Экономика школы: как обеспечить качественное образование?

Гости
Михаил Мень
аудитор Счетной палаты РФ
Максим Дулинов
директор федерального Института развития образования РАНХиГС при президенте РФ
Анна Вавилова
старший научный сотрудник Института образования Центра образовательного права НИУ ВШЭ
Андрей Галиев
вице-президент корпорации «Российский учебник»
Амет Володарский
омбудсмен в сфере образования

«Нет ничего легче, чем тратить бюджетные деньги.
Кажется, что они не принадлежат никому».

Калвин Кулидж

Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Анастасия Урнова. И вот о чем поговорим сегодня:

Финансирование школ и распределение ими поступивших денег – один из самых проблемных вопросов в образовании. Основной источник дохода большинства школ – это бюджетные средства. Однако, несмотря на заверения чиновников о бесперебойном финансировании, далеко не в каждом учебном заведении ситуация благополучна. В одних школах не хватает учебников, в других – туалетной бумаги, в третьих деньги на ремонт класса собирают у родителей. При этом государство выделяет финансирование на каждого ученика, в том числе и на гигиенические средства, ремонт зданий и на обеспечение образовательного процесса всем необходимым.

Анастасия Урнова: Сегодня многие родители не понимают, как финансируются школы и куда деваются средства, которых, по идее, должно хватать на все необходимые нужды, ведь, как правило, когда денег в школе не хватает, администрация обращается именно к родителям своих учеников. А дальше, как в известной шутке, вход на родительское собрание бесплатный, а выход платный – от 3 тысяч рублей. Ну, давайте разбираться, как на самом деле обстоят дела.

Михаил, насколько прозрачна сегодня действующая система финансирования школ? И могут ли там происходить какие-то утечки средств?

Михаил Мень: Спасибо за вопрос. Ну, вы знаете, что Счетная палата проверяет конкретные федеральные средства, которые выделены на соответствующие программы – либо федеральные целевые программы, либо государственные крупные программы. Мы не осуществляем контроль за средствами, которые тратятся в субъектах Российской Федерации. Вот я могу сказать то, чем конкретно мы занимаемся. Сегодня большая работа идет по строительству новых школ. Мы знаем, что есть указ президента, новый указ президента, который нас на шесть лет вперед озадачивает решением серьезных вопросов.

Вот мы посмотрели и сделали анализ, сколько будет стоить одно место для учащегося. Взяли среднюю школу. Мощность – 400 учеников. Посмотрели. Я даже специально статистические данные взял для вас. Ну, получается, что одно место – 600 с чем-то тысяч рублей, прописано в национальном проекте у наших коллег в Министерстве просвещения. Мы стали смотреть на ценообразование, и там совершенно иная цифра получается. Потому что стоимость одного ребенко-места в школе складывается – из чего? – из НЦС (норматива цены строительства) и, соответственно, из того оборудования, которое рекомендует Минпросвет сегодня для школы, в том числе и с элементами цифровизации. И там получается, если память мне не изменяет, 970 тысяч.

То есть что мы видим? У нас ведь задача, у аудиторов – не просто опричниками быть, но и стратегический аудит проводить. На сегодняшний день очевидно, что, собственно говоря, заложено сразу недофинансирование. И мы обратились к министерству, чтобы либо тогда сократили количество школ, строительство, либо тогда увеличили финансирование. Вот это то, что мы видим на первый взгляд. И еще целый ряд моментов. Вот это то, что мы видим уже очень конкретно и непосредственно на бумаге в цифрах.

Анастасия Урнова: Очень интересно! Потому что я, честно говоря, ожидала, что заложили больше, чем нужно. А здесь оказывается – наоборот.

Михаил Мень: Наоборот. Понимаете, заложили, по сути, только НЦС один, без оборудования, без ничего. А ведь сегодня, особенно в крупных городах, требуется современная школа. Уже родители хотят, чтобы был бассейн, чтобы был спортзал, чтобы было цифровое оснащение соответствующее. А это – порядка миллиона рублей, то есть 900 с чем-то тысяч. Или мы тогда опять будем строить без всего этого школы, да? Ну, это другая уже история. И здесь мы настаиваем на том, чтобы в национальных проектах это было приведено в соответствие с теми задачами, которые ставятся президентом в его Майском указе.

Анастасия Урнова: Спасибо большое.

Амет, как вы оцениваете существующую систему финансирования школ? Очень важно, конечно, говорить о строительстве новых, но мы понимаем, что есть уже существующие – там нормативно-подушевое финансирование. И о нем тоже есть разные слухи: кто-то говорит «замечательно», кто-то говорит «плохо». Ваше мнение какое?

Амет Володарский: Я очень рад, что здесь есть Михаил Александрович, представитель Счетной палаты.

Анастасия Урнова: Мы – тоже.

Амет Володарский: Потому что я смотрел, изучал паспорт национального проекта «Образование». Известно, что у нас сейчас есть национальный проект «Образование», национальный проект «Наука», в котором также заложена тема образования, учебников и так далее. Вот мне бы хотелось обратиться к Счетной палате: пожалуйста, будьте повнимательнее. И просьба – переводите дела в прокуратуру, пожалуйста. Ладно? Вернее, доводите дела до прокуратуры, потому что…

Ну, очень приятно, конечно, когда Счетная палата рассказывает обществу, что где-то есть нецелевое использование, где-то есть серьезные проблемы. Но мне кажется, что в период, когда у нас на 2019 год примерно заложен бюджет в 105 триллионов рублей, из них 3,7% где-то до 2021 года… Нет, ну на пятилетку у нас примерно заложено 3,5–3,7% от ВВП. Коллеги, это очень мало. Кстати, на здравоохранение – 3,8%. Ну, там плюс-минус. То есть здравоохранение и образование – это две ноги одного организма под названием «государство». И они обе…

Анастасия Урнова: С чем мы можем сравнить эти 3,5% и 3,8%? На что больше?

Амет Володарский: Смотрите, с чем мы можем сравнить, с кем. В Финляндии – 6–7%. В Белоруссии – 6%. В Великобритании – 5%. Слушайте, сегодня ведущие страны… Ну, для Финляндии понятно, это их линия обороны, да? У них других ресурсов практически нет. И те страны, которые понимают, что сегодня нужно поймать тренд по цифровой экономике… Ведь у нас же одна из задач сейчас – это переход на цифровую экономику. Да, мы в свое время не успели сесть в состав под названием «экономика бытовой техники», мы пропустили, мы проиграли эту экономику, несмотря на то, что у нас были высокие научно-исследовательские результаты в этой области. Но сегодня у нас есть возможность – в первую очередь благодаря тем оставшимся потенциалам, которые были заложены в предыдущие десятилетия. Вот их нужно использовать. Но таким небольшим финансированием мы не сможем…

А что мы можем сделать сейчас? Мы можем подготовить думающих людей, которые будут уезжать и работать в других странах. Поэтому сегодня большое внимание нужно уделить финансированию – это первое. Второе… Причем независимо от формы собственности. Смотрите. У нас частные образовательные школы, которые доказали, что они имеют право на существование, они являются локомотивами по многим направлениям. Сегодня они по закону должны получать такое же количество денег, такую же сумму, как и в государственных школах, но где-то по дороге…

Петя Иванов, когда он учился в государственной школе, он получал почти 200 тысяч рублей в год. Как только он переходит дорогу и начинает учиться, скажем, в IT-школе, но в частной, он уже получает 63 тысячи рублей в год. Куда эти деньги исчезли? Никто не знает.

Анастасия Урнова: Так, хорошо, финансирование.

Амет Володарский: Финансирование. Мне кажется, что нужна серьезная поддержка современных тенденций, поддержка семьи и образовательных структур по выбору учебников. Сегодня издательствам приходится нелегко для продвижения своих учебников. Нужно пройти семь кругов ада, чтобы получить гриф Министерства образования. Я вам хочу сказать, что…

Анастасия Урнова: Я вам немножко буду перебивать, потому что у нас сегодня основная тема – экономика школ. Просто чтобы мы не растекались. Про учебники?

Амет Володарский: Ну, просто я хочу сказать, что если мы стоим на пороге перехода на цифровую экономику, то сегодня просто бассейны и баскетбольные залы – это не…

Анастасия Урнова: Этого недостаточно?

Амет Володарский: Этого недостаточно. Мы говорим о том, что новое образование – это образование цифровое.

Анастасия Урнова: Максим, тем не менее я смотрел на бюджет 2019 года, и вроде бы как там на образование заложено денег больше, чем было в том же 2018-м. Например, школы это как-то заметят?

Максим Дулинов: Ну, если уж говорить про те самые 3,6% и 3,8%, то на самом деле в этом общем объеме школы чувствуют себя наименее обделенными, наряду с вузами, если смотреть по уровням финансирования. Самое недофинансированное среднее профессиональное образование. И с учетом того, что туда идет много детей, мы на самом деле этот блок можем потерять.

Еще один момент – просто, может быть, поближе к земле – по финансированию.

Анастасия Урнова: Пожалуйста.

Максим Дулинов: Деньги в муниципальные школы идут из бюджета субъекта – так называемая субсидия на обеспечение учебных расходов и заработную плату. И в структуре вот этого массива денег основное – это, конечно, фонд оплаты труда учителей. На учебные расходы закладывается крайне мало средств – ну, просто потому, что нет достаточной бюджетной обеспеченности. И в этом смысле, когда Амет говорит, что 200 тысяч в государственной школе и 63 тысячи в частной школе, то надо понимать, что, скорее всего, 200 тысяч – это вместе еще с нормативом на содержание имущества, который у нас отдельно, это муниципалитет оплачивает. Не будем сейчас вдаваться, есть ли у него собственные деньги…

Амет Володарский: Нет-нет-нет, там четко речь идет о том, что деньги должны идти за ребенком, независимо от того, на что.

Максим Дулинов: Норматив на образование, на оказание образовательной услуги, который может и составлять те самые 63 тысячи. Вопрос на самом деле не в этом. Вопрос-то правильный – по поводу того, что нормативы на содержание в частных школах, почему мы это перекладываем на родителей?

Анастасия Урнова: Так это же частная школа, она так и называется.

Амет Володарский: Нет-нет-нет, это не имеет значения.

Максим Дулинов: Ну, право на образование – оно для всех.

Амет Володарский: Конечно.

Максим Дулинов: Оно даже не ограничивается гражданством. Просто право каждого…

Анастасия Урнова: То есть частная школа должна получать столько же денег, сколько и муниципальная, плюс еще родители платят за какие-то дополнительные…

Максим Дулинов: А вот здесь уже дальше начинаются вопросы. Тогда уже с родителей частная школа, если она аккредитована, она не имеет права брать деньги за те услуги, которые оплачивает государство – ну, неважно, через какой бюджет.

Анастасия Урнова: Понятно.

Максим Дулинов: Это немножко другая уже история. Муниципалитеты, когда формируют бюджеты каждой школы, также рассчитывают. И почему одна школа получает больше, другая – меньше? Коллеги, наверное, чуть больше об этом скажут. Существует с середины 2000-х, ну, с конца 2000-х так называемые корректирующие коэффициенты, когда в условиях наличия малочисленных, малокомплектных школ муниципалитет (а особенно это касается городов, городских школ) применяет корректирующие коэффициенты к тем деньгам, которые получены из регионального бюджета, уменьшает количество денег в школах с большой наполняемостью для того, чтобы компенсировать недостаток финансирования в малочисленной школе.

Ну, условно говоря, школа на 1 000 человек и школа 300 человек, какая-нибудь окраинная, в каком-нибудь областном центре. И мы получаем, что школа на 1 000 получает с коэффициентом 0,8, а школа на 300 человек для того, чтобы обеспечить уровень зарплаты, получает с коэффициентом 1,2 в этом случае. Эта разница в финансировании происходит и вот здесь. К сожалению, да, это не предмет рассмотрения Счетной палаты совсем.

Анастасия Урнова: Может быть, коллеги одумаются.

Максим Дулинов: Хотя региональные счетные палаты…

Михаил Мень: Я как бывший губернатор подтверждаю, здесь совершенно правильно было сказано. Но, помимо Счетной палаты, есть еще и контрольно-счетные органы субъектов Российской Федерации, и они вполне могут внимательно посмотреть на эту историю

Максим Дулинов: Да.

Анастасия Урнова: Хорошо. Анна, давайте еще небольшую ясность внесем, потому что уже стало звучать: частные школы, муниципальный бюджет, региональный бюджет. Из чего вообще формируется бюджет школы? Мне кажется, это для большинства тех же родителей огромный вопрос.

Анна Вавилова: Ну, на самом деле, в общем-то, Максим Викторович основные моменты здесь уже озвучил. То есть для уровня школы… Кстати, сейчас это предмет интенсивного обсуждения того же Минпросвещения. Региональные у нас проекты относительно возможности подъема школы на региональный уровень. То есть сейчас уже даже можно говорить о том, что у нас сложились какие-то варианты реагирования регионов.

То есть у нас сейчас некоторая двуединая система. У нас регион обеспечивает госгарантией на образование – это норматив, но не целые нормативные затраты. То есть стоимость услуги – это нормативные затраты. Это лежит на муниципалитете. Муниципалитет как учредитель финансирует в размере нормативных затрат, и их теоретически должно хватать в теории на все. Теоретически туда должны быть заложены все виды расходов, ну, в соответствующей адекватной сумме. На регион не заложено финансирование школ как таковое, такого полномочия нет. Регион обязан профинансировать госгарантии. Как говорил Максим Викторович, это у нас фонд оплаты труда плюс учебники, учебные пособия, игры, игрушки и так далее. То есть вот этот момент.

То есть ключевые расходы, которые должны прийти из региона в муниципалитет. Дальше в муниципалитете к ним должны прибавиться муниципальные деньги. Все это вместе должно – норматив плюс муниципальный бюджет должен дать нормативные затраты. И в размере нормативных затрат должно прийти в школу. Проблема в том, что обычно в муниципалитете денег нет. То есть как бы на этом у нас начинается самая большая сложность. И на этом у нас начинают вылетать целые группы затрат, например, потому что у нас, исходя из законодательства, учредитель сам считает по методике, то есть методику расчета он принимает.

Сейчас у нас появился приказ в 2015 году № 1040, общие требования, основные требования к расчету, но он, в общем-то, достаточно неконкретен, то есть он уже некоторые моменты, некоторые точечные моменты решил… Ну, например, что мы там делаем? Ну, условно, с детьми-инвалидами в детском саду – кто платит за их присмотр и уход? То есть какие-то микромоменты. Но глобально, конечно, вот этой ситуации он пока у нас не решает. У нас все еще остается история, когда какой-то вид расходов, допустим, не заложен, либо он заложен, но посчитан по ценам пятилетней давности. То есть вот эта ситуация, к сожалению, сохраняется.

Анастасия Урнова: Андрей, то есть когда мне в школе говорят: «У нас нет денег на учебники. У нас нет денег на туалетную бумагу. У нас нет денег на ремонт», – мне не надо винить директора школы? Это все государственный бюджет?

Андрей Галиев: Абсолютно не надо. Но дело даже не в том, что вам не надо его винить. Главное, чтобы его прокуратура в этом не обвинила, иначе просто одна сплошная прокуратура. Призыв к Счетной палате доводить свои расследования до прокуратуры – он в целом правильный, но очень не хотелось бы выплеснуть вместе и школьные коллективы, и директоров, и учителей.

История следующая. Если вернуться к самому началу нашей передачи и вашему инициирующему вопросу: хватает денег или не хватает? Вот в среднем как бы должно хватать, а в каждой конкретной частности получается, что не хватает, потому что у нас очень разная страна, очень разные территории с разной степенью бюджетной обеспеченности вообще, не только в том, что касается образования.

И по сути у нас очень многие директора школ, в некоторых случаях даже руководители региональных и муниципальных органов управления образованием, они работают в режиме, по сути, «ошпаренной кошки», а говоря более литературно – антикризисных менеджеров, когда они пытаются каким-то образом из того, что есть, слепить то, чем они: а) смогут отчитаться; б) чтобы хоть как-то обеспечить этот образовательный процесс.

Анастасия Урнова: Максим, когда читаешь вообще, что происходит в школах, кто откуда пытается взять деньги, часто слышно, что действительно директор – это такой уж на сковороде, который должен и оттуда, и там, и сям, где-то сэкономить. А в итоге давление на него колоссальное и со стороны прокуратуры, и со стороны департамента, и со стороны родителей, и так далее. Но при этом почему-то в одних школах, например, у родителей деньги собирают, а в других школах – нет. Вот от чего это зависит?

Максим Дулинов: Исключительно от того, как внутри…

Анастасия Урнова: Как хорошо крутится директор?

Максим Дулинов: Да, насколько директор активный.

Анна Вавилова: Ну, я бы сказала еще – от положения школы. Одно дело – ты крупная городская школа на 2 тысячи человек в центре города с не сильно плохой экономической ситуацией. И другое дело…

Андрей Галиев: Сельская школа в депрессивном регионе.

Анна Вавилова: Да.

Анастасия Урнова: Но при этом тоже мы читаем… Уже начали говорить про какие-то повышающие коэффициенты, да? И мы знаем, что сельская школа получает дополнительные, более высокие коэффициенты. В итоге она может получать спонсирование большее. У нее, например, количество учеников и количество родителей плюс-минус одинаковое, а денег она получает по факту столько же, сколько какая-нибудь школа в рабочем поселке со значительно большим количеством учеников. Или нет?

Максим Дулинов: При переходе на нормативно-подушевое финансирование большинство все-таки субъектов сохранили те самые 25% «сельских», которые раньше в законе были прямо прописано, что финансирование организаций, расположенных в сельской местности, должно быть на 25% больше. И автоматом просто-напросто этот объем включился внутрь норматива. Оне теперь не называется «сельским» никаким, но по факту нормативы для городских школ и для сельских, да, они отличаются. Плюс мы еще имеем малокомплектные, где нормативные затраты в принципе от норматива оказания услуги не зависят, а исходя из фактических расходов их должны обсчитывать и финансировать.

Кстати, позвольте реплику про родителей. Собирать деньги с родителей в принципе школа не должна.

Анастасия Урнова: Ну, не должна. Вообще много кто чего не должен.

Максим Дулинов: Нет, мы к тому, что как бы…

Амет Володарский: Но я хочу сказать, что она должна иметь такое право. Вот я как раз хотел…

Максим Дулинов: Она имеет.

Амет Володарский: Она имеет, но директора боятся.

Максим Дулинов: Родители должны организоваться на то, чтобы помочь.

Амет Володарский: Я 12 лет был директором школы. И сейчас я вам хочу сказать, что я своего ребенка… У меня четверо детей, и двое старших ходят в школу уже. И я хочу сказать, что я сейчас… не буду называть школу, но я прихожу в кабинет (а это государственная школа), прихожу в кабинет – и там ничего! Я говорю: «Дайте я вам, пожалуйста, куплю то-то, то-то, то-то». – «Нет, – говорят, – Амет Александрович, мы не имеем права». Я говорю: «Я напишу расписку. Я разбираюсь, как бы работаю в образовании. Я вам дам все документы. У меня ребенок закончит четырехлетку – во всяком случае я напишу, что я забираю». Послушайте, не поверите, ни одного плаката нет. А там 30 с чем-то человек. Не имеют права…

Анастасия Урнова: Это в Москве?

Амет Володарский: Это в Москве. И учителя боятся. Я говорю: «Давайте цветной принтер мы, родительский комитет, хотя бы как-то купим». – «Нет, не имеем права».

Анастасия Урнова: Я как раз уточняю – в Москве ли это?

Амет Володарский: Это в Москве.

Анна Вавилова: Это не только в Москве.

Анастасия Урнова: Потому что когда к нам приходят московские директора, они говорят: «Да вы что? У нас вообще на все хватает».

Амет Володарский: Не хватает, не хватает.

Андрей Галиев: Это не только в Москве. У меня две ремарки к этому. Я абсолютно согласен, но… Моя дочь в позапрошлом году закончила школу, которая любила ее, которую любила она. Она все время туда ходит, школа совершенно замечательная, но она авторская. Ее возглавляет директор… На всякий случай не скажу, кто, что за школа. Мало ли, да?

Амет Володарский: Мы уже поняли. Вы совершенно ничего не сказали.

Андрей Галиев: Соответственно, директор этой школы для того, чтобы обеспечить тот образовательный процесс на том уровне, который он считает нужным и правильным, сделал очень простую вещь. Он помог самоорганизоваться родителям в НКО со всеми необходимыми атрибутами, в которой есть вступительный взнос, ежегодный взнос и так далее. Есть ревизионная комиссия у этой НКО, которая смотрит, куда и каким образом распределяются эти деньги. Но это то, что касается авторской школы с очень сильным лидером.

Амет Володарский: Конечно.

Андрей Галиев: Эта штука не работает в условиях массовой школы. Это нельзя распространить на всех остальных. Вот пока так.

Анастасия Урнова: Вы знаете, простите…

Анна Вавилова: Но тем не менее это не такое уж и исключение на самом деле.

Амет Володарский: Это хороший опыт.

Анна Вавилова: Это опыт довольно тиражируемый на самом деле.

Анастасия Урнова: А объясните мне, пожалуйста, почему… Вроде бы все уважаемые эксперты, мы с вами криминальные схемы не обсуждаем. Почему вы боитесь называть номера конкретных школ?

Андрей Галиев: А потому что… Ну, так сложилось, что у нас система образования…

Амет Володарский: Там, где хорошо, там потом вдруг может стать плохо.

Андрей Галиев: Система образования занимает, с одной стороны, такое важное место в нашей социальной жизни. А с другой стороны, как-то получается так, что все вопросы в нем решаются исключительно под фонарем. И если ты случайно попал под этот фонарь, то ты еще должен подумать: а с какими намерениями на тебя его направили и что собираются сделать?

Амет Володарский: Правильно. Поэтому я вам отвечу на этот вопрос. Приходите в апреле на ММСО, Московский международный салон образования. Ведущие школы Москвы и России там будут представлены. Более того, там будет съезд руководителей частных образовательных организаций, там будет и система Smart School и так далее. Приходите. Я думаю, что эти школы тоже там будут.

Анастасия Урнова: Непременно. Да?

Андрей Галиев: Очень короткая вещь. Сейчас мы проводим, начинаем проводить исследование… скорее, не исследование, а такой анализ накопленного опыта, и собираемся сделать для управленцев школьных (директоров, завучей и так далее), у нас есть много курсов по их подготовке, но вот сейчас мы задумались всерьез над тем, чтобы сделать курс по юридической безопасности в тех решениях, которые они принимают. Просто не каждая школа может себе позволить грамотного юриста, который должен как-то ее провести по этому непростому ледокольному ходу.

Амет Володарский: А их мало, практически нет юристов в системе образования.

Анастасия Урнова: Михаил, если говорим все-таки про нормативно-подушевое финансирование, то кто в первую очередь от этого выиграл, какие школы? Стали ли качественные школы получать больше денег, а менее качественные, может быть, в итоге приходить к закрытию?

Михаил Мень: Нет, вот тот анализ, который мы делаем, все-таки говорит о том, что помимо того, о чем говорилось, что что-то перебрасывалось от крупных школ к мелким школам, ну, здесь таких прямых нарушений мы не видим. Может быть, если КСО (контрольно-счетные органы) субъектов зайдут глубже – может быть, увидят. Но на самом деле этого мы не видим.

Анастасия Урнова: Вот не первый раз на федеральном уровне все хорошо, а смотришь дальше – и под фонарем начинает что-то странное…

Анна Вавилова: Я могу, кстати, на этот вопрос ответить.

Анастасия Урнова: Да, пожалуйста.

Анна Вавилова: Выиграли однозначно школы востребованные, максимально заполненные под предел своей лицензионной максимальной численности. То есть вот это абсолютно четко. А особенно хорошо, если у них при этом сравнительно недорогое содержание имущественного комплекса. Вот эти школы начали чувствовать себя лучше. Те школы, соответственно, из которых идет отток учащихся, – абсолютно другая история. Опять же, если дорогой имущественный комплекс, то это тоже несколько просаживает ситуацию.

Но я не готова поставить однозначно знак равенства между «качественная школа» и «востребованная школа», потому что есть большая доля вероятности, что востребованная школа будет качественной, но я бы пока…

Анастасия Урнова: При этом эта реформа еще проходила под эгидой того, что нужно создать конкуренцию между школами: школы похуже, скажем так, они будут тянуться, улучшать качество своей работы для того, чтобы получить больше учеников, больше денег. Мы видим сейчас какие-то примеры того, что действительно уровень школ подрос?

Амет Володарский: Нет, конкуренция… Во всяком случае, я как эксперт и человек, который ездит по школам, я этой конкуренции не вижу. И очень жалко… Вот я как раз хотел сказать, к Михаилу Александровичу опять обращаюсь. Он не видит… Вы задавали вопрос: «А есть ли проблемы после введения подушевого финансирования?» 30 августа этого года Сергей Семенович Собянин, выступая на Всеобщем московском педсовете, даже он поднял эту тему неравенства, несправедливости в финансировании школ. И как раз показал…

Мы говорили о том, нельзя подушевое финансирование – вне зависимости от национальности, от вероисповедания, от выбора школы. Но получается, что мы опять-таки нарушаем этот процесс. То есть частные школы, которые имеют государственную аккредитацию, они не только не освобождены от аренды имущества, от оплаты аренды за землю и так далее, и так далее. Так они еще и недополучают, хотя обязаны получать.

То есть Минфин… Когда мы обращались к Минфину, Минфин говорит: «А мы выделяем по количеству школьников в Москве». – «Хорошо. А детей в частных школах вы посчитали?» – «Конечно! Мы выделили». А куда деньги исчезли? Почему они не дошли? Это первый вопрос. И второй вопрос…

Анастасия Урнова: А есть ответ на него? Нет?

Амет Володарский: Вот пока не получаем, пока не можем получить ответа.

Михаил Мень: Нужно изучить эту методологию и понять, в чем проблема.

Амет Володарский: И мы не знаем. То есть 100 с чем-то тысяч рублей на каждого ребенка потерялись, хотя школы имеют государственную…

Анастасия Урнова: Это вообще огромные деньги.

Амет Володарский: В год. Хотя это государством аккредитованные школы. Это первый вопрос.

Второй вопрос – по поводу лучше или хуже. Да, подушевое финансирование, конечно, должно было привести к вопросу конкуренции. Но у нас тут же вмешалась и следующая реформа – так называемое улучшение ситуации с точки зрения эффективности образования. У нас начали школы объединять в огромные конгломераты.

Анастасия Урнова: В образовательные комплексы.

Амет Володарский: В образовательные комплексы, конгломераты. Я их называю «фабрики по выпуску читающей молодежи». Ну, хорошо, если они еще умеют читать. Раньше директор школ практически знал всех пофамильно, по именам. Ну, 500, 600, 700 человек в школе было. Сейчас это пять-шесть зданий, это два-три детских сада. И директор школы сегодня перестает быть педагогом, перестает быть человеком, как в том случае, когда коллега говорил про авторскую школу, а просто-напросто становится простым управленцем. И многие из них, кстати, метят в депутаты и так далее. Они про школу забывают.

Михаил Мень: Можно я дополню сразу? Дело в том, что у нас есть на будущий год, в предварительном плане стоит экспертно-аналитическое мероприятие, не контрольное, а экспертно-аналитическое мероприятие по нацпроекту «Образование». И я попробую подвязать это экспертно-аналитическое мероприятие к проверке.

Амет Володарский: Спасибо.

Михаил Мень: Но единственное, что Москва – немножко не показательный субъект, потому что Москва – это и субъект, и муниципалитет в одном лице. А проблемы возникают, именно когда региональные деньги, вы правильно говорили, спускаются на муниципальный уровень, там не хватает софинансирования муниципального – и все это начинает рассыпаться. Ну, хорошая мысль, мы обязательно постараемся в этом экспертно-аналитическом мероприятии посмотреть, дать оценку вот этой методологии. Может быть, что-то мы сможем подсказать нашим коллегам.

Анастасия Урнова: Максим, а мы понимаем, на что в первую очередь обычно не хватает денег? На учебники? На ремонт? На что? Как правило, что проваливается? На зарплату учителей?

Максим Дулинов: По зарплатам нельзя, потому что…

Анастасия Урнова: Ой, сейчас мы с вами поговорим про зарплаты.

Максим Дулинов: Да. По зарплатам нельзя, конечно, недофинансировать, и в том или ином виде эти деньги доводятся. Естественно, страдают в первую очередь учебные расходы, если мы говорим про те деньги, которые идут с регионального бюджета. Ну а ремонт и содержание имущества – это муниципальные деньги. И можно сказать, что изначально…

Анастасия Урнова: А вот тут как раз…

Максим Дулинов: В большинстве случаев они просто изначально просажены. И дальше муниципалитеты – особенно небольшие города, особенно села – они живут за счет трансфертов из регионального бюджета. И в этом смысле это тоже, конечно, региональные деньги, но у региона большое количество муниципальных образований, и они тоже идут по расчетам. И у нас регионы тоже, к сожалению, не в том состоянии, чтобы покрыть все эти расходы, ну, просто сразу изначально.

По поводу конкуренции единственная реплика. Ведь сначала мы ввели нормативно-подушевое финансирование именно с тем посылом, который вы обозначили. Затем мы ввели «крепостное право» для школьников – то есть привязка по месту жительства к обучению. Поэтому, естественно, те районы, которые более густонаселенные в городе, если мы берем большие города, естественно, школы, которые в них находятся, они получат больше учеников изначально, потому что вокруг них больше живет. И поэтому конкуренция устраивается на сегодняшний день между…

С одной стороны, это сняло скандал. Да, действительно очередей ночных с драками, с мордобоем не стало. Но, с другой стороны, у нас той самой конкуренции, к которой могло бы привести в том числе и введение нормативно-подушевого финансирования, ее нет. Она есть между небольшими, скажем так, группами родителей, наиболее мотивированных и заинтересованных. Хотя это дало толчок еще другому виду бизнеса – это сдача квартиры рядом с хорошей школой.

Анастасия Урнова: Тоже вариант. Андрей, при этом мы часто слышим о том, что школа сейчас получила такую некоторую финансовую свободу, мол: «Вы сами решаете, что вы покупаете. Вообще ваши деньги – сами и оперируйте ими». С другой стороны, я сейчас слушаю коллег – и получается, что есть конкретные статьи, они довольно жестко расписаны. А что тогда может директор? И решает ли что-то совет школы, которому тоже как бы придается большое значение сейчас?

Андрей Галиев: Совет школы, как очень многие общественные советы в нашей стране, где участие государства является определяющим, как мне представляется, носит такой достаточно церемониальный характер.

Что касается свободы или жесткого расписывания статей расходов, то есть и то, и другое. С одной стороны, подушевое финансирование прилетает практически одним куском. И в этом смысле требуют от директора больших талантов для того, чтобы этими «семью хлебами» накормить всех желающих. С другой стороны, есть, например, в соответствии с федеральным законом «Об образовании», обязанность государства обеспечить через школы, соответственно, и по всей вертикали бесплатными разными услугами учащихся, в частности должны быть бесплатные учебники и учебные пособия.

Но, наверное, самая популярная и скандальная история, которую мы сейчас слышим, – это когда родители начинают жаловаться на то, что школа заставляет их закупать учебные пособия. На учебники у школ денег хватает, на учебные пособия – нет.

Есть масса предметов, где без учебных пособий (например, рабочих тетрадей) в современной школе существовать сложно. Например, английский язык, любой иностранный язык, да? Ну, нужны они там. А у школы денег на это не хватает. Значит, что делает нормальный директор? Говорит родителям: «Ребята, вот у меня на учебники по английскому, – или по любому другому языку, – деньги есть, а на рабочие тетради их нет. С формальной точки зрения, конечно, я вам это должен обеспечить, но обеспечить я не могу, потому что у меня на это не хватает денег».

И дальше возникает очень интересная история. Если директор так сказал, ну, или учителя так сказали, то тогда следом может прийти прокуратура и возбудить дело о принуждении к оплате тех услуг, которые государство должно было предоставить, оплатить самостоятельно.

Анастасия Урнова: И узнать, почему нет денег.

Андрей Галиев: Да. А если директор просто молчит, и в школе просто нет этих пособий, то тогда как бы все вроде тихо, и можно жить дальше. Конечно, от этого страдает образовательный результат.

Амет Володарский: Это вопрос автономности. Вы знаете, мы к этому придем, может быть, не в этой пятилетке.

Анастасия Урнова: Ну, хоть в следующей.

Амет Володарский: Это вопрос автономности. Образовательным организациям в стране (мы, извините, в XXI веке живем, второе десятилетие заканчивается) нужно дать автономию, хотя бы: а) в вопросах использования денежных средств; b) методик; и с) выбора учебников. Поверьте, тогда по многим вещам вопрос будет снят, как, например, в Финляндии, в Сингапуре, в Великобритании и так далее.

Анастасия Урнова: Анна, вот смотрите…

Анна Вавилова: Я не могу в полной мере согласиться…

Амет Володарский: Ну, это мое мнение.

Анна Вавилова: Потому что, на мой взгляд, это вопрос в нехватке денежных средств. Скажем так, абстрактный директор был бы совершенно не против приобрести…

Амет Володарский: А вы мне объясните, почему английский язык нужно учить по учебнику Иванова/Петрова, а не по учебнику Кембриджского университета? Я имею в виду Иванова/Петрова, который защитился здесь.

Анна Вавилова: Я сомневаюсь, что существует хоть один директор, который, имея финансы на учебник Кембриджского университета…

Амет Володарский: Запрещено. Извините, ни один учебник Кембриджского университета…

Андрей Галиев: Как дополнительный – пожалуйста.

Амет Володарский: Ни один учебник Кембриджского университета не имеет грифа…

Анна Вавилова: Он должен, естественно, войти у нас в перечень.

Амет Володарский: Вот! Я про это и говорю. Это вопрос…

Анна Вавилова: Здесь у нас, во-первых, ключевой момент – это административный барьер включения в перечень. Но это не совсем вопрос финансирования.

Амет Володарский: Это вопрос автономности, это вопрос автономности.

Анна Вавилова: А здесь коллега говорил абсолютно верно про другую ситуацию. Просто нет денег. Есть что выбрать, но денег нет. Учебные пособия есть, их потенциально можно приобрести. И какая-то школа, у которой более хорошая ситуация с финансированием, их приобретает. А какая-то другая, которая, например, скажем так, не имеет такой финансовой обеспеченности, она их просто…

Анастасия Урнова: А вот смотрите. Мы узнали, что денег нет. На чем тогда школа начинает экономить, как правило?

Анна Вавилова: Как правило? Собственно говоря, коллеги на самом деле полностью обозначили то, что вообще никак нельзя…

Амет Володарский: Дополнительное образование. Экономят на дополнительном образовании, которое должно быть в рамках… Ну, это так называемая «вторая половина дня». Экономят на выездах. То есть экономят на всем – до зарплаты учителей.

Анастасия Урнова: Я просто почему задаю этот вопрос?

Андрей Галиев: Есть еще одна статья – коммунальные расходы.

Амет Володарский: Ну, коммунальные расходы, да.

Андрей Галиев: Вот зарплата и коммунальные расходы – это две статьи, по которым нельзя экономить.

Михаил Мень: Защищенные.

Андрей Галиев: В каком-то смысле защищенные, да.

Анастасия Урнова: Смотрите. Просто то, что вы говорите, идет вразрез с тем, что я читаю, когда смотрю отзывы учителей о том, что сейчас происходит в школах, читаю их открытые письма и так далее. Потому что учителя как раз таки говорят: либо сокращают количество учителей, либо увеличивают нагрузку на учителей. Ты должен работать не 18 часов, а 23, 38 или еще какое-то сверхнормативное количество. И это единственный способ получать ту зарплату, которая потом классно выглядит в ведомостях и отчетах.

Андрей Галиев: А здесь нет противоречия.

Амет Володарский: Конечно.

Андрей Галиев: Экономить на этом нельзя, но… Нет человека – нет и проблемы. Ну, тот фонд заработной платы, который был, он распределяется на меньшее число людей. Соответственно…

Анастасия Урнова: Ну, просто тогда мы с вами занимаемся некоторой словесной эквилибристикой, я прошу прощения, потому что по факту получается, что именно на учителях… Как мне скромно кажется, учитель все-таки важнее, чем наличие бассейна в школе, а экономят-то в итоге на нем. Или нет? Кстати, недавно, в 2017 году, РАНХиГС проводил исследование, он спрашивал у учителей, довольны ли они или недовольны своей зарплатой. Вы сейчас увидите результаты этого исследования. Ну, они не утешающие. Выходит, что более 60% из них своей зарплатой недовольны.

Возникает логичный вопрос: как в ситуации, когда полностью устраивает зарплата 12% от всех учителей России, нам дальше на полном серьезе рассуждать про цифровую экономику, выбор учебников и так далее?

Амет Володарский: И Майские указы.

Анастасия Урнова: И Майские указы. Причем тут два вопроса. Действительно ли зарплаты низкие? Почему они не такие, как хочется? А тут еще говорят, что эта цифра подросла по сравнению с 2016 годом, потому что это все-таки было перед выборами, и 2018 год – год отчетности по Майским указам. В общем, всем там так или иначе доплатили. В общем, действительно отчетность улучшилась. Вот как с этим быть? На кого рассчитывать-то?

Максим Дулинов: Ну, вопрос… Исследование проводилось – устраивают/не устраивают, а не низкие или высокие.

Анастасия Урнова: Нет, устраивают/не устраивают, конечно. Я и спрашиваю: может быть, они отличные?

Максим Дулинов: Нет, там на самом деле в результатах этих исследований, которые…

Михаил Мень: Я перебью. Знаете, как говорят: «Зарплата у меня хорошая, но маленькая».

Максим Дулинов: Да.

Анастасия Урнова: Слушайте, я могу конкретные цифры привести. Зачем далеко ходить?

Амет Володарский: Нет, мы все эти цифры знаем, конечно. Вопрос другой – вопрос в пирамиде Маслоу.

Анастасия Урнова: В Дагестане средняя зарплата – 17 500, например. А в Ямало-Ненецком автономном округе – 83 тысячи, например. Ну, я думаю, там и цена жизни другая.

Максим Дулинов: Вот этим во многом и определяется.

Амет Володарский: Конечно.

Максим Дулинов: Мы просто должны понимать, что когда мы говорим о зарплатах учителей, они все-таки у нас нормативно привязаны к средней по тому региону, в котором они работают. Опускаем вопрос про справедливость, да? Такой закон есть. Я просто почему говорю, что опускаем вопрос про справедливость? Потому что это уже тогда немножко другая история.

Если смотреть, устраивают или не устраивают, то там ведь еще много накладывается слоев – та же самая нагрузка. То есть зарплата может быть достаточно высокой, в том числе относительно средней по России, но, действительно, за счет повышения нагрузки, за счет неудовлетворенности общими условиями работы учителя, вплоть до отсутствия учебного оборудования или еще чего-то. Вот это недовольство оплатой труда. То есть она не компенсирует те издержки, которые учителю приходится каждодневно нести.

Анастасия Урнова: Ну а сколько сегодня приходится работать по факту часов учителю, чтобы получать (ну, давайте я так выражусь) достойную зарплату?

Андрей Галиев: Боюсь, что нисколько. Понятие «достойная зарплата» очень…

Анастасия Урнова: Ну хорошо. Они говорят: «Если я буду работать 18 часов, я буду получать, – не знаю, – 15 тысяч рублей. На эти деньги жить нельзя. Я работаю 23, 38». Учитель выгорает.

Андрей Галиев: Выгорает, так и происходит.

Амет Володарский: Кстати, недовольство дальше, со следующего года будет увеличиваться, потому что… Вы же знаете эту проблему о том, что в школах теперь нельзя будет работать лицам, не имеющим педагогического образования?

Андрей Галиев: Совершенно верно.

Амет Володарский: А очень много людей, сотрудников, бывших сотрудников научно-исследовательских институтов, кандидатов наук, не имея педагогического образования…

Анастасия Урнова: В общем, физик-математик.

Амет Володарский: Физик-математик преподает в школе, не имея педагогического образования. Вы представляете, что такое для нашей страны вот такие нормативы? Ну, это…

Анастасия Урнова: Страшно. Пожалуйста, Андрей.

Андрей Галиев: Смотрите. Точного ответа на ваш вопрос нет, потому что очень разные территории, очень разное подушевое финансирование. Какие мы только что регионы вспомнили? Ямало-Ненецкий?

Анастасия Урнова: Да.

Андрей Галиев: Вот такой регион, с точки зрения бюджетной обеспеченности в целом. То есть – сравните. Один очень умный человек (к сожалению, формулировка не моя) сказал: «Управление Россией – это управление пространством разнообразия». Вот у нас до сих пор, к сожалению получается, что у нас такая большая государственная машина, столько людей в нее вовлечено, у нас довольно много населения, а вот заставить это работать эффективно, считывая сигналы, учитывая то, что происходит непосредственно на земле, в конкретном поселке, у нас не очень получается. Не исключено, что…

Более того, с информационной точки зрения. Мы же, смотрите, все время оперируем некими средними показателями. Средние показатели – это ни о чем. Ну, для меня средний показатель носит малоинформативный и совсем не операционный характер. Если мы хотим где-то что-то поправить, где что-то происходит плохо – значит, мы должны не по среднему смотреть, а по минимальному, ровно по той ситуации, которая там происходит. И действительно, масштаб проблемы колоссален, потому что…

Ну, простой пример. Мы с гордостью сейчас говорим о том, что мы по начальной школе и по тестам PIRLS практически впереди планеты всей. Несколько лет внедряли – внедрили. Учителя были еще достаточно расположены для того, чтобы подготовиться самим и встретить детей. У нас это дело получилось.

В общей школе не получилось, потому что при внедрении новых стандартов (а они очень хорошие на самом деле, они очень гибкие, они очень много всего позволяют) нужно было бы теоретически организовать интенсив по подготовке учителей, которые дальше будут работать с детьми. Этого не произошло. Под это, по идее, должна была быть заточена просто отдельная госпрограмма переподготовки учителей.

Анастасия Урнова: Но ее нет?

Андрей Галиев: Но ее нет. Судя по всему…

Амет Володарский: Но и времени нет на переподготовку.

Анастасия Урнова: Получается, что у учителей денег на самостоятельное обучение тоже нет, потому что они перегружены в школе.

Андрей Галиев: У них есть обязанность – раз в пять лет проходить.

Максим Дулинов: Есть право раз в три года проходить повышение квалификации. По поводу PIRLS…

Анастасия Урнова: И может быть, даже получать за это надбавку.

Максим Дулинов: Ну, это уже как система оплаты труда в школе установлена. По поводу PIRLS на самом деле. Мы первые и вторые места занимали еще в исследованиях до введения нового стандарта. То есть на самом деле здесь не только стандарт сыграл свою роль в том, что мы показали такие… Два предыдущих исследования – тоже были на первых местах, первое и второе.

Амет Володарский: Но это не только заслуга школ.

Максим Дулинов: Нет-нет-нет, я хочу сказать про другое.

Амет Володарский: Это родители. Это ментальность

Максим Дулинов: Это родители, потому что родители еще в этом возрасте следят за детьми.

Амет Володарский: Конечно. Это дополнительное образование, это ментальность родителей.

Максим Дулинов: Учителя активно работают…

Анастасия Урнова: Разрешите вернусь просто к бренному, потому что у нас остается уже совсем мало времени. Денег не хватает. Давайте подумаем, откуда их еще можно брать. На ум вот так неожиданно вдруг приходит государственно-частное партнерство.

Амет Володарский: Вот как раз хотел вам сказать. С языка сняли!

Анастасия Урнова: Каковы перспективы у этого? И вообще в России уже есть какие-то хорошие примеры?

Амет Володарский: Никто… Вот я как омбудсмен в сфере образования, сейчас это новая такая институция появилась. Никто сегодня в России напрямую не может дать ответ: что такое частно-государственное партнерство?

Анастасия Урнова: Закон 2016 года есть.

Амет Володарский: Закон есть. Закон «Об образовании», новый закон. С 92-го года закон не менялся. Никто! Вот как раз мы и хотим задать вопрос. Давайте мы к этому частно-государственному партнерству приделаем дополнительную нормативную базу, чтобы мы с вами понимали, что это такое: либо это просто распилка некоторых (извините, не при Счетной палате будет сказано) средств…

Анастасия Урнова: Как раз при Счетной палате!

Амет Володарский: Да. Либо это все-таки реальная ситуация.

Анастасия Урнова: Мне кажется, Андрей знает ответ на этот вопрос.

Амет Володарский: Я хочу сказать, что у нас есть очень хорошие и позитивные примеры по частно-государственному партнерству – по Прибалтике, опять-таки скандинавские страны, по Европе. Пока это только выделение некоторых средств, куда государство дает под какие-то частные проекты.

Анастасия Урнова: Андрей, а что в России?

Андрей Галиев: Смотрите. У нас действительно очень мало примеров ГЧП. В основном это даже не ГЧП, а концессионные договора по строительству новых школ в разных местах.

Амет Володарский: Не более того.

Андрей Галиев: Это довольно простая… То есть это очень сложная и очень капиталоемкая, но по сути простая история, когда есть частный партнер, который говорит: «Я вам построю», – и есть муниципалитет или регион, который говорит: «Да. А я тебе верну потом деньги, на которые ты построишь», – и, как правило, банк, который финансирует всю эту историю. В принципе, история начинает набирать обороты. И это очень хорошо, потому что дальше мы можем в какой-то момент прийти к поискам ответа на вопрос: а зачем нам это нужно? Только для того, чтобы обеспечить школьников новыми учебными местами? Хорошо, но мало. Нам был неплохо было добиться каких-то определенных образовательных результатов. А вот эта существующая нормативная база для того, чтобы…

Анна Вавилова: Не позволяет.

Андрей Галиев: …привязать образовательный результат, который достигается в школе в рамках ГЧП, с собственно режимом ГЧП, пока не позволяет. Мы над этим со своей стороны работаем. Мы даже как корпорация «Русский учебник» заключили соответствующее соглашение со Сбербанком, с тем чтобы расширить потенциал его коробочного решения по концессии до учета дальнейших образовательных результатов. Есть, слава богу, есть определенные окологосударственные и государственные институты, в том числе институты развития, которые начинают думать в эту сторону. В том числе есть попытка осмыслить использование SIB (social impact bond) для решения…

Анастасия Урнова: Давайте по-русски, понятно.

Андрей Галиев: Проекты общественной значимости. Термин придумали, если я правильно помню, в Великобритании, когда в каком-то конкретном муниципалитете нужно было решить проблему очень конкретную – с рецидивностью людей, которые возвращаются из мест лишения свободы в этот муниципалитет. Полиция пыталась решать, мэр как-то пытался решать – ничего не получалось. Нашлась структура… В их случае это была НКО, но здесь разница небольшая. У нас система НКО не очень развита, и нам, к сожалению, нужно скорее на бизнес ориентироваться в этом смысле. Им сказали: «Решите?» – «Решим». И они решили эту проблему.

Вот теперь и у нас мы сейчас пробуем приспособить эту систему к решению конкретных задач в сфере образования. Это может быть повышение образовательного результата, который у нас сейчас меряется, как ОГЭ и ЕГЭ. Ну, другого измерения у нас нет. И здесь очень важно разработать нормативную базу, а в случае с SIB – создать эту нормативную базу, потому что, извините… Вот частный инвестор пришел, взял на себя обязательства, долгие деньги, долгий срок окупаемости.

Амет Володарский: И никаких гарантий.

Андрей Галиев: Очень сложно. Ему государство готово предоставить то, что у нас называется дедушкиной оговоркой? Дедушкина оговорка – это обязательство государства не ухудшать правила инвестиционной деятельности. Да? А как это может быть? А что это может быть? Мы подошли к этому снаряду. И я очень сильно надеюсь, что в какое-нибудь ближайшее время сделаем это.

Анастасия Урнова: Пожалуйста.

Михаил Мень: Это очень важно – вот то, чего вы коснулись сейчас. Это инфраструктурная ипотека в социальную сферу. Сегодня в Правительстве, насколько я знаю, в Министерстве экономического развития идет активная работа по инфраструктурной ипотеке. И здесь есть один подводный камень, который нужно очень четко понимать: если частный инвестор приходит, поэтапно с ним потом субъект Российской Федерации или муниципалитет рассчитывается.

Но мой опыт работы на земле показывает то, что, как правило, эти предложения менее выгодны, чем просто коммерческий кредит в банке. Вот здесь это все должно быть четко рассчитано. Но за этим, безусловно… ну, не все будущее образования, понятно, но сегмент определенный очень может быть. Помимо этого, мне кажется, в определенном сетевом образовании старшеклассников тоже элемент ГЧП может присутствовать.

Анастасия Урнова: Андрей, у вас есть ответ, как сделать это привлекательным?

Андрей Галиев: Нет, дело в следующем. Во всех существующих нормативных вариантах и в том, что я называл SIB, до сих пор нет привязки к образовательному результату. Как только возникает привязка к образовательному результату и вознаграждение частного участника этого партнерства начинает зависеть от этого образовательного результата, пропадает история с коммерческим…

Анастасия Урнова: А это вознаграждение получает от государства, да?

Андрей Галиев: Совершенно верно. Пропадает коммерческая… то есть не пропадает, а она получает другое наполнение, которое не обеспечит просто коммерческий кредит.

Михаил Мень: Конечно.

Амет Володарский: Вот смотрите. Помимо такого прямо, частно-государственное партнерство – ведь это не только инвестиции, а это еще и вопрос программы, это еще интеллект. Я просто считаю, что нужно еще обратить внимание… В этом году будет практически 30-летие частного образования в России. И надо протянуть ему руку.

Анастасия Урнова: Спасибо большое. Что же, к сожалению, у нас уже закончилось время. Сегодня говорили о финансировании школ. Да, по всей видимости, эксперты сходятся во мнении, что денег сегодня не хватает, но тем не менее есть идеи, есть решения, откуда взять деньги. Будем надеяться, что все получится.

Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Оставайтесь на Общественном телевидении России.

О финансировании школ и распределении ими бюджетных денег