ВИДЕО Юрий Алексеев: Молодежное криминальное движение АУЕ было признано в России экстремистским, оно вне закона. Считается, под его влиянием подростки могут попробовать на вкус мнимую блатную романтику и даже сбиваются в бандитские группировки. Одни считают движение хорошо организованным, другие воспринимают не иначе как игру. Чье мнение верно? Что привлекает молодежь в криминальной субкультуре? И какую альтернативу готово предложить общество? Говорим сегодня. Это ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Со мной по видеосвязи: Сергей Милюков – полковник милиции в отставке. Уверен: романтизация криминала шла давно. Светлана Смирнова – детский психолог. Ее позиция: главная группа риска – ранние подростки. Дмитрий Громов – ученый, социальный антрополог. Убежден: криминал не заинтересован продвигать себя среди детей. Сергей Бондаренко – руководитель Союза добровольцев России. Считает: проблема в реализации молодежной политики. Сергей Федорович, говоря о движении, запрещенном на территории России, АУЕ, сейчас можно оценить какие-то масштабы? Вообще существует статистика? Когда оно было еще не запрещено, по пабликам можно было какую-то картину составить. Сейчас все это закрыто, все блокируется. А что с самим явлением? Что с самим движением? Сергей Милюков: Я позволю себе небольшое вступление исторического плана, чтобы было понятно, откуда все это взялось и насколько ново это самое пресловутое движение. Уверяю вас, что эти процессы возникли гораздо ранее, чем это все оформилось в таком виде, в котором мы сейчас наблюдаем. Еще в 60-е годы, в 50-е годы, когда я сам учился в школе, я наблюдал эти процессы, которые сейчас приобрели такой резонанс. Конечно, тогда об этом не говорили открыто, не говорили по телевидению, по радио, не писали в газетах. Но это все было, все эти процессы романтизации криминала вовсю шли в те годы. Юрий Алексеев: С этим не спорю. А что касается дня сегодняшнего? По ощущениям вы как масштабы можете очертить? Сергей Милюков: День сегодняшний? Это широко, очень широко. И необязательно в виде этого запрещенного движения, а в той или иной форме криминал, я думаю, существует в каждой петербургской школе без исключения. Ну, может быть, какие-то элитные, я не знаю… Есть то, что мы видим в таком крайнем выражении. Часто это замаскировано, часто это маскируется самими преподавателями, особенно руководством учебных заведений, но это есть повсеместно. Юрий Алексеев: Дмитрий, а ваше мнение на этот счет, именно применительно к запрещенной экстремистской организации АУЕ? Есть она вообще? Дмитрий Громов: Мое мнение категорически противоположное. Я считаю, что вся нынешняя шумиха вокруг так называемого АУЕ… Юрий Алексеев: Запрещенное движение. Дмитрий Громов: …это, в общем, не более чем информационный пузырь. И для этого я хочу привести некоторые данные. Ну, например, есть такой маленький факт для понимания масштабов, факт, о котором не сказал ни один из авторов публикаций про АУЕ. За последние десять лет количество несовершеннолетних преступников в Российской Федерации снизилось в два раза. То есть мы живем… Снизилось в два раза количество преступников. Снизилось в три раза количество осужденных. И если вы думаете, что в разных регионах эти тенденции различаются, то можно зайти в Интернет и посчитать по любому региону официальную статистику. И получится, что, например, по тому же самому Забайкалью, о котором все говорят, что это такое место, где АУЕ на каждом шагу… Юрий Алексеев: Запрещенная организация. Будто она там и сформировалась, зародилась. Дмитрий Громов: За эти десять лет подростковая преступность в Забайкалье тоже снизилась в два раза. Количество осужденных снизилось в три раза. Сергей Милюков: Дмитрий, можно возразить сразу вам? Дмитрий Громов: Это официальная статистика. Юрий Алексеев: Да, Сергей Федорович. Сергей Милюков: Поверьте мне, криминологу. Я занимаюсь профессионально этой статистикой. Напомню известное выражение: «Есть ложь, есть большая ложь, а есть статистика». Уголовная статистика не отражает реальности. Да, это все на бумаге. А в жизни это повсеместно. Друзья мои, давайте откроем глаза. Выйдите на петербургские улицы, присмотритесь к подросткам, послушайте, о чем они говорят и на каком языке говорят. И вы убедитесь, что та статистика – лживая. Уверяю вас, она не соответствует действительности. Дмитрий Громов: Сергей Федорович, я выхожу и на петербургские улицы, и на московские, и на улицы города Люберцы, в котором я живу. Немножечко все-таки вы преувеличиваете масштабы. Статистика – это такая штука, которая… Сергей Милюков: Ну хорошо. Мы будем на разных полюсах. Юрий Алексеев: Два полюса мы определили. Я хочу и остальных участников нашей дискуссии тоже послушать. Сергей, если по регионам посмотреть, то там какую картину вы наблюдаете? Есть более успешные экономически, крупные регионы: Москва, Петербург. Есть Центральная Россия. Есть Сибирь, где тех же колоний и тюрем ну просто… Там прямо есть такие регионы, где их сильно много. Там какая картина и какое влияние криминала, криминальной субкультуры на подростков? Сергей Бондаренко: Я тоже внесу небольшую ремарочку. Мы все говорим о какой-то организации. На самом деле это не организация. Это некое неоформленное движение. Нельзя говорить, что это какая-то структура четкая, потому что, во-первых, она не выявлена, у нее нет никаких руководящих должностей как таковых. Их очень сложно определить. Юрий Алексеев: О субкультуре в принципе. Какое влияние она оказывает на подростков, на молодежь? Сергей Бондаренко: Второй момент, который касается действительно ситуации по регионам. Криминальная романтика очень развита среди молодежи, очень сильно развита. И то, что говорят, что где-то там статистика показывает какие-то цифры непонятные… Всегда можно сказать обычную русскую пословицу: «Не пойман – не вор». Все, что касается статистики, что написано в официозных данных, и то, что происходит на самом деле на улицах, в подростковой среде, в молодежной среде – это совершенно другая реальность. Почему это происходит? Потому что, во-первых, вся эта криминальная романтика приобрела некую форму мерча, то есть продвижения. Существуют некие специальные предметы, которые определяют людей: ручки какие-то с надписями, кружки, футболки, одежда. То есть это просто в последнее время очень сильно начало рекламироваться. Именно поэтому возникло… Юрий Алексеев: Уже нельзя рекламировать. Уже можно сесть в тюрьму за рекламу. Сергей Бондаренко: Об этом и речь. Именно поэтому возник такой момент. То, что криминальная романтика и отношение молодежи к криминалу всегда было очень таким интересным – это на самом деле очень большая проблема. И это проблема не только нашей страны. Для молодого поколения криминальная романтика есть каким-то противостоянием обществу. Им это интересно, им это важно. Им важно показать свою значимость, свою какую-то уникальность. Для того чтобы детей, молодежь, подростков от этого всего отвлечь, что необходимо? Самое главное – дать какие-то альтернативные варианты. Куча всяких разработок сейчас ведется. Ну, я думаю, об этом мы чуть попозже поговорим. Но то, что криминальная субкультура присутствует в регионах, причем в больших количествах… Очень сложно сказать, в каких именно она больше, а в каких меньше. Не имеет значения экономическая активность региона. Не имеет значения наличие культурных мест для отдыха молодежи. Абсолютно невозможно посчитать причину, почему это возникает. Но это реально есть. Юрий Алексеев: Понятно. Светлана, а в чем опасность этой криминальной субкультуры и ее популярности среди людей молодых, которые только встают на ноги? Или поиграли, забыли и пошли дальше по жизни? Светлана Смирнова: Я работаю «в полях» уже 24 года – практические приемы подростков, их родителей и так далее. Могу сказать, что слой так называемых гопников… Это сленг современной молодежи, хотя он корнями лежит в нашем детстве. Юрий Алексеев: Тоже некая субкультура. Светлана Смирнова: Да, из той самой криминальной субкультуры. Он всегда был, есть и будет. В больших городах все-таки скапливаются, так сказать, дети из неблагополучных семей, которые на улице начинают очень рано жить. И вообще в больших городах (я имею в виду Москву и Питер прежде всего) этот выпуск детей на улицу рано, ну, без родителей, он чреват тем, что они нырнут с вероятностью 90%. Дети из других семей, по большому счету, слабо знают про это. Действительно, за эти десять лет произошло… ну, даже за пятнадцать, с наших «прекрасных» 90-х годов, произошел отход от криминальной культуры. Исчезли слова, исчезло понимание у подростков. Например, татуировки у них абсолютно не ассоциируются с уголовными какими-то вещами. И они с удивлением узнают: «А что, еще уголовники их делают? А зачем?» То есть я бы сказала, что насколько это пронизывало детей Советского Союза (я тоже к ним отношусь), вот эта субкультура, настолько сейчас она все-таки не совсем такая явная. Юрий Алексеев: Но это вы про большие города. А что касается маленьких населенных пунктов? Светлана Смирнова: Что касается регионов, то, конечно, там этого больше. И всегда есть пласт… Опять же дети берут пример с родителей. Чем больше в городе людей, которые отсидели или как-то связаны с уголовным миром, тем большее влияние это вносит в жизнь города. Чем город меньше, тем больше влияния. Ну и понятное дело, если там еще нет каких-то других альтернативных вещей. Поэтому в регионах, конечно, этого больше, несомненно. Но Москва и Питер – не скажу, что это прямо так сильно выражено среди подростков. Это определенный пласт. Юрий Алексеев: Сергей Федорович, если говорить об этом запрещенном движении, да и о субкультуре криминальной в принципе, то тут я два момента выделяю. Одно дело – романтизация через Интернет криминала, которую сейчас вроде бы прикрыли, всячески блокируются всевозможные посты. Да, здесь можно промывать мозги молодежи, распространять идеологию, распространять мерч с какими-то надписями уголовной тематики. А другое дело – вот эти небольшие населенные пункты, небольшие городки, небольшие поселки, где недалеко колонии, недалеко тюрьмы, там одна школа. Есть ли выход для ребенка из ситуации, когда он окружен всем этим? Что ему делать-то? Сергей Милюков: Ну, мое мнение, может быть, несколько необычным будет. Надо обращаться с детьми, извините, не как с недоразвитыми существами, а как со взрослыми. Они хотят приключений. Они хотят остроты ощущений. Они хотят показать себя другими подростками, прежде всего перед девушками. Надо дать им такую возможность. А мы не даем. Смотрите, когда сейчас об армии речь идет, некоторые хотят служить, особенно как раз оттуда, из этих депрессивных районов, как говорят. Юрий Алексеев: Да, это хорошая социальная лестница. Сергей Милюков: А мы говорим: «Нет, ни в коем случае! Давайте профессиональную армию, только по призыву». То есть мы закрываем им возможность такого риска официального. И они тогда начинают рисковать по-другому. Вот так называемый буллинг – мы еще об этом не говорили. Дело не только в этом движении как таковом, а дело в противоправном поведении подростков, основной массы. Посмотрите, что творят девушки, например. Обычно, когда мы говорим об этом движении, там мальчиков показывают. А посмотрите, что девушки делают. Зверски избивают, зверски издеваются. Это что? Это значит, что они хотят какого-то… ну, какой-то агрессии, может быть. И надо давать возможность эту агрессию направить в нужное русло. Юрий Алексеев: Об этом еще подробнее поговорим чуть позже. Вообще мотивы, которые привлекают в криминальную субкультуру, они у всех разные – это и романтика, и страх, и давление. Как «обрабатывают» подростков? И кто в зоне риска? Об этом через мгновение в ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Оставайтесь с нами. Сергей Федорович, а есть какой-то социально-психологический портрет подростка, который подвержен влиянию этой криминальной субкультуры и у которого могут впоследствии возникнуть проблемы с законом? Сергей Милюков: Очень хороший вопрос, коллега. Я думаю, что такие типажи в один портрет не поместятся. Это разные люди. Об этом коллеги мои уже сегодня говорили. Есть люди, которые, так сказать, представляют такую традиционную блатную и приблатненную среду – ранее судимые, уже судимые. У них в роду это есть и так далее. А есть подростки, которые внешне никак не отличаются. Вы понимаете, здесь нет единого. Здесь разные, так сказать, течения. Как правило, это все-таки чувство неудовлетворенности и униженности. Юрий Алексеев: Коллеги, хочу ваше мнение тоже выслушать. Присоединяйтесь. Светлана Смирнова: Вы знаете, я бы выделила как отдельную категорию… Подростки же тоже разные. Юрий Алексеев: Конечно. Светлана Смирнова: Вот ранние подростки – это как раз наибольшая группа риска. Почему? Потому что… Ну, я имею в виду – 11, 12, 13 лет. Потому что у них еще вот это… «Головастики спешат превратиться в лягушат». Это что-то крутое, что-то, что нужно снять и выложить (ну, в современном мире). Можно прийти в класс и сказать: «Да я вообще просто, а вы тут все…» И они это берут – неважно что, лишь бы выделиться. И на них прямо ровным слоем ложится это все. И они не понимают еще последствий. Все-таки в 14, 15, 16 лет – там уже мозги работают лучше и какой-то опыт обретается, и там уже идет такая дифференциация более жесткая. А вот 11, 12, 13 – они туда могут залететь просто легко. Это совершенно любого вида и социального положения дети. Просто это так прикольно. И это быстрый способ выделиться. Юрий Алексеев: Сейчас короткий фрагмент посмотрим. Это фильм о запрещенном движении АУЕ, художественный фильм, он выложен на YоuTube, там более 5,5 миллиона просмотров. Внимание на экран. ВИДЕО Юрий Алексеев: Дмитрий, до этого момента мы говорили просто о романтизации криминальной субкультуры. А может ли она быть управляемой? Вот в этом эпизоде как раз говорится о том, что есть люди, которые управляют подростками, а дальше уже манипулируют ими и достигают каких-то конкретных своих целей. Дмитрий Громов: Я совершенно согласен с Сергеем Михайловичем, который сказал, что совершенно нет никаких данных, указывающих на то, что это какая-то организация, как об этом было сказано 17 августа. То есть ни в решении Верховного Суда не было приведено каких-либо данных, ни в тех новостях, которые мы можем читать в последнее время, забив словосочетание «АУЕ»… Юрий Алексеев: Запрещенная организация. Дмитрий Громов: …мы не видим никаких указаний, собственно говоря, на наличие организации. Теперь – что касается влияния конкретных уголовников на молодых людей. Юрий Алексеев: Да, это важный момент, хочется понять. Дмитрий Громов: Я сейчас как раз занимаюсь тем, что я консультируюсь, беру довольно много интервью у людей, которые компетентные в этом вопросе. Скажем так, опасность преувеличена, потому что, вообще-то, криминал не заинтересован в том, чтобы себя как-то продвигать среди детей и подростков. Юрий Алексеев: А истории о том, что нужен некий… Дмитрий Громов: Экономическая модель – сбор денег, о котором говорят журналисты, – она очень неэффективная. Юрий Алексеев: Да, именно сбор денег для того, чтобы каким-то образом обеспечивать тех, кто сидит в местах не столь отдаленных. А почему неэффективная? Дмитрий Громов: Делать это через школьников – это крайне неэффективно. Там есть другие способы зарабатывания денег. То есть когда мы говорим… Юрий Алексеев: А почему неэффективно, если это по сути некая пирамида? И концов потом не найдешь вообще, как это все выстроено и на ком все замыкается. Дмитрий Громов: Концы как раз найти очень легко. Чем больше людей втягивается в сбор денег, пускай каждый сдаст по 10 рублей, тем больше вероятность того, что эта ситуация обнаружится. Криминал любит тишину и спокойствие. Криминал не заинтересован в том, чтобы действительно к нему подключалось много людей. И криминал, профессиональный криминал, по большому счету, не заинтересован в том, чтобы растить молодежь, скажем так. Когда мы говорим о влиянии криминала на детей, мы действуем с точки зрения логики обыденного человека. Например, вы журналист, поэтому вы с симпатией смотрите на молодых журналистов, на детей, которые хотят заниматься журналистикой. Юрий Алексеев: Не советую категорически! Дмитрий Громов: С нашей точки зрения, это логично. Но с точки зрения профессиональных преступников… У них логика другая. То есть мы переносим на них те представления, которые мы имеем на основании обыденных наших знаний. Юрий Алексеев: Сергей, согласны с этим мнением? Сергей Бондаренко: Вы знаете, и да, и нет. Потому что если говорить о криминале как о некой профессиональной деятельности, как сейчас сказал коллега, то… Ну не знаю, насколько это корректно вообще говорить, что криминал – это профессиональная деятельность. Но если брать именно организованную преступность, которая у нас существует, действительно, у них есть свои законы, свои какие-то структуры и так далее. И им неприемлемо заниматься такими вещами, то есть отбирать что-то у детей. Мы сейчас увидели отрывок из фильма. Это реально существующая картина практически во всех регионах нашей страны. И, как правило, это не профессиональные криминальные люди, о которых мы пытаемся сейчас говорить. Это просто обиженные судьбой какие-то товарищи, которые где-то, может быть, даже отсидели в тюрьме, вокруг себя собирают пул молодежи и устраивают эти вещи. Почему я и говорю, что АУЕ, которая сейчас запрещена в России, не является организацией как таковой, некой всероссийской. У нее есть куча маленьких филиалов. Юрий Алексеев: В таком случае возникает вопрос: а какие цели эти люди преследуют? Сергей Бондаренко: Вы знаете, все по-разному это делают. Кто-то – нажиться чисто для себя. Кто-то, как просто какой-то психический маньяк, пытается таким образом подминать под себя людей и просто рулить ими. Кому-то это просто доставляет удовольствие колоссальнейшее, потому что он может вершить судьбу людей. Это ведь те же самые… Помните, были раньше такие «группы смерти» у нас? Ну, они и сейчас, в принципе, есть, но раньше они очень активно развивались. Ровно такая же психологическая картина. Есть некий человек, которому необходимо получить некую внутреннюю удовлетворенность за счет того, что он может вершить судьбы людей. Наверное, это самая основная вещь, почему возникают эти мелкие лидеры, которые объединяют вокруг себя ребят и выстраивают уже конкретно действующую структуру. Юрий Алексеев: Дмитрий, в таком случае еще один вопрос возник. А криминальный мир не заинтересован, если он дорожит своей репутацией в определенных кругах, решить этот вопрос с такими людьми, которые преследуют определенные цели и из-за этого подвергают опасности подростков, детей? Не секрет ведь, что где-нибудь в Иркутской области, в Забайкалье есть даже такое понятие «смотрящий» в рамках населенного пункта, который присматривает за тем, что вокруг происходит. Дмитрий Громов: Вы не подумайте, что я говорю о том, что криминала нет. Россия – огромная страна, и в ней есть огромное количество населенных пунктов, исправительных учреждений, в каждом из которых своя ситуация. То есть, конечно, та схема, о которой сказал Сергей, она есть, существует и будет существовать. Но мы говорим о каких-то общих закономерностях. Сейчас речь идет об АУЕ, и речь идет именно об организации. Юрий Алексеев: И запрещенной организации. Дмитрий Громов: Да, о запрещенной организации, как сказано, хорошо структурированной и способной принимать какие-то системные решения. Когда мы говорим о таких лидерах мелких, какой-нибудь мелкий отсидевший человек, который собирает, организует детей вокруг себя – это одно. А когда мы говорим именно о тенденции и об организации – это другое. И разговор, эту тему уводят в такую сторону, что, в общем-то, делают хуже. Потому что всегда был и будет подростковый криминал, всегда был и будет буллинг в той или степени. Есть регионы, где есть уличные группировки. И с этими всеми явлениями проходила работа – работали с молодыми преступниками, работали с группировками, работали с буллингом. Работа эта шла. Сейчас предлагается вместо этих обычных тем, с которыми работали правоохранительные органы и система образования, ввести какое-то непонятное АУЕ. Юрий Алексеев: Напомню, что со словом уже борются, организация запрещена на территории России. Сергей Милюков: Можно я скажу? Юрий Алексеев: Нет, одну секунду, сейчас я дам вам слово. Мы пока перейдем к следующему блоку. Если нельзя до конца проконтролировать и запретить, тогда надо предложить какую-то альтернативу. Подробнее об этом – далее. Сергей Федорович, мы говорим об альтернативе. А если мы берем какой-нибудь богом забытый депрессивный регион? Вы в начале программы сказали о том, что надо дать альтернативу. Но какую альтернативу там реально можно дать, когда копеечные зарплаты, а кругом какой-то мрак и безысходность? Сергей Милюков: Я думаю, что все-таки есть такие возможности. И нельзя сказать, что если человек живет в глубинке, то он обречен на прозябание и полную деградацию. Это далеко не так. Есть возможности, и они были реализованы в советское время… Юрий Алексеев: Но сейчас же объективно тяжело жить в таких условиях. И с этим трудно поспорить. Сергей Милюков: Ну, кому-то тяжело, а кто-то стремится. Сейчас очень интересное дело… Оно, может быть, далеко на первый взгляд от нашей тематики. Такой «город Солнца» был создан. Вы в курсе дела, что сейчас привлекают этого адепта, который называет себя «сыном Христа»? Дмитрий Громов: Речь идет о виссарионовцах? Сергей Милюков: Во-во. Секта Виссариона. А там детей полно. И что с этими детьми происходит – пока неясно. Сейчас дело ведется. Они арестованы, в конце концов. Долго к ним подбирались. То есть люди сами едут в глубинку, сами едут в тайгу. Им там интересно. Поэтому ставить крест на этих людях, которые родились в деревеньке, якобы оторванные от всего… Они оторваны от многих соблазнов. Юрий Алексеев: Крест никто ни в коем случае не ставит. Сергей Милюков: Я, может быть, утрирую. Так что есть такие возможности, и они были реализованы. Это прежде всего труд. Вы, может быть, будете смеяться. Это физический труд – раз. Это познание окружающего мира. Юрий Алексеев: Ну а какой физический труд, если тот же подросток видит в Интернете, по телевизору более благополучную жизнь, современные гаджеты? Он же тоже к этому подсознательно тянется. Сергей Милюков: Ну, это на первый взгляд она благополучная. На мой взгляд, она скучна, непродуктивна и бесперспективна. Юрий Алексеев: Я понял ваше мнение. Светлана, а ваше мнение на этот счет, именно касательно депрессивных регионов? Светлана Смирнова: Вы знаете, я считаю, что во всех регионах, неважно вообще где, подросток – это человек, который впитывает все вероятности. И современные подростки очень сильно отличаются тем, что они делают выводы только из собственного жизненного опыта. Вот такая у них есть особенность, у современных подростков. Юрий Алексеев: А если все его окружение указывает на то, что у него жизнь так дальше и сложится? Светлана Смирнова: Я к чему? Поэтому чем раньше подросток (соглашусь в данном случае с Сергеем Федоровичем), чем раньше подросток начинает, например, работать, зарабатывать, пробовать по-разному зарабатывать деньги, в том числе и через то, что предлагает Интернет, тем больше и быстрее у него включаются собственные мозги на тему того: «А как же я дальше будут жить?» И наоборот – если он ничем не занят, если все думают: «Ну ничего, вот он отучится как-нибудь и куда-нибудь поступит», – вот это «как-нибудь», тем больше у него вероятности попасть именно туда, где ему предложат что-то более четкое и структурированное. На мой взгляд, самое страшное в этой истории… Я очень рада, что ее прямо сразу запретили. Если бы ее не запретили, она бы прямо процвела, потому что это Интернет, это четкая и понятная структура, которая, к сожалению, сейчас… Ну я не знаю, что может предложить школа. Это очень узкая выборка только тех, кто хочет учиться. А таких детей, вообще-то, все-таки меньшинство. Юрий Алексеев: Я вас понял. Мы задали вопрос уральскому правозащитнику Алексею Соколову, который занимается вопросами заключенных, сам отбывал заключение в колониях. Собственно вопрос был один: а как выйти из этой игры? Алексей Соколов, правозащитник, Екатеринбург: «Вы знаете, единого алгоритма выхода из этого сообщества не существует. Надо все смотреть индивидуально, насколько подросток погряз в этой субкультуре, насколько он там сжился, насколько он уже там получил какие-то, может быть, обязанности, может, у него возникли какие-то представления об этом. То есть надо смотреть все индивидуально. Конечно, в любом случае самый хороший и подходящий момент – это сменить местность, где проживает этот подросток. То есть родители должны переехать, если дело настолько серьезное, что за этим подростком уже есть какие-то обязательства в этом сообществе – например, он осуществляет какие-то действия по функционированию этого движения. Тут все индивидуально. Это как в вопросе «из болота тянуть бегемота». Насколько человек погряз в этом болоте? Если это по щиколотку, то, конечно, можно работать на уровне инспекции по делам несовершеннолетних. Родители, может быть, какие-то для подростка авторитетные люди ему подскажут, помогут. То есть просто не надо замыкаться в этом плане. Надо обращаться, рассказывать об этой ситуации. Самое главное, чтобы подросток заявил, выразил свое волеизъявление на выход из этого сообщества». Юрий Алексеев: Это мнение Алексея Соколова из Екатеринбурга. Сергей, главная мысль у Алексея: подросток сам должен осознавать и начинать действовать. А если он не осознает, то тогда борьба бессмысленна? Сергей Бондаренко: Вы знаете, двоякая ситуация на самом деле. Действительно, пока человек сам не решит что-то сделать, он этого не сделает никогда в жизни. Но подросток – это человек, которому всегда можно показать некий путь, некую дорогу, показать, каким образом и откуда можно выходить. На самом деле, знаете, все, о чем мы сейчас говорим – это довольно интересная история. Мы говорим не в целом даже о криминальной романтике сейчас, а о системе молодежной политики, которая сейчас существует в нашей стране. Смотрите. Мы говорим сейчас про некую криминальную субкультуру. Мы говорим про «группы смерти». Мы говорим про буллинг. Мы говорим про какие-то дополнительные запрещенные… Вот про секты сейчас была речь какая-то. Юрий Алексеев: И против всего этого государство работает: где-то более активно и более успешно, а где-то – нет. Сергей Бондаренко: Дело в том, что есть проблема в самой реализации молодежной политики. Вот в чем вопрос. Посмотрите, что у нас сейчас происходит в стране. У нас есть куча различных источников для самореализации молодежи. Но если просто посмотреть статистику, то вся молодежная политика у нас сейчас нацелена так или иначе на уже активную молодежь. Практически 85–90% молодежи остаются просто не охваченными. Они не ездят на форумы, которые проводятся. Они не знают о том, что существуют какие-то различные общественные организации, через которые можно себя реализовывать, и так далее. Проблема на самом деле в этом состоит. У нас в России есть куча различных источников, где себя молодой может реализовать. Но для того, чтобы он это сделал, нужно показать, его нужно научить. Пока этого не произойдет, дети будут уходить, разумеется, в различные деструктивные организации и в субкультуры. Вот, собственно говоря, самая большая проблема, наверное, которая имеет место быть на данный момент. Юрий Алексеев: Светлана, согласны с тем, что про значительную часть молодежи забыли, еще не обратили на нее должного внимания? Светлана Смирнова: Я согласна с тем, что довольно мало структурированных вещей, в которых подросток может так легко зайти. Например, есть волонтерство, прекрасная штука. Но, чтобы туда попасть, надо, чтобы родитель (заметьте – родитель), «прошерстил» Интернет, нашел какие-то штуки, уговорил подростка, притащил его туда. А подросток уже за ручку поведет свою подругу или друга. То есть очень мало популяризации этого на подростковом языке. Заход туда сложен. А заход в какие-то такие более чернушные вещи – он простой и вообще понятный. Кнопку нажал – и ты уже там. И главное – быстро. А вот что-то позитивное – надо либо хорошо учиться (а это сложно), либо… Как попасть на эти «Тавриды»? Что это такое? Инопланетный мир! Как туда люди попадают? Ну, через олимпиады. Все понятно, да? То есть у нас получается, что есть прямая дорога для активных детей, которые и так в олимпиадах участвуют и прочее. А именно для такого среднего, не оформившегося еще и ищущего себя, по большому счету, есть только лагеря, в которых есть какая-то деятельность. Ну, попал в хороший лагерь – и ты из него выходишь, например, в туризм. А туризм – это же вообще офигительная штука для подростков, просто отличная! Если они туда «заруливают», то они там остаются. Это их ставит на ноги, укрепляет. Найдите хоть одну туристическую секцию, чтобы она была где-то явная, официальная и опять же как-то пиарилась и рекламировалась. Нигде! Даже в школе нет. Раньше, например, ходили и листовки раздавали. Ну, в моем детстве приходил народ: «Слушайте, у меня исторический кружок. Приходите». Нет, в школу нельзя заходить посторонним людям. В Интернете этого тоже нет. И опять же кто-то от кого-то как-то узнал – и туда попали. И наоборот, кстати, для трудных подростков тоже очень много всего. Вот тот же туризм для трудных подростков – куча организаций, куда их направляют пачками те же органы опеки и попечительства. Ничего нет для большого… Юрий Алексеев: …для солидного пласта подросткового. Светлана Смирнова: Да. Вернее, это есть, но туда сложно зайти, потому что… Юрий Алексеев: Сергей Федорович, вы говорили о том, что через труд можно заинтересовывать и так далее. Но Светлана важную вещь сказала о том, что одно дело – что предлагать, а другое дело – как предлагать и на каком языке говорить. Насколько это действительно является проблемой? И кто ее должен решать? Сергей Милюков: Я сейчас хочу предложить вам, коллеги, неожиданный вариант. Может быть, вы о нем и не думали. Юрий Алексеев: Предложите, да. Но прошу коротко, потому что уже потихонечку подходим к концу. Сергей Милюков: Надо создать анти-АУЕ. И создать это не из взрослых дядей и тетей, уставших от жизни, а из самих подростков. Вот пускай попробуют противостоять этому. Скажут: «Ой, нельзя допускать, они погибнут, их изобьют хулиганы Квакина». Помните Квакина? Юрий Алексеев: А что вы имеете в виду под своим предложением? Это через Интернет или на улицы отправить? Сергей Милюков: Я имею в виду то, что было в советское время. Юрий Алексеев: Некие дружинники? Сергей Милюков: Надо их организовывать. Опыт такой есть. Есть «СТОПХАМ». Есть те, кто ловит педофилов и так далее. Вот пускай попробуют сами противостоять этим организованным или неорганизованным преступникам. Хотят рисковать? Вот вам реальный риск и реальная польза. Конечно, надо это регулировать. Юрий Алексеев: Дмитрий, а ваше мнение на этот счет? Потому что предложение смелое, но не перерастет ли это все, не дай бог, в поножовщину какую-то? Сергей Милюков: Такой опыт есть – добровольные народные дружины, оперативные комсомольские отряды. Все было в рамках. Юрий Алексеев: Дмитрий, ваше мнение. Дмитрий Громов: Во-первых, в Интернете есть довольно много сообществ, так и называющихся – анти-АУЕ. То есть в Интернете это движение идет не в меньшей степени, чем криминальное, а может быть, даже и в большей. Ну что нужно делать? Надо, конечно, заниматься с детьми. Надо давать им возможности для профессионального роста, возможности для жизни. Я думаю, надо заниматься не просто подростками как таковыми, ну и регионами в целом. То есть когда, например, малый город начинает себя лучше чувствовать экономически и в правоохранительном отношении, то там, в общем-то, и подростки как-то подтягиваются. Могу судить по тем городам, где я бываю. В общем-то, во всех городах можно найти по несколько людей, которые занимаются с подростками, которые создают секции, спортивные школы, создают какие-то движения. То есть это подвижники, которые как раз стараются увлечь подростков с большей или меньшей степенью удачности. Сергей Милюков: Очень разумное предложение, очень разумное. Сергей Бондаренко: Но опять же мы говорим, понимаете, о некой системе, которую должно делать гражданское общество в нашей стране. Но помимо того, что делает гражданское общество, необходимо еще отдельно пересмотреть некие позиции государства в этом направлении. Вот это самый важный момент. Я не говорю, что неэффективно что-то делается. Я говорю, что если есть такая проблема, то ее необходимо дополнительно каким-то образом рассматривать, каким-то образом заново искать механизм решения этой проблемы в уже существующей структуре. Юрий Алексеев: Светлана, ну и ваш финальный тезис тогда. Буквально десять секунд. Светлана Смирнова: Я все-таки за очень важный момент – доносить что-то на их языке, используя Интернет. Это их язык. К сожалению, такой зазор сейчас, потому что многие родители, а уж тем более дедушки и бабушки им не владеют, считают его ерундой, считают никому не нужным. А они в нем живут. И если привлекать к этому блогерство, где куча активных людей до 25 до 35 с активной жизненной позицией, кстати, то тогда уйдет этот вектор только про монетизацию, а, может быть, придет вектор про что-то другое. Но я соглашусь с Сергеем, что не хватает немножко государственной политики в эту сторону, действительно. Потому что для этого нужны какие-то финансы. Это очень просто делается. Вот создавалось то, о чем мы сегодня говорим, движение. Туда же кто-то вложился просто – и оно создавалось. Так и здесь. На их языке донесение информации, создание каких-то организаций или каких-то заходов через Интернет, через популяризацию чего-то хорошего, волонтерства того же – вот этого очень не хватает. Юрий Алексеев: Спасибо. Здесь, правда, еще одна проблема возникает: не у всех есть этот самый интернет. И много картинок, когда приходится куда-то на березу залезть, чтобы этот сигнал поймать. Ну, это уже тема другого разговора. Светлана Смирнова: Слушайте, это единицы. Юрий Алексеев: Да. Мы сейчас этого касаться не будем. Получается… Дмитрий Громов: По-моему, сейчас везде он есть. Юрий Алексеев: Друзья, у нас время закончилось, мы финализируемся, к сожалению. Получается, ничего нового в романтизации криминальной субкультуры нет. Ее идеи уходят еще в мир, описанный Гиляровским, в мир Хитровки или уголовных одесских рассказов. Но смотреть, с одной стороны… Точнее, смотреть, наблюдать со стороны – это одно, а изнутри – совсем другое. Поэтому в реальности нет никакой романтики – во всем, о чем мы сегодня говорили. И важно понять это как можно раньше. У каждого из наших гостей своя правда. Кто прав, кто – нет, решаете только вы. Соцсети в низу экрана. Меня зовут Юрий Алексеев. До свидания.