Сохранение преемственности политического курса в России

Гости
Василий Колташов
экономист, руководитель центра политэкономических исследований Института Нового общества
Вадим Новиков
старший научный сотрудник РАНХиГС, член Экспертного совета при Правительстве РФ
Андрей Нечаев
председатель партии «Гражданская инициатива»
Алексей Мухин
политолог

"Сегодня в российском обществе нет другого человека,
в котором видят гаранта преемственности.
В этом смысле Путин должен остаться в политике.
Как будет именоваться его должность – это второй вопрос".

Глеб Павловский, 2007 год

Дмитрий Лысков: Здравствуйте. Я – Дмитрий Лысков. И сегодня в студии программа "ПРАВ!ДА?" обсуждаем преемственность политического курса и нюансы передачи власти в России.

В 52-м году Сталин пытался сложить с себя обязанности генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров, но натолкнулся на абсолютное непонимание окружающих. Делегаты Пленума ЦК партии буквально потребовали от него дальнейшего исполнения обязанностей. Маршал Тимошенко так прямо и сказал: "Товарищ Сталин, народ этого не поймет". Через год Сталин умер, так и не обозначив преемника.

Никита Хрущев в 61-м году попытался ограничить пребывание партийных руководителей на своем посту не более чем тремя сроками подряд. XXII съезд КПСС принял соответствующие поправки в Устав партии, но формулировки были слишком расплывчатыми. Соблюдения новых принципов формирования власти добиться так и не удалось.

Брежнев, придя к власти, заявил о возвращении к ленинским принципам коллегиального руководства. Фактически страну возглавил триумвират – Брежнев, Косыгин, Подгорный. Но уже с 66-го года Леонид Ильич возродил сталинскую должность генерального секретаря и всех на этой высшей в советской иерархии должности прекрасно устраивал.

Михаил Горбачев ввел должность президента СССР. Согласно Конституции, избираться президент должен был всенародным голосованием. Но этот пункт был немедленно нарушен – в порядке исключения Горбачева на высший пост избрал Съезд народных депутатов. Должность президента в Советском Союзе просуществовала всего лишь один год.

Борис Ельцин первым из отечественных политиков новейшего времени добровольно и досрочно прервал свои полномочия. Вопрос о передачи власти в нашей стране всегда был одним из самых непростых.

Дмитрий Лысков: Вот и получается, что за весь XX век в нашей стране так и не был сформирован работоспособный и прозрачный механизм передачи власти. Андрей Алексеевич, есть у вас предположения, что это за историческое невезение такое?

Андрей Нечаев: Ну, я не думаю, что это историческое невезение, если не считать таковым Октябрь семнадцатого года, когда… Собственно до Октября семнадцатого года тоже передача власти осуществлялась очень своеобразным образом – по наследству, как мы помним. Ну, по крайней мере, тогда никаких иллюзий на этот счет не было. Монархия – она и есть монархия.

Дмитрий Лысков: Как в монархии всегда и бывает.

Андрей Нечаев: Практически единственный прецедент свободных выборов, которые мы имели, – это первые выборы Бориса Николаевича Ельцина, когда он победил не благодаря существовавшей системе власти, а скорее вопреки этой системе.

Андрей Нечаев: Когда к власти в результате государственного переворота пришла партия большевиков, то для нее было очень важно любой ценой эту власть удержать, и поэтому сразу начались репрессии, начались гонения на инакомыслящих, как мы говорили бы современным языком, закрытие альтернативных средств массовой информации – ну, в общем, все то, что нам потом знакомо по гораздо более современным временам.

Ну и дальше логично из этого начала проистекла диктатура Сталина, которая настолько заложила в саму партию власти вот этот синдром несменяемости лидера, синдром отсутствия коллегиального руководства, что бы там ни говорили про коллегиальное руководство, что в таком режиме страна просуществовала еще где-то несколько десятилетий.

И практически единственный прецедент свободных выборов, которые мы имели, – это первые выборы Бориса Николаевича Ельцина, когда он победил не благодаря существовавшей системе власти, а скорее вопреки этой системе.

Дмитрий Лысков: Спасибо.

Алексей Алексеевич, а с другой стороны, говорят, что Сталин возродил фактически монархию, его и называют "красным монархом". Может, это наш особый путь такой? Ну, народ не хочет изменений, народ хочет стабильности. Понятно – он понимает, что ожидать от этого конкретного правителя. Особый путь?

Алексей Мухин: Я бы обратил ваше внимание на то, что российское общество (в широком понимании этого слова – не только интеллигенция либо кто-то еще, крестьянство, рабочий класс и так далее), оно всегда очень четко идентифицировало своих правителей, назовем их так, как бы он ни назывался – генеральный секретарь, император и так далее, – как "сильный" либо "слабый". Вот сильные – они как фараоны – они задавали определенный тренд исторический на очень длительный период времени. Затем этот потенциал заканчивался, наступало время, скажем так, метаний, исканий, пока не находился новый сильный правитель, новый фараон.

И российская история делится на вот эти периоды по фараонам. И мне кажется, что в нашем случае история, конечно, покажет еще, но вот Сталин был фараоном. Будет ли Путин фараоном? Посмотрим.

Дмитрий Лысков: Василий Георгиевич, вот очень интересная точка зрения. Например, Сталин – фараон, да? Но Сталин пытался все-таки сложить с себя полномочия. И Хрущев пытался ограничить полномочия. То есть, видимо, они понимали порочность этой системы?

Алексей Мухин: И фараоны иногда пытались это сделать – не получалось.

Василий Колташов: Ну, во-первых, Сталин, конечно, никаким монархом не был – просто потому, что для монархии нужна определенная семья, и эта семья представляет структуру власти. У Сталина семья… Не очень-то получалось у него. Трагичная жизнь, трагичная судьба жены его – она застрелилась. И сыновья как-то не по-монарши себя вели – ну, как принцы, но без надежды на престол. Никто их не воспитывал, естественно.

Однако дело в том, что вот эта система с отсутствием преемственности, как мне кажется (ну, или с внешним отсутствием преемственности), она была связана в нашей стране с двумя причинами.

Во-первых, это отсутствие какого-то органичного правящего слоя одно время и потом его формирование. И тогда, когда он сформировался, он уже в советское время из своей среды, пусть это были перевороты, но он периодически выдвигал какие-то фигуры, которые этой средой принимались. Это одна причина.

Вторая причина (вот почему у нас были только одни выборы такие демократические) – это то, что советская индустриализация огромную массу людей из деревни переместила в город и вообще создала новый городской образ жизни. Мы ведем не какой-то русский образ жизни, а вот именно советский городской образ жизни, ну, с элементами потребительского общества, даже под давлением потребительского общества. И эта среда не созрела для какой-то демократии и не очень-то понимала, что она вообще может чего-то требовать, за что-то бороться. И знаете, как политическая масса – не как люди, которые могут предъявлять претензии к власти разными группами, требовать каких-то льгот, а как такая мощная и могучая сила – вот этого осознания не было. И это создало ситуации такой верхушечной борьбы постоянно.

Но сейчас, как мне кажется, сформировалась определенная такая верхняя прослойка властная, около власти – это и бизнес, и чиновники. Можно сказать, что это вообще единство определенное. И эта группа обеспечила, с одной стороны, стабилизацию российского капитализма; с другой стороны, она сама стремится воспроизводить руководство страны, которое было бы идентично предыдущему руководству.

Поэтому возможно, что, если Путин уходит, он может оставить преемника. У него есть вот этот слой, на который он опирается. Более того – американские санкции последние усугубили ситуацию, потому что вместо того, чтобы побежать сдавать лидера: "Вы нас простите, мы сейчас предадим президента, мы поможем в организации каких-то политических изменений в стране, только не трогайте наши офшоры, не трогайте нас", – произошло нечто обратное, произошла такая своеобразная консолидация. Одновременно с этим снизились цены на нефть и возник интерес к расширению инвестиций внутри России. Например, вдруг поняли, что можно пшеницу выращивать и на этом деньги зарабатывать, что это не сорняк.

Дмитрий Лысков: Ну, то есть, с одной стороны – схема осажденной крепости, а с другой стороны – ограничение рынков.

Василий Колташов: Это создает очень специфическую ситуацию, которая, мне кажется, похожа на ситуацию именно холодной войны в Советском Союзе. При том, что и тогда был определенный слой такой партийно-бюрократический, и сейчас такой бизнес-бюрократический слой, высшая корпоративная такая элита и бюрократическая элита.

Дмитрий Лысков: Спасибо. Да, прошу вас.

Алексей Мухин: Вот только в роли Советского Союза выступают Соединенные Штаты Америки. Они сейчас маниакально повторяют шаг за шагом все периоды распада Советского Союза. Во всяком случае я это наблюдаю.

Дмитрий Лысков: Ну, это все-таки немножечко другая тема. Георгий Владимирович, тогда…

Андрей Нечаев: Маленькую реплику в развитие.

Дмитрий Лысков: Ну хорошо, давайте маленькую реплику.

Андрей Нечаев: Яблоко надкусили, но не стали его жевать. Дело в том, что (ну, это общеизвестная истина) основой демократии и главным как бы адептом демократии во всем мире является средний класс. Поскольку СССР все время жил в состоянии мобилизации на военные нужды, на какие-то амбициозные программы, типа космических, и так далее…

Дмитрий Орлов: Кроме периода 60–80-х.

Андрей Нечаев: …то средний класс не только не создался, но и не ставилась цель его создать (средний класс в таком классическом понимании). Соответственно, и не было вот этой массовой базы для демократического запроса.

Что кардинально поменялось в девяностые и потом в нулевые годы, когда с большими, конечно, передержками… У нас средний класс совсем не такой, как он на Западе. У нас значительная часть среднего класса – это чиновники, это сотрудники правоохранительных органов. И не потому, что у них высокая зарплата, а потому что у них высокие доходы.

Василий Колташов: Ну, на Западе тоже такое есть.

Андрей Нечаев: Но тем не менее и полноценный средний класс у нас тоже создался. Поэтому сейчас запрос на демократию, на демократическую смену власти, может быть, впервые в нашей стране будет иметь массовую основу.

Дмитрий Лысков: Андрей Алексеевич, только вот единственное уточню: ведь все-таки демократическая система в США была создана задолго до появления среднего класса в нынешнем его понимании, причем создана абсолютно искусственно. Дмитрий Иванович, тогда вам вопрос…

Андрей Нечаев: Тогда просто был другой средний класс.

Дмитрий Лысков: Это должна быть верхушечная реформа, то есть создание некоторой системы и запрос сверху на создание такой системы, или потребность снизу на создание некой системы?

Дмитрий Орлов: Ну, во-первых, я бы хотел сказать, что система передачи власти, законной передачи власти в России существует. Давайте вспомним, что парламентские выборы 95-го и 99-го года были высококонкурентными. На первых из них победила Коммунистическая партия, на вторых – "Единая Россия"… "Единство" и Коммунистическая партия получили практически равный результат. Последовавшие за этим президентские выборы переломили тенденцию, но тоже были весьма непростыми. Хотя в 2000 году, конечно, доминирование Владимира Путина над Зюгановым было намного более существенным, чем тот результат, который получил Ельцин в 96-м году. И наконец, вызов 2007–2008 годов…

Дмитрий Лысков: А давайте мы чуть позже подойдем к XXI веку.

Дмитрий Орлов: Сейчас, секунду. Я все-таки кратко. Вызов 2007–2008 годов был для системы очень важен. Путина подталкивали к тому, чтобы он, так сказать, пошел на третий срок. Была партия целая, как ее называли политологи – "Партия третьего срока". Путин на это не пошел. Он создал специальную систему, которая гарантировала соблюдение законности и гарантировала преемственность в политическом смысле, в смысле легитимности и легальности. Так что я хочу подчеркнуть вот какую мысль еще раз: система легальной и легитимной передачи власти в России существует.

Дмитрий Лысков: Но создавалась сверху, получается? Возвращаясь к вопросу.

Дмитрий Орлов: Путин останется в российской политической системе и после 2024 года, когда закончится его президентский срок. И я думаю, несомненно, ни на какие конституционные изменения он не пойдет.

Дмитрий Орлов: Конечно, она создалась политической элитой, но она была воспринята населением неоднократно, так сказать, на выборах. Проблема сегодня заключается не в том, чтобы создать систему передачи власти. Проблема заключается в том, чтобы сформулировать суть содержания курса, который нужно будет передать. Проблема заключается в том, чтобы обрисовать, какое будущее с Путиным, потому что ясно, что Путин останется в российской политической системе и после 2024 года, когда закончится его президентский срок. И я думаю, несомненно, ни на какие конституционные изменения он не пойдет.

Дмитрий Лысков: Давайте мы все-таки подойдем к этому вопросу чуть-чуть позже.

Дмитрий Орлов: Я закончу. И наконец, третье, самое важное – это вопрос об элите. Какая элита будет с Путиным и с Россией в момент передачи власти? Я убежден в том, что логика вот этого поиска преемников среди наиболее влиятельных лиц сегодняшней России – это неверная логика. Исходить надо из общественного запроса на ту элиту, которая нужна. И вот из этих критериев – эффективности, технократизма, способности обеспечить развитие, способности видеть будущее – элиту и нужно подбирать.

Дмитрий Лысков: То есть тут будет работать уже как раз общественный запрос?

Дмитрий Орлов: Конечно, общественный запрос. И преемник, условный преемник должен соответствовать запросу общества, запросу Путина и вот этим объективным критериям, а не быть неким победителем в клановой борьбе. Такого не будет, я уверен.

Дмитрий Лысков: Спасибо. Георгий Владимирович…

Андрей Нечаев: Обществу или Путину? Это не одно и то же.

Дмитрий Орлов: А Путин в данном случае, отвечая на запрос общества, я думаю, будет гарантом того, что к власти не придет, так сказать, некий просто клановый деятель с собственными интересами.

Дмитрий Лысков: Но все-таки пока закончим разговор о системе. Георгий Владимирович, можно ли говорить, что в XXI веке сформировалась или, может быть, формируется, я не знаю, прозрачная и работоспособная система передачи власти?

Георгий Федоров: Ну, с моей стороны, у нас все-таки в российской дореволюционной и постреволюционной политической системе можно очень много увидеть влияния византийских традиций. Исходя из этого, учитывая всю коварность определенную, так скажем, подковерность вот этих традиций, понятно, что у любого человека, который будет передавать власть другому человеку, есть несколько факторов, которые будут для него приоритетные. Кстати, для Ельцина фактор безопасности семьи и определенные договоренности, которые преемник должен будет выполнять в определенный период времени, – это было, наверное, одним из самых важнейших форматов.

То же самое я считаю в данном случае. Мы можем говорить о клане. Если, например, какой-то клан устраивает Путина и будет устраивать Путина, и он поймет, что он выполнит ряд, так скажем, набор условий, которые он выполнят, то он сделает ставку на этот клан и, понятно, сделает какой-то противовес этому клану.

Поэтому в данном случае, учитывая, еще раз говорю, что мы находимся под серьезнейшим внешним давлением, учитывая, что Путин, с моей точки зрения… Понятно, что он не в изоляции, как многие говорят, но силы в мире очень многие радикально настроены против него. И мы уже слышим призывы к каким-то физическим расправам и так далее. Он себя чувствует в этом отношении, видя, что есть возможность влияния внутри нашей страны через элиту, напряженно чувствует в этом отношении.

Поэтому я думаю, что у нас в данном случае классический такой переход власти от одного человека к другому демократически или без каких-то, так скажем, подковерных и закулисных переговоров на данный период времени невозможен. Владимир Путин просто…

Дмитрий Лысков: То есть система не сформировалась на данный момент?

Георгий Федоров: Нет, она сформировалась…

Дмитрий Орлов: Классический путь, вообще говоря, без закулисных договоренностей, без консультаций тоже невозможен.

Георгий Федоров: Понятно, да. Нет, ну понятно, что зависит от того, как народ или как общество воспринимает демократию. Так скажем, для многих, условно, Каддафи – это был очень демократический лидер с определенными понятиями. Если в Северную Корею приехать, я думаю, что там тоже каждый второй или каждый первый скажет: "У нас самая демократическая народная республика". Как люди воспринимают. В Соединенных Штатах Америки со всей вот этой системой выборов, например, президентских, которые, с нашей точки зрения, абсолютно совершенно другая луна.

Мы можем констатировать, что запрос на демократические перемены есть, но переход власти от одного человека к другому на данный период времени может происходить только определенными манипулятивными технологиями. Да, в них есть возможности, так скажем, каких-то демократических процессов или видимости демократических процессов, но в целом…

Дмитрий Лысков: Ну, как во Франции, например, на последних выборах, да?

Георгий Федоров: Ну, Франция – это вообще другая история.

Дмитрий Лысков: Ну, как? По-моему, абсолютно та же самая. Алексей Алексеевич, я вижу, что вы усмехаетесь и явно не согласны с этой позицией.

Алексей Мухин: Я усмехаюсь, потому что я вижу, что коллеги все равно упираются в фигуру Путина, все равно, как будто вокруг этого больше ничего нет. Есть же и некоторые институты, которые поддерживают Владимира Путина. И кстати, нужно слушать его, он неоднократно говорил. Есть Совет Федерации, есть Государственная Дума, есть Правительство. Мы, сколько хотим, можем смеяться относительно слабости этих институтов, но это не так, потому что как только Путин принимает серьезные геополитические решения (я имею в виду Крым, "крымскую весну" и так далее), он опирается именно на институты.

Я часто слышу, что "Путин единолично управляет страной". Это не так. Совет Безопасности является коллегиальным органом, и практически все решения, которые принимает Владимир Путин или озвучивает, они принимаются на коллегиальной основе. И от этого никуда не деться. Мне кажется, что последние полтора десятка лет создание этих институтов – это и есть основная заслуга института президента, который у нас в 90-х годах был гипертрофирован и даже смешон в какой-то степени.

Дмитрий Орлов: Да. Но каким образом они на преемничество и на передачу власти повлиять могут?

Алексей Мухин: Дело в том, что когда Совет Федерации, Государственная Дума, Правительство возглавляют довольно авторитетные деятели эпохи Путина, скажем так, да и сам Владимир Путин…

Андрей Нечаев: Вы прямо всерьез сейчас про авторитеты?

Алексей Мухин: …они являются гарантами безболезненной передачи полномочий (я подчеркну – не просто передачи власти, а именно властных полномочий) законно избранному президенту Российской Федерации.

Дмитрий Лысков: То есть, с вашей точки зрения, система передачи власти на данный момент в России сформирована?

Алексей Мухин: Конечно.

Дмитрий Лысков: Или формируется?

Алексей Мухин: Конечно, она сформирована уже.

Георгий Федоров: Сформирована. Василий Георгиевич, а с вашей точки зрения?

Василий Колташов: Ну, давайте все-таки учитывать, что имеет место деградация элит, то есть не тех, кто сейчас занимает какие-то посты, а вот их детей, потому что социальные лифты практически не работают, никакие кадры из низов в систему высшего управления практически не поднимаются. Есть дети, наследники этих больших состояний, которые создавались в девяностые и нулевые годы. Родители этих детей проходили бюрократическую, чаще всего советскую школу. Своих детей они готовили к миру глобализации, контактов и сотрудничества. Реальность такова, что имеют место много признаков холодной войны, явно война санкций, обострение, борьба. Ну, не совсем осажденная крепость, но, по крайней мере, периодически обстреливаемая крепость, если говорить о государстве.

Дмитрий Лысков: Василий Георгиевич, у меня такое впечатление, что… На секундочку, на секундочку!

Василий Колташов: И вот эти молодые люди совершенно не могут обеспечить сохранение среды, в которой будет происходить плавная и тихая преемственность.

Дмитрий Лысков: Вы сейчас прямо как ситуацию в США описали, буквально один в один.

Дмитрий Орлов: Небольшая реплика. Губернаторы-технократы все-таки и не только они…

Василий Колташов: Ну…

Дмитрий Орлов: Нет, это целая когорта. Они подобраны совершенно другим путем. Это не наследственное формирование власти.

Дмитрий Лысков: Я напомню – кадровый резерв президента.

Дмитрий Орлов: Это не коррупционное формирование власти. И ясно, что чем больше будет таких инструментов и механизмом, независимых от действующей элиты, той ее части, которая накопила ресурсы и паразитирует на них, независимой от тех людей, которые имеют обязательства не перед президентом и народом, а какие-то другие обязательства, – вот чем больше будет таких механизмов, тем будет лучше.

Я думаю, более того, я уверен, что Владимир Путин на вот этом горизонте, на этом сроке с 2018 по 2024 год произведет кардинальные изменения в системе, которые поднимут целый слой людей, которые способны эффективно управлять, которые не коррумпированные, которые относительно молоды, а главное – не связаны с разного рода обязательствами, в том числе коррупционными.

Дмитрий Лысков: В общем, конечно, естественным образом возникает вопрос: что мешает этим людям подняться сейчас? И почему Владимир Путин должен поднять?

Дмитрий Орлов: Они поднимаются. Вот губернаторы-технократы – они поднимаются.

Дмитрий Лысков: Поднимаются?

Дмитрий Орлов: Новые назначенцы в корпорациях. Конечно.

Дмитрий Лысков: Андрей Алексеевич, у вас была реплика по этому вопросу.

Андрей Нечаев: Мне кажется, что у нас есть тут серьезная терминологическая путаница. Мы говорим: существует ли в России система смены власти? Да, она существует. Является ли она хоть сколько-нибудь похожей на принятые в демократическом и цивилизованном мире системы смены власти? Она совершенно не похожа, просто ничего общего. Те институты, которые Алексей упомянул, они у нас и по тому, как они формируются, и по тому, как они принимают решения, они носят сугубо декоративный характер.

Алексей Мухин: А американские выборы носят демократический характер?

Андрей Нечаев: Нет, американский Конгресс в состоянии принять решение, которое…

Дмитрий Орлов: А французский?

Алексей Мухин: Это калька наших 90-х годов.

Андрей Нечаев: А можно меня не перебивать, тем более хором? Я понимаю глубокое единодушие вашей единой партии, но тем не менее.

Алексей Мухин: Простите – нет.

Андрей Нечаев: Американский Конгресс, как мы знаем, в состоянии организовать официально, в пределах Конституции расследование против американского президента. Вы можете себе представить на секунду российскую Государственную Думу, которая создает комиссию по расследованию каких-то злоупотреблений Владимира Владимировича Путина?

Дмитрий Лысков: Андрей Алексеевич…

Дмитрий Орлов: Импичмент Ельцину не был объявлен, но оставалось совсем недолго.

Дмитрий Лысков: У каждого режима есть своя специфика. Люди голосовали за программу Трампа, а ему не дают ее реализовывать. Ну, это же тоже своеобразный момент.

Андрей Нечаев: Короче говоря, если мы говорим о демократической системе смены власти в результате выборов, то у нас такой системы нет. Если мы говорим о том, сложилась ли в России система не смены де-факто, а передачи власти, собственно минуя конституционные нормы и другие представления о демократическом обществе, – да, она существует.

Дмитрий Орлов: А когда это миновали?

Андрей Нечаев: Дальше вопрос в другом. В 2024 году… Ну, то, что до 2024 года – ни у кого сомнений не вызывает, что у нас будет этот президент. Я тут не согласен с Орловым. Я думаю, что и после 2024 года мы будем иметь Владимира Владимировича Путина, дай бог ему здоровья. Я думаю, что он будет еще в состоянии держать палочку в руках.

Дмитрий Орлов: В смысле – на посту президента?

Андрей Нечаев: Потому что у него альтернатива, ну, потенциальная альтернатива…

Дмитрий Орлов: "Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах".

Андрей Нечаев: Потенциальная альтернатива – например, судьба Милошевича, которая явно его не привлекает, или когда все-таки его ближайшие сподвижники решат, что достаточно. Поэтому я думаю, что мы сейчас обсуждаем достаточно такой риторический вопрос про 2024 год. Я думаю, что и в 2024 году все будет то же самое, что и в 2018-м, имея в виду систему власти.

Дмитрий Лысков: То есть вы говорите, что система передачи власти сложилась, но передача не состоится?

Андрей Нечаев: Вполне допускаю, что одного губернатора от партии "Единая Россия" заменят на другого губернатора от партии "Единая Россия", который внешне будет выглядеть более технократичным. Насколько он будет менее коррупционным? Не знаю.

Андрей Нечаев: Вполне допускаю, что одного губернатора от партии "Единая Россия" заменят на другого губернатора от партии "Единая Россия", который внешне будет выглядеть более технократичным. Насколько он будет менее коррупционным? Не знаю. Поскольку это требование, в общем, реально не очень предъявляется, а больше принцип личной лояльности и соответствия системе вертикали, то я вполне допускаю, что на каком-то низовом уровне…

Дмитрий Лысков: Учитывая количество находящихся под следствием губернаторов, замов губернаторов и так далее…

Андрей Нечаев: …на каком-то низовом уровне, да, нас вполне могут ждать новые лица. Только вы удивитесь – они внешне будут новыми, а по сути очень похожими на старые.

Дмитрий Лысков: С вашего позволения…

Андрей Нечаев: Иначе система развалится, если реально пускать…

Дмитрий Лысков: Одну секундочку!

Дмитрий Орлов: Хотелось бы уточнить.

Дмитрий Лысков: Да, хорошо, уточните.

Дмитрий Орлов: "На 2024 год Путин останется", – говорите вы. Останется на этом же посту? То есть он изменит Конституцию, вы считаете?

Андрей Нечаев: Я думаю, что да.

Дмитрий Лысков: Вот как раз к этому вопросу я и хочу процитировать фрагмент выступления Владимира Путина. Речь шла как раз о передаче власти в период 2008–2012 годов. Большая пресс-конференция 2012 года: "Я бы, – сказал президент, – изменил Конституцию. Как вы понимаете, это было легко сделать. Это же не требует даже какого-то всенародного голосования. Достаточно было провести это решение в парламенте. Я сознательно ушел на вторую позицию, сознательно, для того чтобы обеспечить преемственность власти и проявить уважение к Конституции страны и к нашим законам".

Во-первых, президент не раз говорил о том, что демократия – это в первую очередь соблюдение законов, а Конституция – это наш главный закон, основной закон, который нужно уважать, тогда в стране и будет стабильность, тогда все будет в порядке. Георгий Владимирович…

Андрей Нечаев: Как раз вы сказали не самое главное в этой цитате. А самое главное в ней, что Владимир Владимирович Путин вам объяснил, что поменять Конституцию ему – как "раз, два, три!". Представьте себе, что президент Трамп: "Мне поменять Конституцию ничего не стоит".

Дмитрий Лысков: Это объективная реальность. У "Единой России"… Я не стал цитировать до конца. Дальше Владимир Владимирович объясняет, что в парламенте имел конституционное большинство, партия власти имела конституционное большинство – и в силу этого объективно поменять Конституцию было возможно.

Андрей Нечаев: Ну, там более сложная процедура смены Конституции, но действительно для Владимира Владимировича не составляет большого труда ее поменять – о чем я собственно и говорю.

Дмитрий Лысков: Хорошо.

Андрей Нечаев: Просто ситуация в 2008 году была другой.

Алексей Мухин: Напомните, что в 2008 году…

Дмитрий Лысков: Подождите, давайте мы все-таки…

Андрей Нечаев: Она была совсем другой. Просто помните об этом.

Дмитрий Лысков: Давайте мы все-таки… Секундочку! Георгий Владимирович, удалось ли президенту привить обществу, политической элите то самое уважение к Конституции и представление о демократии как о строгом соблюдении законов?

Георгий Федоров: Ну, есть форма, а есть содержание, да? По форме Владимир Владимирович очень многих чиновников наших выдрессировал, так скажем, которые говорят правильные слова, патриотические. Но, по сути, выясняется, что если тот или иной чиновник, губернатор, который до этого бил себя в грудь и говорил, что он самый честный, что он за Конституцию и так далее, выясняется, что он коррупционер конченый, причем осужденный или под следствием, и вообще плевал он на Конституцию и вел себя, как феодал. С этой точки зрения, конечно…

Дмитрий Лысков: Может, поэтому и осужденный, и под следствием? Ну, в смысле, наоборот – под следствием и осужденный.

Георгий Федоров: Вы знаете, еще раз говорю – я очень хорошо отношусь, когда губернаторов сажают или под следствием, потому что я считаю…

Дмитрий Лысков: Я вот как раз плохо очень отношусь. Но если это необходимо, то куда деваться?

Георгий Федоров: Нет, я просто считаю, что… Вот тут хотел между своими коллегами чуть-чуть поспорить. Я не считаю, что, например, Владимир Путин… Зачем, если управлять государством возможно (уже был опыт со стороны), зачем нарушать, давать какой-то повод для нелегитимных действий, со стороны в том числе и международного сообщества? Действительно, он мог Конституцию поменять в любой момент. В принципе, там особенно… Если бы он захотел это после Крыма сделать, так это вообще прошло бы на ура, и вообще бы никто не заметил.

Дмитрий Лысков: Совершенно верно.

Георгий Федоров: Но проблема в другом. Я как понимаю, Путин все время думает о последствиях. Если вы посмотрите, он отличается от Ельцина чем? Тем, что, откровенно сказать, у него такая более иезуитская логика. Если Ельцин мог сказать: "Так, не так – сидишь", – подогнать к парламенту и взять на себя ответственность прямую, очень рискуя, то Путин уходит от этих рискованных, так скажем, поступков. И прямые действия, чтобы Путин сказал: "Так, ты конкретно сядешь. Ты конкретно будешь нести ответственность"…

Дмитрий Орлов: Ну, потому что не популист.

Георгий Федоров: Нет, не только. Это просто его стиль.

Алексей Мухин: И он для него действительно важен.

Георгий Федоров: Да, да. Поэтому я думаю, что он в этом отношении формально будет соблюдать закон. С точки зрения… Вот чистка губернаторов, не чистка. Ну, конечно, это не чистка губернаторов. У Путина стиль другой просто. Если сравнить, например, то, что делает Эрдоган, вот я считаю… Я против Эрдогана во всех отношениях, но он последовательно как диктатор свою позицию продвигает. И он делает это эффективно.

Дмитрий Лысков: Подождите. Эрдоган как диктатор чистит губернаторов, а Путин как не диктатор не чистит губернаторов?

Георгий Федоров: А у Путина другая…

Дмитрий Орлов: А Путин как демократический лидер обновляет – в этом все и дело.

Георгий Федоров: Путин очень добрый человек, особенно к своему окружению.

Алексей Мухин: Но Турция – европейская страна, а Россия – тоталитарная.

Георгий Федоров: Нет, он просто…

Андрей Нечаев: Не "особенно", а "только".

Георгий Федоров: Да-да-да, согласен.

Андрей Нечаев: Это очень важно.

Георгий Федоров: Он, беря того или иного губернатора… Или не он беря. Естественно, формально он к этому не имеет отношения. Он говорил: "Вообще не вмешивайте меня. Суд у нас работает, все независимо", – и так далее. Но система создана таким образом, что он показательную порку делает.

Андрей Нечаев: А три кандидатуры формально он выносит. Ну, как же без него?

Георгий Федоров: Нет, ну это понятно. Я к тому, что… Еще раз повторю. Тактически на этот период времени, когда у нас была, так скажем, вот эта раскачка, когда послеельцинское время, когда нужно было всю эту элиту каким-то образом выстроить, то это все правильно. Но сейчас, с моей точки зрения, идет запрос на другие действия. У нас сейчас общество, учитывая, что у нас действительно сложилась феодальная раздробленность с точки зрения, так скажем, практической реалии… То есть у нас есть территории, которые можно по всей классике жанра – соединение армии, соединение правоохранительных органов, денег и административных – можно к феодализму приравнять. Ну, это классика, да? Так вот, сейчас…

Алексей Мухин: Это было в 90-е, этого уже нет.

Георгий Федоров: Нет, сейчас мы знаем некоторые территории, которые можно сравнить с феодальными территориями.

Дмитрий Лысков: Что с чем сравнивать, конечно, и с какими временами.

Дмитрий Орлов: А можно какой-нибудь региончик назвать?

Георгий Федоров: Ну, Кущевка – это была чисто феодальная, так скажем…

Дмитрий Лысков: И где сейчас Кущевка?

Андрей Нечаев: Уважаемые коллеги, я прошу прощения, а Чечня еще регион России?

Алексей Мухин: И никогда не выйдет из состава России.

Дмитрий Лысков: Вообще-то, не просто регион…

Андрей Нечаев: Там у вас какие-то есть сомнения относительно феодализма?

Георгий Федоров: Нет-нет-нет, уважаемые коллеги, феодализм и раздробленность – это разные вещи. Но если феодал не хочет выходить из Российской Федерации, то это не значит, что он не феодал, да?

Так вот, дальше – по поводу того, что Путин будет делать все, чтобы технически, с легитимной точки зрения, с законодательной точки зрения соблюсти закон до буквы, чтобы не было претензий в этом отношении. Но сейчас запрос, еще раз повторюсь, как я уже говорил, на другое – сейчас запрос на перемены. И подросло целое выращенное Путиным спокойное поколение, которое хочет видеть другую Россию. Вот эти митинги как раз…

Дмитрий Лысков: Интереснейший момент! Я прошу прощения…

Георгий Федоров: После 2018 года будут ли реформы, удовлетворяющие этот, так скажем, новый пласт общества, которые хочет демократически?..

Дмитрий Лысков: Вот Георгий Владимирович только что затронул важнейший вопрос. Василий Георгиевич, действительно президент… Ну, я сейчас выслушаю и вашу точку зрения по этому вопросу, но пока складывается впечатление, и у меня складывается, и по тому, что прозвучало: президент старается следовать букве закона "от и до" в вопросах легитимности, как здесь прозвучало. Но если люди требуют другого, может быть, тогда в сформировавшейся системе передачи власти возможны изменения? И если да, то какие?

Василий Колташов: Ну, те изменения, которые уже происходят, мы видим, мы их только что обсуждали. Это как раз замена губернаторов одних на других. Причем, на мой взгляд, здесь есть интерес оторвать губернаторов от местных элит, то есть не сделать их абсолютно чистыми с коррупционной точки зрения, а оторвать их…

Дмитрий Орлов: И от федеральных кланов.

Василий Колташов: Где-то, может быть, и от федеральных кланов. Сделать их людьми, через которые проходят команды. Потому что все нулевые годы губернаторы вели себя весьма по-разному. Просто некоторые саботировали все что могли, в том числе препятствовали московским инвестициям в свой регион и говорили: "Зачем нам инвестиции?" Сейчас такие губернаторы есть, которые говорят: "Нам инвестиций не надо". Так вот, самое главное…

Дмитрий Лысков: Ну, к вопросу о раздробленности: у нас были регионы, которые были вообще самостоятельными.

Василий Колташов: Мы обсуждаем промежуток 2018–2024 годы. Вот на протяжении этого промежутка произойдут еще очень важные экономические события. Они произойдут в мире. Это, скорее всего, третья волна кризиса, возможным эпицентром которого будет Китай, где-то Соединенные Штаты, потому что там огромный пузырь на фондовом рынке. Это ударит, безусловно, по нашей экономике.

И то поколение, которое не удовлетворено сейчас… А не удовлетворено оно тем, что им некуда расти, потому что их отцы, братья и сестры входили в систему коммерческого управления. Понимаете, у нас в нулевые годы безумно, бешеным темпом росла вот эта вся структура, коммерческая структура. Они туда входили – в менеджмент, в управление, делали карьеры или думали, что они делают карьеру, но так или иначе деньги они зарабатывали. А для молодежи таких возможностей нет, таких возможностей нет.

Единственное, что может создать для этой молодежи такие возможности материальные – это изменение экономической политики, то есть это изменение всей структуры российской экономики. Сейчас сверху очень медленно идет этот разворот, довольно медленно. То есть нефтеперерабатывающие заводы реконструируются и запускаются – не очень быстро и массово, но этот процесс есть. Сельское хозяйство – определенные успехи. Но политика не носит необходимой остроты, необходимых масштабов. И если этого не произойдет, если не произойдет изменений сверху этой экономической политики, то это поколение прорвет плотину.

Алексей Мухин: Можно два нюанса просто?

Дмитрий Лысков: Алексей Алексеевич, конечно.

Алексей Мухин: Во-первых, коллега совершенно прав, но он несколько преувеличивает значимость детей элит.

Василий Колташов: Нет, я говорю про обычных детей, не про элиты.

Алексей Мухин: Сейчас я… Можно?

Василий Колташов: А, вы имеете в виду…

Алексей Мухин: Да-да-да. Это на самом деле проблема. И ей, честно говоря, довольно серьезно занимаются компетентные люди в компетентных органах. Но я должен вам сказать, что этих людей сотые проценты из всего истеблишмента. На самом деле социальные лифты есть, и они очень хорошо работают. Коллега Орлов не даст сорвать.

Василий Колташов: Вот с этого места подробнее.

Алексей Мухин: Бизнес-лифты есть.

Василий Колташов: Это не лифты, это штурмовые лестницы.

Алексей Мухин: Да.

Василий Колташов: Это не лифты.

Алексей Мухин: Но они есть. И на самом деле мне кажется, что как раз с 2018-го по 2024 год вот эти самые лифты будут работать пневматически, понимаете, наверх вытаскивая…

Георгий Федоров: Для этого необходимо произвести чистку, для этого необходимо расчистить плацдарм

Алексей Мухин: Для этого… Можно я договорю? Для этого нынешняя системная борьба с коррупцией… А она расчищает это самое поле, между прочим. Я бы призвал вас все-таки отдельные факторы…

Андрей Нечаев: "В системной борьбе с коррупцией победила коррупция". Это мы знаем.

Василий Колташов: Чтобы бороться с коррупцией, нужно определить идеал – почему не нужно быть коррумпированным.

Алексей Мухин: Что происходит сейчас? Происходит расчистка для проявления тех самых политических, экономических элит и так далее. Происходит возможность создания… Лифты могут существовать, но важно, вот коллега прав, чтобы кто-то там ездил, в этих лифтах – и не только вверх, но и вниз. Вот это очень важно. И мне кажется, что то, что сейчас происходит институционально – это как раз отладка не только лифтов как таковых, то есть механическая часть, но и создание контингента, который ездить будет. Это очень важно.

Георгий Федоров: А можно вопрос? В Дагестане и в других республиках каким образом эти лифты работают?

Алексей Мухин: Потому что мы в 90-х годах наверх…

Дмитрий Орлов: Есть губернаторы-технократы, есть новые назначения…

Алексей Мухин: Коллеги, последняя фраза, последняя фраза…

Георгий Федоров: Кадровый лифт – это с первого этажа до последнего.

Дмитрий Лысков: Давайте Алексея Алексеевича дослушаем.

Алексей Мухин: В 90-х годах все лифты рванули вверх – и что получилось? Вся пена вышла – и страна практически развалилась. Компетенция была на нулевом уровне. Вот и все.

Василий Колташов: Нужны критерии.

Дмитрий Лысков: Господа, с вашего позволения…

Андрей Нечаев: У меня один вопрос. Когда вы говорите о борьбе с коррупцией и, таким образом, очищении… Вот один только пример: министр обороны Сердюков за коррупцию был зачищен с поста министра обороны, стал руководителем государственной корпорации "Ростехнологии". О чем вы говорите? Ну, это смешно!

Алексей Мухин: У вас есть несколько болевых точек, на которые вы пытаетесь надавить. Дело в том, что Сердюков – это болевая точка, но это иллюзия, потому что господин Сердюков потерял свою должность…

Андрей Нечаев: Нет, такие случаи мы можем до конца передачи перечислять. И вы сами будете говорить: "Ой, а еще вот сына Патрушева вспомним, который вдруг возглавил банк. А еще сына Фрадкова, который возглавил другой банк". Видимо, в рамках очистки поляны, да?

Алексей Мухин: Выполнил определенные функции Сердюков. Давайте вернемся к Сердюкову просто, раз вы надавили на него. О'кей, для меня это тоже, можно сказать, такая имиджевая болевая точка. Но совершенно четко надо понимать… Я советовался с адвокатами в этой связи. Нет коррупционных претензий к Сердюкову, нет их просто, потому что человек вел себя довольно умно. Он исполнил определенный функционал. Да, это вызвало очень серьезные эмоциональные…

Дмитрий Лысков: Бурления, назовем это так.

Алексей Мухин: …бурления в обществе и так далее. Профессиональное военное сообщество его ненавидит. Но он произвел те вещи, которые нужно было произвести, чтобы сейчас ВПК и отдельные…

Андрей Нечаев: То есть мы говорим о конкретных преступлениях, которые даже нашим специфическим судом были установлены.

Алексей Мухин: Назовите мне, пожалуйста…

Дмитрий Лысков: Господа, мы сейчас не будем уходить в обсуждение ситуации с Сердюковым.

Андрей Нечаев: При чем здесь военная реформа? Мы про воровство, а не про реформу.

Дмитрий Лысков: Лучше вернемся к теме нашего разговора. На мой взгляд… Сейчас, секундочку! На мой взгляд… Секундочку!

Андрей Нечаев: А это как раз тема – социальные лифты, борьба с коррупцией и передача внутри элит полномочий. Это и есть тема.

Дмитрий Лысков: Да. И сейчас мы к этому подойдем, но немножечко с другой стороны. На мой взгляд, президент не давал оснований полагать, что он будет как-то менять свою точку зрения на соблюдение Конституции, а именно – два срока подряд. И в 2008–2012 годах он это прекрасно показал, артикулировал.

Дмитрий Иванович, а не может быть такого, что под давлением снизу, а особенно в условиях резко меняющейся внешнеполитической конъюнктуры, которая влияет и на внутриполитическую конъюнктуру, его вынудят изменить точку зрения?

Дмитрий Орлов: Ну, конечно, такая игра может, так сказать, быть организована, скажем так. И такая игра была в 2007 году, между прочим. Но мне кажется, что Владимир Путин является достаточно опытным политиком, который держит ситуацию к тому же под контролем, который не пойдет на реализацию такого сценария, даже если будут использованы аргументы внешней угрозы или народного какого-то возмущения его уходом. Эти аргументы, на мой взгляд… Такие аргументы, на мой взгляд, Владимира Путина не могут отвратить, так сказать, от соблюдения закона, от гарантий соблюдения Конституции в 2024 году. Но! Но здесь важный момент, конечно: в каком качестве Владимир Путин останется в российской политике после 2024 года?

Дмитрий Лысков: Подождите, давайте вернемся к этому вопросу чуть позже.

Дмитрий Орлов: Он там обязательно должен остаться.

Дмитрий Лысков: Мне сейчас важно понять… Алексей Алексеевич, ваша точка зрения. Изменений в Конституции ожидать не следует?

Алексей Мухин: Следующие изменения Конституции, скорее всего, будут касаться отмены доминанты международного права над национальным. Это насущная необходимость, которая уже назрела.

Алексей Мухин: Следующие изменения Конституции, скорее всего, будут касаться отмены доминанты международного права над национальным. Это насущная необходимость, которая уже назрела и которую нужно сделать было уже давно, еще позавчера. Вот это единственное, что будет.

Что касается изменений Конституции с точки зрения расширения властных полномочий – какой там будет? – на пятый период, то этого не произойдет, потому что если Путин это сделает, он так ослабит свои позиции, что никакого смысла просто в этом не будет.

Дмитрий Лысков: То есть к 2024 году мы входим в период, когда Владимир Владимирович не сможет избраться по Конституции Российской Федерации, не сможет избраться на пост президента. Георгий Владимирович, отсюда, видимо, и начинаются разговоры о преемничестве?

Георгий Федоров: Ну, во-первых, разговоры о преемничестве всегда были и всегда будут. Ведь мы помним, что когда уже все было решено… Вы помните эти размышления: "Тандем рассыпался? Тандем не рассыпался? Кто вместо кого?" – и так далее. Просто надо понимать, вот сами по себе вот эти разговоры повышают ликвидность той или иной группировки, того или иного человека.

Алексей Мухин: Временно.

Георгий Федоров: Временно, временно, да. Либо ликвидность, либо наоборот – так скажем, есть специальная технология, по которой человека "топят".

Алексей Мухин: Это рынок.

Георгий Федоров: Так вот, это технологии элитарных групп, которые используются. И мне кажется, что, зная опять-таки стиль Путина, никогда в жизни мы не поймем, кто у него будет преемником, когда это будет. То есть в этом отношении закрытость принятия личных решений внутри головы – это уже инстинкт, которым он пользуется, и довольно-таки эффективно для себя, для своей какой-то стратегии всегда. Поэтому я еще раз говорю: я бы не стал сейчас, на нынешнем этапе серьезно рассматривать, кто будет преемником в 2024-м, в 2018 году и так далее.

Дмитрий Лысков: А мы пока не рассматриваем – кто. Мы пока рассматриваем ситуацию комплексно.

Андрей Алексеевич, в 2008 году президентом стал Дмитрий Медведев. И в 2012 году Владимир Путин честно признался, что это была договоренность, они заранее с президентом… прошу прощения, с Дмитрием Медведевым, который стал президентом, обсудили эту ситуацию и договорились о подобной "рокировке". Вообще такой институт преемничества – это хорошо/плохо, это демократично/недемократично, с вашей точки зрения?

Андрей Нечаев: Ну, вопрос становится абсолютно риторическим, если вы использовали слово "демократично". Все-таки у демократии есть определенные общепризнанные в мире каноны. Один из этих канонов – это свободные, равные, демократические, с равным доступом к СМИ и так далее, и так далее выборы на конкурентной политической основе. Ну, как вы понимаете, "Мы с Дмитрием Анатолиевичем…" или "Мы с Владимиром Владимировичем четыре года назад договорились о том, что мы тут друг друга будем менять"…

Дмитрий Лысков: То, что Дмитрий Медведев выдвинется от партии власти…

Андрей Нечаев: …к демократии и к выборам не имеет вообще никакого отношения.

Дмитрий Лысков: Подождите, подождите! А когда вся французская элита сплачивается вокруг Эмманюэля Макрона и выдвигает его, в том числе и действующий президент? А когда Барак Обама говорит прямо о том, что следующим президентом должна быть Хиллари Клинтон?

Андрей Нечаев: Да, Барак Обама поддерживал свою однопартийку Хиллари Клинтон. Победил, как мы с вами знаем, Дональд Трамп, да? То есть никакой договоренности о том, что: "Хиллари, ты меня сменишь"…

Дмитрий Орлов: А откуда вы знаете?

Дмитрий Лысков: Подождите, подождите! А как он поддерживал Хиллари Клинтон без такой договоренности?

Дмитрий Орлов: Это как раз и была договоренность. Она просто сорвалась.

Алексей Мухин: Ну, в общем-то, договоренность внутри одной политической партии.

Дмитрий Орлов: Это нормально.

Андрей Нечаев: Единственное, что и от Социалистической партии, главой которой неформально являлся действовавший на тот момент президент Олланд, как вы знаете, был другой кандидат совсем, не Макрон.

Дмитрий Лысков: Ну, мы помним, как менялись…

Андрей Нечаев: Так что не надо…

Дмитрий Лысков: Секундочку, секундочку! Василий Георгиевич…

Андрей Нечаев: Нет, господа, самое смешное – это сейчас пытаться всерьез проводить параллели между нынешней российской Византией и цивилизованными демократическими обществами с демократическими выборами.

Дмитрий Лысков: Вы знаете, очень странно, если черты совершенно одинаковые, не проводить таких параллелей. Можно я вас перебью?

Дмитрий Орлов: Реплика по поводу 2011 года…

Дмитрий Лысков: На секундочку, на секундочку! Господа, господа, прошу! Василий Георгиевич, вы сказали, что договоренности в рамках одного политического класса или даже одной политической партии.

Василий Колташов: Ну, вектора политического.

Дмитрий Лысков: Да. Развейте свою мысль, пожалуйста. Что вы имели в виду?

Василий Колташов: Во-первых, люди входят в единую политическую группу. Эта группа находится у власти. Естественно, управляя сверху всей партией… А нельзя сказать, что у нас партия "Единая Россия" – это демократическая централистская партия. Она не такая. Это партия вождистского толка.

Дмитрий Орлов: "Единая Россия" – вождистская?

Василий Колташов: Конечно. Они проголосуют…

Дмитрий Орлов: Ха-ха-ха! Вот ЛДПР – вождистская партия. А "Единая Россия" – это партия коалиции элит.

Василий Колташов: Если Путин предложил бы Медведева, и они сказали бы: "Нет, не хотим Медведева, хотим Петрова"… Такого быть не может.

Алексей Мухин: А зачем это Петрову?

Василий Колташов: И Петров сам скажет: "Какого черта вы меня вообще трогаете?" Понимаете, этого не может быть. Другой вопрос – вопрос о демократии. Партии бывают разные. И это, вообще-то говоря, такое элитарное принятие решения для целых исторических эпох типично. Демократия берется из низов. Если бы партия была какая-нибудь другая демократическая… То, что в КПРФ вождистская организация – это нетипично для левой партии.

Дмитрий Орлов: КПРФ – это не вождистская как раз организация.

Василий Колташов: Ну, как раз я это утверждаю.

Дмитрий Орлов: ЛДПР – вождистская у нас единственная. КПРФ – тоже коалиция элитная.

Василий Колташов: Дело не в этом. Дело в том, что люди-то проголосовали. Люди в 2008 году были удовлетворены экономической ситуацией, смотрели с оптимизмом в будущее…

Дмитрий Лысков: На фоне начинающегося кризиса там, в общем-то, были, конечно, определенные моменты.

Василий Колташов: Ну, там были, но, понимаете, кризис еще не свирепствовал, он развернулся позднее.

Дмитрий Лысков: Согласен.

Василий Колташов: Я просто помню. Мы делали доклад о том, что будет кризис, как все будет развиваться. И это была, ну, необычная точка зрения. В основном все говорили: "Какой кризис? О чем вообще речь? Тишь, да гладь, да божья благодать". И вот в этой ситуации, естественно, любой преемник проходил.

То, что будет в 2024 году, скорее всего, будет выглядеть иначе. Кто угодно не пройдет просто в силу обстоятельств. И это будет менять ситуацию, по крайней мере менять всю систему принятия решений, если только до 2024 года что-то еще не произойдет.

Дмитрий Лысков: Об этом и речь в данном случае, потому что, честно говоря, в России на данный момент равновеликого действующему президенту политического деятеля я просто не вижу. Дмитрий Иванович, вот что с этим делать-то?

Андрей Нечаев: Вы знаете…

Дмитрий Лысков: Секундочку!

Дмитрий Орлов: Сначала небольшая ремарка.

Дмитрий Лысков: Ремарка, конечно.

Дмитрий Орлов: Ремарка по поводу того, что "договорились – и демократия отступила". Ничего подобного! Потому что договоренность людей, которые находятся в одном политическом лагере, политически близких друг другу, она имеет смысл и значение только в том случае, если партия, на которую опираются эти люди, поддержит преемника, условно говоря, а потом его поддержат граждане. В ином случае это частный разговор, который не имеет никакого значения.

Если бы (позволю себе предположить) Хиллари Клинтон победила бы на выборах в Соединенных Штатах, возможно, именно такой сценарий, точнее, похожий сценарий был бы реализован – и Обама вернулся бы через четыре года на пост президента по договоренности с Хиллари Клинтон, но, естественно, опираясь на волю народа и волю партии большинства.

Василий Колташов: Ну, вряд ли.

Дмитрий Лысков: В общем-то, справедливо, что если из состава "Единой России" выдвинут рядового, никому не известного члена на должность преемника….

Дмитрий Орлов: Я это позволил себе предположить, учитывая значительный рейтинг Обамы, значительно выше, чем у Клинтон.

Василий Колташов: Там элитарно принимаются решения.

Дмитрий Орлов: Отвечаю на ваш вопрос. Конечно, Путин, безусловно, доминирует в российской политике – доминирует как политический лидер, как политик, у которого более 80% рейтинг, как человек, который находится в центре моноцентрической политической системы. В этом я с Алексеем не соглашусь. Политическая система моноцентрическая, основные решения в этом центре принимает президент.

Дмитрий Лысков: И очень многое завязано лично на фигуру президента. Очень многое.

Дмитрий Орлов: Согласен. А институты лишь развиваются.

Андрей Нечаев: Или деградируют.

Дмитрий Орлов: Но, конечно, должны создаваться… должны выдвигаться люди по-настоящему популярные. И я думаю, что как раз президент этот запрос, общественный на самом деле запрос, он его прекрасно понимает. И последние его решения – и по губернаторам, и по главам крупных корпораций, и я думаю, будут многие еще другие решения – эти решения направлены именно на то, чтобы элиту качественно обновить, сделать ее совершенно иной. В этом президент может опираться на общественный запрос, на большинство граждан России, минуя элиты.

Дмитрий Лысков: Спасибо. У нас просто время уже поджимает, поэтому сейчас по возможности коротко. Алексей Алексеевич, откуда эти люди должны выдвигаться? И что им мешает в данный момент? Мы говорим, что президент должен, президент будет продвигать, президент обновляет элиты. Все опять завязано на президента.

Андрей Нечаев: Мешает система формирования власти.

Алексей Мухин: Совершенно неважно, откуда они выйдут. Потому что я вам напомню – через семь лет, в 2024 году, через семь лет, те люди, которые сейчас находятся у власти и которых мы считаем абсолютно, так сказать, "тяжеловесами", они уже будут по естественным причинам не вполне…

Дмитрий Орлов: Ну, большинство из них.

Алексей Мухин: Совершенно верно. То есть произойдет естественная смена элит. Поэтому здесь беспокоиться особенно не стоит.

Дмитрий Орлов: И поэтому я не беспокоюсь. По поводу некоторых из них говорят: "Они готовые преемники". Да им будет 70 лет уже тогда!

Алексей Мухин: Именно поэтому усиление институтов для нынешней верховной власти крайне важно. Потому что когда ты начинаешь опираться на людей, получается то, что получилось в поздний ельцинский период.

Дмитрий Лысков: Спасибо. Георгий Владимирович, ведь логично – если мы будем опираться на институты, то мы и обеспечим преемственность и передачу власти. Нет?

Георгий Федоров: Логично. Но могу сказать так: 2018 год – это действительно во многом такой рубежный, потому что та политическая система, которая до этого момента работала, учитывая эти все политические партии, реально она подошла к своему логическому завершению. То есть фактически хотя бы пара вот этих партий, которые существуют (имеются в виду ЛДПР, "Справедливая Россия"), просто чисто по гендерным, так скажем, признакам эти лидеры будут в следующей избирательной гонке, войдут, каким образом и так далее. И соответственно, сегменты этих политических партий, которые они представляют, они будут меняться. То есть понятно, что Жириновский…

Дмитрий Орлов: По гендерным? По возрастным.

Георгий Федоров: Да, имеется в виду – по возрастным, естественно. Извините. Все правильно. Так вот, вопрос в том, что после 2018 года произойдет именно трансформация нашей политической системы по тому запросу, который сейчас есть. Потому что судя по явке, например, в Москве на прошлых выборах, большинство населения в этих так называемых… Про выборы именно в Москве я говорю, а не про разные другие регионы. Оно сыграть не хотело. То, что сейчас, например, будет дальше – вот это большой вопрос. Захочет ли Владимир Путин изменить вот эту ситуацию, переломить? У меня тоже большой вопрос.

Дмитрий Лысков: Василий Георгиевич, то есть мы входим в бурную политическую эпоху?

Василий Колташов: Понимаете, мы войдем в нее в 2018 году, скорее всего, но, возможно, уже после этих президентских выборов, потому что сейчас в экономике некоторая стабилизация, люди успокоились. И каких-то дальнейших обострений политических я не жду до конца года.

Дмитрий Лысков: Спасибо. Преемственность политического курса и вопросы передачи власти обсуждали мы сегодня в студии программы "ПРАВ!ДА?". Входим мы в бурные политические годы. И думаю, разговор этот мы обязательно продолжим. Спасибо уважаемым экспертам за эту дискуссию!

Почему вопрос передачи власти остается одним из самых сложных в нашей истории