«Нынче нет нужды покупать наркотики у цыган, дорогая. Их всегда можно приобрести на школьном дворе». Стивен Кинг, роман «Худеющий» Варвара Макаревич: Вы смотрите программу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот о чем мы поговорим сегодня: Новая волна наркомании накрывает детей уже с 6–7 лет. Таковы свежие данные статистики наркозависимых. МВД запустило новый проект: в середине февраля в каждом регионе России начали работать подразделения по борьбе с распространением наркотиков в интернете. Госдума дополняет инициативу и предлагает конфисковывать имущество наркодилера и его родственников. Варвара Макаревич: Распространение наркотиков школьникам ведется всеми доступными способами, в том числе через интернет. Но даже в школе на перемене сегодня можно получить дозу. Первая доза, кстати, бесплатная. Ребенку предлагают леденец – только там, конечно, не карамелька, а психотропное вещество, типа ЛСД. Дозу рассчитать практически невозможно – разные поставщики, разная концентрация. И как следствие – возможна передозировка. А там и головокружение, и рвота, и обморок, и даже смерть. Евгений, первый вопрос будет вам. Человек имеет право на свободу выбора? Ну, например, волен ли он сам решать, хочет ли он принимать наркотики, или нет? Евгений Черноусов: Ну, вы знаете, если бы это сказали мне 40 лет назад, допустим, или 50 лет назад, в Советском Союзе, то там были у нас регионы, где употребляли наркотики, и то не в такой мере. А понятия наркотических средств и психотропных веществ… В центральной полосе России, кроме судимых, вообще не было проблемы. И этот вопрос вы бы никогда не задали. Сейчас другое время. Да, действительно, вы правильно поставили вопрос. Я считаю, что человек в каком-либо возрасте… Ну, допустим, ему 10–12 лет. Сейчас дети другие, не такие, как были мы. Они уже понимают больше и разбираются. И они, конечно, должны право выбора иметь. Но они должны иметь право выбора из того, что законом разрешено, федеральным законом, Уголовным кодексом (а это тоже своего рода федеральный закон). И там есть запреты. Будешь употреблять, распространять, соучастие – будешь привлечен к уголовной ответственности. И самое главное, что забывают делать: надо открыть Уголовный кодекс и посмотреть, какое наказание. У нас одно из самых строгих наказаний в мире сейчас. Там убийства идут, а потом – наркотические средства. Анастасия Урнова: Вы сказали про запреты. Владимир, наркотические вещества, распространение наркотиков – запрещено. И есть точка зрения, что, вообще-то, если этот рынок легализовать, то его таким способом можно взять под контроль. И не только взять под контроль, но еще достаточное количество средств принести в казну за счет налогов. Вы разделяете эту точку зрения? Владимир Михалевич: Нет, не разделяю, однозначно. Нельзя такие вещи, нельзя наркотические вещества в свободную продажу… Это совершенно… Это говорят те, кто хочет распространять, кто хочет зарабатывать на этом деньги. Если мы в свободную продажу пустим, то люди просто в открытую будут покупать, травиться, потреблять. Это совершенно неправильно. У нас просто идет ответственность за наркотики до уголовной, за хранение. Здесь у нас идет цель сбыта. И мы всегда опаздываем. Опаздываем потому, что… Сначала были спайсы. Мы очень долго раскачивались. И постоянно те же наркодилеры внедряют все время новое. И пока у нас войдет это вещество в список постановлением Правительства, проходит какой-то определенный период. И мы все время… Варвара Макаревич: И появляется уже что-то новое. Владимир Михалевич: Конечно. Пока мы согласуем… А это минимум два-три месяца, и это в лучшем случае. Пока мы согласуем, внесли в список, а они уже другое… И мы постоянно бежим где-то сзади. Варвара Макаревич: Юлия, ну давайте тогда разберемся, что сегодня мы понимаем под словом «наркотики». Что в это понятие входит? Юлия Шевцова: В понятие «наркотики» входят в первую очередь наркотические средства, которые имеют этот юридический статус. Юридический статус «наркотическое средство» вещество приобретает тогда, когда оно, во-первых, оказывает свое психоактивное действие на центральную нервную систему; во-вторых, когда оно вызывает привыкание, пристрастие и зависимость, когда оно широко распространяется, как эпидемия. Это то, что сейчас мы видим по тем веществам, которые, в частности, вы перечисляли и описывали. И до тех пор, пока оно в специальный список не будет внесено как наркотическое средство, оно так поименовано не будет, оно де-юре наркотиком не является. Варвара Макаревич: То есть мы все-таки разделяем в юридической плоскости и в медицинской, что такое наркотики? Юлия Шевцова: Да. Ну, я хотела бы, конечно, медицинскую сферу прокомментировать. Многие вещества, принимаемые молодыми людьми, а особенно детьми, для чего-то, уже должны вызывать опаску определенную и определенное внимание – внесены они в список контролируемых и запрещенных или нет. Естественно, что если дети проявляют пристрастие к определенному виду конфет или к каким-то малопонятным сначала для взрослых пакетикам, которые они засовывают под губу… Ведь взрослые фиксирую часто, видят не столько то, что дети употребляют, а сколько последствия. И к врачам обращаются тогда, когда ребенок, например, по непонятным родителям причинам, как было со снюсом, в частности, становится капризным, конфликтным, нарушается память, нарушается засыпание, появляются несвойственная ранее жизнерадостному ребенку тревога. Как правило, с этим на первой линии сталкиваются психологи, психотерапевты – то есть люди, которые о наркологии, конечно, имеют представление, но это представление в рамках общей базовой программы. И то, что ребенку нужно с психологическими проблемами в последние годы задавать вопрос: «А не употребляешь ли ты что-то?» – это то, что нужно обязательно делать. Потому что этими якобы психологическими проблемами можно заниматься довольно долго, а в основе их лежит отнюдь не конфликт с родителями и не тяжелый переходный возраст, а употребление психоактивного вещества. Варвара Макаревич: Вы сказали, что дети употребляют для чего-то. Что испытывает ребенок? Вообще отличаются ли как-то его ощущения от того, что испытывал бы взрослый, когда он употребляет эти препараты? Ну, тот же снюс, например. Юлия Шевцова: По качественным характеристикам тот эффект, который производится на взрослых и на детей, он примерно один и тот же. Но по количественным характеристикам, конечно, это совершенно разный эффект, потому что взрослый человек, войдя в наркотизацию… Все-таки больше известно случаев, когда более благоприятный исход. Чем раньше наркотизация начинается, чем раньше начинается употребление психоактивных веществ, даже тех, которые формально к наркотикам не относятся, тем больше риска, что проблемы в дальнейшем будут, если не с наркотиками, то с алкоголем точно. Варвара Макаревич: Владимир, получается, раз мы говорим про медицину и про включение наркотика именно юридически, чтобы это был наркотик… Вот есть снюсы, от которых колоссальный вред, но при этом, как я понимаю, они в этот перечень не включены. Владимир Михалевич: Они не включены, да. И ответственность там другая. За снюсы вообще административная ответственность, за сбыт. Поэтому это совершенно… Варвара Макаревич: Почему, если при этом такой вред? Владимир Михалевич: Я говорил в самом начале, что пока пройдут этапы… А должно быть заключение врачей, медиков. Минздрав готовит заключение и направляет в Правительство. Правительство рассматривает, утверждает. С одной стороны, это неправильно. С другой стороны, тоже нельзя так торопиться и все повально… Хотя со снюсами, конечно, ситуация уже перешла границы. А потом – дети есть дети. Мы, взрослые, все же более индивидуальные, мы понимаем. А ребенок… Ну, грубо сказать, но они – стадо. Они собираются все вместе: один попробовал, другой… «Это круто! Ты взрослый, ты большой. А кто не пробует – тот, значит, боится. Ты пацан, ты лох». Варвара Макаревич: Вера, я знаю, что у вас есть… Юлия Шевцова: Можно немножко скорректировать, простите? Владимир Михалевич: Ну да, конечно. Юлия Шевцова: Все-таки это называется психологически «реакция группирования со сверстниками». Это немножко помягче звучит. Владимир Михалевич: Ну, попроще. Варвара Макаревич: Ну да, это разговорная версия. Вера, я знаю, что у вас есть, к сожалению, свой личный опыт в семье, вы с этим столкнулись. Что за история? Вера Гайдук: Я даже принесла фотографию моей дочери. Такая вот красивая Так получилось, что она… Евгений Черноусов: Это сколько лет ей? Вера Гайдук: Шестнадцать Евгений Черноусов: Шестнадцать лет. Вера Гайдук: Она была ярым противником вообще наркотиков и всегда резко негативно к ним относилась. Но так получилось, что обманом ей предложили покурить трубку, сказав, что это просто ароматизированный табак. Это был спайс. И достаточно было одной затяжки, чтобы начались страшные галлюцинации. В итоге побежала домой, выбежала на лестницу и с десятого этажа… То есть все случилось мгновенно. Да, мы с ней дома очень много и долго разговаривали на эту тему. И я знала, как она относится к наркотикам. И знала, что во дворе многие друзья ее употребляют. И я знала, что она боролась с этим, то есть она пыталась остановить этих наркоманов. Как-то пришла такая счастливая, говорит: «Мама, я в очередной раз поговорила с мальчиком – и он сказал, что он бросит употреблять наркотики». То есть дело в том, что… Самое страшное, наверное, что никто от этого не застрахован. И меня даже удивляют те родители, которые говорят: «В моей семье такого никогда не произойдет». На могиле Ани я поклялась, что я объявляю войну наркотикам. Это случилось в 2009 году, когда спайсы еще не были запрещены, когда только первые формулы пошли. Буквально через два месяца после ее гибели спайсы запретили, то есть признали наркотиками. Варвара Макаревич: А ей предложили ее же одноклассники попробовать? Вера Гайдук: Ее знакомый, который полгода уже сидел на спайсах. Более того, она ему очень нравилась. И он не знал, как обратить на себя ее внимание. Вот так страшно, так больно… Евгений Черноусов: Я прошу прощения. Для нас важно… Мы не должны суживать вопрос о наркотических средствах. Нужно, чтобы все знали, что есть в Российской Федерации наркотические средства (раз), психотропные вещества (два), сильнодействующие вещества (три) и то, что называется спайсами, это включено в Уголовный кодекс как новые психоактивные вещества. Четыре вида. Это все должны знать. Вы задали вопрос правильно коллеге: «А что такое наркотики?» – и так далее. Так же можно задать вопрос: а что такое преступление? Вот у меня кодекс 1957 года. Сейчас кодекс другой. Что такое преступление? Вот что в этом кодексе – это преступление. А что такое наркотические средства, психоактивные и так далее? Нет такого термина медицинского. Есть только термин юридический, и в федеральном законе все определено. Постановление Правительства Российской Федерации включило в какой-то список один, два, три и так далее – все, это есть. А потом может исключать – и нет. То есть тем, кто желают узнать, что ему предлагают, можно открыть эти списки. И там он все увидит. Можно найти по алфавиту, какие наркотические… Варвара Макаревич: Но дело в том, что чего-то нет в списках… Евгений Черноусов: Нет, дело в том, что это познавательно. Это чтобы все знали, где это искать – то, что запрещено. Варвара Макаревич: Леонид, хотелось узнать, собственно… Ну, мы все говорим о том, что в том числе эти наркотики распространяются в школе. Школа как-то это отслеживает? Как-то можно от этого застраховать себя? Условно, я отвожу ребенка в школу утром и хочу знать, что он там в целости, сохранности и безопасности. Леонид Перлов: Есть ключевое слово, как мне представляется, «распространяются». Наркотики и психоактивные вещества в школе не производятся, в школу они приходят из-за забора. Откуда? Вопрос не школьной администрации и не педагога. Варвара Макаревич: То есть школа и не должна и не будет заниматься отслеживанием какого-то подозрительного поведения учеников? Леонид Перлов: Школа не имеет возможности заниматься чем-либо, что находится за пределами учебного класса, учебной аудитории, рекреации. Во-первых, технической возможности нет; а во-вторых, просто профессиональной. Мы не этому обучены. Единственное, что мы в состоянии (и то при условии высокой квалификации педагога) предположить (я даже не скажу «заметить», а именно «предположить») какие-то аберрации в поведении ребенка. Варвара Макаревич: Какие тогда дальнейшие действия педагога? Леонид Перлов: А мы очень немного можем. Дальнейшие действия педагога? Сообщить об этом администрации школы и родителям, причем в формулировках «как мне представляется» или «как мне кажется», потому что ни на что другое мы права не имеем. Хорошо, если педагог ошибся и ничего подобного нет. Но, к сожалению, он и не ошибется иной раз. Варвара Макаревич: Гелена, а что детей 6–7 лет (это сейчас такая новая зона риска) или подростков вообще заставляет попробовать? Ну, что-то предлагают. Ты же всегда можешь сказать «нет». Гелена Иванова: Вы знаете, я как раз тот самый психолог, как сказала Юлия, к которому дети попадают. Я работаю с условно осужденными подростками. И 50% в Москве – это дети, привлеченные по статье «Наркотики». Юлия Шевцова: Половина, половина. Гелена Иванова: Да. Варвара Макаревич: Зачем? Гелена Иванова: Вы знаете, я бы сказала так. Это все начинается действительно невинно абсолютно, в компании. Ребенку говорят: «Попробуй. У тебя от этого ничего не будет». Они залазят в интернет, быстро читают. Все описано, какие от этого наркотика будут галлюцинации, какие свойства конкретного наркотика. Это бывает даже на уроке, действительно. То есть ребенок первый раз пробует наркотик на уроке. Варвара Макаревич: Ну, звучит вообще очень страшно. Гелена Иванова: Да, это звучит… Вы знаете, на самом деле это реально катастрофа. Это самое страшное, с чем я сама столкнулась. Я четыре года работаю с осужденными. Евгений Черноусов: Вы сказали про статистику. Я что-то не понял. Гелена Иванова: 50%. Евгений Черноусов: А откуда вы взяли такую статистику? Гелена Иванова: Я работаю с условно осужденными подростками в городе Москве. Евгений Черноусов: Нет, извините… Гелена Иванова: Нет-нет-нет. Евгений Черноусов: Есть исследования. Вот так заявлять, что 50% употребляют, нельзя. Гелена Иванова: Нет, я сказала, что условно осужденные дети. Владимир Михалевич: Которые попали уже в криминал. Евгений Черноусов: Статистика – тонкая вещь. Варвара Макаревич: Леонид, а как такое возможно? Вот Елена говорит, что многие дети пробуют наркотики впервые на уроке. Как это возможно? Леонид Перлов: Ну, непосредственно на уроке? Честно говоря, сомневаюсь. А вот в учебное время, на переменке… Гелена Иванова: Нет-нет, прямо на уроке. Леонид Перлов: Бывает и на уроке. Опять-таки все упирается в квалификации того же учителя. Варвара Макаревич: Вы сказали, что сомневаетесь. Леонид Перлов: Если ребенку на уроке больше заняться нечем или то, что происходит на уроке, для него менее интересно, то вполне возможно, что… Варвара Макаревич: То есть задача учителя – сделать так, чтоб все-таки было интересно? Леонид Перлов: Да, совершенно верно. Задача учителя достаточной квалификации – сделать так, чтобы на уроке ребенку было не до этой вещи, чтобы ему интереснее было заниматься. Варвара Макаревич: Вера, вы сказали, чтобы Леонид не сомневался, что это возможно. Вера Гайдук: Да. Леонид Перлов: Я и не сомневаюсь. Вера Гайдук: Ну, поскольку я занимаюсь этой проблемой уже в течение десяти лет и занимаюсь именно первичной профилактикой… То есть я сама учитель. И когда в моей семье случилась беда, то мои ученики были не менее меня повержены в шок от всего этого. И мы просто решили создать свою волонтерскую антинаркотическую группу и начали просто бороться против наркотиков. У нас сейчас есть группа большая «Мы есть!» во «ВКонтакте», которая насчитывает более 4 тысяч человек по всей России. Фактически мы охватываем… И мы говорим о том, как можно победить эту наркоманию именно в школьной среде. Вот есть Стратегия государственной антинаркотической политики на 2010–2020 годы. И там в четвертом разделе, в пункте 25-Ж был такой пункт: «Формирование психологического иммунитета у школьников, у родителей и у классных руководителей». То есть мы действительно формируем этот иммунитет, то есть рассказываем подросткам о том, что из себя представляют наркотики. Многие нашу программу «Одиннадцать опасностей наркомании» называют агрессивной, потому что мы запугиваем детей. Мы их не запугиваем, а мы предупреждаем, потому что слишком страшна наркомания по отношению к детям. Сколько людей гибнет, именно детей гибнет. Сколько взрослых в панике, не знают, куда бежать, куда обращаться, какие реабилитационные центры, вообще что делать. Многие просто замалчивают эту проблему, потому что не знают, как ее решить. Вот я просто могу в двух словах рассказать о том, что мы делаем. Есть такая брошюрка… Я еще и «СТОПНАРКОТИК» по городу Москве руковожу. То есть мы рассказываем детям о тех опасностях. И даже общаясь с чиновниками, разговаривая с ними, которые занимаются решением этой проблемы… Зачастую они больше двух-трех опасностей назвать не могут. А у нас их одиннадцать Варвара Макаревич: Расскажите о них нам тогда тоже, потому что я не думаю, что все в курсе. Вера Гайдук: Пожалуйста. Ну, я очень коротко. Первая опасность – это быстрое привыкание. То есть зачастую после одного-двух раз происходит привыкание. Вторая опасность – это острая потребность в новой дозе, то есть когда наркоман, получив… Варвара Макаревич: Ну логично. Если он привык, то ему нужно дальше. Вера Гайдук: Да. Третья опасность – это передозировка. Это тоже все понятно. Четвертая – это привлечение к уголовной ответственности. И очень показательно… Я недавно была в одном из московских школ. В зале присутствовало человек двести, наверное, детей, старшеклассников. Когда мы дошли до четвертой опасности, я говорю: «А поднимите руки, кто знает, о чем статья 228?» Из 200 человек, дай бог, 10–15 человек сказали: «Да, мы знаем». То есть остальные не знают, что им грозит за хранение при себе. То есть вообще не знают. Давайте я дальше… Варвара Макаревич: Да, давайте коротко, по пунктам мы просто пройдемся. Вера Гайдук: Пятая опасность – это заразиться гепатитом С, СПИДом. Шестая опасность – это окончательное разрушение организма. То есть далее наркотики разрушают все внутренние органы. И главное, что они влияют на головной мозг. Седьмая опасность – это низкий социальный статус, когда… Варвара Макаревич: Ну, потребность в дозе. Вера Гайдук: Потребность, да. Идут на преступный путь и так далее. Восьмая опасность – это криминогенное поведение наркоманов. Девятая – это утверждение наркоторговцев о том, что существуют легкие наркотики. Это они придумали. Легких наркотиков не существует. И, употребляя легкие наркотики, наркоман, как правило, переходит на более тяжелые. Это очевидно, это общеизвестно. Десятая опасность – страшная проблема тоже – это аптечная наркомания. И одиннадцатая – это то, что сейчас – это химия, это спайсы. Варвара Макаревич: Синтетические наркотики. Вера Гайдук: Да, синтетика, которая просто выносит мозг. И так больно… Иногда ко мне обращаются люди, пострадавшие от химии этой. Это люди, у которых было все: семья, дети, хорошая работа. Они обращаются ко мне и говорят: «Мы потеряли все». Мы не можем восстановиться». То есть люди превращаются в овощей. И это страшно! Но это можно остановить. Варвара Макаревич: Гелена, а можно говорить о том, что у подростков, у детей может быть предрасположенность? То есть почему вообще в жизни подростка или ребенка появляются наркотики? Гелена Иванова: Вы знаете, наверное, зависимость. Если ребенок 16 видов наркотиков попробовал, девочка в 15 лет, понимаете, и никакой зависимости… Варвара Макаревич: Почему это произошло в жизни? Она такая? Или в семье так воспитали? Или в школе насмотрелась? Что фактор толкающий? Гелена Иванова: Те дети, с которыми я работаю – там есть, конечно, семейные проблемы. Дети сами по себе. Родители много лет видят, что что-то не так. Они не знают, что в аптеках продаются наркочеки. Понимаете? Вот даже такая простая вещь. Нет по телевидению никакой рекламы. Рекламируют все что угодно, но никто не говорит, что есть наркочеки, которые вполне доступные. Когда ребенок уже лежит в коме и мать вызывает реанимацию, только тогда она догадывается, что ребенок, оказывается, все это время… Варвара Макаревич: То есть ответственность в первую очередь на родителях? Гелена Иванова: Ну, я бы сказала, что да. Если что-то не так, то родитель должен на это обратить внимание, это однозначно. Учитель не специалист. Варвара Макаревич: Владимир, кто здесь должен быть ответственным за то, что происходит с ребенком? Родитель? Ребенок? Школа? Владимир Михалевич: Если мы начнем делить – на мой взгляд, это неправильно. Надо всем вместе с этим бороться. Если только родитель, то ребенок пришел в школу и там употребил. Если только школа, а родители не поймешь какие – тоже. А все вместе… Правильно, если семья какая-то асоциальная, неблагополучная, то естественно, что там скорее ребенок попадет. Хотя очень часто попадают именно наоборот – из хороших семей. Наверное, все же детей надо заинтересовывать в чем-то. Вот есть разные точки зрения. С одной стороны, говорят: «Не надо про это говорить. Это будет пропаганда». С другой стороны, говорят, что надо. Я считаю, что надо, потому что они должны понимать, они должны понимать последствия. Если они просто в школу пришли, а ему конфетку дали – ну и что? Он даже не знает, что это такое. Попробовал. Вроде бы ему понравилось, что-то «словил». Но это неправильно. Ребенок должен понимать, что даже от одного раза, как вот у Веры Владимировны было… Это просто ужасно, конечно, ужасный случай! Каждый может попасть. Если они будут знать, то… Варвара Макаревич: Юлия, а ребенок в 10 лет может осознать опасность? У меня у самой есть племянник десятилетний, и мы с ним как раз вели беседу накануне программы. И я попыталась объяснить. Но у меня есть ощущение, что в 10 лет он не может понять весь масштаб и объем ужаса и последствий, которые могут потом быть. Юлия Шевцова: Вы очень правильно задаете вопрос, потому что профилактические программы, которые, скажем, рассчитаны на взрослое население (ну, примерно от 25 до 45, то есть с большим возрастным интервалом), в детской аудитории, в подростковой аудитории категорически не годятся. Потому что этапные особенности созревания психики ребенка, конечно, подразумевают невозможность усвоить ту информацию, к которой ребенок не готов. Это во-первых. Варвара Макаревич: Как тогда объяснять? Юлия Шевцова: В Московском научно-практическом центре наркологии есть свой Центр профилактики. Кроме общественного движения, о котором говорила Вера Владимировна, государственная система медицинской профилактики наркомании, которая была заложена в стратегии 2010 года, она все-таки в стране построена. В любом наркологическом диспансере, в любом субъекте Российской Федерации есть кабинеты и отделения профилактики. В Москве… Варвара Макаревич: Но это что нужно? Найти время, дойти, прийти… Юлия Шевцова: Нет-нет-нет. Все намного проще. Центр профилактики работает по вызову из школ от наших уважаемых педагогов, по запросам от родителей. Выезжает специалист и работает с той группой, которая в этом нуждается. Это ученики. Есть программы, рассчитанные на самый разный возраст. Или это родители. Или это педагоги. То есть для каждой аудитории… Детки разбиты на возрастные группы, педагоги и родители. Совершенно по-разному должна доноситься информация. Варвара Макаревич: Эта работа ведется со всеми детьми? Ну, педагоги решили: «Моему классу нужно про это рассказать». Или с подозрительными детьми, у которых какое-то девиантное поведение? Юлия Шевцова: Есть разные виды первичной профилактики: есть сплошная и есть выборочная. Есть та информация, которую полезно знать обществу в целом или, скажем, какой-то возрастной группе в целом, что нужно делать, а что не нужно. Конечно же, у ребенка, который на себе уже попробовал действие психоактивного вещества, у него уже взгляд другой, у него уже совсем другое понимание. И с ним, конечно, разговаривать уже должен тот специалист, который не просто психологические проблемы вначале, которые могут привести к наркотизации, должен разбирать, а должен разбирать, сложилась ли у него зависимость от наркотиков или нет. Варвара Макаревич: Поставят галочку напротив его имени, на учет поставят, я не знаю? Какие для него последствия могут быть, для этого ребенка, если это выборочная работа с ними? Юлия Шевцова: Последствия? Я надеюсь, что последствия бывают только положительные. Если речь идет о том, что человек, маленький человек может в фазе зависимости привыкнуть к употреблению психоактивных веществ любых, начиная со спайсов и кончая тяжелыми наркотиками, то надо выбирать жизнь. Вот это выбор номер один, это основной выбор. Если вы имеете в виду диспансерное наблюдение, то оно организуется исключительно до 15 лет по согласию с одним из родителей или с двумя родителями. После 15 лет ребенок решает сам. Но я думаю, что заинтересованность старших как раз в том, чтобы он под наблюдением был, чтобы с ним работали и наши коллеги-психологи, и врач психиатр-нарколог, и чтобы после минимального (годового) диспансерного наблюдения никаких дальнейших последствий для его жизни – ни физических, ни моральных, никаких других – больше не было. Варвара Макаревич: Евгений, а как на самом деле потом к этим детям относятся? Ну, потому что на них уже есть некое клеймо, давайте назовем это так. Как-то же меняется его жизнь. Учителя по-другому смотрят, одноклассники, друзья родителей. Леонид Перлов: Я бы хотел сказать… Варвара Макаревич: Я вам дать возможность прокомментировать обязательно. Евгений Черноусов: В отношении детей прежде всего, конечно, вы правильно говорите. Надо определить самое главное, ответить на этот вопрос. Я тут не услышал ответа. Почему во всем мире так борются с наркотиками и ответственность уголовная одна из самых больших по всем уголовным кодексам? Вы знаете – почему? Нет. А я знаю. Потому что, по сравнению с употреблением спиртных напитков и так далее, употребивший наркотические средства и имеющий зависимость… Чтобы вы знали, методики лечения в мире – ни в Израиле, ни в Соединенных Штатах, ни тем более у нас – нет. Нет методики излечения полностью. Как излечиваются? Процентное отношение коллега знает. 5–10%. И это только при добровольном лечении, не принудительном. Вот в чем опасность, самая главная опасность. Там десять пунктов… Не это. Если ты употребил… Зависимость от наркотиков или психотропных веществ. Разное действие, разное привыкание, разное воздействие на организм. Наркотиков по спискам сотни сейчас. Вот что должны знать дети. Если ты употребил, то уже у тебя практически на всю жизнь… Ты можешь бросить. Но ты утром встаешь – и у тебя желание есть. И ты каждый день борешься с этим. Вот в чем опасность! Варвара Макаревич: Евгений, я поняла вашу мысль. Леонид, вы готовы вернуться к вопросу про клеймо и… Евгений Черноусов: Это во всем мире. Варвара Макаревич: Евгений, спасибо, поняла. Как в школе? Леонид Перлов: Я хотел бы вернуться к вопросу. Давайте себе представим такую гипотетическую ситуацию. Выявлен ребенок, употребляющий наркотики. Выявлен, допустим, учителем. Следующий шаг – информирование родителей. А родители говорят: «Ничего подобного! Нет этого». Варвара Макаревич: И что происходит в таком случае дальше? Леонид Перлов: Ничего. Ребенок продолжает оставаться в школе и продолжает заниматься тем, чем он занимался. Школе не вправе предпринять какие-то действия мимо родителей, через головы родителей. Не так давно проходила волна добровольного тестирования детей на наркотики, где-то с год назад, по крайней мере у меня в школе с год назад. Вера Гайдук: Да во всех школах. Леонид Перлов: Во всех. Хотя формально это было добровольно. Вера Гайдук: Ну да. Варвара Макаревич: А на деле? Леонид Перлов: А на деле достаточно много народу действительно отказалось проходить это тестирование. Варвара Макаревич: А для них есть какие-то последствия, если они отказываются? Леонид Перлов: Нет, для них последствий никаких при этом нет. Более того, почему отказываются? Какова мотивировка отказа? «А вдруг будет выявлено». Варвара Макаревич: А важна ли мотивировка? Ведь они вправе отказаться. Леонид Перлов: Да, безусловно, важна. Они вправе отказаться. Но даже если какой-то малый процент от этих отказников отказывается именно по этой причине, то это означает всего-навсего, что они не хотят, чтобы ситуация с их ребенком была предана огласке. Варвара Макаревич: Но родители же могут дома провести сами тест и сказать: «Вы знаете, у нас все в порядке»? Леонид Перлов: Они все могут. Но не факт, что они это будут делать. Сплошь и рядом родители, извините, достаточно трусливые, чтобы… Евгений Черноусов: А какой они тест проведут? Леонид Перлов: Можно я закончу? Евгений Черноусов: Никакой тест они не проведут. Леонид Перлов: Можно я закончу? Можно? Варвара Макаревич: Да, давайте дадим возможность Леониду… Леонид Перлов: Они достаточно трусливые для того, чтобы взглянуться правде в лицо и для самих себя построить… Варвара Макаревич: Чтобы не расстраиваться? Чтобы не заморачиваться? Леонид Перлов: Чтобы якобы, с их точки зрения, не создавать себе проблем. Кроме того, утечка информации при проведении подобных мероприятий более чем вероятная. Варвара Макаревич: Вы имеете в виду – если это происходит в школе? Леонид Перлов: Да, я имею в виду – если это происходит в школе. В школе известно все, скрыть там ничего нельзя. И то, что выявлено у этого и этого, известно будет всем. Представьте себе реакцию детей и родителей других детей в этом классе. Этому ребенку в школе просто не жить, его придется оттуда забирать. Варвара Макаревич: Владимир. Владимир Михалевич: Смотрите, в чем еще опасность… не опасность, а почему не хотят выявлять. Варвара Макаревич: Вы имеете в виду родителей? Владимир Михалевич: Вообще не хотят. Почему не хотят тестировать? Евгений Черноусов: Потому что это пятно на школе. Владимир Михалевич: На школе. Но это и пятно на ребенке на всю жизнь. Евгений Черноусов: На всю жизнь, да. Владимир Михалевич: У нас система существует, насколько я знаю: один раз попал – все, тебя ставят на учет в наркологическом (если что-то с головой, то в психиатрическом) диспансере. И все. И даже потом, когда тебя снимут… не снимут, вернее, а ты вылечился, при поступлении на любую работу тебе будут давать справку, что состоял на учете. И это на всю жизнь. Варвара Макаревич: Это правильная система? Владимир Михалевич: Это неправильно. Леонид Перлов: Нет конечно. Владимир Михалевич: Это неправильно, потому что… Особенно с детьми, да и со взрослыми. Понимаете, почему не идут туда? Почему люди не идут лечиться? Потому что пятно на всю жизнь. Ну представляете… Варвара Макаревич: То есть заклеймен до конца жизни. Владимир Михалевич: На хорошую работу приходишь, ты уже здоровый, ты совершенно «чистый» во всем, а тебе пишут. Вот работодатель что посмотрит? Он состоит. А кто его знает? А потом, у нас же в обществе думают, что излечиться на сто процентов нельзя. Значит, каждый работодатель думает: «Сейчас он хороший. А пройдет год-два – он или запьет, или начнет употреблять». И из-за этого тоже не хотят. Варвара Макаревич: Гелена, как в хорошем смысле легализовать наркоманов, которые излечились, то есть уйти от этой системы, что человек теперь до конца жизни это несет? Да, он оступился. Да, он вылечился. Как построить систему таким образом, чтобы он дальше мог продолжать нормальную жизнь? Леонид Перлов: Как его социализировать? Гелена Иванова: Ну, здесь я согласна с учетом диспансерным. Дети, которым больше 15 лет, должно быть их согласие. Естественно, они такое согласие не дают. Варвара Макаревич: Почему? Гелена Иванова: Ну, потому что… Варвара Макаревич: Если он «чистый», то в чем проблема? Леонид Перлов: По этой самой причине. Гелена Иванова: Потому что это тот самый диспансерный учет, понимаете, как учет в психоневрологическом диспансере. Даже если ребенок… То есть у нас наркология – это же тоже психиатрия. Это врач психиатр-нарколог занимается. Понимаете, она считается карательной. Почему они даже приходят в военкомат и скрывают, например, свои госпитализации, свое лечение? При этом они могут же не вставать на учет, получая лечение в больнице и выписку. Почему мы и имеем потом случаи в армии? Потому что дети тотально боятся учета. Варвара Макаревич: Кстати, о лечении. Принудительное лечение дает плоды? Или, как говорил Евгений, только если добровольно это человек делает? Гелена Иванова: Вы знаете, родители некоторые увозят детей в реабилитационные центры, где их закрывают на большое время. Но он приходит… Леонид Перлов: …и начинает опять. Гелена Иванова: …и опять срывается. Варвара Макаревич: Юлия, действительно ли принудительно нет смысла лечить? Или лучше любыми способами поместить его в специализированное учреждение, заставить лечиться? Юлия Шевцова: Во-первых, мне хотелось бы прокомментировать высказанное коллегами мнение. Я с ним не могу согласиться. Варвара Макаревич: С каким именно? Юлия Шевцова: Ну, с последними двумя. Во-первых, диспансерного учета нет. Есть диспансерное наблюдение, которое организуется на добровольной основе после того, как или сам пациент, или, если он не достиг возраста 15 лет и он болен наркоманией, дали согласие его родители. Что страшного и плохого в диспансерном наблюдении? По мере того, когда человек аккуратно посещает врача, лечится, получает консультации психолога, принимает лекарства тогда, когда это нужно. Диспансерное наблюдение заканчивается в случае употребления с вредными последствиями (это диагноз начальной стадии зависимости) через год. Если это выраженная зависимость, если это вторая стадия, синдром зависимости, то, соответственно, через большее время. Никаких справок потом, что человек состоял на учете когда-то… Ну я не знаю, я лично такое слышу первый раз сегодня. Это удивительно! Гелена Иванова: Вы знаете, это дети. Юлия Шевцова: Я в наркологии всю жизнь работаю. Гелена Иванова: Нет, это дети… Юлия Шевцова: Покажите нам, пожалуйста, такую справку. Евгений Черноусов: Я с вами согласен. Юлия Шевцова: Московский научно-практический центр наркологии. Евгений Черноусов: Вы нагнетаете ситуацию. Юлия Шевцова: Не надо нагнетать ситуацию. Евгений Черноусов: Какие справки? Ничего подобного! Никто этого не будет знать. Юлия Шевцова: Теперь – по поводу реабилитационных программ. Пожалуйста, посмотрите на сайте Московского научно-практического центра наркологии или любого диспансера, субъектового крупного диспансера – там есть обязательно детское отделение, есть отделение подростковое. Чем там занимаются? Там занимаются как раз выхаживанием тех детей, которые зависимость уже имеют. У них дома ад кромешный! Обстановка, из которой они вышли, она ужасная просто. Мы о чем сейчас говорим? Варвара Макаревич: Ну, вопрос был в том числе: а что происходит с ними дальше, после зависимости? Юлия Шевцова: С кем? После зависимости? Варвара Макаревич: Да. Юлия Шевцова: После зависимости самое главное, чтобы эта зависимость не продолжилась. А все остальное – это уже прикладные вопросы. Варвара Макаревич: То есть неважно, как его принимают дальше бывшие одноклассники, учителя, друзья? Леонид Перлов: Как он будет жить? Юлия Шевцова: Ну давайте фантазировать не будет. Если бы какой-то у нас конкретный случай был, можно было бы его разобрать. Те истории реальные по пациентам нашим, которые обращались в добровольном порядке или с родителями вместе, и удалось с родителями тоже поработать, – в основном это истории благоприятные. Я понимаю, что у коллеги, которая работает с осужденными, у нее контингент однозначно более тяжелый. Гелена Иванова: Специфический. Варвара Макаревич: Вера, может быть, у вас есть какие-то примеры в таком случае, чтобы мы действительно не фантазировали? Какие-то реальные примеры. Вера Гайдук: Я тоже наблюдала, как проводится тестирование в школах. Я, являясь классным руководителем, видела это. Я могу сказать одно: это было формально, очень формально. Я в свою очередь хочу предложить, может быть, поскольку многие родители не соглашаются на это тестирование. Я знаю много таких случаев. И меня даже приглашали… Варвара Макаревич: А что, кстати, говорят? Почему не соглашаются? Вы же как-то, может быть, обсуждали. Леонид Перлов: Они имеют право не аргументировать. «Нет», и все. Вера Гайдук: Да. Их может оскорбить это. «Как это? Моего ребенка будут тестировать?» Леонид Перлов: Заподозрили. Вера Гайдук: Заподозрили, да. Я, например, предлагаю… Почему тестирование, биологическое тестирование на наркотики проводится отдельным тестированием? А почему не включить его, я не знаю, в диспансеризацию, в программу диспансеризации? И тогда вообще никаких проблем не будет. То есть ребенок сдает обычные анализы какие-то, проверяют здоровье его. И пусть проверяют также на наркотики, на наличие наркотиков. Варвара Макаревич: Вы сталкивались с какими-то ситуациями, когда результаты тестирования были ошибочными? Потому что я читала материалы о том, что есть какой-то процент ошибок. Вера Гайдук: Я видела это в моей школе. У нас все было чисто, поскольку, наверное, моя все-таки заслуга. Громко не буду говорить, но тем не менее. Да, я очень много с ребятами проводила бесед и по этой теме тоже. И могу сказать однозначно, что дети боятся этого тестирования, то есть они задумываются. Потому что я им объясняла, что в хорошие вузы не возьмут, на хорошую работу не примут, наркоманы никому не нужны. И ребята реально боятся этого. И их это останавливает от принятия наркотиков. Варвара Макаревич: А почему их не возьмут в хорошие вузы, не возьмут на хорошую работу? То есть эти результаты тестирования еще где-то будут? Вера Гайдук: Нет. Многие вузы сами тестируют потом своих студентов. И я, например, знаю, что в Бауманке, где очень сильная антинаркотическая площадка… А мы знаем, как туда тяжело поступить. И мы знаем, что там также проводится тестирование студентов-первокурсников. Один из них был выявлен как наркоман, принимающий наркотики. И он был отчислен из Бауманки. Это я четко знаю, потому что я проводила там не один раз беседы тоже со студентами. И приятно было услышать, что… Я говорю: «Ну и как? Подействовали наши программы на ребят? Задумались они?» На что мне был ответ: «Они не только задумались о проблеме наркомании, а они вообще задумались о жизни». То есть заставить детей изменить сознание, задуматься о том, что вообще такое жизнь и зачем… Жизнь без наркотиков – она же прекрасна. И мы опять же проводим такую параллель – укус ядовитой змеи, например, и наркотики. Я задаю ребятам вопрос: «Вы боитесь ядовитых змей?» Ну, зал обычно делится на две части. Одни: «Да-да-да». Другие: «Нет. Я говорю: «А почему боитесь?» – «Ну, укус ядовит». Естественно, смертелен. «А почему не боитесь?» – «Ну, есть противоядие, можно защиту какую-то одеть». И всегда находится человек, который хорошо изучал зоологию, который говорит: «А змея первой никогда не нападает. Ты обойди ее стороной, не касайся ее – и никогда не будешь укушен ядовитой змеей». Вот точно такую же параллель мы проводим с наркотиками. Не прикасайся к ним – и ты будешь здоров, и тебе ничего не будет угрожать. Варвара Макаревич: Ну, наркотики – это всегда такая тема опасная была. Владимир, сейчас еще опасность в том, что распространение, как уже было сказано, в том числе происходит через интернет. Есть схемы, что в социальной сети к ребенку кто-то добавляется в друзья. У него на странице целый каталог всего, что можно приобрести. И дальше разные способы, как ребенок получает конечный товар. Вот сегодня как-то официальная государственная система может с этим бороться, отслеживать? Это реально? Я видела, что и на стенах уже пишут типа какой-то секретный код – и дети понимают, о чем речь, и просто звонят по указанному телефону. Владимир Михалевич: Как я говорил, мы все время догоняем. И мы по-любому будем догонять. Они будут первыми, а мы будем за ними идти. Они будут придумывать. На самом деле сейчас упростилось. Вот эти закладки… Если раньше какое-то понятие было, то сейчас просто даже детям деньги перечисляют на электронные кошельки. Пошел, заложил – деньги получил. А кто хочет приобрести, также через интернет. Как правило, эти сайты находятся за границей. Как правило, их закрыть – это проблема. Пока закроем их, уже откроют новые. Это борьба такая… Варвара Макаревич: То есть бороться и отслеживаться невозможно? Владимир Михалевич: Нет. Надо вести борьбу. Обязательно надо! Если мы ничего делать не будем, то… Варвара Макаревич: Ну, судя по вашим словам… Владимир Михалевич: Понимаете, совсем ничего мы не можем не делать. Мы должны делать. Мы должны бороться. Евгений Черноусов: Вот не надо… Цель нашей передачи – не паническая, а чтобы люди, подслушав и увидев нашу передачу, поняли, как действовать. Проблема есть в России? Есть. Тестирование. Тестируют на те наркотики… Минимальное количество! А этих наркотических средств по спискам сотни! А что такое тестирование? Тестирование – это берутся образцы, которые распространенные наркотики. Можно их тестировать, а те не попадут. Нет таких тестов… Варвара Макаревич: То есть нужно саму систему тестирования менять? Евгений Черноусов: Послушайте меня. Системы тестирования. Там сотни наркотиков! Может просто проскочить. Второе. Как родитель будет тестировать? О чем вы говорите? Надо примерно знать, какой наркотик употребляют. И лучше его изъять. Когда я работал в МВД, мы проводили операции. Триметилфентанил пошел только, а у нас образцов даже в Советском Союзе не было. Мы в Америке брали, чтобы тестирование провести. Вы понимаете? Это сложная проблема. Второй вопрос. В мире разные тенденции. В Соединенных Штатах сейчас не модно употреблять наркотики среди молодежи. Это я точно могу сказать, я разговаривал. Идет убыль употребления наркотиков, здоровый образ жизни. Понимаете? Вот это и нам надо сейчас – переходить на здоровый образ жизни, на спорт, на секции. Это единственное спасение. Американцы говорят: «Мы вкладываем денег много». Но самое главное – изменилось у молодежи к наркотикам психотропным отношение. Изменилось. А у нас пока не изменилось. В больших городах даже лучше, а где-то в районах – вы понимаете, что там творится? Варвара Макаревич: Вы заговорили как раз таки про Штаты. А ведь в Штатах есть и медицинская марихуана, и во многих штатах она разрешена. Юлия Шевцова: Легализована. Варвара Макаревич: Кстати, так было и в Советском Союзе. Давайте посмотрим об этом сюжет. СЮЖЕТ Варвара Макаревич: Юлия, в лечении наркомании, по крайней мере на Западе, в том числе используют опиоиды для заместительной терапии. У нас, насколько я знаю, этого не происходит. Скажите, какой вообще эффективный способ лечения наркомании? Заместительная ли это терапия или что-то другое? Юлия Шевцова: Лечение наркотической зависимости, точно так же как зависимости от алкоголя и других психоактивных веществ, – это целый большой комплекс, и подразумевает он включение в себя разных этапов. Во-первых, это мотивация человека. Вот мы правильно говорили о том, как сложно заставить, упросить. А на самом деле надо не заставлять и не упрашивать. Ведь важна мотивация не только отрицательна («Посмотри, что будет плохого»), но и положительная («Посмотри, что будет хорошего»). Мотивация – это то, с чего вообще начинается вход в лечебную программу. Второй этап лечебной программы – это детоксикация, то есть это выведение из организма тех вредных веществ, которые там находятся и вызывает болезненные изменения. Ну, в случаях с новыми психоактивными веществами, как правило, это купирование психотических состояний, острого расстройства сознания. Если это применение опиатов, то это купирование ломки, при алкоголе – похмельного синдрома, то есть тех состояний, которые реально угрожают жизни и которые человеку трудно перенести. Варвара Макаревич: А вот как раз эффективно проводить это купирование ломки? Какие способы? Юлия Шевцова: Приходите к нам на экскурсию – мы расскажем вам об этом. Врач психиатр-нарколог – специалист уникальный. Восемь с половиной лет специального образования. Варвара Макаревич: А что конкретно он делает? Какой-то препарат вводит? Какие-то манипуляции производит? Юлия Шевцова: Вводятся препараты. Варвара Макаревич: Что за препараты? Юлия Шевцова: Вводится препаратов немало разных – в зависимости от того, какая стадия зависимости, какое вещество человек употреблял и какая симптоматика. Если у него плохо с сердцем, то будут вводить сердечные препараты. Это вообще 1% из того, что делается. Если у него отеки и повышенное давление, то будут вводить противоотечные препараты. Варвара Макаревич: Метадон могут использовать при лечении? Юлия Шевцова: Конечно нет. Варвара Макаревич: Почему? Юлия Шевцова: Почему «метадон» и «лечение» – это два слова, несовместимые в одном предложении. Метадон – это наркотик первого списка, который внесен в международные конвенции. И в постановлении нашего Правительства, которым регламентирован список наркотических средств, он тоже в списке № 1, он в запрещенных веществах. В Стратегии государственной антинаркотической политики написано черным по белому, что применение наркотических средств, внесенных в определенные списки, при лечении наркомании запрещено. Все-таки дайте я договорю про схему лечения. Варвара Макаревич: Нет, я просто пытаюсь понять, что эффективно и разрешено одновременно, чтобы все сочеталось идеально. Юлия Шевцова: Возможно, нашим коллегам-правоохранителям это не очень интересно. Это отдельная тема. Приходите. Можем сделать отдельную передачу, как проходит лечение. Потому что вслед за купированием острых состояний идет лечение состояния так называемых подострых – это еще недели две. И следующий этап – это этап реабилитации. И только после того, когда человек перестроился не только физиологически, но и психологически, вот только тогда можно говорить о том, что он сможет вовлечься опять и в трудовую жизнь, и в семейную жизнь, и как-то нормально функционировать. Кроме того, у наркологических больных очень часто встречается так называемый больной диагноз, когда психоактивные вещества начинают принимать не только, как подростки, за компании, но в более старшем возрасте, когда начинают принимать и запрещенные наркотики, и алкоголь, для того чтобы как-то скорректировать свое состояние психически нездоровое. И тогда, конечно, на выходе из зависимости, с которой обратился человек за помощью, обязательно нужна коррекция, в том числе и психиатрических расстройств. Именно поэтому наркологи в нашей стране – это психиатры-наркологи, а не только те, кто выдают, как за рубежом, пайку метадона, пайку другого наркотика. В этом ничего интересного, полезного и развивающего нет. У нас уникальная система. Кстати говоря, система комплексного лечения и профилактики наркотической зависимости в том виде, в каком она была разработана в Советском Союзе, в настоящее время включена в стандарты Всемирной организации здравоохранения и Управления по наркотикам и преступности ООН. Варвара Макаревич: Владимир, мы должны лечить принудительно за счет государства? Есть и такая инициатива. Это все-таки дорогое лечение. Владимир Михалевич: Дорогое. А будет ли результат? Ну, вообще-то, наверное, должны. Это вообще сложно. Я так не думал. Понимаете, когда человек мотивирован на лечение, то, наверное, его и излечить можно. А если он не мотивирован – да, мы его сегодня затащим туда, мы его получим. И, как уже говорили, он все равно выйдет и попадет опять в среду. Совершенно большой, громадный комплекс! Например, почему у нас не сделать всем детям бесплатные кружки? Ну почему в Москве кружки в школе… Мы об этом много раз говорили, в том числе в нашей организации «Офицеры России». В школе кружки для детей дороже, чем на улице. Леонид Перлов: Чем доза. Владимир Михалевич: Ну почему? Это же школа. Варвара Макаревич: Что тоже правда, кстати. Владимир Михалевич: Мы посчитали… У меня двое внуков. Мы посчитали, что дети платят где-то около 30 тысяч в месяц. А это занятие. Варвара Макаревич: Если возвращаться все-таки к нашей теме… Инициатив выдвигается много. Одна из них – досудебная блокировка счетов подозреваемых в наркоторговле. «Давайте ему все заблокируем». А потом он окажется невиновным. Но тут уже проблема со следствием. Или изымать и конфисковывать имущество у него и у его родственников, чтобы они еще доказали, что это все было нажито честным путем. Владимир Михалевич: Согласен, это должно быть. Нет, это может быть. Варвара Макаревич: То есть все эти инициативы должны быть реализованы? Владимир Михалевич: Мы наркотики привозим, тот же героин. А сейчас-то у нас идет что? Химические, которые здесь уже. Леонид Перлов: Просто их не производят. Владимир Михалевич: Они идут уже по другому пути. Наверное, какой-то период пройдет, и перестанут ввозить. Скажут: «Зачем? Зачем мы рискуем? Зачем мы везем через границу? Зачем такие большие риски?» Здесь какую-то лабораторию открыли на даче и потихонечку… Леонид Перлов: Варвара, не так давно прошла информация о том, что… Варвара Макаревич: Давайте только не хором. Евгений Черноусов: Лечение – важный фактор. Варвара Макаревич: Евгений, я вас поняла. У вас время кончается. Леонид, как раз вам хотела задать последний вопрос, потому что времени уже совсем мало. Почему не так страшен сам наркотик, как запреты на него? Леонид Перлов: Потому что любой запрет детьми очень часто (на то они и дети) воспринимается как руководство к действию. Варвара Макаревич: Запретный плод сладок? Леонид Перлов: Да, совершенно правильно. «Нельзя? А я буду!» Варвара Макаревич: Спасибо. Леонид Перлов: И еще два слова… Варвара Макаревич: У нас, к сожалению, уже совсем нет времени, да. Мы сегодня говорили о наркомании среди детей. Вот МВД представило новый проект Стратегии антинаркотической политики, она рассчитана до 2030 года. Мы еще не раз наверняка встретимся в этой студии и будем смотреть, как она реализуется. Встретимся совсем скоро на Общественном телевидении России.