Нужна ли ЕГЭ альтернатива?

Гости
Светлана Руденко
редактор отдела воспитания и образования «Учительской газеты»
Ольга Котова
зам.директора Федерального института педагогических измерений
Всеволод Луховицкий
член Совета межрегионального профсоюза работников образования «Учитель»
Виктор Панин
руководитель Всероссийского общества защиты прав потребителей образовательных услуг
Амет Володарский
омбудсмен в сфере образования

"Нынешний школьный аттестат удостоверяет
только то, что его обладателю хватило способности выдержать столько-то лет школьного обучения".

Лоренс Питер

Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Анастасия Урнова. И вот тема нашей сегодняшней передачи:

Вернуться к классической системе итоговой аттестации школьников предлагают в Госдуме. Согласно законопроекту, у выпускников появится выбор между ЕГЭ и традиционной формой экзаменов. По мнению депутатов, изменения в законе будут способствовать восстановлению качества образования в стране.

Анастасия Урнова: По данным социологов "Левада-Центра", 54% россиян считают, что ЕГЭ оценивает знания выпускников хуже, чем традиционная форма экзамена. Причем количество скептиков растет. За время существования единого государственного экзамена таких людей стало в два раза больше, и их количество продолжает увеличиваться.

Виктор, как вы считаете, можно ли в современных экономических, социально-политических условиях ввести пусть даже не полное, но частичное возвращение к традиционной форме экзамена? Сформулирую вопрос именно так, потому что мы понимаем все-таки, что школьное образование, итоговые экзамены не могут не зависеть от того, в какой общей системе мы сейчас находимся, куда мы идем.

Виктор Панин: Спасибо за вопрос. Я думаю, что возврат уже произошел – независимо от того, что мы об этом думаем и кто чего хочет, в том числе, кстати, чего хотят наши законодатели или чиновники. Потому что те изменения в процедуре и механизме единого государственного экзамена, которые произошли за время его существования, на протяжении особенно последних 5–7 лет, они достаточно серьезные и радикальные, я бы даже сказал: и отмена части тестовых заданий, введение устных ответов, возврат к сочинениям по русскому языку и по литературе и так далее. То есть очень много элементов традиционного экзаменационного механизма вернулось.

И по большому счету, мне кажется, дискуссия на счет того, что "вот если отменим, станет ни лучше?" – я, честно говоря, в этом отношении серьезно сомневаюсь. И вообще не думаю, что возврат как таковой к прошлому – к тому прошлому, которое было до введения ЕГЭ, – он возможно в принципе. Хотя я выступал и выступаю, и до сих пор я очень негативно отношусь к единому государственному экзамену и считаю, что это очень серьезная ошибка была со стороны нашего правительства, со стороны нашего государства – пойти на поводу у некоторых наших западных, скажем так, "партнеров", как сейчас модно говорить, и ввести этот механизм. Но тем не менее – что имеем, то и имеем.

Сравнивать ЕГЭ конца девяностых с сегодняшним нельзя. Это совершенно разные институты. Сегодня ЕГЭ ближе к правде,  к понятию образования,  к своей социальной составляющей.

Анастасия Урнова: Ну, о том, хорошо это или плохо, мы сейчас, конечно, будем дальше разговаривать. Но очень интересно вы отметили, что действительно ЕГЭ уже сильно видоизменился. И министр образования сказала, что в этом году по химии, биологии и физике тестовая часть отменяется. И тут возникает вопрос: а чем тогда ЕГЭ отличается в принципе уже сейчас от классической формы образования?

Амет, я хотела обратиться к вам. А что такие изменения, в том числе обсуждаемые в Государственной Думе, могут дать ученикам, учителям, школам, родителям?

Амет Володарский: Я был последовательным, в общем, критиком ЕГЭ. И мы в Академии наук в свое время специально создали Комиссию по образованию в эпохе глобализации, именно чтобы противостоять тем постулатам ЕГЭ, которые были в конце девяностых – начале нулевых годов. Как мой коллега правильно сказал, отметил, что сравнивать ЕГЭ конца девяностых – начала нулевых и сейчас, с сегодняшним ЕГЭ нельзя. Это совершенно разные институты фактически получаются. Сегодня ЕГЭ ближе к правде, ближе к понятию образования, ближе к своей социальной составляющей.

Но, к сожалению, все-таки самое главное из него не убрали: сегодня ЕГЭ не выявляет знания, а подлавливает на незнании. Что это значит? Например, по английскому языку. На мой взгляд, вот задавая ваш вопрос… По иностранным языкам, я считаю, нужно вернуться к традиционной системе сдачи экзаменов выпускных со школы. Вот несколько лет как ввели, например, говорение. Кто проверяет это говорение? Куда записывается? То есть ребенок подходит к компьютеру, записывает свою информацию в компьютер вместо того, чтобы общаться с живым человеком – допустим, носителем языка и так далее. То есть что выявляет в данном случае ЕГЭ? Умение владеть компьютером или знание английского языка?

Анастасия Урнова: Ну, как-то же разговариваешь с ним потом, слушается запись.

Амет Володарский: Слушается запись. Еще раз говорю: когда мы с вами говорим… Даже в данном случае мы с вами говорим не через посредника, не через электронный аппарат.

Анастасия Урнова: А если бы мы с вами говорили по телефону?

Амет Володарский: Мы с вами говорим напрямую. У меня есть возможность с вами общаться напрямую. Вот это вопрос говорения. Поэтому из иностранных языков я бы все-таки убрал ЕГЭ и сделал традиционную форму, потому что очень много людей, например… Ведь иностранный язык – это чтение, письмо, аудирование, это знание литературы страны изучаемого языка.

Анастасия Урнова: Грамматика.

Амет Володарский: Грамматика. Вы знаете, даже грамматика не всегда на первом месте, потому что, скажем так, "there is, there are" на экзамене…

Анастасия Урнова: Было бы неплохо знать в одиннадцатом классе.

Амет Володарский: Было бы неплохо, но человек может нервничать и фактически забыть, конструкцию нарисовать этого "there is, there are", но правильно ставить глагол "to be"…

Анастасия Урнова: Произносить.

Амет Володарский: Произносить. В ЕГЭ вы можете получить за это минус 20 баллов. А общаясь с преподавателем, с профессором или с преподавателем иностранного языка, он поймет, что это было простое волнение, и даст вам возможность поступить в иняз.

Анастасия Урнова: В общем, мы хотим более человечного экзамена.

Любовь, может быть, вы нам поможете разобраться, потому что мы все время говорим о возвращении к традиционной форме. Но вот даже то, что сейчас говорил Амет, становится ясно, что… Не совсем понятно, что такое традиционная форма экзамена. Мы хотим вернуться в советские годы? Но если в советские годы, то школьное образование и форма выпускных экзаменов менялись в 50-е, в 70-е, в 80-е, в 90-е годы. Что такое традиционная форма выпускных экзаменов?

Любовь Духанина: Думаю, каждый, кто говорит о возвращении традиционной формы экзаменов, скорее всего, думает о том экзамене, который он сдавал по окончанию школы.

Анастасия Урнова: Вот создается такое ощущение, да.

Любовь Духанина: И он понимает, что в тот момент он прошел это достаточно легко, спокойно…

Анастасия Урнова: Вот здесь я бы поспорила про "легко и спокойно".

Любовь Духанина: …по сравнению с тем, в каком варианте он должен сегодня сдавать. Ведь многих напрягает даже не сам предметный материал, а напрягает процедура, необходимость пройти через металлоискатели. Дети переживают о том, что это единственная попытка и как бы единственный шанс оказаться в вузе или не оказаться.

Вы правы, что экзамены менялись всю эпоху и будут продолжать меняться. Нужно вспомнить, когда мы вводили этот экзамен и в каких условиях. Мы вводили в ситуации, когда у нас не было возможности сравнивать результаты детей на территории Российской Федерации. Контрольно-измерительные материалы создавали сами школы так, как писали их учителя. И в этом смысле считать оценки в аттестате как равноценные – мы не могли профессионально допускать такой ситуации.

Второе, что реально имело место: у нас при поступлении в тот или иной университет требования, например, по математике были очень разны. У нас математика в один вуз и математика в другой вуз были разными предметами.

Анастасия Урнова: Но зато один вуз более сильный. С другой стороны, другой вуз более слабый. Профильный и непрофильный предмет.

Любовь Духанина: К сожалению, ситуация была более сложной. Даже там, где были профильные предметы, объем содержания, который спрашивался, был разный. И это было серьезным барьером на пути наших выпускников. Таким образом, нам нужно было создать экзамен, который позволял нам объективно оценивать в сравнении результаты наших детей, и экзамен, который позволял бы действительно увеличить доступность высших учебных заведений. Единый государственный экзамен эти задачи объективно решил.

Дальше возникла ситуация, когда мы многие оказались объективно не готовы – несмотря на то, что государство дало достаточно большой адаптационный период и вводило апробацию. Как легче сдавать? Я думаю, что всем сдавать было бы легко, если бы в стране было высокое качество образования.

Анастасия Урнова: Вот давайте мы здесь как раз поговорим побольше о качестве образования. Ольга, действительно, когда ЕГЭ вводили, в том числе речь шла и о том, что сейчас не очень высокое качество образования, надо что-то менять. Как-то ЕГЭ с качеством образования вообще связан?

Ольга Котова: Вне всякого сомнения. Я позволю себе сначала отнестись к тому, что говорили коллеги до меня. Наверное, главное, что было привнесено за последние годы в единый государственный экзамен – это объективность. Это объективность процедуры. Это возвращение к определенным традициям. Действительно, мы отказались от части заданий с выбором одного ответа, которые вызывали наибольшую критику. Действительно, усилен потенциал заданий различных с развернутым ответом. И в этом смысле возможности традиционного экзамена существенно меньше, чем сейчас возможности ЕГЭ.

Приведу конкретный пример. Вот традиционный экзамен по гуманитарным дисциплинам – например, по обществознанию. Как он проходит? Ребенок берет билет (ну, как мы его сдавали), отвечает на два вопроса, которые заучил по учебнику. Будет там еще какая-то беседа, не будет какой-то беседы – это науке не известно.

Анастасия Урнова: Но при этом подготовиться-то он должен к 100 билетам. Или сколько там дают?

Ольга Котова: Он готовится к 100 билетам. И в этом смысле его подготовка содержательно ничем не отличается от того, как он готовится сейчас, потому что имеется перечень тем, по которым формируются задания единого государственного экзамена, и точно так же наш выпускник готовится. Но задания единого государственного экзамена шире. Мы проверяем намного больше умений очень разных: и рассуждать, и связано излагать свои мысли, и работать с различными видами информации, и много-много еще чего. Для каких-то предметов – например, для математики – может быть, существенным образом ничего не поменялось. Контрольная и контрольная. Но мы оцениваем эту контрольную объективно.

Анастасия Урнова: Знаете, вы сейчас говорите жутко интересную вещь по поводу того, что он позволяет проверять, насколько ученик способен к системному, креативному мышлению. Всеволод, насколько вы с этим согласитесь? Потому что, изучая критику единого государственного экзамена, я как раз таки сталкивалась с тем, что люди утверждают, что ЕГЭ этого не дает вообще.

Всеволод Луховицкий: Нет, давайте начнем с того, для чего нужен тот или другой экзамен. Я вынужден буду сейчас сразу с несколькими людьми немножко полемизировать.

Анастасия Урнова: Это прекрасно.

У ЕГЭ  очень ограниченные возможности. ЕГЭ не приспособлен ни для каких устных вариантов заданий,  ни для каких творческих заданий. Творческое задание нельзя оценить абстрактному проверяющему.

Всеволод Луховицкий: Момент первый: чего мы хотим вообще итоговым экзаменом? Если мы хотим дать оценку работы ученика, например, за 11 лет в школе, то это, безусловно, должен быть экзамен внутренний школьный. Потому что ребенок, который пришел ко мне, например, в пятом классе с 50 ошибками, а выпускаю я его с 25, предположим, и я считаю, что и моя работа, и работа ребенка проделана колоссальная. И тогда необходимо заранее знать, что экзамен – вещь субъективная, экзамен – вещь воспитательная.

Кстати, извините, меня немножко… даже очень сильно покоробило здесь несколько раз прозвучавшее, мягко говоря, недоверие к российским учителям. Они, во-первых, фальсифицируют документы, как сказано. Ну, как же? Вот вписывают. Во-вторых, их уровень чрезвычайно низкий. И так далее. Если наша цель, чтобы каждый ребенок, выходя из школы, получал объективную оценку своей работы в школе, своего роста, то хорош внутренний школьный экзамен. Если наша цель – получить некую объективную картину неких объективных знаний, то тогда это должен быть ЕГЭ.

Другое дело, что надо иметь в виду, что у ЕГЭ есть очень ограниченные, на мой взгляд, возможности. ЕГЭ не приспособлен ни для каких в принципе устных вариантов заданий, ЕГЭ не приспособлен ни для каких творческих заданий. Творческое задание нельзя оценить абстрактному проверяющему. Давным-давно известно, что любое сочинение, самое гениальное, прочитают три эксперта – и они поставят разные баллы. Если же мы захотим, чтобы они ставили одни баллы, то это будет уже не творческое сочинение, а то, что у нас сейчас называется "эссе" – и на русском языке, и на литературе, и на истории, и на обществознании, и что является безусловно коверканием умения детей, обучения детей хорошо и ясно излагать свои мысли.

Анастасия Урнова: Всеволод, вообще то, что вы говорите, подводит нас к тому, что предлагаемый законопроект о том, чтобы ученик мог выбрать, какой ему экзамен сдавать, он нужный получается.

Светлана, в общем-то, сейчас говорят, что в будущем рынке труда навыки коммуникации, разговора, общения, навыки креативности – это то, что очень важно. Так, может быть, ребенок в зависимости от того, как он видит свое будущее, и должен выбирать тот или иной экзамен? Математику, например, он хочет сдавать в формате теста. Это не очень-то отличается от классической формы, насколько я понимаю. А если он хочет быть, я не знаю, журналистом, пиарщиком или кем-то еще, то он тогда сдает классическую форму экзамена – там, где может быть устная сдача. Как по-вашему?

Светлана Руденко: Я считаю, что, конечно, выбор – это всегда замечательно…

Анастасия Урнова: Но?

Светлана Руденко: Но я хотела бы отметить, что, начиная с 2001 года, "Учительская газета" следит за ходом единого госэкзамена, когда он еще был в режиме эксперимента.

Анастасия Урнова: Теста.

Светлана Руденко: Мне тогда пришлось побывать в Чебоксарах. И я помню очень такое настороженное отношение и учителей, и детей. За это время отношение изменилось. И кстати, дети, ребята, выпускники – они за единый экзамен. И я уверена, что большинство, если не 100%…

Анастасия Урнова: Я не могу вас не спросить: а на основании чего вы делаете такой вывод? Потому что, читая интернет, там страшные вещи пишут выпускники.

Виктор Панин: Да и вы статистику приводили.

Светлана Руденко: Статистику приводили. Я делаю этот вывод и по редакционной почте. Она изменилась. Еще 5–6 лет назад нас засыпали письмами гневными: "Отмените ЕГЭ! ЕГЭ разрушает отечественное образование! Это кошмар! Это ужас!" Сегодня как бы тон меняется, и таким писем все меньше и меньше. Вот буквально…

Анастасия Урнова: Вот интересно, в 2013 году было исследование – тогда получилось, что 90% учеников за ЕГЭ.

Всеволод Луховицкий: Ну, правильно.

Светлана Руденко: Я говорю на основании общения, на основании тех исследований, которые проводила наша газета, и на основании редакционных писем. То есть мои выводы – это то, что отношение детей… Они в большинстве за единый госэкзамен. И преподаватели тоже.

Виктор Панин: Знаете, к сожалению, "Учительскую газету" все-таки в первую очередь читают учителя. Давайте не будем тут врать. Ну, откровенно. Поэтому ученики, которые там что-то пишут в "Учительскую газету"…

Амет Володарский: Ученики одиннадцатых классов?

Анастасия Урнова: Да.

Амет Володарский: Ну, понятно. Потому что они готовились к ЕГЭ. А вы спросите учеников восьмых-девятых классов. Они скажут…

Анастасия Урнова: Они будут совсем по-другому говорить.

Амет Володарский: Конечно. Вы задаете вопрос ученику. В одиннадцатых классах они уже готовятся, их просто натаскивают.

Светлана Руденко: Ну да, возможно, конечно, они готовятся, в таком формате их готовят, я согласна. Я могу сказать, отвечая на ваш вопрос, что у ЕГЭ есть минусы…

Виктор Панин: Не готовят, а натаскивают. Вот это правильный термин.

Амет Володарский: Натаскивают.

Анастасия Урнова: Сейчас-сейчас, секундочку! Разберемся с "натаскивают".

Светлана Руденко: Безусловно, минусы есть, но плюсов больше. И за это время экзамен совершенствуется, совершенствуются контрольно-измерительные материалы, уходят ошибки. Не секрет, что были в КИМах и ошибки, и неточности, но за это время они выверены, они совершенствуются. За это время и экзамен изменился. Об этом говорили коллеги.

Амет Володарский: Вы знаете, правильно был поставлен вопрос. Может быть, это будет немножко уходить от темы. Вопрос: вообще для чего все это нужно?

Анастасия Урнова: Ну, это важный вопрос, фундаментальный.

Амет Володарский: А тут уже возникает вопрос: вообще нужны ли экзамены или не нужны экзамены? На мой взгляд, вот та скандинавская система, которая сейчас есть в Финляндии, Швеция на это выходит, она имеет под собой основу. То есть, если мы дадим возможность нашим школам все-таки больше самостоятельности в выборе учебных планов… То есть это должен быть не один учебный план, на мой взгляд. Конечно, нужно создать некую национальную идею, образовательную идею…

Анастасия Урнова: А что вы имеете в виду под их особенностью?

Амет Володарский: Секундочку.

Анастасия Урнова: Потому что, насколько я помню, в Швеции как раз общий экзамен тоже есть.

Амет Володарский: Секундочку. А как к нему идут – не имеет значения. Вы можете преподавать в музее, вы можете делать три урока в день, вы можете делать один урок в день. То есть учебный план, учебная программа выбирается…

Всеволод Луховицкий: Сейчас такое…

Амет Володарский: Нет, я понимаю, вы сейчас хотите про семейное образование и так далее.

Всеволод Луховицкий: Нет.

Амет Володарский: Можно я закончу? Сейчас-сейчас-сейчас. Можно я закончу? У нас все равно есть ФГОСы, которые школы, средние общеобразовательные школы обязаны выполнять. Вот если бы мы дали возможность школам… Мы говорим: "Вот некий минимум, который вы на выходе должны показать. А как вы, по каким учебникам, с грифом или без грифа…" Сегодня же ведь очень много школ обязаны иметь второй учебник. Например, один с грифом, который необходимо показать департаменту образования, а второй…

Анастасия Урнова: По которому они по-настоящему занимаются?

Амет Володарский: По которому они занимаются по-настоящему.

Анастасия Урнова: Всеволод и Ольга не соглашаются.

Амет Володарский: Таким образом, если мы дадим возможность школам…

Виктор Панин: За деньги родителей. Давайте не будем об этом забывать.

Амет Володарский: За деньги родителей. Если мы дадим школам право…

Анастасия Урнова: Больше свободы.

Амет Володарский: Больше свободы, творческой свободы. И дальше мы выйдем на следующую вещь. Во всем мире… Сейчас выяснили, ЮНЕСКО проводило срез у родителей: "Что вы хотите увидеть на выпуске из школы у своего ребенка?" Три вещи. Первое – самостоятельность, сказали родители. Креативность. И thinking skills, критическое мышление. Вот это три вещи, которые необходимы.

Анастасия Урнова: Сейчас давайте… Вот Всеволод явно не согласен.

Амет Володарский: Нет, ну понятно, что не согласен.

Всеволод Луховицкий: Я хочу уточнить. Понятно, потому что учитель, вероятно.

Анастасия Урнова: Ну, как бы учитель.

Всеволод Луховицкий: А от учителя что слушать?

Амет Володарский: Нет, я не в этом смысле.

Всеволод Луховицкий: Итак, первый момент, первый момент. В нынешнем ФГОСе, по сознательному действию создателей его, никакого содержания образования нет вообще. От этого стонут все учителя, от этого стонут родители, дети. Вместо ФГОСа реально как раз работает ЕГЭ, потому что раз нет содержания образования нигде, то КИМы работают как этот самый минимум. Произошло то, что было сделано… что делалось в России всегда – сверху сначала власть решила: "Дадим-ка мы некие ориентиры, а потом будем всю школу под них ломать". Это произошло. Сначала создаются КИМы. Сначала дети идут на ЕГЭ, а их программа учебная в начале 90-х… то есть в начале 2000-х абсолютно не соответствует им.

Виктор Панин: Точно.

Всеволод Луховицкий: Но самое-то интересное, что происходит сейчас. Когда наконец-то более или менее в большей части предметов, за исключением гуманитарных, даже в русском языке это почти уже произошло, почти уже…

Виктор Панин: Устаканилось.

Всеволод Луховицкий: Устаканилось. Я слышу не только сейчас этот конкретный законопроект. Я слышу от чиновников, журналистов, депутатов постоянные слова: "А дайте-ка мы чего-нибудь в ЕГЭ пореформируем".

Виктор Панин: "Поправим", да.

Анастасия Урнова: Вы хотите сказать: "Оставьте уже школьников в покое!"?

Всеволод Луховицкий: Главная идея. Школы сейчас, к сожалению, находятся в такой ситуации, что дунет ветерок – школа российская рухнет окончательно.

Виктор Панин: Абсолютно.

Всеволод Луховицкий: Благодаря последним 25-летним реформам. Оставьте в школе хотя бы ЕГЭ. Пусть он несовершенен, но хотя бы пять лет без каких бы то ни было реформ. Здесь говорили о том, что первые годы ЕГЭ были так называемой апробацией. Я не видел, хотя я очень внимательно следил, где мне предоставило министерство, какие-то органы предоставили объективный анализ результатов апробации. Я боюсь, что в будущем году нам скажут: "Прошла апробация устного экзамена ЕГЭ по английскому. Мы где-то что-то провели, и на этом дело закончилось". Вот самое страшное будет, если сейчас начнут еще "улучшать", и каждое "улучшение"…

Анастасия Урнова: Ольга, может быть, вы нам подскажете, как это происходит?

Ольга Котова: Как это происходит? Любые изменения в едином государственном экзамене объявляются накануне начала учебного года, по итогам которого…

Виктор Панин: Правильно, правильно! И вся страна лихорадочно к этим изменениям пытается приспособиться накануне учебного года.

Анастасия Урнова: То есть получается, что у выпускника год?

Виктор Панин: Это правда.

Ольга Котова: Никакой лихорадочности.

Виктор Панин: Ну, для вас – конечно!

Ольга Котова: Если более существенные изменения, например, как обсуждаемое введение устной части по русскому языку…

Анастасия Урнова: Это то, которое в тестовом формате уже в этом году проходит, верно?

Ольга Котова: Проходят несколько лет…

Виктор Панин: Коллеги…

Анастасия Урнова: Сейчас-сейчас, секунду!

Ольга Котова: Разработки и апробации, публичное общественное обсуждение, которое в настоящее время, кстати началось и достаточно длинный период будет идти.

Виктор Панин: Очень вовремя началось.

Ольга Котова: А дальше уже принимается решение о том, вообще вводить или не вводить. Говоря о школе, школа сейчас является собственно субъектом образовательного процесса и действует в ситуации относительной свободы. Никто не мешает школе проводить промежуточную аттестацию хотя бы по итогам каждого года обучения, смотреть в глаза учителю, смотреть в глаза детям, давая им те задания, которые, как считает учитель, отражают тот самый прогресс. Давать на этой основе содержательно…

Анастасия Урнова: В общем, они могут креативить относительно…

Виктор Панин: Коллеги, ну невозможно, ну невозможно!

Анастасия Урнова: Сейчас. И потом у меня будет вопрос. Да?

Виктор Панин: Невозможно вот это слушать, ей-богу!

Анастасия Урнова: Следующее слово ваше.

Виктор Панин: Да, мы сейчас пришли к общественному обсуждению, спустя 15–20 лет работы с единым государственным экзаменом. И те изменения, которые в механизме произошли, о которых мы говорим… Ну, смешно, ей-богу! Так же, как (вы уж меня еще раз извините) от "Учительской газеты" слышать про мнение учеников, которые присылают или не присылают что-то.

Но я хочу поддержать Всеволода в том, что он сказал, и вспомнить… А мы с вами должны прекрасно знать такой механизм, как тоннельное мышление. Что такое тоннельное мышление? Это когда человек какой-то одной идеей озабочен, идеей фикс. Вот у нас правительство такую идею фикс для образования и придумало – единый государственный экзамен. Его всем объявили, причем в таком добровольно-принудительном порядке, как у нас все в школе происходит, к сожалению. И создали механизм не обучения, а натаскивания. То есть образовательный план, образовательная практика…

Анастасия Урнова: Можно я задам вам вопрос? Потому что вы говорите слово "натаскивание" уже не первый раз за эту программу.

Виктор Панин: Натаскивание! Не первый раз, да.

Анастасия Урнова: Но, простите, я сдавала еще не ЕГЭ. И вы знаете, нас натаскивали на сочинение, нас натаскивали на изложение.

Виктор Панин: Вот! Здорово.

Анастасия Урнова: Нас натаскивали на билеты.

Виктор Панин: Здорово!

Анастасия Урнова: В чем разница-то?

За полтора месяца до проведения соответствующего тестирования начинается четкая работа с одним конкретным предметом по конкретным темам, и  дети забывают про все остальые предметы

Виктор Панин: Разница в чем? Во-первых, единый государственный экзамен в обязательном порядке предполагает сдачу ЕГЭ всего лишь по определенному набору. Ну, мы знаем этот набор предметов. Все остальные уже, в общем-то, не котируются. Это раз.

Второй момент. Даже промежуточная аттестация, о которой только что коллега сказала… Я в качестве примера приведу систему Департамента образования города Москвы, в которой существует так называемый Московский центр качества образования (МЦКО), который якобы независимо от Департамента образования…

Анастасия Урнова: Проводит тестовые экзамены.

Виктор Панин: …проводит какие-то исследования и тесты. Школа сама их заказывает. Ну, у меня дети учатся в школе московской, и я прекрасно знаю и вижу, как это происходит. За полтора месяца до проведения МЦКО соответствующего тестирования дети забывают про все предметы, понимаете, и начинается четкая работа с одним конкретным предметом по конкретным темам, которые наверняка будут.

Анастасия Урнова: Я так понимаю, как раз против этого и выступает министр образования.

Виктор Панин: Вот и все!

Анастасия Урнова: Любовь, вы хотели добавить. Обещала вам слово.

Любовь Духанина: Во-первых, хочу сказать, что мне, например, инструменты МЦКО как бывшему директору школы очень нравятся.

Виктор Панин: Мне тоже нравятся!

Любовь Духанина: И нравятся они не только потому, что они действительно качественные, но и потому, что впервые в стране появился инструментарий, который позволяет попытаться проанализировать, как дела у детишек с междисциплинарными знаниями.

Виктор Панин: А главное – независимо!

Любовь Духанина: Да, главное…

Виктор Панин: От системы департамента.

Любовь Духанина: Конечно, независимо.

Виктор Панин: Да, это очень важно. Независимо!

Анастасия Урнова: Я чувствую сарказм.

Виктор Панин: Конечно.

Любовь Духанина: Подождите секунду! Кроме обязательных, там есть вещи, за которые школа платит сама.

Виктор Панин: О да, конечно!

Любовь Духанина: И школа может выбрать. И я выбираю сама, и я использую сама. И результатами мы распоряжаемся сами, мы не обязаны их нигде размещать.

Виктор Панин: Так же, как и рейтинг.

Любовь Духанина: Это хороший инструмент, который позволяет все-таки где-то и облегчить труд учителя. Если мы действительно говорим об оценивании результатов ученика, то это, конечно же, не ЕГЭ, а это результаты его индивидуального роста. И здесь абсолютно правильный пример: если было 45 ошибок, а стало 25 – это по-прежнему двойка, но это великолепный результат.

Амет Володарский: И снова двойка. Личный рост, да.

Любовь Духанина: Когда мы говорим о том, что детям важны не только знания предметов, но такие компетенции, как коммуникативность и креативность, что мы с вами сейчас сделали уже? Мы фактически дали возможность детям, победителям олимпиад, поступать по результатам олимпиад.

Мы ввели подстраивающийся инструмент в объеме десяти баллов. И каждый вуз сам определяет, за что он даст эти дополнительные десять баллов: кто-то дает три за сочинение, два за значок ГТО, кто-то дает восемь баллов за победу в проектной деятельности. Здесь бы я сказала, что десять баллов надо превратить в двадцать, чтобы этот инструмент более существенно влиял на общий результат. Но то, что нам нужно сохранять возможность объективного и справедливого оценивания при поступлении в вуз – это точно так, потому что бюджетных мест у нас не так много.

Анастасия Урнова: Продолжая тему про объективное оценивание, Амет, как раз хотела к вам обратиться. И вот тут в продолжение интересный такой исторический пример. В 30-х годах отказались от тестовых предметов, от тестовых экзаменов. В том числе некоторые говорят, что это связано с тем, что в итоге тестов получалось, что самые отстающие ученики – это как раз такие классово близкие дети пролетариата и так далее.

Амет Володарский: Дело не в классовости. Дело в том, что в 30-е годы…

Анастасия Урнова: "Чуждые элементы"?

Амет Володарский: Дело не в классовости. Дело в том, что в 30-е годы перед страной стояла задача индустриализации, и нужно было найти креативных. Ну, не было тогда слова "креативных", а таких талантливых, творческих личностей, которые бы пошли в инженерные специальности. В Бауманском университете, например, я хочу сказать, сейчас не столько важен ответ в решении…

Анастасия Урнова: А скорее то, как ты к этому пришел. Я понимаю.

Амет Володарский: Алгоритм решения задачи. Ответ…

Анастасия Урнова: То есть дело не в том, что уходили от излишне объективного экзамена?

Амет Володарский: Да, человек должен был мыслить. Поэтому в 30-е годы в этом отношении правильно были поставлены приоритеты и правильно были поставлены задачи.

Виктор Панин: Сейчас у нас не те задачи стоят.

Анастасия Урнова: Соглашусь, сейчас не те же задачи стоят.

Амет Володарский: Более того, я хочу сказать, что у школы тогда было, как это ни странно (копните и посмотрите историю образования), меньше обязанностей перед Министерством образования, чем сегодня. Сегодня школы просто заполнены постоянными комиссиями, предписаниями и так далее. Чем директор занимается? Постоянно бегает и отчитывается. Завучи тоже этим занимаются. Не тот учебник выбрали, не под грифом…

Анастасия Урнова: Сейчас, секундочку подождите. Возвращаясь все-таки к экзамену. Мы говорим про то, что недостаточно можно оценить креативность и так далее. Но ведь масса открытых вопросов – что в истории, что в русском языке и так далее. Или я ошибаюсь? Сейчас вы меня поправите.

Амет Володарский: Как раз Всеволод Владимирович, мне показалось, немножко сам себе противоречит. Невозможно, когда мы говорим о прогрессе (а любая жизнь – это прогресс), невозможно зацементировать систему образования. Мы все равно…

Анастасия Урнова: Безусловно, движемся куда-то.

Амет Володарский: Мы все равно движемся вперед. И если наши предки рисовали на скалах, то сегодня мы уже рисуем…

Анастасия Урнова: Рисуем граффити.

Амет Володарский: Рисуем граффити, да. Ну, или в интернете. И так далее. То есть прогресс остановить невозможно, в том числе какими-то учебниками, грифами и так далее. Я уверен, что уважаемый преподаватель русского языка использует не только учебники с грифом Министерства образования. Я уверен, что в его библиотеке, в его арсенале есть и другие учебники.

Анастасия Урнова: Вот призовем Всеволода к ответу тогда как раз.

Всеволод Луховицкий: Нет, давайте разберемся. Когда я говорю о том, что необходимо оставить школу, детей и учителей в покое, я имею в виду не внутреннее развитие школы, а я имею в виду внешнее чиновническое управление, когда нам дают, как правило, все указания люди, которые либо когда-то, очень давно были в школе и оттуда ушли, либо которые никогда в ней не были. Это момент первый. Момент второй…

Анастасия Урнова: Про креативность все-таки и про открытые вопросы в тесте. Вы говорите, что…

Всеволод Луховицкий: Да, кстати! Не могу не сказать, что это уловка, которая допущена… Я ее поддерживаю искреннее. Уловка создателей, например, ЕГЭ по русскому языку, что у них нет тестов. Там произошла гениальная подмена! Они вместо… Сказали: "Тестов не надо? Тестов нет". Раньше был вопрос такой: "Выберите один из четырех вариантов: А, Б, В, Г. Обведите кружочком". Теперь даны те же самые четыре варианта, только там внизу линеечка и написано: "Напишите одно из этих слов". И это уже названо не тестом. Я искреннее преклоняюсь перед гениальностью людей, которые сумели уйти от тяжелой ситуации.

Я повторяю, что как раз таки ЕГЭ требует однозначных ответов. В ЕГЭ не может быть объективной оценки, если имеется открытый ответ для творческой работы. Обратите внимание: ни физики, ни химики, ни биологи (учителей я имею в виду) не выступают против ЕГЭ. Серьезные замечания к ЕГЭ идут…

Анастасия Урнова: У гуманитариев.

Амет Володарский: Химики выступают.

Всеволод Луховицкий: Может быть.

Виктор Панин: То есть за рассуждение оценку не ставить?

Всеволод Луховицкий: За рассуждение оценку ставить можно, но только в том случае, если ты знаешь лично этого ученика, знаешь, почему именно он стал говорить так. А то, что сейчас пытаются будто бы сделать творческие задания на гуманитарных предметах… Я знаю два гуманитарных предмета, русский язык и обществознание, потому что веду еще право в школе. Могу сказать, что это донельзя формализованные, абсолютно выбивающие у человека умение творчески мыслить задания. Дети приходят ко мне в восьмом классе, и я им предлагаю написать сочинение на любую тему, используя любые формы. Бери и сказку пиши! Бери и что хочешь пиши! Они мне говорят…

Анастасия Урнова: "А как?"

Всеволод Луховицкий: "А тезис надо написать? А вот один аргумент нам надо из литературы, а другой из жизни привести?" Вот это…

Амет Володарский: Ну, это хорошие дети.

Анастасия Урнова: Но все же это процесс натаскивания.

Всеволод Луховицкий: Они готовы для ЕГЭ.

Амет Володарский: Хорошо, что они знают, что есть тезисы.

Анастасия Урнова: Светлана, вы хотели что-то сказать? И вопрос у меня еще будет к вам.

Светлана Руденко: Коллеги, я хотела сказать… А сочинение? Мы забываем о сочинении. Оно же есть. Сегодня есть сочинение, где есть возможность оценить креативность, творческий подход.

Всеволод Луховицкий: Коллеги, сегодняшнее сочинение – это просто смех, потому что критерии для оценки даны такие обтекаемые, что я не могу себе представить ребенка, который по этим критериям… Там, например, фактически не работает критерий грамотности.

Анастасия Урнова: Ольга, может быть, вы нам подскажете, как непосредственно проходит оценка открытых вопросов? И есть ли какие-то "правильные" и "неправильные" вопросы? Меня еще очень интересует историческая сфера. Если мне, например, предлагается оценить, как прошла индустриализация времена Сталина…

Амет Володарский: Куликовская битва.

Анастасия Урнова: Куликовская битва. Я могу сказать: "Индустриализация – это очень важно, это вывело страну на новый уровень". А могу сказать: "Индустриализация была проведена сверху, это ошибочно, и до сих пор страна расхлебывает последствия". И как меня оценят в этой ситуации?

Виктор Панин: По Куликовской дата важнее.

Амет Володарский: А кто там – русские татар или татары русских?

Ольга Котова: Оценят вас по заранее объявленным критериям, они опубликованы. Оценят вас профессиональные эксперты. Мы говорим о том, что действительно ЕГЭ имеет свои ограничения. И вот этот элемент стандартизации и обеспечения равных условий всем участникам в данном случае работает.

Анастасия Урнова: То есть моя точка зрения не повлияет на мою оценку? Главное, чтобы там был аргумент, тезис?

Ольга Котова: Безусловно, не повлияет. Вопрос в том, что действительно в заданиях детально выписано, какой минимальный набор действий нужно проделать, сколько нужно… Не менее трех причин привести. Можно больше, но вот это…

Анастасия Урнова: То есть: "Аргументируйте свою точку зрения, приведите три тезиса"? Ну, условно.

Ольга Котова: Это тот минимум, который необходим. И все по умолчанию, какой бы учитель перед ними не стоял – вот такой замечательный учитель или другой, не менее замечательный учитель – все должны это задание видеть одинаково и находиться в равных условиях. Исходя из этого и идет оценивание.

Анастасия Урнова: Поняла вас. Давайте еще…

Ольга Котова: Не оценивается мнение…

Виктор Панин: А как же с примером, когда сочинение три учителя оценивают, и каждый свою оценку ставит?

Ольга Котова: Ну, если отделить лирические красоты от реальной жизни…

Виктор Панин: От чего? Кого будем отделять-то?

Ольга Котова: От реальной жизни. Не оценивается свое личное какое-то мнение, взгляды. То есть ситуации, что мое мнение будет противоречить какой-то предложенной разработчиками позиции – этого нет.

Анастасия Урнова: То есть главное – структура. Поняла.

Ольга Котова: Структура, аргументация, наличие всех необходимых моментов и так далее.

Всеволод Луховицкий: Но, к сожалению, это не совсем так.

Виктор Панин: Неубедительно.

Анастасия Урнова: Вот учителя спорят.

Всеволод Луховицкий: У меня в позапрошлом году выпускался одиннадцатиклассник – своеобразный молодой человек, которому очень не нравится стиль соцреализма в живописи.

Анастасия Урнова: И он его раскритиковал, видимо.

Всеволод Луховицкий: Он получил текст на русском языке о художнике Пластове. Конечно, это глупость с его стороны. Он стал дразнить гусей. Он написал, что вообще это не художник и незачем оценивать вот так высоко его творчество. Он получил, соответственно, за эту часть минимально, потому что есть, кроме всего прочего, такой красивый показатель – этическая ошибка в сочинении.

Амет Володарский: А он раскрыл тему? Ну, он же мог аргументированно раскрыть тему. Если он написал две фразы эти, то – извините.

Всеволод Луховицкий: Нет, этическая ошибка. Кроме того, конечно, он увлекся. Он не мог, понимаете, анализировать…

Анастасия Урнова: Не изложить свою глубокую точку зрения?

Всеволод Луховицкий: Да. Текст о художнике, который ему казался очень плохим, он не мог вот так строго…

Анастасия Урнова: А вот давайте больше поговорим непосредственно об учениках, потому что говорят, что современная форма итоговой аттестации вызывает какое-то максимальное количество стресса, и что для них (я имею в виду – для выпускников) это психологически тяжелее, чем это было для нас. Пожалуйста.

Светлана Руденко: Ну, я согласна. Когда я сказала… Я повторю свою мысль: и плюсы, и минусы. Среди минусов, конечно, вот это нагнетание, это момент стресса. Момент, с одной стороны, дающий вроде бы объективную картинку – наблюдение, видеонаблюдение. Не каждый ребенок спокойно может работать под камерой, согласитесь. И не каждому ребенку приятно, когда провожающий его ведет до туалетной комнаты.

Анастасия Урнова: Извините, перебью вас пока что. Есть небольшой сюжет о том, как современные выпускники справляются со сдачей выпускных экзаменов. Давайте посмотрим и обсудим.

Страшный сон выпускников школ – ЕГЭ. До основного экзамена еще пара месяцев, а школьники уже проверяют свои знания в Центре независимой диагностики.

Денис Молохов, заместитель начальника отдела Московского центра качества образования: Наша задача – полностью воссоздать ситуацию реального экзамена для того, чтобы в день написания своего выпускного экзамена ребенок не переживал, чувствовал свою готовность. Если у нас он выявит какие-то пробелы в знаниях, чтобы мог оперативно их исправить и на настоящем экзамене получить высокий балл. То есть мы стремимся к тому, чтобы никаких различий не было.

Между основным и пробным экзаменом действительно отличий нет. Жесткий контроль. На входе – металлоискатели и камеры хранения. В классах – видеонаблюдение. В коридоре – сопровождающие. С собой только паспорт и черная гелевая ручка. Регистрация, инструктаж – и вот они, запечатанные конверты с заданиями. На всё – три с половиной часа. На время теста сотрудники центра включают устройства, подавляющие сигнал сотовой связи. Шансы списать равны нулю. За любые попытки выгоняют.

– По сути, уже нам заранее говорили, что это все будет, как бы ничего такого не пронести. И остается вариант только – готовиться.

Даниил Кузнецов пробный тест проходит впервые. Сегодня сдает математику. Говорит, готовился к тесту полтора года.

Даниил Кузнецов, ученик 11-го класса: Я думаю, в каком-то смысле это давит морально по ученикам. Но по большей части это хорошо, чтобы ученики больше рассчитывали на свои собственные знания. В принципе, просто не нужно этого бояться.

Врач-психиатр Наталья Треушникова уверена: любой экзамен, даже тренировочный – стресс для школьника. И справиться с ним можно, только поменяв отношение к экзаменам.

Наталья Треушникова, президент Союза охраны психического здоровья: Стресс усиливается за счет того, что идет необоснованный такой прессинг со стороны и учителей, и родителей, когда детям ежедневно говорится о том, что они могут плохо сдать экзамены или вообще их не сдадут, что это самое главное, что есть в жизни, что в дальнейшем без этих экзаменов он не сможет учиться и работать, и от этого зависит вся его жизнь. Конечно, это нагнетает обстановку.

Если школьнику вовремя не оказать поддержку, то накопленный стресс в итоге может привести к заболеваниям, неврозам и депрессивным состояниям.

Наталья Треушникова: Если мы начинаем нагнетать и давить на ребенка, то ни в каком возрасте это не полезно. Это в любом случае приводит к стрессам, зачастую приводит к тому, что ранние экзамены в раннем возрасте, в начальной школе отвращают ребенка от учебы. Он не хочет идти в школу. Он чувствует себя там незащищенным. Он чувствует, что на него давят.

По мнению Натальи Треушниковой, справиться с экзаменами, кроме всего прочего, помогут поддержка со стороны родителей и режим дня, полноценный сон, время на отдых и правильное питание. А также вот такие проверочные экзамены в Центре независимой диагностики Московского центра качества образования.

Анастасия Урнова: Да, Амет, сразу огласите комментарий.

Амет Володарский: Да, как раз до этого эфира я хотел сказать, что, конечно, первым шагом было бы полезно для школ дать возможность в самих школах проводить ЕГЭ, хотя бы такой первый шаг сделать.

Анастасия Урнова: Вроде бы от этого специально уходили, чтобы искоренить возможность коррупции.

Амет Володарский: Нет, ЕГЭ. Я имею в виду ЕГЭ, потому что ведь работы вскрываются все равно день в день. И дать возможность те же самые пробные ЕГЭ тоже в своем же здании проводить. Поверьте, это бы настолько серьезно улучшило нервное состояние и родителей, и педагогов, и в первую очередь детей, что, я уверен, 70% вопросов мы бы сняли.

Анастасия Урнова: Любовь, есть шансы, что законодательно это пойдет?

Амет Володарский: Это дорого, наверное.

Любовь Духанина: Я считаю, что вообще ЕГЭ нужно вынести из системы образования.

Виктор Панин: О! Вот здесь поддерживаю! Двумя руками!

Любовь Духанина: Должны существовать независимые центры тестирования. Нужно дать возможность ребенку сдавать экзамен в своем темпе, в своем режиме, разрешить досрочную сдачу. Это направление, эту практику нужно развивать.

Анастасия Урнова: Вы невероятный либерал!

Любовь Духанина: И нужно разрешить вторую попытку.

Виктор Панин: Даже третью.

Любовь Духанина: Что беспокоит ребенка больше всего? Это, конечно, вот эта ситуация, когда он сдает один, и дальше следующий раз – только через год. Это, конечно, неимоверно сильное давление.

Анастасия Урнова: Но так было всегда. Почему это новый стресс?

Любовь Духанина: Да, неимоверно сильное давление на ребенка. И поэтому вторую попытку, второй шанс точно нужно давать. И конечно, очень внимательно нужно отнестись к позиции наших семей и детей, что невозможно подготовиться на хорошие баллы ЕГЭ, не занимаясь с репетитором. Вот с этой системой тоже нужно разбираться.

Анастасия Урнова: Вы считаете, что это не так?

Любовь Духанина: Если мы оцениваем результаты работы школы, результаты ребенка реально, которых он достиг в результате обучения в школе, то зачем тогда ему нужны репетиторы по всем предметам, которые он сдает?

Виктор Панин: Очень важную вещь Любовь Николаевна сказала!

Анастасия Урнова: Очень важную, безусловно. Да, сейчас, Всеволод.

Виктор Панин: Очень важную! Потому что ЕГЭ достаточно давно – практически с самого начала введения – превратился в бизнес, вы меня извините, околообразовательных, образовательных кругов и так далее.

Анастасия Урнова: Но зато прозрачный бизнес.

Виктор Панин: И мы все прекрасно знаем, как во многих школах учителя, не додавая… Вы меня извините, я опять буду сейчас на учителей ругаться, мне Всеволод скажет: "Опять тут на нас бочку катят". Не додавая по своему предмету в рамках предмета, в рамках тех часов, которые выделены, и в то же время предлагают за отдельную плату в карман где-то там проводить какие-то занятия. Таких случаев более чем достаточно, поверьте мне. С этим пытаются бороться, но пока эффективности в этой борьбе…

Анастасия Урнова: Я поняла. Всеволод, со знанием школьной программы реально сдать ЕГЭ? Я таких просто не видела.

Всеволод Луховицкий: Итак, давайте опять определим: ЕГЭ для чего?

Анастасия Урнова: Чтобы поступить в университет.

Всеволод Луховицкий: А! То есть оказывается – не для того, чтобы оценить уровень знаний школьной программы? Давайте различать…

Анастасия Урнова: Извините, я просто напомню, что когда ЕГЭ вводили, говорили, что большая проблема – что после школы очень сложно поступить в вуз, и вуз не должен требовать от ученика в два раза больше школьной программы. Было такое.

Любовь Духанина: Абсолютно верно.

Всеволод Луховицкий: Так вот, если ЕГЭ…

Любовь Духанина: Нам важно, чтобы экзамен был справедливый.

Всеволод Луховицкий: Извините. Если ЕГЭ для того, чтобы поступать в вуз, то тогда (я напомню, что всегда так было) вуз требует не просто рядового знания учеником низшего уровня программы. Точно так же раньше, когда не было ЕГЭ, были репетиторы, точно так же есть репетиторы. В основном они, кстати, при вузах и при МЦКО. Они готовят не для того, чтобы ребенок показал знания программы, а для того, чтобы ребенок показал…

Виктор Панин: Высокий результат.

Всеволод Луховицкий: Высокий результат. Это разные вещи.

Виктор Панин: Точно!

Всеволод Луховицкий: Когда ввели разделение на математику базовую и математику профильную, решено было очень много проблем.

Амет Володарский: Да.

Любовь Духанина: А кто инициатор?

Всеволод Луховицкий: Если бы аналогичная ситуация, например, была сделана с русским языком…

Анастасия Урнова: А инициатор перед нами, между прочим, стоит.

Амет Володарский: Любовь Николаевна.

Виктор Панин: Любовь Николаевна. Вы правильно сказали, что она невероятный либерал, понимаете. И мы рады, что у нас наконец такие люди в Государственной Думе.

Всеволод Луховицкий: Второй момент все-таки, второй момент. Замечательная идея – не один раз сдавать ЕГЭ. И несколько разных учреждений, которые готовят разные варианты ЕГЭ. И тогда пойдем дальше, и это будет логично, как опять же во многих странах европейских: каждый вуз получает несколько… Ребенок может послать в вуз несколько независимых вариантов тестирования, и вуз выбирает, какое для него лучше. Остается только один интересный вопрос: а эти независимые центры будут работать за счет бюджета?

Амет Володарский: Общественная аккредитация.

Анастасия Урнова: Светлана, обещала вам слово.

Амет Володарский: Есть такое понятие – общественная аккредитация, общественно-профессиональная.

Ольга Котова: Мы сами себе противоречим в этой ситуации…

Амет Володарский: Не противоречим.

Ольга Котова: …когда мы говорим о том, что разные центры, каждый разрабатывает что-то свое. А дальше должны сказать: дети натаскиваются в три раза больше. Значит, на каждое вот это свое надо специально готовиться. И с этой точки зрения…

Всеволод Луховицкий: Нет.

Амет Володарский: Ольга Алексеевна, смотрите, в советские времена учебник химии… Люди, которые поступали в МИТХТ или в Менделеевский…

Ольга Котова: Это разное.

Амет Володарский: Вот сейчас они все вспомнят, что у них всегда был под боком Хомченко.

Всеволод Луховицкий: Конечно, конечно.

Амет Володарский: Или в медицинский вуз. Я просто помню Хомченко. Я знал, как "Отче наш".

Любовь Духанина: Или по математике – Сканави.

Виктор Панин: Точно!

Амет Володарский: Да. Или по русскому языку – Розенталь и так далее. Но в учебных планах их даже близко не было!

Анастасия Урнова: То есть это более высокий уровень программы?

Всеволод Луховицкий: Они были со звездочками.

Амет Володарский: И я помню, как я сдавал экзамен в школе по химии, и мне поставили четыре. Знаете, только за что? За то, что мой преподаватель не знала эту формулу, которую я взял из Хомченко, получения углерода. Потом я ей принес и открыл в Хомченко. Она просто не знала.

Вот вам к вопросу о чем? О том, что должны быть независимые центры, которые готовят в Бауманский университет. То есть и готовят, и принимают экзамены. И главное – создают методички, по которым ребенок сможет подготовиться. Понимаете?

Анастасия Урнова: Вы знаете, у нас, к сожалению, заканчивается уже время, поэтому, Ольга, наверное, последний, финальный вопрос. Несколько советов. Мы сейчас на пороге ЕГЭ. Как ученику лучше всего к нему подготовиться? Кого же спрашивать, кроме как создателя и составителя.

Ольга Котова: Я начну с родителей, если позволите, чтобы не потерять ту важную мысль, которая была в показанном ролике. Очень важно, чтобы родители дома не нагнетали ситуацию и создавали правильную обстановку для ребенка. Предъявлять сверхтребования к своему ребенку и постоянно накручивать стресс – конечно, это не нужно.

Рособрнадзор проводил в течение месяца по всей стране акцию для родителей – пробная сдача ЕГЭ. Любой родитель мог прийти на пункт и пройти по сути путь, который должен пройти его ребенок: через металлоискатель, сдав телефон. Можно было попробовать не сдать телефон и посмотреть, как это будет. Сесть в аудиторию, посидеть под камерой. И это очень важно на самом деле.

А ребятам я хочу пожелать успеха. Готовиться. Посмотреть те ролики, которые были записаны разработчиками единого государственного экзамена по каждому предмету, там достаточно много конкретных рекомендаций по каждому предмету содержится.

Анастасия Урнова: Спасибо вам большое. Сегодня мы обсуждали очень сложную тему, она вызывает вокруг себя жаркие дискуссии последние 15 лет. Это тема единого особенного экзамена. Но, к сожалению, экзамен – это такая штука неотвратимая, сдавать придется все равно. Поэтому удачи всем, кого это ждет! Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Увидимся на Общественном телевидении России.

Почему споры вокруг ЕГЭ не утихают, и могут ли сосуществовать разные модели итоговой аттестации