"Не только сам врач должен употреблять в дело все, что необходимо, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности". Гиппократ Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Анастасия Урнова. И вот тема нашей сегодняшней передачи: Зарплаты российских врачей наконец стали достойными. Впервые за много лет работа в государственных медучреждениях выглядит заманчивой перспективой для молодых кадров. Именно так, согласно майским указам президента Владимира Путина, должно выглядеть отечественное здравоохранение к 2018 году. До назначенного срока времени осталось совсем мало. Анастасия Урнова: Ну что же, меньше года осталось до "часа икс". Официальные источники рапортуют: зарплаты врачей и другого медперсонала вот-вот и будут соответствовать и указам президента, и просто здравому смыслу. Однако результаты опросов показывают, что, к сожалению, реальность часто очень сильно отличается от того, что говорят нам чиновники. Татьяна, вот с вашей точки зрения, изначально насколько реально было поднять зарплаты так, как этого потребовал сделать президент еще в 2012 году? Татьяна Соломатина: Вы знаете, я приехала из региона. И когда я увидела майский указ в 2012 году (а я в частном бизнесе работала), первая моя мысль, которая меня посетила, я думаю: "Ну всё, все мои врачи уйдут в государственную сеть". Потому что на тот момент времени средняя зарплата у наших докторов была 30 тысяч, а средняя зарплата по региону была 32 тысячи. И когда я посчитала, думаю: "Ну, 200 тысяч мы точно не сможем платить даже к 2018 году". Что произошло? Рост заработной платы был всегда. С 2013 года постепенно мы его видели… не с 2013-го, а до 2013 года очень медленный и постепенный рост. И наверное, если бы сегодня мы продавали нефть и бюджет был бы наполнен, было бы так, как я думала в 2012 году. Но, к сожалению, экономика – вещь такая… Анастасия Урнова: Нестабильная. Татьяна Соломатина: Нестабильная. И вот получилось то, что получилось. Средний уровень заработной платы в регионе считается, и считается так, как положено считаться. Когда есть инфляция в экономике, то, естественно, и есть понижение средней оплаты труда в регионе. И понятно, что от этой цифры мы сегодня и исходим. И вот сегодня мы еще не знаем, каков средний уровень заработной платы по регионам будет в России… Анастасия Урнова: На 2016 год. Татьяна Соломатина: На 2017 год. Анастасия Урнова: На 2017-й. Татьяна Соломатина: И от этого зависит дорожная карта оплаты труда. Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо большое. Гузель, а с вашей точки зрения, во-первых, насколько это было реалистично? Стоит ли нам ожидать того, что к 2018 году добьемся? И насколько выросли зарплаты все-таки за прошедшие уже целых пять лет? Гузель Улумбекова: Тезис первый: указ президента абсолютно правильный. Повышение оплаты труда медицинских работников требовалось давно. Это основное условие, чтобы новые кадры пришли в отрасль. А у нас сегодня существенный дефицит медицинских кадров, врачей и средних медицинских работников. Второе – как решили исполнить этот указ? Конечно, для того чтобы дополнительно врачи пришли в отрасль и, соответственно, увеличилась оплата труда врачей, потребовались дополнительные бюджетные деньги. И решили найти эти бюджетные деньги абсолютно… То есть исполнительные органы приняли неправильное решение. Они решили: "А давайте мы сократим часть врачей". Соответственно, на основе совершенно неправильного тезиса, что "у нас избыток врачей"… Я хочу подчеркнуть, что в Российской Федерации на самом деле врачей даже уже меньше, чем в странах Европы – и это при том, что поток больных в системе здравоохранения у нас выше. И вторая причина, откуда взять дополнительные деньги на повышение оплаты труда, – это сокращение коечного фонда. И те, и другие решения были необдуманные. Значит, к чему мы сегодня пришли? Сегодня заработная плата врачей в среднем составляет 150% от средней оплаты труда в экономике. Анастасия Урнова: По региону. Гузель Улумбекова: И конечно, мы уровня 200% с трудом сможем достичь, потому что для этого нужны дополнительные деньги. Вот где их взять? Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо вам большое. Мы постарались самостоятельно разобраться, сколько же на самом деле получают медики, сравнили данные официальной статистики с результатами опросов. Вот что у нас получилось. Давайте посмотрим. По данным Росстата, средняя зарплата врача в России за 9 месяцев прошлого года составила почти 49 тысяч рублей. По этим подсчетам, доходы медиков превышают средний доход россиян в целом. И майские указы президента об удвоении зарплат медиков к 2018 году в сравнении с 2012-м вроде бы выполняются. Но, как подчеркивает, например, Леонид Рошаль, президент Национальной медицинской палаты, когда на официальном уровне озвучивают цифры средней зарплаты медиков, среди присутствующих врачей сразу проходит гул возмущения, потому что эти цифры не имеют никакого отношения к реальности. В одном и том же медицинском учреждении один врач может получать 70 тысяч рублей, другой – 20, а среднее будет 45. По данным Леонида Рошаля, 70% медиков получают сегодня ниже среднего. Неслучайно у медиков популярна шутка: "Получил зарплату несовместимую с жизнью". Есть различия в данных и по отдельным регионам. Росстат, например, заявляет: лучше всего врачи живут в Ненецком и Ямало-Ненецком автономных округах и на Чукотке, получая больше 100 тысяч рублей в месяц; меньше всего платят в Северной Осетии, Калмыкии и Ингушетии. Но вот в исследовании Академии труда и соцотношений ни о каких 100 тысячах речь вообще не идет. А по результатам исследования, проведенного нашим телеканалом, хуже всего дела с зарплатой обстоят в Карачаево-Черкесии (это примерно 18 тысяч) и в Кабардино-Балкарии (там средний доход врача недотягивает даже до 8 тысяч рублей). Прошлый год показал: зарплаты бюджетников по отношению к средним не увеличились. Тем не менее вице-премьер Ольга Голодец в декабре 2016 года уверяла, что майские указы президента в отношении зарплат будут полностью выполнены. Как именно это будет сделано – она не пояснила. Анастасия Урнова: Юрий, интересная игра цифр получается. Мне это напоминает, если честно, еще одну шутку про то, что существуют две вещи, которые невозможно посчитать – сколько нефтяных запасов в России и сколько на самом деле получают медики. Откуда берется такая разница фантастическая между тем, что нам говорит статистика, и тем, что говорят врачи? Юрий Крестинский: Статистика – штука хитрая. Ну, на самом деле, если один человек получает 100, а другой получает 10, то в среднем получается 55. Анастасия Урнова: Неплохо. Юрий Крестинский: И вроде бы средний показатель очень неплохой. А мы сталкиваемся именно с тем, когда очень высокая дифференциация по заработным платам внутри каждого конкретного региона. Да и между регионами разница колоссальная. У нас средняя зарплата между регионами порой достигает 2,5 раз, отличается, если говорить о реальной заработной плате подавляющего числа тех врачей, которые сегодня работают. Вот оттуда собственно и возникают такие проблемы. И надо сказать, что пытаются как-то вытягивать показатели, пытаются увеличивать заработную плату, но в целом уровень финансирования здравоохранения такой, что там, где это удается чуть-чуть подтянуть вверх, делается это часто за счет пациента. Подняли заработную плату врачу за счет чего? За счет того, что урезали, допустим, расходы на лекарства, расходы на вспомогательные материалы, расходы на капитальное строительство, ремонт и так далее, и так далее. Анастасия Урнова: На очень необходимое, очевидно. Юрий Крестинский: Да. Поэтому можно, конечно, отказаться от всех прочих расходов и просто поднять заработную плату врачам – и тогда врач просто будет добрым словом и советом помогать пациенту. Но это тоже не выход. Поэтому, кроме заработной платы врача, которая, конечно же, важна, нужно еще и думать о том, чтобы увеличивать заработную плату российского здравоохранения. Оно заслуживает большего. Знаете, принято сравнивать у нас все с США. В Соединенных Штатах Америки в 2016 году… Анастасия Урнова: Ну, их систему здравоохранения тоже не хвалят. Юрий Крестинский: Конечно, не хвалят. Нигде не хвалят. Так вот, средняя заработная плата врача превысила показатель 220 тысяч долларов в год. Хочется только порадоваться за заокеанских коллег. Анастасия Урнова: За коллег, конечно. Юрий Крестинский: В десятке самых высокооплачиваемых профессий в США уже 6 позиций из 10 занимают врачебные специальности. Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо большое. Сергей, я вижу, что вам есть что сказать по этому поводу. Сергей Марков: Да. Я, кстати, согласен во многом с коллегами. Вообще практически словом подписался бы под тем, что сказали. Анастасия Урнова: Редкий случай. Сергей Марков: Да. Ну, здравоохранение – это так называемая область все-таки экономики конечного шага, которая занимается непосредственно человеком и непосредственным благом. Это не просто какие-то домны, которые… еще неизвестно, как и что пройдет, а это непосредственно касается людей. И главная проблема – это, конечно, хроническое недофинансирование здравоохранения в течение 25 лет, это точно. Понимаете, это накладывается, между прочим. Ведь нужны деньги, не ремонтировали – так надо все-таки когда-то ремонтировать, иначе все развалится. Поэтому правительство должно принять все-таки политическое решение и найти возможность увеличить долю здравоохранения в бюджете. Это его обязанность непосредственная. Хватит экономить на этом здоровье непосредственно людей! Это большая ответственность, политическая ответственность социально-экономического блока правительства. Кстати… Анастасия Урнова: Поняла, спасибо… Сергей Марков: Секундочку, я закончу. Еще одна важная вещь, кроме зарплаты, – это, конечно, возможность врачам повышать свою квалификацию и пользоваться современными методами лечения. Анастасия Урнова: Безусловно. Сергей Марков: Вы знаете, тогда и будет продвижение вперед. Анастасия Урнова: Вы затрагиваете сразу две очень важных темы. Мы обе обязательно обсудим – и образование врачей, потому что здесь и повышение квалификации, и то, какими они выходят из вузов. Сначала просто с зарплатой разберемся. Павел, по вашим данным, сколько сейчас составляет зарплата врачей по-настоящему, средняя? И из чего все-таки она формируется? Потому что мы знаем, что есть оклад, есть какие-то надбавки. Когда мы говорим о средней зарплате, то это средний оклад, это то, что в финале получает врач? Все-таки какие реальные цифры? Павел Воробьев: Во-первых, я не могу ответить на ваш вопрос. Что мы обсуждаем? Поскольку вообще непонятно, что мы обсуждаем, когда говорим… Анастасия Урнова: Ну, когда мы говорим "средняя зарплата". Павел Воробьев: Вот когда мы говорим "средняя зарплата", то никто не знает, что это такое, потому что методика у нас закрытая, и как она считается – неясно. Все обсуждают, что это медиана от максимальной до минимальной. Но непонятно, что это – выдача на руки или начисленная, или еще что-то. Потому что на самом деле зарплата складывается из разных статей доходов, включая платные медицинские услуги, на которых сегодня очень настаивают, что половину денег больница должна зарабатывать. Это особенно хорошо в деревне нищей. Там, конечно, все люди платежеспособные. И там, соответственно, зарплаты у медиков очень низкие – и 17 тысяч, и 15 тысяч бывают, и 20 тысяч. Это просто норма, это даже хорошо. Это первое. Второе, что я бы хотел сказать. Конечно, для того чтобы получать зарплату, надо иметь условия труда. Условия труда – это страх господний. Даже то, что сейчас у вас показали здесь, в общем, это не выдерживает критики – при том, что это все подшаманено и подкрашено. Но ведь это даже не XX, а это XIX век. Анастасия Урнова: Вы имеете в виду технику? Павел Воробьев: Я имею в виду стены, полы и крыши. А уж техника – тем более. Мы тратим… Татьяна Соломатина: Они сегодня не соответствуют вообще никаким… Павел Воробьев: Мы тратим огромные деньги на закупки ПЭТов, шмэтов, высоких технологий, никому не нужных, потому что первичное звено вообще лишено какой-либо современной техники. Там старые рваные тонометры, заклеенные пластырем, которые накачивают руками, вы знаете. Сергей Марков: Абсолютно верно. Все должны просто понимать, уважаемые друзья, что наша медицина, уровень развития из-за социально-экономического блока правительства хуже, чем в Таиланде, в Малайзии, в Турции и во многих других странах, на которые мы привыкли смотреть так немножко как на еще недоразвитые, именно из-за хронического недофинансирования. Единственная базовая причина – просто правительство не дает деньги туда. Павел Воробьев: У нас был… Анастасия Урнова: Хорошо. Павел Воробьев: Сейчас, я закончу. У нас был такой национальный проект "Здоровье". Все, наверное, помнят, да? Анастасия Урнова: Конечно. Павел Воробьев: Распиаренный. Татьяна Соломатина: Слава богу, что он был. Павел Воробьев: В чем он заключался? Это покраска стен, это замена крыши и закупка дорогостоящего оборудования – не того, которое нужно первичному звену, а дорогостоящего. А все остальное, вот это первичное звено осталось лишено этого. Да, в Москве, в Питере, в крупных городах, наверное, что-то как-то получилось. Но на периферию если вы выйдете, то это катастрофа полная. Анастасия Урнова: Спасибо. Гузель явно сильно не согласна? Гузель Улумбекова: Я все-таки поправлю здесь Павла Андреевича. Все-таки я хочу сказать, что когда начинался в 2005 году приоритетный национальный проект "Здоровье", у нас в здравоохранение пошли дополнительные деньги. И эти деньги на самом деле сработали на пользу здоровья населения, российских граждан, потому что все-таки доступность медицинской помощи, в том числе лекарственной, существенно расширилась. Да, можно было, возможно, эти деньги потратить эффективнее, но тем не менее у нас ожидаемая продолжительность с этого момента в стране начала расти, и у нас она повысилась практически на два года с небольшим. А вот в последние несколько лет, три года, когда финансирование здравоохранения стагнирует (я имею в виду государственное финансирование), то у нас общий коэффициент смертности на число умерших в стране, из которых собственно и считается, сколько лет мы будем жить, примерно остается на одном и том же уровне. И связано это как минимум с двумя причинами. Здесь я не соглашусь с Сергеем. Первая причина – действительно, наша система здравоохранения недофинансирована. Если мы будем сравнивать с сопоставимыми странами – например, нашими соседями, которые так же экономически развиты, как и Россия: Чехия, Венгрия, Польша, Словакия, новые страны Евросоюза, – то по сравнению с ними мы недофинансированы из государственных источников в полтора раза. Ну, с Америкой… Это, конечно, хорошая страна, но… Анастасия Урнова: Ну, там вообще совсем другая система здравоохранения все-таки. Гузель Улумбекова: Второе – вот с чем я не соглашусь с Сергеем? Это с тем, что на самом деле причина: а) недофинансирование; а б) неэффективное управление ресурсами. И если бы при тех же финансовых, материально-технических и кадровых ресурсах наше здравоохранение эффективно управлялось, что зависит от управленцев в здравоохранении, мы бы смогли сегодня иметь ожидаемую продолжительность жизни не 71,5 года, а уже как минимум на год больше. А вот если мы хотим 74 года, как поставлено в указах президента, то тогда, конечно, нужны дополнительные средства. Но об эффективности использования денежных средств, то есть то, на что потратили, главные приоритеты… Что такое эффективность? Бережливые траты и главные приоритеты. Вот это важна статья, которая, к сожалению, в нашем здравоохранении не существует. И если увеличивать финансирование, и депутаты будут биться за увеличение финансирования здравоохранения, то одновременно надо повышать эффективность здравоохранения. Анастасия Урнова: Спасибо. Исмаил, а насколько благосостояние больниц и медперсонала зависит от главного врача? Часто мы слышим, что все в руках главврача, весь зарплатный фонд в его руках, и кто сколько получит – вот как повезет с главврачом опять же. Насколько это соответствует деятельности? Исмаил Османов: Ну, я, может быть, удивлю, но в нашей больнице средняя заработная плата за 2016 год составила 113 тысяч. Это врача. Анастасия Урнова: Как вы этого добились? Гузель Улумбекова: Это Москва. Исмаил Османов: Да. Павел Воробьев: И как посчитали? Вопрос очень же простой. Исмаил Османов: Как считали? Анастасия Урнова: И как посчитали, и как добились? Исмаил Османов: Как мы добились – сначала. То оснащение, которое у нас есть, те механизмы, те рычаги, которые есть в нашем распоряжении, и та система здравоохранения нам это позволили. Прежде всего это модернизация здравоохранения, которая последние четыре года проходила. И после этого… Павел Воробьев: Модернизация – это уничтожение московского здравоохранения, чтобы было понятно. Исмаил Османов: Нет, я не согласен. Павел Воробьев: Ну, как? Сокращение огромного количества врачей. Исмаил Османов: Нет, ничего подобного. Нет, ничего подобного. Я сейчас отвечу на этот вопрос. Павел Воробьев: С полной недоступностью теперь медицинских услуг. Исмаил Османов: Абсолютно не согласен. Анастасия Урнова: Мы буквально только что провели опрос – отношение медиков к результатам реформы. Большая часть не согласна. Хорошо, что есть кто-то… Павел Воробьев: Он – главный врач. Как же он может быть не согласен? Исмаил Османов: Каждый понимает по-своему. Модернизация – это оснащение на уровне лучше, чем многие европейские клиники. Мы бывали, работали и в европейских клиниках, и в Америке, и знаем. И той доступности, которая есть сегодня в Москве (ну, я говорю про Москву и нашу больницу больше, естественно), такой доступности нет нигде, ни в европейских клиниках… Гузель Улумбекова: Доступность не оборудованием определяется, а наличием физических врачей. А в Москве она сократилась. Павел Воробьев: Да, за несколько недель нужно к врачу записываться. Исмаил Османов: Нет, подождите, подождите. А что касается врачей, то за последние несколько лет количество врачей в нашей больнице выросло на 22 человека. Вчера еще двух… Анастасия Урнова: Вы идете против всех трендов. Как у вас это получилось? Павел Воробьев: Просто эта больница не закрыта, а другие закрыты – и оттуда, конечно, пошел переток. Исмаил Османов: Почему? Павел Воробьев: Так же как и психиатрические клиники… Анастасия Урнова: Сейчас давайте Исмаил нам объяснит. Исмаил Османов: Это первое. Сегодня есть конкуренция, и она достаточно жесткая, не только между государственным и частным здравоохранением, но и между государственными. Если больница несостоятельная, если нет тех технологий, нет той клиники, нет тех врачей, к которым идут пациенты, то она будет бедная, там не будет ни зарплаты, ни денег, ничего. Для того чтобы были деньги и хорошие зарплаты, нужно иметь… Павел Воробьев: Это, наверное, пример 62-й больницы, товарища Максона. Закрыли, выгнали Максона. Плохая же больница была? Исмаил Османов: Ну нет. При чем здесь? Нужно иметь и правильно использовать то оборудование, ту оснащенность, те рычаги, которые есть. А что касается того, насколько зависит от главного врача. Конечно, от главного врача тоже, от оптимизации финансово-хозяйственной деятельности. И в результате вот этого оснащения, в результате тех рычагов и тех тарифов, кстати, по ОМС и оптимизации финансово-хозяйственной деятельности мы достигли этих показателей. И при этом никто нас не заставляет наращивать платные услуги абсолютно, тем более 50%. Анастасия Урнова: Спасибо. Гузель Улумбекова: А откуда же вы берете деньги? Юрий Крестинский: Какая доля платных услуг? Исмаил Османов: У нас доля платных услуг в нашей больнице составляет 3–3,5% на сегодняшний день. Юрий Крестинский: А можно еще один вопрос? Анастасия Урнова: Да, зададите вопрос и ваш комментарий. Исмаил Османов: Платные услуги оказывают исключительно тем, кто желает прийти на конкретного врача в такой-то день и без всяких регламентов. Анастасия Урнова: Какой у вас еще вопрос, Юрий? Юрий Крестинский: Вопрос заключался в следующем. Вы назвали потрясающую цифру заработной платы, которой вам удалось достигнуть… Исмаил Османов: Да. Извините, можно я продолжу? Юрий Крестинский: А какая минимальная и какая максимальная? Анастасия Урнова: Справедливо. Исмаил Османов: Кстати, у нас денег достаточно, еще и с запасом, для того чтобы нарастить эту зарплату еще на 50% больше сегодняшней… Гузель Улумбекова: На 50%?! Исмаил Османов: Еще на 50%. Сегодня… Гузель Улумбекова: А сколько у вас фонд оплаты составляет от расходов больницы? Исмаил Османов: Но у нас не хватает еще оснований, а те основания мы получаем… Гузель Улумбекова: Назовите, пожалуйста, фонд оплаты труда. Исмаил Османов: Мы берем из эффективного контракта. Это зависит от профессионализма врача, от качества, от пациентоориентированности… Анастасия Урнова: Но все-таки если в цифрах, то самая большая и самая маленькая зарплата врача у вас в больнице? И мы перейдем к комментарию Сергея. Исмаил Османов: Самая маленькая зарплата врача в больнице составляет не меньше 60%, а самая высокая – более 400 тысяч. Анастасия Урнова: От средней? Вы назвали – 113 тысяч. Правильно? Исмаил Османов: Да. Анастасия Урнова: Замечательно. Сергей, ваш комментарий. Сергей Марков: Вы знаете, мы же говорим не про здравоохранение сейчас в этой дискуссии, получается. Гузель Улумбекова: В Москве. Сергей Марков: Мы де-факто говорим про медицину только, да? Анастасия Урнова: Да. Сергей Марков: Мне кажется, это заужение. На самом деле действительно ресурсами нужно управлять. И с этой точки зрения у нас важнейшее направление в увеличении средней продолжительности жизни – это заниматься… деньги давать не только на медицину, но и на здравоохранение, на поддержание здоровья. Нам нужна диспансеризация, нам нужна пропаганда здорового образа жизни активнейшим образом, понимаете. У нас в свое время тоже зубы никто не чистил. Анастасия Урнова: В общем, речь идет о профилактике. Сергей Марков: А потом… Помните "Мойдодыр"? Помните вот это знаменитое? А откуда это родилось? Это была государственная программа продвижения санитарных знаний, так сказать, вот этих знаний о своем здоровье. Нам вот это нужно сделать. Это у нас главные ресурсы. А почему не получается? Потому что слишком слабые структуры. Татьяна Соломатина: Перекос. Сергей Марков:  У нас, извините, до сих пор прыгают в школах через козла. Это в свое время было предложение Семена Михайловича Буденного для того, чтобы учить конармейцев, вскакивать на лошадь. У нас методики устаревшие на десятилетия буквально! И нет нормальной пропаганды здорового образа жизни.  Сергей Марков: А почему перекос? Потому что все-таки медицинские клиники влиятельные возглавляются такими фигурами, которых лично президент всех знает и так далее. Анастасия Урнова: Авторитетными. Сергей Марков: И происходит… А у нас хроническое – самое главное – недофинансирование. Именно вот это. И здесь наибольший эффект… Нам нужно возвращать произведенную гимнастику, понимаете, чтобы люди как-то вот так были, чтобы работодатели были ответственные за то, чтобы предоставить возможность этим заниматься. У нас, извините, до сих пор прыгают в школах через козла. Это в свое время было по предложению Семена Михайловича Буденного для того, чтобы учить конармейцев, так сказать, вскакивать на лошадь, понимаете. Анастасия Урнова: И подготовить заранее. Сергей Марков: У нас эти методики устаревшие на десятилетия буквально! И нет нормальной пропаганды здорового образа жизни. Все губернаторы, понимаете… Это бесплатно можно делать. Губернатор может пойти в тренажерный зал, понимаете, под телекамеры… Татьяна Соломатина: И все за ним пойдут. Сергей Марков: И показать, как он занимается. Но это до сих пор… Анастасия Урнова: Давайте мы не будем сильно уходить от темы нашей дискуссии. Сергей Марков: Так это тема. Я хочу как раз… Анастасия Урнова: Мы понимаем, что надо делать акцент на профилактику. Правильно я вас понимаю? Сергей Марков: Ну, профилактика… Не просто профилактика, а поддерживать… Татьяна Соломатина: На первичное звено. Анастасия Урнова: На первичное звено в медицине. Просто вас поддерживают медики, очень много сейчас об этом говорят. Татьяна Соломатина: Можно я? Я хочу сказать… Анастасия Урнова: Просто сразу можно вам коротко вопрос? Сергей Марков: Главное – вот там на вложенный рубль мы получим больше всего… Татьяна Соломатина: Совершенно верно. Анастасия Урнова: Максимальную отдачу. Сергей Марков: Да, продолжительность жизни. Анастасия Урнова: Вот я хочу про это как раз больше поговорить. Сейчас идет программа по диспансеризации. Мы знаем, что в нее вкладываются огромные деньги, в миллиардах исчисляемые. Но при этом опять же очень многие медики говорят, что по сути своей диспансеризация – это совершенно неэффективно. Татьяна Соломатина: А я вам скажу – почему. Дело в том, что… Анастасия Урнова: Один раз там где-то что-то случайно нашли, но вообще-то выбрасывание денег. Татьяна Соломатина: Нет. Анастасия Урнова: Или нет? Татьяна Соломатина: Нет, вы не правы. Диспансеризация – это, я бы сказала, один из прорывных моментов, на который Министерство здравоохранения и Правительство обратили внимание. И я как человек, который приехал из региона, я могу сказать, что если эту диспансеризацию делать так, как она должна быть проведена, не делать завышенных цифр и не гнаться за объемами, а гнаться за качеством проведения этих медицинских осмотров, этой диспансеризации, тогда, когда за каждым пациентов пройдет… У нас же что происходит сегодня на территориях? Человек начал диспансеризацию, не дошел, а по стандарту он не прошел все – в клинику не идут деньги. Начинаются приписки, начинается еще что-то. На территории нашей области мы в 2014 году собрали совещание и сказали: "Дорогие коллеги, давайте займемся первичной диспансеризацией так, чтобы у нас выявленные пациенты при этом методе обследования пошли на второй круг". И для этого должны были быть деньги заложены в Фонде обязательного медицинского страхования. Что дала диспансеризация? У нас увеличилось количество лиц, у которых выявлены впервые онкологические заболевания. У нас рост идет, и это нормальная ситуация, потому что только при этом методе, вот при таком срезе можно заниматься профилактикой. Анастасия Урнова: Хорошо. То есть – полезно. Татьяна Соломатина: Мы сегодня говорим… Я согласна с Сергеем Александровичем, что надо. У нас есть два вида профилактики – медицинская профилактика и профилактика здоровья людей, которые живут на Земле. Вот сегодня… Юрий Крестинский: Ну, существуют цифры. Статистика говорит о том, что лишь 20%… Татьяна Соломатина: 16%. Это зависит от врачей. Юрий Крестинский: Да, зависит от врачей. Все остальное, в зависимости от стран – от 75 до 85%. Это то, что до врача. Это образ жизни, образ питания, двигательная активность и так далее, и так далее. Анастасия Урнова: Ну, понятно. Просто здоровый образ жизни, что называется. Гузель, вы хотели что-то сказать? Гузель Улумбекова: Да, я хочу добавить. Конечно, надо заниматься здоровым образом жизни, но мы не можем все черными красками рисовать. За последние годы было принято и антитабачное законодательство, и антиалкогольное законодательство. И кстати, мы стали… Сергей Марков: Ну, слабенькое, слабенькое. Гузель Улумбекова: Нет, одну секунду. Но все-таки движение было. Сергей Марков: Табачное и водочное лобби держит низкие цены по-прежнему. Гузель Улумбекова: Так, Сергей, я закончу. Секундочку… Анастасия Урнова: Но не всегда можно решить эти вопросы запретами. Гузель Улумбекова: Так, стоп! Дальше надо двигаться. Нормы ГТО мы возобновили. Это важнейшие шаги. Но дальше надо двигаться. Сергей, поясняю вам. Не вдруг уменьшится поток на медицинскую помощь. Вот завтра мы начнем заниматься профилактикой – и все, пациентов стало меньше станет? Не станет. Их будет столько же. Сергей Марков: То есть их станет больше, наоборот. Они будут дольше жить. Гузель Улумбекова: Поэтому важно и то звено, и надо продолжать заниматься там. И ведомственной медицине тоже должны, конечно, обязательно помогать, и школьную медицину возрождать, то есть производственно-школьную медицину. Татьяна Соломатина: А мы ее и возрождаем. Гузель Улумбекова: Ну, вы пока еще на начальной стадии. Татьяна Соломатина: Но мы уже начали об этом хотя бы говорить. Гузель Улумбекова: Это хорошо. А дальше нужны деньги. Дайте закончить мысль. Второе. Но при этом это не снимается вопрос: 1) об увеличении финансирования здравоохранения; 2) о повышении его эффективности. А теперь о диспансеризации дайте я вам поясню. Вот идет поток больных людей в поликлинику. Врачей не хватает, врачи еле-еле справляются с больными. Теперь им говорят: "Число врачей не увеличилось". Ребятки, а вы теперь еще здоровых (ну, относительно здоровых) обследуйте. Они бросают больных. Они же не могут работать, ну, в 2,5 ставки, да? Татьяна Соломатина: Совершенно верно. Гузель Улумбекова: Время-то одно. Они бросают и кидаются на этих. Значит, этих выявили. А денег на высокотехнологичное специализированное лечение столько, сколько было, если не меньше. Какая эффективность диспансеризации? Анастасия Урнова: И как выходить из этой ситуации? Гузель Улумбекова: Я думаю, вы сами не можете ответить на этот вопрос. Анастасия Урнова: Гузель, спасибо. Павел, как раз хотела к вам обратиться… Павел Воробьев: Вы знаете, 80% диспансеризации – это приписки. Это цифра достаточно… Анастасия Урнова: Вообще речь идет о том, что мы должны пойти к врачу и получить от него… Павел Воробьев: Более того, во всем мире это считается неэффективной технологией, ее никто не использует, только мы такие. Используются… Ну, понятно, здоровый образ жизни не обсуждается. И главное – это доступность первичной помощи, первичного звена. Татьяна Соломатина: Наконец-то мы дошли до сути! Павел Воробьев: У нас с вами закрыли ФАПы и участковые больницы везде. Сейчас строят ФАПы, и министр докладывает: "Мы построили там, в таком районе, в таком". А фельдшеров там нет, в этих ФАПах. Это здания пустые. Ни врачей, ни фельдшеров. Понимаете? И это бессмысленные разговоры про диспансеризацию, еще про что, про высокие технологии. Пока там не будет первичного звена, где больной может прийти с чем угодно, и ему окажут помощь адекватную, все остальное бессмысленно. Никакой продолжительности жизни не будет. Татьяна Соломатина: Мы начали очень хороший разговор… Анастасия Урнова: Сейчас, мы знаем, реформа здравоохранения, медицины. С одной стороны, говорят, что врачей хватает. С другой стороны, их только что сокращали. И я просто такой обывательской логикой стараюсь размышлять: ну, если их сокращают – значит, их было слишком много. Почему мы тогда сейчас говорим о том, что их не хватает? Татьяна Соломатина: Можно я скажу? Анастасия Урнова: Сейчас. Юрий Крестинский: Давайте так, давайте так… Сергей Марков: Сокращение врачей в Москве – это когда-то будут просто как диверсию рассматривать, через какое-то время. Анастасия Урнова: Ну, это коснулось не только Москвы. Сергей Марков: Как какую-то катастрофическую ошибку. Анастасия Урнова: Давайте не хором! Юрий Крестинский: Ситуация очень разная. Она крайне отличается в разных регионах страны, вот крайне отличается. Вообще понятно, что воспринимается сокращение врачей сегодня как один из инструментов оптимизации. Очень много копий сломано в разговорах про московскую реформу здравоохранения. Говорят: "Вот врачей сокращают, больницы закрывают, все становится хуже". При этом, положа руку на сердце, надо признать: в Москве становится лучше. Те, кто работают в реальности в московском здравоохранении… Гузель Улумбекова: И больше людей умирают. В Москве стало "лучше". Павел Воробьев: У нас сейчас заболевания, от которых вообще не умирали. Даже от воспаления легких теперь дома умирают. Юрий Крестинский: Они говорят, что им стало работать лучше, они стали больше зарабатывать. Анастасия Урнова: Можно я с вами немножко поспорю? Просто у меня есть мой собственный личный пример. Я, к сожалению, сейчас огромное количество времени провела просто в московских городских поликлиниках и больницах. И сейчас у меня на карточке моей написано, что я журналист, и поэтому мне сразу начинают рассказывать. Вот только что терапевт, обычная городская больница: "Нам как бы, конечно, подняли зарплату, нам ее довели до 30 тысяч рублей, но при этом нам сняли все надбавки". Вот мне две недели назад рассказывали: "Мы сейчас все подписываемся и отказываемся от надбавок за выслугу лет, за стаж, за квалификацию и так далее. При этом у нас очень сильно увеличилось количество пациентов. И мы в ужасном ситуации, нас никто не слышит". Просто из первых уст. Павел Воробьев: Это реалии нашей жизни. Гузель Улумбекова: Давайте о результатах поговорим. Анастасия Урнова: Не так? Гузель Улумбекова: Можно говорить о мнении одного врача, можно говорить. А в Москве сегодня… Стоп! Анастасия Урнова: Ну, так говорит не один врач. Гузель Улумбекова: В Москве сегодня главный показатель состояния здоровья населения – смертность населения – за последние три года растет. Всё, точка. Можно обсуждать, что один врач сказал, что в одной отдельной больничке есть. Павел Воробьев: Причем растет не на доли процента, а на десятки процентов. Гузель Улумбекова: В Москве растет смертность. Татьяна Соломатина: Коллеги, мы начали с очень хорошего вопроса… Юрий Крестинский: Нужно смотреть, что за структура смертности, что это за пациенты, все ли эти пациенты московские. Сергей Марков: Как можно говорить о том, что это… Анастасия Урнова: Стоп, стоп, стоп! Коллеги, давайте вернемся к вопросу зарплаты и сокращений. Татьяна Соломатина: Можно я скажу? Анастасия Урнова: Да, Татьяна, пожалуйста. Павел Воробьев: Я вам еще раз говорю: умирают от воспаления легких дома, их не госпитализируют в больницу. Ну, о чем разговор? Татьяна Соломатина:  Пока мы не повернем свою голову к первичному звену, ничего в здравоохранении мы не сделаем. Мы отдаем деньги на высокие технологии…Мы туда столько отдали денег, что оголили всю первичку  Татьяна Соломатина: Хорош ли указ президента 2012 года по повышению заработной платы? Что должен был сделать этот указ президента, на что он нацелен? Анастасия Урнова: Повысить престиж профессии. Татьяна Соломатина: Он нацелен на то, чтобы пришли врачи в первичное медицинское звено. Это то, с чего… Никакая диспансеризация, ни профилактические осмотры, ни те пациенты, которые… Пока у нас в первичном звене… Пока мы не повернем свою голову вот в это первичное звено, ничего в здравоохранении мы не сделаем. А еще когда мы отдаем деньги на высокие технологии… Да, мы сегодня на высоких технологиях… Поверьте мне, мы еще отстаем от западных стран, но мы туда столько отдали денег, что оголили всю первичку. Гузель Улумбекова: Это несбалансированно. Татьяна Соломатина: Вот на это надо сегодня бить. И в Комитете по охране здоровья эти вопросы сегодня обсуждаются. Мы сегодня вернулись к школьной медицине. Первый вопрос, который обсуждался на Комитете по охране здоровья, – это парламентские слушания по школьной медицине. Что мы сегодня видим, Сергей Александрович? Вы правы совершенно. У нас человек пришел в школу – и к одиннадцатому классу мы получаем половину инвалидов, потому что за ними никто не наблюдет. С тем ритмом жизни, который ведут наши дети… У меня у самой есть внучка, и я вижу, что с ней происходит. Она к концу недели просто падает, потому что нагрузка, потому что нет врача… Анастасия Урнова: Стрессы. Татьяна Соломатина: Потому что постоянно вот эта гонка – гонка родителей, гонка учителей и так далее. Понимаете? Анастасия Урнова: Ну, с этим все сталкиваются – и дети, и взрослые, конечно. Юрий Крестинский: Про высокотехнологичную медицинскую помощь еще одна реплика. Не хочется, чтобы прозвучало, что это плохо. Гузель Улумбекова: Это хорошо. Юрий Крестинский: Высокотехнологичная помощь – это очень хорошо. Гузель Улумбекова: Это хорошо, когда богатая система здравоохранения. Юрий Крестинский: Построены центры, построено 14 центров, служба родовспоможения, кардио-сосудистые центры. Татьяна Соломатина: Это надо делать. Юрий Крестинский: Это хорошо. Другой вопрос, что денег действительно недостает на первичку. И это не вопрос, что нужно забрать из высокотехнологичной помощи и отдать в первичное звено. Татьяна Соломатина: Надо и туда. Юрий Крестинский: Мы говорим о том, что в целом наше здравоохранение катастрофически недофинансировано. Гузель Улумбекова: Можно я? Татьяна Соломатина: И еще можно сразу вопрос? Анастасия Урнова: Да, сейчас. Я хочу к Исмаилу… Сергей Марков: Просто сравнение, чтобы наши зрители поняли. Наше здравоохранение недофинансировано не в сравнении с американцами, французами… Гузель Улумбекова: Не надо с американцами. Анастасия Урнова: С другими статьями бюджета. Сергей Марков: Оно по сравнению с турками, с тайцами, малазийцами… Гузель Улумбекова: Да! Правильно, правильно! Сергей Марков: Так сказать, со странами, у которых, в принципе… Павел Воробьев: С казахами даже, между прочим. Сергей Марков: С казахами, у которых, в принципе, уровень доходов ниже, чем у нас. Гузель Улумбекова: Уровень экономического развития. Анастасия Урнова: Исмаил, только не говорите, что у вас в больнице по-другому дела обстоят. Исмаил Османов: Абсолютно. Павел Воробьев: Ну, главный врач не может по-другому. Анастасия Урнова: Нет, может, может. Давайте не будем огульно оскорблять человека. Исмаил Османов: Что касается смертности, летальности. За последние пять лет летальность в нашей больнице снизилась более чем в 2,5 раза. Гузель Улумбекова: А сколько? Исмаил Османов: Не буду говорить. Более чем в 2,5 раза. Мы сегодня имеем возможность выхаживать, спасать и выхаживать 500-граммовых, детей, которые раньше… Анастасия Урнова: Это благодаря высоким технологиям как раз? Исмаил Османов: Это благодаря оснащению и благодаря высоким технологиям. И тех детей, которые еще лет пять-шесть назад умирали, сегодня мы их спасали. Мы их спасаем. Мы не просто спасаем, а мы их возвращаем к нормальной жизни. В том числе при сочетанной тяжелейшей травме поступают к нам в реанимацию, падение с десятых, одиннадцатых этажей, автотравмы и так далее. Сегодня у нас есть все рычаги, все условия для этого. И вопрос участковых врачей. Я, конечно, не работаю в системе первичного звена, но сегодня я еду с аттестацией врачей-педиатров, где я являюсь членом комиссии. И я тоже интересуюсь, как у них дела обстоят. Мы регулярно с ними встречаемся, с главными врачами. У нас налажена четкая преемственность между амбулаторным звеном – первичным, вторичным и нашей больницей. Гузель Улумбекова: Трехуровневая система оказания медицинской помощи. Исмаил Османов: Это трехуровневая система. Мы – третий уровень. У нас четкая преемственность. Мы не выписываем детей в никуда. Они остаются в поле нашего зрения, в поле их зрения. Анастасия Урнова: Я чувствую, что все сейчас пойдут в вашу больницу, кто в Москве. Исмаил Османов: И самое главное. Я сегодня общался, у меня была женщина, две женщины. Одна работает 28 лет, другая – 25 лет. Я говорю: "Как вы вообще? Вы устали?" Анастасия Урнова: Сотрудники, врачи? Исмаил Османов: Вы знаете, говорят: "Лет пять-четыре назад я бы ушла, а сегодня работа наша…" Ну, я про педиатров говорю, сегодняшняя реальная ситуация. Работа облегчилась. И компьютеризация, и возможность электронной записи, и заработная плата. Понимаете, даже если где-то что-то, сняли какую-то надбавку, в сумме заработная плата никак не может уменьшиться, потому что все должны выполнять приказ… Анастасия Урнова: У нас больница, в которой наступил коммунизм, очевидно. Гузель Улумбекова: Дайте я, можно? Анастасия Урнова: Сейчас. Павел Воробьев: Правда, есть одно "но" – идти некуда. Исмаил Османов: Приглашаю вас в больницу. Можете прийти. Анастасия Урнова: Приду. Павел Воробьев: Человеку с 25-летним стажем в Москве деваться просто некуда. Татьяна Соломатина: Это высокие технологии. Гузель Улумбекова: Давайте так. Надо понять, Исмаил Магомедович… В одной взятой стране, которая именуется Москва, в одном из самых богатейших регионов страны, главный врач одной из больниц, которую напихали оборудованием высокоспециализированным. Может быть, в одном отдельно взятом месте… Анастасия Урнова: Мне интересно, насколько этим оборудованием умеют пользоваться врачи в регионах. Исмаил Османов: Все оборудование эффективно работает. Гузель Улумбекова: Но понимаете как? Исмаил Магомедович не может… Он может судить о своей больнице, что в этой конкретной точке происходит. Очень хорошо. Исмаил Османов: Ничего подобного. Я знаю ситуацию и в других больницах. Гузель Улумбекова: Он не может судить в целом о системе здравоохранения. Когда я говорю про смертность, он говорит про летальность – то, что внутри больницы происходит. Теперь позвольте сказать о приоритетах. Вот когда денег столько же и даже меньше, чем в реальных ценах (а именно это у нас будет в ближайшие два года), я соглашусь с коллегами: абсолютно правильно, надо сосредоточиться на приоритетах. Что значит приоритеты? Это и есть эффективность управления. Их два. Дети. Заболеваемость подростков у нас возросла в разы, по сравнению с советским временем. У нас сегодня смертность детей до пяти лет в нашей стране, по сравнению с новыми странами Евросоюза, которые я называла, в два с лишним раза выше. Значит, это первый приоритет. Второй приоритет – здоровье мужчин. На сколько лет живут меньше российские мужчины? Анастасия Урнова: На десять. Гузель Улумбекова: Нет, на восемь. Анастасия Урнова: Разная статистика, видимо. Вчера буквально читала. Гузель Улумбекова: На восемь – российские, чем в новых странах Евросоюза. Вот два важнейших приоритета. И если говорить о видах медицинской помощи, на что, то когда денег мало, нам не до дорогостоящих технологий. Да, не до ЭКО. Нам, да, не до выхаживания 500-граммовых младенцев. Не потому, что этого не надо делать. Это могут делать, но богатые системы здравоохранения. А мы с вами – малообеспеченные. Поэтому на что надо тратить? На первичное звено, соглашусь с Павлом Андреевичем по этому вопросу. Анастасия Урнова: Ну, я поняла. Гузель Улумбекова: Это и есть эффективность управления. И плюс повышение квалификации кадров, про которые вы говорили. Анастасия Урнова: Спасибо большое. Гузель Улумбекова: К сожалению, здесь система буксует. Анастасия Урнова: Извините, перебью вас здесь. Павел, а у нас есть кому заниматься вот этим первичным здравоохранением? Какой у нас сейчас средний возраст врача? Павел Воробьев: Сейчас? Анастасия Урнова: Да. Павел Воробьев: Ну, к 60, примерно. Анастасия Урнова: А дальше что мы будем делать? Павел Воробьев: Дальше? Неизвестно что. Потому что они-то уйдут… Татьяна Соломатина: А можно я скажу? Мы все-таки приняли бюджет… Анастасия Урнова: Сейчас, давайте Павел договорит. Павел Воробьев: А что будет дальше – неясно. Потому что проект, который мы когда-то предложили "Пироговским движением" – "По миллиону – молодому врачу" – он, как всегда, был сделан Минздравом через другой проход. Потому что мы говорили о том, что миллион – раз, инфраструктура – два, автомобиль, жилье, чтобы врач себя чувствовал человеком. Дали миллион – и всё. И он приезжает – и у него ни кола, ни двора. Я знаю врачей, которые жили в операционных годами, в сельской местности. Гузель Улумбекова: Это так. Павел Воробьев: Что дальше? Дальше они приезжают и уезжают. Беременность, еще что-нибудь – и со своим миллионом они тихо отваливают. Поэтому эта программа сейчас буксует, она не работает реально. Татьяна Соломатина: Павел Андреевич, в регионах сегодня запущены другие программы параллельно этой. Павел Воробьев: Других программ у нас нет. Татьяна Соломатина: В нашем регионе мы сегодня строим социальное жилье. И ни один врач туда с миллионом не поедет, пока мы не предоставим там жилье. Анастасия Урнова: Насколько эффективна эта программа? Павел Воробьев: Одну секундочку! "Вы" – это кто? Татьяна Соломатина: Томская область. Павел Воробьев: Ну, "вы" – Томская область? Татьяна Соломатина: Да. Но это нужно сегодня выводить на федеральный уровень. Павел Воробьев: А что у вас в Каргаске в Томской области? Давайте спросим. В Каргасок вы ездили хоть раз, бывали? Татьяна Соломатина: Вообще я родилась в Каргасокском районе, если вы хотите об этом знать. Павел Воробьев: Ну, замечательно! Видите как? Прекрасно! Я был там много раз. Так вот, в Каргаске как раз врач и жил в операционной лет пять и сбежал. Очень хороший был парень. Татьяна Соломатина: Да, они сбегали. Сергей Марков: Вы знаете, коллеги важную тему на самом деле подняли, которую мы должны зафиксировать. Для того чтобы приходили молодые ребята, врачи и так далее… Татьяна Соломатина: Им нужно обеспечить социальную среду. Сергей Марков: Им нужно не вообще что-то такое, а они должны получить возможность жилья. Татьяна Соломатина: Жилье – в первую очередь, да. Сергей Марков: Для того чтобы он мог жениться. И это можно делать условно. Условно говоря, вот он врач молодой, сразу получил какое-то жилье. Но потихоньку ему гасят, гасят, гасят, если он продолжает работать и не уходит из системы здравоохранения. Анастасия Урнова: А у нас сейчас на что может рассчитывать молодой врач? Юрий Крестинский: Только это часть цепочки. Сергей Марков: Если вы не дадите молодому… Юрий Крестинский: Но надо где-то взять этого врача. То есть где сейчас готовят? Это отдельная тема. Сергей Марков: Я сейчас про это говорю. Если вы не даете возможности молодому специалисту получить жилье, то он не создаст семью, и они все уйдут, они не смогут там работать. Анастасия Урнова: Юрий, а разве такие перспективы не привлекут молодых врачей? Теперь ты выучишься, ты получишь жилье… Сергей Марков: Кстати, это приведет, вообще-то говоря, постепенно к понижению цен на жилье, чтобы вы знали, потому что если правительство придет, будет нормально делать все это… Анастасия Урнова: Должно быть очень много врачей для этого. Сергей Марков: А? Анастасия Урнова: Должно быть очень много врачей, мне кажется, чтобы это повлияло на рынок недвижимости. Татьяна Соломатина: Можно я скажу? У нас есть два разных района… Юрий Крестинский: Смотрите, любая идея полезная может долго рассматриваться. Вопрос – сколько это стоит? Ведь мы говорим о колоссальных деньгах, если мы говорим о потребностях системы здравоохранения страны в целом. Вот то, что только сейчас озвучено – это просто колоссальное увеличение финансирования. А ресурсов на это, как известно, нет. Татьяна Соломатина: Да, к сожалению, вы правы. Этот ресурс завис в другом месте. Юрий Крестинский: Сегодня в бюджетах 2017, 2018 и 2019 годов денег хватает лишь на финансирование текущей медицинской помощи. Ни капитальных затрат, ни закупок оборудования, ни лекарств только – не финансируется. В бюджете на это денег нет. Анастасия Урнова: Ну а какие-то нематериальные способы привлечения молодежи могут быть? Татьяна Соломатина: Надо увеличивать финансирование. Юрий Крестинский: Сегодня в бюджетах 2017, 2018 и 2019 годов денег хватает лишь на финансирование текущей медицинской помощи. Ни капитальных затрат, ни закупок оборудования, ни лекарств  – не финансируется. В бюджете на это денег нет.  Юрий Крестинский: Нет. Потому что то, что было выделено на зарплаты врачу, на выполнение майских указов, которые, с одной стороны, вроде бы имеют свои благие цели, но, с другой стороны, имеют и обратный эффект, на систему здравоохранения в том числе. Потому что если у нас заработная плата финансируется в ущерб другим важнейшим статьям, мы имеем серьезный перекос и снижения качества оказания медицинской помощи. Поэтому не только заработная плата, но и в целом здравоохранение, я еще раз подчеркну, нужно финансировать. Где взять врача? Вот главный вопрос. Как его привлечь? Есть масса инструментов. А где его взять? Ведь мы еще также должны с вами говорить о том, что идет разрушение системы медицинского образования в целом в стране. Да, есть отдельные научно-образовательные центры. Есть Москва, Санкт-Петербург, тот же Томск, Новосибирск, но в целом ситуация очень плачевная. И это отдельная тема. Анастасия Урнова: Гузель, насколько мы сейчас получаем компетентного человека, который выпускается? Павел Воробьев: Я сейчас просто дополню. Сергей Марков: Кстати, есть возможность деньги еще взять тоже, честно говоря. Анастасия Урнова: Давайте по очереди, коллеги! Сергей Марков: Достаточно простой метод, скажу честно, если слышат наши начальники. Это медицинский туризм. У нас созданы высокотехнологичные центры. Они вполне могут привлекать людей. Гузель Улумбекова: Чего?! Так, спокойно! Сергей Марков: Федоровская клиника глазная. Гузель Улумбекова: Я вас умоляю! Сергей Марков: Она достаточно большие ресурсы привлекает… Гузель Улумбекова: Фантазии оставим вот там. Анастасия Урнова: Коллеги, давайте не будем кричать, не будем кричать. По очереди! Гузель, по очереди, ладно? Павел Воробьев: Давайте я скажу, просто одна фраза. Вы процент иностранных студентов знаете в медвузах? Анастасия Урнова: Скажите нам, пожалуйста. Павел Воробьев: Половина. Анастасия Урнова: Серьезно. Павел Воробьев: Поэтому неоткуда нам взять. Сергей Марков: И что это значит? Анастасия Урнова: Потому что они уедут. Татьяна Соломатина: А почему? Я вам скажу. Потому что там зарабатывают на этих студентах. Гузель Улумбекова: Им не хватает денег. Татьяна Соломатина: Для того чтобы сохранить ту инфраструктуру университетов медицинских, чтобы сохранились кафедры, преподаватели и так далее. Они вынуждены это делать. Павел Воробьев: Совершенно верно. Анастасия Урнова: Конечно, им нужны студенты. Но кого мы получаем на выпуске? Гузель Улумбекова: К сожалению (я думаю, здесь все коллеги согласятся), уровень наших выпускников недостаточен для того, чтобы оказывать квалифицированную помощь. Если даже в Америке, когда приходят суперобученные резиденты непосредственно в клинику и возрастает число врачебных ошибок, то… У нас в этом году, кстати, при поддержке нынешнего министерства был принят указ… не указ, а федеральный закон об отмене интернатуры. И года после окончания вуза, который студенты якобы должны были под присмотром врача, его не будет. Теперь они все придут в первичное звено. И как они будут лечить – это большой вопрос. К вопросу о том, где взять специалистов. Вот Высшая школа экономики, которая вообще у нас определяет всю внутреннюю экономическую политику в стране, говорит: "А пойдите на рынок и возьмите на рынке". У них все на рынке. Ну, это, конечно, абсурд. Мы с вами понимаем… Анастасия Урнова: Почему? Павел Воробьев: Потому что нет такого рынка. Гузель Улумбекова: Ну, они в таких иллюзиях. Нет такого рынка. Татьяна Соломатина: Я здесь немножко не соглашусь. Гузель Улумбекова: Подождите, сейчас я закончу мысль. Значит, первое. Да, уровень выпускников требует существенного улучшения. Что для этого нужно делать? Нужны деньги и заработные… Татьяна Соломатина: Менять программы обучения. Гузель Улумбекова: Нет, не только программы. И программы, и заработная плата профессорско-преподавательского состава. К сожалению, она сегодня недостаточная. Третье – нужно заниматься повышением квалификации, то есть последипломным образованием. И для этого нужны тоже дополнительные средства. Кстати, средства небольшие! К вопросу о приоритетах. На что надо тратить? На первичное звено, на лекарства в амбулаторных условиях и на повышение квалификации врачей. Юрий Крестинский: А еще важно, чтобы грамотны управленцы управляли нашим здравоохранением. Гузель Улумбекова: О! Соглашусь. Да, соглашусь. Юрий Крестинский: И это отдельное, очень больное звено. Татьяна Соломатина: Вы задали вопрос: что зависит от главного врача? Очень многое… Анастасия Урнова: Зависит от него. Татьяна Соломатина: …зависит от руководителя любого лечебного учреждения. Гузель Улумбекова: Всех уровней, начиная сверху и заканчивая… Татьяна Соломатина: Всех уровней. Анастасия Урнова: Спасибо. Юрий Крестинский: У нас получается, что хороший руководитель – это, как правило, самородок. А такие проблемы самородками не решатся. Анастасия Урнова: Их мало. Исмаил, вам обещала слово. Исмаил Османов: Вы знаете, я хочу сказать, что та заработная плата, которую я озвучил, она совершенно не в ущерб качеству оказания медицинской помощи. Анастасия Урнова: Хочется верить. Гузель Улумбекова: А как вы измеряете? Исмаил Османов: Сейчас, одну секундочку. Гузель Улумбекова: Скажите хоть один показатель. Исмаил Османов: Ни один пациент ни одной таблетки у нас не закупил. Качество оказания медицинской помощи? У нас есть критерий – стандарт, да? Не ниже этого стандарта. Гузель Улумбекова: Нет, а цифра? Как Европа меряет. Тут вот иностранных туристов к вам приглашают. Исмаил Османов: Большинству пациентов мы оказываем помощь за пределами этого стандарта… Гузель Улумбекова: А как вы измеряете? Назовите хоть один показатель. Исмаил Османов: Сейчас, одну секунду. Сейчас объясню. Более того, мы развиваемся еще в том числе за свой счет, закупаем и оборудование, и делаем ремонты текущего характера. А что касается кадров, то кадровая проблема… Анастасия Урнова: Подождите, а на чем вы зарабатываете? Я просто не очень понимаю. У вас же минимальный процент платных услуг. Павел Воробьев: Откуда деньги? Гузель Улумбекова: На платных услугах. Ну, в Москве тарифы выше. Исмаил Османов: Мы зарабатываем на ОМС, на оптимизации финансово-хозяйственной деятельности. Как вы сказали, от управленцев многое зависит. Что касается кадров. С кадрами действительно проблема всегда, с хорошими кадрами. Анастасия Урнова: Молодежь к вам приходит? Исмаил Османов: И в этом больница, любое учреждение должно быть конкурентоспособным не только в плане привлечения пациентов, но и в плане привлечения врачей. И одним из эффективных инструментов, которые позволяют формировать будущие кадры, в частности в Москве, в нашей больнице, – это университетские клиники. У нас работают университетские клиники, я возглавляю одновременно университетскую клинику по педиатрии. И мы кадры отбираем на уровне студенческих кружков научных. Дальше – ординатура. Дальше – аспирантура. И естественно, мы ведем этих студентов, мы их уже адаптируем под себя, мы их учим. И мы формируем у них профессиональную ориентацию, выбор профессии. Павел Воробьев: А сколько лет работает это? Исмаил Османов: Что? Павел Воробьев: Эта система. Два года? Исмаил Османов: Ну, на базе больницы кафедры работают давно. А система – полтора года, правильно. Павел Воробьев: Поэтому что будет – неизвестно. Анастасия Урнова: Вот очень интересно, Исмаил, то, что вы рассказываете. Исмаил Османов: И это, кстати, позволяет дополнительно… Татьяна Соломатина: Поверьте, у меня есть этот опыт, более 17 лет. 17 лет назад мы создавали в клинике своей урологическое отделение. И врачей я туда отбирала с пятого-шестого курса. Исмаил Османов: Вот! Татьяна Соломатина: И вели мы их. Вот сегодня они уже созревшие молодые кадры, которым под 40 лет. Исмаил Османов: Правильно. Татьяна Соломатина: И сегодня это объединение работает. Они учили друг друга. Павел Воробьев: Это частные клиники. Анастасия Урнова: Коллеги, это идеальная практика. Исмаил Османов: И здесь ликвидируются все юридические препятствия для выполнения лечебно-диагностической работы профессорами и преподавателями. Татьяна Соломатина: И главный врач должен быть в этом заинтересован. Исмаил Османов: И дополнительная мотивация для преподавателей в плане стимулирования, поскольку все сотрудники университетской клиники являются сотрудниками в больнице одновременно. Анастасия Урнова: Я так понимаю, что это очень во многом заслуга как раз управления? Татьяна Соломатина: Понимаете, это правильный пример. Павел Воробьев: Это внесистемное решение, которое сейчас можно обсуждать. Исмаил Османов: Конечно. Если бы не было политического решения, то… Павел Воробьев: Но что из этого получится – никто не знает. Анастасия Урнова: Насколько я понимаю, это такая практически идеальная система, когда объединена учеба, наука и непосредственно практикующая медицина. Исмаил Османов: Да, абсолютно правильно. Павел Воробьев: Это катастрофическая система. И я вам объясню. Анастасия Урнова: Ну, пока я готовилась к программе, прочитала, что таких три центра в России. Павел Воробьев: Потому что врач, который работает в больнице, не может вести студентов. Исмаил Османов: Он не ведет. Анастасия Урнова: Ну, он их не ведет. Павел Воробьев: А что же он тогда делает? Исмаил Османов: Преподаватель работает врачом. Павел Воробьев: Ну, он не может работать преподавателем и врач одновременно. Исмаил Османов: Как не может? Павел Воробьев: Ну, потому что физически это невозможно. Исмаил Османов: Всю жизнь ассистенты работали врачами. Павел Воробьев: Никогда не работали врачами. Исмаил Османов: Как? Я работал, извините, на 0,5 ставки. Павел Воробьев: Консультировали ассистенты. Исмаил Османов: Это сейчас. Павел Воробьев: На 0,5 ставки вы могли подрабатывать вечером. Ну, зачем мне рассказывать? Исмаил Османов: Нет, вот когда ввели препоны для клинической работы, вот тогда возникли проблемы. Профессор консультирует, а его запись нелегитимная. Павел Воробьев: Это другая совершенно тема. Это совершенно другая тема. Исмаил Османов: А университетские клиники позволяют врачам, преподавателям, кандидатам, доцентам, профессорам… Павел Воробьев: Не позволяют! Плохо преподавать студентам они позволяют. Исмаил Османов: Ну, как же так? Павел Воробьев: Либо врачом вы можете работать, либо преподавать. Исмаил Османов: А как преподавать? Как можно преподавать студентам… Анастасия Урнова: Гузель, насколько мне известно, это общемировая практика, когда практикующий врач начинает преподавать. Юрий Крестинский: Университетская клиника? Эта система развита и в Германии, и в Австрии. Анастасия Урнова: Насколько в России она развита? Я говорю, что я читала про три центра таких. Юрий Крестинский: В России не развита. Ну, есть, может быть, 600-коечная клиника в "Сеченовке". Анастасия Урнова: А почему? Здесь-то какие препоны? Юрий Крестинский: Потому что все по-другому было построено. Исмаил Османов: Очень эффективно во многих работают университетские клиники. Анастасия Урнова: А какие здесь препоны, я не понимаю? Вроде бы не нужно дополнительных денег для того, чтобы три центра объединились и начали координацию. Юрий Крестинский: Ну, просто по-другому все было организовано. Анастасия Урнова: То есть это вопрос опять человеческого ресурса? Юрий Крестинский: Просто по-другому все было организовано, по-другому организованы процессы. Гузель Улумбекова: Отсутствие системы. Анастасия Урнова: Ну, система от кого зависит? Гузель Улумбекова: Система зависит… Павел Воробьев: Сейчас это тоже пока вне системы. В этом же все дело. Анастасия Урнова: Коллеги, просто все, что мы с вами сегодня обсуждали, все время, по вашим же словам, упирается в то, что нужно больше денег, больше денег… Татьяна Соломатина: Не так, не так, не так! Дайте мне, дайте мне слово! Сергей Марков: Ну, это абсолютно ключевой вопрос. Анастасия Урнова: Ну конечно. Сергей Марков: И это ответственность социально-экономического блока. Татьяна Соломатина: Вот хотите я времен скажу? Анастасия Урнова: Хотим. Татьяна Соломатина: Денег в Фонде обязательного медицинского страхования, в принципе, достаточно, если бы… Гузель Улумбекова: Недостаточно. Татьяна Соломатина: Если бы… Павел Воробьев: Убрать страховые компании. Татьяна Соломатина: И это тоже. Потому что они собирают как минимум 1% от всех объемов. Павел Воробьев: 15–20%, а не 1%. Татьяна Соломатина: Значит, второй вопрос – это вопрос того, что на Фонд обязательного медицинского страхования на протяжении ряда лет ложится груз той ответственности, которую до этого нес бюджет федеральный. Вот что произошло в Томской области? У нас уникальный город – студенческий. У нас было шесть федеральных медицинских институтов академических, которые финансировались из федерального бюджета. У нас есть Томской государственный медицинский университет, который тоже финансировался из федерального бюджета. У нас есть ФМБА, которое тоже финансировалось. Что происходит на протяжении ряда лет? Жителей Томской области – 1 миллион 76 тысяч. Вот это весь Фонд обязательного медицинского страхования, который распределяется на эту территорию. И вдруг на ее плечи ложится ФМБА, медуниверситет… Гузель Улумбекова: В общем, денег не добавили, а потребителей добавили. Татьяна Соломатина: Федеральные институты. В прошлом году дефицит… Анастасия Урнова: Расшифруйте, пожалуйста. ФМБА – это что такое? Павел Воробьев: Федеральное медико-биологическое агентство. Татьяна Соломатина: Федеральное медико-биологическое агентство. У нас есть закрытый город, в котором живет 100 с небольшим тысяч человек. Павел Воробьев: Это остатки атомного проекта, грубо говоря. Татьяна Соломатина: И понятно, что они финансировались по-другому. Вот это та нагрузка, которая сегодня лежит на плечах Фонда обязательного медицинского страхования. Оттуда мы с вами берем еще деньги. Отчисления на программу "Земский доктор" откуда? Оттуда. Гузель Улумбекова: На ФМП. Татьяна Соломатина: На высокие медицинские технологии? Оттуда. Анастасия Урнова: А ФМП – это что? Павел Воробьев: Ну, все-таки туда добавили из бюджета. Гузель Улумбекова: Дайте я скажу. Татьяна… Юрий Крестинский: А еще орфанные пациенты. Татьяна Соломатина: А? Юрий Крестинский: Еще пациентов с орфанными заболеваниями. Гузель Улумбекова: Это из бюджета регионального. Можно я скажу? Павел Воробьев: Это все-таки из бюджета. Татьяна Соломатина: Это не то. Гузель Улумбекова: Вот все, о чем говорили коллеги: денег не добавили, а видов медицинской помощи… Значит, три главных тезиса. Первое – конечно, наша система здравоохранения недофинансирована. Второе – надо заниматься межведомственными программами по профилактике, чтобы поток больных уменьшился. Но это не произойдет вдруг. Третье – надо повышать эффективность здравоохранения. Эффективность здравоохранения – это правильно расставленные приоритеты. Что это такое, если по категориям населения? Здоровье детей, здоровье подростков и здоровье российских мужчин. Если говорить по видам медицинской помощи, то это оказание первичной медико-санитарной помощи, лекарственное обеспечение, повышение квалификации кадров и качество в медицинских учреждениях. Ну, это нонсенс, когда я спрашиваю: "А какой у вас показатель?" – говорить: "Мы купили оборудование". Показатель… Любой главный врач за рубежом ответит: "Показатель качества? У меня внутрибольничная летальность от инфаркта миокарда на столько-то ниже, чем в среднем по стране". Павел Воробьев: Гузель, что мы сейчас обсуждаем? Это уничтожено Минздравом на протяжении последних десятилетий. Вообще представления о качестве нет. Как его поднимать? Гузель Улумбекова: Так, стоп, стоп, стоп! Я сейчас закончу. Сейчас, стоп! Но для того, чтобы повышать эффективность, надо другой уровень управленцев. Вот это то, о чем Юрий говорил. А для этого их надо учить, потому что мало быть хорошим врачом. Управление – это другой вид профессиональной деятельности. А у нас, к сожалению, сложилась практика: вот хороший, например, врач – он и управлять будет. Одно дело – ты управляешь одним пациентом, а другое – ты управляешь потоками больных, 146 миллионами. В одни поликлиники у нас ежегодно граждане 460 миллионов раз обращаются! Вот такое самое главное. Хотим улучшить? Придется делать все то, что я сказала. Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо вам большое, спасибо вам большое. Сегодня у нас была… Исмаил Османов: Значит, качество – это не оборудование. Извините, качество – это снижение количества ремиссий, прогрессирования… Анастасия Урнова: Извините, вынуждена завершать. Сегодня у нас была очень острая дискуссия. Понятно только одно – рецептов оздоровления системы здравоохранения много. Какой из них мы выберем – покажет время. А пока – будьте здоровы! Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Увидимся на Общественном телевидении России.