"То, что не убивает нас, делает нас сильнее". Фридрих Ницше После инаугурации Дональда Трампа вопрос об отмене антироссийских санкций стал ключевой темой для многих экспертов. Однако будет ли благом для российской экономики смягчение или даже отмена санкций? За счет чего возможен рост российской экономики в новых условиях? Дмитрий Лысков: Мне кажется (не знаю, может быть, сейчас уважаемые эксперты меня и поправят), что с введением санкций и контрсанкций в нашей экономике хоть что-то начало шевелиться. Ну, в конце концов, на прилавках появились российские сыры. Заработала банковская система – не так, как раньше, взяли на Западе под 5% и раздали здесь под 20%. В двигателестроении появились определенные подвижки: мы фактически с нуля создали газотурбинные двигатели для военных судов, вертолетные двигатели. Наметились какие-то подвижки и в электронной промышленности. А сейчас говорят о снятии санкций. И в этой связи, уважаемые эксперты, у меня будет к каждому из вас одинаковый вопрос, хочу узнать мнение каждого из вас. По возможности отвечайте коротко, ну, буквально в режиме блица. Как бы ни странно не звучала такая постановка вопроса, а с чисто экономической точки зрения мы вообще заинтересованы в отмене санкций? Николай Владимирович, ваша точка зрения. Николай Вардуль: Безусловно да. Потому что все эти разговоры насчет санкций и контрсанкций – они, конечно, под собой имеют основание. Но главное – видеть перспективу. Перспектива зависит от того, насколько развитой будет наша страна. И вот как раз здесь наличие санкций может нам помешать. Поэтому чем раньше они будут сняты, тем светлее будет наше будущее. Дмитрий Лысков: Спасибо. Никита Иванович, ваша точка зрения. Никита Масленников: Конечно, отмена санкций или даже ослабление – это, безусловно, плюс, потому что самые элементарные макрорасчеты показывают, что это 0,2% ВВП сразу по итогам года. Но, честно говоря, вероятность этого – я опять-таки с рыночных позиций как рыночный аналитик выступаю – 25%, не выше. Дмитрий Лысков: Ну, мы еще обсудим вероятность. Никита Масленников: Поэтому у меня достаточно такой, знаете, скептический взгляд в будущее. Дмитрий Лысков: Николай Александрович, а с вашей точки зрения? Николай Остарков: Мы заинтересованы в дешевых инвестициях, поэтому снятие санкций – это будет в плюс Николай Остарков: Я думаю, что снятие санкций позитивно скажется на нашей экономике, потому что главными санкциями… главная сфера, где они наносят нам ущерб, – это финансовая. И мы заинтересованы в дешевых инвестициях, поэтому снятие санкций – это плюс. Дмитрий Лысков: Алексей Алексеевич? Алексей Мухин: Снятие санкций, безусловно, полезно, но не сейчас. Российской экономике надо дать еще год-два-три для того, чтобы мы спокойно занимались протекционизмом – убивали то, что слабое, и поощряли то, что сильное. Дмитрий Лысков: Спасибо. Валерий Карлович? Валерий Гартунг: Ну, безусловно, санкции, конечно, облегчат ситуацию в стране, но не для всех. Алексей Мухин: Отмена. Валерий Гартунг: Отмена, отмена. Да, отмена санкций. Я думаю, что для правительственных чиновников будет полегче работать, потому что можно теперь не напрягаться, а занимать деньги. А сейчас же нужно думать, как мобилизовать резервы. Поэтому я считаю, что введение санкций хоть и как бы негативно повлияло на российскую экономику, но позитивно сподвигло страну к позитивным переменам, потому что только критическая ситуация заставляет общество меняться. И я думаю, что надо как раз на этом сосредоточить свое внимание… Дмитрий Лысков: Спасибо, спасибо. Валерий Гартунг: Не на том, когда отменят санкции, а на том, что мы должны сделать для того, чтобы экономика росла. Дмитрий Лысков: Алексей Григорьевич, ваше мнение. Алексей Вялкин: Если коротко, то отмена санкций – позитив, а вот отмена контрсанкций… Я согласен полностью. В общем, надо дать подышать нашим компаниям и нашей экономике, надо дать подняться. Дмитрий Лысков: Николай Александрович, вот вы сразу упомянули, что главное – это доступ к финансовым резервам, нам нужно иметь возможность занимать деньги на Западе. А не откатимся мы обратно в ту же самую порочную схему, которую я уже упоминал, когда банки брали под 5% на Западе, здесь под 20% раздавали и жили на маржу? И все было отлично! Николай Остарков: Ну, смотрите, у нас был шанс выстроить какие-то варианты своей финансовой системы… Дмитрий Лысков: Ну, он с 1991 года был. Николай Остарков: Он был, был. Дмитрий Лысков: Так вот, не работал никак! Николай Остарков: Не работает и не получается. Видимо, как-то мы по-другому устроены. Вот мы боимся этих спекуляций, этих деривативов и, в общем, всего-всего-всего. Генетический страх этого не позволяет нам осуществлять простейшие вещи, которые возможны в западной экономике. Например, целевая эмиссия. То есть там произошло открытие и понимание того, что эмиссионные деньги снижают инфляцию. Это ключевое открытие 60–70-х годов. Мы, наоборот, думаем, что эмиссия… У нас большинство наверняка даже в студии думает, что эмиссия – это то, что раскручивает инфляцию. Понимаете? То есть когда ты стоишь на голове, тогда это тяжело. Поэтому: "Уж ладно, пусть снимают санкции, будем брать их деньги. Они же производят эти деньги с нулевой инфляцией". То есть мы не научились добывать золото. Ну вот не научились! Давайте брать их там, раз мы сами не умеем и, видимо, не научимся. Потому что стоят какие-то концептуальные барьеры, стоят просто… Ну, я не знаю, что это такое. Просто даже учебники лень прочитать. Дмитрий Лысков: Николай Владимирович, у вас дополнение? Николай Вардуль: Чему мы не научились? Не тому, что мы генетически деривативы не воспринимаем, в этом я сомневаюсь. А вот чему мы не научились – это жить при низкой инфляции. С чего началось? Началось с того, что на Западе сначала подавили инфляцию, и произошло это где-то в конце 70-х, ну, в 70-х годах. А потом они перешли к такой мягкой денежной политике. И действительно, сколько денег ни вливай – инфляция не растет. Вот это. Вот этому мы не научились. Николай Остарков: С одной маленькой поправкой, я извиняюсь. Вот они сумели подавить инфляцию, запуская деривативы – например, ту же ипотеку. А это и есть эмиссия. Откуда у них в активах банков взялись… Дмитрий Лысков: Я просто вспомню страшное слово "кризис 2008 года", который, пожалуй, сразу примирит все стороны нашей дискуссии. Николай Остарков: Вот они как раз это и сделали. Вот здесь и развилка… Дмитрий Лысков: Прошу прощения. Алексей Григорьевич, вы упомянули, что снятие санкций – конечно, польза. Я понимаю, что с политической точки зрения это несомненная польза, это нормализация отношений. Но вот контрсанкции – это тоже польза. А получится ли сохранить одно без другого? Алексей Вялкин: Это вопрос, наверное, к Правительству. Но если говорить о цифрах, то… Вот мы подняли проблему банков и доступа к дешевому финансированию. На 1 января 2014 года у нас корпоративный долг был 437 миллиардов долларов, на конец 2016-го он сократился до 351. Дмитрий Лысков: Вот что санкции животворящие делают! Алексей Вялкин: Да, в том числе. Значит, у нас и корпорации, и банки пытаются найти другие пути, другие возможности, чтобы помочь экономике и прежде всего российским компаниям, потому что это российские банки, и они вынуждены это делать и должны это делать. Если же говорить о нашем опыте работы с региональными инвестиционными проектами, то 162 проекта получили прямые инвестиции иностранных компаний, именно прямые инвестиции. Они не ушли на финансовые рынки, они не были вложены в уже действующие производства, это производства с нуля. И причем… Еще две цифры буквально. Лидером продолжает оставаться Западная Европа. Я не беру здесь офшоры, естественно. Германия – 36 проектов. И кто, вы бы думали, на втором месте? США – 29. И их присутствие на нашем рынке только растет, их компаний. Дмитрий Лысков: Тоже интересный момент. Алексей Алексеевич (опять же, не знаю, может быть, вы меня поправите), по-моему, один из важных факторов санкций – это все-таки переориентация наших экономических властей в том числе на надежду на собственные силы. Ведь раньше какое было представление? "Не нужно нам развивать электронику, мы купим на Тайване. Не нужно нам развивать тяжелую промышленность, мы закупим необходимое оборудование там-то. Не нужна нам говядина, мы ее в Аргентине купим. А вино мы купим тоже где-нибудь в Южной Америке". Вот сейчас, по-моему, произошел некий мировоззренческий перелом (ну, я, по крайней мере, на это надеюсь). Вот в случае отмены санкций он сохранится? И насколько долго он сохранится? Алексей Мухин: Перелом произошел через колено. Дмитрий Лысков: Да, естественно. Алексей Мухин: Потому что санкции – это уже явность, это явный, так сказать, проявленный инструмент, на мой взгляд, совершенно незаконный, но весьма полезный. Потому что та палка, которая очутилась в руках наших "западных партнеров" (в кавычках в нашем случае либо без кавычек – как вам угодно), она действительно заставила определенные институты перерождаться. И Владимир Путин, по-моему, два года назад или год назад сказал замечательную фразу. Когда его спросили относительно последствий кризиса, он сказал: "Обратите внимание – все институты работают, ни один из них не разрушился", – несмотря на то, что наше санкционное противодействие с США, с Европой наложилось на мировой финансовый кризис, который продолжает идти, и развитые экономики с ним справиться не могут. В этой связи я несколько хотел бы пооппонировать вам, что "мы ничему не научились". Вы знаете, сложно научиться чему-либо… Николай Остарков: В финансовой сфере. Алексей Мухин: Мы сможем строить свое, только находясь в условиях стесненных, мобилизационных, когда нам, что называется, подпаливают определенное место и клюет в определенное место одна птичка  Алексей Мухин: А я о ней. …Чему-либо, когда эмиссионный центр располагается в Европе и в Соединенных Штатах Америки, а все остальные страны вынуждены играть по правилам, которые устанавливают они. Сложно чему-то в этих условиях научиться. Я надеюсь, что санкции доведут нас до создания собственного эмиссионного центра… А на это есть определенная надежда. Благо у Китая тоже появляются такие планы, и он их пытается реализовать. И сделать с этим так называемые развитые страны, похоже, в последнее время, судя по событиям, ничего не могут. В этой связи мне кажется, что да, существование санкций – оно подогревает нашу экономику, оно мобилизует ее. К сожалению для нас (ну, так получилось, и это мы хорошо умеем), мы сможем строить свое, только находясь в условиях стесненных, мобилизационных, когда нам, что называется, подпаливают определенное место и клюет в определенное место одна птичка. Дмитрий Лысков: Валерий Карлович, агентство Bloomberg не так давно опубликовало свои данные, согласно которым в России впервые за последние 25 лет началась серьезная перестройка экономики, именно позитивная перестройка экономики в плане роста производства, в плане оживления отраслей промышленности. Вы согласны с такой оценкой? Валерий Гартунг: Ну, зачатки, конечно, есть, безусловно, и прежде всего в тех отраслях, которые критично зависят от импорта – ну, в частности оборона. Вот вы говорили об этом уже. Больше того скажу: к сожалению, наше Правительство не в полном объеме, далеко не в полном объеме – я бы так сказал, процентов только на десять – использует тот потенциал, который у нас есть по импортозамещению и по перевооружению экономики, перестройке экономики с сырьевого пути на индустриальный. Дмитрий Лысков: Вот это больше всего и смущает, понимаете. Почему я и боюсь, что произойдет просто откат с отменой санкций. Валерий Гартунг: Сейчас я вам вещь одну скажу. Что сделало Правительство, когда санкции ввели? Оно начало сокращать расходы. В первую очередь пострадали социально незащищенные слои населения. А надо было что делать? Надо было мобилизовать свои ресурсы и в экономику вливать деньги, свои деньги. Не надо брать их за рубежом. Алексей Мухин: Этот процесс начался. Валерий Гартунг: Да. Ну, он такой слабенький, потому что на самом деле… За счет чего сейчас все делается? За счет дефицита бюджета. Резервный фонд… Алексей Мухин: За счет девальвации. Валерий Гартунг: Ну, девальвация прошла уже, в общем-то, и ее эффект уже обнулился. У нас сейчас дефицит бюджета – 3 триллиона. На самом деле, если бы мы мобилизовали свои ресурсы, мы могли бы жить при бездефицитном бюджете и еще пару триллионов добавить в экономику и на социалку. Где эти деньги? Государственные закупки, посмотрите данные ФАС: 85% закупок осуществляется у единственного поставщика на 25 триллионов рублей в год. Минуточку! У нас годовой бюджет – 16 триллионов, расходная часть. Если мы просто сэкономим 10%, введя конкурентные закупки (10% – это абсолютно цифра такая реальная), то – 2,5 триллиона рублей. Вот вам… Дмитрий Лысков: Но с конкурентными закупками там тоже ведь тонкий момент, потому что мы видели и оборотную сторону этого процесса, когда на конкурентных торгах предлагаются по очень малым ценам абсолютно нереализуемые проекты. Валерий Гартунг: У нас госструктуры и госмонополии в открытую закупают у единственного поставщика на 20% дороже   Валерий Гартунг: Минуточку, минуточку! Я говорю не про "тонкий момент", а я говорю про вещи, которые лежат на поверхности. Я говорю только о 10%. У нас вообще в открытую на 20% дороже закупают у единственного поставщика госструктуры и госмонополии. 2,5 триллиона рублей! Дмитрий Лысков: Смотрите, под санкциями мы прожили всего два года, а уже ставятся такие вопросы. И действительно процесс-то потихонечку-потихонечку идет. Никита Иванович, вы как скептик все-таки того, что могут быть санкции отменены, поясните мне. Я вот думаю, что наши западные партнеры рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) поймут, что санкции-то, в общем-то, работают нам в плюс. Никита Масленников: Да. Дмитрий Лысков: И, по-моему, должны бы уже двигаться в сторону отмены этих санкций. Никита Масленников: Вы знаете, вся экономическая история показывает, что санкции через какое-то время начинают работать в плюс стране, в отношении которой их приняли. Дмитрий Лысков: Вот когда они наконец это поймут? Никита Масленников: Это общемировая история. Они все это давно до конца поняли. Дмитрий Лысков: То есть сейчас они работают себе во вред? Никита Масленников: Просто есть вопрос политических ограничений, ментальных ограничений той или иной команды – команды Обамы, команды Трампа. Там все очень непросто, и так далее и тому подобное. А потом есть еще, извините, правовое поле Соединенных Штатов Америки. Помните, была такая поправка… Николай Вардуль: Джексона – Вэника. Никита Масленников: Джексона – Вэника. Дмитрий Лысков: Да, знаменитая. Никита Масленников: Уже и того, и другого нет, они там где-то в райских кущах, а поправка живет и, как дамоклов меч, давит. И ее можно включить указом президента, а можно сказать: "Не надо ее применять". Вот есть крымские санкции, принятые законодательным решением Конгресса. Отменить их примерно так, как отменять поправку Джексона – Вэника. Поэтому я скептик только в этом, в этой части. Можно ведь как работать? Да, были списки КОКОМ, были еще всякие разные по ограничениям экспорта технологий в Советский Союз, в Российскую Федерацию. Потом это все благополучно не исполнялось, но это все висело. Вот часть санкций, конечно, будет так и не исполняться, естественно. Для нас наиболее критические (и я здесь я совершенно согласен с коллегами) – это все-таки доступ нашего корпоративного сектора и нашего банковского сектора к мировым финансовым рынкам, потому что сегодня у нас транзакции ограничены 30 днями. Вы можете без конца, так сказать, делать револьверные всякие операции, можно. И находят блестящий выход из положения, но это всегда огромные риски, и это привлечение гораздо дороже. Дмитрий Лысков: А скажите, диверсификация финансовых рынков (мы говорили, что мы сможем занимать и в банках стран БРИКС, и в Китае) не работает, получается? Никита Масленников: Вы знаете, я бы не сказал так, что она работает, потому что финансовый рынок – это, знаете, огромный такой симфонический оркестр, у каждого есть свой инструмент. На какой инструмент вы рассчитываете, где лучший, так сказать, исполнитель – там вы можете, естественно, занимать. Поэтому у нас в этом смысле банкиры наши – что государственные, что частные – работают достаточно эффективно и изобретательно. Но просто надо иметь в виду, что когда мы… У нас была такая эйфория: "Ну, Запад закрылся – пойдем на Восток". А на Востоке все поделено. И там надо было очень сильно толкаться локтями, чтобы нам хоть какое-то место занять. Мы это делаем, но у нас пока еще мощи вот этой мышечной, так сказать, не хватает. Поэтому – подкачиваться, утреннюю гимнастику, водные процедуры. А на самом деле заниматься чем? Я согласен с коллегами в одном смысле. Санкции на самом деле… Если даже все это забыть, то мы начали сползать вниз в 2013 году – за год до санкций, когда у нас темпы валового внутреннего продукта упали втрое за год. И тут ни санкции, ни господин Обама, ни Майдан – никто не виноват. Потому что мы начали… Дмитрий Лысков: Экономическая модель себя исчерпала. Никита Масленников: Потому что наша экономическая модель себя исчерпала. Всё! Поэтому вот тогда петух проснулся и клюнул всех. Дмитрий Лысков: Николай Владимирович… Никита Масленников: Вот с тех пор начался этот переход к новой модели, в первую очередь в мозгах, который на самом деле… Дмитрий Лысков: Как только ввели санкции, он и начался. Никита Масленников: Он подтолкнул, он подтолкнул. Переход начался уже в 2012–2013 годах. И эксперты говорили: "Ребята, ну сколько можно? Мы же доиграемся". И на самом деле получается ведь очень интересная вещь по санкциям. Я чуть-чуть, минутку. У нас самый большой эффект был – 2015 год. Там потерей было чуть-чуть больше 1% ВВП. Потом в 2016-м – меньше. Но все это счет лукавый, потому что там нефть падала, тут нефть поднялась. Расчеты – отделить мух от котлет – не слишком удачно получаются. Ну, будем считать, что все вместе. Так сказать, пришел гегемон – и все пошло прахом. Но тем не менее получается очень любопытная вещь, что как раз в этот момент, когда вот это все, нефть соединилась с санкциями, у нас включилось подкорковое сознание: "Ребята, мы говорим, что структурные реформы". Но это, как халва, понимаете: слаще зачем делать? И помните, тогда одновременно была начата первая структурная реформа в последние годы: Центральный банк Российской Федерации перешел к плавающему курсу рубля и четко определил инфляционную цель в 4%. Открываю вчера последний обзор инфляционных ожиданий: четверть населения в России… Я не поверил! Четверть населения в России ждут, что – да, они добьются 4%. Ура! Вот это сдвиг очень существенный. Дмитрий Лысков: Спасибо, спасибо. Никита Масленников: Вот что повлияло? В том числе и санкции. Дмитрий Лысков: Николай Владимирович… Валерий Гартунг: Нам важен рост экономики, рост благосостояния, а не инфляция. Инфляция вторична, а первичны… Никита Масленников: Но инфляция вам обеспечивает рост благосостояния, низкая. И не спорьте! Это же элементарные вещи, понимаете. Дмитрий Лысков: Мы давайте сейчас не будем уходить в обсуждение взаимодействия и роста благосостояния, а все же договорим про санкции. Никита Масленников: Так же, как и не понимают, что такое эмиссионный центр. Вот не понимают, и всё! У нас Центральный банк и есть эмиссионный центр. Дмитрий Лысков: Господа, господа, прошу вас! Никита Масленников: Если вы о резервной валюте говорите, то так и говорите. Дмитрий Лысков: Николай Владимирович, а каковы, с вашей точки зрения, перспективы отмены санкций? То есть называются же разные данные: в середине 2016 года, в конце 2016 года. Вот мы уже услышали точку зрения (по-моему, все с ней согласны), что санкции любые рано или поздно приводят к росту той страны, против которой они введены. Ну, по крайней мере, некая саморегуляция. Запад не может этого не понимать. Николай Вардуль: Нет, мы тут путаем немножко щи с компотом, понимаете. С экономической точки, да, вы совершенно правы, что рано или поздно… Вообще любой кризис устроен так, что если ты его прошел, то ты чему-то научился, и дальше тебе в чем-то будет легче. Здесь санкции ничем не отличаются. Щи и компот в том, что вы рассуждаете с экономической точки зрения, а санкции вводились совсем не с экономической точки зрения. И вот здесь за политиков решать что-нибудь… Дмитрий Лысков: Ну, экономика в значительной степени определяет политику. Николай Вардуль: Если бы, если бы. Если бы это было всегда… Очень часто политика мешает экономике, это я вас уверяю. Дмитрий Лысков: Алексей Алексеевич… Прошу прощения. Я думал, вы закончили мысль. Николай Вардуль: Поэтому делать какой-то прогноз? Ну, я не знаю. Вот западные инвестиционные банки, самые оптимистичные из них говорят, что в 2018 году возможна отмена санкций. То есть это самый ближний рубеж, который называют, в общем, достаточно неангажированные люди. То есть мы сейчас, конечно, можем одеть розовые очки: "Вот еще один раз они поговорят по телефону…" Ничего этого не будет, потому что это… Здесь есть еще одна сторона, которая лично меня всегда беспокоит: у нас есть принципиальная позиция политическая, и она заключается в том, что "они начали, мы с ними этого и обсуждать не будем". С точки зрения выигрыша престижа в глазах электората, может быть, это и правильно. С точки зрения реальной политики – сомневаюсь. Понимаете, когда Дмитрий Рогозин говорит, что нам начхать на то, что они там будут делать с санкциями, – это да, хочется хлопать в ладоши. Но на самом деле нам далеко не начхать. Дмитрий Лысков: А в чем конкретно не начхать? Валерий Гартунг: Так он за оборону отвечает. Дмитрий Лысков: Вот в чем конкретно? Объясните. Николай Вардуль: Еще раз, вот смотрите. Ну, про финансы уже говорили. Дмитрий Лысков: Ну, финансы, да. Николай Вардуль: Сейчас я про другое скажу. Вот смотрите. Предположим, цены на нефть не пойдут вниз. Предположим! Предположим, они даже немножко повысятся. Что это значит? Это значит, что станут рентабельными те проекты, которые сейчас нерентабельные. Значит, можно будет вкладывать деньги в довольно сложные проекты – в те проекты, где у нас нет технологий. Понимаете? То есть, как ни странно, чем выше цены на нефть, тем ближе перспективы нашего отставания из-за санкций. Поэтому вот я, например… Дмитрий Лысков: Но дело в том, что, насколько я понимаю, Запад не торгует технологиями. Николай Вардуль: Запад торгует всем чем угодно. Все нормально. Дмитрий Лысков: То есть мы можем купить передовые технологии на Западе за наши деньги? Николай Вардуль: Конечно! Дмитрий Лысков: И сейчас только санкции нас в этом ограничивают? Алексей Мухин: Так мы так и делали. Николай Вардуль: Да, конечно, конечно! Алексей Мухин: И мы это делали с большим удовольствием. Дмитрий Лысков: Алексей Алексеевич, вы хотели добавить что-то к этой теме? Алексей Мухин: Да, безусловно. Во-первых, немного, так сказать, конфиденциальной информации из личного общения с Алексеем Кудриным и Игорем Шуваловым. Они не были связаны друг с другом, это не было в одно время в одном помещении. Оба в один голос говорят, что к середине 2017 года санкции будут сняты. Возможно, они что-то знают. Это я просто так в качестве политинформации. Второе. Я обратил бы ваше внимание, что Россия не первая, которая подвергается санкциям. И санкционный инструмент – это инструмент воздействия. И он очень удобен тем, кто имеет возможность его вводить. И мы это тоже освоили в отношении Европы, нам тоже это все нравится на самом деле. Но я вам скажу следующее. Санкционное противостояние – это замена глобальной войны. Поэтому отмена санкций будет означать, что страны вплотную подойдут к горячей глобальной войне. Николай Вардуль: Ну, вот это совсем не так. Дмитрий Лысков: Не хотелось бы этого, конечно. Алексей Мухин: Это, может быть, экзотическая… Николай Вардуль: Снятие санкций – это все-таки шаг навстречу. Не вооруженный шаг, а с цветами шаг навстречу. Дмитрий Лысков: Давайте мы все-таки Алексея Алексеевича дослушаем. Алексей Мухин: Можно не перебивать, хорошо? Дмитрий Лысков: Давайте мы Алексея Алексеевича дослушаем. Николай Вардуль: Ну, это неправда, это неправда. Алексей Мухин: Я тоже немножко… Дмитрий Лысков: Ну, мы обсудим этот момент тоже. Николай Вардуль: Хорошо. Дмитрий Лысков: Прошу вас. Алексей Мухин: Вы говорите о реальной политике. Когда вы говорите "это неправда", то это означает, что вы просто не видите симптомов. А это означает в свою очередь, что вы отрицаете самое наличие болезни. А это говорит о том, что выздороветь просто не хотите. Николай Вардуль: То есть война произойдет в любом случае? Алексей Мухин: Нет, я этого не говорил. Николай Вардуль: Значит, санкции нас ведут к войне! И отсутствие санкций нас ведет к войне! Алексей Мухин: Вы сейчас просто домысливаете за меня зачем-то, потому что… Николай Вардуль: Но ведь глупости говорите! Алексей Мухин: Я наступил, видимо, на какую-то вашу больную мозоль просто. Дмитрий Лысков: Алексей Алексеевич, поясните, пожалуйста, вашу мысль. Николай Вардуль: Глупости говорите! Алексей Мухин: Дело в том, что с помощью санкций крупные державы, которые обычно решают вопросы с помощью войны, они увидели в этом инструменте замену определенным военным действиям. Это гораздо дешевле. Это не солдаты в гробах, что называется. И это действительно может в какой-то момент подкорректировать… Не в какой-то момент, а постоянно можно корректировать мировую систему экономики с помощью этого санкционного воздействия. Другое дело, что наше участие в этом процессе в значительной степени смешало несколько планы тех, кто изначально хотел заниматься такой корректурой. И надо сказать, что нам очень помогла здесь позиция Китая, который, с одной стороны, присоединился к западным санкциям, но, с другой стороны, поддерживает Россию и ее геополитические позиции. И в этой связи ситуация усложнилась сильно. Поэтому отмена санкций сейчас будет означать, что страны будут готовы подойти к горячей фазе войны. Николай Вардуль: Ну, это вы сами себя убедили. Но больше никого вам убедиться не удастся. Дмитрий Лысков: Сейчас, давайте все-таки выслушаем и альтернативную точку зрения. Почему вы считаете, что это не так? Николай Вардуль: А вы считаете, что это так? Вы к врачу обратитесь тогда. Дмитрий Лысков: Я ничего не считаю, я слушаю ваши экспертные мнения. Я в данном случае ведущий. Николай Вардуль: Вот смотрите. Мы были близки к фазе холодной войны. А некоторые наши политические деятели, например, Сергей Юрьевич Глазьев говорил о том, что война уже идет – гибридная. Да? Это было как раз в фазе обострения вот этого санкционного противостояния. Если санкции будут сняты – это шаг в другую сторону. Нет, конечно, у нас всегда за пазухой шесть камней и пять удавок! Это понятно. Но рассуждать, что "отмена санкций – это шаг к войне", – это худший пример в диалектике. Дмитрий Лысков: Николай Владимирович, я, кажется, понимаю логику Алексея Алексеевича. В конце концов, администрация США может заявить, что "мы ввели санкции – и экономика России разорвана в клочья", и так отчитаться перед своими избирателями в действиях против России. А если не вводятся санкции, то… Алексей Мухин: Им засчитывается технический проигрыш. Николай Вардуль: Поэтому "бомбить будем". Дмитрий Лысков: То засчитывается технический проигрыш. Алексей Мухин: Совершенно верно. Дмитрий Лысков: Ну, как вариант, как вариант. Николай Вардуль: Обратитесь к врачу. Вот вы будете следующим. Дмитрий Лысков: Нет, я просто рассматриваю такую логику как одну из возможных. Николай Вардуль: Рассматривайте, рассматривайте. Дмитрий Лысков: Николай Александрович, мы в ходе программы уже упомянули, что если мы прошли кризис, то дальше мы будем становиться сильнее. А мы прошли этот кризис действительно? Вот сейчас Правительство, сейчас Минфин говорят, что в следующем году будет рост экономики. Он будет? Николай Остарков: Да, по всем прогнозам, по всем сценариям, мы намечаем на следующий год небольшой рост. Я бы так вот сказал. Очень легко понять, вышли мы из кризиса или нет – достаточно посмотреть на то, что происходит в сфере оптовой торговли. Вот там сейчас минус 5, да? Как только мы там увидим какой-то плюс – это значит, что мы выздоравливаем. Никита Масленников: В розничной. Николай Остарков: Ну да, в розничной… Нет, сначала нужно в логистические центры довести. Ну, в общем, внимательно следим за торговлей. Как мы увидели, что там есть рост – значит, уже действительно этот перелом произошел. Пока этого нет. Есть, грубо говоря, ноль, но вот этой точки мы не перешли, уж если говорить очень точно. И второй очень точный показатель, еще один – это рост реальных доходов. Вот как только что-то в зарплатах начнет меняться, как только начнут привлекать вновь рабочих и начнут увеличивать зарплату с корреляцией на что-то, на инфляцию, не на инфляцию, на что-то – значит, тоже это плюс. И самый главный плюс – это кредитование. У нас кредитование не растет. А это говорит о том, что ничего нового не запускается. Дмитрий Лысков: Николай Александрович, вот вы перечислили три таких существенных аспекта и во всех констатируете негатив. Откуда тогда… Николай Остарков: Не негатив. Ноль. Дмитрий Лысков: Ну хорошо, ноль. Николай Остарков: Нулевая точка, замороженная. Но это уже лучше, чем ничего. Дмитрий Лысков: Ноль или негатив. Но вы говорите, что в кредитовании ничего не происходит хорошего. Николай Остарков: Вот смотрите, было минус 5… Дмитрий Лысков: Откуда будет рост ожидаемый? Николай Остарков: Откуда будет рост? Смотрите, ситуация стабилизировалась… Дмитрий Лысков: Или это ложные прогнозы? Николай Остарков: Смотрите, все-таки про инфляцию. Ситуация стабилизировалась. Я здесь, в отличие от ЦБ, мыслю таким образом: без разницы – 4%, 5% или 6%. "Ребята, вот вы хотели добежать до этого замечательного корабля, который нас везет в светлое будущее. Вы уже до него добежали. Уже проложен трап, и можно по нему подниматься. 5% – это и есть. Всё! То есть вы этой точки достигли. Вы хотели этого достичь? Вы достигли". А дальше смотрим, что они делают. "Итак, что у нас с ключевой ставкой? Вы ее снижаете? Значит, вы не добежали до 5%. Вы врете или что? Или этого не произошло? Вы же хотели до этого корабля добраться". Вот сейчас такая ситуация и такая точка. Если бы был сигнал по снижению ставки, то очень многие бы проекты сдвинулись с мертвой точки. Пока этого сигнала нет, к сожалению. Предприниматель, который загнан в такую ситуацию и санкциями, и всей этой неразберихой, и так далее, сейчас ждет позитивных сигналов с разных концов. Его нет! Вот нет позитивного сигнала. Дмитрий Лысков: Так прогнозируемый рост в 2017 году будет или его не будет, с вашей точки зрения? Николай Остарков: На светофоре горит желтый цвет. Дайте нам зеленый цвет – и мы начнем действовать! Дмитрий Лысков: Алексей Григорьевич, вот с точки зрения Торгово-промышленной палаты, если угодно, будет рост заявленный или не будет? Алексей Вялкин: Заявленный рост Торгово-промышленная палата пока не заявляла. Дмитрий Лысков: Нет, Правительством, конечно же, не вами. Я говорю "с вашей точки зрения". Алексей Вялкин: Я думаю, что незначительный рост будет – и вот почему. Почему для санкций "наши коллеги и друзья" выбрали именно ТЭК? Потому что на 2014 год это было больше 70% экспорта. Сейчас это порядка 60%, то есть 10% мы сумели как-то заместить несырьевым экспортом. И мне кажется, это важно. Собственно в этом направлении двигаться… Валерий Гартунг: Неуглеводородным. Алексей Вялкин: Да-да-да. И тем более доля тех продуктов, которые в нефтепереработке (там добавленная стоимость идет), она тоже достаточно серьезная, и она в этом экспорте порядка 40% составляет. То есть мы не просто уже продолжаем качать, качать и качать, а мы вторую очередь переработки делаем. По ставкам если вопрос мы сейчас поднимем, то он болезненнейший. Естественно, 10% – ключевая ставка. Ключевая ставка…. У нас, как мы знаем, на неделю банк может любой взять по этой ставке кредит или же на ту же неделю положить в Центральном банке депозит. Что он сделает? Будет просчитывать какой-то инвестпроект и, не дай бог, еще с инновационной составляющей? Брать на себя какие-то риски? По нормативке там тоже дай бог… Нет, думаю, что в нынешних условиях большинство предпочтет спокойную жизнь, денежки положит. "А там, если нужно, если заставит жизнь или заставит еще кто-нибудь, тогда мы с рядом проектов поработаем". Мы в такой ситуации с нашими коллегами в регионах и находимся, потому что для них ставка 17% сейчас – та, которая может как-то сдвинуть их хозяйственную жизнь. Активные инвестиции начинаются при ставке 8% в наших условиях. Разморозка как раз начнется где-то с 10–11%. Николай Остарков: 7,5–8%. Мы тоже считали – 7,5–8% у нас получается. Вот это ставка, которая запускает… Алексей Вялкин: Да, 8%. Дмитрий Лысков: Второе мнение выслушиваю и вижу, что пока предпосылок к росту экономическому нет. Сейчас, секундочку. Валерий Карлович, вы вроде бы тоже пессимист в этом отношении, да? Валерий Гартунг: Нет, я не пессимист. Мало того, я оптимист прямо чрезвычайный, потому что я хочу сказать, что у нас возможностей для экономического роста очень много, но мы их не используем. Какие это возможности? Первое… Дмитрий Лысков: Это то, что называется "информированный оптимист"? Валерий Гартунг: Первое – изменение ключевой ставки. Никаких проблем нет. Если заявленная инфляция, как вы говорите 5–6%, а учетная ставка – 10%… Ну, подождите, снизьте разницу. Держите маржу в 2% – и хватит! Это первое. Николай Остарков: Не так. Либо у нас инфляция не такая, либо законы эти не работают, по которым они пытались что-то… Валерий Гартунг: Второе. Заявленный курс доллара к рублю, заложенный в бюджете в пролом году и в этом, – 67,5. Посмотрите, какой сейчас. Это еще минус 1,5 триллиона из экономики. Это второе. Мало того что это недобор бюджета, это половина дефицита бюджета, но это еще и удар по нашим экспортерам вообще-то. Мы рынки свои… Я вам больше скажу. Сейчас, например, когда курс доллара подскочил, наша промышленность зажила. В 2015 году резкий скачок пошел. Мы стали вытеснять, даже китайцев с рынка начали вытеснять. Но сейчас это все обратно пошло, потому что, во-первых, курс откатился, а во-вторых, китайцы адаптировались к нашим таможенным защитным барьерам и сейчас их обходят. Например, по шинам защитные пошлины от 26 до 34%. Что они делают? Они берут колесо в сборе, пошлина – 5%. Завозят, а потом колесо выбрасывают – и шина идет на рынок с 5-процентной пошлиной. А мы не видим ничего! Это второе – защитные барьеры. И третье – конечно же, я уже говорил, госзакупки. Ну сколько можно воровать в экономике? Ну давайте прекратим это! Дмитрий Лысков: Этот момент вы действительно уже обсуждали. А можно коротко оценку итоговую? Так будет объявленный рост? Там от 0,6% прогнозируется 1,7% и до 2%. Кстати говоря, буквально… Валерий Гартунг: Все зависит… Дмитрий Лысков: Премьер-министр России Дмитрий Медведев заявил, что "стране необходимо в ближайшие годы добиться темпов роста экономики выше среднемировых". Будет? Валерий Гартунг: Вот Дмитрий Анатольевич Медведев может это реализовать, если он сделает то, о чем я сказал. Мало того, в комплексе… Мы все, что нужно сделать, написали. Вот книжечка "Альтернативный бюджет", которую мы делаем каждый год. Дмитрий Лысков: Валерий Карлович, на прямой вопрос (что характерно) вы не отвечаете, вы не можете сказать, будет или нет. Валерий Гартунг: Подождите, я же не оракул. Дмитрий Лысков: Ну, с вашей точки зрения. Валерий Гартунг: Я же не знаю, снизят процентную ставку или нет, будет курс 67 или нет. Дмитрий Лысков: Ну, хорошо. Николай Владимирович давно просит слово. Потом я вам предоставлю, конечно. Тот же вопрос: ваш прогноз? Николай Вардуль: Обратите внимание, прожили мы 2016 год – ставка ЦБ не была ниже 10% точно. Тем не менее, если верить нашей статистике… Ей можно не верить, но тогда вообще с чем работать? Альтернативной статистики вроде пока нет. Так вот, Росстат показывает, что у нас появился драйвер, вы не поверите! Раньше было как? Вот у нас были цены на нефть – и в зависимости от них двигалось потребление, и вот это заводило всю экономику. Теперь, естественно, с потреблением швах по целому ряду причин, в том числе и по реальным доходам. Так какой же у нас драйвер? Если посмотреть данные Росстата, то драйвер у нас – как ни странно, обрабатывающая промышленность. Что с ней происходит? Она с июня 2016 года непрерывно растет. Единственный раз она споткнулась в июле, а так она все время растет. Валерий Гартунг: Посмотрите курс доллара к рублю, какой был. Вот о чем речь. Вы посмотрите – и сразу ответ вам на вопрос. Николай Вардуль: Вот! О чем я и хочу сказать. Вот ваш коллега, Алексей Алексеевич, первым произнес слово "девальвация". Да? Так вот, я абсолютно убежден в том, что все эти разговоры про санкции – при всем моем глубоком уважении к санкциям, к контрсанкциям и вообще к шашечным атакам – это вторично. Главное – курс рубля. Валерий Гартунг: Да, точно. Николай Вардуль: Вот когда у нас курс рубля был низкий и когда он падал – тогда это было стимулом, в том числе и для обрабатывающей промышленности. В IV квартале… Дмитрий Лысков: Николай Владимирович, я просто уточню сразу. Николай Вардуль: Подождите. Дмитрий Лысков: Сейчас недостаточно низкий курс рубля? Валерий Гартунг: Конечно. Николай Вардуль: Да. Дмитрий Лысков: Или он перестал падать? Николай Вардуль: Он перестал падать, он стал расти, вы знаете. Дмитрий Лысков: Ну, это настолько незначительные колебания. Николай Вардуль: Как это? Извините меня! Валерий Гартунг: Изменение тренда. Николай Вардуль: Извините меня! Это чисто психологический эффект. Когда рубль падает: "А-а-а!!!" А когда он растет: "Ну, это ерунда какая-то". Он вырос почти на 20% – на целую голову, понимаете. И именно это вызвало, что у нас растет импорт… Валерий Гартунг: Да, в том числе. Николай Вардуль: …и падает экспорт. Ну, нефтяной, газовый – с ним, как всегда, все в порядке. Валерий Гартунг: Он вообще бы не рос и не падал бы, а медленно бы снижался. И это было бы гораздо лучше. Николай Вардуль: Да. Значит, драйверы у нас есть. И при всей этой действительно непонятной высоте ставки, я согласен… Когда открываешь любой документ ЦБ, у них на обложке, даже если доклад не посвящен инфляции, стоит цифра – 4%. Это символ веры. Это они его у Катона Старшего позаимствовали: "Карфаген должен быть разрушен!" Карфаген таки был разрушен. С 4% пока не знаю. И самое интересное, что Алексей Леонидович Кудрин недавно сказал: "Мы достигнем 4% и будем бороться за 2,5%". Валерий Гартунг: За два, ноль… Николай Вардуль: Да-да-да. То есть вот эта песня будет продолжаться. Алексей Вялкин: А там дефляция, уже покупать не на что. Николай Вардуль: Так вот, даже несмотря на этот курс, экономика-то росла. Значит, проблема заключается в балансировке в довольно простых вещах. Дмитрий Лысков: Никита Иванович, вы с чем-то, я так понимаю, были все-таки не согласны из прозвучавшего здесь? Никита Масленников: Вы знаете, я не то что не согласен, просто я как-то люблю в деталях копаться. Во-первых, давайте исходить из того, что пока, если посмотрим даже на "головокружительные" итоги Росстата, подаренные нам, в минус 0,2% ВВП по прошлому году, то мы все-таки еще в кризисе. Николай Вардуль: Да, согласен. Никита Масленников: Вот поэтому так. Если мы посмотрим на квартальные темпы, то здесь полный молчок, потому что Росстат пересчитает их только в апреле месяце – и тогда мы можем сказать, а что же у нас было. Точка отсчет на 2018 год достаточно размытая. И если верить Центральному банку, то все-таки квартальный ВВП, очищенный от сезонных колебаний и факторов, в IV квартале вышел в положительную область. И выйдет, если этот тренд, сохранится, в I квартале. Это означает, что мы все-таки где-то вот так на самом деле – по всем жестким макроэкономическим критериям – рецессию оставили позади. А вот дальше возникает вопрос: а что же дальше-то будет? Если верить Росстату… А я верю Росстату. Там официальная статистика, все правильно. 0,2% – это означает, что страна прожила 2016 год в стагнации, и на самом деле она вышла практически на пределы потенциального выпуска. А это означает, что рост с 2016 года будет… с 2017 года он будет, но в интервале где-то от 0,5% до 1% ВВП. В лучшем случае, если 1% будет, если нефть у нас отрастет до 55 по Urals – о, замечательно! Дальше возникает вопрос: за счет чего расти? Промышленность действительно росла, как ни странно. Валерий Гартунг: Оборонка росла. Никита Масленников: Ну, оборонка, понимаете… Вот когда 800 миллиардов вам гасят долги (а это почти 1% ВВП), то не увидеть рост оборонки очень трудно, потому что это идет за счет накопления материальных запасов. Все понятно. Любой директор вам скажет, что именно так и есть. Поэтому рост, понимаете, он может быть реальным, а может быть фиктивным. Не знаю. Ближайшие два-три месяца покажут. Дмитрий Лысков: Никита Иванович, но в оборонке производство сейчас вооружений, производство нового оборудования. Ну, оно же существует. Никита Масленников: Понимаете, оно еще не произведено, но оно уже в заказ засчитывается. Дмитрий Лысков: Ну, заказ, да. Никита Масленников: Стоимостной объем заказа идет в расчетные показатели. Дмитрий Лысков: Сейчас я вам предоставлю слово, да. Никита Масленников: А теперь очень интересная вещь, которая действительно… Ну, это растет и будет расти. Там и обработка. И у нас январь – вообще фантастические цифры, потому что 70-месячный максимум по индексу композитному в обработке, 102-месячный – в сфере услуг. Идем более или менее нормально. Сам интересное и самое, так сказать, неустойчивое, но что меня настраивает на оптимизм? Все-таки по некоторым таким данным – и экспертным опросам, и замерам, и даже по статистике Центрального банка – мы можем получить, но пока предварительно, можем получить близкий к нулю спад инвестиций в IV квартале. Почему? Да потому, что рубль вырос. Потому что когда у вас растет курс рубля, у вас дешевеет инвестиционный импорт. А модернизация производств и вообще первый инвестиционный цикл начинается у меня как у директора, когда я покупаю то, что мне дешевле взять там, и начинаю выпуск. Вот в эту первую фазу мы въехали, сейчас начинаем потихонечку выползать на другую, потому что у нас только провал (и действительно серьезный) по строительным материалам и строительству в целом, а внутреннее производство машин и оборудования уже, так сказать, вышло, по крайней мере, в ноль к 2015 году, и будет небольшой плюс. И поэтому это настраивает меня на определенные, знаете, такие оптимистические нотки. Но с другой стороны, это показывает, что на самом деле природа кризиса структурная. А структурные кризисы – они такие плохие ребята, когда у них конъюнктура вот идет, идет, идет, идет, а потом – раз! – и обрубилась вниз. И фон для этого обвала, для этого клифа, как американцы говорят, – это наш не растущий, а пока еще (в декабре) с очень негативным провисанием потребительский спрос. Николай абсолютно прав, когда говорит про зарплаты. Зарплаты – 0,6% по году. Реальные доходы – больше 5% спад. Почему? Потому что в реальных доходах доля зарплат – только две трети. А еще треть – существенный показатель, так сказать, экономического здоровья – это социальные трансферты населению, индексации и так далее и тому подобное, и, что очень важно, предпринимательский доход. Алексей Вялкин: Да, точно. Никита Масленников: И вот если предпринимательский доход в таком прорыве, то тогда у нас возникают вопросы. Когда будут подтягиваться показатели реальных располагаемых доходов населения хотя бы к минус 3% по следующему году, в середине, а может быть, и в ноль выйдет по году, то тогда я скажу: да, кризиса нет. Пока вот так вот… Дмитрий Лысков: Спасибо. Никита Масленников: Экономический "тяни-толкай", но все-таки я смотрю я смотрю с оптимизмом. Дмитрий Лысков: Сейчас, одну секундочку. Алексей Алексеевич, может быть, вы мне поможете разобраться? Вот смотрите, у нас обрабатывающая промышленность растет. Алексей Мухин: Пока растет. Дмитрий Лысков: У нас оборонка растет. Алексей Мухин: АПК и ОПК. Дмитрий Лысков: У нас сельское хозяйство растет. У нас легкая промышленность начала расти! Производство обуви – в конце концов, зафиксирован рост. Алексей Мухин: Легонько, да. Дмитрий Лысков: Что же тогда падает-то в экономике? Алексей Мухин: Все остальное. Дмитрий Лысков: Нет, это хороший, конечно, ответ, но у нас даже несырьевые объемы производства наконец-то чуть-чуть превысили сырьевые вроде бы, если я не ошибаюсь. Так что же падает-то? Алексей Мухин: Да, благодаря титаническим усилиям отдельных отраслевиков это действительно произошло. Мне кажется, что мы сделали крайне важную вещь с этим санкционным противостоянием и так далее – мы осуществили так называемый поворот на Восток. Конечно, он был неуклюжий, не совсем мы ушли от Западной Европы (и ни в коем случае оттуда нельзя уходить, потому что это перспективный рынок, безусловно), но мы обратили внимание на те рынки, на которые раньше не обращали внимания, а это очень важно. Дело в том, что в ближайшие 20 лет именно Китай, именно Индия будут основным потребительским рынком, на котором мы должны присутствовать в значительно больше сильной степени, нежели присутствовали сейчас. Более того, другие страны сейчас подтягиваются и становятся "азиатскими тиграми". И радует то, что мы со всеми с ними начали активные торгово-экономические отношения. Они, возможно, нам даже помогут в той сфере, которая является очень чувствительной – финансовой, потому что уже прорывается эта блокада и так далее. Всем уже понятно, что нужно делать бизнес, а не упираться в эти санкции либо политические альянсы и так далее. Более того, мне кажется, что США в значительной степени в ближайшем уже будущем ослабят контроль над этим регионом. Обратите внимание, что Транстихоокеанское партнерство просто – раз! – и рассыпалось. Дмитрий Лысков: Да. Алексей Мухин: Конечно, это не отменяет рисков усиления Китая и, так сказать, замены одного дракона на другого, то есть американского на китайского. Конечно, безусловно. Но здесь, судя по всему, и благодаря нашим действиям, в том числе геополитического свойства, мы для него очень интересный партнер. Интересный. И в этой связи я полагаю, что у нас есть действительно громадное поле возможностей, которые надо просто реализовывать. Здесь я согласен с коллегами. Дмитрий Лысков: Валерий Карлович, вы хотели еще добавить? Валерий Гартунг: Да, я хотел добавить. Во-первых, что касается Индии и Китая. Мы точно там свое присутствие не увеличим, ну, кроме нефти и газа, потому что… Алексей Мухин: Вы удивитесь! Валерий Гартунг: Сейчас я скажу. Я же все-таки промышленностью занимаюсь, я про промышленный сектор говорю сейчас. Ситуация такова, что если курсовая разница… вот курс будет на той позиции, которая сейчас, нам ничего не светит ни в Китае, ни в Индии. Мало того, там очень серьезные входные барьеры, особенно в Индии. Никита Масленников: И особенно в Китае. Алексей Мухин: И особенно в Китае. Никита Масленников: В Китае еще сложнее, чем в Индии. Валерий Гартунг: Особенно в Индии. Следующее – Китай нам очень опасен… Я почему про Индию говорю? Потому что мы туда не можем войти. Но Китай нам чем опасен? Он уже здесь, он уже половину наших рынков занял. После того как рубль укрепился… Дмитрий Лысков: Да и мировых-то, собственно говоря, если брать товары потребительского спроса. Валерий Гартунг: Подождите, послушайте. Но мы-то можем, у нас есть возможности. Мы же хотя бы хозяевами своей-то валюты должны быть. Мы не можем долларом командовать, но своей-то… Дмитрий Лысков: Валерий Карлович, тогда объясните мне наконец… Валерий Гартунг: Подождите, подождите, подождите! Дмитрий Лысков: До какого уровня нужно девальвировать рубль, чтобы все было хорошо? Или его непрерывно девальвировать нужно? Валерий Гартунг: Все заложено в бюджете. Алексей Мухин: До уровня Золотого стандарта. Валерий Гартунг: До уровня, заложенного в бюджете – 67,5. И держать его стабильным пару лет. Это первое. Второе… Дмитрий Лысков: Так подождите, через пару лет возникнет вопрос (а может быть, и раньше), что еще нужно девальвировать, потому что опять все приспособились. Валерий Гартунг: Послушайте, послушайте… Дмитрий Лысков: То есть вечно девальвировать, что ли? Валерий Гартунг: Нет. Это же не единственный показатель, который требуется держать. Дальше. Я хотел сказать по поводу эйфории 2016 года, что вот у нас там это… Во-первых, военные расходы в 2017 году на триллион будут меньше. На минуточку, на триллион! Это первое. Второе. У нас потребительский спрос будет падать, потому что индексаций достаточно не было еще. У нас еще население как бы свои заначки использовало все, закредитовались все кто мог, сейчас кредитование не растет. Правильно вы сказали, что тех, кого должно поддерживать государство, государство их не поддерживает, они теперь не покупатели. Это вторая часть. И абсолютно согласен – доходы предпринимателей, потому что при такой… Что касается инфляции. Низкая инфляция – это хорошо, но ключевым является не это. Ключевым является соотношение дохода предпринимателя с уровнем инфляции, то есть насколько доход… Если он выше того, что он платит банку, то – всё, развивается! Я был предпринимателем… Никита Масленников: А фактор налоговой системы? Валерий Гартунг: Послушайте, послушайте! Я вам приведу… В 1992 году я брал кредиты под 230% годовых – и у меня все отбивалось, у меня все росло! Понимаете? Никита Масленников: Ну, выжил же, да? Молодой, красивый. Валерий Гартунг: Понимаете, все росло! Николай Вардуль: А сколько автоматчиков в охране было? Валерий Гартунг: В бронежилете приходилось ходить. Дмитрий Лысков: Вы предлагаете вернуться к таким кредитам? Валерий Гартунг: Неважно, неважно. Я другое хочу сказать. Целью Банка России и Правительства России должна быть не инфляция, а уровень жизни граждан, потому что это и потребительский спрос, это и инвестиционный спрос. Все здесь! Это и курс доллара… Дмитрий Лысков: Замечательная мысль, замечательная! Вот Алексея Григорьевича сейчас я хочу расспросить вот о каком простом моменте… Николай Остарков: Это у нас уже блиц? Дмитрий Лысков: Вот мне кажется, что если мы сейчас перечислили отрасли, которые растут (а это сельское хозяйство, еще раз, обрабатывающая промышленность и так далее, и военно-промышленный комплекс в том числе), то это отрасли, в которых существуют рабочие руки, которые получают там заработную плату. Эти деньги несут, в конце концов, в магазины, в сферу услуг и так далее. Вот нам говорят, что уровень жизни и потребительский спрос у нас падает. Не может ли он вырасти через как раз этот фактор? Или его нужно стимулировать какими-то другими именно кредитами, еще как-то? Алексей Вялкин: Ну, я думаю, здесь нельзя нам отделять кредиты от фактора зарплаты, от фактора малого и среднего предпринимательства. Здесь все работает на благосостояние гражданина. Поэтому мы не будем отделять, и не нужно отделять какие-то конкретные сегменты, критерии, которые влияют на потребительский спрос. Все нужно смотреть в комплексе – от процентных ставок до уровня заработной платы. Дмитрий Лысков: Спасибо. Николай Александрович, так что же получается – у нас в экономике просто денег не хватает? Нужно в экономику вбросить деньги – потребительский спрос вырастет, и мы наконец скажем, что мы вышли из кризиса? Николай Остарков: Все заключено в этом "вбросе". Понимаете, невозможно вбросить деньги так, чтобы они не привели к инфляции, если вы их просто будете вбрасывать. Но буржуи научились вбрасывать их так, что они не просто не влияют на инфляцию, а они ее снижают. Простейший элемент – например, берет европейский банк и дает кредит нам под покупку немецкого оборудования. Это снижает инфляцию? Снижает. Я говорю вам просто, чтобы дальше не дискутирует. Снижает. Это могут быть эмиссионные деньги. Получается парадокс: эмиссионные деньги, а инфляцию снижаем. То же самое происходит при лизинге, например. То же самое происходит при любимой нами ипотеке. Получается, что если вы рефинансируете ипотеку, то вы снижаете общий уровень инфляции, потому что люди достали деньги из матрасов, побежали, начали их вкладывать, то есть они убрали из потребительского… Валерий Гартунг: Софинансирование. Николай Остарков: Да, везде, где есть процесс софинансирования, надо искать, куда можно эти деньги применить. Дмитрий Лысков: А если мы вкладываем эти средства в промышленность, создаем новые технологии и обеспечиваем рабочие места? Николай Остарков: Отлично. Отлично! Тоже можно. Дмитрий Лысков: И эти люди идут в магазины, в сферу услуг и так далее. Такая эмиссия как работает? Николай Остарков: Такая эмиссия тоже возможна через тот же самый Фонд развития промышленности. Не надо тратить из бюджета эти деньги, понимаете. Дмитрий Лысков: А сейчас она существует? Валерий Гартунг: Существует, но размеры этой поддержки… Николай Остарков: Смешные! Просто 20 миллиардов – это смешно. Валерий Гартунг: Они смешные просто. Их умножать на 20 нужно. Николай Остарков: Но обычно наши оппоненты говорят: "Ну, это же деньги из бюджета". На это мы им всегда говорим: "Ребята, никто не делает этого из бюджета". Не надо кричать, как это делается. Не надо, может быть, это сильно афишировать. Но никто не делает этого из бюджета! Все это делают по-другому. Не надо на это тратить. А мы тратим бюджет. Дмитрий Лысков: Спасибо. Николай Остарков: А раз мы тратим бюджет – значит, он меньше… Дмитрий Лысков: Вот Николай Владимирович еще хотел сказать. У нас несколько секунд уже остается до конца программы. Николай Вардуль: Вы знаете, я как-то ощущаю себя немножко… Дмитрий Лысков: Может быть, какой-то есть рецепт? Николай Вардуль: Вот смотрите, наш родной Росстат – что он говорит про 2015-й и 2016 год? В эти кризисные годы был парадокс: прибыль российских компаний и банков росла, а инвестиции падали, деньги были, а инвестиции падали. Что, все дело в ЦБ? Нет! Николай Остарков: Вы не верите в окрашенные деньги, а я верю. Это может быть. Николай Вардуль: Окрашенные деньги, хорошо. Значит, я считаю, что… Дмитрий Лысков: Очень коротко! Есть простой рецепт? Николай Вардуль: Доверия в России нет. Нет доверия между правительством и госкомпаниями, между государством и бизнесом, между бизнесом и государством, между государством и гражданами, между гражданами и гражданами. Вот это надо… Валерий Гартунг: Это одна из причин. Дмитрий Лысков: Никита Иванович, ваш рецепт в двух словах. Никита Масленников: Мой рецепт очень простой и ясный: бизнесу, да и населению, и нам, здесь присутствующим, нужна уверенность, четкость, стабильность и правила экономической игры на три, а желательно пять лет. Для этого оставьте спокойно налоговую систему или, по крайней мере, скажите, как она будет выглядеть, потому что это мешает мне инвестировать. И многое-многое другое по всему списку – что называется, структурная повестка. Надеюсь, в марте Правительство хоть какой-то проект нам предложит. Будем встречаться и обсуждать. Дмитрий Лысков: Спасибо. Спасибо, уважаемые эксперты. Мы обсуждали, будет ли рост в нашей экономике и готовы ли мы к отмене санкций. Все мы надеемся на рост, но немаловажно и понять, за счет чего он произойдет. Этому и была посвящена наша программа. Спасибо огромное экспертам за содержательное обсуждение.