Служу России: как меняется отношение к вооружённым силам?
https://otr-online.ru/programmy/prav-da/sluzhu-rossii-kak-menyaetsya-otnoshenie-k-vooruzhyonnym-silam-49110.html ВИДЕО
Анастасия Урнова: Это видео от театрального режиссера из Красноярска. И таких историй об армии больше всего: где служили, как «откосили» и прочие байки. Как меняется отношение к службе в армии от поколения к поколению? Что такое патриотизм для современного солдата? И что ждет призывника в Вооруженных силах России?
Об этом – сегодня в ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Анастасия Урнова. И вот мои гости:
Анатолий Ермолин – ветеран группы спецназначения «Вымпел». По его наблюдениям, армия очень изменилась.
Михаил Гребенщиков – музыкант. Его мнение: раз сказало государство – надо Родину защищать!
Алексей Захаров – военный психолог. Его позиция: лучшие времена – 80-е, когда каждый знал, что будет дальше.
Владимир Левкин – певец. Говорит, что служат в армии с рождения.
Владимир, вы служили во флоте, насколько мне известно. Расскажите, пожалуйста…
Владимир Левкин: В Северном. «Северный флот не подведет».
Анастасия Урнова: Это получается три года?
Владимир Левкин: Нет, получается два года. Это была береговая часть. Мы ремонтировали суда, которые… Вообще это военная тайна, конечно.
Анастасия Урнова: Ну, может быть, уже можно что-то рассказывать.
Владимир Левкин: Я думаю, что, да, уже можно. Уже прошествие лет прошло.
Анастасия Урнова: Ну расскажите, с каким настроением туда шли. Чего ожидали?
Владимир Левкин: Я служил с самого рождения практика. У меня отец военный. Царствие ему небесное. Поэтому мы начинали служить… Еще тогда ГДР. Это Вюнсдорф, Потсдам. И практически все время, которое я себя помню, мы служили вместе с отцом. Я в Потсдаме сначала в музыкальную школу пошел, а потом – в общеобразовательную. Но быстрее всего я узнал, как стрелять, потому что…
Анастасия Урнова: То есть вы практически профессиональный военный?
Владимир Левкин: Я считаю, что да. По большому счету, для меня «откосить» – это было как-то вообще нехорошо. В свое время я поступал в суворовское училище, музыкальное. И поступил туда. Но у нас квартира новая случилась, поэтому между казармой и квартирой новой – целой комнатой! – я выбрал все-таки квартиру.
Потом я поступал после школы в Военный краснознаменный институт Министерства обороны и тоже все экзамены сдал. Но, к большому сожалению, не случилось по причине того, что был какой-то потоп… Мы сдавали в Кантемировской дивизии, в палатках. У меня грипп страшный. И меня отец просто увез. И потом, естественно, время подошло. Во всех институтах… Я поступил в Московский энергетический. И нас тогда наш год практически весь… Всего пять военных кафедр осталось, и поэтому мы все пошли служить. Для меня не было вообще проблемы пойти служить.
Анастасия Урнова: То есть шли с хорошим настроением, с бодрым?
Владимир Левкин: Да. Единственное, что я очень долго ехал в часть, потому что сначала нас привезли на Красную Горку в Питере, и там две недели мы еще… И меня уже практически взяли в ансамбль Балтийского флота. Но у меня была другая… Понимаешь? Поэтому нас повезли в Североморск. А уже из Североморска, да, так случилось, что я два года служил в Мурманске. Мы, так скажем, ремонтировали суда, «коробки», как называют моряки. И, помимо всего прочего, на втором году службы я стал секретарем комитета комсомола. А это лейтенантская должность, между прочим. Ну и у меня послужной список был нормальный.
Анастасия Урнова: В общем, вы с каким настроем шли, так ваша служба и прошла, по всей видимости.
А один из наших телезрителей тоже поделился своими воспоминаниями о службе в армии. Он призывник 83-го года. Как это было в Советском Союзе? Давайте послушаем.
ВИДЕО
Анастасия Урнова: Алексей, как по-вашему, как менялось отношение к службе в армии со времен СССР по сегодняшний день?
Алексей Захаров: Ну, менялось, потому что по-разному люди готовились к армии, по-разному их готовила страна к армии. Страна менялась, поэтому и отношение менялось, соответственно. Когда страна готовила людей к армии, определяла взгляды молодежи как на необходимость и необходимый фактор службы, то тогда было все нормально и было хорошо. Когда страна перестала это делать соответствующим образом, возникли проблемы у людей, которые шли на службу и служили, соответственно. Поэтому это все происходило.
Армия – это неотъемлемая часть страны, общества, всех нас. Это частичка, через которую любой мужчина проходит, естественно. И всякие изменения совершенно четко отражались. Самые тяжелые времена – это были 90-е годы, я считаю. Самые тяжелые времена. Самые счастливые, для меня самые счастливые времена – это 80-е годы. Я в 78-м одел погоны на срочной службе. Уже отслужив срочную, стал офицером после этого, уже служил лейтенантом. И это было просто замечательное и счастливое время.
Я не задумывался о будущем, потому что я его четко знал. И такие же взгляды были у людей, которые служили вместе со мной. То есть было четко определено, что все будет нормально, все будет хорошо. И я занимался делом своим. Это развязывало мне как человеку, профессионально развязывало руки очень хорошо. Поэтому я считаю, что и карьера была успешной на тот период.
А потом началась война. Когда страна распалась, началась война, и вместе с этим просто тяжелые вещи были с армией связаны. Тяжелое настроение у пацанов было. Ну, вообще это отдельный разговор – про настроения людей, которые идут служить в армию.
Анастасия Урнова: Мы дальше обязательно об этом поговорим.
Анатолий, скажите, пожалуйста, а кого или что сегодня защищает российская армия? Насколько что-то изменилось с тех пор, как служили вы? И особенно мне интересно, изменилось ли отношение к патриотизму и значение этого слова?
Анатолий Ермолин: Вот интересно! Я готовился по одному шаблону отвечать, а вопрос другой, без подготовки.
Анастасия Урнова: В этом вся фишка.
Анатолий Ермолин: Я все-таки надеюсь, что принципиально ничего не изменилось. И российская армия все-таки и должна, и предназначена для того, чтобы защищать свой народ – это в первую очередь.
Анастасия Урнова: Михаил, а у вас было желание пойти в армию? Интересно, было ли оно. И с каким настроем вы туда шли? Потому что это все-таки был тревожный год, Чеченская война. И я знаю, что многие очень боялись за тех, кто сейчас в армию. Да и идти было туда страшно. А вы еще на погранзаставе были.
Михаил Гребенщиков: Ну, в моей жизни армия появилась от отца, конечно. Он служил в нестабильные времена, во время Карибского кризиса, в ракетных войсках. И я – в погранвойсках во время Чеченской войны. Отцу прибавили срок службы, и мне. Он вообще призывался на три года, а служил четыре в те времена. И никто против ничего не имел.
Вот так же весной 94-го года призываюсь я весенним призывом. Уже Афганистана тогда давно не было. Были какие-то внутри России проблемы политические. Но, когда призывали в армию, мы не шли ни на какую войну весной. А уже во второй половине года начался Чеченский конфликт. И таджико-афганская граница – тоже там возникли проблемы, то есть где-то первые три месяца.
Я призвался в погранвойска. Были уже в те времена, в 94-м году, «косари», но это, наверное, те, у кого были деньги, какой-то блат, связи. Я понимал, что если я начну «косить»… Конечно, когда тебе стукнуло 18 лет неожиданно, весна наступила и тебя куда-то забирают, то вообще, какой бы ты ни был патриот, желания нет. Но я понимаю: раньше сяду – быстрее выйду.
И вот мы на одной лестничной клетке… У меня друг Вадим Кондратьев. Мы с ним учились в параллельных классах, но он был на две параллели еще старше всех. То есть я был в классе коррекции и чувствовал себя очень серьезным таким пацаном. Вот в жизни бывают чудеса. И как будто в армии мне кто-то дает ангела. То есть его эти способности разрешать мужские проблемы перенесли туда, в воинскую часть, куда мы попали.
Мы специально попросились в погранвойска. Моя мотивация была в том, что: «Класс! Я как за границей буду», – Восточная Пруссия, Калининградская область. И еще максимально подальше от дома. Не дай бог ко мне мама приедет – я со стыда умру. А туда она точно не поедет. И еще мне хотелось максимально подальше. Мало ли как жизнь сложится. Ну когда я еще побываю в Калининградской области?
А в «военнике» я написал, когда нам их выдавали, профессию… Меня до сих пор мой друг гнобит. Говорят: «Ваша профессия гражданская?» Ну, он сказал свою профессию. Я говорю: «Художник». И все! И моя жизнь в армии изменилась. Вот написано в военном билете: художник. То есть меня сразу берут… Друг-то у меня здоровый, а я не особо атлетическими способностями отличался. Меня берут с ним в командиры стрелковых отделений…
Анастасия Урнова: Благодаря тому, что вы художник?
Михаил Гребенщиков: Да. Ну, типа…
Анастасия Урнова: Типа умный.
Михаил Гребенщиков: Да.
Владимир Левкин: А тебя все Художником называли?
Михаил Гребенщиков: А у друга еще 28 мая день рождения. Мы по-любому с ним собираемся и празднуем. И он постоянно рассказывает легенду, что это он прошел настоящие погранвойска, а вот Миша написал «художник», и вроде бы служили вместе, но все как-то складывалось по-другому.
И вот я призвался на полтора года. Во время службы начала происходить Чечня и сложности на таджико-афганской границе. И я своими глазами видел… Когда мы полгода прослужили, нам дали сержантские лычки, чтобы разъезжаться по заставам, кто куда. Приходили люди и говорили: «Кто готов на таджико-афганскую границу?» Стимул в чем? На три месяца раньше отпустят, паек какой-то лучше. И прямо полроты вообще «за»! Я просто своими глазами видел.
А потом ставится вопрос, государство говорит: «В связи с серьезной обстановкой мы вам…» А я уже домой собрался, полтора года отслужил. Мне говорят: «Вам еще полгода». И никаких забастовок, света фонариков и выхода на улицу. Ну, раз сказало государство – надо Родину охранять.
И, честно сказать, я получил огромное удовольствие. Никогда не вспоминаю армию плохо, всегда собираемся. Я каждый год езжу в Калининградскую область. Я дружу с обоими старшинами. Вот в том году было мало путешествий. Мы семьями поехали в Калининградскую область. Я имею доступ до своей заставы, до своей части, до своей кровати. Я обожаю Восточную Пруссию!
Ну а что рассказывать? Я написал… Я могу гипертрэш рассказать. Могу рассказать юмор, который там преследовал меня постоянно. То есть мы…
Анастасия Урнова: Ну давайте юмор какой-нибудь.
Михаил Гребенщиков: Юмор? Например, три месяца в учебке, и мы там как Рэмбо были, таких из нас воспитывали. По два раза марш-бросок, из всех видов оружия, из гранатометов… Я две недели не мог ничего слышать, потому что мы через день стреляли из гранатометов. Короче, мне оружие вообще все не подходит, я понял, потому что я левша стопроцентный, а все оружие сделано для правшей. У меня от автомата набит палец на стрельбах, потому что я все равно забывался, как его брать. Он должен вот как-то так быть. А гранатомет – это вообще неудобнейшее оружие для левшей.
И вот три месяца прошло – и нас на практику настоящую, на две недели на заставу привозят. А там новая еда. Там масло, сахар есть. Там можно…
Анастасия Урнова: Другая жизнь вообще.
Михаил Гребенщиков: И мы в первый же вечер наедаемся яблок, каких-то варений и все такое. У меня дозор с двух до шести утра. Я помню свой первый выход на границу. То есть меня наряжают… А дембель со мной шел. Фонарь, ракетницы, магазины. Я такой Терминатор. Ливень льет. Где эта граница? Где она находится? Тебе никто экскурсию не проводил. То есть ночь, дождь… ГАЗ-66, мы туда садимся. Он по кочкам, где-то в поле, дождь… Выбросил нас. Мы идем. Короче, вот он так берет… А ливень идет! Просто под плащ ложится, вот этот дембель с автоматом, и говорит: «Ну давай. Разбудишь, короче». То есть ему все равно, что идет дождь, что это уже сентябрь, что холодно.
Анастасия Урнова: Вот что армия с людьми делает.
Михаил Гребенщиков: Да. И у меня начинается диарея. И я прямо вообще понимаю, что пища мне не зашла. Но поскольку у меня была инструкция: «Вот здесь – Россия, а там – Литва», – то я, в общем, ходил в Литву…
Анастасия Урнова: Слушайте, ну слушать вас можно бесконечно. Спасибо большое.
Михаил Гребенщиков: Я еще много чего…
Анастасия Урнова: Дальше мы поговорим о том, как в армии выстраиваются отношения с сослуживцами и с начальством. Оставайтесь с нами.
У нас есть воспоминания еще одного нашего телезрителя о том, как он служил в армии в 91-м году. Давайте послушаем и его.
ВИДЕО
Анастасия Урнова: Анатолий, хочется еще поговорить о сложностях, с которыми сталкиваются люди в армии. Например, тот же Михаил говорит, что оказался на погранзаставе, а с какой стороны граница – не сказали. В вашей службе насколько учения соответствовали тому, с чем в реальности приходилось сталкиваться?
Анатолий Ермолин: У меня это было, конечно, необычно, поскольку я десять лет отслужил в группе специального назначения «Вымпел». Кстати говоря, после пограничного училища я в 85-м году закончил Московское пограничное командное краснознаменное ордена Октябрьской Революции училище КГБ СССР имени Моссовета. И сразу же по распределению оказался в группе специального назначения «Вымпел».
Если говорить про отношения в коллективе и про то, насколько реальными были наши учения, то взаимоотношения были уникальные. По жизни я с ними иду, потому что… Я пришел лейтенантом, но ни один полковник меня на «ты» не назвал. То есть: «Анатолий Александрович, снимите форму. Больше ее не надевайте. Забывайте про строевую выправку, хоть вы и строевое училище заканчивали. Мы за воротами нашей части должны быть гражданскими людьми».
Отношения строились, знаете, такие очень дружеские, очень требовательные, очень интеллигентные. Но при этом я знал, что если вышестоящий руководитель, начальник меня что-то попросил: «Толя, надо это сделать», – то для меня это боевой приказ. И я к нему всегда так и относился.
Кстати сказать, я тоже заканчивал художественное училище. Ну, я не стал художником, у меня не было этого записано. Я занимался, когда школу заканчивал, во Дворце пионеров имени Жданова в Ленинграде. Так вот, один раз, когда я был на реальном боевом задании за рубежом, на территории вероятного противника, я день запоминал… А я уже был, так скажем, военным дипломатом. Я оказался на уникальном объекте. Я день запоминал. Потом, когда летел на российском самолете, делал эскизы. И на следующий день нарисовал альбом эскизов того, что я видел. Что видел – не расскажу. Но у меня за этот альбом есть высокая правительственная награда.
Анастасия Урнова: Слушайте, то, что вы рассказываете – потрясающе! По крайней мере, возникает ощущение, что если в деле бойцы отряда специального назначения, то можно чувствовать себя в безопасности. Я бы вообще очень рекомендовала вашу книгу с вашими воспоминаниями – о том, как вы и учебу проходили, и служили. На меня очень большое впечатление произвела.
Анатолий Ермолин: Спасибо большое.
Владимир Левкин: У меня товарищ вместе как раз с вами учился. Помните тот случай, когда на БТР выехал на Московскую кольцевую дорогу? Это легенда ваша, вашего училища. Вот это он был. Ха-ха-ха!
Алексей Захаров: Я бы тоже хотел добавить. Вы будете смеяться, но я тоже закончил художественное училище.
Анастасия Урнова: Слушайте, ну у нас просто одни художники, кроме меня.
Алексей Захаров: Училище 1905 года, полиграфический факультет я закончил.
Анастасия Урнова: Вот где куют настоящих военных.
Владимир, может быть, вы нам расскажете тоже? С какими-то сложностями наверняка тоже сталкивались. Не могло быть все так просто.
Владимир Левкин: Сложности? Ну, кроме того, что был секретарем кабинета комсомола, я еще был руководителем ансамбля, который назывался «Горизонт». У нас в части был ансамбль, который назывался «Горизонт». И тут, представляешь, к нам приезжает «Ария», только что они переименовались. Дают такой концерт. После этого – «Музыкальный ринг». Собираются все рокеры Мурманской области. В общем, то, что мы там видели… Люди выходили и говорили: «Мы любим рок-н-ролл». Мы вышли, сыграли две моих песни, заняли первое место. И быстро-быстро убежали!
И меня на следующий день вызывает замполит, то есть начальник политотдела. Можете себе представить? Он говорит: «Ну, расскажи мне, что это такое». Я говорю: «Ну, вот так случилось, рок-н-ролл… Вы же понимаете, это не те песни, которые мы обычно поем. Ну, это немножко другое, это мое личное творчество». – «То есть это ты написал?» Я говорю: «Да». – «А-а-а, ну ладно, хорошо. В общем, трое суток ареста». Ха-ха-ха! Но, слава богу, представляешь, на «губе» не было места. Меня бросили на «губу» – а там места нет. И я счастливый возвращаюсь.
Потом, когда было совещание большое, он сказал: «Понимаешь, все бы было нормально, если бы вы были по форме». Можете себе представить? Военные моряки по форме, играющие рок-н-ролл. Это сейчас военный оркестр, который поет на английском языке – это нормально, это флешмоб, это классно, это все поддерживает. А представьте раньше такое.
Анастасия Урнова: То есть вы уже практически дезертировали.
Анатолий Ермолин: Ну, практически, да.
Алексей Захаров: Ну, это не дезертир.
Михаил Гребенщиков: В самоволку ушел.
Анатолий Ермолин: Самоволка. Это нормальная самоволка. Кто не ходил в самовол – тот не служил в армии. Ха-ха-ха!
Михаил Гребенщиков: Самые романтические ощущения.
Анастасия Урнова: Анатолий, вы тоже ходили в самовол? Я почему-то не верю в это. Неужели?
Анатолий Ермолин: Вы знаете, я честно скажу: я не ходил в самовол.
Анастасия Урнова: Мне тоже кажется, что не может быть такого.
Анатолий Ермолин: Я вам расскажу одну историю. Был такой остров Майский когда-то в составе Российской Федерации, и там была часть, где готовили боевых пловцов. Так вот, это 6 километров от берега (это Очаков). Это как раз та крепость, где казнили лейтенанта Шмидта.
И ребята, которые там проходили подготовку боевую, пловцы, срочники, они в увольнение плавали 6 километров в одну сторону, потом решали свои вопросы, у кого какие (ну, в общем, разные вопросы), и возвращались утром 6 километров обратно. Так вот, офицеры специально таких бойцов выявляли и делали из них сержантов, потому что такие отчаянные ребята с таким стержнем, дерзкие, после правильной подготовки действительно становятся настоящими воинами, которым можно многое доверить.
Анастасия Урнова: Ну вот. А нам говорят, что солдатам думать не надо.
О том, как проходила военная подготовка для студентов вузов, нам рассказал мой коллега, ведущий Юрий Алексеев.
ВИДЕО
Анастасия Урнова: Алексей, когда я такое слышу, у меня первый вопрос возникает: насколько часто вообще вовлекают мирное население в учения? Потому что, знаете, иногда мы слышим истории бабушек, которые говорят, что их зомбируют и гипнотизируют солдаты НАТО. Может быть, это вовсе не солдаты НАТО, а наши военные где-то за лесом?
Алексей Захаров: Нет, на самом деле при проведении учений стараются, чтобы народа местного было как можно меньше. И проводятся они, желательно проводятся подальше от населенных пунктов, потому что, естественно, военные учения – это вопрос достаточно серьезного риска. И подвергать риску мирное население…
Анастасия Урнова: То есть вот это – не распространенная практика?
Алексей Захаров: Да. Ну, там еще варианты есть, потому что есть такое понятие у военных при проведении учений, называется… когда в результате учений что-то испортили, огород перепахали, снаряд не туда прилетел. Вот это, связанное с этими делами, требует, естественно, выплаты компенсации. Поэтому стремятся от этого уходить. Ну а потом, свой народ лучше беречь, конечно. И нервы бабушек и дедушек на английском языке лучше… Ну, я понимаю, что наших бабушек и дедушек английским языком не испугаешь, это вариант простой. Но стараются не вовлекать, конечно.
Анастасия Урнова: Михаил, а вы что делали на учениях? И насколько это было полезно?
Михаил Гребенщиков: Ну, учения в моей учебке происходили… Я как бы такой киллер-убийца. Нас учили каждый день стрелять.
Анастасия Урнова: Художник и киллер-убийца.
Михаил Гребенщиков: Да.
Анастасия Урнова: Можно я сделаю шаг от вас?
Михаил Гребенщиков: То есть надо было каждый день бегать, стрельбы. РПГ – ручной противотанковый гранатомет. И все время были какие-то учения.
Я помню, как мы ехали на учения, и такая команда: едет колонна – и химическая атака! Все должны выбежать, одеться в эти…
Анастасия Урнова: …противогазы.
Михаил Гребенщиков: …в противогазы. И такой резиновый… ОЗК. А это было ужасное и самое мое нелюбимое. Короче, все дымит, дым. И вот стоит такая колонна здоровых мужиков, все с автоматами. И едут тогда (это середина 90-х) по калининградской дороге братва. Ну, едут на Mercedes, прямо с цепями, такие лысые, в татуировках. И они не поняли кипиш. То есть они куда-то спешили. И вот я помню, что дым рассеялся – и стоят вот такие ребята.
Алексей Захаров: Вовлеклись в учения.
Михаил Гребенщиков: Да. И ребята такие: «Вы что тут устроили?!» Ну, было слегка неудобно, непонятно. Конфликт не продолжился…
Анастасия Урнова: Ну, если что, то с РПГ все-таки вы.
Михаил Гребенщиков: Мы задержали бандюков каких-то.
А в самоволку мы ходили больше не с целью даже напиться, а больше – до телеграфа добежать, маме позвонить или девчонке, потому что в части на заставе не было такого, что сиди и звони куда хочешь, не было мобильных телефонов.
Из армии почему-то больше запомнились какие-то курьезные случаи и юмор. Я, например, сижу, я и помощник начальника караула. А наша часть контролирует 12 литовских застав. То есть я могу с каждым связаться. И вот я сижу, смотрю телевизор и комментирую, на самом деле как радиоведущий: «Друзья, всем, кто на заставе, привет! Сегодня я сижу. Сейчас у нас идет передача «Утренняя почта». Кто на связи? Кто ставит на то, что сегодня будет Ирина Салтыкова». – «Будет Ирина Салтыкова обязательно!» И я вот так отбегаю от этого прибора к телевизору, ставлю какой-то микрофончик. И все: «Ирина Салтыкова! Ирина Салтыкова!»
И рота моя, когда я стал дембелем… А дембелем я был целый год, поскольку мне еще прибавили.
Анастасия Урнова: Продлили.
Михаил Гребенщиков: Да. Учили группу «Мальчишник».
Анастасия Урнова: Мы знаем.
Михаил Гребенщиков: Маршировали, ходили до столовой с песней. И даже один раз я заставил людей до утра выучить Roxette, «It must have been love».
Владимир Левкин: Разлагали.
Михаил Гребенщиков: Короче, я прихожу из отпуска… А в отпуск почему ушел? Потому что проиграл дембелям в карты, надо было долг отдавать. Родители сделали вызов. Я думаю: «Лето, год отслужил. Когда приеду, дембеля уволятся. Вообще будет класс!» Отдал долг, уехал в отпуск, пробыл там 48 дней. Возвращаюсь – суббота, стройотдел закрыт. Я думаю: «Раз я в роту зашел – все, значит, я служу».
Проходит месяцев десять, вывешивают списки. И мы с другом… Я пограничник первой степени, медаль за 300 выходов. Мы на границу с другом… А друг специально не ходил в отпуск, потому что он хотел быть «золотым» дембелем. Тем более на 48 дней раньше отпускают и еще денег дают. И что-то там перепутали в стройотделе. И Бог увидел, что если мой друг, самый сильный и авторитетный человек в части, уйдет из части на 48 дней раньше меня, то моя жизнь в части превратится… То есть ко мне много вопросов было. И он вообще за голову берется, говорит: «Миша, ты всю армию рисовал орлов каких-то. Тебя еще на 48 дней раньше отпускают, еще и денег дают». А там же три границы надо ехать. Я ехал и, конечно, не признался, не сказал: «А вы знаете, я на самом деле был в отпуске. Оставьте меня еще на 48 дней».
И мне это снится, до сих пор сон снится, где я попадаю в армию, а мне: «Дослужи и деньги верни». А я не могу понять, кем мне дослуживать. То ли я дембель… Я же с ними не знаком. Как они ко мне будут относиться? То есть вот штука.
Анастасия Урнова: Слушайте, фантастика!
Михаил Гребенщиков: Бывают и чудеса в армии.
Анастасия Урнова: Однозначно.
Алексей, у меня к вам вопрос как к психологу. Я слушаю Михаила – ну потрясающие истории он рассказывает! С другой стороны, иногда фигурируют просто кошмары из армии. И вот то, как пройдет служба, зависит от личности человека? Просто Михаил – такой веселый, адаптирующийся, гибкий.
Алексей Захаров: Конечно.
Анастасия Урнова: Вот кому в армии легко? Давайте так.
Алексей Захаров: Ну, легко тому, кто состоялся до армии, будем говорить так.
Владимир Левкин: У нас было ГТО, обязательно была подготовка, когда я пошел.
Анастасия Урнова: Ну, мы говорим о том, что туда попадают мальчики 18 лет. Ну какое «состоялся»?
Алексей Захаров: Нет, в 18 лет состоялся.
Владимир Левкин: Уже нормально.
Михаил Гребенщиков: Нас психически проверяли. Ну, погранвойска, каждый день автомат. Если там будет какой-то… Безусловно, дедовщина была, но она была для каких-нибудь ребят, которые, да, не состоялись. Над ними дедовщина уже в детском садике была. Вот мне так казалось.
Алексей Захаров: Просто если ты идешь в армию, то это уже признание того, что ты состоялся. Тебя берут. И считалось позором, просто считалось позором, если тебя не берут в армию. Это был как бы такой вариант. Ну, потом от этого отошли и «косили», но был совершенно четкий период в нашей стране, когда считалось позором, что тебя не взяли в армию.
Анастасия Урнова: Ну, сейчас, мне кажется, это не так.
Алексей Захаров: Ну, сейчас мы поменялись, страна поменялась, молодежь наша поменялась. Она в чем-то стала более серьезной, более тонкой и утонченной, а в чем-то инфантильной стала. То есть тут разные… Это не значит, что у нас вся молодежь такая – инфантильная. Ничего подобного. У нас полно замечательных ребят приходят в армию служить, которые хотят отслужить в армии, которые приходят в армию из института – не потому, что их забрали, а потому, что они сами попросились из института.
Анастасия Урнова: Знаю таких, да.
Алексей Захаров: И у них совершенно четко выстроена голова, выстроена личность. И они в армии адаптируются очень легко. Они находят общий язык и с командирами, находят общий язык… Ну, сейчас нет такого варианта, что «деды» служат и не «деды», там сейчас разделяют по группам достаточно серьезно. Но такие люди находят общий язык достаточно хорошо.
Анастасия Урнова: Анатолий, вы согласны с этим?
Анатолий Ермолин: Я как раз хочу добавить про «страхи нашего городка», про ночные кошмары. На самом деле армия – это преодоление. И сейчас, конечно, нельзя сравнивать те условия службы, которые были у нас. Ну, в том же пограничном училище я был отличником, ленинским стипендиатом. Я первый раз в увольнение пошел в конце второго курса.
Скажем, когда я мечтал об армии, в общем-то, одним из главных мотивов у меня, конечно, была романтика, вот эти наши известные фильмы: «В зоне особого внимания», «В бой идут одни «старики» и так далее. Я видел курсантиков, которые по Ленинграду бегали в парадной форме. Я же не знал, что я только через два года побегу в такой форме в первое свое увольнение.
Конечно, это была большая разница, когда я пришел. У нас в Лукино была учебная застава. Я еще абитуриентом был. Старшина подходит: «Так, абитуриент Ермолин, – и еще одного парня, – пошли со мной». Ванна с картошкой, тупые два ножа, знаете, и говорят: «Утром почистить на весь сбор». А я картошку больше двух штук никогда в жизни не чистил».
Мы всю ночь ее чистили, эту ванную. Почистили. Потом я пошел в палатку поспать, а тут старшина подходит и говорит: «Я не понял. А ты что спать ложишься?» Я говорю: «Ну как? Мы всю ночь чистили». – «А кто тебе сказал, что после наряда на кухне тебе еще спать полагается? Иди учись, готовься к экзамену».
Армия – это серьезная штука, серьезное испытание, конечно. Мы сейчас такие шуточки рассказываем, но… И действительно этим наполнена армейская жизнь. Но надо понимать, что армия – это серьезное испытание, серьезное преодоление, которое и превращает мальчишку в мужчину.
Анастасия Урнова: О том, как служба в армии влияет на всю будущую жизнь мужчины, мы поговорим буквально через несколько мгновений.
Есть мнение, что служба в армии – это потерянные годы жизни. Давайте послушаем.
ВИДЕО
Анастасия Урнова: Алексей, вот какими приходят молодые люди из армии? Что они там приобретают, что теряют? И чего больше в процентном соотношении?
Алексей Захаров: Ну, самое главное, что дает армия – она дает возможности выстраивать отношения с людьми не только по своей прихоти, но по обязанности. И когда ты подчиняешься, и когда ты обязан подчиняться, и при этом подчинении ты не должен превратиться в тряпку, не должен лечь под командира, а остаться человеком, остаться личностью – это серьезные вещи. Это большая школа для человека. И если человек себя сможет сохранить и выстроить эту систему отношений внутри себя, то ему потом по жизни будет гораздо проще идти.
Вот говорилось, что человек попал после армии в ситуацию подчинения к своим бывшим товарищам. Но взгляд на систему подчинения… Мы всегда находимся либо в подчиненном, либо в состоянии руководителя так или иначе, либо и то, и другое вместе. Но взгляд и опыт, которые дают армия в этом смысле, выстраивание себя в системе подчинения и в системе начальствования – это серьезный опыт.
Анастасия Урнова: Владимир, а вы каким вышли из армии?
Анатолий Ермолин: Понимаете, для нас, ну, для меня, для моего года, условно… Мы уже не молодые люди, не совсем молодые. В душе-то молоды, но уже опытные.
Анастасия Урнова: Естественно.
Владимир Левкин: Для нас это было главное, наверное, когда ты идешь… И ты понимал, почему ты идешь служить. Ты шел защищать Родину. Сейчас совершенно другая служба. Мы перед началом передачи говорили о том, что масса призывов выходить с сердечками или чего-то не делать. Ребята, вы забываете самое главное. Еще царь говорил, наш российский: «У России всего два союзника – армия и флот». Это раз.
Во-вторых, главное, что когда человек идет в армию… А сейчас совершенно другая армия. И этот год, на который они идут… Ну, ребята, соберите одно место в кулак, извините меня, сходите и почувствуйте себя мужиком, в конце концов, нормальным российским мужиком.
Анастасия Урнова: Михаил, вопрос, естественно: что армия дала вам? Потому что я слушаю Владимира – и это все так здорово, практически пафосно звучит. С некоторыми своими друзьями разговариваю, а они мне говорят: «Ну, мы учились копать». Вот как это в вашем случае было?
Михаил Гребенщиков: В те суровые времена армия была, скажем так, дискредитирована. В Чечню набирали людей… Просто до какого-то момента это было реально патриотично. А тут, знаете, когда война идет, уже люди начали задавать вопросы: «Хочу ли я?» Когда я шел, реально было патриотично. А почему нет? Безусловно, тогда были такие, скажу, уродливые истории, где люди приходили с большой несправедливостью, без всяких компенсаций и наград. И вообще, правда, зачем было это проведенное время? Ради кого? Ради чего? В некоторых случаях.
Анастасия Урнова: Анатолий, вам мой финальный вопрос: можете ли вы сказать, что вы как человек все-таки сформировались благодаря вашей службе? И сегодняшним молодым людям вы что рекомендуете? Сделать все, чтобы в армию не попасть? Или все-таки лучше отслужить?
Анатолий Ермолин: Меня служба научила самому главному – управлять и принимать решения. Я считаю, что армия – это очень хорошая школа. Но опять же хочу сказать, что если внутри есть какие-то внутренние установки, препятствующие тому, чтобы пройти через такие испытания, я к этому отношусь абсолютно толерантно, потому что я являюсь сторонником контрактной армии.
Анастасия Урнова: Спасибо большое за эти важные слова. И вам всем хочу сказать спасибо и за ваши истории, и за вашу искренность. Это было очень интересно! Ну а впереди 23 февраля, праздник. Поздравляем всех причастных!
Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Подписывайтесь на наши социальные сети и оставайтесь на Общественном телевидении России.