«Учителя не имеют себе равных в той роли, которую они играют в жизни детей». Джон Портер Юрий Алексеев: Программа «ПРАВ!ДА?» в эфире Общественного телевидения России. Здравствуйте! Меня зовут Юрий Алексеев. И вот о чем будем говорить сегодня: Президент России предложил запустить программу «Земский учитель»: с 2020 года педагоги, переезжающие работать в отдаленные населенные пункты, будут получать «подъемные» в размере миллиона рублей. Воспользоваться этим предложением смогут как молодые учителя, так и опытные педагоги. Программа «Земский учитель» повторит работающую с 2012 года программу «Земский доктор» – за время своего существования она позволила привлечь в села и малые города около 29 тысяч врачей. Юрий Алексеев: С помощью миллиона государство хочет вдохновлять учителей переезжать в глубинку. Правда, особо дотошные посчитают: если программа «Земский учитель» будет аналогична программе «Земский доктор» и будет длиться 5 лет, мы этот миллион поделим на 5 лет, потом на 12 месяцев – и получится, что в месяц вот этот бонус составит всего 16 666 рублей. Ну, уже не так солидно, конечно, звучит, как миллион, но все-таки миллион будут платить разово. Сергей Геннадьевич, на ваш взгляд, благодаря этому миллиону ситуация изменится, поедут учителя в глубинку, дабы учить и образовывать детей? Сергей Косарецкий: Мне кажется, это очень важная инициатива, но чрезмерного оптимизма я бы не испытывал. Надо сказать, что похожий проект реализовывался где-то в 2011 году. Юрий Алексеев: С учителями? Сергей Косарецкий: Тогда платили 500 тысяч для того, чтобы молодые люди двинулись в сельскую местность, в глубинку для работы в школах. И количество людей, которые приняли такое решение, было невелико. Я считаю, что эта инициатива будет хороша, если она будет подкреплена дополнительными мерами и увязана с еще рядом решений, которые сегодня планируются в отношении школ, и те, которые не планируются, но необходимо осуществить. Юрий Алексеев: Всеволод Владимирович, ваше мнение? Вы соглашательски кивали, когда мы тут вели математику и 16 666 в месяц получилось. Всеволод Луховицкий: Как раз я, по-моему, раньше всех посчитал это дело и сообщил какому-то из СМИ. Я думаю, что нынешнее заявление президента и соответствующие все действия очень хорошо характеризуют общую нашу политику в области образования. Берется одна проблема из комплекса, очень громко об этом заявляется и потом рассчитывается на то, что именно это решит проблемы. Почему именно учителей сельских поддерживать? Проведены исследования. А известно ли, сколько школ сейчас закрывается? Приедет учитель на село, получит миллион, через два года в его школе окажется десять детей, и их спокойно закрывают, как сейчас закрывают массово, например, школы в ряде регионов Карелии. Юрий Алексеев: Логично, есть чего опасаться. Татьяна Викторовна, Общественный народный фронт проводил некие исследования. Татьяна Половкова: Да. И согласно нашим исследованиям, более половины сельских учителей говорят о том, что они работают в условиях отсутствия от одного до десяти предметников. Это, конечно, страшные цифры. У нас учителя рассказывают, что они ведут по 6–7 предметов, причем не по своему желанию, а так вот складывается жизнь. Конечно, это замечают и дети. То есть школьники в наших опросах также говорят о том, что хорошо бы, чтобы у учителя была достойная зарплата, больше времени на работу, чтобы было больше времени на повышение квалификации. Если возвращаться к теме миллиона – ну, здесь на самом деле играет роль именно единоразовостость выплаты… Юрий Алексеев: Про миллион чуть попозже. Чтобы далеко не уходить, вот это статистика ОНФ. Она прошлогодняя, потому что новых исследований не проводилось. Укомплектованность школ учителями: 52% опрошенных сказали, что в школе есть все педагоги; 37% – не хватает педагогов по 1–3 предметам; 8% сказали, что не хватает педагогов по 4–5 предметам; не хватает педагогов более чем по 5 предметам – сказали 3%. Это и сельские школы, и городские школы. Татьяна Половкова: Абсолютно верно, это все. Всеволод Луховицкий: А можно уточнить один вопрос? Это с учетом современных нагрузок учителей? Юрий Алексеев: Татьяна Викторовна? Всеволод Луховицкий: Это при том, что учителя ведут в среднем по полторы-две ставки? Татьяна Половкова: Да, совершенно верно. Всеволод Луховицкий: То есть надо это умножать все на два по-хорошему? Татьяна Половкова: Мы задавали вопрос учителям и относительно объема нагрузки, и относительно того объема нагрузки, который они выполняют, неаудиторной: скажем, работа с родителями, заполнение тетрадей и так далее. То есть вот это количество именно учебных предметов: физика, математика, химия и так далее. Всеволод Луховицкий: То есть это надо реально все увеличивать в два раза. Если бы учителя работали, как это положено, вели по одной ставке часов, то эти все цифры… не хватало бы гораздо больше. Юрий Алексеев: Если в два раза, то как тогда считать вы предлагаете эту статистику? Всеволод Луховицкий: Ну как? «В школе есть все педагоги». Это значит, что примерно 25%. Юрий Алексеев: То есть не увеличивать, а уменьшать, наоборот, в два раза? Всеволод Луховицкий: Да, уменьшать, конечно. Потому что если в школе есть, например, один педагог, ведущий 40 часов, русский язык, то я считаю, что в школе не хватает педагога, который должен был бы вести еще один хотя бы русский язык на 20 часов. Юрий Алексеев: А объясните мне… Да, пожалуйста. Сергей Косарецкий: Я бы немножко посмотрел на ситуацию иначе – с учетом специфики как раз сельской школы. Потому что там, если педагог хочет получить ту нагрузку, которая позволяет ему получать приличную зарплату, он как раз заинтересован в том, чтобы вести не только больше часов, но и больше предметов. Сегодня специфика сельского педагога: он вынужден вести несколько предметов, чтобы получать достойную зарплату в связи с малокомплектностью. Поэтому привлечение педагогов в школу в рамках этой инициативы предполагает, что фактически этот педагог должен работать как универсал. Юрий Алексеев: Всеволод Владимирович, вам есть что ответить? Всеволод Луховицкий: Да. То есть это обозначает, что нынешней зарплаты учителя не хватает на то, чтобы учитель мог вести ставку часов и при этом прилично жить? Сергей Косарецкий: Да. Всеволод Луховицкий: Вот давайте просто расставлять все точки. Вот именно так. Юрий Алексеев: Прилично жить? Мне очень понравилась формулировка. Потому что из уст чиновников часто слышишь формулировку «достойный уровень зарплаты». А что такое достойный уровень зарплаты? Вообще никто не понимает… Ну, все понимают, и все понимают степень лукавства по поводу этой формулировки. Всеволод Луховицкий: Еще в 2012 году Институтом изучения уровня жизни было проведено исследование по зарплатам учителей, чтобы был как раз достойный уровень жизни. Есть оно на сайте, известно. Вот уже тогда говорилось, что учитель за 18 часов должен иметь по тем деньгам в районе 40 тысяч рублей для того, чтобы иметь достойный уровень жизни. Сейчас в Думе уже внесен законопроект ряда депутатов, которые предлагают в Трудовой кодекс внести норму о том, что минимальный размер ставки часов, то есть 18 часов без каких бы то ни было северных, сельских и так далее, и так далее, должен быть не меньше двух минимальных размеров оплаты труда. Юрий Алексеев: Прошу прощения. А если вернуться к миллиону, Анатолий Маркович, ваше мнение на этот счет – только ли миллион поможет, и поможет ли в принципе как-то сдвинуть ситуацию? Анатолий Цирульников: Словосочетание «Земский учитель». Ну, для того чтобы этот миллион как-то выстрелил, конечно, правы коллеги, которые говорят, что там целый комплекс мер нужен. Но – словосочетание «Земский учитель». Земств, как вы знаете, нет уже много десятилетий. Юрий Алексеев: Ну, программа должна красиво называться. Есть «Земский доктор». Анатолий Цирульников: Нет, это очень существенно. Его нет. Кроме того, земство связано… оно возникло, как известно, в оттепель XIX века, в 60-е годы, и оно возникло, так сказать, на подъеме духовном, таком мощном, на мощном общественно-педагогическом движении, на реформах известного министра народного просвещения Головина и так далее. И само земство, его устройство, те школы, которые оно открывало, и не только школы, но и народные дома, и библиотеки, и прочее. Была многоукладная система образования. Юрий Алексеев: То есть само название программы, на ваш взгляд, ко многому обязывает? Анатолий Цирульников: Оно ко многому обязывает, потому что существуют уроки земства спустя эти все столетия и десятилетия. Ну, просто я писал специальную книгу о земстве и о его образовании, о 40% бюджета, которые земство давало на образование, и прочее, прочее, прочее. Юрий Алексеев: Ну, в свете того, что вы говорите, будет ли оправданна эта программа? Анатолий Цирульников: Я считаю, что… я объясняю и говорю, что этот миллион имеет какой-то смысл, в случае если мы начнем содержательно анализировать ситуацию сегодняшнюю по сравнению с той, где земство существовало, его образование, смотреть реальности, которые сегодня есть, где можно что-то выращивать, какие-то аналоги или находить современные. Но просто в пустоте, в воздухе сказать: «Вот земский учитель ты теперь, и вот тебе миллион», – ну, я думаю, что результат будет тот же примерно, как обычно: хотели как лучше… Поэтому это вещь, связанная с очень серьезным на самом деле подходом, серьезным научным и социокультурным подходом к ситуации. Юрий Алексеев: Спасибо, я вас прерву. К нашей беседе присоединяется Борис Александрович Чернышов. Здравствуйте. Борис Чернышов: Здравствуйте. Юрий Алексеев: Зампредседателя Комитета Госдумы по образованию и науке. Спасибо, что приехали. Немножко опоздали, ничего страшного. Борис Чернышов: Да, извините, пожалуйста. Юрий Алексеев: Вот мы тут как раз миллион обсуждаем, который земским учителям предлагают. Борис Чернышов: Я даже услышал. Юрий Алексеев: Как-то простимулировать их на то, чтобы отправиться в глубинку и учить там детей. Помимо миллиона, что еще нужно, чтобы программа выстрелила? Борис Чернышов: Ну, первое. Я полагаю, что одним миллионом программа не ограничится, что это только начало. Будут возможности для улучшения, соответственно, жилищных условий, с одной стороны. С другой стороны, мне кажется, что самое важное – это наличие в этих населенных пунктах безбарьерной информационной среды, чтобы были нормальные… Юрий Алексеев: Интернет хороший – как минимум? Борис Чернышов: Не только интернет. И интернет, и технические условия. Я думаю, что за программой «Сельский учитель» должна следовать программа «Модернизация образования» в этих, соответственно, населенных пунктах. Это второе. Третье – что самое важное. Я думаю, что это будет реализовано. Помимо миллиона, жилья и этих вопросов, нужно постоянно держать учителя в тонусе – не проверками и отчетами, а возможностями для профессиональной переподготовки, получения дополнительных знаний. И тогда действительно люди поедут. Юрий Алексеев: Ну, это пока ваши размышления, как оно должно быть? Борис Чернышов: Нет, это не размышления, так и будет. Потому что, исходя из того, что мы видим, из того запроса и предложения от федерального правительства, от президента Российской Федерации, я думаю, что это будет реализовано. Юрий Алексеев: Анатолий Маркович, ваше мнение на этот счет? С «Земским доктором» не все реализовано, хотя, в принципе, и жильем докторов тоже надо обеспечить, и так далее. Анатолий Цирульников: Я и говорю, что «Земскому доктору» предшествовало закрытие массовое участковых больниц, где десять коек и все-таки близко. А потом – «Земский доктор». А «Земскому учителю» предшествовало, как мы знаем, реструктуризация, которая за 15 лет обеспечила закрытие 20 тысяч школ сельских и 20 тысяч деревень, да? Поэтому такой простой способ, о котором мы говорили, не проходит. Но я сейчас не об этом. Извините, не принято рекламировать самого себя, но так получилось… В открытом доступе, в интернете – Цирульников, Анатолий Цирульников, называется «Неопознанная педагогика». Юрий Алексеев: Так, по существу. Анатолий Цирульников: Это 20 книг об образовании в разных регионах страны, начиная от А до Я: А – Алтай, Б – Башкирия, Бурятия, В – Вологодская область… до Х – Хакасия, Я – Якутия. В целом это картина российского образования начала XXI века по материалам экспедиций. Так вот, я вам хочу сказать, что меня интересовала не проблема – что можно добавить к тысяче проблем сельского учителя, например, тысяча первая. Юрий Алексеев: Которых и так хватает, да. Анатолий Цирульников: А интересовало, как люди реально вылезают из ситуации, как они решают проблемы эти. Юрий Алексеев: То есть не только на энтузиазме? Анатолий Цирульников: Ну, на энтузиазме в том числе. Но мы работаем с регионами и тоже участвуем… Юрий Алексеев: Ну, как люди решают. А это кто? Родители, сами педагоги, администрация школы, местные власти? Анатолий Цирульников: Сообщества. Вот это то, что мы называем… Есть две вещи. Одна – это картинка России, а вторая – это то, чем мы занимаемся давно уже, и так далее, называется (слово второе мне не очень нравится) «социокультурная модернизация», потому что «модернизация» потеряло за последние годы какое-то свое значение, акцент на первое. Это означает, если говорить по-русски совсем, что использование образования как инструмента решения жизненных проблем сообществ. Юрий Алексеев: Ну, какой-то пример конкретный можете привести? Вот небольшая деревня, школа, где 10–20 человек учится. И? Анатолий Цирульников: Да, могу, могу. Это я и хотел сказать. Я хотел два примера. Один пример конкретный такой – допустим, Якутия, срединная Якутия, тайга, село Буяга. Обычная деревня, село и так далее, со всеми проблемами сельской школы. Это неважно, что далеко. Оно может быть в Калужской области или где угодно. Значит, там есть обычная школа образовательная. Но там есть еще, например, мощный слой народных мастеров. Есть некие регионы страны, которые сохранили народных мастеров, оказывается. Например, в этом селе до 50% людей делают что-то руками из железа… Юрий Алексеев: И этим мастерам находят применение какое-то в рамках школьных программ? Анатолий Цирульников: А вот теперь дальше. Создаются, были созданы школы народных мастеров, чтобы ребенок, как чертово колесо, попробовал: по металлу, по дереву, по конскому волосу, по тому, по сему. Потом мы соединили школу общеобразовательную со школами народных мастеров. Постепенно – постепенно, не в одно волшебное мгновение – начали возникать рабочие места. В частности, начала возникать маленькая гостиничка, служба такси на том куске дороги, которая есть (не везде, как вы понимаете, в Якутии дорога), Центр практических ремесел. То есть начала вырастать нормальная социальная инфраструктура деревни. То, что вроде бы должно было делать государство, сделало сообщество. Кто участвовал во всем этом? Вот посчитайте. Юрий Алексеев: Люди стали меньше уезжать из того региона? Анатолий Цирульников: Да, из этого места. Борис Чернышов: Можно? Юрий Алексеев: Да, пожалуйста. Борис Чернышов: Я хочу сказать тоже, чтобы у нас все говорили, здесь такая передача для всех. Юрий Алексеев: Конечно. Борис Чернышов: Правильно вы сказали. И это очень хорошо, что в Якутии сообщества сами, не дожидаясь от государства, образовывают населенные пункты, центры притяжения, другие вещи. Это и должно быть, в нормальных государствах так. Просто у нас в России палками погнали в Сибирь, вот нужно нам строить там деревню, город или что-то еще. Вот это правильно, когда создается безбарьерная среда для инициативы граждан. Здесь государство… Самая главная задача государства – не мешать, дать возможности самим… Анатолий Цирульников: Вот это вы хорошо сказали. Я считаю, что действительно от государства не надо требовать ничего положительного. Главное, чтобы оно не мешало. Борис Чернышов: Правильно. Вот у Владимира Жириновского во время президентской кампании какой был главный лозунг? «Не мешайте людям работать». И сейчас мы не должны мешать людям работать. Государство сегодня для учителей, в том числе земских, сельских учителей, что должно создать? Главное условия – доступ к мобильности и информации. Вот мы говорим, что 5G, эти сети, мы сейчас будем Москву оборудовать. Нет, напротив, нужно прийти в малые города, в малые населенные пункты. И это даст необходимый толчок, необходимую инфраструктуру для развития. Юрий Алексеев: Вот звучала формулировка «центр притяжения». Анна Алексеевна, в двух словах ваша история? Для вас Калужская область стала центром притяжения? Вы по другой программе отправились в Калужскую область, насколько я знаю. Расскажите свою историю. Анна Воробьева: Да, я участник программы «Учитель для России», которая занимается как раз тем, что привлекает… Юрий Алексеев: Это не государственная программа, а общественная. Анна Воробьева: Это не государственная программа, да. Она занимается тем, что привлекает молодых специалистов в регионы для того, чтобы работы в школах. И здесь прозвучала очень интересная мысль про образование как раз, про то, что, например, в Якутии в школе смогли создать такую среду, где мастера могли применить свои знания и детей вовлечь в это. Молодые специалисты, которые по программе приезжают в школы, по программе «Учитель для России», они становятся такими же центрами притяжения для детей и дают детям возможность попробовать какие-то другие, новые форматы, новые социальные связи увидеть. Юрий Алексеев: А что за школа, в которой вы работаете? Анна Воробьева: Я работаю в школе села Кудиново – это небольшое село, очень красивое село, очень маленькое, 3 тысячи человек живет там. Юрий Алексеев: А откуда вы приехали в это село? Анна Воробьева: Я приехала из Сибири, до этого я жила в Санкт-Петербурге. То есть из Сибири я переехала в Санкт-Петербург… Борис Чернышов: Мобильность. Молодые – самые мобильные. Юрий Алексеев: А какова мотивация? Не страшно ли вам было отправляться в небольшое село, о котором вы вряд ли до этого когда-то слышали? Анна Воробьева: Вообще никогда до этого не слышала. Было не страшно, потому что высокий уровень мотивации. Как раз мы возвращаемся к миллиону, когда я думала о том, что государство хочет платить миллион рублей людям, которые готовы ехать в село. Это огромный ресурс, который нужно обязательно использовать, но использовать его правильно. Если бы мне предложили миллион и сказали «едь в село», то я бы не поехала. Но, например, у программы «Учитель для России» есть очень большая поддержка сообщества, большая методическая поддержка. То есть когда ты приезжаешь в село… Юрий Алексеев: То есть вы знаете, что вас не бросают, отправляя в село, где вы будете работать? Анна Воробьева: Безусловно. Борис Чернышов: Вот об этом я и говорил. Вот эти платформы методические… Юрий Алексеев: Сначала давайте дадим договорить, а потом прокомментируем. Да, пожалуйста. Анна Воробьева: Когда ты приезжаешь в село… Одно дело, когда мы говорим о проблемах сельского учителя, который живет в селе уже. То есть у него проблемы точно такие же, как и у других людей: это удаленность, это недоступность информации, возможно, там почта плохо работает, другие проблемы. А когда ты переезжаешь из большого города в село, о некоторых проблемах ты не знаешь, с какими ты там столкнешься. Это совершенно другая среда, не знакомые тебе люди. Первый месяц ты пребываешь в каком-то… ну, даже в эйфории: «Я еду делать важное дело, я же буду детей учить». Это очень важно. Постепенно это все спадает, и ты понимаешь, что, вообще-то, ты там один, что у тебя там нет социальных связей, а это очень важно. И здесь очень важна поддержка, которую оказывает сообщество. Юрий Алексеев: А что вас больше всего напугало (извините, что перебиваю), когда вы поняли, во что вы ввязались? Анна Воробьева: Меня не напугало ничего, потому что я знаю, что я могу позвонить в любое время, я могу написать, я могу получить ответ на свой вопрос – как методическую поддержку для преподавателя, так и… Ну, то есть вместе со мной в Кудиново работает еще пять учителей по этой программе, нас отправляют группами. Юрий Алексеев: Это принципиально – группами отправляют в села, в школы. Анна Воробьева: Да. Первоначально по одному человеку работали, сейчас нас отправляют туда группами, потому что это и возможность влияния на среду. Мы сейчас стали проводить мероприятия. Помимо того, что школа учит детей, мы проводим различные мероприятия в школе. Мы организовали одно большое какое-то мероприятие в школе, куда приглашаем всех людей. Приходят не только дети, не только их родители, но и жители села. То есть это уже влияние на среду, в которую мы попали, вокруг нас. Юрий Алексеев: Вы до сих пор в этой программе? Или уже программа закончилась, а вы остались там работать, в селе? Анна Воробьева: Я первый год работаю по этой программе. И я планирую там остаться на второй год. Как показывает практика, многие участники программы – насколько я знаю, до 20% – остаются на третий и даже на четвертый год работать в школе. Многие из участников выбирают другой путь развития – создают образовательные проекты, то есть они уже не ведут предметы, но они ведут какие-то другие образовательные проекты в школах. Многие остаются в программе. Ну, так или иначе, до 90% участников остаются в образовании, в сфере образования. Юрий Алексеев: То есть получается, что работает эта история? Борис Чернышов: Можно? Татьяна Половкова: Видимо, работает. И на самом деле, хоть коллега и говорит о том, что ее бы не смотивировал миллион, есть регионы, которые уже в том или ином формате поддерживают, в том числе деньгами. Я, к сожалению, сейчас не вспомню регион, но буквально летом… Юрий Алексеев: Ну, во многих регионах действительно такие локальные программы существуют. Татьяна Половкова: …общалась с учительницей, и она говорит, что она получала сумму сопоставимую. Она смогла купить дом, она смогла купить автомобиль. Работает, уезжать никуда не собирается. То есть для нее это полностью обустроенная история. Она говорит: «Если что-то нужно в плане развлечения, я сажусь на автомобиль и доезжаю до города. А в селе абсолютно полностью чувствую себя уже своей. Выросли дети, ходят тоже в школу. И им точно так же приятна сама мысль, что их родителей когда-то так поддержало государство. То есть они тоже собираются свою жизнь связать с селом». Юрий Алексеев: Мне кажется, очень важная мысль у Анны прозвучала: «Я не чувствую себя там брошенной, я всегда на связи. Нас несколько человек, которые туда отправились». Да, Сергей. Сергей Косарецкий: Я бы с вами абсолютно согласился. Мне кажется, пример «Учителя для России» (а Институт образования взаимодействует с программой, мы видим реальные ее эффекты) во многом хорош, потому что, во-первых, создано сообщество, а во-вторых, уделено внимание культурным аспектам. Потому что 5G – при всей важности хорошего интернета на селе – не решает вопрос адаптации. Очень важной является культурная связь, чувство действительно неизолированности, чувство близости к культурным центрам, возможность реальной физической мобильности, возможность регулярно ходить в театр, возможность регулярно участвовать в общении с городскими педагогами. Вот такого рода механизмы были бы очень важны, если бы они поддержали проекты подобные тому, который запланирован. И еще одно обстоятельство, на которое я хотел бы обратить внимание. Ну, мы все не сторонники эйджизма, но целесообразно, конечно, с нашей точки зрения, делать ставку на молодых в этом проекте и на молодые команды. Потому что, как мы видим на примере «Учителя для России», здесь вопрос не только в том, чтобы привлечь педагога, закрыть ту вакансию, которых не хватает, как мы видели на графике, а возможность получить импульс, буквально свежую кровь. И мы видим на примере «Учителя для России», как для детей очень важно, когда появляется человек из другой культурной среды, молодой, понимающий их запросы, понимающий их интересы. И это становится двигателем изменений всей школьной среды. Юрий Алексеев: Борис Александрович, вот маленькая цитатка с преподавательских форумов, Наталья К. из Оренбурга пишет (к слову о возрасте учителей): «Многие старые учителя безропотно занимаются лишней работой – по первому требованию ходят на демонстрации и митинги, сидят на выборах, первыми бегут мести территорию. За это их надо считать наставниками молодых? На самом деле ничего, кроме учебника, они не знают. Методы воспитания – как у Макаренко». Всеволод Луховицкий: Пардон, я все-таки… Юрий Алексеев: Заступитесь за возрастных педагогов? Всеволод Луховицкий: Я как все-таки учитель, 40 лет в школе работающий, я могу сказать, что, во-первых, до сих пор учителя, скажем, со стажем пользуются не меньшим уважением учеников и родителей. Нет, это искусственно придуманное и, может быть, сознательно придуманное противопоставление молодежи учителям пожилым. Второй момент. Я знаю Тамбовскую область немножко, с которой я работаю довольно много. Там есть много учителей, приехавших по этой программе. Я работаю с «обычными» учителями. Я несколько раз их спрашивал: «У вас в ваших селах, в маленьких городах есть такие?» И мне только за все время… А я знаю, что там чуть ли не 100 учителей истории, например. И мне отвечали так, только в одном случае или в двух сказали: «Да, есть, но они держатся от нас в стороне, они сами по себе в своем сообществе». Я боюсь, что вот такая сознательная поддержка исключительно приехавших в село молодых людей может создать противостояние учителей, которые, между прочим, тоже молодые… Юрий Алексеев: В том числе, конечно. Всеволод Луховицкий: …могут работать в том же самом селе изначально, окончив у себя школу, а потом – какой-нибудь педтехникум. И они не получают всех тех благ, которые получают учителя только за то, что они приехали туда, где люди живут совершенно нормально. И еще один момент. Я извиняюсь, конечно, а все учителя, которые приезжают по этой программе, они все без мужей и жен? А чем на селе занимаются мужья и жены приехавших вот этих энтузиастов? Юрий Алексеев: Ну, многие из них вынуждены топить печи и заниматься домом, который разваливается. Анна Воробьева: Я с мужем переехала. Борис Чернышов: Скажите. Вот человек стоит, как будто его не замечаем. Чем ваш супруг занимается? Юрий Алексеев: Да, Анна, вы приехали с вашим супругом? Анна Воробьева: Я приехала с мужем, да. Он нашел работу, и сейчас он работает. Борис Чернышов: Все нормально? Анна Воробьева: Да. Всеволод Луховицкий: А работает где? Анна Воробьева: Он по специальности устроился. Борис Чернышов: Можно я? Я всех пропускал, поэтому в двойном объеме мне дайте время. Первое. Мы здесь образованием занимаемся все так или иначе. Но когда мы используем много непонятных терминов иностранных, то никто не понимает. Эйджизм – что такое? То есть различие по возрасту. Ну, не все будут понимать. Тоже правильную лексику подбирайте. Второе – про 5G. Вот здесь наша коллега, которая переехала… Юрий Алексеев: Эта тема не дает вам покоя. Борис Чернышов: Нет, меня критикуют – я отвечаю. В чем суть? Человеку нужно постоянно ощущать, что он находится на связи, в коммуникации. Не всегда есть кинотеатр, что-то еще. Но в онлайне это все можно посмотреть. И для людей это очень важно, очень важно. Третий момент – когда мы говорим: «Вот нужно давать деньги тем, кто приезжает. А за что им нужно давать деньги?» Ну, если хоть какая-то началась поддержка, вот ребята-энтузиасты приехали, им нравится, их поддерживает сообщество – так это же хорошо. Давайте скажем «спасибо» и продолжим продолжения этой программы. Четвертый момент – когда мы говорим, что в стороне кто-то находится. Ну, всегда мы разделяемся, всегда есть микросообщества в больших сообществах. Ну, не всегда интересно с кем-то общаться. Почему люди должны? Вы так говорите, что вот они отделяются, на них кто-то смотрит. Нормально принимают людей, и нормально люди работают. Надо эту тему закрывать и позитивно говорить: «Молодцы, что приехали! Все едем в село!» И не надо говорить, что село у нас – какой-то отдельный, иной мир. Я просто слушаю нашу дискуссию: «Вот в село поехать, что-то еще…» Я каждый раз приезжаю к себе в регион, в Воронежскую область и с удовольствием провожу несколько дней в селе со своими знакомыми… Юрий Алексеев: А потом возвращаетесь в 20-миллионный город с хорошими дорогами. Борис Чернышов: Послушайте, я все лето провожу во время выборов и не выборов, и нормально все происходит. Вы просто говорите, что село и деревня русская – это какой-то отдельный мир. Все хорошо. Надо стимулировать, чтобы люди ехали. Позитивно нужно сегодня передачу вести, а вы все в негатив уводите. Не надо! Юрий Алексеев: Анатолий Маркович, а у вас нет опасения, что (вот мы заговорили о деньгах) деньги могут таким яблоком раздора быть? Как они в том числе сейчас являются яблоком раздора в программе «Земский доктор», когда людей, которые за этот миллион приехали в регионы, всячески понукают: «Ну, ты же получил деньги, поэтому работай с утра до вечера. Ты же получил свой миллион, поэтому будь добр живи в таких условиях», – и так далее. Анатолий Цирульников: Нет, ну это же обыденная ситуация, совершенно естественная, она, конечно, происходит всегда на таком бытовом уровне и так далее. Но если уйти, еще раз, от коммунальной как бы ситуации… Борис Чернышов: Правильно. Анатолий Цирульников: …я с вами согласен в том смысле, что изоляция деревни просто от всего остального, и смотреть как на особый мир, хотя там много своего, что действительно важно. Просто человек в пространстве, а чем в более широком пространстве он находится, тем… Ну и так далее. Но я хочу еще раз пропедалировать просто то, что я говорил, еще примером. Понимаете, я тогда привел маленькую деревню, село… Юрий Алексеев: Только лаконично, прошу вас. Анатолий Цирульников: А вот на уровне района, например, можно ли изменить ситуацию с помощью образования? Вот Эвенкийский национальный район. Юрий Алексеев: Эвенкийский? Анатолий Цирульников: Эвенкийский. Четыре населенных пункта, расстояние между ними от 300 до 600 километров, родной язык умирает. Что делать? Значит, кратко совсем. В одном пункте начали даже не с детского сада… не со школы, а с детского сада. Воспитательницы стали ездить по стойбищам, собирать осколки старинных игрушек и записывать старинные игры, уже почти ничего не оставалось. Постепенно на базе этого детского сада вырос Центр сохранения и развития национальной культуры. Во втором поселке были олени, оленеводы, стойбище. Дети хотят быть с родителями, а родители – с детьми. Если оставить в интернете… в интернате, простите (очень близкие слова), то обрываются связи. А если их оставить на стойбище, они не получат образования. Значит, мы соединили там… Юрий Алексеев: Образование приезжает к детям? Анатолий Цирульников: Полгода в стационарной школе, а полгода учитель идет со стадом и с детьми и выполняет разные функции: по отношению к начальной школе он учитель начальных классов, тьютор по отношению к средним, а старшим индивидуальные образовательные программы. Выходят и журналистика, и дизайн, и прочее, и так далее. В третьем поселке на базе золотодобывающей экспедиции сделали дуальное обучение – соединение теории с практикой. А в четвертом, где загибалась традиция якутов уже, не эвенков, традиция коневодства, открыли аграрную школу, которая постепенно подняла это нормальное состояние. Потом соединили сетью – и возникла программа, реализованная программа, программа «Муниципальная система образования как средство социально-экономического развития района». Он получил статус национального, люди вздохнули, ситуация изменилась. То же самое, другая ситуация на Колыме. Четвертая ситуация вдоль Северного Ледовитого океана, где мы начали исследования при 65-градусном морозе, когда ехали на «Буране» и на нартах, холодновато. Юрий Алексеев: Анатолий Маркович, сейчас пока сделаем паузу, чтобы далеко не уходить. У нас на связи Нижегородская область, село Таремское Павловского района, учитель истории и ОБЖ средней школы Дмитрий Васильевич Казаков. Дмитрий, здравствуйте. Вы нас хорошо слышите? Дмитрий Казаков: Да, слышу вас хорошо. Здравствуйте. Юрий Алексеев: Дмитрий, вы поехали в сельскую школу по региональной программе, и в рамках этой программы вам жилье дали, насколько я понимаю. Верно я понимаю? Дмитрий Казаков: Да, да, да. 11 лет назад я вступил в региональную программу и поехал работать в сельскую школу, то есть в сельский район. По данной программе мне было предоставлено жилье. И я должен был отработать 10 лет. Юрий Алексеев: И 10 лет вы работали в одной школе? Дмитрий Казаков: Нет, отработал я в трех школах. Юрий Алексеев: Почему? Дмитрий Казаков: Потому что школы закрывались ввиду того, что… Юрий Алексеев: Не хватало детей, некого было обучать? Дмитрий Казаков: Да, были объективные причины, то есть детей было мало. Допустим, в первой школе, в которой я работал, было всего лишь 16 детей. Потом оптимизация пришла. И за 10 лет я сменил три школы. И в последней школе, в которой я работал, тоже как бы висела угроза закрытия. Отработав 10 лет, конечно, я уехал из этого сельского района в более крупный район, ближе к региональному центру. Ну и причины были именно в этом – село, к сожалению, у нас остается бесперспективным достаточно, и строить какие-то планы долгосрочные на жизнь очень сложно. Ты находишься как бы на вулкане, то есть постоянно угрозы закрытия школы существуют, ну и по объективным причинам – в селе нет просто детей, то есть демографическая яма, демографический кризис. В первую очередь, наверное, эту задачу нужно решать. Ну, как я понимаю, обсуждаем проблему… программу «Земский учитель», предложенную президентом? Юрий Алексеев: Конечно. Дмитрий Казаков: Программа-то хорошая. Да, действительно, хорошо помогать учителям, то есть молодым специалистам, чтобы они приезжали в деревню. Но в первую очередь просто окажется так, что через некоторое время учить-то будет некого, так как… Допустим, за 20 лет в том районе, в котором я жил, Вознесенский район – там больше половины школ позакрывалось просто. Юрий Алексеев: Еще один вопрос про зарплаты хочу спросить. Все-таки в среднем температура по больнице (ну, больницей я называю вашу школу), она какая? Вот село Таремское Павловского района. Сколько учителя получают? Дмитрий Казаков: Ну, я работаю не в самом Таремском, а в другой школе, тоже в сельской. Ну, средние зарплаты у нас тоже в регионе установлены, но все-таки… Допустим, моя зарплата при нагрузке 23 часа – в районе 25 тысяч рублей, и как бы до средней она не дотягивает. И большинство… Ну, чтобы дотянуть до средней зарплаты, нужно набирать очень много часов. А преподавать, допустим, с нагрузкой в 30 и более часов – ну, качество образования, конечно же, при этом будет падать. Вот наш профсоюз «Учитель» этой темой занимается, этим вопросом. И учителя, которые получают как бы среднюю зарплату или выше средней – это те, которые нагружены сильно, то есть много часов. А если же нагрузка будет 18 часов или 20 часов, то, конечно же, зарплату среднюю не получишь. Юрий Алексеев: Дмитрий, я благодарю вас, спасибо вам за ваш труд. Всего вам доброго! Друзья, вот о зарплатах заговорили. А ведь были в том числе Майские указы президента, и было четко сказано, что 100–200% от средней стоимости по региону. Всеволод Владимирович, тем не менее, не все получилось, скажем мягко, а потом будем конкретизировать. Всеволод Луховицкий: Нет, почему же? По-моему, мне кажется, что получилось все по указу. В указе было сказано «средние зарплаты» и было сказано «средняя по району». В указе не было сказано самого главного слова – «за ставку часов». Если бы это было сказано, то ситуация была бы принципиально иной. Сейчас есть разработанные официальные методики, которые спущены во все школы, как считать среднюю зарплату. Это официально, это не тайна. Например, всех совместителей в принципе не указывают в этой статистике. Например, человек, у которого меньше ставки, его тоже не указывают, просто не указывают в этой статистике. Например, деньги, которые зарабатывает школа за платные образовательные услуги, тоже учитываются в этой статистике. То есть президенту отчитываются о том, что деньги дают родители частично на доплату учителям, а президент, вероятно, думает, что это все бюджет. Но главная проблема заключается в том, что у нас финансирование не федеральное, а региональное. Тут говорилось о том, как это здорово – свобода регионов, федерализм. Без централизованной на федеральном уровне, гарантированной зарплаты для учителей мы получим то, что мы сейчас получаем. На 2019 год в бюджете запланированы огромные деньги на образование – там рост чуть ли не на 70%. Но… Юрий Алексеев: По вашим предположениям, на учителя что останется от этого? Всеволод Луховицкий: На учителя? Ничего. Был очень хороший экспертный доклад РАНХиГС, в котором сказано, что, скорее всего, на что идут эти деньги: на строительство, на интернет, на электронные доски, на еще какую-нибудь, извините, вещь, которая не самая важная в школе. А в школе самое важное – это ребенок и учитель. А учитель оплачивается не из этих денег, учитель оплачивается регионом, который говорит: «Денег у нас нет». И в результате, по мнению экспертов РАНХиГС, в новопостроенных школах некому будет работать. Вот это реальная проблема. И не именно об учителях сельских, которые только что приехали туда, а об учителях всех по всей России надо было бы говорить. Юрий Алексеев: Татьяна Викторовна, а сейчас вообще существуют какие-то способы стимулировать работу педагогов? Или, дабы выполнить указы и все остальное, просто уравняли все – и в итоге педагоги, которые готовят олимпиадников, а выпускники поступают в Московский университет, в МГИМО, получают те же деньги, что и те, кто чисто отсиживает часы? Татьяна Половкова: Вы знаете, я бы, наверное, принципиально не согласилась с оценкой коллеги, что там получилось. На мой взгляд, получился самым главным образом хаос. Потому что у нас есть ситуации… Юрий Алексеев: Тоже не очень хорошее слово. Татьяна Половкова: Да. Ну, я согласна с выводом, что должна быть другая система оплаты труда – справедливая, гарантированная, которую каждый может понять и к которой не будет, по крайней мере, такого количества вопросов. У нас сейчас как бывает? Вот есть у учителя базовый оклад, а дальше – стимулирующие. Повысили МРОТ – всем подняли базовый оклад, а стимулирующие сократили. То есть в целом… Юрий Алексеев: Стимулирующие – это как раз те бонусы и премии для лучших? Татьяна Половкова: Да, бонусы и премии, которые за качество работы должны были даваться. А дальше выясняется, что те же стимулирующие в какой-то момент начинают даваться не за качество работы, а за выполнение того, что вообще в должностные обязанности учителя не входит: пойти на митинг, высадить дерево, собрать учеников на какой-то концерт городской, раздать билеты от имени администрации и так далее. То есть очень много появилось такого, что, наверное, для повышения качества образования у учителя времени не должно отнимать. Если возвращаться к теме вот этой средней по региону, то у нас перед Новым годом в прошлом году были очень некрасивые ситуации, когда в какой-то момент в Карелии посчитали, что вроде бы не довели до этого среднего и решили дать какую-то премию к Новому году. Учителя расписались в ведомостях, а дальше вдруг каким-то образом пересчитали и поняли, что нужный уровень получился и вот эту премию можно не давать. Естественно, там были и в социальных сетях посты, и пресса всполошилась. В итоге, я так понимаю, после Нового года выплатили, но осадок неприятный остался. И это базовая такая вещь, с которой пока ничего сделать не получается. Учитель, а вместе с ним и воспитатель детского сада, он постоянно находится в ситуации, что он не понимает, у него в следующий раз сколько будет. И вот эта сумма балла стимулирующего… Есть опять же примеры, когда со 120 рублей лет пять назад балл, стоимость его сократилась до 1,20 рубля. То есть это в сколько раз? И очень многие пишут, что стимулирующие в принципе перестают получать, потому что на это денег нет. Юрий Алексеев: Борис Александрович, а почему вообще так происходит – учителя на местах называют совершенно другие цифры, нежели чиновники, которые говорят, что 30–40 тысяч учителя в регионах получают смело? Борис Чернышов: Всегда, когда есть одна доминанта, боясь ее, все чиновники на местах будут подводить отчеты и говорить: «Все у нас хорошо, все у нас замечательно». Когда у нас эти события военные всегда происходят, у нас диктаторам всегда отчитываются: «Все у нас замечательно. У вас пять армий, огромное количество танков, самолетов…» Юрий Алексеев: Ну, вы же тоже нам полчаса назад говорили, что все у нас хорошо и замечательно, и в деревнях тоже. Борис Чернышов: Я про разные вещи говорю, я вам про отчеты говорю. И вот эти отчеты и боязнь, чтобы показать наверх, что все плохо. Директора заставляют учителей писать. На основе этой информации районные институты образования подают в департаменты образования, в министерства (по-разному это все называется), а региональные департаменты отдают все на уровень министерства. Министерство не проверяет, цифры же хорошие, все замечательно. И поэтому, когда есть одна доминантная сила, все всегда так и происходит. Юрий Алексеев: Сергей Геннадьевич, в таком случае… Борис Чернышов: Контрольные органы, в том числе и общественности, не работают в этом плане. И мы получаем те цифры, которые нужны одному-двум чиновникам. Юрий Алексеев: Сергей Геннадьевич, а учителя-то имеют право голоса? Как им возвестить, чтобы их услышали наконец? Или все люди запуганные, зашуганные, боятся лишиться своих мест? Сергей Косарецкий: Я думаю, что к нашему учительству, к сожалению, относятся… Вот тот вывод, который вы сделали: учителя действительно хотят сохранить свои места. Мы видим по нашим опросам, что количество учителей, которые хотели бы изменить работу или уйти из профессии, оно минимальное – при том, что одновременно они не удовлетворены и зарплатой, и высокой административной нагрузкой. Но найти другой вариант для работы, особенно в отдаленных территориях, в сельской местности, к сожалению, не представляется чаще всего возможным. И в этом смысле при всех тех ограничениях возможностей учителей, о которых мы говорим, во многих селах работа в школе является одной из наиболее престижных. И это при всех сложностях, нельзя отрицать. Но я бы хотел вернуться к вашему вопросу про стимулирование, если позволите. Вот вы связали стимулирование с олимпиадниками, с победителями. Но мне кажется, что в контексте того разговора, который мы ведем, а это сельские школы, это дети из села, дети из семей не всегда благополучных в культурном и материальном плане, – вот здесь должна быть логика стимулирования. Мы знаем это из ряда очень эффективных зарубежных систем, когда поддерживают учителей, работающих с детьми как раз из неблагополучных семей, из семей со сложными социальными условиями жизни. Вот стимулирование и школы, в которой концентрируются эти дети, в том числе чаще всего как раз сельские школы, и учителей – идет такого рода механизм. А у нас, к сожалению, за исключением малокомплектных школ, число которых велико… Юрий Алексеев: …и которые, я так понимаю, дорого обходятся. Сергей Косарецкий: Да. Но оно не покрывает, безусловно, всего круга школ, которые нас реально беспокоят. За исключением них, везде усредненный норматив – норматив на финансирование школы в центральном районе города и норматив школы относительно многочисленной, но на селе, где педагоги имеют дело с совсем другими детьми. Юрий Алексеев: Норматив – это показатель школы, как люди учатся? Сергей Косарецкий: Норматив финансирования на одного ученика – деньги, которые приходят. Поэтому, например, наша позиция, которую мы стараемся отстаивать, – это обязательный учет финансирования школы и в оплате труда учителей особенностей тех категорий детей, с которыми они работают, особенностей территорий. К сожалению, вот это пока никак не получается… Юрий Алексеев: Спасибо. Всеволод Владимирович. Всеволод Луховицкий: Надо учесть, что до сих пор в подавляющем большинстве регионов этот норматив, так называемый подушевой норматив на ребенка на год нигде не объявлен официально. Более того, нигде ни одно правительство региональное не предоставляет общественности или родителям расчета, почему, например, в Москве норматив сейчас приближается уже к 200 тысячам на человека… на ребенка в год. Юрий Алексеев: За год? Всеволод Луховицкий: Да. А в некоторых регионах Кавказа Северного – 18–20 тысяч. Нигде нет этого расчета. И нет обязанности региональных властей отчитываться об этом. Говорить о том, что у нас должны быть как-то рассчитаны нормативы, нужно, начиная с того, чтобы, по крайней мере, показали нам расчеты. В Московской области, рядом с Москвой, например, есть деление по этим нормативам: отдельно для школ-лицеев, отдельно для школ-интернатов, отдельно еще для каких-то групп школ. В Москве решено, что никаких выдающихся школ у нас нет, у нас все школы получают теперь одинаково. Доплаты идут на каждого ребенка, если это ребенок с ОВЗ. И все. Юрий Алексеев: С проблемами со здоровьем. Анатолий Маркович. Анатолий Цирульников: Я просто хотел сказать, напомнить, что вся ситуация с реструктуризацией, с ускорением ее, так сказать, началась в те годы, примерно в 2005–2006 году, когда возникло подушевое финансирование. Оно явилось толчком реструктуризации и так далее. Кроме того, я должен заметить, что в тех регионах, где относятся к людям как-то почеловечнее и понимают, что совсем вымирать – плохо, они просто научно обосновывают и корректируют этот самый норматив центральный, и люди как-то живут. Ну а Москва и все остальное – это отдельная песня. Извините, еще одну реплику просто… Юрий Алексеев: Да, пожалуйста. Анатолий Цирульников: Я все время педалирую, долблю как бы одну и ту же самую мысль, сейчас бы я ее выразил так: школа начинается тогда, когда она заканчивается. Вот с этого места, где кончается школа, и начинается школа. Учитель начинается тогда, когда он выходит из класса. Я гиперболизирую, конечно. Естественно, что и в классе он находится. Дело все в том, что, понимаете, вот эти все проекты, о которых я так мельком замечаю, которые относятся к этой линии, которую мы называли социокультурной модернизацией образования, они связаны с политикой вообще серьезной, ну, той, о которой президент в своем послании говорил – например, о Восточной Сибири и Дальнем Востоке, других регионах и так далее. Юрий Алексеев: Да, политика – это хорошо, но тут напрямую люди задействованы. Анатолий Цирульников: И вот теперь я хочу сказать одну такую вещь. Значит, есть район, даже два района – Мегино-Кангаласский и Алданский. Туда пришла железная дорога, ее раньше не было, это ответвление от БАМа, АЯМ. И вот с этой железной дорогой люди надеялись на то, что… А что приходит с железной дорогой? Дешевле вещи, продукты, разные блага цивилизации и так далее. Но всякий приход цивилизации, как мы знаем, он еще приводит к тому, что возникает криминализация ситуации, возникают проблемы со вспышкой заболеваемости и так далее, и так далее. Что делать? Школа может ждать, ждать ту ситуацию… вот ситуацию изменения ситуации. В этом месте, например, в Мегино-Кангаласском районе ждать не стали. А что они стали делать? Они запустили навстречу этой изменяющейся, неопределенной социально-экономической ситуации новой серию как бы проектов. Эти проекты были связаны… Например, сеть школ вдоль железной дороги, политехнических школ вдоль железной дороги. Создали свои программы подготовки к тем специальностям, которые нужны и так далее, вместе с училищами и прочее. Возникла программа, связанная с проблемами… с решением проблем взаимодействия людей разных конфессий, поскольку приезжают из Средней Азии и прочее, и так далее. Возник проект, связанный… «Молодые учителя в поселке с быстро меняющейся экономикой» и так далее. Иными словами, вот эта куча проектов, которые очень подробно разрабатывались – до поурочных планов и так далее, до связи с производствами, – как бы эти проекты, эта серия пошла навстречу этой ситуации и стала формировать, менять ее в культурном направлении. Иными словами, глобальные мегапроекты (а это относится к мегапроектам глобальным, так сказать), они столько стали под влиянием образования принимать некий культурный характер, во всяком случае смягчать те минусы явные, которые несут эти глобальные проекты, и использовать сильные их стороны. Юрий Алексеев: Я просто сколько у вас слушаю, у меня такое впечатление, что вы про какую-то другую страну рассказываете, потому что примеры потрясающие. Я вот смотрю в статистику, вот буквально недавно ее опубликовали, РИА «Рейтинг»: в 51 регионе из 85 российских регионов до сих пор зарабатывают менее 15 тысяч рублей в месяц учителя. И все. Анатолий Цирульников: Это совмещается все. Но только я хочу сказать, что, например, у нас есть мысль, мы так хотели бы… Например, тот опыт, который накоплен в Якутии и в некоторых других местах, где уже началось мультиплицирование, перенести на программу, о которой сказал президент, Восточной Сибири и Дальнего Востока. Потому что накопленный опыт настолько уникален, настолько он, я бы сказал, близок к тому, за счет чего 5 стран мира из 50 стран, попробовавших провести социокультурную модернизацию, выпрыгнули туда… А это когда-то Япония, потом молодые «азиатские драконы» и Китай, который идет этим путем. Юрий Алексеев: Спасибо, извините, я вынужден прервать, поскольку уже заканчивается программа. Борис Чернышов: Какая интересная… Сергей Косарецкий: Можно? Я обратил бы внимание еще на один аспект. Юрий Алексеев: Прямо коротко. Я Анне Алексеевне обещал слово. Сергей Косарецкий: Коротко, да. Юрий Алексеев: Коротко, 10 секунд прямо. Сергей Косарецкий: В разных регионах сейчас разные льготы, связанные с оплатой сельскими педагогами коммунальных услуг. Вот эта ситуация тоже связана с очень серьезной региональной дифференциацией. Где-то они есть, где-то они в денежной форме, где-то в процентах. И это кардинально меняет ситуацию с благополучием. Юрий Алексеев: Те самые дополнительные стимулы, о которых говорили. Анна Алексеевна, резюмируя все, что движет вами по-прежнему, чтобы руки не опускались, чтобы вы продолжали и сами развиваться, и семью свою развивать, при этом не уезжать из родного, уже ставшего, наверное, родным села? Анна Воробьева: Мне кажется, что самое важное… Ну, для себя я на сегодняшний день не могу представить ничего более интересного, чем мне бы хотелось заниматься, кроме как создавать уроки и их реализовать, то есть приходить в школу и проводить их. Это как театр одного дня: ты придумал спектакль, ты пришел, ты сделал это для детей. И мне кажется, что самое главное – это дети, с которыми мы работаем. Когда ты видишь результат своей работы на этих детях – это самое важное. Борис Чернышов: Поаплодируем на этом месте! Юрий Алексеев: Спасибо большое. Мы говорили сегодня о программе «Земский учитель», о государственной программе, которую планируют ввести через год, о школьном образовании, о педагогах. И хотим мы того или нет, но стоит понять и принять простую мысль, что учитель – это по-настоящему уважаемая профессия, а не заставлять его работать за гроши, быть заложником каких-то странных ситуаций и постоянно-постоянно что-то терпеть. Это была программа «ПРАВ!ДА?». Смотрите нас по будням на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. Всего доброго!