Кирилл Светицкий: Среди закредитованных россиян все больше тех, у кого нет проблемы купить седьмой айфон, у них проблема – выжить

Гости
Эльман Мехтиев
президент Национальной ассоциации профессиональных коллекторских агентств
Максим Петров
юрист, специалист по кредитованию
Кирилл Светицкий
психолог, руководитель мастерской позитивных изменений при Институте консультативной психологии (ISCON)
Андрей Лебедев
президент Союза «Микрофинансовый Альянс»
Александр Бузгалин
профессор Московского финансово-юридического университета

"Наилучший способ добиться кредита –
не пользоваться им".

Наполеон Бонапарт

Николай Матвеев: Здравствуйте! Это дискуссионная площадка "ПРАВ!ДА?" на Общественном телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня:

По данным Центробанка, каждый квартал клиентами микрофинансовых организаций становятся около 4 миллионов россиян. Эти займы очень востребованы на рынке несмотря на то, что почти каждый микрокредит превращается в макропроблему. В чем причины спроса на такие "займы до зарплаты"? Как правильно ими пользоваться и не попасть в ловушку "черных" кредиторов?

Николай Матвеев: Представитель Русской православной церкви, патриарх Московский и всея Руси Кирилл, открывая V Рождественские Парламентские встречи, обратился к Правительству с призывом запретить микрокредитование в России. Он назвал тех людей, кто этим занимается, "мироедами", напомнив, что в дореволюционной России так называли людей, которые наживаются на бедных. А еще патриарх считает, что в стране должны появиться банки для бедных, как в Индии. Почему в России до сих пор берут в долг под 15 и даже 150, и даже под 1000 процентов годовых за 15 минут без документов и поручителей? И на что люди идут, чтобы вернуть деньги за купленные шубы и смартфоны? Вот об этом мы сегодня и будем говорить в программе "ПРАВ!ДА?".

Александр Владимирович, есть проблема? И каков ее масштаб?

Александр Бузгалин: Проблема есть, она велика. И 4 миллиона – это далеко не все, потому что в нашей стране 10 миллионов человек, которые живут меньше чем на… Ой, извините, я оговорился. 20 миллионов человек, которые живут меньше чем на 10 тысяч рублей в месяц. Более половины россиян живет меньше чем на 25 тысяч рублей. Это медианная зарплата. Даже 23 тысячи.

Николай Матвеев: За чертой бедности.

Александр Бузгалин: Нет, это не черта бедности, черта бедности у нас еще ниже. Но в результате для этих людей дожить до получки… Вот в советские времена говорили "взять 3 рубля до получки". Сейчас, наверное, взять 3 тысячи рублей до получки – это принципиально важно. Это вопрос лекарства для очень больного человека. Это вопрос нормальной еды. Это вопрос не шубы, а это вопрос одежды для школьника, без которой он не придет в школу, и так далее. В основном микрофинансирование – это для бедных и очень бедных. А в России их много – половина примерно людей. Это раз.

Два. У нас, к сожалению, до сих пор очень нестабильные институты. Это я выражаюсь научно как профессор, а если попросту – кавардак. Можно воровать, можно "кидать" (вот есть такое слово, неприлично произносить профессору). И огромное количество организаций, которые этим занимаются на всех уровнях. И отсюда огромные проблемы с этим микрофинансированием.

Николай Матвеев: Я прошу прощения, несколько цифр. Поправьте, если я неправ. Общий кредит по микрофинансовым организациям в 2007 году составлял 7 миллиардов рублей. В 2008 году это уже 15 миллиардов рублей. И если верить, в процентном соотношении это выражается, что в этом году… в предыдущем, в 2016 году общий кредит, который взял люди, – 130 миллиардов рублей. Означает ли это, что микрофинансовые организации пользуются именно бедственным положением народа?

Александр Бузгалин: Ну, палка о двух концах. У людей действительно тяжелое положение, и оно не улучшается или улучшается незначительно. Но есть и другая сторона медали: люди распробовали возможность получения этих микрокредитов, но не поняли, насколько это опасно. Вот, так сказать, начало положено, а конец, к сожалению, еще не до конца осознан.

Выходы из этой ситуации есть, и, наверное, мы их еще специально обсудим. Но я напомню, когда в СССР при всех его недостатках брали 3 рубля до получки, люди без всяких расписок знали, что эти 3 рубля отдадут. Был высок уровень доверия. У нас сегодня друг к другу уровень доверия крайне низок, 3 рубля до получки занять очень сложно, 3 тысячи рублей – это раз. И два – такая же ситуация в бизнесе на самом деле.

Николай Матвеев: Ну, вы прямо расширяете пул этих самых проблем. Обязательно ко всем вернемся.

Александр Бузгалин: Ну, я провоцирую на серьезный разговор.

Николай Матвеев: Да. Он действительно, я надеюсь, состоится.

Александр Бузгалин: Мне кажется, что без общественного контроля эта система работать не будет.

Николай Матвеев: Максим, вот для россиянина микрокредит – это что? Простите за резкость. Тупость или безысходность?

Максим Петров: Вы знаете, большинство клиентов, которые обращаются ко мне, приходят к этой проблеме – к тому, что нужно взять этот микрокредит – именно от безысходности. Обстоятельства случаются разные. Когда общаешься с людьми, порой не веришь, что некоторые люди находятся в таком состоянии, что они были вынуждены обратиться именно к этой организации и взять эти деньги. И я считаю, что это не тупость потребителя. Я считаю, что это, вы знаете, такие сладкие вкрадчивые речи, которые выдвигают многие микрофинансовые организации, рекламируя свои услуги или всячески обходя и желая получить деньги в дальнейшем от этого потребителя.

Николай Матвеев: Давайте упростим. 2% в день – 730% в год. Это какие речи нужны, чтобы убедить человека, хотя бы мало-мальски мыслящего?

Максим Петров: Вы знаете, когда ты находишься в крайне тяжелом положении, ты готов уже на многое, особенно если вопрос касается не только тебя, но и семьи. И очень многие такие люди…

Александр Бузгалин: Просто по-другому взять невозможно.

Максим Петров: Плюс ко всему, понимаете, человек, который берет микрокредит, зачастую не имеет малейшей эрудированности и подкованности в законодательстве.

Николай Матвеев: То есть это не пресловутые мелкие буквы в договоре, как вот было раньше?

Максим Петров: Очень часто мелкие буквы, я с этим часто встречался. Но знаете, сейчас очень распространены такие формы, как отсылочные всякие положения (раньше, по крайней мере, а в последнее время законодательство совершенствуется в этом вопросе), всякие отсылочные нормы, отсылочные положения к каким-то документам, с которыми они не знакомы. Или просто иногда подписывают документ, не глядя, люди, потому что им рассказали и сказали: "Зачем вам это читать? Мы вам все сейчас расскажем". И человек после того, как он ставит свою подпись, он попадает в кабалу. Это контракт с дьяволом.

Николай Матвеев: Андрей, вот когда слушаешь эти истории (а я готовился к программе и много историй прочитал), ощущение складывается, что это иго нового типа, когда откуда-то приходят, забирают все – и люди остаются абсолютно ни с чем. Вот вы согласны с тем, что такой образ микрофинансовых организаций царит в обществе?

Андрей Лебедев: Вы как почувствовали мое желание вмешаться в разговор, не дожидаясь очереди. Я бы ушел от таких штампов и стереотипов – "договор с дьяволом" или нет. Это прежде всего инструмент микрофинансирования. Сказать "плох инструмент или хорош?" – ну, то же самое, что сказать "плохой Интернет или хороший?". Как его использовать. Можно скальпелем перерезать горло и убить человека, а можно удалить аппендицит и спасти его.

Мы здесь затрагивали аспект двух видов кредитования. "От зарплаты до зарплаты" – это называется "сегмент PDL", когда очень короткие деньги под очень высокий процент на очень короткий срок. А есть потребительские кредиты. Вот о потребительских я бы сказал, что это договор с дьяволом. Почему? Потому что здесь нужно смотреть психологическую составляющую человека. Все современное общество… Почему было сказано, что маленький кредит доверия друг к другу? Современное общество – потребительское. И нас убеждают, молодого человека, что если у него нет седьмого айфона – значит все, он не в тренде. И он идет, покупает. И не потому, что там мелкие буквы…

Николай Матвеев: Эти нищеброды с шестыми айфонами, слоняющиеся…

Андрей Лебедев: Маленькие кредиты – они почему все в шаговой доступности? Потому что знают, что человек здесь, он никуда не денется 

Андрей Лебедев: Да, ему хочется его взять – и всё! А потом – хоть трава не расти! Но нельзя же сказать, что микрокредитование плохо только потому, что студенту наплевать, чем он будет возвращать этот кредит. Если говорить о банковском секторе, который стоит рядом, в мире, между нами говоря, 40% "плохих" кредитов. Это что означает? Что крупные корпорации, трансатлантические, которые кредитуются у таких же монстров, не отдают. Но почему об этом никто не говорит, только банкиры в своих кругах? Умалчивают. Потому что есть понятие издержки по дефолтам. И если банк не заплатил… вернее, кредитор не отдает крупный, им надо судиться, привлекать юристов, адвокатов. Это издержки. Это долго, нудно и не очень эффективно.

Маленькие кредиты – они почему все в шаговой доступности? Потому что знают, что человек здесь, он никуда не денется. И издержки по тому, чтобы позвонить ему и надавить, что называется, ему на нерв, – они копеечные. А если посмотреть в историю, то в России был первым не "Фора-Банк". Если еще глубже посмотреть – например, Юнус, который получил Нобелевскую премию за то, что он не изобрел эту форму, а всего лишь показал ее грань, как можно бедным в одной деревне помочь стать на ноги.

Николай Матвеев: Вы про историю Бангладеш, да?

Андрей Лебедев: Конечно. А еще раньше, возвращаясь к высказыванию Кирилла, самыми первыми инструментами микрокредитования были как раз монастыри в Европе. Они первые ссужали своей пастве, зная, что вот она рядом. И издержки по дефолту тоже были копеечные. Они знали, что прихожанин никуда особо не побежит.

Николай Матвеев: Ну, понятно. Я понимаю, конечно, микрокредитование "я тебе даю чуть-чуть на чуть-чуть", но вопрос – под какие проценты? И я так понимаю, именно российская история, что проценты эти заоблачные. Или нет? Как вы считаете?

Эльман Мехтиев: Это не российская. Но это российский регулятор придумал уникальную вещь. Мы только что с Павлом Алексеевичем были на одной дискуссии в Центральном банке… И это действительно уникально. Мы, банкиры, об этом с самого начала говорили. Во всем мире пытаются ограничивать закредитованность. Во всем мире. Во всем мире так или иначе приходят к тому, что нужно ограничивать совокупную долговую нагрузку. Вот классический пример. Очень часто спрашивают, мне говорят: "Столько-то процентов". Я говорю: "Хорошо. А 10% – это много или мало?"

Николай Матвеев: 10% годовых?

Эльман Мехтиев: Да. "Это много или мало?" Люди говоря: "Хорошо, это мало". Я говорю: "Хорошо, 10% годовых. А если в месяц платеж, допустим, 5 тысяч рублей… ну, не 5 тысяч, а пусть будет 50 тысяч рублей – это много или мало?" И тут человек начинает задумываться. "Хорошо, – говорю я, – давай дальше рассуждать. 10% годовых, 50 тысяч рублей платеж при зарплате 75 тысяч рублей – это много или мало?"

Можно обвинять меня в том, что я специально переворачиваю, но величина процентов не имеет значения, в действительности она не имеет значения. Имеет значение, сколько совокупная долговая нагрузка этого человека составляет к его доходам за минусом того, что ему минимум нужно на жизнь – так называемый прожиточный минимум. И вот тогда начинаешь понимать.

А как так получилось, что только в России для банкиров выдать на 12 месяцев 30 тысяч рублей (максимальная процентная ставка по закону, больше нельзя) – это приблизительно 60% годовых, а для микрофинансистов – 200%? Что получается? Я оцениваю как банкир: этому человеку из-за рисков того самого дефолта я могу выдать под 65%, но мне нельзя. Что возникает? Он идет за угол… Мы не делаем, но найдутся банки, в том числе государственные, которые учреждают свою микрофинансовую организацию. "Зайди, пожалуйста, за угол". А может быть, даже за угол не надо заходить, потому что: "Мы – агенты той самой микрофинансовой организации". И пожалуйста, получи под двести.

То есть мы сами создали сразу после кризиса, когда начали говорить про закредитованность (мы – государство, мы – страна), ситуацию, при которой возникает так называемый регуляторный арбитраж. И люди, которым можно было бы выдавать под гораздо более щадящий процент, под гораздо более жестким контролем, потому что банки находятся под гораздо более жестким контролем, чем микрофинансовые и микрокредитные организации, – мы их толкаем туда, где минимум двести. А дальше начинается вопрос: "Подождите, двести? Так надо же забрать. Это же деньги, они уже насчитались". В глазах – чик-чик-чик! – проценты. Да? И начинается жесткий "черный" collection.

Николай Матвеев: Об этом поговорим.

Эльман Мехтиев: Извините, сразу закончу. Если вы посмотрите, все кейсы "черного" collection – это не те, которые побежали срочно регистрироваться после принятия закона. Это те, где выдавались такие высокие грабительские проценты.

Николай Матвеев: Кто изначально был готов к преступному шагу, так скажем?

Эльман Мехтиев: Ну, не к преступному, но к высоким, супервысоким процентам.

Николай Матвеев: Павел Алексеевич, меня в этой истории интересует треугольник: вот ответственность человека, который берет микрозаем, ответственность компании, которая этот микрозаем выдает, и ответственность государства. Давайте начнем с ответственности человека.

Павел Медведев: Это зависит от того, какой человек. Ответ от этого зависит. Вот совсем недавно читал жалобу женщины, у которой тяжелоболен муж-пенсионер, и она пенсионерка-инвалид, пенсия очень маленькая, все деньги уходят на лекарства мужу. А осенью надо купить угол, а машина угля стоит 7 тысяч рублей, а 7 тысяч рублей нет. Значит – надо взять в долг. Взяли в долг 7 тысяч рублей. В банке не дают, потому что очень маленькие доходы, а микрофинансовая организация дала. И вот человек попал в петлю и спрашивает меня: "Что делать?"

Николай Матвеев: Ну, теперь плавно – ответственность микрофинансовой организации. Это организация, которая дает этой бабушке 7 тысяч рублей, понимая, что бабушка вряд ли отдаст эти деньги.

Павел Медведев: Но она не умрет от холода этой зимой. И она, кажется, не умерла этой зимой от холода.

Николай Матвеев: То есть из гуманизма они дают?

Павел Медведев: Ну, это у них бизнес, но только бизнес имеет разные последствия. Одно последствие – это то, что бедная женщина мне жалуется, не знает, как выпутаться из этого долга. Подавляющее большинство россиян считает, что надо платить. И она считает, что надо платить, но платить не из чего. Это одна сторона медали. А другая сторона медали – они вместе с больным мужем не замерзли в эту зиму. Что будет в следующую – я не знаю.

Николай Матвеев: Кирилл, помогите мне понять, на что рассчитывают микрофинансовые организации, когда говорят: "За 15 минут без документов и без поручителей"? Пришел человек, попросил деньги – дали. Но даже самый глупенький, наверное, поймет, что большинство этих денег не вернется. На что они рассчитывают? Потом вот эти меры коллекторские, когда выбиваешь вместо четырех тысяч сто?

Кирилл Светицкий: Нет, просто понимая процент… Как бы это вопрос не к психологу, а скорее к экономисту. Потому что мы понимаем, что процент этот настолько высок, что те, кто отдают, покрывают убытки тех, кто не отдает. Но это в этой истории не самое интересное. Самое интересное в этой истории то, что… Меня часто спрашивают клиенты или собеседники как психолога: "Вот это хорошо или плохо? Вот это поведение – хорошо или плохо?"

Николай Матвеев: Со стороны кого? Со стороны людей, которые кредитуются?

Кирилл Светицкий: В любом случае, что угодно. И в данном случае тоже: "Это хорошо или плохо – эти организации?" Надо смотреть в контексте. Давайте посмотрим, что происходит у нас вокруг этого всего, как ведут себя другие субъекты нашей реальности. Недавно появились в СМИ сообщения о том, что в ряде субъектов федерации у нас уже за долги по ЖКХ отбирают детей. То есть не заплатил за свет – приходит полиция, органы опеки и отбирают ребенка. То есть у нас сейчас огромное количество процессов происходит в жизни, где все пытаются у человека что-то забрать.

Николай Матвеев: Подождите…

Кирилл Светицкий: Причем забрать безвозвратно. И на этом фоне…

Николай Матвеев: Я поправлю вас. Детей забирают не из-за долгов за ЖКХ. Детей забирают из-за того, что они живут в условиях, где их жизни что-то угрожает: нет света, нет воды и так далее.

Кирилл Светицкий: Нет, когда есть, но не заплачено. Уже так, уже так.

Николай Матвеев: То есть даже когда свет не отключен, а уже можно забрать детей?

Кирилл Светицкий: Да, сейчас уже так.

Николай Матвеев: Я не слышал, простите.

Максим Петров: Я вас перебью. Ни одного судебного решения такого я даже не видел.

Кирилл Светицкий: Пока не было…

Николай Матвеев: Пока не было, но будет. Хорошо, пусть будет.

Кирилл Светицкий: Будет, будет. Значит, в этой ситуации… Ну, как бы все мы видим, что происходит. Вот представьте себе человека, у которого вокруг все отбирают. А у него проблема – дожить до получки, пережить зиму, как Павел Алексеевич нам заметил. И в этой ситуации… Мне очень трудно быть адвокатом дьявола, но в этой ситуации микрофинансовые организации часто выглядят Дедушкой Морозом добрым. И поэтому люди, когда они видят все остальное, на этом фоне выбирают их как тех, с кем можно иметь дело. Это вполне естественно.

Павел Медведев: Нет выбора, к сожалению.

Кирилл Светицкий: Среди закредитованных россиян все больше и больше тех, у кого нет проблемы – купить седьмой айфон, у них проблема – выжить

Кирилл Светицкий: Это вполне естественная психическая реакция. Я имею в виду, конечно, не тех людей, которые покупают седьмой айфон, потому что шестой надоел. Это как бы отдельная категория. Этим пускай занимается новый министр образования, она должна сделать из дураков умных, это ее проблема. Мы говорим о тех… Я как бы больше внимания обращаю на тех людей (и их становится все больше и больше), у которых нет проблемы – купить седьмой айфон, а у них есть проблема – выжить. И это самое главное. Потому что это люди, которым по-настоящему помощь нужна. И тут помощи нет.

Александр Бузгалин: И вот здесь на самом деле нужно было бы включить государство, на мой взгляд.

Николай Матвеев: Я прошу прощения. Вот в дополнение цифры – повседневные нужды, на что берут люди эти самые микрозаймы. Еда, покупка одежды, оплата коммунальных услуг – 68%. Задерживают зарплату – 12%. На лекарства – 11% берут. 9 из 100 берут на юбилей или свадьбу, это отдельная категория. Новый смартфон (о чем мы говорили) – 8%. На планшет – 3,6%. И новые сапоги… Даже на сапоги берут эти самые микрозаймы.

Александр Бузгалин: Перекредитовываются многие.

Николай Матвеев: Вот о тех, кто на юбилей, на новый смартфон, на планшет, на новые сапоги, мы поговорим. Меня, конечно, интересует судьба вот этих самых 68%, которые идут… Можно я назову это "кабалой"?

Александр Бузгалин: Да, это именно кабала.

Николай Матвеев: Вступают в эту бочку с жидким бетоном ради еды, покупки одежды, оплаты коммунальных услуг.

Александр Бузгалин: И человек оказывается в очень тяжелом положении, потому что выбор: либо не отдавать и превращаться в подлеца, нарушителя элементарного обязательства (что для значительной части пожилых людей, выросших в Советском Союзе, достаточно мучительно, хотя сегодня это вроде бы звучит как-то странно, в нынешнем этическом пространстве); либо ты оказываешься, еще хуже, под ударом "черных" коллекторов, которые с тебя таки выбьют, хотя ты вроде бы без документа и вроде бы без основных обязательств. Так что не все так гениально, спокойно и нежно. И добрые дяденьки-самаритяне приходят и дают, и знают, что не отдашь, но что делать – ты такой вот бедный и так далее.

Вопрос в том, что общество и государство могут и должны создавать альтернативы. Я назову очень простые вещи, которые выглядят наивными, но тем не менее. Существуют кассы взаимопомощи, которые были придуманы в царской России, которые придуманы в нищей Индии, которые придуманы в Латинской Америке. По месту жительства, по месту работы люди создают кассу взаимопомощи, где они дают деньги практически беспроцентно, где они доверяют друг другу, где они могут понять: "Да, вот этому мы дали, он не может отдать. Ну и ладно, ребята, переживем. Это наш товарищ, мы вместе живем. Может быть, поможем ему тем, что мы притащим этот уголь или еще чем-то".

У нас просто так мыслить перестали. У нас мыслят исключительно в рыночных категориях – "более выгодно", "менее выгодно". И каждый сам за себя, один Бог за всех. Вот так проблема нищеты не решается. Она решается или путем уничтожения нищеты за счет снижения социального неравенства (но это тема другой передачи), либо за счет минимальной взаимопомощи людей, которые живут вместе или работают вместе, или и то, и другое.

Николай Матвеев: То есть в рыночные механизмы должна врубиться мораль?

Александр Бузгалин: Не просто мораль, в отношения солидарности и взаимопомощи – вот то, что сейчас назвали "социальным капиталом". Извините, я на секунду отвлекусь. Произошло гениальное открытие – вдруг поняли, что можно не только конкурировать, но и помогать друг другу, и что во многих случаях это оказывается эффективнее для экономики, чем конкурировать. Вот в 80-е годы французы сделали такое великое открытие. Я потом долго думал, где я читал про то, что "взаимопомощь есть важный фактор развития экономики". Вспомнил! В учебнике по научному коммунизму, написанному в 60-е годы.

Есть такое в экономике, есть такой способ жизни, есть такой способ взаимодействия. Так можно взаимодействовать для бабушек, так можно взаимодействовать для тех, кто получает 10 тысяч. Вот Рогозин сказал, что 10 тысяч платят тем, кто собирает "Протоны". У них тоже будут проблемы, они тоже пойдут в микрофинансирование и тоже окажутся в долгах – и соберут еще такой "Протон", что нам всем, так сказать, аукнется.

Николай Матвеев: Максим, нам говорят: "Вот рынок как бы. Ребята, вы сами этот путь выбрали в 1991 году. И если у меня есть один рубль и я готов дать его под сто – почему бы и нет? И если есть еще человек, который готов взять эти деньги под такой процент". Пожалуйста, да?

Александр Бузгалин: Если дурак, то твои проблемы.

Николай Матвеев: С другой стороны, мы узнаем, что Google отменяет контекстную рекламу для компаний, которые выдают кредиты на 60 дней, ниже 60 дней, или, например, выдают кредиты под 36% годовых. Причем комментарий звучит следующий, что они это делают в первую очередь из моральных соображений. То есть мы, ориентируясь на рыночную экономику… Двести лет мы ориентируемся, поглядываем из-за занавеса на этот Запад. Там уже врубается мораль. Почему бы у нас не обратить внимание – с точки зрения гуманности – на инструменты рыночной экономики?

Максим Петров: Вы знаете, с точки зрения гуманности инструмент, который предусмотрен нашим гражданским законодательством, такой есть. И есть такой регулятор. И есть такое понятие даже. Вот вы сказали "кабала", да? Есть такое понятие "кабальная сделка". И когда клиент…

Николай Матвеев: А в чем ее суть?

Максим Петров: Суть кабальной сделки в том, что когда последствия неисполненного обязательства или сама сделка, или само обязательство подразумевают крайне невыгодные условия для одной из сторон. В этом суть кабальной сделки.

Николай Матвеев: А что есть крайнее?

Андрей Лебедев: Невозможность реализации.

Максим Петров: Да, невозможность реализации.

Александр Бузгалин: Либо угробить своего мужа-инвалида.

Максим Петров: Я вам приведу пример…

Николай Матвеев: Вот эта же самая бабушка, которая взяла 7 тысяч, да?

Максим Петров: Я вам приведу конкретный пример. Из всех моих клиентов один только человек сказал, что он не хочет возвращать основной долг. Человек взял 10 тысяч. И когда обращаются ко мне, они говорят: "Я готов, я верну! Но я не хочу платить 100 тысяч, проценты". И вот это кабальные условия. Именно проценты, именно штрафы, санкции, навязанные услуги – все вот это является кабальными условиями.

Эльман Мехтиев: Очень хороший поворот темы в эту сторону.

Николай Матвеев: А давайте мы эту тему еще сильнее повернем – посмотрим сюжет, где одна сумма превратилась совсем в другую. Внимание на экран.

Все началось с того, что этот молодой человек (назовем его Егор) взял 4 тысячи рублей в долг в микрофинансовой организации. Деньги понадобились, когда потерял одну работу и устраивался на другую.

Егор, заемщик: Чтобы никого из знакомых не дергать, из друзей, в микрофинансовую организацию – раз! – взял. Отдал, все нормально. Два – взял, нормально. А потом, когда платишь-платишь, платишь-платишь, три раза уже переплатил – и уже нет возможности больше, все. Раз – пропустил, два – пропустил…

В итоге набежала солидная сумма. И вот уже полгода Егор живет в постоянном напряжении – кредиторы атакуют.

Егор: Узнали номер квартиры, где зарегистрирован, и телефон городской линии соседей. И начинают уже соседей обзванивать.

Соседка подтверждает – звонили ночью много раз, хотя к долгу Егора она отношения совсем не имеет.

Соседка Егора: Всю ночь долбили, всю ночь! Две ночи мы не спали вообще, а потом просто телефон отключили. Звонок, поднимаешь трубку – там шипение, идет похоронный марш, и дальше: "Заплатите долги – и живите спокойно. Подумайте о себе и своих близких".

На стенах подъезда следы надписей, оставленных коллекторами. Особенно много на площадке и у квартиры Егора.

Егор: Вот тут заклеили, тут заклеили, тут заклеили, тут заклеили. Фотографии. Потом напишут какие-то гадости, всякие кресты нарисуют.

Молодой человек утверждает, что пытался договориться о реструктуризации долга, обещал со временем выплатить все, но это категорически не устраивает кредиторов.

Егор: Можно разговаривать с собакой, которая на тебя гавкает? Наверное, вряд ли. Аргументы какие-то не работают. Им только одно – деньги, деньги, деньги!

Устав от постоянных угроз и психологического давления, Егор решил лично приехать в офис кредитной организации. Обещал оплатить часть долга. Но главная цель – оценить степень угрозы и сделать так, чтобы его близких и родных оставили в покое. Вместе с Егором юрист Данила, чья специализация – помощь заемщикам. Разговор в офисе получился напряженным. Кредиторы заявляют, что никуда не звонили, однако предложили Егору некоторые уступки при расчете.

Егор: Сказали, что они ничего не будут, если мы договорим. И предложили мне те же условия, о которых я просил с самого начала.

На самом деле ситуация, в которую попал Егор, вполне типичная для клиентов микрокредитных организаций. Большинство честно пытаются выполнить требования кредиторов, но размер долга при этом не уменьшается. Юристы же советуют обращаться в суд. И чем раньше – тем лучше.

Данила Михалищев, юрист: Ни в коем случае никогда не пытаться договориться с микрофинансовой. Это только себе хуже. Выгодно будет им. Заемщику никогда выгодно не будет. Он брал около 4 тысяч рублей, а выплатил порядка 30 тысяч рублей. И сейчас он должен для досрочной суммы погашения в размере где-то 55–60 тысяч. То есть представляете, в каком размере он платит. Это неправомерно. Ни один суд такие суммы не присудит абсолютно.

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Андрей, а как вы отреагируете на реплику адвоката, что договариваться с микрофинансовыми организациями не нужно, а нужно идти в суд и слушать решение Фемиды?

Андрей Лебедев: Ну, первый способ избежать войны на любом уровне – на межправительственном, на межличностном – это договариваться. Война всегда начинается там, где человек не может посмотреть глазами оппонента на одну и ту же тему. В данном случае это попытка опять же обострить. Во-первых, Правительство через мегарегулятора, наш ЦБ… Уже принят закон, ограничивающий количество процентов на проценты, которые можно начислять и истребовать.

Николай Матвеев: По-моему, в три раза сумма не должна превышать, троекратный размер.

Максим Петров: Я оговорюсь: это кредит на год.

Андрей Лебедев: Меньше года.

Максим Петров: Меньше года, да.

Николай Матвеев: То есть если кредит на два, то там уже в шесть раз получается?

Максим Петров: Уже другие условия наступают.

Николай Матвеев: Другие условия.

Андрей Лебедев: В данном случае, конечно, жаль парня. Тем более это не пенсионер умирающий с голоду и покупающий уголь, а это молодой парень. Но, наверное, у него была двойка по математике, потому что когда он брал этот кредит, либо он просто не подумал об ответственности юридической и финансовой, либо не посчитал, во сколько его долг…

Александр Бузгалин: Вы знаете, он подумал о том, что он устроится на работу. А как выяснилось – устроиться на работу ему не удалось. Это судьба для очень многих.

Андрей Лебедев: Да. Вот я как раз хотел… Согласен.

Александр Бузгалин: Я маленькую статистическую справку дам. За последний год потеряли работу 15% людей, по данным опросам РАНХиГС, Академии при президенте Российской Федерации. Возможно, это один из этих людей.

Андрей Лебедев: Конечно.

Николай Матвеев: А количество работающих?

Александр Бузгалин: А рассчитывать на то, что потеряли 15% работу в нашей стране…

Эльман Мехтиев: А может быть, ему умерить немножко аппетит и пойти на более низко оплачиваемую работу?

Александр Бузгалин: Извините, если он берет четыре тысячи – значит, он получает двенадцать.

Эльман Мехтиев: Значит, можно и на десять.

Александр Бузгалин: А идти еще на более низкую, чтобы получить восемь, и после этого не иметь возможности нормально жить?

Николай Матвеев: Кстати, о мотивациях вот этого парня мы еще поговорим. Закончите мысль, и мы продолжим.

Андрей Лебедев: Я хотел сказать, что я как руководитель СРО вижу огромное количество жалоб. У нас в СРО более 650 микрофинансовых организаций, причем самых разных: и PDL, есть и государственные. Как пример позитивного использования этого инструменты – например, МФО с госучастием дают юрлицам (субъектам малого и среднего предпринимательства) до 3 миллионов на 3 года под 10 годовых. Они не имеют права давать больше. Вот это пример позитивного использования. Потому что если искать позитив, он, наверное, здесь единственный. В данном случае…

Эльман Мехтиев: Не только…

Андрей Лебедев: Ну да, к сожалению. Но это опять же инструмент тот же самый, просто его используют совершенно по-другому. И в данном случае, конечно, я поддерживаю Александра Владимировича. Почему? Потому что в кризис потребность в микрозаймах всегда вырастает. Но я знал, что психолог, наш коллега, поднимет этот вопрос, и Александр Владимирович как представитель классической науки поднимет вопрос. Когда мы будем искать причины, почему так, вы все со мной согласитесь – любую причину, не только микрофинансовую… Микрофинансы – это просто язва, которая вскрылась на днях. И патриарх Кирилл как бы вслух об этом сказал, вскрыл нарыв.

Если искать причины… А мы же здесь собрались не просто потрясти воздух, а именно посмотреть – почему. Не "доколе терпеть?", а "почему?". А ответ очень простой: люди за последние 30 лет стали хуже. Почему кредит доверия кончился? Занять некому. Этих старушек, которые приходят занять тысячу рублей на лекарства или 7 тысяч, их жалко. Но вопрос: а где твои дети? Ты либо прожила всю жизнь для себя и не родила детей, либо ты работала на государство и тебе некогда не было…

Павел Медведев: Осторожно, осторожно с рождением детей!

Андрей Лебедев: Нет, это серьезная тема на самом деле. Почему в Китае нет такой проблемы? Потому что там считается, что если ты не родил детей – значит, ты не можешь ни на что претендовать.

Павел Медведев: Я в Китае был много раз, проблем там огромное количество, в том числе и с нищетой, страшной нищетой.

Андрей Лебедев: Я не про нищету. Если у тебя есть десять детей, они всегда о тебе позаботятся.

Александр Бузгалин: …в деревне, где есть общинная жизнь. В Китае работает такая система благодаря активной поддержке государства, которое делает систему вот этой общинной помощи эффективной, поддерживает ее и создает из нее альтернативу пенсии для бедных районов. Это не лучший вариант, но это совершенно другое, чем бабушка, у которой сын пытался…

Николай Матвеев: Секундочку, Александр Владимирович.

Александр Бузгалин: Извините.

Николай Матвеев: Эльман, вы тоже, я слышал, не согласились, да?

Эльман Мехтиев: Насчет Китая?

Николай Матвеев: Нет-нет-нет, предыдущая реплика о том, что люди стали за последние 30 лет хуже, и проблемы на самом деле кроются в том, что человек личные какие-то решения не принял вовремя – например, не родил детей или работал на какой-то нищенской работе.

Эльман Мехтиев: Ну, я не буду так глубоко уходить в семейную и личную жизнь каждого человека, это его личный выбор.

Николай Матвеев: Давайте этого парня обсудим.

Эльман Мехтиев: Ну, не будем парня обсуждать. Возьмем пример…

Николай Матвеев: Почему же? Я прошу прощения. Вот из этой истории у меня ощущение, знаете, как от гоголевских книг: нет положительного героя, все отрицательные.

Эльман Мехтиев: Хорошо, давайте возьмем это в качестве примера, но не этого парня. Хорошо? Брать 4 тысячи до зарплаты, до выхода на новую работу. Отлично, ты взял, хорошо. Работа, которую ты не получил. Почему ты ее не получил? Проанализируй. Психолог, наверное, поправит меня и скажет: "А где он это анализировал?" Я сразу сказал: не дали ему работу за 12 тысяч, пойди за десять, за девять, за восемь.

Николай Матвеев: В конце концов – за четыре.

Эльман Мехтиев: За четыре.

Эльман Мехтиев: Я, пардон, студентом работал и учился, у вас в том числе, ходил с философского на экономический к вам. И ничего, и успевал, и подрабатывал – еще в советское время. Но дело не в этом, а дело в том, что…

Николай Матвеев: Одна маленькая реплика. Смотрите, он устроился на 12 тысяч, через месяц получил зарплату, пришел платить эти 4 тысячи – а он уже должен 24.

Эльман Мехтиев: Вот! Вот это следующий шаг, который я хотел сказать. Первое – мы исходим все из патернализма. Патернализм – государством осуществляемая политика. В том числе, я извиняюсь, не патриарх Кирилл поднял вопрос о банке для бедных. Господин Чаплин в феврале 2010 года собирал банкиров: "Давайте подумаем, что такое православный банкинг".

Максим Петров: На самом деле есть исламский банкинг, который такой же по идее.

Эльман Мехтиев: Да-да-да. И это была та же самая идея, как нам отвечать на исламский… Ну, это другая тема. Теперь – по поводу того, почему 4 превратились в 24. Мы только что (я еще раз повторяюсь) с Павлом Алексеевичем приехали с совещания в Центральном банке, где фактически обсуждается то, как в срок выполнить поручение Владимира Владимировича Путина, президента Путина. Если посмотрите, 30 декабря вышло его поручение, где есть один пункт 3.б, который говорит: разработать и представить меры к 1 марта о том, как ограничить взыскивания просроченных задолженностей (я не четко говорю, но суть такая) при случае, если человеку был выдан кредит, когда уровень долговой нагрузки превышал установленный Банком России (регулятором) порог. То есть, грубо говоря, Банк России говорит: "Вот человек получает 20 тысяч…" 12 тысяч – это другая история. 20 тысяч. Минус… Сколько сейчас минимальный прожиточный минимум?

Александр Бузгалин: Восемь.

Эльман Мехтиев: Восемь, да?

Александр Бузгалин: Ну, примерно.

Николай Матвеев: 7700–7800.

Эльман Мехтиев: Ну, восемь. 20 минус 8 – 12 тысяч. Так вот, 12 тысяч – это столько, сколько у него, по идее, должно быть свободных денег. Если его совокупные долги – у банка или у микрофинансовой организации, у кассы взаимопомощи, где бы то ни было – превышают 6 тысяч, включая новый кредит, то ты можешь выдать этот заем, ты можешь выдать кредит. Но если он попадет в просрочку, то ты не имеешь права требовать те самые проценты за просрочку, штрафы за просрочку.

Николай Матвеев: Это риск, получается, уже самой кредитной организации.

Эльман Мехтиев: Да. И тогда получается совсем другая история. Если это станет законом, то получится другая история. Я готов выдать кредит, но если он попал в просрочку, то это мой риск, и я могу с него требовать только тело кредита. Если он не попал, то он сделал прекрасную историю кредитную.

А теперь один важный момент. Почему я сказал "не только"? Помните, я сказал, что не только плюс финансирования предпринимателей. Если смотреть на Юнуса Мухаммада, то там было финансирование предпринимательства. Плюс состоит в том, что до Великой… Тьфу! Извините. До последнего кредитного кризиса 2008 года микрофинансирование…

Николай Матвеев: Ипотечного так называемого.

Эльман Мехтиев: Ну, если ипотечного, то это уже 2007 год. Я имел в виду Lehman Brothers. Две модели существовало реально. Не в смысле "до получки", а модель одна – микрофинансирование для развития микробизнеса (Бангладеш) и микрофинансирование, как PDL, для тех, у кого нет никакой кредитной истории (студенты, люди, которые первый раз в жизни берут кредит). Потому что если у него нет кредитной истории, он никогда в нормальной развитой стране, не получит кредит на хороших условиях, но кредитную историю ему надо создавать. Вот это как раз таки и есть тот самый плюс, который исторически существовал. Микрофинансирование микробизнеса – это одна история. Микрофинансирование людей, у которых нет кредитной истории и которые хотят ее построить, – это другая история.

Николай Матвеев: Упрощенный порядок попадания собственно в эту зону существования.

Эльман Мехтиев: Да. Появился кризис, пришел кризис, пришли новые технологии – ситуация резко поменялась. И регулятор, извините, должен выйти и сказать: "Коллеги, мы все находимся на одной, так сказать, поляне, – как сказал один из зампредов Центрального банка, первый зампред Центрального банка, – и "зайцев" на ней слишком много. И тогда нужно или "зайцев" убрать, или "зайцев" в некоторый момент выгонять, сказать: вы слишком много съели травы, товарищи "зайцы".

Александр Бузгалин: А "зайцы" – это кто? Это микрофинансовые организации? Или это те, кто берут?

Эльман Мехтиев: Нет, это клиенты.

Александр Бузгалин: Это я для телезрителей. А вот у меня, кстати, есть вопрос к вам, извините. Сколько разорилось микрофинансовых организаций? И каков средний уровень прибыли у этих организаций, кто-нибудь считал?

Эльман Мехтиев: Это не ко мне.

Николай Матвеев: Единственное, что могу сказать: за прошлый год количество микрофинансовых организаций уменьшилось. Но судя по тому, что я об этом знаю…

Александр Бузгалин: Концентрация произошла.

Николай Матвеев: Да, они просто переименовались, переформатировались, перешли в какие-то другие.

Андрей Лебедев: Либо сами обанкротились, либо ЦБ их из своего реестра вычистил.

Александр Бузгалин: Ну, в данном случае мне важно, перестали ли существовать. А хозяин этой микрофинансовой организации продал свою квартиру, дачу, машину для того, чтобы расплатиться с долгами?

Кирилл Светицкий: Что вы? Что вы?

Александр Бузгалин: Вот если такого нет – это означает, что это дорога в одну сторону. Одну секунду! Я объясню. Рынок – это риск. И говорят, что рискует прежде всего предприниматель. Если он рискует – значит, у него есть большая вероятность разориться и попасть в долговую яму.

Эльман Мехтиев: Вы хотите…

Александр Бузгалин: Сейчас я закончу.

Эльман Мехтиев: Да-да-да, конечно.

Александр Бузгалин: Это означает, что примерно столько же, сколько разоряется людей, которые вот так не могут заплатить, столько же должно быть предпринимателей, которые разоряются и не могут, так сказать, восстановить свой бизнес. Это нормально.

Эльман Мехтиев: Вы хотите пересмотреть концепцию того, что называется "общество с ограниченной ответственностью"?

Александр Бузгалин: Да, я хочу пересмотреть и предложить тем, кто дает…

Эльман Мехтиев: И отменить всю историю с Голландией XVI века?

Александр Бузгалин: Для микрофинансовых организаций, я думаю, это будет очень полезно.

Николай Матвеев: Павел Алексеевич, вот мы услышали, что есть вроде бы коридор более или менее…. Я прошу прощения! Более или менее понятный коридор, и ты не можешь взыскать больше, чем положено. Но если мы говорим уже не о законных методах… В частности, в сюжете был приведен пример, когда абсолютно незаконные методы используются для выбивания долгов. И мы слышали за последние несколько лет примеры того, как человека находили в автомобиле с трубой во рту, и говорили, что это не самоубийство, а возможно, он просто перестал платить, и другого выхода, как наказать его таким способом, у коллекторов не было. Помним историю, когда бросили зажигательную смесь, и пострадал ребенок. Вот как тут-то быть? Мало того, что человек не платит, так ему еще угрожают.

Павел Медведев: С 1 января все идеально. С 1 января коллектор не только убить не имеет права должника, но даже грозить убийством. Всё, рай на земле наступил!

Эльман Мехтиев: Пристав может звонить в семи утра, а коллектор только с восьми, между прочим.

Павел Медведев: Это одна сторона дела.

Николай Матвеев: Прошу прощения! Вот я – коллектор. Я уже изначально готов на преступление. Тут издают закон, и я говорю: "Да что ж такое-то! Вот собирался убить человека, а теперь с 1 января… Ну, придется теперь в библиотеку ходить, наверное".

Павел Медведев: Да-да-да, будете всю оставшуюся жизнь теперь мучиться. А теперь по поводу ограничений платежа. Ну, боюсь, что Александр (мой бывший студент) меня осудит, но такого рода ограничения не работают. Эльман обратил мое внимание на то, что как только было введено ограничение в 20% как максимум штрафов и пений, тут же, ну, пока один банк…

Эльман Мехтиев: Нет, не один.

Павел Медведев: Уже не один, да?

Эльман Мехтиев: Он показал один кейс.

Павел Медведев: Ну, хорошо. Банки придумали способ получить эти деньги следующим образом: они ввели платную услугу оповещения о том, что вы забыли заплатить. Первое оповещение стоит 500 рублей, второе, третье и все остальные – 2200. Теперь ограничение введено на микрофинансовые организации: нельзя взыскать больше, чем в четыре раза тела долга.

Николай Матвеев: Три, по-моему.

Павел Медведев: Это действует с конца марта прошлого года. Как только это правило было введено, микрофинансовые организации придумали следующее. Ко мне обратился человек финансово грамотный, который сообщил мне, что он взял кредит… заем, как это называется, на один месяц в микрофинансовой организации, понимая, какая годовая процентная ставка, спроектировал ее на день, понимал, сколько ему в день надо платить, но собирался отдать через неделю. На неделю не выдавали, на месяц выдавали. Ну, какая ему разница, раз по закону он имеет право вернуть деньги в любой момент? А потом взял и прочитал договор, а в договоре написано: "Процентная ставка с первого дня срока займа по второй день срока займа включительно – 6750,68 процента годовых. С третьего по тридцатый день – 53".

Значит, что предлагает микрофинансовая организация? Она должна в среднем по году предложить ставку не больше, чем та, которую ограничивает Центральный банк. Но идея какая? Люди стараются как можно раньше вернуть деньги. И оказывается, что тот, кто возвращает деньги раньше, платит безумную совершенно… Не 600 процентов, а 6750 процентов годовых.

Николай Матвеев: Мне хочется вопрос задать в этом случае регулятору. Вот сидит Центробанк, умы банковские…

Александр Бузгалин: И не соображают, что их таким образом надуют через один день.

Николай Матвеев: Знаете, я – человек с гуманитарным образованием – попотел бы, посидел бы часочек возле монитора и точно бы придумал. Вот они, когда этот норматив вводили – не больше суммы, превышающий трехкратный размер от тела кредита, – они почему это не учитывали?

Павел Медведев: Вы – четвертая власть. Позовите представителя Центрального банка и спросите.

Николай Матвеев: Всё!

Александр Бузгалин: Я могу очень коротко ответить на этот вопрос. Хотите, я отвечу очень просто?

Николай Матвеев: А вы считаете, я за время, что идет эта программа, не сообразил позвать Центробанк? Звали. Не идут.

Александр Бузгалин: И правильно делают, потому что им тут будет жарко. Вы знаете, в чем проблема? Проблема в том, что государственное регулирование всегда оказывается слабее, чем инициативы бизнесменов, по двум причинам. Причина номер один – государство делает так, как выгодно бизнесменам, потому что это их государство. И причина номер два – бизнесмены не хотят объединяться и работать с государством на партнерских основаниях. Вот создаются ассоциации бизнесменов, которые берут на себя социальную ответственность и работают на партнерских основаниях с государством. Бизнесмены от этого выигрывают, потому что, кроме Советского Союза, есть еще Австрия, где цены не могут быть выше определенного уровня на продукты питания. И поверьте, очередей нет. И поверьте, там цены на продукты питания – при том, что фермер получается, наверное, раз в десять больше, чем российский крестьянин – ниже, чем в Москве по покупательной способности или по курсу, по чему хотите. И отдыхать там в деревне гораздо выгоднее, чем в российской деревне. Лучше качество, дешевле продукция. И цены регулирует государство. Цены на общественный транспорт регулирует государство. И много чего другого регулирует государство.

Андрей Лебедев: Так что же вы советскую власть…

Александр Бузгалин: Это не советская власть, это рыночная капиталистическая экономика.

Николай Матвеев: Давайте послушаем мнение психолога. Пожалуйста.

Кирилл Светицкий: У государственных чиновников, начиная с самого верха, за последние 20 с лишним лет сложилась определенная мотивация к труду, к деятельности. И эта мотивация совершенно не касается блага людей

Кирилл Светицкий: Тут есть еще очень важный момент, который касается мотивации. Вот вы задали вопрос: "Почему в Центробанке такие умы, и что-то они делают?" Надо понимать, что они не работают в интересах бизнесменов. То есть они – государство. Просто у государственных чиновников, начиная с самого верха, за последние – сколько там? – 20 с лишним лет сложилась определенная мотивация к труду, к деятельности. И эта мотивация не касается совершенно блага людей.

Александр Бузгалин: Интересов граждан, людей… граждан России.

Кирилл Светицкий: Вообще не касается! Их интерес связан с тем, чтобы, во-первых, делать карьеру, откаты получать там, где это возможно, ну, крутиться, быть послушным. То есть это совершенно другие мотивации. Они ни с вами, ни с кем из нас не связаны никаким образом. Поэтому они умные люди, но они весь свой ум как бы используют в своих личных целях.

Другой вопрос, что есть определенные перемены в сознании и с бессознательном людей в России, которые привели к тому, что то чувство солидарности, которое вы упоминали, оно куда-то испарилось. И в этом тоже есть свои вполне понятные психологические причины. Потому что действительно мы стояли в очередях при Советском Союзе, это было плохо, это было унизительно, это было ужасно. Было много…

Александр Бузгалин: Слушайте, извините, на одну секунду можно? Вот посчитать бы, сколько сейчас люди проводят в магазинах…

Кирилл Светицкий: Я вас не перебивал.

Александр Бузгалин: Прошу прощения.

Кирилл Светицкий: Это было, конечно, ужасно, но при этом были другие вещи, которые это отчасти компенсировали, тоже будем честными. Но в то время у людей было это ощущение солидарности, было ощущение плеча, работали кассы взаимопомощи, и люди вообще понимали, что…

Николай Матвеев: Я прошу прощения, но уже этого государства нет не первый десяток лет.

Кирилл Светицкий: Нет. И за это время…

Александр Бузгалин: Ну, чтобы какие-то элементы использовать.

Кирилл Светицкий: Именно за это время у нас выросли поколения людей, которые выросли в совершенно иной государственной идеологии. Это ложь, что у нас нет государственной идеологии. Она у нас есть. Наша государственная идеология все эти годы…

Николай Матвеев: "Обогащайтесь"?

Кирилл Светицкий: Нет. Если бы так. Нет! Тогда все были бы богатые. Нет. Главным мерилом ценностей всего выступают деньги и их количество. Кто имеет много денег – имеет власть. И каждый человек… А кто их не имеет – тот бесправен.

Николай Матвеев: Помните…

Кирилл Светицкий: Человек, который… Для человека, для его семьи безопасность – это совершенно естественно.

Николай Матвеев: Я прошу прощения. Помните историю Павла Дурова, руководителя "ВКонтакте", который вынужден был бежать из страны, но у него было очень-очень много денег? Пожалуйста, вы хотели поспорить?

Эльман Мехтиев: Да, я хотел поспорить. И как это ни будет странно звучать от представителя Ассоциации российских банков, я хочу выступить в защиту Центрального банка. Не потому, что там сидят высоколобые – между прочим, студенты экономических факультетов в основном, бывшие. А по той простой причине… Да-да-да, именно в том числе ваши студенты. А по одной простой причине. Стоит задача – они ее решают. Но если говорить про ту задачу, которую сейчас мы обсуждаем, ту проблему, которую мы сейчас обсуждаем…

Кирилл Светицкий: И кто ставит задачу перед ними?

Эльман Мехтиев: Вот это еще более интересный вопрос, но другой дискуссии. Сейчас – опять же дела последних дней, недель, полугодия – Центральный банк наконец заговорил о том, что называется "поведенческий надзор". Давайте поспорим. Вот вы юрист, насколько я понимаю, да? Большинство всех контрактов, договоров и прочее-прочее – они составлены абсолютно правильно, в полном соответствии с буквой закона. А вот дух закона… Дух – вещь, которая в гражданском праве.

Николай Матвеев: А иногда душок.

Эльман Мехтиев: Нет, именно дух очень сильно отсутствует, невозможно понять. И когда получается, что все по букве закона, но почему-то слишком много жалоб, надо разбираться с тем, как финансовая организация (не суть важно – банк, страховая, микрофинансовая организация) ведет себя по отношению к своему клиенту. То есть поведенческий надзор. Банк России начал об этом говорить, начал об этом задумываться, начал пытаться делать. Но это же не только Банк России.

Вот где-то в какой-то момент прозвучало у вас по поводу мелкому шрифта. Вы знаете, да? Роспотребнадзор говорит: "Банки обязаны печатать не менее чем 8-м шрифтом". Я говорю: "Извините, господин Прусаков…" А раньше был Ващенко, и я ему тоже лично этот вопрос задавал. Я говорю: "А где вы взяли 8-й шрифт?" – "Ну, в инструкции – какого размера должен быть шрифт для учебников". Я говорю: "Хорошо. Откройте, пожалуйста, лекарство, которое лежит вот там, и посмотрите на инструкцию. Какого размера там шрифт? Ладно, мы, банкиры, наносим уроны финансовому здоровью людей, но медицина и те рецепты, которые вы, Роспотребнадзор, одобряете…"

Николай Матвеев: Ну, простите, это уже софистика.

Эльман Мехтиев: Это не софистика.

Николай Матвеев: Давайте я найду, где это есть…

Эльман Мехтиев: Минуточку! Вы найдете и увидите, что там 6-й шрифт. Я не обвиняю фармацевтику. Я говорю просто про то, что если государство…

Александр Бузгалин: Хуже, чем банкиры.

Эльман Мехтиев: Нет. Если государство избирательно подходит и избирательно проводит политику, то и регулятор следует избирательности государства.

Николай Матвеев: Простите, но банковский договор не войдет в коробочку из-под лекарства. Тут понятен практический смысл.

Эльман Мехтиев: А почему он должен быть 8-м шрифтом? Почему у нас Роспотребнадзор критикует банки, а не критикует…

Александр Бузгалин: А почему он не должен быть 8-м шрифтом?

Кирилл Светицкий: Уважаемые коллеги…

Николай Матвеев: Подождите, подождите, подождите!

Кирилл Светицкий: А вы заметили, что мы занимаемся ограничениями постоянно?

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку, секундочку! Я прошу прощения, обратите на меня внимание. Потому что, приняв контрафактное лекарство, в лучшем случае (иногда это лучшее), он умрет, а если он подпишет договор, он будет еще 50 лет после своей смерти платить деньги. Понимаете, в чем дело?

Кирилл Светицкий: Это какой-то черный юмор.

Николай Матвеев: Сейчас, секундочку! Очень черный юмор, да. Андрей, обращаясь к реплике, что первые два дня 6 тысяч процентов годовых, а потом 53 процента. Я так понимаю, все-таки есть сообщество микрофинансовых организаций, да? Например, я – микрофинансовая организация, которая хочет вести открытую правильную политику в отношении своих клиентов. И при этом меня смущает, когда обо мне выводы делают вот по таким, скажем так, мягко говоря, нерадивым микрофинансовым организациям. Есть ли возможность у профессионального сообщества влиять на такие организации?

Андрей Лебедев: Конечно. Профессиональное сообщество – саморегулируемая организация. Я уже говорил, что у нас 650 членов. ЦБ за последний год, исполняя указания президента как мегарегулятор, занимаясь санацией финансового рынка, из своего реестра вычистил огромное количество – наверное, 2,5 тысячи организаций выбили. Понятно, что кто-то пытается вернуться, неважно. Профессиональное сообщество заинтересовано, во-первых, в хорошей прессе, в хорошем представлении. Понятно, что мы всегда найдем вот такие, как с этим парнем, или когда бабушку бедную, не знаю, взяли и тысячу процентов ей вставили. Это всегда будет.

Но ЦБ как мегарегулятор, в отличие, от нас, еще владеет статистикой своей, потому что они ему все отчитываются. Часть отчетов мы видим, а часть видит только ЦБ. И он видит, какие организации, под сколько они дают процентов, в каком они сегменте. Давайте сейчас, как один из представителей сказал… Сидел, кстати, на форуме микрофинансового сообщества, слушал-слушал, слушал-слушал, такой парень из девяностых, а потом говорит: "А я что-то не понял. Теперь чё, бабло бесплатно раздавать, что ли, будем?" Понимаете? И он тоже представитель сообщества профессионального.

Но есть люди, которые кредитуют нормально, по-другому, и они заинтересованы в правильном подходе. Правильность подхода состоит в том, чтобы понять, как взаимодействие – потребитель, член профессионального сообщества и государство как регулятор. Вот в этом взаимодействии трех, о котором он говорил, найти оптимум, чтобы этот инструмент заработал не менее эффективно, но без вот таких искажений, без таких крайних вариантов. Почему? Ну, давайте закроем все. В самых первых минутах нашей передачи была информация о том, что эти кредиты очень востребованы. Куда пойдет клиент с отложенным спросом? Он пойдет за угол.

Александр Бузгалин: Клиент пойдет туда, где государство поможет ему создать кассу взаимопомощи. Это существует. И это сделать несложно.

Андрей Лебедев: Нет! Он пойдет за угол к теневым кредиторам.

Александр Бузгалин: Это можно было сделать даже в Российской империи, не говоря уже о Советском Союзе.

Николай Матвеев: Я прошу прощения, вот такой эксперимент. Человек находится, например, в заключении. Его абсолютно не кормят, он крайне голоден, ему дают отравленное мясо. Он знает, что оно отравленное. От чего он умрет – от голода или от того, что съест это отравленное мясо?

Павел Медведев: Это зависит от психики человека, я думаю.

Андрей Лебедев: От тоски, что он не на свободе.

Николай Матвеев: От психики человека. Ну, давайте так – из 100, если уж мы любим статистику. Из 100 человек выберет сколько? Господин психолог, вот ответьте на вопрос. Мне кажется, с вашим ответом мы сразу поймем, с чем мы имеем дело.

Андрей Лебедев: Сразу поможем заключенным.

Кирилл Светицкий: Как психолог я вам скажу, что очень показательный пример – вот такой вопрос. Вроде бы мы на свободе, а говорим о тюрьме.

Николай Матвеев: Я понял. Вы мне диагноз вынесли!

Александр Бузгалин: Кстати, это очень правильная мысль, потому что действительно люди поставлены в положение, близкое к заключенным. Когда ты живешь на 10 тысяч и меньше, как 20 миллионов человек, или даже на 20 тысяч и меньше, как половина россиян, то ты оказываешься в положении, где ты вынужден либо есть гнилое мясо и болеть, либо сидеть голодный, если использовать ваш образ.

Николай Матвеев: Друзья, очень мало времени, я прошу прощения! Максим, практические советы людям. В первую очередь – тем, кто уже ступил на эту дорожку. Во вторую – тем, кто собирается ступить. И третье – тем, кто, не дай бог, может когда-нибудь обратиться за помощью (может быть, дай бог) к микрофинансовым организациям.

Максим Петров: Вы знаете, вот первый и самый главный совет в любом практически вопросе: выводите все ваши проблемы и дела в правовое русло. Только в правовом русле их решать! Я немножко вернусь. Говорят "ведите переговоры" и так далее и тому подобное. Но тут есть маленькая тонкость и маленький нюанс – время играет против потребителя в данном случае, проценты продолжают капать. Это нужно выводить в правовое русло. И сами микрофинансовые организации не стремятся идти в правовом ключе. Они не стремятся идти в суд и говорить: "Я дал ему в долг, верните мне долг". Такое происходит редко.

Я больше скажу. До вступления в силу вот этих поправок, ограничивающих проценты и так далее, правоприменительная практика уже лет двадцать имеет реальный законный инструмент ограничения этих процентов. Во-первых, у нас ты можешь обратиться в суд затем, чтобы признать условия сделки кабальными, затем, чтобы признать эти условия просто незаконными. И суд в большинстве случаем встанет на сторону потребителя.

Павел Медведев: Если примет дело к рассмотрению. У меня есть опыт обращений в суд…

Максим Петров: Если примет дело к рассмотрению. Здесь важны сроки. Второй момент…

Николай Матвеев: Нет времени для второго момент. Ну, если только очень и очень коротко.

Максим Петров: Снижение неустойки. Она есть, она работала и работает до сих пор. И в правовом ключе нужно все выводить. Внимательно читать и желательно…

Николай Матвеев: Эльман, буквально десять секунд. Вот ваши пожелания людям, которые намереваются, смотрят программу и в конце программы сомневаются. Вот до этого точно знали, что возьмут кредит, а теперь сомневаются. Ваш им совет какой?

Эльман Мехтиев: Первое – понять, зачем вообще им нужен кредит любой, кредит или заем. Второе – если вы решили брать, то смотрите жалобы на организацию, хотя бы начните с этого. Есть огромное количество сайтов, где есть жалобы. Посмотрите, оцените – и поймете, с кем можно иметь дело, а с кем лучше не иметь. И последнее, действительно самое последнее – подумайте еще раз, а нужен ли вам действительно этот кредит, этот заем.

Николай Матвеев: Что же, это были мнения экспертов, ни одно из них "ПРАВ!ДА?" вам не навязывает, в конечном счете выводы делать вам самим. От себя лишь добавлю малое. Представьте, что это не микрофинансовая организация, а спортзал, и это не кредит, а 100-килограммовая штанга. Вот вы возьмете сразу 100 килограмм? Ну, наверное, нет. А есть люди, которые возьмут. Вот оставьте им эту задачу.

Будьте с нами. Всего доброго!