Наталья Лебедева, медсестра Введенской участковой больницы, Курганская область: «В июле месяце я обратилась за медицинской помощью по поводу боли в суставах – и мне терапевт порекомендовал обратиться к ревматологу. Меня записали на 5 октября. 5 октября специалист ушел на больничный. Я обратилась за помощью в Департамент здравоохранения Курганской области – мне дали телефон главного врача областной больницы. К главному врачу я обратилась – главный врач мне сказал, что 70% сотрудников, врачей, у него находятся на больничном. В итоге пять месяцев я не могу попасть к ревматологу, получить лечение нормальное, которое бы мне помогло. Занимаюсь дома самолечением». Анастасия Урнова: Самыми уязвимыми в условиях пандемии оказались люди с хроническими заболеваниями. Об этом говорит и Всемирная организация здравоохранения, и многие отечественные эксперты. Все силы сейчас брошены на борьбу с коронавирусом – и это объяснимо. Но и другие заболевания никуда не делись, их надо лечить, а пациентов обследовать. Так как справляется система здравоохранения? В какой последовательности сегодня оказывается плановая медицинская помощь? И каково сегодня быть человеком с хроническим заболеванием? Обсуждаем в ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Анастасия Урнова. И вот мои гости: Гузель Улумбекова – эксперт в области организации здравоохранения. Считает, что губернаторы регионов должны бороться за увеличение финансирования здравоохранения – только это поможет справиться с возросшим потоком больных. Александр Серяков – врач-онколог. Уверен, что деньги есть; вопрос в том, как они доходят до медучреждений. Александр Саверский – занимается защитой прав пациентов. Считает, что сегодня здравоохранение не справляется с оказанием помощи «нековидным» больным. Анастасия Васильева – глава Профсоюза врачей. По ее мнению, ситуация в Москве и Санкт-Петербурге очень сильно отличается от происходящего во всей стране; причина – отсутствие средств. Мы продолжаем общаться со всеми нашими гостями онлайн – что поделать, коронавирус. Гузель, когда читаешь о том, что сегодня происходит в системе здравоохранения и как люди бьются за то, чтобы получить медицинскую помощь, у меня лично просто шевелятся волосы на голове. Так или иначе первая волна коронавируса прошла, вторая появилась. Можете ли вы назвать основные проблемы, с которыми сейчас сталкивается наша система здравоохранения? Гузель Улумбекова: Первая и главная проблема – это то, что у нас сложился еще до пандемии серьезный дефицит кадров, особенно выраженный в первичном звене здравоохранения. А теперь представим, что больных стало в два раза больше. Соответственно, и дефицит кадров очень выраженный. Более того, наши медицинские работники сегодня выгорают из-за огромной нагрузки. Часть из них болеют. А многие – 600 человек, а сегодня, наверное, уже это 650 человек – поплатились за это не только своим здоровьем, но и своей жизнью. Кстати говоря, это очень высокий процент по отношению к общему числу умерших. И вот для того, чтобы у нас были дополнительные медицинские кадры – врачи, средний медицинский персонал, нянечки, – для всего этого не только койки нужны, которые развернули, для этого нужно дополнительное финансирование здравоохранения. Для чего? Для того, чтобы поднять оплату труда тем, кто сегодня есть. Да, у нас есть «ковидные» выплаты, но этого недостаточно. Это было правильное решение президента. Но их недостаточно. У нас сегодня нищенские зарплаты медицинских работников. Кстати, именно поэтому – из-за высокой нагрузки, из-за бесконечных неоправданных требований – сегодня врачи не хотят идти в первичное звено. И единственное, что их может привлечь – это увеличение оплаты труда. А зарплата врачей сегодня, базовый оклад (это данные профсоюзов) – от 25 тысяч до 35 тысяч рублей, в зависимости от каждого региона. Анастасия Урнова: Жуткие цифры! Спасибо вам большое. Анастасия, в плюс к тому, что говорила Гузель. Мы знаем, что «скорых» сегодня не хватает. Сами врачи рассказывают о том, что… Это жуткие цифры, я хочу их назвать. В Магнитогорске «скорую» можно ждать до трех суток, в Челябинске – до пяти суток. В Перми «скорая» может ехать к вам сутки, реанимационных бригад в этом городе вообще нет. Минздрав отчитывается о том, что коечный фонд заполнен на 90%. Вот как эта ситуация влияет на людей, которые сегодня болеют, но не коронавирусом, а любыми другими заболеваниями? Анастасия Васильева: Разумеется, мы с вами все прекрасно понимаем, что им просто ничего не остается делать, кроме как принимать решения самим. Они, видимо, должны оставаться дома, потому что прийти в больницу и не получить медицинскую помощь, а получить еще дополнительную психологическую нагрузку – это еще хуже, к сожалению. И я не соглашусь: не 90% коек заполнено, а заполнено 200% (может, даже больше), потому что люди лежат в коридорах, и многие просто не могут попасть даже в те больницы, в которые они должны попасть. Поэтому сейчас это настоящая катастрофа. Это чудовищная ситуация с перезаполненностью коек и с отсутствием той доступной бесплатной и качественной медицинской помощи, которая гарантирована 41-й статьей Конституции. Анастасия Урнова: Александр Павлович, в начале программы мы смотрели ролик, и там нам рассказали о том, что 70% врачей находятся на больничном. Как такое вообще может быть? Или все эти люди болеют коронавирусом? Или они не хотят ходить на работу? Как это можно объяснить? Это в Курганской области. Александр Серяков: Анастасия, врачи – тоже люди. И врачи также могут болеть и коронавирусной инфекцией. Сейчас уже идет практически всплеск заболеваемости респираторными заболеваниями. Врачи могут на самом деле и выгорать на работе – те, которые работают в «красной» зоне. И сейчас реальный дефицит медицинских кадров – и не только врачей (я на самом деле с Гузелью полностью согласен), но и среднего, и младшего медицинского персонала. Получается так, что практически «вылетают» не только единичные врачи, а отделения и целые лечебные учреждения. Тем самым уже, так скажем, медицинское учреждение не готово к приему и к плановой медицинской помощи. Эта ситуация разная в разных регионах Российской Федерации: где-то хуже, где-то больше. Например, сейчас по COVID на первое место по смертности выходит всеми уважаемый наш город на Неве, культурная столица Российской Федерации, где высокий индекс смертности от COVID. Но также заболевают и врачи. Тем самым, так скажем, «вылетая» из работы, врачи не могут оказывать медицинскую помощь. Соответственно, это сказывается в целом на качестве оказания медицинской помощи не только «ковидным» больным, но и «нековидным» больным с хроническими заболеваниями. Это больные и онкологические, и кардиологические, и неврологические, и эндокринологические, и другие. То есть сейчас наша медицинская служба, наше здравоохранение работает на пределе. На самом деле забито порядка 90% коек, и резерв не очень большой. Тренд по увеличению заболеваемости COVID. Мы еще не знаем, во что это выльется. На самом деле мы понимаем, что было вчера, что сегодня. Но что будет завтра? Очень трудно прогнозировать ситуацию. Анастасия Урнова: Гузель, вы хотели что-то дополнить? Гузель Улумбекова: Да, я хотела дополнить. Мы знаем, во что это выливается. По данным Росстата… А у нас есть статистика, сколько у нас дополнительно смертей в нашей стране произошло по отношению к аналогичному периоду прошлого года. За восемь месяцев – плюс 71 тысяча смертей. Анастасия Урнова: Гузель, спасибо. У нас просто уже мало времени. Анастасия, я видела, что вы в ужасе от того, что слышите. Анастасия Васильева: Я не просто в ужасе. Я хочу сказать, что, понимаете, люди, которые ответственны за деньги, они должны сейчас просто зубами выгрызать деньги на жизнь наших людей. Когда один медицинских работник, один врач на 400 больных – ну о каком диагнозе может идти речь? Они лежат… Вот сейчас Александр сказал, что они лежат с легкими симптомами. А откуда вы знаете, что они вообще легкие-то? Понимаете, они даже до КТ не доехали, скорее всего, потому что там просто нет рук, которые возьмут эту каталку и довезут. Александр Саверский: Я говорю о данных Минздрава. А по моим данным картина подтверждается, если вам интересно. Анастасия Васильева: Мы сейчас говорим про реальную ситуацию. Александр Саверский: А я о чем говорю? О жизни на Марсе? Анастасия Васильева: Мы адекватные люди. Мы прекрасно понимаем, что данные статистики – ну, они есть, они официальные, но они крайне заниженные. Я никогда не поверю в то, что 90% коек заполнены. Я никогда не поверю в те цифры, которые вы озвучили. Потому что я была в этих больницах. Я вижу, какой там ужас… Александр Саверский: Я общаюсь с пациентами, я общаюсь тоже с пациентами довольно много, просто постоянно. У меня сейчас идет общение нон-стоп. Александр Серяков: Коллеги, позвольте слово молвить по поводу финансирования. Анастасия Урнова: Давайте прямо коротко. У меня к вам еще очень много вопросов. Александр Серяков: Да, коротко. Недавно наш премьер Мишустин сообщил, что уже на «корону» потрачено где-то 142 миллиарда рублей. В этом году на онкологию выделено порядка 300 миллиардов рублей. У нас есть так называемый Фонд благосостояния нашего народа, он исчисляется триллионами – 12,7 триллиона рублей, если мне не изменяет память. На самом деле деньги есть. Другое дело – как они доходят до потребителя, до регионов? В каждом регионе тоже есть потребители, минздравы областные, больницы областные, центральные, районные больницы. Деньги в России пока еще есть, слава богу, пока не исчерпался наш золотовалютный запас в связи с этой пандемией. Это форс-мажорная ситуация. На самом деле как они расходуются, как они доходят до потребителя – это пока еще вопрос. Анастасия Урнова: Будем надеяться, что нас услышат. А как получить медицинскую помощь людям, которые не болеют коронавирусом, – обсудим буквально через несколько секунд. Не переключайтесь. Александр Павлович, опишите, пожалуйста, ситуацию, в которой сейчас находятся онкологические больные. Мы много слышим, что там серьезные проблемы. Александр Серяков: Проблемы существуют. И на самом деле, я думаю, выписали уже практические клинические рекомендации по ведению онкологических больных в период пандемии коронавирусной инфекции. Понятно, что неотложная помощь оказывается быстро, скоро, но не всегда и не везде это очень оперативно, потому что та же самая скорая помощь может не приезжать днями. Не только 20 минут после вызова, а днями может не приезжать. И эти случаи пестрят во всем Интернете, в любых регионах Российской Федерации. Сейчас онкологическая помощь нашим больным, если реально показана неотложная радикальная операция, выполняется. В целом финансирование онкологии идет. Опять же все наши лечебные учреждения, работающие по профилю «онкология», работают ну почти, так скажем, в штатном режиме. И мы не можем, не имеем права переводить сейчас на COVID областные онкологические диспансеры, потому что там остается только, допустим, областная больница. Анастасия Урнова: Александр Павлович, то, что вы рассказываете, на самом деле очень воодушевляет. Я здесь вас перебью. Я хочу показать историю девушки, которой не успели оказать плановую помощь. И хочется понять, почему так могло произойти. Голос за кадром: «О своем диагнозе Анжела узнала весной 2019-го. Оказалось, что боли в правом боку вызваны метастазами онкологического заболевания. В клинике, где 48-летняя женщина проходила обследование, ей назначили химиотерапию. Получала ее в медучреждении по месту жительства – в Калининграде. После первых сеансов Анжеле стало значительно лучше. Родные и знакомые говорят, что она не собиралась сдаваться, хотя восстановление давалось трудно. До пандемии лечение шло по плану: неделя подготовки к процедурам, неделя терапии. Однако в начале июня 2020-го Анжеле понадобилось на несколько дней уехать в Санкт-Петербург. А по возвращении из Северной столицы ее посадили на двухнедельный карантин, и очередной сеанс химиотерапии пришлось пропустить. Уже через неделю самочувствие Анжелы резко ухудшилось, боли обострились. Она умерла…» Александр Серяков: Анастасия, на самом деле такие примеры есть в каждом регионе Российской Федерации. И риск умереть у онкологического больного выше в популяции, чем у других людей, которые подхватили коронавирусную инфекцию. Сейчас в среднем летальность от коронавирусной инфекции – 3,9%, а для онкологических больных – 7,6%. А, допустим, для других хронических заболеваний – сердечно-сосудистых, сахарного диабета – еще выше летальность. Поэтому… Анастасия Урнова: Александр Павлович, мне кажется, что в этой истории важно то, что девушке не оказали медицинскую помощь, потому что ее посадили на карантин из-за того, что она приехала из опасного региона. Я в этой истории хотела бы разобраться. Александр Серяков: Я согласен с вами, да. Важно на самом деле выполнение сроков в онкологии, выполнение протокола лечения. Анастасия Урнова: А чья это ошибка, что сказали: «Нет, вы на карантине, мы вам не поможем»? Это общепринятая практика или локальная ошибка? Александр Серяков: Это нонсенс. Сейчас стараются онкологи, онкологическая служба… Например, в том же самом институте Герцена горячая линия. То есть – быть в контакте со своими пациентами, назначать схемы лечения, и необязательно, допустим, для внутривенного введения, но и для перорального, для приема внутрь препаратов. Сейчас мы обучаемся все «с колес». То есть мы не знали, что такая пандемия будет. Онкологическая служба не была готова, другие службы не были готовы. И сейчас практически каждый из нас учится ежедневно, в том числе на своих ошибках. Анастасия Урнова: Поняли вас. Спасибо большое. Александр Серяков: Эти огрехи существуют. Анастасия Урнова: Ну, сложно, конечно, огрехом называть в итоге смерть человека. Ну, будем надеяться, что их будет становиться все меньше и они исчезнут совсем. Анастасия, еще весной медики предупреждали, что карантинные мероприятия приведут к всплеску обострений хронических заболеваний и смертей. Этот прогноз сбылся сегодня? Анастасия Васильева: Конечно, сбылся, разумеется. Мы видим повсеместно, что пациенты просто от безысходности даже иногда не обращаются в медицинские учреждения, потому что понимают, что они будут долго сидеть в очереди либо не получат помощь, потому что их больница просто закрыта или перепрофилирована на коронавирус. Поэтому, конечно, ситуация усугубилась просто в разы. И я боюсь, что в ближайшее время, если наша политика государственная по финансированию здравоохранения не изменится, то, к сожалению, нам ничего лучшего ждать не придется. Анастасия Урнова: А есть ли понимание, что человеку делать, если он не может попасть к врачу, если его ближайшая больница закрыта? Или сейчас только умирать и рассказывать о себе в соцсетях? Анастасия Васильева: К сожалению, я скажу: если у человека есть деньги, то, разумеется, ему надо обращаться в частную клинику. Ну, к сожалению, тут другого выхода нет. И тут еще один способ – гласность. Те люди, которые громче, конечно, они получают эту помощь. К сожалению, другого выхода сейчас просто нет. Ну или мы помогаем. Мы стараемся всегда помочь как можем. Анастасия Урнова: И еще обращаться к вам. Да, Гузель. Александр Серяков: Анастасия… Анастасия Урнова: Сейчас, секундочку! Гузель просила слово. Александр Павлович, я вас перебью. Гузель давно просит слово. Да, пожалуйста. Александр Серяков: Хорошо. Гузель Улумбекова: Значит, то, что касается «потратить деньги в частных клиниках». Первое – надо понимать, в какой стране мы живем. У нас сегодня реальные доходы населения, по прогнозам того же Минэкономразвития, падают. То есть денег в кошельках у народа остается меньше. Более того, у нас в стране 13%, или 20 миллионов бедных. И их число еще будет увеличиваться. У нас в стране 50% населения живет на доходы менее чем 27 тысяч в рублей в месяц. А это означает, что они должны… на детей потрать, на ЖКХ потрать, на еду потрать. Что останется на медицинскую помощь? И именно поэтому, чтобы ответить на чаяния нашего народа, чтобы ответить на те вызовы, которые сегодня, во время эпидемии, понимая, что наши люди нищают, очень важно увеличение бесплатной медицинской помощи. Да, сделали один шаг. Да, добавили деньги –2018 год и 2019 год… то есть 2019 год и 2020 год, в том числе на коронавирусную инфекцию. Но этого недостаточно. И поэтому сегодня все экспертное сообщество обращается к вам. Губернаторы, Национальная медицинская палата! Если Национальная медицинская палата сегодня… Вот то, что я услышала, как я уже сказала. Если она говорит так – значит, она не выполняет свою миссию. Губернаторы, за которыми стоят люди. Мы с вами, эксперты, я думаю, мы все сходимся в одном. Вот очень важно доказать Правительству Российской Федерации… Кстати, думские фракции тоже должны об этом думать. У них выборы через год. Их никто не выберет, люди их не выберут. На них люди надеялись, которые в регионах живут. Совет Федерации – это бывшие губернаторы, они-то уж точно знают. Ладно нынешние боятся слово сказать, но бывшие-то губернаторы, которые сейчас в Совете Федерации, сенаторы – они же знают, что за ними люди стоят. Вот давайте решать и отвечать на чаяния российского народа. Тем более численность населения страны в этом году сократится на 300 с лишним тысяч человек. Анастасия Урнова: Очень бы хотелось, чтобы вас услышали, разумеется. Александр, скажите, пожалуйста, а как сегодня попасть на лечение в стационар с обычным заболеванием, не коронавирусом? Очень много люди жалуются на то, что нужно собрать одновременно такое количество справок, единовременно действующих, что это практически невозможно. Один только тест на коронавирус семь дней действует. Раз! – и все уже просрочено. Александр Саверский: Совершенно верно. И как раз масса барьеров, созданных новых правил, опять же на коленке, к сожалению, они противоречат и порядкам, которые были приняты и разрабатывались много лет, и стандартам. В общем, на самом деле разрушено практически все то, что было создано. Можно сказать, что права не действуют. То есть скажи сейчас сходить к прокурору – это вызовет недоумение и пожатие плеч. И совершенно ясно, что ничего из того, что было… Та система правоотношений, которая была создана до этого года, она практически не работает. Поэтому это – новая реальность. Это – хаос. Это – абсолютно полное перестраивание и перекраивание всей системы. И я повторю, что совершенно неочевидно, что в этом есть вообще какое-то основание серьезное. Потому что все, что сломано, оно сломано, в общем-то… Ну да, это ОРВИ с какими-то некоторыми своими особенностями. Но это не чума, не оспа и не лихорадка какая-то страшная и ужасная. Понимаете, это ОРВИ. У нас в мире миллион потерь. Но у нас 3 миллиона теряется от пневмоний тоже каждый год как бы. Поэтому ничего на уровне «ужас-ужас» не происходит, из-за чего мы теряем… Эти дополнительные смерти, о которых Гузель Эрнстовна сказала, там из 70 только 20 с небольшим тысяч – чисто COVID, а 50 – на самом деле от новых причин. А новые причины у нас – это, извините, как раз локдаун, это депрессии, самоубийства, алкоголизм, как раз неоказание помощи. Это маски, кстати говоря. Вот эта смесь гремучая как раз приводит к этим дополнительным причинам смерти. И если сейчас все это усиленно опять будет… Я опять напоминаю: у нас сезонные ОРВИ. Система просто забита… Анастасия Урнова: Вы настоящий ковид-диссидент. Александр Саверский: Я не ковид-диссидент. Посмотрите интервью Филатова Николая Николаевича, бывшего главного эпидемиолога Москвы. Он говорит: «Я вообще не понимаю, что творят власти». Анастасия Урнова: Я, к сожалению, не могу дальше развивать дискуссию о том, есть ли COVID на самом деле или нет. Хочется поговорить про тех людей, которые продолжают сейчас болеть. Александр Павлович, когда мы готовили эту программу, стали собирать истории по стране. Я приведу несколько из них. Женщина-пенсионерка из Волгоградской области, Наталья Дорожная. Она с трудом передвигается. Очень долго старалась получить плановую операцию. Наконец-то получила. У нее деформирующий артроз тазобедренных суставов. Очень ждала, естественно, вмешательства медицинского. Но все отменилось по причине COVID. Вот что в такой ситуации делать? Продолжать сидеть на месте, потому что натурально не можешь ходить? Или на что-то можно рассчитывать? Александр Серяков: Анастасия, на самом деле здесь на помощь приходят звонки, так скажем, как в передаче «Как стать миллионером?» – звонок другу. А «звонок другу» должен быть для нее сейчас – министр области, в том числе министр здравоохранения Российской Федерации. То есть об этом должны знать все – о ее беде. Анастасия Урнова: Но вы же понимаете, что это невозможно. Александр Серяков: Это возможно. Есть горячие линии. Александр Саверский: В масштабах страны это просто смешно, это не будет работать. Понимаете? Александр Серяков: В этом плане на самом деле хотел бы поднять вопрос – то, что говорили Анастасия и Гузель – насчет роли частных клиник сейчас, в период пандемии. Частные клиники готовы подставить свое плечо, но региональные ФОМСы не выделяют тарифы. Частные клиники могут взять целый ряд больных на себя, в том числе и больных с деформирующим артрозом, и онкологических больных, и кардиологических. Но есть такое указание на уровне региональных минздравов – не выпускать тарифы из своего региона. Почему? Это единственный рычаг, так скажем, повышения зарплат врачей и среднего медперсонала в своем регионе. Анастасия Урнова: Анастасия, вы знаете, может быть, что делать? Или почему так? Анастасия Васильева: Я хочу сказать, что здесь самое главное – человеческая жизнь. Вот мы сейчас все рассуждаем про финансирование частных клиник, государственных клиник и так далее. Дело в том, что, понимаете, звонить на горячую линию – это, вы совершенно правы, абсолютно бесполезно. Это потерянное время, нервы. И, наверное, то время, которое осталось этому пациенту. Вот он может выжить, а может не выжить. И поэтому я абсолютно понимаю и знаю, что когда перед человеком стоит выбор… Вот ты можешь сейчас помереть. Ты не знаешь, что с тобой происходит. Ты не можешь попасть в поликлинику и в больницу, но у тебя есть возможность попасть в частную клинику. Это нужно делать. И нужно развивать этот сегмент (я абсолютно в этом уверена), чтобы были конкурентоспособные государственные и частные клиники. Это, может быть, в данном случае не очень сильно влияет на ситуацию с коронавирусом. Но я знаю очень многих своих… Александр Саверский: Это точно повлияет на ситуацию с коронавирусом. Более того, наоборот, как раз сейчас мы прекрасно видим, что система не способна, как армия, отвечать на вызовы, как раз из-за всего этого нагромождения, потому что врачи оказались в частном секторе. Вы не можете управлять… Анастасия Урнова: Давайте дадим Анастасии закончить, пожалуйста. Александр Саверский: Вы не можете управлять дивизиями, которые у вас, извините, на договоре, то есть: «Хочу – пойду, буду воевать. Хочу – не буду воевать». Анастасия Урнова: Александр, поняли вас. Давайте дадим Анастасии закончить, пожалуйста. Анастасия Васильева: Я хочу сказать еще раз, что у нас есть Москва, Санкт-Петербург, Екатеринбург – это крупные города, где люди действительно с высоким достатком и могут попасть в частные клиники. Как правильно сказала Гузель, я абсолютно с ней согласны, что у нас практически все, 98% – они не могут потратить столько денег на свое здоровье. Но этот частный сектор нужно развивать, чтобы у них была такая возможность. Для этого нужно, разумеется… Александр Саверский: Мы государственный не можем развить, а еще частный будем. Замечательно! Анастасия Васильева: Мы сейчас говорим… Был задан вопрос: что делать? Александр Саверский: Во время эпидемии развивать частный сектор? Ну, Анастасия, я вас умоляю! Вы о чем? Анастасия Урнова: Мы поняли, что развитие… Александр Саверский: В Испании сделали просто – они просто приватизировали… национализировали частный сектор. Вот это государственное решение. Анастасия Васильева: Вы не дали мне договорить. Подождите секундочку. Вопрос не в этом, а в том, что у нас действительно частный сектор… У нас государственные учреждения, бюджетные, научные, в них есть платные исследования, так же как и в государственных больницах. Это неправильно. Нужно консолидировать все эти доходы в одном месте, чтобы те люди, которые могли бы пойти в частную клинику, они могли бы также получить это и в бюджетном учреждении. А потом уже, конечно… Я сказала сразу, что это не в коронавирусной ситуации. Надо, чтобы у человека был выбор. Сейчас у него выбора нет: либо он умрет, либо он должен, извините, продать почку, как говорит моя дочь. Ну, другого выбора нет. Что делать? Анастасия Урнова: Анастасия, спасибо большое. У нас просто буквально уже несколько минут осталось. Гузель, еще есть проблема. Мы говорим в том числе про частную медицину. С серьезными проблемами сталкиваются те, кто болеют COVID, если у них появляются еще какие-то заболевания. Например, девушка в Москве столкнулась с тем, что она сидит на карантине, у нее подтвержденный коронавирус, и при этом у нее параллельно начинается сильнейший лактостаз. Мы все понимаем, что это очень неприятное болезненное заболевание с температурой, болями и так далее. И от нее отказываются все врачи, включая тех, которые работают в частных центрах. Вот что делать, если сидишь с «короной» дома, а у тебя почки, лактостаз, что-то еще? Кто лечить будет? Гузель Улумбекова: Что делать на системном уровне – я вам уже сказала. Чтобы хватило денег на оказание бесплатной медицинской помощи и в государственном, и в частном секторе, нужно увеличивать финансирование здравоохранения, потому что это дополнительные мощности. Анастасия Урнова: Но здесь просто к тебе никто не придет. Ты сидишь на изоляции с коронавирусом. Гузель Улумбекова: Анастасия, дайте закончить, я сейчас закончу. У нас с вами есть еще такие нахлебники – страховые медицинские организации. Якобы они получают деньги за то, что защищают права пациентов. Трубку в руки – и звонить в страховую медицинскую организацию, в которой она застрахована. Вот пусть она и выбивает. Александр Саверский: Пусть она и лечит. Страховщики всех вылечат, ага. Анастасия Урнова: Но мы же понимаем, что врач… Гузель Улумбекова: Понятно, что она ничего не добьется. Я согласна с вами. Александр Саверский: Так если нет ничего, то какие страховщики? Гузель Эрнестовна, я вас умоляю! Гузель Улумбекова: Ну тогда скажите вы. Анастасия Урнова: Александр, а что бы вы предложили? Что делать? Александр Саверский: Так сейчас уже ничего не поможет. Анастасия Урнова: Что же, нам всей страной лечь и умереть? Александр Саверский: На самом деле ничего не поможет, если только вы не уберете панику. Еще раз повторяю. Пока вы этого не услышите, вам ничего не поможет. Ни деньги не помогут… Гузель Улумбекова: Так, стоп! Александр Саверский: Вы будете просто заливать… Гузель Эрнстовна, давайте конкретно – про деньги. Я с вами не спорю… Анастасия Урнова: Коллеги, у нас буквально 30 секунд осталось! Прямо очень коротко. Александр Саверский: Деньги? Но кадры от этого у нас не появятся, понимаете? Гузель Улумбекова: Появятся, появятся! Дайте нормальную зарплату! Александр Саверский: Их просто нет. Понимаете? Гузель Улумбекова: Появятся! Из фармы придут, из частного сектора. Александр Саверский: Да-да-да! Из фармы? Вы о чем? Гузель Улумбекова: Это азбука! Анастасия Урнова: Господа, у нас, к сожалению, закончилось время. Как обычно, когда мы говорим о здравоохранении, все упирается в финансовый вопрос. Будем надеяться, что деньги когда-нибудь в здравоохранении появятся. Будьте здоровы! Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Подписывайтесь на наши социальные сети и оставайтесь на Общественном телевидении России.