"Будущее нации зависит не от числа автомобилей, а от числа детских колясок". Урхо Кекконен Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. И это программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Анастасия Урнова. И вот тема нашей сегодняшней передачи: По данным Росстата, с осени 2016 года в России началось резкое снижение рождаемости. Эксперты объясняют это экономическими проблемами 90-х годов, которые тогда привели к демографической яме. Во взрослую жизнь сейчас вступают те, кто родился именно в тот период. Недавно Владимир Путин дал старт новой кампании по увеличению рождаемости. Она предполагает расширение программы материнского капитала, а также введение новой ежемесячной выплаты малообеспеченным семьям при появлении первого ребенка. Анастасия Урнова: По данным социологов, сегодня в России женщин в возрасте 20 лет в 2 раза меньше, чем 30-летних. А это значит, что если даже рождаемость и будет расти, то число рождающихся детей все равно будет меньшим. Николай, некоторые эксперты говорят, что сегодняшняя демографическая яма – либо уже начинающаяся, либо существующая – это некое наследие 90-х, когда просто родилось мало детей, и вот сейчас они взрослые, и, естественно, меньше рожают. Другие эксперты с этим не согласны и винят в первую очередь экономический кризис и отсутствие уверенности в завтрашнем дне. Вот вы что на первое место ставите? Николай Миронов: Я бы не стал отрицать ни ту, ни другую причину. Да, безусловно, конечно, есть демографическая яма (и мы не можем ее отрицать), которая привела к естественному сокращению рождаемости, и это не могло не сказаться. С другой стороны, действительно, были исключительно необходимы… Я даже думаю, что вот то, что сейчас президентом подписано, этого даже недостаточно, нужны еще и дополнительные стимулы для увеличения рождаемости. Потому что экономическая ситуация, и в частности бедность населения, хотя она у нас юридически не определена, и у нас есть понятие прожиточного минимума, и вроде бы как меньше прожиточного минимума не так уж относительно много народу, тем не менее на скромные деньги сейчас живет очень много населения. И главное – у нас полностью отсутствуют программы социальной поддержки молодежи после того, как люди закончили вуз, трудоустраиваются, жилье, создание семьи. Вот здесь явный недостаток государственных программ. Поэтому это, конечно, тоже тормозило рождаемость, ее сокращало. И это, безусловно, требовало государственного вмешательства. Анастасия Урнова: Ольга, при этом мы знаем, что до 2014 года рождаемость росла, а резко начала сокращаться именно с этого периода. И тогда же, я напомню, начался экономический кризис. Значит ли это, что все-таки на первый план выходит экономика? Ольга Савинская: Я бы все-таки согласилась с этим тезисом по поводу экономики, потому что рожают у нас не только 20-летние, а 30-летние тоже вполне рожают и первого, и второго, и третьего. Анастасия Урнова: Я бы даже сказала, что больше рожают. Ольга Савинская: Поэтому как раз здесь экономический фактор тоже играет роль, и мы должны на это обращать внимание. И что касается программ – я тоже выступают за то, чтобы они были более комплексными. Те меры, которые были сейчас предложены, они замечательные, но их действительно явно недостаточно. И есть слабые места, которые мы наверняка… Анастасия Урнова: Ну, мы про меры обязательно поподробнее поговорим. Просто сначала хочется понять, вообще где мы находимся. Валерий, я знаю, что, например, со времен Великой Отечественной войны примерно каждые 25 лет такая демографическая яма, провал. Но как-то же справлялись с этим раньше. Как-то по-другому? Или это естественно происходит? Валерий Елизаров: К сожалению, не справлялись. Поэтому валить все на 90-е годы я бы не стал. 90-е годы немножко добавили к тому, что было предопределено, но начало вот этих волн с ямами демографическими – это все-таки годы Великой Отечественной войны, когда было огромное падение рождаемости, если сравнивать с довоенными годами, в два с лишним раза. И вот этот провал рождаемости повторился примерно через 25 лет – вторая половина 60-х годов. Ну, например, 68-й год – миллион восемьсот рождений, а за 10 лет до этого где-то два восемьсот – два девятьсот. То есть миллионное падение числа рождений – это 60-е годы, о которых мы вряд ли вспоминаем как о годах какого-то кризиса или какой-то неуверенности в завтрашнем дне и так далее. Анастасия Урнова: Да даже скорее наоборот. Валерий Елизаров: Значит, главная причина – все-таки это демографическая волна, демографическая структура. Это главное. А факты экономические могут усиливать или немножко ослаблять, действие этих факторов. И после провала огромного во второй половине 60-х годов мы неизбежно в начале 90-х годов получили бы провал, что бы ни происходило. И мы получили это падение уже где-то в начале 90-х годов. Но там действительно уже вмешался еще к этому и кризис. 92-й год, инфляция – в 26 раз. 93-й год – в 8,5 раза. Потери каких-то социальных ориентиров, привычных форм поддержки, бесплатной медицины и образования. Все это, конечно, сильно мешало реализации тех намерений, которые были, поэтому шло массовое откладывание рождений, отказ от рождений. И мы должны были быть где-то внизу этой ямы в середине 90-х годов. Но эта яма затянулась, и мы вышли в нижнюю точку в 99-м году, после кризиса 98-го года. Вот он тоже повлиял, он тоже добавил. Поэтому самая нижняя точка, которую мы получили, – это 99-й год, самое маленькое в нашей истории поколение, миллион двести. И вот этому поколению в прошлом году исполнилось 18 лет, в этом году – 19. Они сейчас будут вступать в брак, рождать первенцев, поэтому мы обречены на достаточно низкое число браков. Хотя в прошлом году у нас где-то на 50 тысяч браков стало больше. Это значит, что в этом году вот эти дополнительные браки нам тоже дадут немножко рождений. Но это будет только противостоять тому большому снижению рождаемости, которое идет. За 11 месяцев минус 187 тысяч, число рождений. Значит, за год – 200 тысяч. Это огромное падение. Анастасия Урнова: Насколько я знаю, это 11%. Валерий Елизаров: 11%. Это очень большое падение. Анастасия Урнова: Потому что в абсолютных числах сложно сориентироваться. Но при этом, насколько я знаю, в России коэффициент рождаемости относительно Европы, вообще-то, близкий. Права я в этом или нет? Николай, может, вы поможете? Николай Миронов: Да, потому что у нас немножко другие традиции. Анастасия Урнова: Практически 1,8 он, правильно? Валерий Елизаров: Да. Европа вошла в такое зажиточное, так сказать, несмотря на свой кризис, состояние, и такое хорошее состояние жизни, что пошло вот это откладывание рождений, жизнь для себя, и люди стали позже рожать. И конечно, это сказывается. У нас, безусловно, больше. В связи с этим у нас больше рождается детей. Валерий Елизаров: Могу сказать, что мы высшую точку рождаемости прошли в 2015 году. Это был достаточно высокий коэффициент – 1,777. В прошлом году, в 2016-м… в 2017-м, уже это было меньше. В этом году будет еще меньше. К сожалению, суммарный коэффициент рождаемости (то есть число детей на одну женщину) будет снижаться. И задача, чтобы он снижался не так сильно, как будет снижаться число рождений. Числу рождений мало что можем противостоять. А вот удержать ту рождаемость, которая… Анастасия Урнова: Которая есть? Валерий Елизаров: Да, долю вторых детей. Вот это будет хорошо. И с помощью мер и политики… Ирина Волынец: Когда мы стали говорить об отложенном материнстве, мы должны подчеркнуть, что здесь влияние социокультурной среды имеет ключевое значение, когда не только в крупных городах, но уже и в более мелких населенных пунктах женщины считают приоритетным направление карьеры, направление какого-то своего личностного роста, независимости. Плюс сюда я бы добавила, конечно, медицинские факторы: у нас сегодня более 25% пар являются бесплодными. Я считаю, что государственная поддержка в этом направлении является недостаточной, то есть у нас квоты по ЭКО, к сожалению, не соответствуют тому, что требуется, исходя из сегодняшних реалий. И конечно же, ошибки, сделанные в молодости, такие как аборты, заболевания, которые передаются половым путем, во многом способствуют бесплодию. То есть в большинстве случаев это женское бесплодие, но страдает пара. Как правило, пара, которая в течение нескольких лет не может зачать ребенка, распадается. И мы здесь уже видим не отложенное материнство, а сопряженное с материальными факторами вообще отсутствие материнства. И почему мы говорим о том, что у нас количество детей в детских домах сократилось? Да, это огромная поддержка государства приемных семьям, но в том числе и отсутствие своих кровных детей. Я уверена в том, что если мы будем уделять больше внимания и тратить больше денег на повышение рождаемости именно тем женщинам, которые хотят, но не могут, и также тем женщинам, которые могут, но не могут себе позволить по материальным соображениям, то тогда мы как-то можем чуть-чуть вздохнуть с облегчением. Национальный родительский комитет еще в марте прошлого года выступал с инициативой о многоуровневой государственной поддержке семей с детьми, причем не только малообеспеченных. Зачем нам ждать, пока семья будет признана семьей в критической ситуации, и только после этого ей помогать? Почему нам маме по факту того, что она является матерью, не выплачивать какую-то пусть не баснословную, но все-таки фиксированную сумму, которая является достойной для того, чтобы можно было растить ребенка? Анастасия Урнова: Поняли, спасибо. Евгения, во-первых, у меня было такое ощущение, что вы не совсем согласны со всем. Евгения Лазарева: Я прокомментирую, да. Анастасия Урнова: Пожалуйста, да. И вопрос еще у меня к вам такой. При том, что мы понимаем, что коэффициент рождаемости у нас все-таки, прямо скажем, приличный относительно других развитых стран, нужно ли нам делать акцент именно на стимулировании рождаемости? Или нам имеет смысл в принципе, с точки зрения государства, делать акцент на улучшении качества жизни, на том, чтобы снижать смертность и так далее? Ну, немножко в другую сторону. Евгения Лазарева: Ну, я скажу так. У нас на самом деле очень уникальные условия для женщин, вообще отличающиеся от всех стран мира. Ну, например в декрете 9 месяцев – это целый большой мир. Такого во многих страна мира нет. Это на самом деле очень хорошо, что у нас есть такие возможности… Ирина Волынец: Декрет с первого месяца… Анастасия Урнова: Сейчас-сейчас, секунду. Евгения Лазарева: Спасибо. Можно я закончу свою мысль? Я, в принципе, согласна в каком-то смысле, что нам, конечно, важна очень многоуровневая поддержка и в медицине, и все. Но если приглядеться, то на самом деле плюс-минус она присутствует. Может быть, не все об этом знают, может, она где-то кому-то считается недостаточной. Мне кажется, наиболее важно и вообще очень сильно способствует создание такой некой экосистемы вокруг детства и популяризация родительства. Это правда очень важно. Потому что в том мире, в котором мы живем, естественно, есть естественное желание сейчас, когда есть меры поддержки, есть некая забота о досуге, о дошкольном образовании, есть сами мамы, как бы активные предприниматели. Я еще обращу внимание на то, что, например, вот эти 9 месяцев дают большие возможности женщине в нашей стране… Анастасия Урнова: Вы имеете в виду – с первого месяца беременности плюс после рождения? Евгения Лазарева: Вообще, в принципе. Декретный отпуск в нашей стране породил очень уникальную такую как бы… очень уникальный такой вот… Наверное, это признак, ну, явление. У нас женщина в течение декрета часто не хочет возвращаться на работу, а она хочет созидать вокруг семьи. И это очень плодотворно сказывается на обществе в целом. Очень много в декрете появляется социальных предпринимателей. Это женщины, которые экономически чуть более свободные, мыслят в заботе об обществе. И мне кажется, эту категорию тоже очень важно поддерживать. То есть у нас бесплатная медицина. Можно, условно говоря, забеременеть, сдать какое-то количество анализов. Каждый вправе выбирать. Но у нас в стране женщина – она образованная. Скажем, экономически активного населения женского у нас гораздо больше… Ну, как бы по статистике женщин больше. Соответственно, возможность продолжать такое… скажем, такая дорожная карта ее существования не должна заканчиваться только на рождении ребенка, а должна продолжаться. И то, что сейчас какие-то меры принимаются в плане материнского капитала, вот сейчас мера вышла по поводу того, что можно получать пособия на рождение первых детей, она укрепляет… Ирина Волынец: Малоимущим категориям граждан. Евгения Лазарева: Да, я знаю. Ирина Волынец: На рождение первого ребенка только тем, кто живет за чертой бедности, к сожалению. Евгения Лазарева: Но это тоже как бы хорошо. Ирина Волынец: И только до полутора лет. А с полутора до трех лет пособие составляет 50 рублей в месяц. И о каком социальном предпринимательстве мы можем говорить, если у нас мама просто иногда вынуждена с протянутой рукой просить эти деньги? Евгения Лазарева: Ну, я не знаю. Я, честно говоря, очень поддерживаю как бы… Анастасия Урнова: Экономические меры? Евгения Лазарева: Экономические меры. В моем представлении как бы это очень здорово, что это есть. Спасибо, это классно. Но есть вещи, которые позволяют… Ирина Волынец: Это очень небольшая категория женщин, которые являются социальными предпринимателями. Это крайне маленькая категория женщин. Анастасия Урнова: Елена, вы согласны, что у матери сейчас довольно много возможностей для того, чтобы вести экономически активную жизнь, столько, в смысле – работать и зарабатывать? Елена Фоминых: Вы знаете, я, наверное, скажу все-таки от лица многодетных матерей. Я, во-первых, начну с того, что, в принципе, те меры, которые мы сейчас обсуждаем – вот эти шесть шагов демографической перезагрузки – это все-таки стимуляционные меры в рамках и "Десятилетия детства". Анастасия Урнова: Почти дошли до них. Елена Фоминых: Ну, это стимуляционные меры, кратковременные, которые будут иметь кратковременный эффект. Если мы говорим о демографической стабилизации в нашей стране, то мы должны говорить о популяризации прежде всего многодетных семей, о культе многодетной семьи. Анастасия Урнова: То есть в первую очередь это все-таки пропаганда? Елена Фоминых: Конечно. Ирина Волынец: Очень поддерживаю. Это на самом деле очень здорово. Елена Фоминых: Семейных ценностей и именно культа многодетной семьи. Николай Миронов: Тогда экономическая должна быть основа. Елена Фоминых: Конечно, должна быть обязательно экономическая основа. А что сейчас имеет многодетная семья? Какие преференции от государства она имеет по факту? Все меры, которые были затронуты в демографической перезагрузке, практически все меры, не коснутся уже существующих многодетных семей. Понимаете? Будущие многодетные семьи, родители первенцев… Ирина Волынец: У нас до сих пор нет закона о статусе многодетной семьи. Николай Миронов: Да. И отменяют очень многие привилегии и преференции. Елена Фоминых: Да, совершенно верно, у нас нет закона, регулирующего статус многодетной семьи. Во всей Российской Федерации, в разных регионах Российской Федерации многодетные семьи имеют совершенно разные льготы, совершенно разные преференции. И тем не менее, я все-таки хочу обратить внимание на то, что математика… Давайте обратимся к математике. С рождением каждого последующего ребенка семья скатывается все ниже и ниже по экономической лестнице. И это происходит неизбежно, потому что материальных гарантий со стороны государства для многодетных семей нет. Никаким образом государство не влияет на улучшение жилищных условий многодетной семьи. То есть каких глобальных, таких фундаментальных мер по поддержке семьи… Как мы можем пропагандировать то, что сейчас не имеет поддержки? Анастасия Урнова: Если мы заговорили о многодетных семьях и о том, как им решать свои жилищные проблемы, давайте посмотрим сюжет на эту тему и обсудим его. Это Ирина. А это трое ее детей. Старший Илья учится в четвертом классе. Насте десять, она во втором. А это малыш Алексей, которому недавно исполнился год. Когда в семье было двое детей, Ирина работала, неплохо зарабатывала и в то же время успевала справляться с воспитанием и домашними хлопотами. С рождением Леши времени на детей стало катастрофически не хватать. Теперь уже многодетная мама решила стать домохозяйкой. Денег, конечно, в семье стало меньше, зато времени на детей столько, сколько нужно – а это, считает, Ирина, важнее. Ирина Полищук: Вообще, рожая детей, мы жертвуем собой. И конечно, понимала, что придется жертвовать и временем, и деньгами на них. Но это приятная жертва. Пособие на детей и другую социальную помощь Ирина от государства получила. Не сказать, что много, но на каком-то этапе они помогали. Материнский капитал потратили, покупая дом в Рязанской области – это на будущее. И вообще детям нужен свежий воздух и природа. Сейчас уже в статусе многодетной мамы Ирине положены новые льготы и выплаты, но оформить их она не может уже год – просто некогда. Ирина Полищук: На первых я получала, выплаты были очень небольшие. Если до полутора лет они еще какие-то, то потом буквально 800 рублей. Ну как они могут помочь? Вот сейчас с третьим я уже не получаю субсидии, потому что практически нет времени, чтобы ехать в присутственные места, собирать справки и это все оформлять. Вот уже прошел год, и только сейчас я оформила, так сказать, многодетное свидетельство. Нет, от государственных и муниципальных субсидий и компенсаций Ирина не отказывается, они ее семье совсем не помешают, но и решающей роли не сыграют точно. Будут – хорошо, нет – справятся и без них. Ирина Полищук: Мне кажется, что на решение завести еще ребенка выплаты государства не очень влияют, потому что они составляют очень маленькую часть бюджета, который нужно потратить на ребенка. Хотя для малообеспеченных семей это, несомненно, будет хорошей помощью. А семья Ирины, хоть и живет впятером в однокомнатной квартире, малообеспеченной не является. Взяли бы ипотеку как многодетные, но и там не все так просто: льготные 6% по кредиту банк дает, если ребенок родился после начала 2018-го, а маленькому Леше уже год. Ирина Полищук: Что касается ипотеки – я узнавала. Не такие легкие условия, даже для многодетных семей. Все равно выплата в банке ежемесячная около тех же 60 тысяч. Когда работает один родитель, то, соответственно, это практически вся его зарплата. Поэтому сложно с ипотекой, даже многодетным семьям, даже со всеми субсидиями. Вот в чем реально государство могло бы помочь молодым семьям – так это решением их квартирных вопросов, считает Ирина, ведь возможность улучшить жилищные условия – лучший стимул для будущих родителей, а никак не субсидии или ежемесячные выплаты. Анастасия Урнова: Николай, по вашим ощущениям, у государства есть реальная возможность каким-то образом помогать семьям, например, в первую очередь с жилищными проблемами? Потому что сколько раз мы обсуждаем эту тему, и всегда мы выходим, что это приоритет. Николай Миронов: Ну конечно. А как же? Жить где-то надо. Но на самом деле сюжет получился очень позитивный. Мы тут недавно изучали вообще социальное положение семей в разных регионах. И я так думаю, здесь, наверное, все-таки речь идет о неплохом доходе либо… Ирина Волынец: Однокомнатная квартира и впятером? Особо-то… Анастасия Урнова: Не разгуляешься, прямо скажем. Николай Миронов: Ну, о'кей. Тем не менее это позитивно… Ирина Волынец: Ну, просто солнечная мама. Вот она может еще троих и четверых родить. Николай Миронов: Хорошо. Нет, я не отрицаю. Анастасия Урнова: Нет, в этом сюжете это обычная семья, не суперобеспеченная, но и не малоимущая. Ну, чтобы было понятно. Николай Миронов: Просто если брать статистическую зарплату, среднюю, медианную так называемую, просто как живут люди в регионах, то получается, что… и сравнить с ценами на товары, то есть посчитать продуктовую корзину, посчитать основные расходы, то получается, что семьи просто останавливаются на втором ребенке. То есть дальше, после второго ребенка, начинается уже не то что черта бедности, а просто уже красная зона. То есть там ты уже ничего не можешь покупать, если у тебя нет какого-нибудь дополнительного дохода. Муж много получает, еще где-то что-то есть, кто-то что-то дает. Но вот так просто, если чисто брать статистику, то второй ребенок – это край. И то это тяжело. То есть уже вопрос демографический упирается в экономический. Анастасия Урнова: То есть по факту люди не заводят еще больше детей только из-за экономических причин? Николай Миронов: Ну, не только, но это причина существенная. Ирина Волынец: Например, я мама четверых детей. Давайте говорить от лица многодетных семей. Так как нет закона о статусе многодетной семьи… Например, школьное питание, предположим. Это не существенно, если один ребенок. А если у тебя четверо детей (а у меня все четверо детей – школьники), то мы должны каким-то образом доказать, что мы являемся не только многодетной семьей, но и что мы малоимущие. А почему я должна доказывать кому-то, что я малоимущая, например, если я не хочу показывать вообще, говорить об этом, чтобы на детей не показывали пальцем? И я при этом прекрасно понимаю, что достаточно большое количество родителей опасаются доказать, что они имеют мало средств, потому что этой семьей могут заинтересоваться, например, органы опеки. И вместо поддержки… Анастасия Урнова: А если будет принят закон о многодетных семьях? Ирина Волынец: А если будет закон о статусе многодетной семьи, то те преференции, которые получают в одних регионах, будут распространены на все… Николай Миронов: Просто не надо будет доказывать нуждаемость. Это уже будет основанием для получения… Ирина Волынец: Да, не надо будет доказывать нуждаемость, не нужно будет смотреть на какой-то регион, где больше выплаты. Потому что в каком-то регионе дают скидку по коммунальным платежам, например, многодетной семье, каким-то не дают. Где-то дают по факту рождения второго ребенка, третьего, дополнительно региональные власти. И у нас чем более депрессивный регион, тем в более страшном положении находится семья. Анастасия Урнова: Мне всегда в такие моменты становится страшно. А деньги-то у государства найдутся в таком количестве? Это же очень большие обязательства. Николай Миронов: Надо на это искать. Анастасия Урнова: Ну, надо искать. Кто же спорит? Николай Миронов: Перераспределять надо расходы. Ирина Волынец: Вы знаете, Россия… Вопрос в расставлении приоритетов. Я никогда не поверю в то, когда говорят, что денег нет. Россия – очень богатая страна. На территории нашей страны 40% мировых ресурсов. Я думаю, что… Анастасия Урнова: Ну, тут вопрос еще – как использовать. Евгения, вы согласны? Евгения Лазарева: Мы притягиваем сейчас все за уши… Николай Миронов: Что касается жилья, я бы еще одну маленькую реплику… Анастасия Урнова: Сейчас, секунду. Евгения Лазарева: Притягиваем и бедность, и многодетность. Все это одна большая каша. И конечно, можно сейчас начать страдать. А можно как бы начать созидать. Мне кажется, что все-таки тут история про то, что было бы здорово (и это правда так), если бы все сервисы, которые приходится доказывать, приводить к этому эмоциональный ряд, были бы доступны… Ирина Волынец: О каком эмоциональном ряде мы говорим? Анастасия Урнова: Сейчас, подождите, подождите секундочку Евгения Лазарева: …были бы доступны маме… Ирина Волынец: Я говорю только о фактах. Евгения Лазарева: Я уже вас послушала. Послушайте и вы. Так вот, мне кажется, что было бы здорово, когда у мамы был бы такой очень понятный навигатор, и эти сервисы давались бы доступно. Например, есть дети как бы с инвалидностью. Это очень тяжело как бы – приходить каждый раз, идти в Пенсионный фонд. Вот если бы эти сервисы были чуть более доступные, то это бы тоже решило часть проблем и сняло бы часть негатива. Анастасия Урнова: То есть все то же самое, только администрирование другое? Евгения Лазарева: Вторая история. Я все-таки, конечно, хочу, чтобы… У нас на самом деле женщины рожают и четверых, и пятерых. И это тоже не просто так происходит. И это очень здорово, конечно. Статус многодетных родителей нужно, безусловно, поддерживать. Но все-таки эта траектория, может быть, в рамках "Десятилетия детства". Все должно как бы быть разумно – и поддержка, и инфраструктура, и некая экосреда. Если мы своим не негодованием, а созиданием к этому придем, мне кажется, будет гораздо позитивнее взгляд. Анастасия Урнова: Пожалуйста, Валерий. Ирина Волынец: К какому созиданию можно прийти маме, которая является многодетной мамой? Что она должна сделать для того, чтобы ей просто было на что кормить детей? Евгения Лазарева: Ну, например, есть масса способов быть многодетной мамой и кормить своих детей, но не только уповая на государство. Ну, возможно, просто я выгляжу как человек, который ничего не ждет. Ирина Волынец: Есть у нас в России моногорода, Евгения. У нас есть в России моногорода, где стоят заводы, работы нет. Евгения Лазарева: А знаете, что делают женщины в моногородах? Анастасия Урнова: На самом деле, Евгения, я думаю, что многие сейчас хотят услышать конкретные примеры. Что можно делать? Сейчас узнаем – что. Варианты. Евгения Лазарева: На самом деле я считаю, что именно предпринимательство нашей очень активной русской женщине очень помогает. Я знаю мам и шести, и пяти, и десяти детей, которые… Ну, кто-то развивает свою ферму. Николай Миронов: Это просто не везде возможно. В Москве, конечно, проще. Евгения Лазарева: Ну, я знаю в городе Анжеро-Судженск. В разных регионах. Николай Миронов: А Гуково, Ростовская область? Анастасия Урнова: Послушайте, подождите. Ферма – это не Москва. Евгения Лазарева: Я сейчас говорю не про Москву. Во-первых, я говорила не про Москву. А во-вторых, тоже точно так же, как и, наверное, популяризация многодетности, точно так же может быть популяризация экономически активной женщины. Анастасия Урнова: То есть дать людям удочку, а не рыбу? Евгения Лазарева: Мы к этому статистически придем. Ну, женщин просто больше, это правда. У нас очень много одиноких мам. У нас очень много мам, которые как бы принимают решение – и иметь детей, и развиваться, и самореализовываться. Мне кажется, что есть приличное количество многодетных мам. В принципе, вы тоже самореализованная многодетная мама, которая, кроме своей материнской функции, выполняет созидательную функцию – заботу об обществе. Я думаю, что это тоже нужно культивировать и поддерживать в рамках… Анастасия Урнова: С вами не поспоришь. Валерий. Валерий Елизаров: Вот немножко о фактах, которые здесь упоминались. В чем-то могу порадовать, в чем-то – немножко огорчить. Анастасия Урнова: Начните с "огорчить". Валерий Елизаров: Давайте начну все-таки наоборот – с "порадовать". Насчет 25% бесплодных. Никаких данных, которые бы это подтверждали, к счастью, нет. И могу просто привести конкретные данные переписи 2010 года. Если взять старшее поколение женщин, ну, относительно (это 40–45, до 50), то доля женщин, не имевших рождений, то есть не не имевших детей, а там могут быть усыновленные, а не имевших рождений, вот этих поколениях меньше 6%. Анастасия Урнова: Ну, очень мало. Валерий Елизаров: То есть все, кто хотел иметь детей, кто мог родить, родил. Это перепись 2010 года. Анастасия Урнова: До 50 лет. Валерий Елизаров: Соответственно, это женщины, которые прошли через активную демографическую политику 80-х годов. Анастасия Урнова: 60–70-е годы. Валерий Елизаров: Вот эта активная политика 80-х годов помогла, всем, кто хотел родить. Это к вопросу о влиянии политики. Влияние есть, пусть оно и небольшое. Ирина Волынец: А более молодое поколение? Валерий Елизаров: Если взять микроперепись, которая была недавно, то там вообще фантастика – там даже меньше 5% женщин (это старшая группа), которые себя реализовали. Все, они уже больше не будут рожать. Там примерно 5% Ирина Волынец: Нет, а младшая группа? Валерий Елизаров: Младшая группа – больше, но это не бесплодие. Это пока у них еще нет. Ирина Волынец: Я говорила о младшей группе. Анастасия Урнова: Нет, речь идет о том, что мы делаем выводы по тем, кто уже… Валерий Елизаров: Если у нас возраст максимальной рождаемости раньше был где-то 23 года, то сейчас он уже 25–26. Они еще не успели. Они не бесплодные. Какая-то часть будет бесплодных. Будет увеличиваться доля женщин, которые не будут иметь рождений, к 30 годам, к 35–40. Но пока мы можем говорить только о 8–10%, и то это плохо. Это значит, что кто-то из них уже отказывает себе в рождении детей Ирина Волынец: Я говорила о парах. Если 10% женщин не могут иметь детей, то значит, если это пара, то это 20–25%. Валерий Елизаров: Ну, я говорю, что пока то, что мы имеем – 6%. И это прекрасный результат. Ирина Волынец: В данных мы с вами не расходимся. Анастасия Урнова: Там может пара как-то перегруппироваться и все-таки… Валерий Елизаров: Бесплодие есть. ЭКО помогает, но это 10–15 тысяч рождений с помощью ЭКО. Надо увеличивать квоты, надо. Ирина Волынец: Квот недостаточно. Валерий Елизаров: Да. Но этот вклад пока маленький. Анастасия Урнова: Ольга, вы хотели добавить? Ольга Савинская: Я хочу добавить. Много уже было сказано про многодетность, но мне бы хотелось немножко еще развернуть на тот путь семей, который приводит их к многодетности. В связи с этим действительно важно обращать внимание на то, как происходит рождение первого, второго и уже только потом наконец третьего. И то, что сейчас была введена мера, обратите внимание, на первых рожденных детей – мне кажется, это очень важно. Потому что у нас были меры для многодетных – хотя я с вами соглашусь, абсолютно недостаточные, но хотя бы символические какие-то меры были. Вот с первым ребенком у нас было, как будто бы это само собой получалось. Анастасия Урнова: Ну, считалось, что женщина и так родит первого. Ольга Савинская: Но на самом деле это очень важный маркер для того, чтобы принять решение о том, что дальше мы станем многодетными, чтобы семья приняла такое решение. И поэтому на это надо обращать внимание. И в продолжение, наверное, того, что уже было высказано, я хотела бы сказать, что здесь важны не только выплаты, а здесь важна инфраструктура, и прежде всего детские сады. И теперь уже не только детские сады, а ясельные группы в детских садах. От яслей как от учреждений мы сейчас отказались, к большому сожалению. Вот на ясельные группы очень важно обращать внимание. Потому что если посмотреть по микропереписи, то мы видим, что только половина тех, кто не водит детей в детские сады, сказали, что "да, ребенку лучше". То есть нам административные органы говорят о том, что у нас нет сейчас очередей, все замечательно, но по опросам мы видим, что совершенно другая ситуация, что все-таки проблема существует. Ирина Волынец: 376 тысяч детей стоят в очереди в ясельные группы. Анастасия Урнова: Ясельные группы, очевидно есть проблема. Ольга Савинская: И по садикам тоже есть большая проблема. Соответственно, половина тех, кто не ходит… А мы знаем, что у нас охват детей дошкольного возраста – это 65–67%, в лучших регионах 70%. Соответственно, 15% (там 30%) хотели бы, но по разным причинам… По каким? Нет поблизости, дорого, и в том числе ребенок болеет. И садик, получается, даже если не ребенок-инвалид, но как-то организовать для него доступность образовательной услуги… Анастасия Урнова: Практически невозможно. Ольга Савинская: Мы тоже пока еще делать не можем. Анастасия Урнова: Вы знаете, меня очень интересует… Ольга Савинская: И есть масса таких деталей, с которыми мы должны работать. Анастасия Урнова: …вопрос стимулирования рождения первого ребенка. Потому что сейчас речь идет о том, что деньги будут давать только малоимущим семьям. И мы говорим о сумме примерно (может быть, просто кто-то не знает, в том числе телезрители) порядка 10,5 тысячи рублей. Там через полтора-два года станет 11 тысяч рублей. Но насколько эти деньги могут действительно мотивировать людей рожать ребенка и снимать те страхи, которые у них есть? Елена Фоминых: Мотивировать – нет. Но убедить мам… не убедить, а маме, молодой маме принять решение о рождении первенца это поможет в положительную сторону, принять положительное решение. Это все-таки гарантия. Анастасия Урнова: Ну, вот тогда еще такой вопрос задам. Есть и эксперты, и просто люди в Интернете выражают такое опасение, что мы стимулируем рождение в первую очередь в малоимущих семьях. И мы понимаем, что через полтора эти 10,5 тысячи платить перестанут. Ситуация финансовая, скорее всего, в этой семье не улучшится. Ну, если улучшится, то слава богу. Но тем не менее мы все равно получаем ребенка, которого сложно содержать, и там очевидные есть проблемы. Возможно, это будет сложная социальная группа, когда человек вырастет. Не правильнее ли будет стимулировать рожать детей тех, кто в состоянии сам их содержать, давать им необходимое воспитание и все прочее, потому что, если опять же смотреть в будущее, это надежнее? Вот к чему нас приведет такая политика? Пожалуйста. Николай Миронов: Вообще получается, что речь идет о семьях, которые получают примерно… если там два родители и один ребенок, то они получают примерно где-то тридцатку, потому что там полуторный размер прожиточного минимума… Анастасия Урнова: На человека, правильно? Николай Миронов: Да. Ну, среднедушевой. А он у нас вообще крайне занижен, да? Ну, например, прожиточный минимум в Калмыкии – 8 944 рубля. И что, на них можно жить? Ирина Волынец: Ну, прямо минимум. Ольга Савинская: Это очень странная сумма, да? Анастасия Урнова: То есть 12 тысяч на человека. Николай Миронов: Вообще даже то, что в законе была установлена полуторная цифра – это уже говорит о том, что он занижен. То есть государство само же это признает. И это говорит, что он неадекватный. Ирина Волынец: Да, совершенно неадекватно. Ольга Савинская: И экономисты посчитали, что в реальности прожиточный минимум по всем регионам в 2–2,5 раза выше. Николай Миронов: Конечно. Надо где-то 20–30 тысяч брать. По-другому прожить просто сейчас невозможно. Цены растут постоянно. Причем инфляция, похоже, тоже занижается, потому что тот анализ, который мы сделали, просто изучая цены в магазинах по своей методике, он нам дал инфляцию выше примерно в 2 или 3 раза в разных регионах, чем она есть официальная. Ну, я понимаю, что она разными способами усредняется, но это именно те товары, с которыми люди имеют дело. Поэтому, конечно, эти меры как базовые хороши, но они действительно затрагивают только такие самые проблемные категории. Не так много этого народа. Основная масса населения выпадает из этих мер поддержки. Конечно, нужно наращивать, ну, может быть, хотя до среднемесячной начисленной зарплаты по региону. Хотя бы такой критерий. Анастасия Урнова: То есть вы считаете, что в первую очередь надо увеличивать размер пособия? Или поднимать планку для тех людей, которые будут получать? Николай Миронов: Планки, планки, да. Размер пособия… Ирина Волынец: При этом надо учитывать, что у нас большое количество семей в России по-прежнему продолжают получать заработную плату в конвертах. Анастасия Урнова: "Серую". Николай Миронов: Конверты. Ирина Волынец: Да. И для многих родителей, которые захотят, скажем так, воспользоваться этим моментом, это будет отличным стимулом скрыть свои доходы. Николай Миронов: Ну, разумеется. Ирина Волынец: И Вот что делать с этим? Поэтому… Анастасия Урнова: Это был мой следующий вопрос. Николай Миронов: Несложно догадаться. Ирина Волынец: Выступала как раз с инициативой, о которой я говорила, чтобы выплачивать эту поддержку до достижения детьми 18 лет и без привязки к понятию, к статусу малоимущей семьи. И тогда эта сумма может быть и ниже. Анастасия Урнова: То есть я правильно понимаю, что мы выплачиваем поддержку людям, у которых есть дети, до 18 лет ребенка, и любой семье? Ирина Волынец: Любой семье, конечно. Потому что мы… Николай Миронов: Ну, до 18 у государства не хватит. Это превратится в те же 50 рублей. Ирина Волынец: Мы сегодня, решая одну проблему, создаем другую. Поэтому ваш вопрос действительно имеет все основания для того, чтобы быть заданным: а что делать после полутора лет, когда нет яслей и когда пособие составляет 50 рублей в месяц? Анастасия Урнова: Но при этом… Ирина Волынец: Мама не может пойти на работу, как бы они ни хотела, потому что у нас нет, например, системы семейных детских садов. Несмотря на то, что законодательно это все прописано, по факту на месте организовать семейный детский сад невозможно. Хотя если уж мы смотрим на просвещенную Европу, отличный положительный пример Франции. Мы экономим огромное количество бюджетных средств на основных фондах, на постройке зданий, закупке оборудования, оплате труда, потому что в детском саду в яслях работает огромный коллектив. И кстати, те ясли… те детские сады, которые мы сейчас понастроили, из-за демографической ямы снова будут пустовать. И мы проходили это в 90-е годы. Анастасия Урнова: Там зато поместятся ясли. Ирина Волынец: Мы это проходили в 90-е годы, когда у нас детские сады подо что только ни использовались. Николай Миронов: Диспропорция. Ирина Волынец: И сколько их до сих пор в заброшенном и ненадлежащем виде. Анастасия Урнова: С другой стороны, мне кажется, вы начали говорить, ну, с моей точки зрения, наверное, о самом главном – о создании системы поддержки материнства, детства, отцовства, потому что… Ну неужели колесница эта будет ехать далеко просто на постоянных дотациях государства? Ну не сможет оно дать достаточно денег. Ирина Волынец: Это каждый раз как подачка. Анастасия Урнова: Пожалуйста, Ольга. Ольга Савинская: Вот уже говорилось про социальное предпринимательство, про предпринимательство женщин. Мне кажется, здесь важнее развивать более широко тему и говорить о балансе семья/работа. И особенно важна эта тема для этого поколения почему? Потому что их мало. Это означает, что им и работать надо интенсивно. И как правильно было сказано, у женщины мотивация работать… Анастасия Урнова: Между прочим, нам, простите, еще пенсию платить людям, которые стареют. Не надо забывать. Ольга Савинская: Да. И если у них остается интерес и мотивация работать, то мы должны сейчас приложить все усилия, чтобы гармонизировать вот эти две сферы их жизни, потому что они будут отвечать и за экономику, и, с другой стороны, за свое родительство и воспроизводство населения. И тогда мы должны думать о том, как предприятиям включиться в это и как государству стимулировать уже не только родителей, но еще и предприятия, на которых будут трудиться… Анастасия Урнова: И чтобы, например, садики создавали, ясли создавали. Ирина Волынец: И таким образом мы сможем нейтрализовать развитие вот этой иждивенческой психологии, когда рассчитывают на государство, рожают государству, которое всем должно. Анастасия Урнова: Вот эта психология – это именно то, что пугает, да. Ирина Волынец: Я, например, считаю, что государство должно поддержать, но все-таки рассчитывать нужно на себя. Николай Миронов: Поддержать и защитить. Анастасия Урнова: Поддержать и защитить. Ирина Волынец: И задача государства – создать систему, при которой можно рассчитывать на государство. Но все-таки основная миссия по содержанию своих детей должна лежать на нас. Здесь никто не говорит о том, что… Анастасия Урнова: Спасибо вам за эти слова. Извините. Валерий. Валерий Елизаров: Вот я, к этим словам чтобы присоединиться, хочу напомнить, что… Вообще-то, я не очень понял смысл этой меры. Я занимаюсь демографической политикой где-то больше 30 лет. Вот меньше всего я ожидал, что вдруг будет такой щедрый жест в отношении первенцев. Потому что в общем в рождении первенца ну практически никто и никогда себе не отказывал, какие бы ни были условия. То есть первенцы рождаются. Другое дело – в каких условиях рождаются. Ну да, доходы сразу резко падают. Это небогатые семьи. Но вот эта форма поддержки мне показалась достаточно странной. Во-первых, это не самые бедные, а все-таки полтора прожиточного минимума. Это уже расширяет. Если взять Москву, например… Конкретный пример. У меня есть знакомый молодой человек, у него зарплата 100 тысяч. Он немножко огорчился, потому что он не попадает в число бедных. Анастасия Урнова: Потому что 84 тысячи, насколько я смотрела. Валерий Елизаров: У него родился второй ребенок. В Москве прожиточный минимум – 18 с лишним. Умножить на 1,5 – 27–28. Умножьте на 4 члена семьи… И человек с зарплатой в 100 тысяч рублей в Москве (это очень большая зарплата), он не попадет. Ну, хорошо, с одной стороны… Ирина Волынец: Но еще чуть-чуть – и попал бы. Николай Миронов: Ну, они не богатые в этой семье все-таки. Валерий Елизаров: Да. Может, он перейдет немножко на другую работу. Анастасия Урнова: Вообще, вы знаете, попробуйте на 100 тысяч жить вчетвером и снимать квартиру в Москве. Желаю удачи. Николай Миронов: Я и говорю об этом. Валерий Елизаров: Если он не получит премию, возможно, он войдет. Вот вы говорили о системе поддержки, да? Конечно, никакая система поддержки не сработает, если не будет главного – если заработная плата не будет позволять людям свободно и ответственно решать вопрос о том, сколько иметь детей. Хотите ноль? Ноль. Хотите одного, двоих, троих? Это ваше личное дело. Но для того, чтобы ситуация была более справедливая, ваша зарплата, во-первых, даже прожиточный минимум, до которого мы сейчас будем дотягиваться… Минимальный размер оплаты труда, который обсуждали несколько дней назад, если он дотянется до прожиточного минимума, то это прожиточный минимум одного бездетного, не имеющего семьи. Хотя наш Кодекс законов о труде, по-моему, в статье 2-й "Принцип назначения заработной платы" говорит об очень простой вещи: заработная плата должна обеспечивать достойное существование работника и его семьи. В Трудовом кодексе не прописано, что такое семья, один ребенок или два. Это принцип, к которому надо идти. И вот наша минимальная зарплата, если она 1 мая догонит прожиточный минимум, это все равно одиночка. То есть сама зарплата, даже минимальная, должна позволять иметь возможность, строго говоря, родить ребенок. Ну, например, в 70–80-е годы, которые мало кто помнит, минимальная зарплата – 70 рублей, а прожиточный минимум – 33–35 рублей. То есть человек, получавший минимальную заработную плату, не умирал с голоду. А это мать-одиночка, и она не умирала с голоду. Поэтому, в принципе, конечно, начинать надо с заработной платы. Если не будет зарплаты, никакие меры поддержки… Анастасия Урнова: Хорошо. Николай Миронов: Можно я добавлю? Валерий Елизаров: И второе, что нужно добавлять в системе заработной платы. Вы говорили – закон о поддержке многодетных. Мне кажется, более общий закон – закон о социальных гарантиях поддержки семей с детьми. И вот там уже могут быть прописаны гарантии в отношении первого ребенка, второго и третьего. Такого закона нет. Подходят только к обсуждению. Анастасия Урнова: Да, Николай, про зарплаты. Николай Миронов: Я хочу Валерия Владимирович дополнить, просто по зарплатам одну реплику сделать. Если мы… Ну, речь идет о предпринимателях в большей степени, а не о государстве. У нас сейчас не государство платит зарплату… Валерий Елизаров: Самый большой работодатель – государство. Николай Миронов: Ну, о'кей, государство. Ольга Савинская: По-прежнему. Николай Миронов: Но оно все равно является также налогоплательщиком. Я вот к чему веду. Когда мы установим более высокий МРОТ, обязательный для выплаты работникам, то мы просто получим обратный отток, потому что эта сама зарплата означает – что? – необходимость платить подоходный налог плюс социальные взносы. Анастасия Урнова: Коллеги, давайте только не будем уходить сейчас в эту тему. У нас есть специальная программа об этом. Николай Миронов: Нет, ну все равно. Это будет все равно останавливать, и мы получим конвертные зарплаты. Я вот к чему веду. Анастасия Урнова: Факт, да. Пожалуйста, обещала вам слово. Евгения Лазарева: На самом деле про развитие экономики и вообще – это такая большая тема. Мы тут говорили вначале о моногородах. Действительно, кстати, роль той же самой женщины в моногородах как бы очень большая, потому что пока мужчина задействован на производственных предприятиях, должна в принципе обеспечивает практически полный, условно говоря, сервис, социальную сферу проживания в моногороде. Поэтому сейчас в некоторых регионах есть такая практика по поддержке женского предпринимательства для того, чтобы женщины, которые находятся, условно говоря, в декрете, могли сочетать самореализацию и предпринимательство. Это здорово. Но мне кажется, что в этом смысле у нас есть на самом деле уже наработанная неплохая практика. И лучшие практики, которые идут не сверху в виде "а давайте еще всех завалим деньгами", то есть это маленькие деньги, любые… Анастасия Урнова: "Засыплем мелочью". Евгения Лазарева: Да. Они все равно балуют человек. А будем смотреть на лучшие практики снизу. В этом смысле, конечно, мне кажется, мы найдем такие интересные решения, которые можно просто, не знаю, тиражировать в регионах, поддерживать моногорода, поддерживать экономически свободную женщину. Потому что на самом деле между выплатами и моими материнством вообще такая пропасть. Я вообще никогда не думаю… Когда я думаю о своих детях, я не думаю о том, что я живу только на пособие. Анастасия Урнова: Что что-то даст государство, да? Евгения Лазарева: Я, наоборот, стремлюсь столько зарабатывать и создавать рабочие места для того, чтобы как можно больше таких же мам, как я, работали для того, чтобы у моих детей было хорошее образование. В этом смысле я, наоборот, поддерживаю. Классно, что это поддерживают. Но мне кажется, что нужно идти… Анастасия Урнова: В первую очередь снизу. Ирина Волынец: У нас по статистике… Вообще в любом обществе есть определенная статистика, что предпринимательскими способностями обладают не более 3%. Анастасия Урнова: Но вы создаете рабочее место, куда можно нанять. Ирина Волынец: И не каждая мама может быть предпринимателем. Анастасия Урнова: Она может наняться. Ирина Волынец: Все-таки у всех разные совершенно позиции. Анастасия Урнова: Елена. Елена Фоминых: Я хочу в продолжение этой реплики Ирины сказать о том, что обязательно должны быть базовые основные доходы, которые сейчас нашли широкое применение, в том числе и в Европе. Материальные гарантии со стороны государства семьям с детьми. Если эти гарантии будут, то будет и поддержка, то будет и определенный мотив у женщин. Ирина Волынец: Да, согласна. Елена Фоминых: И определенный стимул обязательно будет. Анастасия Урнова: Вот смотрите – есть, например… Ирина Волынец: "Подушка безопасности". Елена Фоминых: Ирина тоже затронула очень серьезную тему – семейный детский сад, который позволяет маме (многодетная она или не многодетная) приглашать к себе, создавать семейные группы. А это гораздо дешевле для государства. Анастасия Урнова: Да и для родителей. Елена Фоминых: То есть это определенная такая модернизация тех же яслей. А это меньшие затраты государства. Ольга Савинская: Это стратегически меньше. А технически оказывается дороже. Елена Фоминых: Замечательный социальный эффект. Я с вами не соглашусь. Анастасия Урнова: Для государства дороже создать семейный детский сад? Ольга Савинская: Потому что технически… Анастасия Урнова: Почему? Ольга Савинская: Сейчас я скажу. То есть чтобы вложить в строительство… То есть это некоторое стратегическое планирование. Анастасия Урнова: Нет, семейный детский сад мы же не строим. Ольга Савинская: А семейный детский сад… Смотрите. Одно дело – я плачу воспитателю, у которого чуть ли не 30 детей. Другое дело – я плачу такую же зарплату в семейный детский сад маме, у которой 3–5. Ирина Волынец: А повар? А медработник? А охрана? На самом деле в детском саду очень огромный штат. Ольга Савинская: На самом деле сложно пробить именно в силу того, что, скажем, для низовых структур (у нас это Департамент образования) это оказывается более… Анастасия Урнова: Дороже? Николай Миронов: Боятся, что будут проблемы с детьми. Анастасия Урнова: Сейчас, подождите! Елену перебили. Елена Фоминых: Даже если в принципе маме дать возможность выбора и монетизировать детский сад для мамы, то это… Предоставить ей выбор – в детский садик ты ведешь ребеночка или дома получаешь сумму, которая позволит тебе обеспечить этого ребеночка и воспитывать его в благополучной и благоприятной среде. Это уже будет грандиозным эффектом, социальным эффектом. Ирина Волынец: Согласна. Елена Фоминых: Семейный детский сад. А нормативно-правовой базы у нас в государстве нет под семейные детские сады. Ольга Савинская: Это вообще очень большая проблема. И об этом очень много говорят. Елена Фоминых: Даже региональной нормативно-правовой базы нет. Ольга Савинская: В Москве существует. Елена Фоминых: В Москве – да. Но мы говоримо о стране. Анастасия Урнова: Надо распространять на всю страну. Ольга Савинская: Для департамента это представляется более дорогой забавой. Анастасия Урнова: Вот скажите мне, пожалуйста, сейчас расширяют… Евгения Лазарева: На самом деле семейные детские сады – там проблема даже не в затратах. В принципе, при определенной экономической модели женщина активная может как бы обеспечить экономику этого процесса. Там проблема, которая находится в области СанПиНов и очень большого количества требований, которые на самом деле для семейного детского сада… Ольга Савинская: А СанПиН сейчас приняли для нежилых помещений, поэтому именно этот момент не работает… то есть он уже… Анастасия Урнова: Подождите. Я правильно понимаю, что семейный детский сад я могу себе в квартире открыть? Ольга Савинская: Да, в своей квартире Анастасия Урнова: Все. А при чем здесь нежилые помещения? Евгения Лазарева: При этом ты и себя трудоустроила, и заботишься о других детях. Анастасия Урнова: Коллеги, давайте по очереди говорить, потому что иначе просто у нас с вами сейчас гул. Николай Миронов: Живая тема. Анастасия Урнова: Да, мы поняли, что семейный детский сад – это то, что нужно, и то, чего, видимо, хотелось бы добавить в те нормы, которые президент уже объявил. Елена Фоминых: Можно я все-таки добавлю? Мы как-то ушли от основной темы, которая, на мой взгляд, является основной стимулирующей… основной стимуляционной мерой – это улучшение жилищных условий для молодых семей и для семей с детьми. Это возможность для улучшения жилищных условий многодетных семей. Анастасия Урнова: Материнский капитал в этом помогает? Елена Фоминых: Нет, не помогает материнский капитал. Анастасия Урнова: Почему? Елена Фоминых: Он не может помочь. Понимаете, многодетная семья – это по умолчанию для кредитора неплатежеспособная семья. То есть даже для того, чтобы получить эту ношу, это бремя в виде ипотеки, семье приходится пройти все круги ада. И чаще всего многодетная семья не получает эту ипотеку. Какие остаются варианты? Анастасия Урнова: Вот тот материнский капитал, который есть, – это примерно какая часть от того, сколько нужно? Допустим, можно купить квартиру в Подмосковье (в Подмосковье, я не говорю про совсем другие регионы) за 2–3 миллиона рублей, вполне можно. Ирина Волынец: Ну и что 500 тысяч от этих 2–3 миллионов рублей? Анастасия Урнова: Ну, от двух – четверть все-таки. Ирина Волынец: Но в любом случае это не решает проблему. Анастасия Урнова: Исходим ли мы из того, что у семьи вообще нет других нет? Евгения Лазарева: Проблему на самом деле решает. Даже статистика была, что, по-моему, 14%… Или, может быть, я ошибаюсь в цифрах. На самом деле использование материнского капитала, статья по улучшению жилищных условий, участию в ипотеке, она заняла… ну, как бы нашла наибольшее применение. Ирина Волынец: 98% материнского капитала потрачено… Евгения Лазарева: Но на самом деле проблема остается как бы действительно актуальной, потому что при всем наборе социальных благ, которые у нас существуют, как бы вопросы, связанные… У нас до сих пор очень дорогая недвижимость. И вообще очень непросто семье, тем более с большим количеством детей. Мне кажется, это специальные условия ипотеки. Возможно, другой взгляд на скоринг тех, кто подает документы на ипотеку. То есть тут, мне кажется, должно быть какое-то комплексное решение между банком, государством и многодетной семьей. Были же программы "Молодой семье – доступное жилье". Анастасия Урнова: Были. Закончились. Николай Миронов: А ее никто не отменял. Ирина Волынец: Но нужно подтвердить доход, стабильный доход, высокий доход для того, чтобы получить эту ипотеку. И вот эта мера предложенная – оплачивать государством сверх 6% за ипотеку – она, в общем-то, трудно применима на практике, потому что если семья является малоимущей, она не может на этих условиях взять ипотеку. Ей никто ее не предоставит. Поэтому, да, это звучит очень красиво, но на практике почти нереализуемо. Анастасия Урнова: Вы хотели сказать про жилищные условия? Николай Миронов: Да, я как раз про жилье. Но все-таки надо, кажется, вернуться и к вопросу о программе жилища и очереди на жилье. Дело в том, что во многих регионах, в том числе в Москве (и в Москве это особенно), прекращено, допустим, отдельный учет, привилегированное получение квартир. Ольга Савинская: Да, льготные очереди. Николай Миронов: Очереди многодетным и семьям именно. Вот это в Москве было отменено. Анастасия Урнова: И должно быть возвращено? Николай Миронов: И чиновники говорят мамам "27 лет будете ждать". Я просто знаю такие семьи 27 лет, 30 лет вы будете стоять на очереди. Ирина Волынец: Сразу место на кладбище можно занимать. Анастасия Урнова: Тоже дорого. Николай Миронов: При этом куда очередь двигаться и куда уходит муниципальное жилье – это, кстати, тоже большой вопрос. Здесь тоже и слабый контроль чиновников, и непонятно, куда это все пропадает, и так далее. Мне кажется, вот этот вопрос нужно поднимать и нужно его восстанавливать. Анастасия Урнова: Валерий. Валерий Елизаров: Я хотел бы напомнить, что когда появился материнский капитал с 2007 года, с января, его размер 250 тысяч обсуждали, пытались понять, откуда взялась цифра такая. И одно из объяснений было такое, что это средняя цена 18 квадратных метров (некая социальная норма) по России в целом. Тогда это было порядка 10 тысяч долларов, исходя из того, что 700 долларов в среднем по России, в среднем, забудем про Москву и про все. Вот как бы позволить людям принципиально улучшать жилищные условия. Анастасия Урнова: Сейчас 453 тысячи. Валерий Елизаров: Сейчас 453, но при этом у нас доллар в два с лишним раза… Анастасия Урнова: Да. Валерий Елизаров: Поэтому это уже как бы покупательная способность, в метрах измеренная, стала гораздо меньше. Сейчас появилась еще одна льгота среди этих шести шагов (я не знаю, пятый или шестой шаг) – это уменьшение платы за ипотеку, государство будет софинансировать. Анастасия Урнова: Ну, это то, о чем Ирина как раз говорила. Валерий Елизаров: Свыше 6%. Механизм будет выработан. Но для того, чтобы вы получили эту льготу, это право, поддержку получили, вы должны эту ипотеку взять. А для этого условия у очень и очень малой части семей. То есть те люди, которые могут взять ипотеку без материнского капитала, они, в общем-то, выжили бы и так. Они говорят: "Спасибо". Это, условно говоря, средний класс, нижняя часть среднего класса. Они говорят: "Спасибо. Мы смогли компенсировать часть ипотеки благодаря вот этим тысячам", – которые уже три года не индексируются и дальше тоже индексироваться не будут. Ирина Волынец: Пока не планируют, да. Валерий Елизаров: 453 тысячи. На что они пошли? У нас 8,5 миллиона сертификатов получено. Из них только 4 с лишним удалось использовать, а остальные еще ищут какие-то возможности. Они бы с удовольствием использовали на жилье, но у них такой возможности нет. А те, кто использовали, вы совершенно правы, 98–99%, и заявлений 95 или 97%. А по деньгам 98–99% этих денег ушло именно на улучшение жилищных условий. Все-таки они пошли, кто-то как-то жилищные условия улучшил. И если мы посмотрим данные, скажем, 2016 года, 2015-го, то мы увидим, что в расходах на поддержку семьи (у нас традиционно не менялась эта система статистически много лет) вдруг появилась новая строчка. И сразу у нас расходы на материнские и семейные пособия увеличились практически в два раза, потому что появилась дополнительная строчка – расходы на материнский капитал. Если взять 2016 год, эти расходы составили, по-моему, где-то порядка 360–380 миллиардов. Это огромная часть всех расходов. И благодаря этому у нас сразу доля ВВП расходов на поддержку семьи увеличилась с 0,5 до 0,9% – благодаря тому, что статистически мы туда взяла и вставили материнский капитал. Это не есть пособие, это не есть семейное пособие, но это одна из форм поддержки семьи. А в целом… Анастасия Урнова: А выглядит отлично. Валерий Елизаров: Да, гораздо лучше в попугаях или в мартышках мерить-то. В попугаях гораздо лучшее. Я хочу сказать, что, конечно, это такой статистический трюк, который позволил нам увидеть, что гораздо больше государство помогает семьям. Но напомню, что в начале 90-х годов на поддержку семьи шло примерно 2% ВВП. В это трудно поверить. В 94-м году, когда принимались основные направления государственной поддержки семьи, примерно 1%. И там была поставлена задача – увеличить долю расходов ВВП на поддержку семьи до 2,2%. 10 лет назад – 0,2%. Сейчас – где-то примерно 0,5%. Прибавим материнский капитал – 0,9%. В доходах, даже с материнским капиталом – 1,4%. Это смешно. Анастасия Урнова: Действительно. Валерий Елизаров: Если сравнивать себя с западными странами не только по суммарному коэффициенту рождаемости, а и по расходам на поддержку семьи, то мы в долгу перед семьями, в очень сильном долгу. Анастасия Урнова: Это печальная картина. Ирина Волынец: И учитывая демократический кризис, в который мы сейчас вступили… Валерий Елизаров: Мы еще не вступили. Мы вступим лет через пять. Анастасия Урнова: Мы еще очень интересуют новые возможности тратить материнский капитал. Теперь можно, начиная с двух месяцев ребенка, на то, чтобы оплачивать его образование. Валерий Елизаров: А потому что его нельзя больше никуда потратить. Анастасия Урнова: Как многие СМИ написали: "Вы сможете платить за няню". Но после этого выступил министр труда Максим Топилин и сказал: "Подождите! За няню вы заплатить не сможете. Это специфический род юридических отношений. Вы должны платит за что-то еще". Кто-нибудь понимает, за что можно заплатить? Валерий Елизаров: За дошкольные учреждения, имеющие лицензию. Анастасия Урнова: А много таких учреждений? Реально это как-то поможет молодой маме? Ольга Савинская: По статистике, у нас негосударственных дошкольных учреждений 1,8% – примерно столько, сколько дают репрезентативные… Анастасия Урнова: Относительно чего? Ольга Савинская: То есть 1,8% от всех дошкольных учреждений. То есть у нас в основном подавляющее большинство государственных. Ирина Волынец: Это крайне мало, по сравнению с теми же самыми европейскими странами. Анастасия Урнова: Сейчас ломанутся туда платить – они начнут появляться. Или нет? Ирина Волынец: И повысится, допустим, стоимость этих услуг автоматически. Валерий Елизаров: Нет, а что здесь платить? Можно платить только вот эту самую сумму, которая является прожиточным минимумом ребенка во втором квартале 2017 года – это 10 160 рублей. Ну, если по регионам смотреть, то там будет какая-то дифференциация. И можно платить только в том случае, вы можете тратить, если вы опять же попадаете в группу с этим доходом… Анастасия Урнова: То есть по факту и здесь опять ничего не изменится? Валерий Елизаров: Изменится. Для кого-то немножко изменится. Анастасия Урнова: Я тогда должна поставить следующий вопрос. Многие ведь говорят: "Послушайте, материнский капитал – это огромное бремя бюджетное". Но насколько он эффективен? Ирина Волынец: Получается, что эти деньги вморожены, потому что мамы не решаются потратить на накопительную пенсионную часть. Анастасия Урнова: Ну, это вообще странное решение. Ирина Волынец: На образование детей, на высшее образование откладывать тоже глупо, потому что эта сумма не индексируется, а образование из года в год возрастает в своей стоимости. И получается, что примерно у половины мам, которые получили материнский капитал, этот сертификат… Валерий Елизаров: Сертификат. Только бумажку получили. Ирина Волынец: …сертификат мертвым грузом лежит в шкафу, ну, в какой-нибудь, может быть, красной папочке. И получается, что деньги государство одной рукой дает, а другой рукой эти деньги использовать невозможно. Почему бы не разрешить мамам использовать этот капитал под страховые гарантии государства? Почему бы не использовать его как вклад в банке? Анастасия Урнова: Ну, хотя бы инвестировать, как в Пенсионном фонде. Ирина Волынец: Да, как вклад в банке. Если государство его не индексирует, пусть его индексирует банк, который имеет… Пусть это будет "Сбербанк", пусть это будет банк с высокой степенью надежности. И государство сможет гарантировать… Валерий Елизаров: 10 лет назад мы это предлагали – никакой реакции! Анастасия Урнова: А почему нет? Николай Миронов: А кстати, почему нет? Банкам это было бы выгодно, кстати. Валерий Елизаров: Закрепить эти деньги вашим личным счетом, и пусть 6% дохода хотя бы идут на текущее потребление, вы будете тратить. Предлагали. Ирина Волынец: Но при этом родитель имеет право выбора. Государство признает… Валерий Елизаров: Да. Но, извините, это длинные деньги Пенсионного фонда. А так это будут ваши деньги, которые вы… Анастасия Урнова: Мне кажется, это абсолютное сравнение с пенсионными накоплениями, и могли бы на них зарабатывать. Валерий Елизаров: Капитал должен самовозрастать и приносить прибыль, а не падать в цене. Ирина Волынец: И капиталом можно распоряжаться так, как тебе удобно, а не так, как тебе указывают. Валерий Елизаров: Ну, разрешили сейчас брать… Анастасия Урнова: Хорошо. Елена, вы все-таки представляете Ассоциацию многодетных семей. У нас, к сожалению, заканчивается время уже. Хочется понять, что же в первую очередь стоит делать государству, чтобы стимулировать рождение детей в первую очередь? Потому что мы говорим, что многое, что делается, явно больше популизм, к сожалению. Елена Фоминых: Рождение детей должно стать модным. Понимаете? А модным как можно сделать то, что сейчас у нас еле выплывает на поверхность? Я говорю сейчас о состоянии семей с детьми, нищих семей с детьми, а это более половины от всего, от общей суммы нищих людей, живущих за чертой прожиточного минимума. И это семьи с детьми. О чем мы можем говорить? Я все-таки хочу сделать акцент на двух позициях, на основных, ключевых позициях – на конституционном праве, которое мы имеем в нашем государстве, а это право на доступное жилье; и материальные гарантии со стороны государства, может быть, в дифференцированном подходе на определенные категории многодетных семей. То есть после рождения определенного количества детей семья обязательно должна получат какие-то преферентные меры и статус. Ирина Волынец: Ну, равенство прав и возможностей детей по факту рождения в нашей стране. Анастасия Урнова: Хорошо, спасибо вам большое. Что же, сегодня мы обсуждали меры, которые направлены на стимулирование рождаемости. Однако, по всей видимости, эксперты сходятся во мнение, что скорых изменений ожидать нам не стоит. Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Увидимся на Общественном телевидении России.