«Так уж устроена школа. Самая важна вещь, которую мы там узнаем, заключается в том, что все самое важное мы узнаем не там». Харуки Мураками Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Анастасия Урнова. И вот о чем поговорим сегодня: В России растет количество детей, получающих образование в семье. Сейчас так учатся более 100 тысяч детей. Как показывают исследования, недовольство родителей происходящим в школе является самой распространенной причиной перевода ребенка на семейную форму обучения. Анастасия Урнова: Недавно Министерство просвещения опубликовало документ, который подробно разъясняет, как перевести ребенка на семейную форму обучения, куда и какие документы подавать, как часто сдавать аттестацию и все прочие необходимые формальности. Помешают или, наоборот, помогут так называемым «семейникам» эти нововведения? Что это вообще за форма образования такая – семейная? И почему ее адептов становится все больше? Александра, давайте сначала разберемся с цифрами. Я посмотрела статистику. Выясняется, что два года назад детей, находящихся на семейном образовании, было порядка 8 тысяч. В прошлом учебном году говорили уже о 20 тысячах. И наконец, в сентябре этого учебного года цифра уже звучит – более 100 тысяч. Почему такой колоссальный рост? Или это какие-то ошибки в подсчетах? Александра Машкова: Да, действительно, в этом году наблюдается удвоение, утроение родителей, которые стали переходить, выбирать семейную форму обучения для своих детей. Потому что на самом деле смена формы обучения показала свою успешность. Потому что уже первопроходцы семейного образования в нашей стране создали очень хорошую инфраструктуру. И уже есть все, уже создано все для того, чтобы любая семья, опираясь на особенности своего ребенка, на свои представления о том, каков их ребенок, и так далее, они могли бы… То есть все создано. Уже появились первые плоды. Родители видят итог. Школа, к сожалению, нас не радует. И с каждым годом радость от школы все меньше и меньше у большого числа родителей. Все планомерно и закономерно. Руслан Ткаченко: Можно я добавлю циферку очень важную? Анастасия Урнова: Давайте. Руслан Ткаченко: Дело в том, что здесь в подсчетах явное семейное образование, когда родители пишут заявление и переходят на семейное образование. Но есть скрытое семейное образование, когда ребенок остается в школе, он формально является учеником школы, но как бы на экстернате. То есть по всем процессам это семейное образование, но он числится в школе. И я знаю точно… Анастасия Урнова: Давайте тогда сразу разберемся. Семейное образование от экстерната чем отличается? Руслан Ткаченко: Фактически есть упрощение. Две формы. Человек числится в школе, школа отвечает за его образование. И семейное образование – это когда родители отвечают за образование. Так вот, я знаю точно, что, допустим, Департамент образования Москвы много лет практикует такую вещь, когда они детей оставляют в школе формально – это позволяет получать часть бюджета, ребенок вроде бы в школе. Анастасия Урнова: Школа получает? Руслан Ткаченко: Ну, в общем. В департамент приходят деньги, потому что ребенок числится в школе. Но родителям говорят: «Слушайте, вы хотите семейное образование? Давайте вы к нам поступите, мы вас трогать не будем, вы там учите где-нибудь». Я знаю, что это было массово, системно. Я понимаю департамент. И на самом деле очень много таких случаев. Поэтому реальную цифру адептов семейного образования нужно увеличивать как минимум вдвое. Анастасия Урнова: В Государственной Думе даже звучала цифра – 10% от всех учащихся. Руслан Ткаченко: Это, мне кажется, много. Ирина Абанкина: Я соглашусь, что это много. Руслан Ткаченко: Это завышенная цифра. Ирина Абанкина: Да. Руслан Ткаченко: Но то, что больше, чем указано в отчетах… Анастасия Урнова: Ну, тысяч двести? Руслан Ткаченко: Ну да. Анастасия Урнова: Много. Ирина, тогда получается, что Министерство просвещения поддерживает людей, которые находятся на семейном образовании вот этими своими уточнениями? Ирина Абанкина: Конечно, оно пытается так или иначе построить более прозрачные правила для родителей, чтобы им выбирать эту форму. Я поддержу то, что очень много преимуществ. И как раз не только она себя хорошо зарекомендовала, но мне кажется, что очень большой вклад и ассоциации родителей внесли, когда они, поддерживая друг друга и распространяя лучшие практики, сумели превратить это в действительно серьезную форму образования, которая дает результат. Но не только это способствовало увеличению численность детей не на домашнем обучении по медицинским показаниям, а именно на семейной форме. К сожалению, сверхвысокие темпы перехода на принципы инклюзивного образования для многих школ стали, скажем так, очень рискованными. И не справляются школы с детьми с очень разными образовательными потребностями. И мы видим, что наблюдается негативная тенденция – выдавливание из школы некоторых ребят с особенностями в развитии, которым предлагают перейти именно на семейную форму, перекладывая ответственность за образование этих ребят на самих родителей, действительно. Казалось бы, интеграция семьи и школы здесь могла бы быть позитивной, но… Хотя документ, который Министерство просвещения подготовило, и он будет внедряться, я понимаю, он серьезный и важный, но в нем есть крупнейшие изъяны – финансовые вопросы до сих пор не решены. Семья имеет право претендовать на компенсацию, но ее размеры не определены. За что она дается – неизвестно. А, как уже совершенно справедливо вы подчеркнули, если ученик зачислен в школу, то за ним идут бюджетные средства. Если он на семейном – нет. Поэтому сегодня часть успехов – это успехи родителей и их финансовой поддержки этих форм образования. Очень невелика роль государства. А негативная тенденция тем более рискованна, потому что мы фактически тех, кто нуждается, наоборот, в самой серьезной поддержке, в первую очередь в финансовой поддержке, которая бы обеспечивала для таких ребят лучших педагогов и лучшие педагогические практики, на самом деле оставляем без этих ресурсов. Анастасия Урнова: Игорь, а давайте тогда несколько слов (сейчас я к вам перейду) про финансы. Потому что я знаю, что, например, в Москве подушевое финансирование – это 84 до 113 тысяч рублей в год. Как мне казалось бы логичным? Вот я забираю ребенка из школы и говорю: «Я буду учить сама». Тогда эти деньги идут ко мне. Или этого не происходит? Игорь Чапковский: Нет, этого не происходит с 2013 года. До 2012 года, до конца учебного года деньги, компенсации получали родители. Особенно ценным это было для многодетных семей. Вот у нас есть многодетная семья, у них одиннадцать детей, двое уже студентов. Соответственно, все остальные стали школьниками. И они вспоминают то замечательное время, когда они получали. У них было восемь школьников… нет, семь школьников у них было. Они получали по восемь тысяч в месяц. Люди были разумные, сказали: «Мы, конечно, не трогали эти деньги и прикопили – на то, чтобы на земле, которую нам дали, можно было потом поставить домик». Анастасия Урнова: Просто учить дома ребенка довольно дорого. Игорь Чапковский: Не понял. Анастасия Урнова: Мне кажется, что… Игорь Чапковский: Учить дома ребенка существенно дешевле. Анастасия Урнова: Почему? Игорь Чапковский: А потому, что, например, не нужны первоначальные вложения – раз. Во-вторых… Анастасия Урнова: Это на что? В смысле? Игорь Чапковский: Ну на что? На форму. Анастасия Урнова: Ну смотрите. Вам же все равно нужно покупать канцелярские принадлежности. Бог с ней, с формой, но кроме этого же… Нет? Игорь Чапковский: Знаете, придумать… Здесь вопросов много. Поверьте мне, что дешевле. Анастасия Урнова: Хорошо. Игорь Чапковский: Это все родители говорят. Тем более многодетные семьи… Анастасия Урнова: Запишем в плюсик семейного образования. Игорь Чапковский: Да. Многодетные семьи меня удивили. Я думал: а как будут многодетные? А они теперь… Знаете, у нас когда-то висел такой плакат: «Многодетных семей – 6% в стране». В нашем объединении родителей 35%. И я был просто поражен! Особенно вот эта большая семья говорит: «Я не представляю, как к этому ужасному времени 8:30 я сумею выгнать семь школьников». Анастасия Урнова: Это страшный вопрос. Игорь Чапковский: Так что с 2013 года. Полномочия по финансовому обеспечению семейного образования. В 2004 году, когда была монетизация льгот, обеспечение было передано с федерального уровня. Закон 1992 года, прямо в федеральном законе было прописано, что семейное образование компенсируется. И федеральный закон должен был исполняться регионами. В 2004 году это положение было изменено (статья 40-я), и полномочия были переданы на уровень регионов. Анастасия Урнова: И теперь они сами принимают решение? Хотят – компенсируют. Не хотят – не компенсируют. Игорь Чапковский: Не совсем так. Ирина Абанкина: Еще хуже. Игорь Чапковский: Даже половина регионов не приняла. Ну, мы это отслеживаем. Немножко устарелая у меня информация, но половина регионов даже не приняла закон об образовании. У них это как-то своими местными, частными определениями регулируется. На сегодняшний момент… Анастасия Урнова: А куда тогда деньги уходят? Я не понимаю. Просто не идут они в школу? Я просто вас буду немножко подгонять, потому что столько вопросов сегодня! Игорь Чапковский: Совершенно верно. Это вопрос, который всех интересует. Обеспечение конституционного права… Ирина Абанкина: Там формулировка «имеют право на компенсацию», но не «обязаны компенсировать» Анастасия Урнова: А школа получает эти деньги? Игорь Чапковский: Нет, школа не получает. Анастасия Урнова: То есть они остаются в бюджете? Ирина Абанкина: Никто не получает. Игорь Чапковский: Это остается. Значит, официально финансирование идет региональное и федеральное. Конечно, каждый ребенок, в соответствии с Конституцией, имеет право на бесплатное обучение, и он учтен. Вопрос: куда вот эти учтенные деньги, если они раньше поступали просто на книжку родителей до 2013 года, куда они поступают сейчас? Это вопрос. Тем не менее сразу уточню: есть три региона в Российской Федерации, которые выплачивают родителям, обучающих детей в семье, свои компенсации. Анастасия Урнова: Это какие регионы? Игорь Чапковский: Это Пермь. Это Омск. И собирается, сейчас рассматривает этот вопрос Ульяновская область. Анастасия Урнова: И последний вопрос из этой области: а сколько выплачивают? Игорь Чапковский: Очень по-разному. Это зависит… Анастасия Урнова: Ну, это сопоставимо с тем, что школа получает? Игорь Чапковский: Нет. Ирина Абанкина: Нет. Просто это другое. Это компенсация, а не оплата реализации образовательной программы. Руслан Ткаченко: Дело в том, что в Конституции написано, что бесплатное образование гарантируется в учреждениях. И вот эта буковка, которая была вроде бы логична… «Ну, ты же не в учреждении. Тогда мы тебе не гарантируем бесплатное образование». Анастасия Урнова: То есть какие-то небольшие деньги. Игорь Чапковский: Нет, большие деньги. Минутку! Руслан Ткаченко: В любом случае это не регулируется. Александра Машкова: 13 тысяч. Анастасия Урнова: 13 тысяч? Вот конкретная цифра. Александра Машкова: В Омске было 13 тысяч. Более того, родители Омска когда-то… Ирина Абанкина: Но это ежемесячно. Александра Машкова: Ежемесячно, да. Анастасия Урнова: Это важно, это важно. Александра Машкова: Более того, родители Омска – их на тот момент было 250 человек – они как-то совершенно внезапно и очень быстро получили компенсацию. Через полтора года их было уже 2,5 тысячи. Они использовали крайне эффективно эти деньги. То есть они сбрасывались и на учителей, и брали для себя лучшие учебники. Всем очень понравилось. Число «семейников» резко возросло, потому что… Ну послушайте, это прекрасные мини-школы стали создаваться со своим графиком, по своим программам, с привлечением тех специалистов, которые тебе нужны, с отказом от тех специалистов, кто тебе не нужен. А особенно если семья многодетная, то это великолепный результат. После этого резко… Я говорю, стало 2,5 тысячи. И Омская область стала закрывать, давить. Анастасия Урнова: Слишком много денег? Александра Машкова: Да. Она посчитала, что очень много. Хотя эта сумма – 13 тысяч – была меньше, чем, например, получала бы школа. Анастасия Урнова: Поняла, спасибо большое. Кристина, вот у вас ребенок находится на семейном образовании. Правильно я понимаю? Кристина Сандалова: Да, все верно. Анастасия Урнова: Почему вы приняли такое решение? Кристина Сандалова: Ну, во-первых, мы были знакомы с «семейниками» до того, как моему сыну исполнилось семь лет и он должен был пойти в первый класс. Скажу честно, когда я узнала в первый раз о семейном обучении (сыну было года три, наверное), меня это шокировало. Я вообще подумала, что это странные какие-то родители держат ребенка в четырех стенах, в общем, никуда не пускают. Что же за дети вырастают? В общем, такой стандартный набор мифов. Анастасия Урнова: Сейчас мы по этим мифам пройдемся обязательно. Или не мифам? Кристина Сандалова: Но потом я познакомилась как раз с Игорем Моисеевичем, узнала, что это все совершенно иначе, абсолютно не так воспитывают детей на семейном обучении, обучаются они иначе. И когда… Анастасия Урнова: Простите, пожалуйста. У вас многодетная семья или нет? Кристина Сандалова: У меня двое детей. Анастасия Урнова: Двое. Кристина Сандалова: И на момент исполнения моему сыну семи лет он должен был пойти в первый класс, у него было несколько кружков. Мы их выбирали очень тщательно, то есть он много чего перепробовал. Вот нравились ему эти студии. Там были шахматы, спорт, музыка и театральная студия – четыре кружка. Совмещать их со школой – ну, на мой взгляд, это утопия. То есть у ребенка все-таки должно быть время поиграть, погулять и так далее. Мы ему говорили, чтобы что-то выбрать, два кружка, а от чего-то отказаться. Он не хотел очень резко. Мы его уговаривали полгода. В итоге он сказал: «Мне тогда не нужна школа. Вообще многие ребята туда не хотят ходить, жалуются на школу. И я тоже не хочу». И мы подумали: «Есть же семейная форма. Мы попробуем год поучиться на семейной форме». Анастасия Урнова: В конце концов, всегда можно пойти в школу после этого. Кристина Сандалова: Всегда можно пойти в школу, да. Мы проучились год. Мы все успевали. Сын успевал на кружки, я успевала работать. Он сдал успешно аттестацию. И мы подумали: «Почему бы и нет?» Анастасия Урнова: Вы успевали работать при этом? Кристина Сандалова: Да. Ну, я работала частично на дому, поэтому я могла совмещать. И мы решили: «Попробуем еще год». И так до сих пор. Он сейчас в седьмом классе. Анастасия Урнова: Это сколько уже? Кристина Сандалова: Семь лет. Анастасия Урнова: Семь лет. Ирина Абанкина: Хотелось бы подчеркнуть позитив, вот сейчас его отметили. На самом деле на семейную форму необязательно обрекать навсегда. Новые правила дают эту возможность. Вы можете вернуться в любой момент в школу. Александра Машкова: Мы против этих новых правил. Я категорически против. Я хочу об этом поговорить. Руслан Ткаченко: Такая возможность вернуться была всегда, и без всяких правил. Анастасия Урнова: Коллеги, давайте… Александра Машкова: Отвратительные правила! Ирина Абанкина: Они все-таки подчеркнули… Александра Машкова: Мерзкие правила! Ирина Абанкина: Нет, не все правила, а возможность менять форму. Анастасия Урнова: Возможность вернуться в школу с семейного обучения? Руслан Ткаченко: Она всегда была, эта возможность. Александра Машкова: Всегда была эта возможность. Дело в том, что те правила, которые созданы сейчас… Мы уже написали петицию. Петицию подписали буквально меньше чем за неделю. Игорь Чапковский: Они не созданы, закончено обсуждение. Александра Машкова: Да. Получается, что ее подписало 14 тысяч семей уже. Анастасия Урнова: А почему против? В чем конкретная проблема? Александра Машкова: Потому что правила, которые регулируют семейное образование, они показывают, что люди, которые создавали эти правила, ничего не понимают в системе семейного образования. Это если кратко. В частности… Анастасия Урнова: А в чем конкретно претензии? Игорь Чапковский: Разрешите? Александра Машкова: Основная наша претензия в том, что, например, есть дикий, совершенно дикий, крайне неудобный порядок подачи заявления на семейное образование. А самое главное, что вообще семьи, находящиеся на семейном образовании, не обязаны аттестоваться, проходить аттестации каждый год. Я объясню – почему. Потому что каждая школа… Ну, как бы аттестацию проходят, если ты учишься в школе по определенной программе. И многие родители уходят на семейную форму, потому что они не хотят учиться по этим глупым или неудобным, не подходящим их детям программам. Они иногда выбирают, например, добровольно проходить аттестацию в школах. А еще лучше – на интернет-платформах. Анастасия Урнова: То есть ребенок может вообще не сдавать никаких экзаменов? Александра Машкова: Он по закону может не сдавать этих экзаменов, по нашему закону. Анастасия Урнова: А как же он получит аттестат? Александра Машкова: По закону он должен сдать ЕГЭ и ОГЭ. Ирина Абанкина: Итоговые. Александра Машкова: Итоговая аттестация – это девятый, десятый и одиннадцатый. Ирина Абанкина: А речь о промежуточных. Александра Машкова: Мы сейчас говорим о промежуточных аттестациях. Ирина Абанкина: Ее сама школа устанавливает. Александра Машкова: И многие родители отказываются. Скажем так, многим родителям очень удобно, когда ты не привязан к этим промежуточным аттестациям. Ты спокойно ведешь своего ребенка до девятого класса, подстраховываясь на необязательных аттестациях. Анастасия Урнова: Поняла вас. Давайте Сергею дадим слово. Сергей Громов: Я на самом деле… Здравствуйте, Анастасия. Всем здравствуйте. Вот Александра говорит о том, что новый вариант поправок как бы уменьшает автономию. Ну, это объективно. Действительно, родители, перешедшие на семейное образование, хотят, в общем-то, встречаться со школой, может быть, от слова «никогда» или «как можно реже». Поэтому ЕГЭ. И в этом вас можно поддержать, это вполне понятно. Вы знаете… Анастасия Урнова: И сразу миллион вопросов возникает. Насколько это реалистично? Сергей Громов: Я бы сказал, что чуть больше. Александра Машкова: Так это работало все эти годы. Все эти годы это было! Сергей Громов: Коллеги… Анастасия Урнова: Давайте дадим… Сергей Громов: Даже чуть больше, чем миллион. Но среди этого количества есть еще вот такой вопрос. За то время, пока мы здесь находимся, несколько раз прозвучало слово «особенности». И у меня искренний интерес: а какие же особенности должны быть у ребенка для того, чтобы ему, скажем так, больше походила форма домашнего воспитания или домашнего образования? Это раз. Руслан Ткаченко: Я отвечу. Анастасия Урнова: Сейчас мы спросим у отца. Сергей Громов: Какие особенности должны быть у родителей, чтобы они приняли (причем я сразу хочу сузить ваши ответы) ответственно? И ответственные не только за решения, но и за те последствия, которые последуют за этим решением. Вот какие особенности должны быть? Я думаю, и телезрителям это тоже будет интересно соотнести с собой. Анастасия Урнова: Конечно. У меня еще будет вопрос к вам. Сейчас мы услышим, почему родители принимают такое решение. И насколько вообще родитель компетентен сделать вывод, как в шесть или семь лет ребенку лучше учиться? И какие это будет иметь для него последствия? Руслан, вы хотели сказать. У вас дочка на семейном обучении. Правильно? Руслан Ткаченко: У меня три дочки, и две из них на семейном обучении. Анастасия Урнова: Две на семейном обучении. Руслан Ткаченко: Две на семейном, одна в школе в первом классе. Ну как? Она с утра просыпается, сама одевается и уходит. Мы ей помахали, в дорогу печенек дали, и все. Анастасия Урнова: Шикарно! Руслан Ткаченко: Дело в том, что никаких вообще… Это отношения к ребенку не имеет. То есть любой ребенок может эффективно учиться на семейном образовании. Первый вопрос не имеет смысла. Семейная форма образования изначально цивилизационно была намного раньше, чем школьная форма, сильно раньше. Поэтому здесь есть все возможности выучить ребенка. Тем более сейчас… Анастасия Урнова: Ну, просто школ не было очень долго. Руслан Ткаченко: Тем более сейчас, когда школа перестала быть уникальным источником знаний, от слова «вообще». Я сейчас детям что-то объясняю, а они такие: «Ой, это мы в «Смешариках» смотрели. Ой, это мы в «Фиксиках» смотрели. Это я на YouTube посмотрел». То есть школа уже давно не тот самый святой источник, из которого можно приложиться. Что касается... Анастасия Урнова: Ну а ребенок сам получать образование, сам искать? Руслан Ткаченко: Отлично у них получается! Анастасия Урнова: Источников ведь много. Руслан Ткаченко: Это вообще не вопрос. Анастасия Урнова: Но мы знаем, что рассеивается внимание больше. Руслан Ткаченко: А вот второй вопрос – про ответственность родителей – важный. Дело в том, что на семейном образовании родитель несет ответственность за обучение. Я никогда не снимал с себя ответственности ни за обучение, ни за воспитание, ни за здоровье своих детей. У меня всегда уровень выше, чем требует государство. У меня дети и в школе учились. Этот вопрос не связан конкретно со школой. И много вопросов будет снято совсем, когда образовательная система поймет, что семейное образование – это подспорье, это то, с чем нужно работать постоянно. А сейчас школа делает так: «Вы на семейном? Мы вас забыли, вас нет». «Вы сюда? Все, забудьте про семейное, вы с нами». Вот это разделение на черное и белое сейчас очень критично мешает всей системе, в том числе семейному образованию. Ирина Абанкина: Да, вы правы. Анастасия Урнова: Давайте пройдемся по тому, что в первую очередь критикуют, когда говорят о семейном образовании. Вот у меня сразу еще к Сергею вопрос. Первое, что звучит: «А как же социализация ребенка?» С точки зрения психологии, насколько важно ребенку ходить в школу, быть именно в классе с учителями, сталкиваться со сложными жизненными ситуациями, друзья, враги? Насколько это важно? Можно ли без этого социализироваться? Сергей Громов: Анастасия, коллеги, конечно же, социализация ребенка – это крайне важная задача. Бытует мнение, что на самом деле современная школа, кроме как социализации, по большому счету… Ирина Абанкина: …ничем и не занимается. Сергей Громов: …ничего и не дает. Хотя это спорное утверждение, но тем не менее то, что ребенок… Основная задача посещения школы – социализация. В общем, я с этим соглашусь. На вопрос о том, можно ли получить эту социализацию ребенку в каких-то других условиях, отвечу: конечно же, можно. Да, существуют и лагеря, и все остальное, и всевозможные детские объединения. Но что здесь важно подчеркнуть? В случае когда мы понимаем, что ребенок идет в какой-то детский клуб, в секцию и так далее, то он получает некий выбор того, что подготовили для него родители. Они, в общем, желая лучшего, как правило, стараются сделать для него максимально безопасную обстановку. Анастасия Урнова: Это то, что мы называем «тепличные условия», да? Сергей Громов: Да, да. Школа в ряде случаев перегибает в этом, и ребенок может попасть в ситуацию, в которой он психически не выдерживает. И на мой вопрос о том, какие особенности должны быть у ребенка, переходящего на семейное воспитание, в общем, я, честно сказать, ответа не услышал. Возвращаюсь к социализации. Социализация крайне необходима для детей в начальной школе, в том числе в последующих возрастах. Да, она достижима и в других ситуациях, в других условиях. Руслан Ткаченко: Категорическое заявление. Школа социализации не дает вообще. Социализации никакой! Ирина Абанкина: Ой, не надо… Руслан Ткаченко: Школа дает антисоциализацию. Анастасия Урнова: Вот смотрите, например, у Кристины ребенок ходит… Сергей Громов: Я бы хотел, Анастасия, воспользоваться… Анастасия Урнова: Руслан, давайте мы другим дадим слово. У Кристины ребенок ходит на четыре разные секции. Сергей Громов: Руслан Анатольевич сказал о том, что второй момент очень важен, и существуют какие-то явные особенности у родителей, которые решаются на семейное воспитание. В общем, в какой-то степени вы их демонстрируете. Это высокая ответственность и еще что-то. Возвращаюсь к теме социализации. Она крайне важна! И школа, в общем, обеспечивает ее, на мой взгляд, лучше, чем какие-то любые другие организации. Но к этому нужно подходить ответственно. Анастасия Урнова: Игорь, вы, я так понимаю, хотите поспорить. Игорь Чапковский: Категорически не согласен, сразу скажу. Анастасия Урнова: Не согласен? Игорь Чапковский: Нет. Как говоря: «Школа готовит к жизни». Сергей Громов: Неправда, абсолютно неправда. Игорь Чапковский: Сейчас, минутку. Сергей Громов: Дело в том, что школа – это уже есть жизнь. Анастасия Урнова: Я росла с этой фразой. Игорь Чапковский: Категорически не согласен, прежде всего с самим понятием слова «социализация». Ему сразу придают положительный смысл. Например, социализация бывает и вредной. Возьмем школу. Почему она ни к чему не готовит в жизни и ни к чему не социализирует? Прежде всего потому, что это 25 одновозрастных детей. Такого в жизни никогда не встретите. Анастасия Урнова: Нет, ну как? Ты же выходишь на перемену – там есть старшеклассники, младшеклассники. Ирина Абанкина: Школа – это социальный институт, а не класс, где 25 человек. Игорь Чапковский: Нет, минуточку! Классно-урочная система. Ирина Абанкина: Это не отменяет школу как… Анастасия Урнова: Нет, постойте. Вы же выходите из школы во двор, и там вы сталкиваетесь со всей этой школой. Александра Машкова: Где в жизни еще вы встретите коллектив, где 25 человек одного возраста, которые сидят в классе 45 минут? Игорь Чапковский: От 25 до почти 40 человек, которые… Вот психологи могут сказать, что одновозрастный коллектив – это источник объективной агрессии, потому что дети хотят быть, как и все люди, личностями. Вот я помню, когда мы ходили в школу, были все в формах, но у одних девочек были атласные формы, у других были шерстяные формы, у третьих – х/б. Все пытались как-то развести… Анастасия Урнова: Но потом эта девочка пойдет работать в офис, и там будет дресс-код деловой. У кого-то будет дорогой костюм, а у кого-то будет дешевый. Игорь Чапковский: Вы знаете, для меня очевидно, что одновозрастный коллектив, принудительно собранный по территориальному принципу… Сама школа – это классно-урочная система. Это никто не оспаривает. Ирина Абанкина: Оспариваем. Анастасия Урнова: Сейчас. Пожалуйста, Ирина, поспорьте. Игорь Чапковский: А как это? Классно-урочная система… Анастасия Урнова: Ирина, почему нет? Ирина Абанкина: Потому что сейчас много и других развивающих методик, не только классно-урочная. Очень активно внедряются и исследовательские практики, проектный подход. И разновозрастные. Игорь Чапковский: В основном сидят в классе… Ирина Абанкина: Давайте не будем так заужать школу и примитивить ее. Игорь Чапковский: Минутку! Анастасия Урнова: У меня вопрос. Я помню школу хорошо. Ты же не заперт в классе, ты выходишь в коридор, учителя… Ирина Абанкина: Школа – это очень мощный социальный институт. И нельзя его обеднять. Анастасия Урнова: Подождите, коллеги! Давайте не будем кричать просто все одновременно. Подождите, подождите! Ирина Абанкина: Негатива в школе очень много, но это ничего не отменяет. Игорь Чапковский: Дайте я доскажу. Значит, классно-урочная система, почему именно она существует? Она финансируется по классам, по программам. Все остальное – это мелкие добавки. Существует классно-урочная. Отвечаю в целом на ваш вопрос: почему выбирают семейное образование? Анастасия Урнова: Про социализацию говорим. Игорь Чапковский: А? Анастасия Урнова: Про социализацию мы сейчас конкретно говорим. Игорь Чапковский: Про социализацию. Школа ни к чему не готовит, потому что… Если собрать 35 человек из района, то один уже кандидат наук, другой спился. И их приглашать к половине девятого. Кстати говоря, это дефект этой классно-урочной системы – к половине девятого. 15% приходящих ко мне родителей говорят: «Не могу растолкать ребенка в семь утра». Анастасия Урнова: Себя еще сначала растолкай в это время. Игорь Чапковский: Это вред здоровью, это все понимают. Значит, социализация. Вот возьмем 25 тридцатипятилетних человек, и им скажут: «Вы с полдевятого до трех будете сидеть». Анастасия Урнова: Поняли эту идею. Игорь Чапковский: Понятно, да? Анастасия Урнова: Да. Игорь Чапковский: Этого нет в жизни. Анастасия Урнова: Кристина, вот у вас как с этим? Кристина Сандалова: Мне кажется, часто люди путают социализацию и общение. Это две разные вещи. В школе дети действительно общаются. Общение можно найти в любом другом месте – на кружках и так далее. Анастасия Урнова: Можно я сразу уточню? Ведь они не только общаются, а они решают сложные, часто конфликтные ситуации. Они сталкиваются с людьми, которым они не нравятся (может быть, учителям). Ну много разных ситуаций, которые, наверное, в кружке не происходят. Кристина Сандалова: А вы уверены, что вы или ваши дети не сталкиваются с этими ситуациями в другом месте? Анастасия Урнова: А где, если они на семейной форме обучения? Кристина Сандалова: Ну, они же не только дома находятся. Ну, например… Я просто приведу пример. Я объясню сразу. Социализация – это усвоение норм того общества, в котором человек находится, норм коллектива. Если он находится в коллективе, где существует буллинг, то он учится принимать, что это норма – буллить кого-то другого или стоять в сторонке и молчать. Если он находится в коллективе, где, например, норма – уважительное отношение друг к другу, то он тоже это воспринимает. То есть первичная социализация происходит в семье. Да, ребенок перенимает нормы семьи. Анастасия Урнова: А дальше? Вот у вас подросток. Кристина Сандалова: Дальше он поступает в какой-то коллектив. Ну, приведу пример. У меня сын играет в театре, в профессиональном театре. Там есть взрослые актеры, есть режиссер, есть дети разного возраста. Все они существуют, у них есть гастроли, у них есть спектакли. Они должны существовать, как-то осуществлять трудовую деятельность, скажем так. Это социализация или нет? Безусловно, потому что там есть свои нормы. Это общение? Да, оно есть. Сможет ли мой ребенок получить такое общение и такую социализацию в школе? Конечно же нет. Это просто другая форма. Он занимается спортом, профессиональным спортом, ездит на сборы. Это борьба, он тренируется. Есть мужской коллектив мальчиков, тренер и так далее. Тоже свои нормы, свои правила, свое общение – мужское, может быть, сложное где-то. Но ему там нравится, ему комфортно. И я считаю, что это общение качественное, что оно дает моему ребенку очень многое. Он видит каких-то сильных личностей вокруг себя, он на них ориентируется, он растет. Анастасия Урнова: В общем, вы проблемы с этим не видите. Ирина, можем ли мы говорить, что действительно одно и то же по итогу? Ирина Абанкина: Я поддержу вот здесь что? То, что выбрана другая траектория развития ребенка. Замечательно! Конечно, социализация происходит везде, в любой точке, не только в школе. Но отрицать школу как мощнейший институт социализации мы не можем, со всем ее насилием и всем остальным. Сергей Громов: Но мы видим конкретные попытки. Ирина Абанкина: Да. Но здесь не столько отрицается, а сколько обосновывается свой выбор семейной формы как лучший против другого. Анастасия Урнова: По итогу какой результат? Ирина Абанкина: Я очень поддерживаю право на разнообразие форм и на обоснованность внутреннего ответственного выбора родителей. Хорошо, если еще и мнение ребенка учитывается. Хотя это довольно сложно, потому что дети – это все-таки дети. И ответственный выбор – это все-таки черта взрослости. И очень много есть оснований эту форму предпочитать. Но не надо ее абсолютизировать и считать, что она должна быть в противодействие школе. Я как раз поддерживаю то, что здесь говорили. Очень непартнерское отношение школы (я с вами согласны), которая хочет отделиться от семейной формы, сегодня наносит вред. Очень много разрабатывается интересных практик. Школа могла бы помочь «семейникам» как раз в этих педагогических практиках, в обработках. Сами «семейники» могли бы стать источником очень интересных решений в обучении, в современном использовании новых педагогических технологий. И вот здесь я-то как раз вижу… Я очень довольна, что у нас возможны разнообразные формы. И мы поддерживаем это. 100 тысяч – это мало. Ну, это очень узенький ручеек, но и он достаточный для того, чтобы делать жизнь интереснее и богаче. И риск в том, что не хватает партнерства именно школе, а не «семейникам», в том, чтобы наполнялась реальной и живой кровью эта форма и давала богатство разнообразий, а не заужала. И не хочется конфликтов здесь между школой и семейным образованием Анастасия Урнова: Это точно. Александра Машкова: У меня есть некоторые цифры изменения портрета «семейников». Вот я могу сказать вам, что, например, 5–7 лет назад (может быть, даже 10 лет назад) портрет «семейника», ну, классическая серединка: это была, как правило, многодетная семья чуть-чуть более старшего возраста, к 40. И центром ее желания было сохранение в основном традиционных семейных ценностей с небольшим религиозным налетом. И, естественно, желание дать более качественное образование. Это портрет «семейника» 5–7 лет назад. Анастасия Урнова: А сейчас? Александра Машкова: Нынешний портрет «семейника» – это резкое помолодение аудитории, 27 лет. Люди уже родили ребенка и уже хотят уходить на семейное образование. Они готовятся. Семья – уже один ребенок. Девиз: «У меня один ребенок, я хочу дать ему все». И условия не религиозные. Например, питерские «семейники» – вообще крайне низкая религиозность. Они говорят: «Социализация. Обстановка в школе, которая меня не устраивает». И это говорят люди, которые буквально только что эту школу закончили. Мы с вами ее закончили давно, у нас немножко другое представление о ней. То есть когда идет разговор о социализации, у нас немножко волосы дыбом, у нас так холочка поднимается, потому что мы понимаем, о чем говорят на самом деле эти люди. И как раз общение и это влияние среды очень сильно давит на нынешних «семейников». Ну, естественно, дальше качество образования. Анастасия Урнова: Пока мы заговорили… Коллеги, разрешите я вас тут прерву. Ирина Абанкина: Действительно, помолодели родители. Родители, которые ответственные. И они действительно хотят создать новые, современные условия для развития ребенка. Это правда мотивация для многих. Изменились сами родители. Анастасия Урнова: Мы заговорили про конкретные семьи, которые выбирают семейную форму образования. У нас есть сюжет про таких родителей. Давайте посмотрим, как они живут и как учатся их дети. СЮЖЕТ Анастасия Урнова: Вы знаете, одна из первых вещей, которая меня очень сильно зацепила в этом сюжете – это то, что дети учатся буквально час-два в день. Мне показалось, что это очень мало. Я посмотрела, есть исследования МГУ. Они подтверждают, говорят, что одна треть семей тратит на учебу ребенка не больше двух часов в день, а 46% – от двух до четырех часов. Руслан, вот как у вас это получается? И что можно успеть за такое малое количество времени? Руслан Ткаченко: Во-первых, быстрее делают уроки. Дело в том, что в школе за счет урочной системы, за счет того, что у вас 30 человек разных психотипов, разных полов, с разной усваиваемостью материала, все идет очень долго. На самом деле сесть с человеком и объяснить физику… Можно буквально за неделю пройти весь годовой курс физики без проблем. Просто сесть и не спеша, между игрушками. Кстати, если возвращаться к первому вопросу нашей программы «Откуда столько людей добавилось?», мы не озвучили такую вещь. Дети сами рассказывают друг другу. И когда мои с кем-то общаются, то… Ну, сейчас уже пошли люди, дети которых поступили в вузы, сдали спокойно ЕГЭ, поступили в вузы. Их спрашивают: «А как ты живешь?» – «А что, так можно было?» Вот это удивление детей – оно искреннее. Вот питерские мне звонили. Папа говорит: «Слушай, объясни мне, как делать семейное образование». Я говорю: «Зачем?» – «У меня дети просятся. У меня дети – отличники в школе, старшие классы. Они говорят: «Папа, ты не видишь, мы здесь портимся. Забери нас отсюда!» И он спрашивает: «Что делать?» – потому что дети не хотят учиться в школе. Хотя они отличники, они прекрасно понимают ситуацию вокруг себя. И вот эта волна, когда ты можешь позволить себе ходить на кружки… Ведь почему пошли люди на семейное образование? Потому что играли на скрипке, еще что-то, занимались спортом. Первая волна «семейников» – вот эти люди. А потом ты понимаешь, что можно жить для себя, что можно реально отдыхать, что можно вести свой ютуб-канал, можно ходить на огромное количество… У меня чем только ни занимались: секции, секции, секции, секции… У меня старшая училась, мы ее возили между секциями, и она училась, просто сидя в машине. Анастасия Урнова: У вас очень талантливые дети. Сергей, вы хотели добавить. Насколько действительно можно выучить курс физики буквально за две недели? Ну, это же ужас! В восьмом, девятом, десятом классах. Сергей Громов: Я соглашусь с Русланом. Это действительно возможно, причем это совершенно реально для большинства детей. Но я все-таки хочу вернуться к особенностям и, может быть, привести несколько примеров из своей практики. Зачастую сама возможность передать ребенка в массовую школу должна опираться на ряд так называемых качественных новообразований к семи годам. Ну, в первую очередь, конечно, это некая, на первый взгляд, функциональная готовность – ребенок должен читать, писать. Но это не самое главное. Первое – у ребенка должна появиться позиция ученика, то есть: «Я хочу отделиться от семьи. Для меня значимо попасть в новый коллектив. Для меня значима внутренняя готовность опереться на себя и пойти куда-то, где нет мамы, где нет папы, где есть другие дети, есть другая…» Игорь Чапковский: К семи годам? Ирина Абанкина: Ну, вообще к пяти. Сергей Громов: Да. Я назвал эту цифру. Анастасия Урнова: То есть – раньше? Сергей Громов: Соответственно, какая ситуация возникает? Вот такая эмоциональная близость ребенка и мамы к пяти годам, к шести годам, к семи годам приводит к тому, что ребенок на самом деле не готов эмоционально перейти на некий новый этап развития. И это не плохо и не хорошо, то есть совершенно безоценочно. Есть дети, которые не смогли этого сделать. Отправить их в массовую школу – не надо, это плохо. Им будет там очень тяжело, и они будут от этого страдать прямо по-настоящему. Но вина ли в этом детей? Наверное, нет. Просто процесс… Анастасия Урнова: То есть это неготовность родителя отпустить от себя ребенка, вы хотите сказать? Сергей Громов: Именно так, да. Причем в ряде случаев… Ирина Абанкина: Не смогли воспитать самостоятельность. Это очень важное качество. Сергей Громов: Здесь не только самостоятельность. Я хочу закончить мысль, если можно. Ирина Абанкина: Психическая готовность очень важна. Анастасия Урнова: Сейчас-сейчас-сейчас, коллеги, давайте дадим закончить. Руслан Ткаченко: Вы меня удивляете, потому что у меня дети очень самостоятельные. Но как раз взаимность эмоционально сблизиться с детьми, постоянный контакт с ними десятилетиями (у меня старшей 16 лет) – это самое вкусное в семейном образовании. Вы хотите ребенка выгонять ребенка в школу. Самое классное – это общение с ребенком. Это возможность… Ирина Абанкина: Но вы же про себя говорите, а не про ребенка. Руслан Ткаченко: Так у меня самостоятельные дети. Это не вопрос. Это самое лучшее в семейном образовании. Сергей Громов: Руслан, вы интерпретируете то, что я говорю. Я бы даже сказал – переиначиваете. Второй момент, который крайне важен для ребенка и для родителей, которые решают пойти по такому пути. Есть определенный опыт у родителей – у мамы, у папы, часто у бабушки, которая такая достаточно авторитарная. Она может говорить: «Нет, надо идти в школу!» Или наоборот – родители говорят: «Вот у меня было в школе все плохо. Почему-то мне это не нужно. Я выучился только сам. И тебе это тоже будет не нужно». Анастасия Урнова: То есть на основании своего опыта принимают решение за ребенка. Сергей Громов: Да, на основании своих страхов и тревог. Вот если эти моменты свести хотя бы к минимуму, то, конечно, семейное воспитание становится очень прекрасным и замечательным. И я искренне поддерживаю эту историю. Но есть ряд ситуаций, когда то не естественный этап развития, а некая такая компенсация каких-то других психических процессов. Анастасия Урнова: То есть это хорошо для ребенка или плохо? Чьих процессов? У ребенка или у взрослого? Я не поняла. Сергей Громов: Сам факт компенсации – это уже не очень хорошо. Но если эта компенсация успешная и удачная, то, да, это выход. Анастасия Урнова: Игорь, я правильно понимаю, что в этой ситуации родитель берет на себя роль учителя, и это он формирует учебную программу, это он объясняет большую часть вещей, объясняет то, что непонятно, вводит новые темы? В общем, то, что делают у нас десять учителей в школе. Игорь Чапковский: Некоторые детали из моего опыта. Мы оказали помощь… Мы – это я и моя супруга. Мы давно начали, потом стали делиться этим опытом. И через нас прошло большое количество детей. Значит, во-первых, отвечу насчет двух часов. Да, это так и есть. Первый и второй класс – это, как уже известно, час-полтора (полтора для тех, кто помедленнее). Это прохождение программы нормальное. Потом немножко увеличивается. И есть одна из деталей, о которой никто не говорит. Я хочу сказать, что это одно из главных преимуществ семейного образования. Это мой собственный сын подсказал. Есть время, когда можно научить ребенка самостоятельно учиться. И когда мы это поняли, то я понял, что мы открыли некую возможность, которая снимает вопросы: «А как будет с химией? А как будет с биологией? А мы вот забыли». К этому ролику… Вы хотели, чтобы я сказал оценку. Прекрасный ролик. К нему хочу только добавит одно главное и неоспоримое преимущество семейного образования. Я опрашиваю родителей: подавляющее большинство детей в Москве встает в девять утра. С точки зрения родителей, которые… Анастасия Урнова: Слушайте, вы скоро меня уговорите отдавать ребенка на семейное обучение, честное слово. Еще несколько раз про девять утра – и все! Игорь Чапковский: У нас так часто бывает. Единственное, что я им добавляю, говорю: «Должен быть час «икс», когда ребенок должен сесть за занятия. Это должен быть закрепленный час. Почему? Потому что всегда найдутся условия, почему отложим. Нет. Вы их приучайте к тому, что пришло время – надо работать». По статистике известно, что это от полутора до двух часов с момента подъема. То есть раскладывается этот режим. Дальше. Какая цель начальной школы? Тоже мы это формулируем. Мы говорим: дети должны чему научиться? Читать, считать, писать. Не будем этот ФГОС восемнадцатистраничный изучать. Читать, считать, писать – как дышать. Анастасия Урнова: И организовывать свое пространство. Игорь Чапковский: Нет, извините. Я говорю родителям в начальной школе: «Занимайтесь вместе с ребенком». Я говорю только из своего опыта. Более того, я считаю, что педагогика – это такая сумма практик, а вовсе не изучение… В институте учат педагогике, но все-таки в классно-урочной системе. А наша имеет другое название – она называется «личностно-ориентированное образование». Личность моего ребенка, которого я знаю лучше, чем кто-либо другой. И закон, кстати, повторенный в федеральном законе «Об образовании», говорит про меня как раз очень важные слова: родители (законные представители) имеют преимущественное право в области воспитания и образования перед всеми другими лицами. Анастасия Урнова: Хорошо, понятно. Простите, у нас мало времени, а у меня еще очень много вопросов. Александра… Руслан Ткаченко: Можно я скажу? Анастасия Урнова: Сейчас, простите. Про начальную школу я более или менее поняла. Дальше – старшие классы, средняя школа. Насколько хорош здесь этот подход, как семейное образование? Александра Машкова: Ну, скажу честно. Лучше всего в средней и старшей школе учатся дети, которые изначально были на семейном образовании. Я поддержу Игоря… Анастасия Урнова: Продолжая учиться дома или уже перейдя в школу? Александра Машкова: Нет, продолжая учиться дома. Я поддержу Игоря… Ирина Абанкина: Не совсем дома. Они все-таки уже учатся в сетевой форме, используя очень много возможностей. Александра Машкова: Пожалуйста… Нет, это неправда. По-разному, по-разному. Вот я подержу Игоря Моисеевича, что младшая школа – это на самом деле научение ребенка быть самостоятельным. Официально мы учимся от часа до полутора. У меня ребенок в младшей школе… У меня четверо детей. Младший у меня сейчас в первом классе по семейному образованию. Анастасия Урнова: А остальные? Александра Машкова: Старшие уже студенты. Получается, что эти полтора часа, да, мы занимаемся как бы предметами: сесть, сосредоточенно учиться и так далее. Но ведь она учится на самом деле весь день. У нее все время есть проекты. В основном это проекты, связанные с окружающим миром, с большим числом любопытств и прочим. И ребенок научается, ну, не без помощи родителей. Мы показываем инструменты: «Слушай, дорогая, ты можешь это узнать, сделав таким-то образом». И как раз к среднему звену, к пятому-шестому классу, как правило, ребенок подходит самостоятельным человеком, очень четко понимающим свой собственный ритм. Это то, чего в школе он, как правило, лишен. То есть ребенок знает, что… «Так, меня, пожалуйста, не трогайте. Не мешай мне учиться». Ребенок четко сообщает, что ему нужно: «Дай мне литературу. Так, я заинтересована этим кружком». Ирина Абанкина: А сам он взять не может? Александра Машкова: Ну, например, купить. Послушайте, купить либо, например… Анастасия Урнова: «Я нашел. Давай пойдем в магазин». Александра Машкова: Да. «Я нашел. Пожалуйста, купи мне». Либо: «Мама, ты знаешь, я заинтересовался китайским языком. Каким образом мы в бюджете можем мне вписать китайский язык?» Либо как секцию, либо как книгу, либо как еще что-то. А в старших классах ребенок… Это я говорю из опыта всех «семейников», у кого старшие классы. Выходит мама и говорит: «Котеночек…» А он говорит: «Уходи! Ты не имеешь никакого отношения к тому, о чем я говорю». Потому что это его… Анастасия Урнова: Александра, поняла вас. Руслан Ткаченко: Вы озвучили очень важную вещь. Анастасия Урнова: Будет к вам вопрос важный. Руслан Ткаченко: Поймите, что для нас, для «семейников», учебная программа – она не как цель, а она как инструмент для развития чего-то другого. Вот у меня вчера средняя дочь сдавала физику, через компьютер аттестация такая возможна. Было еще в сентябре сказано: «Дорогая, ты должна сдать физику по-любому. Сдать, понять ее. И ты уже сама распределяй». И вот она пробует. Она говорит: «Я себе поставила физику, но я не хочу сегодня учить физику». Я говорю: «Почему? Может, другой инструмент подберем? Может, ты будешь себе записывать?» И мы отрабатываем эту самостоятельность. А физика здесь как повод. И учебная программа для нас – это как повод развить человека самостоятельного, думающего, критического, мыслящего. Анастасия Урнова: Самостоятельность – самое главное, я поняла. Сергей, важный вопрос. У меня такое ощущение, что Александра описывает в целом любознательного ребенка. Я знаю массу детей, которые приходят из обычной школы и точно так же говорят: «Мама, хочу китайский»; «Мама, хочу астрономию»; «И еще что-то хочу». А если это не такой фантастически любознательный ребенок, тогда семейная форма лучше? Или наоборот – нужно все время пинать, пинать? И все это превратится в какой-то хаос? Сергей Громов: Возвращаюсь к тому ролику, который обсуждался. Первое, что там было сказано: «Трудно заставить ребенка учиться». И как раз Руслан говорит о том, что не надо заставлять ребенка, вообще заставлять его не нужно. Его нужно заинтересовать или подобрать какие-то инструменты. При этом возникает вопрос. Вот звучит так, что мы берем из семейного воспитания лучшие практики, и как будто бы оно именно такое. И создается впечатление у вас, у меня и у всех присутствующих. Ощущение, что в массовой школе это все недостижимо. Правильно я вас понимаю? Александра Машкова: Нет, не совсем. Руслан Ткаченко: С семейным образованием проще и легче. Александра Машкова: Это проще и легче. И вы ориентируетесь на своего собственного ребенка. Более того, хорошие учителя, предположим, в школах действительно пробуют подобные подходы. Сергей Громов: Я вас услышал, понял, спасибо. В связи с этим возникает ощущение, что просто мы говорим о лучших практиках семейного воспитания и как будто бы не об очень хороших школьных практиках. Ирина Абанкина: О худших практиках. Сергей Громов: На сегодняшний день (будем говорить о московских школах) большое, подавляющее количество школ, директоров направлены и нацелены именно на достижение тех же самых результатов: самозанятость, автономность детей, способность их принимать решения взвешенно и самостоятельно. Вот это все также присутствует. Александра Машкова: Именно московские школы лидируют по количеству семейников. Сергей Громов: Коллеги, я прошу вас дослушать меня до конца, если вы можете. Спасибо. При этом важным остается… Вот лично для меня тема сегодняшней нашей встречи крайне интересна и важна. И я понимаю, что самоорганизация ребенка, за которую мы ратуем, она на самом деле начинается с самоорганизации родителей, с готовности принять на себя ответственность за последствия того, что я перевожу ребенка на семейное воспитание. «Вот я за это отвечаю». Если нет таких родителей, допустим, в огромном количестве, или пока нет такого, то что делать этим детям? Анастасия Урнова: Ходить в школу. Сергей Громов: Эти дети попадают к замечательным педагогам. Они попадают в детско-взрослые сообщества, о которых почему-то вы не говорите, но они присутствуют. Школа – это не только 45 минут сидения за партой, а это и перемены, это всевозможные праздники, это походы. Повторюсь, что есть школы, которые по-прежнему упрекают (хотя сейчас все меньше и меньше) в том, что они школы воспитательного толка, не только образовательного, а преимущественно воспитательного. И этого много. Поэтому семейное воспитание и семейное образование вознести как нечто абсолютно особенное, ну конечно, можно попытаться, но это будет правда пополам. Анастасия Урнова: Спасибо. У нас осталось прямо совсем мало времени. Кристина, для меня очень важный вопрос: а как выглядит жизнь родителя, у которого ребенок на семейном образовании? Это совместимо с вашей карьерой, с вашими амбициями? Кристина Сандалова: Конечно. Анастасия Урнова: Или вы все-таки посвящаете себя детям? Кристина Сандалова: Для меня это намного проще. Объясняю – почему. Потому что в школе тебе говорят, как надо учить твоего ребенка, независимо от того, получается у него или нет. Анастасия Урнова: Только пять часов в день он не дома. Кристина Сандалова: Тем не менее… Ирина Абанкина: Не пять, а восемь. Анастасия Урнова: Или восемь. Кристина Сандалова: Тем не менее он приходит… Просто у моих многих подруг дети ходят в школу, и я вижу эту разницу. Они приходят с работы домой, у них еще какие-то дела есть. Мама и папа вынуждены сидеть рядом с ребенком и часами делать уроки. Я говорю только о своем опыте. Ирина Абанкина: Не надо делать уроки с ребенком. Это проблема родителей, а не детей. Кристина Сандалова: Я говорю только о своем опыте, который… Ну, мы молодые родители, у большинства из моих друзей дети подросткового возраста и доподросткового. Ну, 90% родителей сейчас делают уроки с детьми по два-три часа вечером каждый день. Анастасия Урнова: А в вашем случае как? Кристина Сандалова: В нашем случае мы можем ту же самую программу пройти гораздо быстрее, поэтому свободного времени гораздо больше. Анастасия Урнова: Сколько времени вы тратите на это? Кристина Сандалова: Ну, сейчас, например, мой сын в седьмом классе, и он учится практически самостоятельно. Анастасия Урнова: То есть вы можете параллельно работать? Кристина Сандалова: Максимум 20 минут я ему что-то объясню. Я уезжаю в офис. Он может дома что-то сделать сам. Ну, он уже взрослый, ему 13 лет. Он сделал сам, собрался и поехал на свои кружки. Либо, если я работаю дома, то я это делаю параллельно. Я всегда в доступе и могу что-то объяснить, подсказать. Анастасия Урнова: Вы супертерпеливая! Ирина, у нас, наверное, последний вопрос. А есть ли какие-то данные о том, как потом сдают ЕГЭ и ОГЭ дети, которые находятся на семейном образовании и в какие вузы они поступают? Ирина Абанкина: Вы знаете, на самом деле здесь ситуация достаточно сложная, потому что есть опыт ухода (тогда даже еще не на семейное обучение, а в экстернат) очень большой доли ребят как раз после девятого класса, для того чтобы именно готовиться к вузу, к ОГЭ, к ЕГЭ. Потому что вот здесь у нас наступает смешанность такая в статистике и в подсчете. Но те ребята, которые выбирают самостоятельные программы обучения, уже став самостоятельными, они действительно успешные, поступают на очень интересные программы и умеют управлять своей образовательной программой длиною в жизнь. Если семейное образование дает шанс научиться этому лучше и быстрее, то, конечно, это хороший шанс. Анастасия Урнова: Замечательно! Спасибо. Ирина Абанкина: Но есть и риски. Анастасия Урнова: Есть и риски. Сегодня говорили о том, что такое семейное образование. Нашли огромное количество плюсов, выявили минусы. Тут решать только вам. А правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Оставайтесь на Общественном телевидении России.