить женщин, защитить детей, а всегда проталкиваются не всегда хорошие вещи. Владимир Потиха: Давайте вернемся еще к истории. В процессе подготовки… Николай Матвеев: Друзья, давайте по одному, пожалуйста! По одному. Владимир Потиха: В процессе подготовки законопроекта, который должен был декриминализировать целый ряд статей, в том числе статью 116-ю, возникло такое странное дополнение. Ольга Леткова: Поправка. Владимир Потиха: Поправка, да. Поправка, которая прошла. Давайте ее зачитаем. Николай Матвеев: Коротко, пожалуйста. Владимир Потиха: "Нанесение побоев или совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль, но не повлекших к последствиям, указанных в статье 115, в отношении близких лиц, а равно из хулиганских побуждений…" и так далее – не отнесли к Административному кодексу, как остальные побои. То есть возникла какая-то странная вообще правовая коллизия. Если я встречу, допустим… Николай Матвеев: Если человеку дадите по башке на улице, то это для вас административка, а если вы жене дали по голове дома, то для вас это уголовка. Владимир Потиха: Да. Или ребенка ударили. Николай Матвеев: Все понятно. Вот мы сегодня и собрались, чтобы решить, насколько это правильно или нет. Владимир Потиха: Нет, так смысл в том, что вот так все перемешано. Ольга Леткова: Так еще проблема… Николай Матвеев: Секундочку, секундочку! Простите, пожалуйста, здесь есть еще спикеры. Позвольте мне их спросить. Владимир Потиха: Законопроект, который подан 14 ноября, он просто возвращает логичный и нормальный статус-кво. Николай Матвеев: Мы сегодня и попытаемся выяснить степень этой логичности. Вы имеете прямое отношение к людям, которые пострадали от семейного насилия, слышите вы ту сторону – пострадавшую. Как они вообще относятся к этой норме закона? Спасает ли она их? Позволяет ли она им что-то? Выигрывают ли они от того, что их обидчик может сесть на два года, либо наоборот – проигрывают? Это кормилец семьи, это муж все-таки какой-никакой. Как вообще все это происходит? Марина Солдатенкова: Вообще жертвы насилия, конечно, приходят в состоянии такого эмоционального стресса и шока, и поэтому, конечно, первое желание любой жертвы – это наказать своего обидчика. И когда впоследствии она, даже находясь в стационарных условиях у нас под защитой некоторой, правовой в том числе, потому что у нас работают юристы с этими жертвами, она все равно не уходит от своей проблемы, именно наказания. А каким образом наказывать – вот это большой вопрос. То есть многие женщины, встречаясь потом со своими обидчиками, могут говорить: "Достаточно тех же самых работ каких-то, которые сейчас предлагают, исправительных работ на несколько часов. И я, в общем-то, готова его простить". Некоторые не прощают никогда. И с этой травмой приходится психологу работать очень и очень долго, потому что отсутствие прощения – это проблема самой жертвы, а не проблема насильника. И конечно, если мы говорим, как гости в студии говорили, о том, что нужно развести… Да, наверное, надо развести, но при принятии все-таки закона о бытовом насилии. Тогда я думаю, что… Николай Матвеев: Который продвигают и продвигают с 1993 года – и до сих пор никак не продвинут. Галина Михалева: Шансов нет в этой Думе. Марина Солдатенкова: Да. Почему? Потому что у нас ведь в бытовом насилии страдают не только женщины, но и дети. И с детьми тоже очень тяжело работать, потому что на этом фоне возникают неврозы. Николай Матвеев: Еще и пожилые люди. Пожилым тоже достается. Марина Солдатенкова: И вообще самая незащищенная категория – это инвалиды, пожилые и дети, которые страдают на бытовом уровне. Николай Матвеев: А вот эти 2 тысячи погибших мужчин – это, как правило (простите за жаргонизм), "ответочка", когда нападал на женщину, а она защищалась, или это действительно насилие в отношении мужчины? Владимир Потиха: Почему вы все представляете, что насильники – исключительно мужчины? Андрей Сарычев: Большая часть – да. Николай Матвеев: Я спрашиваю… Ольга Леткова: Большая часть – да. Николай Матвеев: Я спрашиваю. Я хочу понять, и мне это очень сильно интересно. Марина Солдатенкова: Существует некоторый миф в обществе, что насильники – в равной степени как мужчины, так и женщины. Но по статистике все-таки даже тех женщин, которые обращаются, или тех мужчин, которые звонят по телефону доверия и тоже обращаются к нам в центр, можно говорить, что 90% – все-таки это женская категория. Владимир Потиха: Еще бы мужчина обращался в центр защиты женщин! Марина Солдатенкова: Потому что женщина чисто физиологически не готова себя чем-то защитить. И женщина априори готова к семейным отношениям. Ведь жертвой и насильником не становятся сразу. Это очень длительные выстраиваемые отношения, психологически выстраиваемые. Когда молодой человек еще на этапе ухаживания начинает контролировать ситуацию, женщина дает возможность этого контроля под видом того, что она думает, что этот мужчина просто таким образом ухаживает, когда он ей говорит через каждые пять минут и говорит: "А ты где? А чем ты занимаешься? А с кем ты?" И женщине кажется: "Ой, он обо мне заботится". Николай Матвеев: Психология жертвы и насильника – это интересный блок. Мы обязательно к нему еще вернемся. Мы упоминали здесь уже о центре "Анна", и вы говорили о телефоне доверия. А давайте посмотрим небольшой сюжет и потом вернемся к дискуссии. – Добрый день. Всероссийский телефон доверия для женщин. Слушаю вас. Обычно с этих слов начинается диалог оператора телефона доверия и человека, ставшего жертвой семейного насилия. Задача оператора – с первых секунд разговора определить, в каком эмоциональном состоянии находится жертва, угрожает ли ей опасность прямо в этот момент. – Скажите, пожалуйста, насколько безопасна сейчас для вас ситуация? Ваш муж сейчас находится где – на работе, дома? Где он сейчас? Во время разговора оператор заносит всю информацию в компьютерное досье. Все личные данные конфиденциальные, поэтому защищены законом. Обычно на выяснение всех сведений уходит около получаса. Ирина Матвиенко, координатор Всероссийского телефона доверия: Задача телефона нашего, именно нашего телефона всероссийского для женщин, она состоит в том, чтобы эмоционально поддержать женщину, проинформировать. В дальнейшем оператор действует, исходя из обстоятельств – может посоветовать зафиксировать побои или даст телефон адвоката, который специализируется именно на защите жертв семейного насилия. Лариса Понарина, заместитель директора центра "Анна": Самое главное, если они будут предпринимать какие-то шаги выхода из этой ситуации, самое главное – это их безопасность, их и их детей. Проговариваются все возможные варианты выхода из этой ситуации. Если ситуация критическая и насилие не прекращается, то женщине посоветуют уйти из дома. Ирина Матвиенко: Если она говорит, что ей нужно скрыться, или она очень боится, или ей на время нужно куда-то уйти, то тогда, конечно, мы можем с ней обсудить какие-то адреса убежищ. По статистике более 95% жертв семейного насилия – женщины и дети. А в последнее время все чаще поступают жалобы на родственников от пожилых детей. Но беда в том, что о серьезных проблемах в семье начинают говорить тогда, когда исправить ситуацию уже почти невозможно. Лариса Понарина: Как правило, об этом говорить стыдно, об этом говорить больно. Люди стараются не выносить сор из избы, стараются каким-то образом эту проблему решить своим способом, внутри семьи. Специалисты центра считают, что термин "домашнее насилие" должен быть в Уголовном кодексе, а сама проблема – на общественном контроле. Чем больше об этом говорят, тем больше шансов выработать у общества нетерпимость к любому насилию – даже к такому, которое совершается в семье, вдали от посторонних глаз. Лариса Понарина: Очень важно, чтобы работало все законодательство на то, чтобы домашнее насилие пресекалось на ранних стадиях. Вот в этом наша цель. Николай Матвеев: Андрей Владимирович, а вот с юридической точки зрения помогите мне понять. Вот здесь задаются, и в прессе очень много задается вопросов: "Как так? Ударил я чужого человека – и меня на 15 суток. Ударил я своего близкого – и меня на два года". Тут почему-то не понимается проблема, что от чужого человека можно убежать, чужого человека можно наказать… Ольга Леткова: А со своим можно развестись. Николай Матвеев: Правильно. А как уехать? Куда жить-то уезжать ребенку? Куда уезжать жене, которая зависит материально от мужа? Куда уезжать отцу? Владимир Потиха: Вы не в советской стране живете. Вы что, не знаете, что в результате развода мужчина… Николай Матвеев: Я 18 лет снимаю квартиру и знаю, сколько это стоит. И знаю, где надо работать, чтобы снимать квартиру. Ольга Леткова: Вот надо больше кризисных центров, точно абсолютно. Владимир Потиха: Без детей остаются мужчины, и без жилья, и без собственности. Галина Михалева: Бедные мужчины! Андрей Сарычев: Можно я отвечу на вопрос? Николай Матвеев: Да, пожалуйста. Я все-таки адвокату задал этот вопрос. Можно услышать мнение адвоката? Андрей Сарычев: Во-первых, здесь есть некоторые крайности, то есть за чужого человека – 15 суток, а за родного – два года. Есть одна важная деталь: статья уголовная о побоях относится к делам так называемого частного обвинения. Ольга Леткова: Относилась. Владимир Потиха: Относилась. Сейчас это частно-публичное. Ольга Леткова: До того, как были приняты эти поправки. Николай Матвеев: Можно я быстро поясню? Частное – это когда ты сам приходишь, сам заявляешь, сам находишь… Ольга Леткова: Нет, это вы неправильно говорите. Частное – это по вашему заявлению, а публичное – без заявления. Андрей Сарычев: Когда тебе полиция бумажки собрала, а человек сам идет в мировой суд и возбуждает дело, то есть там нет прокурора. Николай Матвеев: Так сейчас оно частное – по заявлению. Андрей Сарычев: Правильно. Николай Матвеев: Сейчас по заявлению, это точно. Владимир Потиха: Сейчас публичное. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Ольга Леткова: Сейчас оно частно-публичное. Заявление не нужно. Николай Матвеев: Посмотрите, в чем частность аспекта, а в чем публичность. Владимир Потиха: Примирение… Николай Матвеев: Частное – это когда ты сам приходишь и заявляешь. А публичное – раньше ты должна была сама собирать все сведения, доказательства… Андрей Сарычев: Не совсем так. Ольга Леткова: Неправильно. Николай Матвеев: А как это было? Андрей Сарычев: Собирает их полиция. Ольга Леткова: Полиция. Важно заявление написать. Андрей Сарычев: Но вы сами идете в мировой суд. Владимир Потиха: Частно-публичное не предполагает примирения сторон. Андрей Сарычев: Полиция собирает и отдает вам, а вы решаете. Ольга Леткова: Хотите примиряться – можете примириться. Не хотите – можете отдать дело в суд. Андрей Сарычев: Да дело не в примирении. Дело в том, что большая часть преступлений… Владимир Потиха: По Уголовно-процессуальному кодексу… Андрей Сарычев: Позвольте две секунды! Большая часть преступлений относится к делам публичного обвинения. То есть что это такое? Это когда человек обвиняет государство. Вот у меня украли шапку. Вроде как шапка моя, но человек обвиняет государство, потому что государство говорит: "Брат, шапки красть нехорошо. То есть, крадя шапку, ты вроде бы как вступаешь в конфликт со мной, с государством". А дела частного обвинения, когда человеку, частному лицу предоставляется право – обвинять обидчика в уголовном порядке или не обвинять. Ну, условно, "Побои" в старой редакции: вызвал (или вызвала), приехали, зафиксировали, материал собрали, отдали, человек должен идти в мировой суд и возбуждать дело. Он является по делу частным обвинителем. Административный порядок не предполагает никакого частного обвинения. То есть опять же ситуация: приехали, зафиксировали, усмотрели признаки административного состава и привлекли к ответственности. Но здесь проблема немножко в другом. Вот мы говорим о детях и женщинах. В чем, на мой взгляд, юридическая нелепость нормы в данной редакции? Николай Матвеев: В чем? Андрей Сарычев: Представьте ситуацию: сидят три человека, разговаривают, два родных брата и двоюродный. Возникает у них, извините, словесный конфликт. Человек кого-то бьет. То есть за родного брата у него, извините, 116-я, а за двоюродного – 6.1.1. Это справедливо? Человек совершил одни и те же действия в одно и то же время в отношении одинаковых… Ольга Леткова: Криминализована именно семья и близкие люди. Андрей Сарычев: Чем один лучше другого? Мы не говорим, что домашнее насилие, как бы его не нужно защищать. Но эта норма ничего не защищает. Вот в том виде, в каком она осталась, она нелепая юридически. Николай Матвеев: Я вас понял. Ольга Владимировна, вам слово. Ольга Леткова: И она еще неконституционная, потому что у нас все равны перед законом и судом по Конституции. Соответственно, одни и те же действия в отношении разных лиц должны нести… Либо они уголовную ответственность влекут, либо административную. Нельзя разделить. Николай Матвеев: Хорошо, можно вопрос задать тогда? Почему бы уголовную ответственность не ввести за избиение человека на улице посторонним? Ольга Леткова: А она есть, только она гораздо ниже. Если она с последствиями, то полгода вы получите, а если без последствий, то два года теперь. Понимаете? Еще одна нелепость этого проекта. Николай Матвеев: Наоборот, наверное, все-таки? Наоборот. Ольга Леткова: Нет! Вот именно так сделала Государственная Дума. Если вы причинили вред здоровью человека, то вы получите меньше, если не причинили никакого вреда своему близкому. Николай Матвеев: То есть надо добивать? Ольга Леткова: Надо добивать, конечно. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Галина Михалева: Я хочу перевести немножко в другую плоскость опять разговор. Николай Матвеев: Давайте. Галина Михалева: Давайте все-таки не только о законе говорить, но и о практике жизни, о бытовании. Ситуация какая? Где женщина найдет телефон этой службы доверия. Вы видели когда-нибудь в троллейбусе, в автобусе? В рекламе очень редко, очень редко. Сколько у нас таких центров? Вот таких кризисных центров… Скажем, европейская норма – один центр на 100 тысяч населения. Николай Матвеев: Простите, я редко встречаю женщин, у которых нет гаджетов, в которых они не сидят. Зачем писать на автобусах, если вы можете… Владимир Потиха: Вот для мужчин телефонов доверия вообще нет. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Я ничего дискуссионного не сказал. Галина Михалева: Ну хорошо, с этим я соглашусь. Хорошо, есть гаджеты. А центры есть? Раз, два – и обчелся. Марина Солдатенкова: Государственный в Москве один-единственный. Галина Михалева: Один. Николай Матвеев: А частные? Секундочку, пожалуйста… Галина Михалева: Центр "Анна" и центр "Сестры". Вот мой визави иностранных агентов боится. Так вот, сейчас центр "Сестры" как раз от этого отбивается. Ольга Леткова: Так никто и не сомневался, что они иностранный агент. Галина Михалева: И мы 100 тысяч подписей собрали, чтобы их иностранным агентом не признавали. Николай Матвеев: Ольга Владимировна, я прошу прощения. Галина Михалева: Женщина оказывается один на один с мужем, который сейчас может бить ее, вот если это будет декриминализовано, смертным боем, потому что она вообще не будет защищена. Ольга Леткова: Вы простите, за смертный бой у нас уголовная ответственность есть. Николай Матвеев: Ольга Владимировна, вас внимательно слушали. Обратите на меня внимание, пожалуйста, Ольга Владимировна. Я всем дам слово. Галина Михалева: Уголовная ответственность? Практика такая. Женщина приходит в полицию. Почему полицейские, как вы говорили, не занимаются этим? Потому что она пришла, подала заявление… Марина Солдатенкова: А потом забрала. Галина Михалева: Потом они с мужем помирились, и она его забрала обратно. Так почему? Николай Матвеев: А для него работа. Галина Михалева: Это то, о чем вы говорили. Женщина не знает, как себя вести. Это вопрос гендерных ролей. Николай Матвеев: Простите, добавлю. По данным МВД, 97% таких заявлений не доходят до суда. Галина Михалева: Потому что… Вот мой визави домострой продвигает: бьет – значит любит. Владимир Потиха: Я такого не говорил. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Тогда скажите, зачем вообще по поводу этой "двушечки" переживать, если в любой момент муж может примириться со своей женой? Ольга Леткова: Так уже не может. Владимир Потиха: Уже не может. Николай Матвеев: Как не может? Подождите, на каком этапе можно забрать заявление? Ольга Леткова: Ни на каком. Владимир Потиха: Мы не договорили о разнице между частным обвинением и частно-публичным. Частно-публичное предполагает, что после того, как уже дело началось уголовное, то примирение невозможно. Ольга Леткова: И заявление не нужно. Владимир Потиха: То есть когда частное обвинение, то до того, как суд заходит на совещание, могут стороны примириться, то есть подавший может сказать: "Все, мы помирились", – и дело закрывается. Николай Матвеев: Необратимость наказания в этом случае, да? Владимир Потиха: Сейчас необратимость наказания. Ольга Леткова: Это во-первых. А во-вторых, не нужно заявление. Даже если они поругались, помирились, у них все в порядке, а соседям это не понравилось – пришла полиция, и они ничего сделать не могут. Заявление уже не нужно. Николай Матвеев: Подождите. Поругались, помирились, но там еще акт избиения должен произойти, который должен быть зафиксирован. Это все-таки добровольное решение – поехать в медицинский центр либо вызвать этих медиков. Ты должна добровольно написать заявление о том, что тебя избил именно этот человек. Ольга Леткова: Либо иное насилие… Николай Матвеев: И твое прямое участие все равно в процессе необходимо. Оно не формализовано. Не может прийти сотрудник, отодвинуть женщину в сторону и сказать: "Все, отдыхай, езжай в Сочи. Я теперь займусь этим сам". Ольга Леткова: Формально может. Нет, хочу сказать, что по 116-й никакие побои не нужны. Николай Матвеев: Потому что потерпевшая сторона должна тоже быть, мне кажется. И фиксация… Ольга Леткова: Совсем необязательно. Николай Матвеев: Как? Ольга Леткова: А вот так. Вот так юридически. Николай Матвеев: Объясните тогда. Просто это из какой-то мифологии просто. Ольга Леткова: Вот так. Ну а как? Владимир Потиха: Вот поэтому и хотят отменить эту норму. Ольга Леткова: Потому что так сделал законодатель. Просто считают, что женщины настолько безвольные и не могут себя защитить… Николай Матвеев: Хорошо, а есть статистика, сколько таких невиновных село? Ольга Леткова: Значит – давайте придет следователь, и он будет защищать, государство? Николай Матвеев: Есть статистика, сколько таких невиновных село за время действия этого закона? Ольга Леткова: Ну, у нас есть горячая линия. Я хочу сказать, что на нее постоянно звонят родители, еще до внесения этого проекта, все равно уже практика подобная была. Жестоким обращением признавали любые воспитательные меры, не только даже шлепок, необязательно. Владимир Потиха: Под 116-ю подводили. Ольга Леткова: Да, и подводили это все под 116-ю тогда еще, а сейчас особенно. Поэтому что говорить? Правильно, что это отразится на праве родителей на воспитание детей. И самое главное, вы понимаете… Я понимаю, ребенка… Николай Матвеев: Коротко, пожалуйста. Ольга Леткова: И раньше были нормы в законодательстве, которые позволяли возбуждать дело, если действительно ребенку причиняется вред без каких-то заявлений, потому что ребенок не может написать заявление, это само собой. Эти нормы были, есть и будут. Но другое дело, что в отношения людей государство совершенно очевидным образом влезает и делает это совершенно бесцеремонно, совершенно не спрашивая их согласия, готово разрушить семью. Марина Солдатенкова: Я хочу сказать, что по статистике того же самого телефона доверия, ну не звонят женщины, которых один раз ударили или просто толкнули. Звонки раздаются тогда, когда действительно становится… ну край, практически поздно, когда уже и ребенок страдает. Владимир Потиха: Тогда это 117-я статья. Марина Солдатенкова: Ведь опять же психологически женщина себя не ощущает жертвой очень долгое время, пока туда не вовлекается ребенок, пока ему не угрожает какая-то опасность. И многие приходят и говорят: "Ну, какая же я жертва? Вот сейчас только ребенка избил отец – вот это да, этим надо заняться". А сами они, как правило, даже не хотят это признавать, поэтому и не обращаются никуда. Николай Матвеев: Скажите, а без этой 116-й статьи-то можно проблему решить другими статьями? Или она обязательно нужна в этом случае? Марина Солдатенкова: Я думаю, что, конечно, уголовная ответственность нужна, потому что мужчина, обидчик (ну, во всяком случае потенциальный обидчик), он должен знать, что он может за эти действия понести необходимые, нужные такие жесткие наказания. Ольга Леткова: Тогда эти действия должны быть жесткими и причинять какой-то вред? Николай Матвеев: Друзья, во-первых, давайте, пожалуйста, по одному… Марина Солдатенкова: Доказать опять же, что он много раз ее избивал, очень сложно. Николай Матвеев: Во-вторых, я количество выступлений дозирую и, по-моему, никого не обижаю. Обратите, пожалуйста, на меня внимание. Ольга Леткова: Они же не хотят писать заявления. Николай Матвеев: Пожалуйста. Андрей Сарычев: Мы в пылу дискуссии забыли, хотя вы совершенно правильно сказали, что 116-я статья была декриминализована в пакете с остальными тоже не просто так. Это норма не работала. Это было предложение председателя Верховного суда господина Лебедева год назад. Эта норма не работала! И именно из этих соображений. Хотя тоже спорно, но у законодателя свое видение, то есть – разгрузить суды. Если бы по статье 116-й была нормальная рабочая устойчивая практика… Ну, никому же в голову не придет отменить 158-ю по краже, если захотят, поскольку очень много преступлений. Это была нерабочая норма. И есть она в Уголовном кодексе, нет ее в Уголовном кодексе, я считаю, что на картину домашнего насилия это не влияет ровно никак. Понимаете? То, о чем мы говорим, "бьет смертным боем" и так далее – как правильно заметили коллеги, причем, по-моему, с обеих сторон, это иные виды преступлений и правонарушений. Ну не работала норма о побоях! По поводу центров и обращений, по сюжету. Извините, если женщина имеет возможность позвонить… Коллеги согласятся, что не всегда у жертвы насилия есть такая возможность позвонить. Николай Матвеев: Простите, вот сейчас сидит, например, хотя бы одна женщина, которая смотрит эту программу, и она считает себя жертвой насилия, она сама себя считает. Вот что ей делать? Дорожная карта? Когда она понимает, что она действительно жертва насилия – в какой момент, какой это должен быть удар по голове по счету? И что ей делать, куда идти и каким механизмом внутри Уголовного кодекса воспользоваться, чтобы наказать обидчика? Андрей Сарычев: Во-первых, каким должен быть по счету удар? Это мое субъективное мнение: удар должен быть нулевым. Опять же я думаю, что все коллеги согласятся, что до применения насилия в виде побоев или чего-то еще есть всякие тревожные звонки – насилие психологическое и так далее. Марина Солдатенкова: А экономическое? Андрей Сарычев: Экономическое – тем более. Это самая важная сторона. Ольга Леткова: А вот давайте поговорим… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Тут важный момент, я добавлю только. Есть четыре вида домашнего насилия: физическое, психологическое, экономическое и сексуальное. И насколько мне известно, в случае с экономическим и психологическим вообще непонятно, как разобраться. Галина Михалева: Кстати, с сексуальным тоже не так просто. Николай Матвеев: Да. Ну, сексуальное… Если сама не пошла и не заявила, не доказано, нет каких-то повреждений (простите за подробности), то тогда недоказуемо. Продолжайте. Я прошу прощения. Андрей Сарычев: Так вот, до того как человека начинают бить в семье, обычно применяется какой-то другой вид насилия. Николай Матвеев: Какой? Психологический? Андрей Сарычев: Психологический, прежде всего. Николай Матвеев: Как доказать? Ольга Леткова: Невозможно. Андрей Сарычев: А кому доказывать? Вы говорите: "Как избежать?" То есть не доводить до этой ситуации. Ольга Леткова: А кто поможет? Николай Матвеев: Стоп, стоп, подождите! У меня есть ощущение, что ко мне применяется психологическое давление. Куда звонить, кому жаловаться? Прямо чувствую – вот предвестник! Это насилие – предвестник физического. Вот завтра начнут бить. Андрей Сарычев: А почему сразу звонить? Николай Матвеев: А что делать? Андрей Сарычев: Выяснять отношения с партнером. Галина Михалева: А он тебе в глаз! Марина Солдатенкова: Так это и есть насилие, когда мы выясняем отношения. Андрей Сарычев: Секундочку! Уходите от партнера. Прежде чем человек начинает… Николай Матвеев: А как ребенок может от родителей уйти? Андрей Сарычев: Мы про ребенка говорим? Николай Матвеев: Мы говорим про незащищенные группы людей внутри семей. Иногда это мужчина, иногда это мама, иногда это ребенок, а иногда это папа или мама, то есть имеются в виду отдельные люди. Андрей Сарычев: Ребенок – это отдельный субъект как бы. И ребенок, извините, позвонить никуда, скорее всего, не сможет. Ольга Леткова: В отношении ребенка действуют специальные нормы. А если это женщина, то она должна… Это внутренний ее камертон определяет, когда она готова принимать дальше эти отношения, а когда она уже понимает, что надо ставить точку. Галина Михалева: Так ее не так научили, понимаете. Она считает, что надо терпеть. Марина Солдатенкова: Это очень сложно объяснить, до какой степени болит. Андрей Сарычев: Правильно. Ольга Леткова: Так воспитали, так научили. Владимир Потиха: Может быть, все-таки поговорим, почему… Николай Матвеев: Подождите, подождите! Сейчас мы… Ольга Леткова: На мой взгляд, в первую очередь, если речь о практических рекомендациях… Николай Матвеев: Сейчас мы… Ольга Владимировна, сейчас. Я на этом моменте хочу остановиться. В какой момент государству нужно вмешиваться? Сейчас мы понимаем, что женщина должна сама. А если она… Ольга Леткова: А можно я договорю? Николай Матвеев: Простите, а если она откровенная тупица, которая… Ольга Леткова: Вы задали вопрос, и как только я открываю рот… Николай Матвеев: Ольга Владимировна, я дам слово. Ольга Леткова: Если она тупица, вы ей не поможете. Николай Матвеев: Подождите. Нет, я помогу ей. Государство для того и существует, чтобы одинаковые права и возможности предоставлять и тем, кто тупица, и тем, кто считает себя гением. Смотрите, она тупица. Она будет жить до того момента, пока он ее не убьет, и ничего она не сделает. Марина Солдатенкова: Должна позвонить. Галина Михалева: Нужна реклама, социальная реклама. Марина Солдатенкова: Она должна позвонить хотя бы на телефон доверия. И на телефоне доверия специалисты всегда говорят об алгоритме действий. Они задают определенные вопросы действительно и рассказывают, какой "тревожный чемоданчик" надо собрать, что туда положить и куда надо конкретно прийти. Николай Матвеев: Все ясно. Ольга Владимировна. Ольга Леткова: Вот пока это на уровне как бы отношений людей – значит, надо просто обратиться к психологу, если есть необходимость, она чувствует, что она сама еще не готова с этим справиться. Либо она может обратиться в полицию, но если в этом уже есть определенный криминал. Если это пока на уровне, извините, каких-то отношений людей, то государство в данном случае не должно за нее решать и вмешиваться в те отношения, которые еще пока собой не представляют какой-то такой реальной опасности. Она может… Галина Михалева: Это поддержка должна быть. Ольга Леткова: Очень поддерживаю создание центров. Очень поддерживаю работу психологов. Я считаю, что главная проблема даже не в том, что женщина не может, а вопрос в том, что ей некуда пойти со своими детьми. Поэтому создание большого количества центров, где женщину примут, – это решение проблемы. Николай Матвеев: С этим никто не спорит. Ольга Леткова: Не посадить обязательно этого мужа, не разрушить эту семью, а дать ей убежище и дать ей помощь – вот в этом должна быть профилактика таких правонарушений. Но не в том, чтобы прийти и репрессивными мерами против воли этой женщины разрушить ее семью… Николай Матвеев: Все понятно. Ольга Владимировна, понятно. Андрей Сарычев: И с этого начинается… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Ударил – преступник? Ольга Леткова: Не всегда. Владимир Потиха: Ну, смотря как. Николай Матвеев: Когда? Объясните мне, где преступник, а где нет. Владимир Потиха: Ну, допустим, если ребенка ударил, не нанеся ему телесных повреждений, то это возможный вариант воспитательной меры. Или даже… Галина Михалева: Еще розги в школе введем давайте. Николай Матвеев: А моральная травма? Марина Солдатенкова: А психология ребенка? Николай Матвеев: Кто-то, извините меня, по попе ремнем, а кто-то по голове может в висок ударить. Галина Михалева: А словом? Владимир Потиха: А как моральная травма в результате вседозволенности? Николай Матвеев: А у меня есть подозрение… Я, конечно, статистику не знаю, но у меня есть подозрение, что родители, которые били своих детей, этими же детьми потом будут биты, определенно. Ольга Леткова: Совсем необязательно. Николай Матвеев: И еще дети этих детей будут биты своими родителями. Ольга Леткова: Очень многие дети… Галина Михалева: Ну конечно, это образцы поведения, которые передаются. Николай Матвеев: Это так называемые паттерны, которые дает семья. Владимир Потиха: Не паттерны. Ольга Леткова: Это сейчас очень модная теория, но мне бы хотелось… Николай Матвеев: Объясню. Есть тупиковая ситуация для ребенка. Она, возможно, наступила первый раз в жизни. Ребенок не знает выхода из нее и видит, что выход из нее – ударить. Вот это называется паттерн. Для него это… Давайте конкретный пример. Галина Михалева: И еще более страшный может быть – суицид, например. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Владимир Потиха: Давайте я конкретно… Николай Матвеев: Вы бьете своих детей? Вы применяете физическую силу? Владимир Потиха: Изредка. Николай Матвеев: В каком виде? Как это происходит? Владимир Потиха: Допустим, два ребенка подрались, начинают лупить себя предметами, ругаться. Вполне можно… Стоять на коленях, просить их, уговаривать – это бессмысленно. Допустим, одному ребенку восемь лет, а другому – десять. Ольга Леткова: Можно я приведу вам все-таки пример… Владимир Потиха: Если их взять за шкирки и сказать: "Все! Успокоиться! Ты на табуретке стоишь, а ты в углу пять минут. Успокаиваетесь". Все. Это, по-моему… Николай Матвеев: Но вы же никого не ударили. Галина Михалева: Да, здесь в этой ситуации просто развели. Николай Матвеев: Подождите, вы же никого не ударили. Ольга Леткова: Тем не менее, извините, 116-я есть. Николай Матвеев: Руку поднимаете? Это главное. Владимир Потиха: 116-я есть. Ольга Леткова: Потому что не только побои, но и другие насильственные действия, не повлекшие… Николай Матвеев: А что за насилие – стоять на табуретке? Ольга Леткова: "Извините, он его в угол поставил! Он его за руку потянул!" Владимир Потиха: Причинил физическую боль. Ольга Леткова: "Конечно, больно было!" Владимир Потиха: Причинение физической боли. Вот я их… Ольга Леткова: Тут вопрос квалификации. А я хочу сказать о тех примерах, которые, на мой взгляд, обоснованы. Николай Матвеев: Какие? Ольга Леткова: Ни в коем случае нельзя, понятно, постоянно ребенка бить, орать, просто срываться и так далее – это наносит ему вред. Но есть случаи, когда действительно родитель должен это сделать. Вот у меня знакомый психолог, детский психолог, она мне сказала, что ребенок у нее все время бежит под машину, и она ничего не может с этим сделать, никак ему объяснить. Марина Солдатенкова: Ну да, это случаи, когда… Ольга Леткова: Она сказала: "Лучше я своей отеческой рукой ему нашлепаю, чем…" Николай Матвеев: И он побежит под машину по другим причинам, по другим мотивациям. Ольга Леткова: Нет, он не побежит под машину. Нет, он просто поймет, что этого делать не надо. Вот здесь я с ней совершенно согласна, что есть такие случаи, когда это необходимо. Это первое. Второе, что я хочу сказать. Я хочу возразить вашей теории… Николай Матвеев: А как его ударить? Как? Вот я хочу понять. Ольга Леткова: Сейчас, одну секундочку. Я хочу возразить вашей теории, потому что я знаю многих людей, которые благодарны своим родителям за то, что они их вытащили в какой-то момент от наркотиков, от дурной компании, когда их жизнь, возможно, пошла бы под откос. Галина Михалева: Побоями? Ольга Леткова: Иногда наказанием. Владимир Потиха: Физическим насилием. Ольга Леткова: Физически, конечно. Иногда – да, возможно. Я не говорю, что это нормой должно быть, но такое право должно быть у родителя. Андрей Сарычев: Можно тоже вам рассказать историю? Николай Матвеев: Все! Давайте мы дозированно будем всем давать слово. Марина Солдатенкова: Я на самом деле очень против, потому что… Николай Матвеев: Я хочу вспомнить псковских подростков, где девочка жаловалась на то, что мама тоже такими же методами решала такие проблемы. Галина Михалева: Отсутствие любви. Николай Матвеев: И тут у меня вопрос: а где степень вообще дозволимого со стороны родителя? Он сам решает, сколько он может применить силы по отношению к ребенку либо по отношению к супругу? Вот это – воспитательная мера, а это – уже уголовка. Галина Михалева: Вы знаете, у меня есть ответ на этот вопрос. Вы спрашивали, когда должно как-то государство вмешиваться, как-то воздействовать. В системе образования и воспитания государство задает нормы, в том числе в системе школьного образования. Вот у нас был курс уроков семейной жизни, его отменили. Вот там этому надо учить, как вести себя в семье. Марина Солдатенкова: Как взаимодействовать. Галина Михалева: Взаимодействовать. Как вести себя в кризисных ситуациях. Владимир Потиха: Только не надо… Николай Матвеев: Друзья, оппонентов дослушаем. Андрей Сарычев: У нас все это отменили, а сейчас введут везде Закон Божий, а там: "Да боится жена мужа своего". Ольга Леткова: А что вы против Закона Божия имеете? Николай Матвеев: Давайте тогда все законы вводить, всех божеств, которые у нас есть в стране. Ольга Леткова: Мы же не можем только по западным меркам жить. Галина Михалева: Как-то жили до сих пор. Марина Солдатенкова: Важно понять, что возникает как раз в воспитании метод такого физического насилия какого-то или психологического подавления тогда, когда нет взаимодействия между родителями. Почему он прибегает к улице и ищет какого-то понимания среди наркоманов и алкоголиков? Потому что в семье изначально что-то не так. Давай об этом говорить. Ольга Леткова: Возможно, что-то не так, но это не значит, что это "что-то" – обязательно то, что родитель пытается воздействовать на ребенка. Возможно, там отношения… Семья – это сложный механизм. Марина Солдатенкова: Да, сложный. Нет взаимодействия. Николай Матвеев: Подождите, что не так? Сегодня я хочу понять, можно ли бить человека – при любых формулировках! Потому что я, например, как репортер крайне был удивлен, когда приходит женщина или мужчина, потерпевшая сторона приходит в полицию, рассказывает о том, что избили, снимает побои, а полицейский говорит: "Ну, надо вторую сторону выслушать". Что такого может сказать вторая сторона, что полицейский подумает: "Да, действительно по делу избил"? Ольга Леткова: Вынудила, по делу, да. Николай Матвеев: Объясните мне, что вторая сторона может такого рассказать? Владимир Потиха: Поцарапанное лицо свое показать. Галина Михалева: Потому что он сам мужчина и сам дерется дома, этот полицейский. Андрей Сарычев: Извините, вторая сторона может прийти со сломанной рукой и с разбитой головой, например. Ольга Леткова: Вот-вот! Галина Михалева: Вряд ли. Николай Матвеев: И теперь что? Прощаем обоих? Андрей Сарычев: Нет, я к тому, что вторая сторона может сказать все что угодно. Владимир Потиха: Очень часто именно женщины являются инициаторами физического насилия. Николай Матвеев: В каком смысле? Вот это важная мысль. Что значит "инициаторы"? Галина Михалева: Да, вот интересно. Ольга Леткова: Они провоцируют. Николай Матвеев: Что значит "инициаторы"? Владимир Потиха: Просто кидаются предметами, кидают тарелки в мужа, еще чего-то. То есть это сплошь и рядом происходит. Николай Матвеев: И надо бить? Тарелку бросила – надо бить? Владимир Потиха: Нет, ну при чем здесь… Ольга Леткова: Надо остановить. Владимир Потиха: Надо остановить. Многие женщины достаточно… Николай Матвеев: Простите, неделикатный вопрос, но всем мужчинам его задают, кто участвует в этом социологическом опросе. Женщина симпатичная, молодая, в короткой юбке в лесу ночью просит вас изнасиловать. Вы будете это делать? Владимир Потиха: Какой-то странный вообще вопрос. Николай Матвеев: Нет, вы ответьте – да или нет? Владимир Потиха: Просит изнасиловать? Николай Матвеев: Да. Владимир Потиха: Это как понять – изнасиловать? Николай Матвеев: Применить к ней сексуальное действие с элементами физического насилия. Владимир Потиха: А может, психологического? Николай Матвеев: Может быть, и психологического. Владимир Потиха: Экономического и так далее? Николай Матвеев: Просит изнасиловать ее сексуально. Владимир Потиха: Какой-то дурацкий вопрос. Николай Матвеев: Дурацкий вопрос. Как на него ответите? Владимир Потиха: Ну конечно же нет! Николай Матвеев: Вот! Я тоже отвечаю на него "нет". Вот исходя из этого… Галина Михалева: Никто никого никогда не провоцирует и не сможет спровоцировать. Ольга Леткова: А если она этого самого хочет? Николай Матвеев: Значит, надо сделать? А если она просит ее с девятого этажа сбросить – тоже сбрасывать? Владимир Потиха: А при чем здесь… Нет, понимаете… Николай Матвеев: Что значит "провокация"? Владимир Потиха: Если она вас пытается сбросить с девятого этажа или изнасиловать… Ольга Леткова: А вы защищаетесь. Владимир Потиха: Да, а вы защищаетесь. Ольга Леткова: Или она царапает себе лицо, приходит в полицию и говорит, что это муж сделал. Николай Матвеев: Нет, подождите, защита и провокация… Ольга Леткова: Ну, как тут не слушать вторую сторону? Вы так безапелляционно… Николай Матвеев: Давайте без абстракций! Мы от провокации к защите перешли. Владимир Потиха: Слово "провокация", по-моему, вы первый употребили. Я имею в виду, когда женщины сами начинают… Николай Матвеев: Нет, вы сказали "когда она провоцирует". Ольга Леткова: Я сказала, что многие женщины провоцируют… Николай Матвеев: По одному, пожалуйста. Ольга Леткова: Это я сказала. Владимир Потиха: …сами начинают конфликт с применением физической силы, не говоря уже о психологическом насилии: "Я с тобой разведусь. Ты сейчас чемоданы забираешь. Детей не увидишь", – и так далее. Марина Солдатенкова: Если он считает, что по отношению к нему было применено сейчас вот такое психическое, психологическое насилие или физическое насилие… Владимир Потиха: Нет, я имею в виду – психологическое насилие, а потом… Марина Солдатенкова: Пожалуйста, давайте открывать центры для мужчин в том числе. Владимир Потиха: Давайте, да. То есть никакого гендера здесь быть не может. Марина Солдатенкова: И он уходит из этой ситуации. Вы поймите, что такое конфликт? Конфликт… Владимир Потиха: Понимаете, наша организация тоже открывает очень много центров кризисного… Марина Солдатенкова: Можно я скажу? Николай Матвеев: По одному, пожалуйста. Марина Солдатенкова: Конфликт – это столкновение разных точек зрения по одному и тому же вопросу. В любой семье конфликты возникают, это нормально. Благодаря разрешению конфликтных ситуаций наши отношения развиваются, растут и становятся лучше, потому что мы решаем какой-то вопрос. Но конфликт отличается от насилия тем, что в насилии один подавляет другого и не дает ему возможности ни сказать, ни оперировать к чему-то. Понимаете разницу между конфликтом и насилием? И если мужчина чувствует по отношению к нему действительно насилие, почему бы ему не отойти от этой ситуации и не уйти? Николай Матвеев: Насколько я понимаю, смысл в систематических действиях, которые потом… Ольга Леткова: …автоматически ведут к уголовной ответственности, даже если будут внесены поправки. Владимир Потиха: Это вполне такая нормальная бытовая ситуация: муж сидит за компьютером или перед телевизором… Марина Солдатенкова: Конфликт – нормально, я согласна. А насилие – нет, я не согласна. Владимир Потиха: …а жена вокруг бегает, там что-то требует, требует, требует. Он внимания не обращает – и она начинает ему об голову тарелки бить. Ольга Леткова: Я хочу сказать… Галина Михалева: Какие у вас… Ольга Леткова: Нет, ну простите, это на самом деле имеет место. Николай Матвеев: Вы из личного опыта сейчас? Владимир Потиха: У нас такая была история, она очень показательная. Обратилась к нам семья, которая попала под этот "каток". Там ситуация какая? Тоже трое детей в семье было. Муж с женой ссорятся. Муж ребенка заставляет бросить компьютерную игру и делать уроки. Возвращается, а ребенок говорит: "Ты мне не указ, мне мама разрешила". Муж, ну, на эмоциональном таком срыве ребенка куда-то толкает… Николай Матвеев: Как-то вот сглаживаете. Нет ощущения, что в вашей словесной форме есть сглаживание? Марина Солдатенкова: Он падает, ударился – и все. Владимир Потиха: Нет, это реальная история, которую мы разбирали с нашими адвокатами. Жена идет к подругам. Они говорят по старой советской памяти, типа: "Иди и зафиксируй побои у ребенка и будешь мужа шантажировать". Она идет… Николай Матвеев: Побои есть? Их фиксируют? Владимир Потиха: …но не знает, что уже другие у нас совершенно законы про семейное насилие. Семью пускают в оборот, заставляют ее писать заявление, угрожая уголовным преследованием ей тоже. Она со страху пишет. Открывают уголовное дело на мужа. И они тут уже начинают метаться, обращаться по телефонам доверия и так далее. Николай Матвеев: Простите, побои были? Это очень важно. Побои были? Владимир Потиха: Дальше… Николай Матвеев: Побои были у ребенка? Владимир Потиха: У ребенка оказалось вообще очень много синяков и ссадин, потому что ребенок ходит еще и на боевые искусства, занимается каратэ. Мальчику 12 лет. И в ходе следствия выясняется, что большинство этих ссадин, ну, в том числе какое-то количество из-за того, что еще и тренер, когда мальчишки занимаются и плохо себя ведут, изо всей силы кидает в них баскетбольный мяч. То есть дело расширяются – уже начинают вызывать вот этого тренера и так далее, и так далее. И только вмешательством адвокатов и процессуальными нарушениями удается это дело замять. Николай Матвеев: А давайте я у адвоката спрошу. Помогите мне понять. Женщина, которая первый раз сталкивается, что муж поднял руку на ребенка, и тут же идет в полицию – она вообще адекватна? Владимир Потиха: А почему муж? Женщины очень часто поднимают сами… Николай Матвеев: Вы только что рассказали пример. Я хочу оттолкнуться от этого примера и хочу понять. Она пошла, потому что это случилось действительно первый раз, и у нее что-то там свернулось, она за что-то непонятное хотела ему отомстить, либо это было системой, и на последний случай последовала реакция? Как вы считаете? Андрей Сарычев: Я отвечу, просто два слова. Предыдущий сюжет, просто замечательный комментарий! Вывод очевидный: детей бить нельзя. Галина Михалева: Нельзя. Андрей Сарычев: Вот просто. Вот то, что вы рассказали… Николай Матвеев: И человека бить нельзя? Андрей Сарычев: И человека бить нельзя. Марина Солдатенкова: И человека бить нельзя. Андрей Сарычев: Обсуждать правомерность физического насилия к детям в публичном пространстве, я считаю… Ну, просто дико извините! В семье… Владимир Потиха: А у вас сколько детей, простите? Андрей Сарычев: У меня одна, слава богу, взрослая. Мы не об этом. На ваш вопрос отвечаю. Я считаю, что если отец ударил ребенка так, что матери это не понравилось, она должна идти в полицию или в опеку и так далее. Владимир Потиха: А наоборот? Андрей Сарычев: Что наоборот? Мать ударила? Владимир Потиха: Если мать ударила. Андрей Сарычев: Если отцу не понравилось? Владимир Потиха: Да. Андрей Сарычев: То же самое. Владимир Потиха: Он тоже должен идти в опеку? Андрей Сарычев: То же самое. Потому что я думаю, что все коллеги, все здесь понимают, о чем идет речь. Ольга Леткова: Но не все понимают, что ребенок после этого не будет… они останутся со своими проблемами. Андрей Сарычев: Первый удар никогда не бывает последним, господа. Все это знают, и я думаю, никто не будет спорить. Первый удар никогда не бывает последним! Марина Солдатенкова: Залог успешного воспитания заключается в том, что мама и папа должны мыслить одинаково. Если кто-то что-то запрещает… Если мама запретила, то она должна вместе с папой в одном направлении договариваться и говорить: "Давай мы с тобой вот это будем запрещать, а вот это будем разрешать". Ольга Леткова: Хорошо, когда можно договориться. Владимир Потиха: Это все теория. Марина Солдатенкова: Вот поэтому мы и говорим, что проблема взаимоотношений. Андрей Сарычев: А на ваш вопрос, Николай: мама не пойдет за шлепок, извините, по мягкому месту. Николай Матвеев: Простите, извините, меня как человека разговорного жанра вот что интересует. Может быть, бьют-то лентяи, которые не находят нужных слов, нужных интонаций? Вот в Соединенных Штатах ты даже на сотрудника полиции можешь прикрикнуть, можешь даже обозвать, и слушайте, это даже не статья… Владимир Потиха: А еще гей-браки там разрешены. И еще марихуана… Николай Матвеев: Это отдельные штаты, не надо здесь нюансы вбрасывать, мы можем их потом обсудить. Владимир Потиха: Гей-браки везде разрешили. Николай Матвеев: Ну, это их решение. При чем тут гей-браки? Владимир Потиха: И нельзя в публичном пространстве обсуждать. Николай Матвеев: А еще они президента убили, представляете! Андрей Сарычев: И не одного даже. Ольга Леткова: Нет, он просто хочет сказать, что США для нас не образчик вовсе. Николай Матвеев: Нет, я не хочу пример привести. Я говорю, что ты сколь угодно можешь говорить словесно, но когда ты поднимаешь руку – ты неправ. В России же считают честью, например, в уличной драке… не в драке, а в уличном конфликте дать в морду. "Он оскорбил меня". Кто неправ – тот, кто говорит, или тот, кто бьет? От слов никакого ущерба, мне кажется. Ну, кроме морального. "Он меня обидел!" Ольга Леткова: Вот Владимир на самом деле говорит… Николай Матвеев: Но когда по носу дали, кровь потекла, нос сломан… Галина Михалева: Это норма поведения. Опять то же самое – воспитание, образование. Ольга Леткова: А можно вам ответить? Николай Матвеев: Да, Ольга Владимировна, пожалуйста. Ольга Леткова: У нас часто женщины стараются быть такими, как мужчины, гендерные такие, равенство! Они ведут себя так, они равноправные, и не смей их трогать. Но при этом они ведут себя как мужчины. Они могут сами замахнуться на мужчину. Галина Михалева: Это ваши стереотипы гендерные… Ольга Леткова: Одну минуточку! Нет, это, извините, так, как есть. Галина Михалева: …как должны себя вести мужчины, а как должны вести себя женщины. Ольга Леткова: Можно я договорю ту мысль, которую хочу сказать? Я просто разговаривала с одним мужчиной, который ударил женщину… Николай Матвеев: А Конституция разделяет мужчину и женщину поведенчески? Ольга Леткова: Нет. Галина Михалева: 19-я статья – равные права и равные возможности. Ольга Леткова: Можно я договорю? А я и не говорю, что они должны быть разными. Владимир Потиха: Вы в армии служили? Николай Матвеев: А вы рожали? Владимир Потиха: В том-то и дело. Ольга Леткова: Я просто говорю, что если женщины берут на себя мужскую гендерную роль, как вы выражаетесь, и часто сами являются провокаторами и зачинщиками каких-то таких конфликтов, которые в рукопашную переходят… И один мужчина, я по телевизору видела, когда была драка мужчины и женщины, он сказал: "Слушайте, она ведет себя как мужик – вот и получила как мужик". Если ты хочешь быть, извините, как мужик, то и получай соответственно. Николай Матвеев: А почему он в полицию-то не пошел? Почему бить начал? Ольга Леткова: Нет, там другая была история. Я просто говорю о том… Галина Михалева: Значит, мужик бить может, да? Так получается? Ольга Леткова: Ну, там молодежь. Я просто видела программу, где молодежь. Там речь была не об этом, но на меня просто… Николай Матвеев: Но это же логика сильного: "Слабый на меня прыгает, и я сам решаю, когда его ударить". Тебя ударили – иди в полицию. Ольга Леткова: Ну, ты тогда сама не лезь, правда? Николай Матвеев: Так она ударила – иди в полицию. Зачем ее бить? Марина Солдатенкова: Отойди, сделай шаг назад. Ольга Леткова: Слушайте, ну какой мужчина в наше время пойдет в полицию? Он – мужчина! Он не будет говорить: "Она меня обидела!" Марина Солдатенкова: Тогда пусть идет к психологу. Пусть идет к психологу и рассматривает эту ситуацию. Николай Матвеев: Подождите, у меня ощущение, что вы прямо не любите женщин. Ольга Леткова: Почему? Я всех люблю – и мужчин, и женщин, если нормальный человек. Галина Михалева: Все должны вести себя одинаково по одинаковым правилам. Ольга Леткова: Да, я хочу сказать… Вот! Как раз вопрос о том, что если уж мы говорим, что не может тот, кто дал сдачи, дать сдачи, то тогда и не надо его провоцировать. Давайте мы все будем стараться цивилизованно решать свои конфликты. В семье бывает всякое… Галина Михалева: А он вам скажет: "Вот вы юбку короткую одели – вы меня провоцируете". Марина Солдатенкова: "Вы спровоцировали, и поэтому я изнасиловал". Ольга Леткова: Простите, пожалуйста, в вашем законе, который вы лоббируете, о семейно-бытовом насилии, вот вы сказали о сексуальном насилии… Галина Михалева: Мы бы с удовольствием его лоббировали, но нас в Думу не пускают. Ольга Леткова: Не очень однозначно… Можно я договорю? Здесь очень неоднозначное положение о сексуальном насилии… Николай Матвеев: Ольга Владимировна, а можно я вас перебью? У нас уже, к сожалению, ограничено время. Я вынужден задать последний вопрос. Галина Михайловна, можно попросить вас? И все-таки я хочу понять. Вот когда, например, женщина обращается в полицию и говорит: "Мужчина на меня напал, я защищалась. Он бил меня кулаками. Я использовала нож", – она неправа, потому что она взяла нож. Она неправа, потому что она взяла пистолет. Адвокат, я думаю, меня сейчас либо поправит, либо поддержит. Ответ должен быть сообразным. Бросила тарелку в тебя – ну, если ты швырнул в нее тарелку, может быть, еще как-то уравновесится. В этом случае вообще закон как-то гендерно людей должен различать? Галина Михалева: Ну, обязательно, поэтому и должен быть закон о семейном насилии, потому что женщина, как правило, слабее. Она и психологически слабее, и физически слабее. Николай Матвеев: И экономически. Галина Михалева: И экономически, и так далее. И самое главное – у нее в голове, что она подчиненная этого мужчины, а не то, что они должны солидарными быть, равными и договариваться о своих семейных ролях. Владимир Потиха: И никакая семейная иерархия не нужна? На чем зиждется любое и исторически успешное общество? На внутрисемейной иерархии и полоролевом разделении, которое не является гендерным… Николай Матвеев: Все, друзья! К сожалению, у нас финал программы. И я хочу добавить от себя следующее. "Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию". И это – Конституция. Сегодня звучали мнения экспертов, никакое из них "ПРАВ!ДА?" вам не навязывает, в итоге выбор делать вам сами. Всего доброго! Будьте с нами. До свидания. Сегодня мы говорили о семейном насилии. Один из его видов – это экономическое насилие, когда, например, муж забирает всю зарплату у жены. А что если вы подвергаетесь экономическому насилию не только в семье, но и на работе, в магазине? Смогут ли зарплаты поспеть за ценами? Об этом – в следующей программе. Будьте с нами.