Число безработных выпускников вузов за последний год выросло почти в два раза. В среднем 30% выпускников вузов, нашедших доходное занятие, работают не по профессии. Не работают по профилю от 40 до 60% выпускников, получивших такие специальности, как технология продовольственных продуктов, металлургия и машиностроение, сельское и рыбное хозяйство. В итоге государство тратит средства не только на обучение специалистов, если оно происходит на бюджетной основе, но и на их переподготовку. При этом едва ли не все отрасли экономики в России нуждаются в трудовых ресурсах. Чем объяснить рост безработицы среди выпускников?  Почему работодатели неохотно берут молодых специалистов? Только ли отсутствие опыта является определяющим фактором? Насколько качество современного высшего и профессионального образования соответствует запросам рынка? Удовлетворяет ли существующая система образования потребностям государства и как государство может и должно влиять на подготовку специалистов для отраслей народного хозяйства? Что можно и нужно изменить в системе подготовки молодых специалистов? Должно ли государство содействовать трудоустройству выпускников или же будущие студенты обязаны более ответственно подходить к выбору своей специализации и кто или что может им в этом помочь? "Изучай все не из тщеславия, а ради практической пользы". Георг Лихтенберг. Николай Матвеев: Здравствуйте! Это дискуссионная площадка "ПРАВ!ДА?" на Общественной телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня: Четверть всех безработных в стране – недавние выпускники вузов. Около 30% бывших студентов не могут найти работу по своей специальности. Насколько высшее и среднее специальное образование соответствуют запросам российского рынка труда? Николай Матвеев: По данным ВЦИОМ, 90 из 100 опрошенных работодателей недовольны качеством образования выпускников высших учебных заведений. Да собственно и сами выпускники не особо его жалуют: 56% опрошенных высказались примерно так же, как 90% работодателей. Причем эксперты называют главную причину – уровень компетенций в крупных корпорациях и вообще в компаниях, которые являются работодателями выпускников вузов, намного выше, чем уровень компетенций самих вузов. Насколько это правда и можно ли что-то с этим сделать – сегодня мы и выясняем в программе. Сергей Константинович, как вы считаете, соответствует ли уровень выпускников высших учебных заведений в России тем запросам, которые выдвигает рынок? Сергей Комков: Этого не знает никто, потому что это никто не изучал. Вы знаете, у нас сложилась парадоксальная ситуация в России за последние 25–30 лет. Мы же практически упустили этот вопрос. Потому что когда мы имели в Советском Союзе такую структуру, как Госплан, она занималась изучением рынка труда. Мы ее очень здорово ругали, эту структуру, говорили, что все у нас зарегламентировано, все у нас расписано, все у нас запланировано заранее на десятилетия вперед. И многие сторонники рыночной экономики говорили: "Это неправильно. Все должен регламентировать рынок". И Госплан был в первую очередь разрушен и уничтожен. И сегодня мы имеем то, что мы имеем. У нас сегодня рынок регламентирует. Что он нарегламентировал? Вот вы нам показали. Поэтому никто не знает, сколько нужно сегодня специалистов, каких специалистов, куда. Все готовят этих специалистов наобум. Система высшего образования не знает, что она готовит и для кого она готовит. И поэтому сегодня наш выпускник школы, который идет потом учиться в высшее учебное заведение, он идет, не понимая, что он дальше будет иметь. Он просто идет получать диплом – "корочку" о высшем образовании, не более того. Николай Матвеев: Амет Александрович, тот же самый к вам вопрос. Как вы считаете, уровень компетенций выпуска вуза соответствует уровню компетенций, которые выставляет работодатель чаще всего в России? Амет Володарский: Вы понимаете, на самом деле это проблема не нашего времени. Эта проблема всегда была, потому что образование никогда не поспевает за потребностями общества. Невозможно пятилетний-шестилетний курс в вузе резко, за одно мгновение изменить, развернуть под те требования, которые есть в обществе. Общество и прогресс… Конечно, образование должно быть во многом впереди прогресса и частью прогресса, но чаще всего, когда мы говорим о развитии промышленности, о развитии науки, о развитии общественной жизни, то образование только… Представьте себе, что нужны, допустим, обществу срочно какие-то программные технологии, технологии в области информации и так далее. И только вузы перестроились и написали учебный план под подготовку таких сотрудников в будущем – как уже такие сотрудники не нужны, потому что они морально фактически устарели. Понимаете? То есть речь идет о чем? О том, что ругать вузы за то, что они не успевают за обществом, нельзя. Другой вопрос – для вузов нужно дать больше свободы, чтобы благодаря своим спецкурсам вот этот разворот можно было сделать максимально быстрым. Павел Кудюкин: Я бы тут добавил маленькую реплику. Николай Матвеев: Да, пожалуйста. Павел Кудюкин: В советские годы было то же самое. Вспомним Райкина: "Забудьте все то, чему вас учили в вузе". Николай Матвеев: Вот что добавляют работодатели, опрошенные ВЦИОМ (это цитата): "Дают слишком широкий спектр знаний в вузах, но никакой специализации". Вы согласны с этим? Елена Булкина: Можно сказать, что да. Другой вопрос, что, по-моему, мы сейчас говорим о разных каких-то вещах. Есть понятие "компетенции", и они вырабатываются в процессе реальной работы. И есть понятие "фундаментальное образование", которое дает вуз. Собственно говоря, вуз должен давать фундаментальное образование и учить находить знания самостоятельно. Сергей Комков: Никто не знает, сколько нужно сегодня специалистов, каких специалистов, куда. Все готовят этих специалистов наобум. Система высшего образования не знает, что она готовит и для кого она готовит. И поэтому сегодня наш выпускник школы, который идет потом учиться в высшее учебное заведение, он идет, не понимая, что он дальше будет иметь. Он просто идет получать диплом – "корочку" о высшем образовании, не более того.  Николай Матвеев: Простите, я понимаю, что этот тезис имеет место, когда наука фундаментальная. А когда наука – не наука, а какая-то прикладная деятельность? Отнесу к ней свою деятельность – журналистскую. Я вообще против высшего образования журналистского в принципе. Мои коллеги со мной не согласны. Я считаю, что это абсолютно прикладная профессия, и мало-мальски грамотный и умный человек может ей обучиться. Елена Булкина: Ну хорошо, давайте так. Есть понятие "искусство", а есть понятие "ремесло", правильно? Если мы говорим об искусстве, то искусством никогда не владеет выпускник. Искусством владеет человек, который имеет огромную экспертизу. То есть сначала он получает какое-то фундаментальное образование, затем он учится ремеслу, затем он получает компетенции, затем у него есть экспертиза. И только затем мы можем говорить, что избранные – далеко не все – могут, я не знаю, как-то обладать уже тем статусом, который мы называем "искусство в профессии". Вот как-то так. Николай Матвеев: Алексей, а вы как считаете? Можно обвинять вузы в том, что они готовят – ну, условно говоря, в кавычках – "не востребованных работодателями специалистов"? Алексей Казак: Я думаю, что в тех условиях, когда мы на протяжении всех последних лет просто уничтожали наше образование, в том числе высшее, уничтожали и давили вузы, преподавателей сокращали, увеличивали нагрузку и так далее, то надо вообще сказать "спасибо" за то, что хотя бы какие-то вузы у нас остались, и все еще мы продолжаем плыть по течению. Я считаю, что проблема коренится в структуре нашей экономики, а точнее – в отсутствии нашей экономики. Поскольку у нас все отталкивается от нефти и газа, если высокая цена, то у нас все хорошо, а если у нас цена низкая, то у нас плохо. И в основном все думают только об этой проблеме – как эту цену поднять и так далее. И мало кого заботит, какие у нас специалисты – грамотные или неграмотные учителя, врачи и так далее. И вообще у нас как? Ну, я так выражусь: мы, наверное, сошли с ума, потому что у нас самые уважаемые во всем мире профессии – учитель, врач, ученый, – они зарабатывают копейки, живут на нищенские зарплаты. А вот те, которые, как говорится, "торговцы воздухом" – всякие сотрудники банковской сферы и так далее, – они зарабатывают огромные деньги. И встает вопрос: а нужны ли вообще эти специалисты? Мы сейчас говорим: "А вот специалисты…" Проще получить любой абсолютно диплом и пойти работать в банк или торговать чем-то. Понимаете? Поэтому проблем много у нас, к сожалению, из-за этого. Николай Матвеев: Подождите, исходя из этой логики, правильно ли я понимаю: если нет денег – значит, и качество образования намного хуже становится? Преподаватель, который не получает столько, сколько получают, например, в европейском вузе, приходит с унынием в душе и начинает учить хуже, и не готовит его к жизни? Павел Кудюкин: Дело не в этом. Николай Матвеев: А в чем? Павел Кудюкин: Можно мне как представителю профсоюза, объединяющего прежде всего вузовских преподавателей… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Пожалуйста. Павел Кудюкин: Вот мало денег. Дело не только в том, что у преподавателя низкая зарплата. Дело еще в том, что преподавателей сокращают, а оставшимся увеличивают нагрузку, заставляют читать все больше и больше курсов, в том числе… Николай Матвеев: Отчитываться за них, да? Павел Кудюкин: Да. В том числе и те, которые он раньше не читал, к которым ему нужно готовиться, а времени нет. Заставляют его преподавать в нескольких вузах, чтобы добирать хоть какой-то уровень дохода приличный. Алексей Казак: В чем же вы тогда со мной не согласны? Павел Кудюкин: Я-то как раз согласен. Я вас дополняю. Алексей Казак: Вот, правильно. Елена Булкина: Подождите минуточку. Собственно говоря, у нас вроде рабовладельческого права нет. Не нравится профессия, слишком большая нагрузка, слишком маленькая зарплата? Можно же уйти в другую профессию. Павел Кудюкин: Это логика Дмитрия Анатольевича. Алексей Казак: Это вы повторяете слова Дмитрия Анатольевича Медведева: "Идите все в бизнес". Николай Матвеев: "Идите в бизнес". Алексей Казак: Рассказываю. Я тоже как представитель… Елена Булкина: Почему в бизнес? Я не повторяю слова Дмитрия Анатольевича, я просто следую обычной логике человеческой. Алексей Казак: Нет, это не есть логика, а это уничтожение просто страны – то, о чем вы говорите. Павел Кудюкин: Ну, не будет образования. Николай Матвеев: Это очень важная тема, я обещаю вам, что мы к ней обязательно вернемся. Все-таки я хочу понять… Татьяна, вы скажите мне, пожалуйста, надо ли вузы-то обвинять в том, что что-то у них не получается? Если исходить из того, что у преподавателя мало денег, государство мало вливает вообще в принципе на образование… Ну, что-то же студенты там делают? Приходят на работу, а им говорят: "Ребята, то, чему вас учили, в принципе, сейчас не нужно. Вот учитесь новому ремеслу". Почему бы то время не занимать на дельные вещи? Татьяна Четвернина: Вы знаете, я бы на самом деле вернулась к вопросу по компетенциям и образованию. Мне кажется, что вообще это вещи не совсем совместимые. И предъявлять претензии к вузу, что они не предоставляют компетенций, – я соглашусь с коллегами, что это абсолютно неправомерно. Во-вторых, когда мы говорим о вузах, давайте мы все-таки поговорим, может быть, о каких-то конкретных вузах, потому что пока разговор очень абстрактно идет. Николай Матвеев: А мы об этом поговорим. У меня есть небольшая справка, я ее подготовил, чтобы не быть голословным. Есть конкретное исследование: в чем работодатели обвиняют вузы, каких навыков нет у их выпускников, которые были бы востребованы сейчас, в XXI веке? Давайте посмотрим эту справку. Внимание на экран. По данным исследования консалтинговой компании BCG и Всемирного экономического форума, азиатские страны лидируют по уровню развития у учащихся так называемых "навыков XXI века". Это в первую очередь креативность, критическое мышление и командная работа. Однако сюда входят и умения, востребованные в XX веке: читательская или математическая грамотность и любознательность. Практически по всем пунктам лидеры – Шанхай и Сингапур. Но, к примеру, Финляндия на первом месте по способности студентов понимать, анализировать и применять гуманитарные знания. Хорошие результаты у Гонконга, Японии и Южной Кореи. Вьетнам – в первой трети списка, а Россия – где-то в середине. Хотя еще 10 лет назад, отмечают эксперты, опрошенные газетой "Коммерсантъ", Вьетнам считал российских менеджеров примером для подражания. Они не исключают, что через 10–15 лет мы поменяемся местами. Аналитики BCG опросили крупнейших работодателей страны. Большинство из них недовольны вузовским образованием. У выпускников, говорят они, нет необходимых навыков, компетенций, личностных качеств. Компании вынуждены тратить годы на их обучение либо организовывать рабочий процесс примитивным образом. Как следствие – низкая производительность труда – самое больное место российской экономики. Менеджеры компаний отметили, что людей невозможно организовать в многофункциональные группы, нужно чуть ли не 10 лет на обучение этому навыку. Конкурентоспособность такой компании на глобальном рынке низка. Ученые настаивают на изменении подходов к образованию в первую очередь в школе, советуют проводить больше групповых занятий, оценивать ученика не за зубрежку, а за нестандартные выводы. С развитием технологий, поясняют они, во времена, когда гаджеты есть у 80% школьников, ценность опыта и знаний учителя уходит на второй план. Чтобы быть эффективным, он должен превратиться из гуру в навигатора, коуча. И это в неменьшей степени применимо и к вузам, заключают эксперты. Николай Матвеев: Татьяна, исходя из того, что мы услышали… Есть некое "дыхание времени", время запрашивает определенные навыки. Есть высшая школа, которая, помимо знаний, должна чему-то еще научить, как совершать эти шажочки – не только объяснить, что можно ходить, но еще и научить ходить чуть-чуть. И работодатели как раз жалуются на то, что человек ходить-то не умеет, но знает, как это делать теоретически. Татьяна Четвернина: Я бы с этим полностью не согласилась. Мне кажется, что задача университета – не просто давать знания, а давать умение управлять этими знаниями, осваивать огромное количество материала, уметь работать в команде. Это как бы те вещи, те навыки, которые предоставляет университет. И поэтому, если судить, допустим, про наши университеты, то у нас таких проблем особых нет, потому что выпускники востребованы. Кстати говоря, работодатели говорят, что они востребованы уже на входе – просто потому, что качество их школьной подготовки уже таково. И мне лично сами работодатели говорили, поскольку я занималась в Центре развития карьеры, они говорили: "Ваших уже первокурсников мы можем готовых взять к себе на работу, потому что талантливых научить адаптироваться к потребностям намного проще, чем даже выпускников". Поэтому их испортить нельзя на входе. Что касается того, что на выходе. У нас порядка 87% выпускников имеют работу, оплачиваемую занятость, причем оплачиваемую занятость в форме трудового контракта, нормального трудового контракта. Алексей Казак: Но не факт, что по той специальности, которой их учили. И это проблема. Татьяна Четвернина: Вы знаете, это не проблема. Я не вижу в этом проблемы. Я соглашусь с нашим ведущим… Алексей Казак: А смысл тогда государству бюджетное место финансировать по этой специальности, чтобы он беляшами торговал? Амет Володарский: Я хочу отметить высокое качество этого опроса, потому что, куда ни придешь, просто огульно хают вузовских выпускников работодатели. Пришли, и вот эта фраза: "Забудьте все, что в вузе говорили". Мне понравилось, что здесь наконец оформили… Николай Матвеев: Сформулировали. Амет Володарский: …сформулировали претензию: креативность, thinking skills, как говорят англичане. Это целый курс такой – критическое мышление. Николай Матвеев: Критическое мышление. Амет Володарский: И кстати, для журналистики это в первую очередь я бы давал, даже на первом курсе, и до пятого. И работа в команде. Вот три основных постулата: креативность, работа в команде и thinking skills. А я бы еще добавил lifelong learning, то есть постоянную учебу. У нас есть в ментальности проблема одна. Мы заканчиваем школу – и мы ставим некую галочку: "Ага, мы взрослые, поэтому нам не нужно пить молоко, не нужно вовремя ложиться спать". Мы заканчиваем вуз – и мы считаем: "Все, мы юристы, мы экономисты или химики. Нам больше учиться не нужно". Николай Матвеев: А как же наше родненькое: "Учиться, учиться и учиться", "Век живи – век учись"? Амет Володарский: К сожалению, все, что у нас становится лозунгом, не выполняется. Поэтому если мы в ментальность свою, причем с детского сада, вобьем, что нет понятия "стоп"… Ты хочешь быть химиком? Ты учишься всю жизнь. Ты хочешь быть медиком, эндокринологом и так далее? Тебе недостаточно получить одного сертификата и диплома – ты учишься всю жизнь. То же самое. Я бы добавил, помимо этих трех вещей, четвертую вещь – lifelong learning. И действительно, к сожалению, не все наши вузы ввиду устаревших учебных планов и программ успевают это делать. Однако сейчас появились учебные планы, стандарты "3+", которые в принципе… Ведь это же революционная ситуация. Я помню, как мы в 90-е годы делали учебные планы по мировой экономике и так далее. Мы боялись сделать какую-то свою вариативную часть, добавить туда иностранный язык – допустим, экономику на английском – не дай бог, Министерство образования отнимет лицензию! Ребята, сейчас этого нет. Сейчас в вариативной части (есть некий базисный предмет, а есть еще вариативная часть) вы можете это создать. Вопрос в том, что, к сожалению, не все ректоры и не все ученые советы еще приняли это в качестве нормы. Они опять ждут манны небесной, что им спустят учебный план. Поэтому я и говорю: ребята, не ждите, а делайте свой учебный план. Николай Матвеев: Сергей Константинович, мы только начали разговор о Высшей школе экономики. Понятно, это мощный вуз, он в первой десятке вообще вузов страны. Но Дворкович недавно сказал, что из 300 вузов, которые имеются в России, максимум 40–50 могут готовить специалистов, затребованных рынком, а остальные, насколько я понял из слов вице-премьера, работают неэффективно. Как вы считаете – почему? Сергей Комков: Вы знаете, я не буду ничего говорить о Высшей школе экономики. Я знаю, как и для чего создавалось это учебное заведение. Это была специально созданная площадка для внедрения западных технологий в российскую систему образования – для того чтобы сломать традиционную классическую российскую систему образования и внедрить сюда американские стандарты, для того чтобы мы фактически потихонечку превращались в резервную территорию США. Я не разделяю вашего восхищения этими исследованиями. Вы знаете, превращение учителя в некоего такого сопроводителя, знаете, некоего проводничка рядом с гаджетами… Это слово "гаджет" мне вообще не нравится, честно говоря, как русскому человеку. Учитель есть учитель. И роль учителя не надо принижать. Учитель – это не некое приложение к тому, что вы называете этим словом гадким. Николай Матвеев: Давайте я поясню, пожалуйста… Сергей Комков: Нет, не надо. Николай Матвеев: Давайте я поясню. Вы просто в оборот берете то, что подготовил лично я, вы цитируете меня. Давайте я все-таки поясню, чтобы мы не заблуждались. Что делает учитель сейчас? Он говорит: "Я знаю". А ученик ему отвечает: "Я уже это знаю. Ну, я знаю вот это, вот это и вот это". А учитель что должен сделать? Он должен сказать: "Вот это правильно, а это неправильно". Он должен его привести к чему-то. Что в этом плохого? Объясните мне. Объясните, что плохо? Сергей Комков: Давайте так. Мы роль учителя сегодня опустили до самого нижнего предела. Учитель должен быть учителем. Точно так же, как преподаватель вузовский должен быть преподавателем. Это должна быть фигура, это должна быть личность, это должен быть специалист высшей категории, а не некоторый придаток к этому самому гаджету. Елена Булкина: А откуда вы их возьмете, скажите, пожалуйста? А где же вы возьмете этих преподавателей, если они сами не учатся, сами не проходят вперед? Амет Володарский: Так кто же спорит? Я не понял… Николай Матвеев: Давайте по одному, пожалуйста! Никто не спорит. Алексей Казак: Потребителя образовательных услуг можно здесь обозначить? У нас все внедряется насильным образом… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. У нас можно все. Я хочу примирить. Я так понял, что мы, в принципе, не спорим. Амет Володарский: Кто против хорошего учителя? Николай Матвеев: Мы говорим примерно об одном же, но только немножко с разных ракурсов. Пожалуйста, позиция студенчества… Сергей Комков: Мы здесь даже с вами, понимаете, опять используем исследование BCG. А почему-то никто не попробовал заказать… Николай Матвеев: Вы же сами сказали, что у нас нет исследований. Сергей Комков: А почему мы не проводим свои собственные российские исследования? Елена Булкина: А вы будете их спонсировать лично? Сергей Комков: Что? Елена Булкина: Вы лично будете спонсировать? Сергей Комков: А у нас есть Российская академия наук. Елена Булкина: А у нее денег нет. Сергей Комков: Почему ей никто не заказывает исследования? Елена Булкина: Нет денег. Сергей Комков: Почему? Алексей Казак: Я могу начать? Сергей Комков: У нас есть ФАНО, на котором пора бы уже "сыграть". Николай Матвеев: Сергей Константинович, можно я предоставлю слово? Сергей Комков: И пора бы заказать им исследования, которые нам нужны. Николай Матвеев: Пожалуйста. Алексей Казак: Спасибо. Наконец здесь услышат потребителей услуги. А то у нас так, в принципе, принято. У нас и вузы объединяют, не спрашивают студентов. Сергей Комков: Спросите студентов, да, нужно ли им объединяться вузами. Алексей Казак: Где-то наверху собрались большие и умные деятели и за студентов все решают: где им учиться, где вуз престижный, где эффективный, а где нет. А тех, кто там учится и платит за это деньги собственные, их никогда не спрашивают. Так вот, я все-таки бы вернулся туда – о чем говорила коллега и с чего я начал. Сегодня образовательный процесс… Не во всех вузах, действительно! Я отмечу, что сегодня Высшая школа экономики круче всех. У них самые лучшие условия, преподаватели, аудитории. В принципе, все к этому и шло – что все остальные действительно упадут вниз, что конкурировать не смогут. У них самые высокие ЕГЭ несут, у них там лучшие… Николай Матвеев: Хорошо. В чем суть претензии? Алексей Казак: Это о чем? Неравные условия. Вот вы говорите, что один вуз такой, а другой такой. Неравные условия. Одному дают, не знаю, 100 миллиардов финансирования, а этому – миллиард. Естественно, как вы будете с них спрашивать… Амет Володарский: А другой закрывают. Николай Матвеев: Подождите! Неравные условия, хорошо… Алексей Казак: Неравные. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. Я выпускник, у меня 100 баллов… Амет Володарский: Ну, это не суть проблемы. Вот то, что вы сказали – это две разные проблемы. Николай Матвеев: Секундочку! Амет Володарский: Действительно, одни вузы закрывают, а другим дают все. Николай Матвеев: Амет Александрович, секундочку. Я выпускник, я набрал 100 баллов, я приехал. Ну, я же смотрю, я мониторю ситуацию, какие выпускники чаще всего трудоустраиваются, какое образование ценится. И иду в Высшую школу экономики. Все логично. При чем тут сама Высшая школа экономики? Почему ее обвиняют-то? Алексей Казак: Потому что представители Высшей школы экономики управляли нашим образованием все последние годы, поэтому они и устраивали все правила игры. Николай Матвеев: Лоббисты виноваты? Амет Володарский: Я объясню, почему… Послушайте, это не одно и то же. У нас сейчас опять идет реклама Вышки, которой реклама уже не нужна. Извините, Вышке сколько? Не больше 25 лет. Татьяна Четвернина: Да, 25 лет. Амет Володарский: 25 лет. Вы послушайте внимательно. Вузу, который 25 лет, выделяют огромное количество зданий, средств и так далее – в то время когда вузы, которым по 80–100 лет, объединяют с необъединяемыми… Алексей Казак: Их закрывают. Амет Володарский: Секундочку! Поэтому после этого у людей есть некое недовольство. Хотя никто не сказал, что сам факт появления в нашей стране нового вуза формата Высшей школы экономики – это плохо. Николай Матвеев: Вот эта программа "5-100" – знаете о ней? Пять российских вузов должны попасть в сотню лидирующих рейтингов мира. Назову три: Шанхайский, QS и так называемый рейтинг THE. И там 200 позиций… Амет Володарский: И Times. Николай Матвеев: Ну, это и есть. THE – это и есть рейтинг Times. Скажите, на государственном уровне такая задача – определенные вузы ввести в общемировой пул – разве не есть результат той самой политики "вскармливания" каких-то отдельных вузов? Сергей Комков: Зачем? Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Зачем – это второй вопрос. Как вы считаете, является ли это результатом того, о чем говорили эксперты? Елена Булкина: Слушайте, вы знаете, сразу вспоминается песенка: "Но все равно мы делаем ракеты и перекрыли Енисей". Наверное, нам еще хочется, чтобы мы вошли в какие-то еще рейтинги вузов. На мой взгляд, к вопросу о том, как устроиться выпускнику, наличие одного, двух, трех российских вузов в этих рейтингах вообще никакой погоды не делает. Вот это вообще здесь ни при чем. Да, на правительственном уровне красиво. Николай Матвеев: Вы согласны? Павел Кудюкин: Абсолютно. Я вообще считаю, что это ложная постановка вопроса. Николай Матвеев: Ложная постановка, но только я сейчас, секундочку, цифру назову: 45 миллиардов пустили на это дело. Павел Кудюкин: Я знаю. Амет Володарский: Это все может окупиться. Послушайте, это все окупится… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку, Амет Александрович, я дам слово вам обязательно. Пожалуйста. Павел Кудюкин: Дело в том, что об этом хорошо писали коллеги из МФТИ года полтора назад как раз, что здесь как бы перевернуты цели и реальные задачи. Нужно работать над тем, чтобы улучшалась деятельность вузов – и тогда, возможно, они автоматом войдут в рейтинги. А ставить вхождение в рейтинги главной целью – это вообще ставить действительно все с ног на голову. Сергей Комков: Совершенно правильная постановка. Амет Володарский: Коллеги, у нас такая передача, но здесь две правды. Вы вторую правду не видите. Николай Матвеев: Покажите. Амет Володарский: Первая правда. Действительно, у нас получается, что перекрашиваем локомотив вместо того, чтобы его модернизировать. Все уже ездят на 250–300 километров в час, а мы ездим 70 километров в час, но хотим перекрасить его под европейские цвета. Это с одной стороны. А с другой стороны, у нас все-таки еще по многим направлениям очень высокий уровень образования. И сегодня образование… Николай Матвеев: Какие направления? Амет Володарский: Сейчас я расскажу, секундочку. Ну, химия, биология, физмат… Елена Булкина: Естественные и технические науки. Амет Володарский: Я не говорю сейчас об экономике. Кстати, по филологии, по лингвистике у нас высокие… Я хочу сказать, что, попадая в эти рейтинги, мы можем увеличить зарабатывание нашей страны на студентах-иностранцах. Николай Матвеев: На статусе вузов. Амет Володарский: Конечно! Я хочу сказать, что сегодня у нас есть такая возможность. А это миллиарды долларов. Великобритания зарабатывает… Алексей Казак: У нас такие нищенские общежития и грязные, там такие антигигиеничные условия – и иностранцы приедут к нам жить? Амет Володарский: Послушайте, за пять лет общежития можно в конфетку превратить – было бы желание. Елена Булкина: Можно и за полгода. Амет Володарский: А теперь вопрос. Единственное – нам нужно изменить ментальность. Вот когда мы поймем, что иностранный студент – это один из тех людей, которые получают у нас образование и, соответственно, уезжая к себе в страну, являются частью нашей культуры, – вот тем самым мы можем говорить о "скрепах", а не другими путями. Вот тогда мы действительно эти миллиарды будем возвращать, и более того – на этом еще и зарабатывать. Но это вопрос времени. Николай Матвеев: Татьяна… Татьяна Четвернина: Я вернусь… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку, вернетесь. Было сказано, что в некоторых позициях мы по-прежнему держим крепко руку и образование у нас качественное. Опять же возвращаюсь к этому рейтингу. Базовые навыки: чтение и письмо – у нас 41-е место из 91 (91 страна сюда вошла); математическая грамотность – 33-е место из 91 места; естественнонаучная грамотность – 36-е место; ИКТ-грамотность – 25-е место из 31 позиции; финансовая грамотность – 10-е из 18; культурная и гражданская грамотность – 18-е место из 35. Я к чему это говорю? Может, нам вообще ни на какие исследования не обращать внимания, особенно если они не наши, не внутристрановые, и жить вот в таком замкнутом пространстве, где мы всегда будем считать себя самыми лучшими? Татьяна Четвернина: Я думаю, что жить без исследований никак нельзя. И я считаю, что это основа на самом деле, в том числе и реформ, которые проводятся в высшем образовании. Но исследования могут проводиться как на национальном уровне, так и на уровне отдельно взятого работодателя или образовательного учреждения. И я бы хотела все-таки вернуться к теме образования и работодателя. У меня вопрос следующий: а что мешает работодателям вмешиваться в учебный процесс, вернее – включаться в учебный процесс? Елена Булкина: А можно я отвечу как представитель работодателя? Татьяна Четвернина: Я понимаю, что вы ответите, но я просто хочу сказать, что такая практика существует. Амет Володарский: Лень мешает и незнание. Елена Булкина: Спасибо! А я и не знала. Николай Матвеев: А давайте спросим. Тут есть ответ. Пожалуйста. Амет Володарский: Ну, вы же не один работодатель во всей России. Татьяна Четвернина: Нет, на самом деле включаются в учебный процесс. Опять я могу сказать на примере ряда вузов, не только Высшей школы экономики. Когда крупные компании и, кстати, не только крупные компании… Амет Володарский: Есть заказ. Татьяна Четвернина: …создают базовые кафедры на базе университетов, когда существуют кафедры, которые выносятся за пределы университетов. Амет Володарский: Средние специальные заведения открывают вместе с вузами. Татьяна Четвернина: Да. И на самом деле это приносит достаточно большие результаты. Николай Матвеев: А первый шаг кто должен сделать – вуз или работодатель? Елена Булкина: Тот, кому нужно. Амет Володарский: Тот, кому нужно. Татьяна Четвернина: Я думаю, что чаще всего это делают вузы, но иногда делают и работодатели, в частности IT-компании, которые сами приходят в университеты. Николай Матвеев: Пожалуйста. Елена Булкина: Я как раз представляю IT-компанию высокотехнологичную, мы как раз работаем с облачными всякими вещами. Мы не ходим в вузы по очень простой причине – потому что нам нужно… Николай Матвеев: Витаете в облаках. Елена Булкина: Да, ищем на земле. Поскольку нам нужен один специалист с одной специализацией, второй – с другой специализацией, третий – с третьей. Это люди, которые готовятся совершенно разными вузами. И если я приду, допустим, с просьбой в один вуз, потрачу там энное количество часов времени для того, чтобы наладить контакт… Николай Матвеев: И, наверное, средств. Елена Булкина: Естественно! Это необходимо просчитать, сколько будет стоить не только мой рабочий день, но и моих коллег, и простои, и так далее и тому подобное. В следующий вуз, в следующий… Плюс еще нужно подготовить методические пособия, потому что без этого не допустят даже нас читать какой-то спецкурс. Правильно? И это очень дорого для работодателя. Конечно, есть коллеги, которые имеют большие компании, у них есть специальные программы. Это уже упомянутые здесь Дерипаска, Прохоров и так далее. Очень много компаний, которые открывают свои корпоративные университеты, дружат с другими вузами, делают специальные спецкурсы, готовят людей среднего специального образования, технического образования и так далее и тому подобное. Это все есть. Это хорошие и нормальные ростки. Мало того, я так думаю, если бы сделано было исследование, как это происходит в нашей стране, и сравнить, допустим, с той же благополучной Германией, то мы увидим, что процентное соотношение, конечно, не в нашу пользу, но оно не удручающе низкое. Елена Булкина: Есть много компаний, которые открывают свои корпоративные университеты, дружат с другими вузами, делают специальные спецкурсы, готовят людей среднего специального образования, технического образования и так далее и тому подобное. Это все есть. Это хорошие и нормальные ростки.  Николай Матвеев: Сейчас, секундочку, Павла хочу спросить. А почему бы здесь как раз таки государству не вмешаться? Условно говоря, прийти к работодателю и сказать: "Если у тебя будет такой параметр в твоей политике – работа с вузами… " Не знаю, налоговые льготы. Может быть, какие-то скидки на что-то. Может быть, какие-то разрешения, преференции. Так же и вузу: "Вуз, если ты имеешь договоренности с определенными структурами авторитетными – тогда тебе бюджеты лишние". Почему бы государству сюда не вмешаться? Елена Булкина: Уже было. Павел Кудюкин: Ну, государство пытается вмешиваться – пока достаточно неуклюже, как и многое из того, что делает наше государство. Здесь, видимо, просто нужны очень тонкие технологии взаимодействия и с работодателем, и с вузом, не вот так механически: "А мы купим то, что вы будете взаимодействовать…" Николай Матвеев: И тех, и других замотивировать – мне кажется, они и сами "поженятся". Павел Кудюкин: Получится формалистика и коррупция. Здесь нужны какие-то тонкие подходы. Я не знаю какие. И я боюсь, что работодатели и коллеги из вузов тоже не дадут готовый ответ, как это сделать. Николай Матвеев: Ну подождите, я вам предложил схему. Давайте ее разрушим, чтобы перейти к другому. Я предложил схему. Допустим, вы работодатель. Вот стоит представитель вуза. Амет Володарский: Смотрите, агропромышленный комплекс давайте возьмем. Мы сейчас говорим про импортозамещение, которое почему-то не удается. Оно не удается, потому что это за один день не делается, и за два дня, и за три. Существует огромная нехватка специалистов – агрономов, химиков, ветеринаров – серьезных. Не тех, которые учатся по учебникам позапрошлого века, а сегодняшних, как вы говорите, с этими компьютерными технологиями и так далее. Почему бы не спонсировать? Каким образом? Освободить фермера, фермерское хозяйство от выплаты НДС, налогов и так далее, если оно или группа фермерских хозяйств при себе создает или открывает кафедру в сельхозакадемии по тем направлениям, которые ему нужны, и делает заказ. Николай Матвеев: Отсюда вопрос: а как проверить, чтобы это в формализм все не свалилось? Амет Володарский: Все очень просто. Николай Матвеев: Как? Амет Володарский: Есть определенный вуз, есть определенное фермерское… Можно открывать некоммерческое партнерство между несколькими фермерскими хозяйствами, которым нужно такое-то количество агрономов, такое-то специалистов информационных технологий в области генной ветеринарии, инженерии и так далее. Это вопрос будущего. Скажем, очистка молока…. Да много! Там столько всего необходимо. Кстати, экономистов в области агропромышленного комплекса нет у нас, юристов нет хороших в области… Елена Булкина: Юристов, я думаю, не нужно делать специализированных по сельскому хозяйству. Амет Володарский: Нет, ничего подобного! В Испании, например, до сих пор не хватает юристов, хотя там по каждому аспекту есть своя специализация. Николай Матвеев: Мне кажется, что ценность юриста как раз в том, что он по профилю. Амет Володарский: Вот, профиль. А у нас широкого профиля: хочешь – уголовное право, хочешь – гражданское, и так далее. Николай Матвеев: Хочешь – ведущий "Часа суда". Амет Володарский: Пожалуйста, да. А потом – защитник по правам человека. Давайте просто как пример – в агропромышленный комплекс введем эту возможность. Я уверен, что если обратиться к Титову из общества предпринимателей… Николай Матвеев: Омбудсмену. Амет Володарский: …100% агропромышленного комплекса поднимут руки и скажут: "Да, нам не хватает". Более того, у нас нет возможности этим фермерским хозяйствам открывать средние специальные учебные заведения при себе. Они готовы. Освободите их от НДС, от НДФЛ, единого социального налога (хотя он уже не единый социальный налог) на пять лет и скажите: "Вот вам. Открывай, пожалуйста, среднее специальное заведение при себе". Три-четыре фермерских хозяйства рядом в регионе могут открыть одно серьезное училище. Это без проблем. Елена Булкина: По-моему, это какая-то уже утопия – то, что вы говорите, простите. Амет Володарский: Это не утопия. Елена Булкина: Потому что "три-четыре фермерских хозяйства, стоящих рядом", – это очень маленькие финансовые возможности. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку. У нас не очень много времени, я вынужден перейти к другому блоку. Сергей Константинович, вот Голодец недавно заявила, что для нас достаточно 35% людей с высшим образованием, 65% этого высшего образования не требуется. При этом "дыхание общества" таково: все-таки высшее образование (ну, по крайней мере, так расценивается) – это некий "пропускной билет" в разные эшелоны этого общества. Павел Кудюкин: На чье-то рабочее место. Николай Матвеев: Вы согласны, что высшее образование по-прежнему котируется только за то, что оно высшее, а не потому, что оно учит вас чему-то такому, что выделяет из общей массы человека? Сергей Комков: Вы знаете, я во многом с Ольгой Юрьевной Голодец бываю не согласен, но в данном случае я бы с ней согласился. У нас в последние 25–30 лет произошел очень серьезный перекос: мы почему-то стали ориентировать всех выпускников школы на получение высшего профессионального образования и практически полностью загубили начальное и среднее профессиональное образование. Хотя развитые европейские страны, наши партнеры, с которыми мы работаем, и я в частности… В последние годы я достаточно активно работаю с целым рядом стран европейских, в частности с такими, как Чехия, Словакия, Германия, Болгария. И там примерно только 20% выпускников основной школы, то есть девятого класса, идут в гимназию дальше и поступают дальше в высшие учебные заведения, а 70–80% идут в среднюю профессиональную школу. Николай Матвеев: А у нас наоборот, кстати, по процентам. Сергей Комков: А у нас наоборот. Николай Матвеев: При этом рынок запрашивает 20% людей с высшим образованием и 80% со средним специальным – сварщиков, плотников и так далее. Вы продолжите обязательно мысль. Я предлагаю посмотреть сюжет. Мы взяли, мне кажется, такой собирательный образ тех, кто выучился и решил не работать по профессии. Давайте посмотрим. Тренировка Равшана Нуралиева перед очередными соревнованиями по флейрингу – оттачивает навыки жонглирования бутылками и смешивания коктейлей. С этого года Равшан – бармен с высшим образованием. Он окончил РУДН, чем гордится. Правда, диплом получил свой совсем по другой специальности – он выпускник кафедры стандартизации и метрологии, специалист по качеству и безопасности пищевой продукции. Говорит, вообще-то, с его дипломом место в лаборатории. Равшан Нуралиев, бармен: Ну, решил поменять пробирки в лаборатории на стаканы в баре. Наверное, скорее всего, когда я поступал, у меня была именно эта идея, что нужно получить образование высшее, и неважно, куда пойти учиться, но чтобы оно было. Главное, чтобы успокоить в первую очередь родителей. Равшан Нуралиев – желанный гость на частных вечеринках и в дорогих московских клубах. Его барменский стаж – 10 лет. Он призер крупных соревнований по флейрингу. И своим гостям выпускник РУДН с большой охотой демонстрирует совсем не вузовский диплом. Равшан Нуралиев: Самая дорогая моя награда – это гран-при международного конкурса, который проходил в Москве в 2016 году. Я этот конкурс выиграл. А вот и тот самый конкурс, где Равшан стал победителем. В общем, получая диплом технолога, он даже и не задумывался над тем, чтобы променять профессию шоумена на работу в четырех стенах лаборатории. Равшан Нуралиев: Бар – это как хобби. Когда ты приходишь, ты – как актер на сцене. А мне нравится работать на публику. Равшан подсчитал, что зарплата бармена и чаевые позволяют "отбить" ему месячную зарплату начинающего технолога за 10–15 дней. Впрочем, удивлять публику околоцирковыми премудростями и смешивать коктейли он не планирует всю оставшуюся жизнь. Равшан Нуралиев: Я, допустим, не вижу себя после 35–40 лет в баре, поэтому высшее образование – это некий плацдарм, чтобы не остаться вообще, в принципе, ни с чем, а начать заново и освоить какую-то новую для себя профессию. Своей Равшан Нуралиев считает профессию дипломата. Его мечта – работа в Министерстве иностранных дел. Молодой человек уже поступил на подготовительные курсы в МГУ. В следующем году будет поступать на факультет мировой политики. Правда, удастся ли ему по окончанию магистратуры устроиться на работу в МИД и получать больше, чем бармен, – этот вопрос для Равшана пока остается открытым. Сергей Комков: Будет смешивать коктейли на приемах. Николай Матвеев: Справедливости ради скажу, что Равшан за свой счет учится в вузе, и поэтому может хоть десять образований получить – он платит деньги. Но таких же немало и среди тех, кто на бюджет приходят. Алексей Казак: У нас не просто их немало, а у нас большинство студентов получают бесплатное образование за государственный счет. И, естественно, нужно думать: если мы, например, даем такое количество мест по этому направлению, обеспечит ли затем государство рабочие места для специалистов, которые получат дипломы этого направления? Николай Матвеев: А человек влево не свернет сам-то? Пусть государство обеспечивает. Амет Володарский: Вот! Это проблема 90-х годов, мы об этом и говорим. Мы говорили, что в советское время бесплатное образование. Ничего подобного! Тогда наши родители три года должны были вернуть государству по распределению. Сейчас у нас дети заканчивают обучение, и государство с них не требует возврата собственной работы в том или ином производстве. Тогда, если государство потратило на человека определенное количество денег, и если этот человек не хочет и уходит в бармены или еще куда-то – будь любезен в течение 10 или 15 лет по контракту с государством… Николай Матвеев: Будь любезен, побудь некачественным сотрудником? Амет Володарский: Нет, возвращай деньги. Елена Булкина: Мало того, мы платим налоги, вообще-то, государству. Амет Володарский: Я про это и говорю. Возвращай деньги за это обучение, если ты не пошел по распределению. Николай Матвеев: А как возвращать деньги? А человек тогда не начнет избегать? Он в тень не уйдет? Амет Володарский: В какую тень? Подождите. Если вы готовите химиков в МГУ, а дальше он после этого уходит в бармены, а мы потратили с вами из наших карманов налогоплательщиков деньги на его обучение, а он не пошел на производство… Елена Булкина: Он пошел работать и начал платить те же самые налоги. Я не понимаю… Амет Володарский: Куда пошел? Елена Булкина: Да неважно, куда он пошел! Он платит налоги. Николай Матвеев: Секундочку! Я Алексея перебил, он очень обиделся. Я предоставлю вам слово. Алексей Казак: Алексей всю передачу ждет, действительно. Я начал с этого. Давайте по порядку. Пока не будет нормальных стипендий студентам, как это было в Советском Союзе, как это во всем мире принято, они не смогут только заниматься учебным процессом, а они будут бегать и стоять у касс "Макдоналдсов", мыть полы и еще что-то делать. Елена Булкина: А что в этом плохого? Алексей Казак: Дайте стипендии – по крайней мере тем, кто справился с первым курсом, сдал сессии, и он продемонстрировал, что он нормальный студент. Оплачивайте нормальные стипендии – раз. Второе. Преподавателям платите нормальные зарплаты, чтобы они не в десяти вузах работали, чтобы они имели возможность и поработать с курсовыми работами. У нас сегодня курсовая работа – это что такое? Нажал "Копировать" – "Вставить" – "Распечатать". Это не настоящие курсовые работы. У нас опять же есть… Николай Матвеев: Подождите, вы по министру всех не ровняйте. Алексей Казак: Опять же, еще раз – есть отдельные вузы, где действительно требуют, но их можно вот так по пальцам пересчитать. В остальных примерно вот так выглядит. Елена Булкина: А там что, большие стипендии в этих вузах хороших? Алексей Казак: Там, во-первых… У вас в Высшей школе экономики посмотрите, сколько стоит. По 300–400 тысяч платят студенты, чтобы там учиться. И высокие баллы. Туда попадают самые лучшие. Елена Булкина: Минуточку! Вы говорите о бюджетниках. Вы сравниваете одни и те же величины, молодой человек. Алексей Казак: Так вот, я продолжу. И кстати, прошу вас вспомнить, что у нас есть не только Москва и Санкт-Петербург, а есть еще вся остальная страна. Я пожил в регионах. Я, наверное, последние два года пожил в Дагестане. И я знаю, что такое образование в регионах, понимаете. Елена Булкина: И что? Алексей Казак: А вот то! То, что преподаватели приходят с книжкой и читают с книжки. И поэтому возникает… Николай Матвеев: Вы мне, выпускнику Оренбургского педуниверситета, не рассказывайте об образовании в регионах. Я вам хочу ответить. Алексей Казак: Да нет, там вопрос про другое был. Николай Матвеев: Позвольте мне ответить. Я получал 300 рублей стипендии. Это было уже в новой России. Это было очень мало, мне ни на что не хватало. Я учился на журналиста. Я ходил и подключал интернет. Стучался в дверь, подключал интернет и зарабатывал на этом деньги. Как-то это пагубно повлияло на меня? Я бы не сказал. Теперь я умею подключать оптоволокно, у меня есть навык. Алексей Казак: То есть те, которые не такие шустрые, они должны остаться ни с чем? Я все-таки считаю, что если вуз… Николай Матвеев: А при чем тут шустрость? Есть свободное время? Иди и работай! Почему нет? Алексей Казак: Если вуз взялся дать образование, еще и воспитание… Давайте вспомним, что вуз должен дать не только знания, но еще и воспитать здоровую личность. А получается так: если ты сам шустрый, неважно, какой у тебя преподаватель, ты сам пойдешь и почитаешь в интернете, сам почитаешь книжечку, где-то подработаешь – из тебя кто-то хороший вырастет. Елена Булкина: Подождите, а почему все время "дай", "должен", "отдайте", "дайте"? Алексей Казак: А почему все время просят: "Платите налоги"? Елена Булкина: Стоп! Секундочку! Алексей Казак: Это наша страна. Это наши, кстати, углероды – газ, нефть. Это принадлежит нам. Елена Булкина: Слушайте, не нравится платить налоги – welcome у другую страну. Но там тоже будут налоги. Алексей Казак: И нужно оплачивать не только чемпионаты мира по футболу, "Евровидения", итальянских тренеров и прочие "развлекаловки", платить за рейтинги, показуху и так далее. Елена Булкина: Послушайте, мы говорим сейчас об образовании. Давайте об этом и говорить. Николай Матвеев: Да, Алексей, у нас очень мало времени. Елена Булкина: И не надо считать деньги в чужих карманах. Алексей Казак: Это мой карман, понимаете? Елена Булкина: Ваш карман – это ваш карман. Алексей Казак: Это мой карман. Елена Булкина: Что вы заработали – вы туда положили. Сергей Комков: Вы знаете, я думаю, что единственное, что государство должно предоставить студенту по окончании его обучения в этом институте или университете – это конкретное место работы. И он должен проявить… Алексей Казак: Конечно, по специальности. Елена Булкина: И да здравствует рабовладение! Алексей Казак: Это не рабовладение. Елена Булкина: Это рабовладение. Николай Матвеев: Сейчас, секундочку… Обратите на меня, пожалуйста, внимание. Секундочку! Вот у нас есть предложения, сейчас они в высших эшелонах власти звучат – вернуть обратно распределение. Почему бы и нет? Но опять же таки это нас выбросит автоматически из Болонской системы, насколько я понимаю. Есть у них определенные условия. Алексей Казак: Значит, два варианта… Амет Володарский: Дать право выбрать. Павел Кудюкин: И как это совместить с рыночной экономикой? Амет Володарский: Болонская декларация совершенно не противоречит… Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Давайте я задам финальный вопрос, у нас блиц, потому что программа уже заканчивается. Блиц. Просьба – отвечать коротко. Этот вопрос ко всем я адресую. И все-таки что в перспективе… Давайте мыслить опять же категориями из советского времени. В ближайшую пятилетку что нужно сделать вузам, работодателям и отдельно государству для того, чтобы в рейтингах мы поднялись не потому, что хотим в этих рейтингах подняться, а потому, что мы действительно достойны? Сергей Комков: Во-первых, нам надо перестать обращать внимание на рейтинги и прекратить ориентироваться на западные стандарты… Николай Матвеев: Тогда у нас лучший кинематограф в мире. Сергей Комков: И вернуться к лучшим традициям советской высшей профессиональной школы. Потому что мы всегда были в системе высшего профессионального образования на голову выше многих европейских и мировых систем высшего профессионального образования. Николай Матвеев: Спасибо. Алексей Казак: Трудно устроиться по специальности после окончания вуза, поэтому студенты сегодня готовы на  распределение, если государство предоставит первое рабочее место по специальности. А если не хочешь – будь любезен вернуть то, что государство заплатило за твое обучение. Верни! Это нормальная практика, это во всем мире так.  Алексей Казак: Действительно, у нас прекрасная традиция образования, прежде всего советского образования. С тех пор наши умы продолжают утекать на Запад. Хотя уже не те условия, но тем не менее. Дайте возможность людям нормально получать образование. Нормальные стипендии, чтобы студенты могли только учиться, а не подрабатывать. Преподавателям – возможность работать только в этих вузах, школах и так далее, а не бегать туда-сюда – и частные занятия провел, и здесь курсовые продают. Сами преподаватели продают студентам курсовые, которые затем они им будут приносить защищать! Нельзя доводить ни учителей, ни врачей до взяточничества! Это святые профессии. Хватит их унижать! Потому что они потом платят – устроить ребеночка в садик, заплатить еще за что. То есть эта коррупция порождается сверху, понимаете, а не снизу. Так что будут условия – и будет нормальное качество образования. А учиться хотят. И распределение выпускников. Сегодня из-за того, что трудно устроиться по специальности после окончания вуза, студенты сегодня готовы на это распределение. Поэтому если государство предоставит первое рабочее место по специальности, то они согласятся на это распределение. А если не хочешь – будь любезен вернуть то, что государство заплатило за твое обучение. Верни! Это нормальная практика, это во всем мире так. Николай Матвеев: Это так же, как с алиментами. "Верни!" Человек уходит в тень, избегает – и ничего ребенок не получает. Алексей Казак: Ну, из страны же он не сбежит. Татьяна Четвернина: Я категорически против государственного распределения после окончания университета. И практика некоторых стран СНГ, которые вернулись к этой системе, показывает, что эти выпускники, которым не разрешают выезжать из страны, потому что они должны три года отработать в своей стране, где нет соответствующих рабочих мест, они вынуждены… Алексей Казак: Не создается… Татьяна Четвернина: Кто им даст? Алексей Казак: Государство обязано предоставить. Татьяна Четвернина: Что значит "государство обязано"? О чем вы говорите? Какое государство? Алексей Казак: Ну, если вернется распределение, то оно же обеспечит место. Татьяна Четвернина: Мы уже это проходили в советское время, когда заставляли… Алексей Казак: И нормально жили. Татьяна Четвернина: Нормально мы не жили. Мы всячески пытались уйти от этого распределения. Алексей Казак: Нормально. Николай Матвеев: Друзья, это блиц, это не место для дискуссий. Простите. Татьяна Четвернина: Я категорически против государственного распределения, потому что ни к чему хорошему это просто не приведет, потому что выпускники будут просто пополнять неформальный рынок труда или нелегальную миграцию. Это показывает опыт Казахстана, Узбекистана и Таджикистана – сто процентов. Николай Матвеев: Спасибо. Алексей Казак: Шикарно живут казахи! Экономика растет каждый год. Павел Кудюкин: Собственно, это требование нашего профсоюза – дебюрократизация системы высшего образования. Снять эту безумную ненужную нагрузку не нужных никому бумаг. Это сокращение учебной нагрузки на преподавателей. Один из лозунгов: "520 – учебная нагрузка в год, 180 – аудиторная нагрузка". Это повышение уровня оплаты преподавателей. Это восстановление академических свобод и университетской автономии и демократии. Николай Матвеев: Спасибо. Амет Володарский: В течение этих пяти лет нужно срочно изменить отношение к учителям, в первую очередь к поступлению в педвузы. Туда должны идти люди не те, которые не добрали где-то в других местах баллы, а те, которые действительно идут по призванию. Дальше – увеличить в разы стипендии для студентов педвузов, улучшить ситуацию с учителями в школе. Они не должны целыми днями строчить отчеты директору, а директор в свою очередь – Департаменту образования, Рособранадзору и так далее. Таким образом мы улучшим качество учителей. Дальше учителя улучшат подготовку наших школьников. И здесь цепочка пойдет дальше. В высших учебных заведениях, я считаю, что вообще в системе специальностей и направлений нужно вернуть учебно-методические объединения, где профессионалы могут обмениваться своим опытом. У нас УМО закрыли. Николай Матвеев: Спасибо. Елена Булкина: Если говорить про целую пятилетку, во-первых, уже многие интересные вещи тут сказаны. Да, я согласна, что никогда не нужно заниматься этим возвратом назад к распределению, это абсолютно вчерашний день. Человек свободен, он волен выбирать то, что ему нужно. Я согласна по поводу дебюрократизации. Это действительно очень здорово, если бы в нашей стране хоть где-нибудь была бы дебюрократизация. Я считаю, что единственный метод государственного регулирования, который будет действительно эффективен по отношению к вузам, – это, конечно, экономические методы. Надо найти какие-то интересные экономические рычаги, чтобы было выгодно работодателям организовывать места для выпускников. Алексей Казак: Какие? Николай Матвеев: Об этом – другая программа. Елена Булкина: Чтобы было выгодно брать таких выпускников. Такие опыты уже были. К сожалению, они захлебнулись, они были совершенно неумело сделаны, и это плохо. Но, в принципе, есть отличный западный опыт, и кое-чем можно воспользоваться. Николай Матвеев: Спасибо. Что ж, на этом я вынужден заканчивать программу. И напоследок – одна маленькая цифра, как пища для размышления. Очередное социологическое исследование: в малых городах России 75% опрошенных выпускников школ сказали, что уедут из своего города навсегда и больше туда не вернутся. А в 2004 году таких было 60%. Здесь звучали мнения экспертов, ни одно из них "ПРАВ!ДА?" вам не навязывает, в конечном счете выводы делать вам самим. Всего доброго! Пока! Программа "ПРАВ!ДА?" вернется в понедельник в это же самое время. Актуальные темы, мнения экспертов и попытка найти пути решения проблем – все это здесь, в этой студии. Будьте с нами!