Дмитрий Лысков: Здравствуйте, я Дмитрий Лысков и это программа "ПРАВ?Да!" Сегодня у нас в гостях Михаил Федотов, председатель Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека. Михаил Федотов: Раньше Совет назывался по содействию институтов гражданского общества и правам человека, два слова сократились. Д.Л.: Михаил Александрович, мы собрались 10 декабря в честь Международного дня прав человека, и этому будет сегодня посвящена наша программа. Давайте вначале, перед тем как начнется наш диалог, посмотрим небольшой сюжет, посвященный этой дате. Международный день прав человека отмечается ежегодно 10 декабря. Дата выбрана не случайно. В 1948 году в этот день Генеральная Ассамблея ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека. Во многих странах 10 декабря проходят различные акции, цель которых привлечь внимание общественности к проблемам несоблюдения прав человека. В СССР дату стали отмечать с 1977 года. На Пушкинской площади в Москве активисты правозащитных движений проводили так называемый митинг молчания. В современной России в этот день проходит множество официальных и неофициальных мероприятий. Одним из них стала ежегодная премия имени Андрея Сахарова. С 2001 года награда вручается российским журналистам, отстаивающим те же ценности, что и академик Сахаров. Принятая вскоре после окончания Второй мировой войны Всеобщая декларация стала первым международным документом, где были сформулированы основные положения о правах человека. Международный акт включает в себя широкий перечень политических, гражданских, социальных, культурных и экономических прав. Декларация внесена в книгу рекордов Гиннеса как документ, переведенный на более чем 400 языков и диалектов. Первая и основная статья документа гласит: "Все люди рожаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Они наделены разумом и совестью, и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Д.Л.: Михаил Александрович, с вашего позволения я сразу перейду на актуальную тему. В преддверии Международного дня прав человека вы, Совет при президенте, а также омбудсмены, как федеральные, так и региональные, встречались с главой государства. Как вы оцените эту встречу? Президент, собственно говоря, фактически анонсировал ее в послании Федеральному собранию, обещал расширить площадки, на котором общество может говорить с властью. То есть инициатива принадлежала президенту Путину. Президент озвучил какие-то свои мысли, цели, задачи, которые он видит сейчас актуальными для нашей страны… М.Ф.: Вы знаете, за день до встречи с правозащитниками президент оглашал свое послание к Федеральному собранию. После того как послание было озвучено, мне несколько журналистов задавали вопросы, а почему президент ничего не сказал о правах человека, это такая важная тема казалось бы. Почему он уделил внимание международной обстановке, экономическим реформам, социальным реформам, но ни слова не сказал про гражданские права, права человека в частности? Я сказал потому что он завтра, то есть на следующий день будет встречаться с правозащитниками и естественно там об будет говорить исключительно о правах человека. Что и случилось. Должен сказать, что это не первая встреча с правозащитниками, связанная с 10 декабря. Д.Л.: Эти встречи становятся традиционными? М.Ф.: Конечно, это традиционная встреча. Только раньше Президент встречался накануне 10 декабря с уполномоченным по правам человека. В прошлом году этот формат был расширен: он встретился не только с уполномоченным по правам человека, тогда эту должность занимал Владимир Петрович Лукин, но он встретился также с членами нашего совета некоторыми и некоторыми правозащитниками известными, которые не входят в состав совета, которые раньше входили в состав совета. Д.Л.: Но сейчас встреча была настолько широка, что стульев, насколько я понимаю, не хватило в зале, их пришлось дополнительно вносить, это все отмечали. М.Ф.: Да, именно так оно и было, действительно, стульев не хватило, но это такая мелкая неорганизованность. Главное, чтобы хватило времени для общения и чтобы у всех хватило готовности обсуждать серьезные проблемы, что на самом деле было и проявлено со всех сторон. Д.Л.: Какой месседж был озвучен со стороны главы государства? Правозащитник должен быть действительно независим М.Ф.: Думаю, главный месседж, который прозвучал в вступительном слове президента то, что права человека это сфера общей заинтересованности и государства и гражданского общества, и что правозащитникам нужно помогать. Правозащитники выполняют очень важную роль, и эта роль должна быть поддержана государством на всех уровнях, и на федеральном уровне, и на региональном, и на муниципальном. При этом очень важно понимать, что правозащитник должен быть действительно независим. Это у него самостоятельная функция и у государства, если речь идет о государственных правозащитниках. Д.Л.: Я как раз хотел сказать Панфилова во время этой встречи упомянула этот термин "государственный правозащитник". Это не оксюморон? М.Ф.: Нет. Наоборот есть даже целый ряд международных документов, в которых говорится о государственных инструментах защиты прав человека. Не могу в связи с этим не вспомнить, как мы проводили заседание совета в Чечне. Глава Чечни Рамзан Кадыров много раз брал слово, и в какой-то момент он сказал мне: все время говорят правозащитники, правозащитники – я сам правозащитник. И в этом есть большой смысл, потому что любой, кто стоит на страже прав человека, а Президент Российской Федерации является гарантом соблюдения прав человека. Д.Л.: То есть самый главный правозащитник. М.Ф.: Да. Д.Л.: Но разве здесь не происходит сращивание функций, может, даже чиновничества и правозащиты? Я недаром задал этот вопрос. Ведь очень многие в правозащитном сообществе утверждают, что государственный правозащитник быть не может. Правозащитник должен быть полностью независим, и даже более того крайний лагерь в правозащитном сообществе утверждает, что правозащитник может существовать только на деньги иностранного государства, а кто в иностранном государстве – ради Бога,пусть существует на деньги другого государства, тогда они полностью независимы внутри этого государства и спокойно осуществляют свою деятельность. Правозащитник  выступает в защиту другого человека по велению своего сердца М.Ф.: Давайте разделим это. То, что правозащитник должен быть независим, это очевидно. И государственный правозащитник, и общественный правозащитник должен быть независим, иначе теряет смысл его работа. Он должен быть независим от того, чьи права он защищает. Например, есть институт адвокатуры. Адвокат тоже защищает права человека, но он защищает права совершенно конкретного человека, он защищает права своего клиента и никто не может обязать его защищать права совершенно посторонних людей. Правозащитник выступает в защиту любого человека, чьи права нарушены. Не потому, что он с ним заключил договор об оказании юридических услуг – нет, как раз правозащитник не заключает таких праводоговоров. Он выступает в защиту другого человека по велению своего сердца. Поэтому говорить о правозащитнике как о человеке, который выполняет чье-то поручение, чью-то волю, в том числе на иностранные деньги, это не совсем правильно, потому что он не выполняет эту роль. Д.Л.: Главное тут  - именно по велению сердца. М.Ф.: Конечно. Д.Л.: А в этом случае уже не столь существенно на чьи деньги, в каком положении. М.Ф.: Конечно. Вот давайте возьмем нынешнего уполномоченного по правам человека в Российской Федерации Эллу Александровну Панфилову. Эллу Александровну Панфилову я знаю с 1990 года, когда мы с ней вместе работали в правительстве Российской Федерации. Она была министром социальной защиты, а был министром печати и массовой информации, мы с ней постоянно сотрудничали. Я ее знаю как человека абсолютно искреннего, порядочного. Она тогда не была уполномоченным по правам человека, а была министром социальной защиты, но она делала то же самое, что она делает сегодня. Потому что это ее природа, это заложено в ней природой, родителями, Всевышним, как это не назови, но это так, это ее сущность. Мне кажется, что это очень характерно для правозащитника. Правозащитник занимается правозащитной деятельностью, потому что это его миссия, так он понимает свою роль в этой жизни. Д.Л.: Хорошо, что мы разобрали этот вопрос, потому что тут действительно существуют разные точки зрения, в том числе и в правозащитном сообществе. М.Ф.: Безусловно. Но давайте посмотрим. Кто финансирует? Я вам приведу простой пример. Работу уполномоченного по правам человека в Российской Федерации финансирует государство из федерального бюджета. Это значит, что Элла Панфилова зависима от Минфина? Да нет, конечно. Что она будет поддерживать какие-то инициативы законодательных органов, если эти инициативы расходятся с ее представлением прав человека? Конечно, нет. Д.Л.: И ранее Владимир Лукину никто претензий тоже не предъявлял в ангажированности, зависимости. Нарушать права человека могут не только государственные органы и должностные лица, но сами и граждане тоже нарушают наши права М.Ф.: Конечно, нам в этом смысле повезло, у нас все, кто был на посту уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, начиная еще с Сергея Адамовича Ковалева, который был на этом посту с 1993 по 1995 годы, когда еще не было федерального конституционного закона об уполномоченном по правам человека, и он был назначен не Государственной думой, а Президентом Российской Федерации…  Начиная с него, действительно эту должность занимали всегда люди высокой порядочности и люди, которые понимали свою миссию защищать права человека, защищать эти права, в том числе от государства, защищать их в том числе от чиновников. Но не только, защищать эти права и от других людей, от других граждан. Потому что, к сожалению, нарушать права человека могут не только государственные органы, должностные лица, но и граждане тоже нарушают наши права. Д.Л.: Михали Александрович, с вашего позволения вернемся все-таки ко встрече с президентом. Президент обозначил некую такую цель: расширить возможность площадок, на которых идет диалог государства и общества. Я посмотрел навскидку – у нас таких площадок множество: Общественная палата, Совет по правам человека, различные форумы, встречи, конференции, в конце концов, мы сами видим, что общественников в Администрацию президента весьма часто приглашают, они вполне себе общаются, прямые линии и без конференций. Горячие линии министерств и ведомств у нас есть, общественные советы при министерствах и ведомствах, интернет возможности, в конце концов, вплоть до российской общественной инициативы и активного гражданина в Москве, не говоря уже об открытом правительстве. Что получается, что все эти структуры не работают, если нужно расширять? М.Ф.: Речь не о том, что они не работают. Речь о том, что они работают, но далеко не все работают хорошо.  Я знаю, что далеко не все общественные советы при федеральных органах исполнительной власти уже перестроились по тем новым лекалам, которые были разработаны как раз в рамках отрытого правительства. Наш совет активно принимал участие в разработке этих основ и более того они в принципе заложены в федеральный закон об основах общественного контроля в Российской Федерации, этот законопроект разрабатывался нашим советом вместе с Общественной палатой. Один из наших тяжелых результатов советского прошлого - это то, что у наших людей нет навыков самоорганизации Эти формы общественного диалога, диалога между гражданским обществом и государством не ограничиваются только тем, что вы назвали. Свобода массовой информации, независимые СМИ – что это? То же самое, тот же самый канал диалога. Поэтому чем больше будет независимых СМИ, тем шире будут площадки диалога государства и общества, тем больше будет возможности у граждан для того, чтобы обсуждать свои проблемы на федеральном, на региональном, на местном, на уровне жильцов одного дома. У нас, к сожалению,  я считаю , один из наших тяжелых результатов советского прошлого - это то, что у людей нет навыков самоорганизации. Они не могут сами провести собрание, они не могут сами решить вопрос. Помните, была такая песенка, которая заканчивалась словами "надо б лампочку повесить – денег все не соберем" – вот он рассказывал про подъезд своего дома. Д.Л.: Ничего не меняется? М.Ф.: Страна меняется, безусловно. Но хотелось бы, чтобы эти изменения проходили быстрее, и чтобы они были более решительными. Я возлагаю очень большие надежды на то, чтобы в наших школах развивались институты школьного суда, школьного омбудсмена. Д.Л.: Даже школьного суда. М.Ф.: Конечно. Школьного парламента. Д.Л.: А школьный ФСИН? Карцер? Розги? М.Ф.: Если мы говорим о школьном суде, почему на школьном суде не рассмотреть, как один мальчик другому мальчику на перемене дал подзатыльник?! Если это происходит во взрослой жизни, этим разбирается полиция, мировой судья. Почему мировой судья не может появиться в школе в лице школьника? Д.Л.: А почему не вызвать полицию в школу, чтобы она разобралась? Почему бы на школьном суде не рассмотреть, как один мальчик другому мальчику на перемене дал подзатыльник? М.Ф.: Не надо вызывать полицию туда, где ей нечего делать. В школе должна быть своя внутренняя система саморегулирования и это принципиально важно для того, чтобы дети обрели навыки, которые им потом понадобятся во взрослой жизни. Представьте себе кто сегодня, вот я спрошу, как Чадский: "А судьи кто?" – вот судьи кто, откуда они взялись? Они же тоже учились в школе, потом они учились в институтах, потом они, получив высшее юридическое образование через какое-то время стали судьями. Вопрос: а прошли ли они ту первоначальную школу такого самодеятельного суда? Д.Л.: Сначала в игровой форме. М.Ф.: Да, конечно, сначала в игровой форме. Есть ролевые игры на юридических факультетах, но это не то. Судья – это тот, кто воспитан судьей. Он должен с младых ногтей выработать в себе и уважение к чужому человеческому достоинству, и уважение собственного человеческого достоинства. Он должен быть благороден по своему образу мысли, а это закладывается тогда в школе, детском саду, может быть. Вот что нам очень нужно. Д.Л.: То есть через это изменения в обществе и будут происходить? М.Ф.: Конечно. Потому что менять общество директивно можно, но результат очень плохой, потому что все равно вы накладываете определенные модели поведения на сознание, которое к этому не подготовлено. В результате эти модели пропадают и все. Д.Л.: Все равно буду возвращать наш диалог ко встрече с Президентом, потому что это самое последнее событие так или иначе нужно его проговорить. Вот оценки самые разные, от негативных, прозвучало даже "мысленное парадное мероприятие", до вполне позитивных, что "это была емкая содержательная встреча с конкретными проблемами и разработками путей их решения". Вам какая оценка ближе? М.Ф.: Мне ближе, безусловно, позитивная оценка, не потому что я председатель Совета, а потому что я вижу результаты. Мы с вами сами увидим эти результаты через несколько дней, когда президент подпишет перечень поручений по результатам этой встречи с правозащитниками. Там нет такого, что встретились, поговорили и разошлись. Д.Л.: Конкретный перечень получили, конкретные документы. М.Ф.: Конечно. Через несколько дней он появится, он будет подписан президентом и там будет поручение правительству сделать то-то, Администрации президента сделать то-то, Совету проправам человека сделать то-то и т.д. Например, мы говорили на этой встрече о том, что нужно менять закон о некоммерческих организациях, разбираться с понятием этих несчастных иностранных агентов. Д.Л.: А можно чуть позже, просто подробно рассмотрим по пунктам несколько инициатив. Сейчас я хочу предоставить слово нашей уважаемой аудитории, у кого есть вопросы к Михаилу Александровичу, пожалуйста, поднимайте руки. Что, вопросов нет? В таком случае мы пойдем как раз по пунктам. И в частности закон о некоммерческих организациях. Он действительно поднимался, широко обсуждался и процессы определенные пошли, в том числе и Государственная дума уже говорит, что вынуждена смягчать. Действительно настолько актуально? М.Ф.: Да не смягчать, дело не в смягчении, а дело в том, чтобы отделить мух от котлет. Есть организации некоммерческие, а есть коммерческие, кстати говоря, которые занимаются политической деятельностью на иностранные деньги. Давайте с ними и разбираться. Есть некоммерческие организации, которые занимаются политической деятельностью. Надо выяснить, получают ли они иностранные деньги. Закон об "иностранных агентах" – его так называют. А на самом деле, там всего несколько статей в Законе о некоммерческих организациях. Он построен так, что там очень широко определяются понятия иностранного финансирования. Вот вы работаете на Общественном телевидении России – это автономная некоммерческая организация – НКО. Если к вам сюда придет иностранный гражданин и в приемной вашего генерального директора оставит свою авторучку… Д.Л.: То нас назначат "иностранным агентом". М.Ф.: Конечно, потому что вы с одной стороны, безусловно, формируете общественное мнение.  Д.Л.: То есть, занимаемся политической деятельностью. М.Ф.: Как телевидение может не формировать общественное мнение? А с другой стороны, вы получили имущество от иностранного лица. Это смешно, поэтому президент и сказал, что закон нуждается в усовершенствовании. Его нужно уточнять, тогда все встанет на свои места. Д.Л.: То есть, размытый принцип получения иностранного финансирования, не конкретный. И плюс к этому, насколько я понимаю, размыто и само понятие политической деятельности. Потому что мы формируем массовое сознание, можно и так сказать, хотя можно сказать и то, что мы информируем людей и разъясняем им, но с другой стороны, да, можно сказать, что формируем. Другие организации ведут образовательные проекты, например, которые тоже можно отнести к политической деятельности при желании, если это какие-то исторические проекты или еще что-то. Где же тогда грань? Как отделить? М.Ф.: Конституционный суд на этот вопрос ответил так: перечень политических акций не может быть исчерпывающим вообще. То есть, что понимается под политической деятельностью, нельзя определить, сказал Конституционный суд. Но если это нельзя определить, то, как вы можете этим пользоваться в законе, значит, тогда вы не можете использовать эту терминологию. Но давайте вспомним, что у нас есть и другие законы, в том числе закон о Конституционном суде, Федеральный конституционный закон, который запрещает судьям Конституционного суда заниматься политической деятельностью. Дорогие мои, вы для себя определитесь, что такое политическая деятельность, а дальше то же самое будет касаться и некоммерческих организаций. Более того, я считаю, что если правильно сказать, что такое политическая деятельность, тогда и регулирование должно быть, на мой взгляд, более строгим.  Д.Л.: То есть, может быть и ужесточение? М.Ф.: Я-то как раз выступаю за ожесточение, но с четким пониманием того, о чем идет речь. Есть в законе об общественных объединениях понятие "общественное объединение, преследующее политические цели" – вот правильное название. То есть это не "участвующее в политической деятельности", что нельзя понять. Д.Л.: А именно "политические цели". М.Ф.: Да, преследующее политические цели.  Д.Л.: А политические цели строго регламентировать можно? М.Ф.: Элементарно. Организация стремится к ненасильственному свержению власти. Насильственное – это Уголовный кодекс. Ненасильственное – это не Уголовный кодекс, но это преследование политических целей. Дальше – организация стремится провести своих кандидатов или кандидатов от какой-то партии, которая ей идеологически близка, в парламент, в муниципальное собрание и т.д. Что это такое? Организация преследует политические цели. Есть такие организации? Есть. Навскидку: "Другая Россия". Есть такое движение? Есть. Преследует политические цели? Безусловно. Д.Л.: Надеюсь, что еще есть такое движение, потому что я о нем слышал последний раз уже давно. М.Ф.: "Солидарность", запрещенная "НБП" [Национал-большевистская партия] – лимоновцы. Они преследуют политические цели? Безусловно. Проверяйте, получают они финансирование или нет. Если получают, вот они иностранные агенты в чистом виде. Д.Л.: А если организация проводит образовательные семинары, проводит историческую программу с целью формирования исторического взгляда удобного ей для какой-либо цели? Условно говоря, формирование представлений, что мы являемся высшими существами, а все остальные – низшие, допустим. М.Ф.: Такую организацию я себе не представляю, а организацию, которая формирует представления общества об истории страны – это "Российское историческое общество". Д.Л.: Она занимается политикой или все-таки занимается историей? Как здесь отделить? М.Ф.: С точки зрения того, как Конституционный суд истолковал понятие политической деятельности, – да.  Д.Л.: То есть, все равно занимается политикой? М.Ф.: У нас все занимаются политикой. И на практике это вызывает совершенно безумные решения, когда организацию, которая защищает журавлей, журавли – при чем тут политическая деятельность, но они выступают за запрет осенней охоты, и им говорят: "Вы занимаетесь политической деятельностью". Д.Л.: Интересно, когда Владимир Владимирович выпускал стерхов, он занимался политической деятельностью или природоохранной? М.Ф.: В том-то все и дело. Важно отделить одно от другого: где стерхи и где борьба за власть. Между ними нет ничего общего, но, к сожалению, наш законодатель не смог четко провести эту линию. На мой взгляд, э то важно, я бы сказал, что для организаций, которые преследуют политические цели, это не политические партии – для них несколько другое регулирование, но они как бы протопартии или околопартии. Важно отделить одно от другого: где стерхи и где борьба за власть. Вот была Компартия, и был Комсомол. Комсомол – это не партия, но это политическая организация, безусловно. Не знаю, существует он сейчас или нет, но что-то в этом духе там, наверняка, есть. Это и есть организации, преследующие политические цели. В отношении этих организаций должны быть использованы те же ограничения по финансированию. Которые предусмотрены законом для политических партий. Потому что иначе возникает замечательная конструкция: вот у меня рядом с партией есть организация, которая будет получать финансирование, например, из государственного бюджета, а мне как политической партии разрешено получать из государственного бюджета только то, что предусмотрено специальными бюджетными ассигнованиями, ничего другого я получить не могу.  Д.Л.: Михаил Александрович, в продолжение нашего разговора о законе, где предусмотрено признание некоторых НКО в качестве иностранных агентов, хочу сказать, что продолжают "ломаться копья" вокруг этого закона. Сейчас идет новая волна и в связи с признанием общества "Мемориал" иностранным агентом, и "Солдатские матери Санкт-Петербурга" признаны. Прозвучало, насколько я знаю, на встрече с президентом, что закон используется для сведения счетов. С вашей точки зрения, это действительно так? Во всех цивилизованных странах существует запрет на иностранное финансирование политических партий М.Ф.: Думаю, что он используется в разных целях: и для сведения счетов, и для, что самое, на мой взгляд, вредное, того, чтобы сделать некую статистику, подогнать под требуемую цифру количество организаций, зарегистрированных в реестре иностранных агентов. На мой взгляд, все это не прибавляет устойчивости нашему обществу, не прибавляет ему благородства помыслов и дел. Мне кажется, как раз, что очень важно, чтобы это закон действительно работал так, как он был задуман. Как сказал Президент, мы хотим, чтобы иностранные деньги не влияли на нашу внутреннюю политику. Понятно. Во всех цивилизованных странах существует запрет на иностранное финансирование политических партий. Если речь об этом, то все за. Никто и слова против не скажет. Но какое отношение имеет то, о чем мы говорили: деятельность общества по защите журавлей, общества "Мемориал", которое занимается нашей исторической памятью, Московской школы гражданского просвещения, которая занимается просвещением людей, читает лекции – при чем здесь политическая деятельность? Они готовят цветные революции? Нет, конечно. Они занимаются своим делом. У каждой организации своя миссия.  Д.Л.: Общество "Мемориал" как раз продвигает определенный образ истории. Есть много и критических замечаний к обществу "Мемориал", что это не патриотичный образ истории, что это негативный образ истории, возможно даже негативистский. В данном случае я никаких утверждений не делаю – просто констатирую факт, почему я в первой части программы и задал вопрос в этой связи. М.Ф.: Такие упреки выдвигаются, в частности, в отношении автономной некоммерческой организации "Пермь 36", которая создала музей на базе лагеря политических репрессий.  Д.Л.: Музей политических репрессий. М.Ф.: Да, музей истории политических репрессий. Если кого-то не устраивает такой образ мыслей, то обращайтесь к главе государства, потому что президент сказал, что этот музей должен быть сохранен, хотя некоторые люди говорят, что этот музей нужно превратить в музей уголовно-исполнительной системы. На что я им ответил, что музей в Освенциме тоже должен быть превращен в музей уголовно-исполнительной системы Третьего рейха. Мы же так вопрос не ставим. Если немцы так сделают, мы первыми скажем, что это безумие, что это безнравственно, что это нарушает решение Нюрнбергского трибунала, поэтому и нам нужно к нашей истории относиться спокойно.  Д.Л.: Историю мы чуть позже обсудим более подробно, в том числе и эти аспекты. Завершая разговор о Законе об НКО - иностранных агентах, скажу, что я специально сегодня заглянул в реестр иностранных агентов. У нас на данный момент в него включены 17 некоммерческих организаций. М.Ф.: Да.  Д.Л.: А в прошлом году была всего одна. Не переоцениваем ли мы вообще влияние этого закона на нашу жизнь? И, может быть, в дополнение к этому вопросу: этот закон вообще работает? У нас некоммерческих организаций в стране десятки или сотни тысяч, 17 из них включены в реестр. М.Ф.: Да, примерно двести двадцать тысяч. Министерство юстиции внесло где-то семнадцать. По данным прокуратуры примерно 22 организации должно быть. Но это одна тысячная, если вы забыли. Ради одной тысячной городить весь этот огород?! Но его сделали! Ведь еще несколько лет назад этот проблемы не было как таковой. Что надо было сделать, на мой взгляд: нужно было не в законе об НКО, а в законе об общественных объединениях четко сформулировать, что такое общественное объединение, преследующее политические цели и установить для этих объединений другой режим финансирования, другой режим правового урегулирования. Понятно, потому что они занимаются политической деятельностью. Вместо этого все было сделано несколько иначе. И есть парадоксальная ситуация с Ассоциацией "Голос", которая занимается наблюдением за выборами. Если бы она занималась наблюдением за выборами с целью оказать содействия одной из политических партий, то это была бы политическая деятельность. Если она наблюдает за выборами с целью обеспечить соблюдение прав избирателей и прав всех участников избирательного процесса: украли голоса у этой партии – не хорошо; украли у той – тоже не хорошо. Воровать вообще не хорошо. И вот такая позиция нормальная, здесь нет никакой политической деятельности, потому что сама организация не участвует в избирательной компании. Но что получилось дальше? Дальше Конституционный суд рассмотрел жалобу об иностранной организации, вынес свое постановление. Дальше Мосгорсуд отменил решение московских судов по поводу Ассоциации "Голос". Ассоциация "Голос", имея в руках решение о том, что все отменено, обращается в Министерство юстиции и говорят, чтобы их исключали. Д.Л.: А получается, что выйти-то уже и нельзя. М.Ф.: А они говорят, что у них нет оснований, чтобы вас исключить из реестра. Д.Л.: Процедуры нет. То есть основной вывод в том, что закон нужно дорабатывать. М.Ф.: Перерабатывать, я бы даже сказал. И самое главное сделать его более четким, более юридически определенным. Потому что когда закон содержит правовую неопределённость, под него можно подвести все, что угодно. Это касается не только закона об НКО, а любого закона. Как только он неопределенный, вы бессильны перед правоприменителем. Потому что правоприменитель может его истолковать так, как захочет. Д.Л.: Возвращаемся к встрече с президентом. И там была затронута тема региональных омбудсменов. В частности, прозвучали критические замечания о том, что в ряде регионов места омбудсменов занимают люди либо ассоциированные с властью, либо с какими-то группами, в общем не независимые. Насколько широко распространена такая ситуация? Насколько это угрожает, если угодно, самому институту омбудсмена? Там, где региональные власти умные, они стараются, чтобы у них действительно был боевой омбудсмен М.Ф.: Я бы сказал: там, где региональные власти умные, они стараются, чтобы у них действительно был боевой омбудсмен, независимый, который будет с ними в конструктивном диалоге. Безусловно, речь не идет о том, чтобы в лице регионального омбудсмена иметь просто своего врага. Нет. Но это должен быть независимый критик, это должен быть постоянный оппонент. Оппонент – да, враг – нет. Там, где региональные власти не поняли еще эту простую истину, там они действительно стараются на эту должность ставить удобного человека, который не будет поднимать вопросы. Но вопросы-то останутся. От того, что их омбудсмен не поднимает, проблема же остается не решенной. Значит она вый дет наружу совершенно другим способом. Каким? С помощью забастовок, с помощью массовых публичных акций. Вы это хотите? Ну, пожалуйста, вы это получите. Но лучше же получить нормального омбудсмена, который будет эти конфликты предотвращать, будет эти узлы развязывать до того, как они завязались, что их можно уже только разрубить. Вот почему я и говорю, что на посту регионального омбудсмена должен быть действительно независимый человек. Д.Л.: По итогам встречи Элла Панфилова заявила, что до конца года предоставит президенту поправки законодательные, которые должны укрепить статус омбудсмена в том числе на местах. О чем речь? Что значит укрепить статус омбудсменов? М.Ф.: Это значит придать ему больше независимости, а для этого он должен быть больше связан с федеральным омбудсменом. Потому что когда он связан с федеральным омбудсменом, то местные власти мало что могут с ним сделать. Да, они могут с ним разговорить, увещевать, могут даже угрожать. Но, кстати говоря, обратите внимание на то, что я предложил на встрече с президентом. Я сказал, что нужно усилить ответственность за воспрепятствие деятельности омбудсмена. Д.Л.: Вплоть до уголовной? Нужно усилить ответственность за воспрепятствие деятельности омбудсмена вплоть до уголовной М.Ф.: Да. Потому что сейчас это административная ответственность: очень небольшой штраф, толи пятьсот рублей, то ли тысяча рублей. Я предложил наоборот это перевести в уголовную ответственность, в сферу уголовного законодательства, чтобы это было серьезно. Здесь не обязательно должно быть наказание в пять лет лишения свободы. Давайте введем простое наказание, например, лишение права занимать определенные должности на срок до трех лет. Очень хорошее дополнительное наказание. К этому может быть в качестве основного штраф, пожалуйста. Я не специалист в области уголовного права, но могу сказать, что, на мой взгляд, это было бы важно. Потому что я видел собственными глазами, как противодействовали работе уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, когда им был Владимир Петрович Лукин. Д.Л.: Из того, что сейчас прозвучало, я понимаю так: выстраивается очередная вертикаль, если угодно. Вертикаль омбудсменов от федерального до регионального. Причем, омбудсменов предлагается еще и законодательно защитить вплоть до уголовной ответственности в отношении тех, кто будет воспрепятствовать их деятельности. М.Ф.: Да. Д.Л.: Этого не стоит бояться? У нас не получится еще одной такой вертикальной интегрированной структуры в стране, которая будет, может быть, в страхе держать местные власти? Чуть ли не такая правоохранительная структура получится. М.Ф.: Нет, правозащитная. Д.Л.: Правозащитная, все-таки. М.Ф.: Да, вертикаль, но на пользу людям. Вертикаль, с помощью которой будут лучше защищены права человека. Не ущемляться они будут, а защищаться. По-моему, это хорошо, а не плохо. Вообще вертикаль вещь не плохая. Другое дело, что должно быть разделение властей. Потому что если одна вертикаль плохо работает, должна помочь другая вертикаль. Поэтому в самой по себе вертикали ничего плохого нет. Д.Л.: Понял вас. Амнистия к 70-летию Победы – эта тема так же была затронута. И президент поддержал, но попросил, если я правильно помню, не особо усердствовать с амнистиями, а то у нас в местах заключения никого не останется. М.Ф.: Да, он сказал "не частить". Но что значит "не частить"? У нас в этом году не было вообще амнистии. В прошлом году было две амнистии: одна по экономическим преступлениям, вторая к 20-летию Конституции. И обе были очень небольшие. Правда, по сравнению с той амнистией, которая была к 65-летию Великой Победы – это были большие амнистии. Потому что тогда на свободу вышли 49 человек. Чем заводить такую шарманку, как амнистия: специальное постановление Государственной думы, специальное постановление о порядке применении амнистии. Это огромный механизм заводится. Проще было этих 49 человек помиловать указом президента. Гораздо проще, дешевле, экономичнее. Но ни в коем случае это нельзя брать в качестве образца. Но и нельзя брать в качестве образца амнистию к 55-летию Победы, когда на свободу вышло больше двухсот тысяч человек. Но тогда, извините меня, у нас и тюремное население было больше миллиона. Сейчас у нас тюремное население порядка семисот тысяч. Д.Л.: То есть, нужно соблюсти определенный баланс. М.Ф.: Конечно. Д.Л.: В таком случае не могу сразу н перейти еще к одной теме – это реформа ФСИН. Кстати говоря, сейчас у нас происходят события в Челябинском СИЗО №1. Прямо вот буквально накануне разгорелся бунт. Сейчас продолжается расследование. А вообще, справедливости ради, о реформе ФСИН я слышал чуть ли не с 1991 года, все время существования независимой России. Ну, в 2009 году была принята концепция реформы, направленная на окончание реформы в 2020 году. Полное переформатирование. Потом утверждали, что она провалилась. А она как-то идет, и вот мы слышим о реформе ФСИН. Это что, такой перманентный процесс у нас в стране? М.Ф.: Ну, вообще реформа – вещь перманентная. И это не плохо. Это как раз хорошо. Д.Л.: Может быть, построить уже что-нибудь одно? М.Ф.: Ну, вот сейчас строится такая абсолютно в духе реформы. Строится следственный изолятор, который называется "Кресты 2" в Санкт-Петербурге. Я там не был, правда. В этом смысле я, как наш президент, который сказал: "Как давно я не был в местах лишения свободы". Там я еще не был, в этом СИЗО. Но проект впечатляет. Это такое суперсовременное здание. Д.Л.: Это пилотный проект? М.Ф.: Да. Д.Л.: От него отталкиваясь можно уже в последующем двигаться. М.Ф.: Это никаких денег бюджета не хватит на то, чтобы в каждом регионе сделать такие СИЗО, это просто очень дорого. Д.Л.: То есть потемкинские деревни получаются. М.Ф.: Нет, это не потемкинская деревня, в потемкинской деревне жить нельзя было, потому что там были только фасады, а здесь будут. Д.Л.: Я имею в масштабах страны. Если мы делаем в Петербурге образцово-показательное СИЗО, а денег в бюджете не хватит, чтобы сделать во всех других регионах. Никакой суд не выносил приговор, что заключенные должны находиться в условиях, приближенных к пыткам М.Ф.: Во всех других регионах будем к этому стремится: будем делать поскромнее, но делать, чтобы у заключенных были нормальные условия отбывания наказания. Потому что они по приговору суда отбывают наказание в виде лишения свободы. Это лишение свободы предполагает ограничение их прав в определенной степени и в определенных сферах. Но никакой суд не выносил приговор, что они должны находиться в условиях, приближенных к пыткам или что они должны находиться в условиях, где будут над ними издеваться, будут их избивать. Нет такого у нас в законе. Я довольно часто бываю в местах принудительного содержания вместе с представителями ФСИНа, с руководителями ФСИНа. Мы всегда придерживаемся одной и той же позиции, в этом смысле меня очень радует то, что у нас с руководством ФСИН позиция абсолютно одинаковая. Все должно быть по закону: осужденные должны соблюдать закон и правила внутреннего распорядка, все сотрудники системы ФСИН должны соблюдать закон и правила внутреннего распорядка, то есть закон один для всех. И тогда не будет ни избиений, ни насилия, ни вымогательств, ничего этого не будет. Д.Л.: Наша программа перевалила уже вторую половину второй части, причем и я обещал вернуться к вопросу истории, и отчасти эта тема перекликается и с тем, что мы только что обсуждали. Я предлагаю посмотреть сюжет, посвященный общественной акции, которая, кстати говоря, тоже имела широкий общественный резонанс. Давайте посмотрим, а дальше обсудим. Одно имя, одна жизнь, один знак – принцип работы проекта "Последний адрес". Группа московских и Санкт-Петербургских историков, правозащитников, гражданских активистов, журналистов, литераторов, архитекторов и дизайнеров объединились для того, чтобы увековечить память жертв политических репрессий и государственного произвола в годы советской власти. Пластины из оцинкованной стали размером 10 на 17 см, сухие сведения о жертвах политических репрессий имя, профессия, дата ареста, расстрела и реабилитации. Заказать, оплатить и установить вот такой памятный знак теперь может любой желающий. Сергей Пархоменко (журналист): Очень важно, чтобы человек знал, что это моя вещь, что это я сделал, что это я поставил, это я пожертвовал на это деньги, это я был инициатором этого. Это по смыслу, по идее очень важно, тут не только финансовая сторона дела. Да и деньги, как видите, довольно небольшие. В Европе этот знак, который в земле, стоит 120 евро, здесь мы решили, что надо уместиться в 100 долларов. Проект "Последний адрес" был создан по аналогии известного европейского мемориального проекта "Камни преткновения", родившегося в Германии 20 лет назад. За это время появились более 45 тысяч памятных знаков в 650 городах 11 странах Европы. Организаторы российского проекта уверены, "Последний адрес" станет не менее знаковым. Сергей Пархоменко: Их я думаю, очень много не будет, потому что таких людей, которые это захотят не миллионы. Но я думаю, что этого будет достаточно, что это будет очень впечатляюще. Даже если их в Москве будет тысяча, две тысячи таких табличек, мы увидим, что это совсем рядом, что это в наших домах, на наших лестничных клетках, в наших квартирах жили люди, которые погибли в эти годы по бессмысленному поводу вот этих самых политических репрессий. Основным источником сведений, используемых организаторами при поиске и сверке информации, указанной на памятных знаках, стала база данных общества "Мемориал", в котором любой желающий может осуществить поиск по адресу либо имени. Сергей Пархоменко: Я, например, посмотрел на базу данных "Мемориала" и нашел свой дом и нашел соседнюю квартиру. Вот там жил кондуктор московского трамвая по имени Корнилий Елизарович Долинский. Я никогда не слышал об этом человеке. Вот я поставлю этот знак Корнилию Елизаровичу Долинскому, кондуктору московского трамвая, который в августе 1937 году был арестован, в сентябре уже расстрелян, в 1989 году реабилитирован. На доме номер 5 по улице Долгоруковской появились сразу четыре таблички. Организаторы уверены, что их количество со временем увеличится, ведь в этом доме, согласно базе данных "Мемориала" жили 65 расстрелянных. Ирина Сорока (жительница дома №5 по улице Долгоруковская): Я заказала, еще семья живет в моем подъезде, они две таблички заказали. Мы просто платим свои собственные деньги, мы ничего не собирали абсолютно, никакого принуждения. Единственное, что мы еще недостаточно всех уведомили. Я думаю, что после того, как мы повесим первые таблички, уже пойдет такое сарафанное радио, и я надеюсь, что будут еще желающие, потому что надо как-то увековечить память. У них даже могил не осталось, знаете. В первой изготовленной партии 18 табличек, которые уже появились на девяти московских домах, вторая партия еще на стадии изготовления – 30 памятных знаков. Кроме того уже сейчас организаторам поступило более 300 заявок. Д.Л.: Михаил Александрович, вот такая общественная инициатива. Попрошу вас прокомментировать то, что мы сейчас увидели. Приветствовать подобные инициативы или относится к ним с осторожностью? Поясню, почему с осторожностью. Ведь,по сути, мы имеем дело с общественной инициативой по установке в городе Москве мемориальных табличек. Есть правило установки мемориальных табличек в городе Москве в соответствии с которым, там целая процедура должна пройти, должно пройти согласование с префектурой и т.д. По закону московское правительство должно эти таблички, которые может быть исключительно с добрыми намерениями и установлены, начать их срывать, а это вызовет очередной скандал. Вот начнется раскручивание этого моховика и это будет далеко уже не память жертв репрессиям, а просто политический скандал. Вот как быть в этой ситуации? М.Ф.: Не срывать таблички конечно. Д.Л.: Но проигнорировать закон? М.Ф.: Почему? Да нет, закон города Москвы касается немного других табличек – это мемориальные доски. Табличка и мемориальная доска это немножко разные вещи, это от другой кошки хвост. Поэтому эта кошка должна совершенно спокойно жить на наших московских улицах. Ничего плохого в этом нет, безусловно, хотя бы просто потому, что это знаки памяти. Нам важно, чтобы наши дети, наши внуки чтобы помнили трагические страницы нашей истории и героические страницы. История такова, какой она была, давайте не будем ее приукрашивать, давайте не будем придумывать трагедий, которых не было. Но те трагедии, которые были, мы должны о них помнить. Д.Л.: Потому что иначе мы вряд ли куда-то сдвинемся. М.Ф.: Есть очень хорошая поговорка: кто старое помянет, тому глаз – вон, а кто забудет – оба. Д.Л.: Емко и эмоционально. ВОПРОСЫ ИЗ ЗАЛА: Анастасия: Михаил Александрович, вы затронули тему "Парламент в школе". Вы сказали, что некоторые вопросы школьное руководство может регулировать внутри школы. Что бы еще вы посоветовали для развития патриотизма, начиная со школьной скамьи. Может быть, нашим школьникам нужно больше узнавать о своих правах, а также об обязанностях. М.Ф.: Вы меня немножко не поняли, если говорите о школьном руководстве. Школьный парламент – это не школьное руководство. Школьный парламент – это когда дети сами выбирают себе парламент. Вот от 8-го Б будут Вася и Петя, а от 8-го А будут Оля и Катя и т.д. И они вместе собираются и образуют школьный парламент. Вы говорите о патриотическом воспитании. Так вот этот парламент собирается и решает, а не принять ли нам в нашей школе 1254 закон о патриотическом воспитании школьников. И пусть принимают, пусть думают, как написать этот закон, как его реализовать, что в нем должно быть. Пусть они сами себе представят, что такое законотворческая деятельность. Может быть, тогда они будут лучше понимать, что они должны делать, когда они вырастут и пойдут голосовать на выборах. Они будут понимать, чем будут заниматься их избранники. Иначе возникает ситуация, которая не является уникальной для нашей страны, это и в других странах бывает. Бывают депутаты, которые просто эпатируют публику своими инициативами. Возникает вопрос: ребята, вас для этого выбирали в парламент, чтобы вы нас всех смешили. Александр Канонников: Михаил Александрович, сегодня мы обсудили аспекты национального права, я бы хотел также затронуть международные вопросы. Меня, как и любого, гражданина Российской Федерации, очень волнует ситуация, которая происходит на территории братского нам государства Украина. Ни для кого не секрет, что постоянно абсолютно бессовестно нарушаются права человека, ведется обстрел жилых домов, больниц, поликлиник. К сожалению, адекватная международная реакция западных коллег не присутствует. Какова возможная роль нашего государства и в том числе СПЧ в мирном преодолении этих проблем? Спасибо. М.Ф.: Наш Совет еще в феврале этого года сформировал временную рабочую группу для мониторинга ситуации с соблюдением прав человека на территории Украины. 7 мая мы приняли специальное заявление, связанное как раз с нарушением прав человека на территории Украины. В этом заявлении мы обратились к противоборствующим сторонам с призывом прекратить насилие, освободить всех насильственно удерживаемых лиц, приступить к переговорам, организовать гуманитарный коридор и т.д. Ответом нам было молчание. Это отдельная и очень большая тема.  Д.Л.: 65 лет назад была принята Всеобщая декларация прав человека. Насколько я помню, на 50-летие принятия Декларации вы были награждены специальной медалью ЮНЕСКО. М.Ф.: Да, было такое.  Д.Л.: Как бы вы сейчас оценили ситуацию с правами человека в России сейчас, если угодно, по 5-бальной шкале? М.Ф.: Около 3. Д.Л.: Нам есть куда стремиться. М.Ф.: Конечно. Д.Л.: Это была программа "ПРАВ!ДА?" в эфире Общественного телевидения России. С Михаилом Федотовым мы обсуждали права человека в нашей стране, в Международный день прав человека.  Также смотрите выпуск на YouTube.