Владимир Ивлев: Невозможно человека переделать. А вот показать ему, что хорошо и плохо - можно

Гости
Владимир Ивлев
начальник Колпинской воспитательной колонии, полковник внутренней службы

А вАнастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа «ПРАВ!ДА? СОЛО». Сегодня веду ее я – Анастасия Урнова. И вместе со мной – моя коллега, шеф-редактор программы «ЗА ДЕЛО» Татьяна Бондарева. Таня, привет! Спасибо огромное, что пришла.

Татьяна Бондарева: Привет!

Анастасия Урнова: В этой студии мы уже неоднократно говорили о проблеме российских тюрем, о людях, которые туда попадают, и их судьбах, но, к сожалению, у нас никогда не получалось пообщаться непосредственно с представителем системы. И вот сегодня наконец-то у нас в студии – начальник Колпинской воспитательной колонии Санкт-Петербурга, полковник внутренней службы Владимир Иванович Ивлев. Владимир Иванович, здравствуйте.

Татьяна Бондарева: Здравствуйте.

Владимир Ивлев: Здравствуйте.

Анастасия Урнова: Спасибо вам большое, что сегодня к нам пришли. Обычно в начале программы мы смотрим небольшую биографическую справку о нашем госте, чтобы с ним познакомиться, но в данном случае предлагаю посмотреть небольшой сюжет о вас и вашей работе – мне кажется, это лучший способ начать наш с вами сегодняшний разговор.

Владимир Ивлев: Давайте.

СЮЖЕТ

Владимир Ивлев: «Здесь все по-настоящему. Это не игра в какие-то роли. Моя работа – она существует для того, чтобы как раз в этом мире, как бы это странно ни звучало, было меньше зла, чем есть. К сожалению моему великому, многие люди ассоциируют места лишения свободы, как что-то ужасное, как что-то ниже дна, что-то, где ломается и трескается человеческое в людях. Моя задача – как раз сделать так, чтобы это не было правдой. Но по-разному можно исполнить наказание. Взять, обнести колючей проволокой и кидать буханку хлеба туда и банку тушенки – и самый сильный будет это подбирать, да? Так выйдет же на свободу, когда зазвенит его звонок, зверь. И он придет в тот двор, где играет мой мальчик, сын мой. Я не хочу!»

Анастасия Урнова: Владимир Иванович, расскажите, пожалуйста, больше о том, в чем состоит ваша работа. Что это за место, которое вы возглавляете? И кто туда попадает?

Владимир Ивлев: Я уже шесть лет как руковожу Колпинской воспитательной колонией, скоро будет семь. У нас отбывают наказание воспитанники, совершившие тяжкие и особо тяжкие преступления против жизни, здоровья граждан, половой неприкосновенности. Экономических преступлений очень мало.

Анастасия Урнова: А какие могут быть экономические преступления, когда речь идет о несовершеннолетних?

Владимир Ивлев: Ну почему? Если взять, допустим, карточку банковскую и попытаться ее активировать, то это уже мошенничество, поэтому и с такими статьями ребята попадают. У нас бывают подростки из Северо-Западного федерального округа – вологодские, псковские, калининградские, питерские, карельские. Ребята очень тяжелые. И очень сложные статьи. И это та категория, которую уже невозможно не посадить, невозможно не закрыть. То есть резонансные преступления. И вот у нас их порядка 40–50 человек. Всего в России – чуть больше тысячи. То есть вот такой наш контингент.

Анастасия Урнова: Вот Таня была у вас в колонии – к счастью, как гость, и при этом неоднократно. Расскажи, пожалуйста. Я знаю, что ты первый раз туда приехала, когда Владимир Иванович еще не возглавлял колонию. Вот что ты там увидела? Как это было?

Татьяна Бондарева: Представляете, Владимир Иванович, я первый раз была в этом учреждении, наверное, в году 2004-м. Вот что я помню? Ну, возможно, те мальчики были тогда практически мои ровесники. Я очень испугалась. Мне кажется, что такие парни… ну, я бы не хотела с ними в темном переулке встретиться. И вот у меня вообще очень хороший нюх. И я понимала, что чем-то пахнет. Потом, после того как я была в других учреждениях, я понимала, что вот есть в тюрьме какой-то запах. И когда я два года назад приехала к вам, представляете, его не было. Ну, то есть я ходила, смотрела. Я понимала, что это тюрьма, та же колючая проволока, те же заборы, те же самые построения, но я понимала, что все под контролем – в хорошем смысле этого слова.

И у меня такой вопрос: что вы с ними сделали? То есть, когда вы пришли, с чего вы начали изменения?

Владимир Ивлев: Да знаете, в первую очередь нужно… Будь ты хоть трехметровым великаном, ты один не сделаешь трудную работу и сложную задачу не выполнишь. Работу должен выполнять коллектив. То есть в первую очередь я начал работать не с подростками, а с сотрудниками, которые будут работать с этими подростками. Ну, с кем-то пришлось расстаться, с кем-то – подружиться. Коллектив за несколько лет сплотился. И мы сейчас решаем эти задачи.

И знаете, коль мы говорим про нюх и впечатления, у меня первое впечатление было, что коллектив – это такие часы, из которых подоставали шестеренки, ну, посмотрели на эти шестеренки, а потом ссыпали туда и закрыли, и говорят: «Ходите, часы». А они не ходят, то есть они не работают. И вот первая задача была – настроить этот механизм, чтобы он работал. Потому что бывает, что и в нашей системе люди посторонние, которым не нужно работать с осужденными.

Анастасия Урнова: А кто вообще попадает к вам на работу?

Владимир Ивлев: Такой же вопрос я могу задать вам: на телевидение кто попадает?

Анастасия Урнова: Ну, это люди плюс-минус с профильным образованием, иногда журналисты, иногда с профильным образованием по теме.

Владимир Ивлев: Совершенно верно. То есть у нас сотрудники, прошедшие какие-то силовые структуры, имеющие профильное образование. Мы тоже часть этого государства, причем очень большая и незаметная. И многие считают, что это сосредоточение какого-то негатива. На самом деле это не так. И мы стараемся работу нашу сложить таким образом, чтобы воспитанник, который уходит от нас, был чуть-чуть лучше, чем тот, которым он пришел к нам.

Анастасия Урнова: Ну а вы как-то проверяете, какой человек к вам приходит, какие у него психологические качества, какие у него качества личные, характера?

Владимир Ивлев: Конечно, конечно.

Анастасия Урнова: Как это делается? Я объясню, почему я спрашиваю. Вы прекрасно знаете, что в последнее время общество сотрясают скандалы в отношении того, как относятся к заключенным, там происходят пытки и другие истязания над заключенными. И возникает вопрос: кто эти люди, которые совершают такие зверства? Вот как вы делаете так, чтобы у вас таких не было?

Владимир Ивлев: Ну слушайте, никто не отменял здравый смысл. Посмотреть на человека. Все-таки мы взрослые уже люди и уже умеем разбираться, кто есть кто. Каков его путь был? Что он умеет? Как он относится к своей будущей работе? Он как соискатель пришел.

Опять же у нас очень сильная психологическая служба. Людей деструктивных изначально в систему не допустят психологи, они просто не пройдут его. У кого повышенный уровень агрессии – как к окружающим, так и к себе – нам такие не нужны. И не нужны, у которых малый запас прочности, чтобы он не выгорел дальше и не сделал свою работу хуже, чем она есть. Вот как. Чтобы он не привнес свои личные обиды, нереализованные какие-то старания, какие-то вот эти, знаете, фрустрации, чтобы он их не проецировал на свою работу.

Татьяна Бондарева: А за что вы расставались с сотрудниками?

Владимир Ивлев: Ну, знаете, коль был этот вопрос… У нас, упаси бог, чтобы какой-то офицер ударил воспитанника, даже в назидательных или в каких-то профилактических, в любых целях. Если такое будет, то ему просто не работать.

Последний такой случай на моей памяти был как раз где-то лет пять назад. Был у меня сотрудник такой Максим, и он считал, что он может повысить свой авторитет среди осужденных тем, что он будет там раздавать оплеухи и подзатыльники. Ну и все, отправили мы его в народное хозяйство, нам не нужен такой специалист. Просто толку от такого работника нет.

Этих детей, этих несовершеннолетних уже били в свое время – и в школе, и еще в каких-то училищах. И к чему это привело? Это то, что они совершили преступление и приехали к нам. То есть это не наш метод.

Анастасия Урнова: Не могу вас не спросить. Вы же перешли на работу в эту колонию из колонии для взрослых, правильно?

Владимир Ивлев: Да.

Анастасия Урнова: Чем отличается учреждение для несовершеннолетних от взрослой зоны?

Владимир Ивлев: Ну, допустим, это прийти на завод, где работают сталевары, и прийти в колледж, где сидят подростки, где учатся те же будущие сталевары. Если мужчина взрослый уже понял, кто он в жизни, он уже определился, как он будет идти по этой жизни, он уже знает свою принадлежность, то этот воспитанник, знаете, он находится в таком возрасте, когда еще не сформирована позиция жизненная, гражданская, мужская и так далее, то есть, как классик сказал: «Ценностей незыблемых скала еще не построена». Он еще не знает, как идти. А отсюда и все ошибки, и страшные ошибки происходят, в силу разных факторов.

Знаете, очень легко сказать: «Вот дети ни в чем не виноваты, это все вина взрослых». Неправда. У каждого из мужчин (ну и у женщин, наверное) были моменты, когда еще один шаг – и ты уже преступник. У каждого приличного мужчины была масса таких вариантов! Но опять же ты можешь сделать этот шаг либо нет. Господь нам дает возможность проявить себя так или иначе. Наши воспитанники шага назад, к сожалению, не сделали. Все, преступление – будьте любезны отбывайте наказание.

Анастасия Урнова: Владимир Иванович, а как вообще попадают люди на работу в систему ФСИН, в колонии? Ну, мне кажется, это та работа, которую ты должен делать, если чувствуешь в себе какое-то призвание, какой-то смысл. Вот для вас это что?

Владимир Ивлев: Вы знаете, я не берусь говорить, что наша работа сложнее остальных. Я помню, однажды манекенщица какая-то сказала, как она сильно устает, как ей трудно работать, как она одевает бедные вот эти платья, туфли, она меняет несколько раз. И говорят: «Надо рассказать это шахтерам, как вот ей трудно». Каждая работа трудная. Когда ты работаешь с людьми, то это вдвойне труднее, потому что это не механизм.

Все говорят: «Колония должна человека исправить». Должна. Но это очень трудно, это титанический труд. Если бы человек был программой, был бы Windows в нем закачан – взял бы флешку, вставил, я не знаю, в разъем какой-то. Получилось переформатировать диск и так далее – и человек заработал бы в другом масштабе. Но это же невозможно!

Мы не подходим к нашим воспитанникам с хирургией. Не имеем мы права такого – к душе прикасаться какими-то сложными манипуляциями. А терапия – можно. И лечим мы преступность очень простыми лекарствами: очень много труда, очень много спорта, справедливость, строгость. Потому что если мы расслабим вот этот контингент, то добра не будет, а будет только зло. И вернутся они хуже, чем пришли. И мы тогда не выполним свою задачу.

Татьяна Бондарева: Владимир Иванович, а можете рассказать вот эту чудесную историю, связанную с тем моментом, когда вы только пришли в колонию?

Владимир Ивлев: Да какой тут момент? Я двадцать первый начальник учреждения с семьдесят какого-то второго года.

Анастасия Урнова: Ну, вообще там часто меняются начальники.

Владимир Ивлев: Да, менялись руководители. И все старались как-то избежать вот этого назначения.

Анастасия Урнова: Почему?

Владимир Ивлев: Потому что очень опасна эта работа, очень… Ну как? Один неправильный шаг – и у тебя ЧП. А ЧП в нашей системе не очень жалуют.

Татьяна Бондарева: То есть если ребята подерутся друг с другом, то вам тоже влетит, да?

Владимир Ивлев: Конечно. Об этом никто не будет умалчивать.

Анастасия Урнова: А как люди узнают о том, что у вас там ЧП произошло?

Владимир Ивлев: Очень легко! Мы открыты больше, чем какое-нибудь суворовское училище. У нас общественные наблюдатели каждую неделю бывают. К нам товарищ прокурор приходит и задает вопросы. У нас кругом видео, которое 30 дней хранится. То есть совершить и спрятать, где-то замазать невозможно на данном этапе.

Анастасия Урнова: Я прошу прощения, перебью вашу историю, которую вы дальше обязательно расскажете. Просто то, что вы сейчас говорите… Ну, это только у вас так или это на всех зонах? Почему в остальных местах удается скрывать то, что там происходит?

Владимир Ивлев: Я за остальные вам, к сожалению или к счастью, ответить не могу. Я говорю за свой колхоз, за то, как у нас.

Анастасия Урнова: Хорошо.

Владимир Ивлев: Хочу сказать, что очень глубоко уважаю всех своих коллег, которые работают в нашей стране, которые выполняют вот это, я скажу, благородное дело. Ну, многие нас ругают. Да, не все гладко, не все хорошо, но очень много раздувается, причем на ровном месте. Я хочу поддержать всех своих коллег и сказать: ребята, вы делайте свою работу достойно, честно – и будет нам по заслугам!

Анастасия Урнова: У меня сразу родился к вам миллион вопросов. Давайте назад к истории, которую вы начали рассказывать.

Владимир Ивлев: История очень простая. Назначили, я пришел домой и говорю супруге: «Слушай, не знаю, как ты, но я многодетный отец». Немая пауза. Она: «Что случилось? Может, я чего-то не знаю?» Я говорю: «Нет, вот со вчерашнего дня у меня 70 сыновей». Ну, как-то сказал, и так пошло как-то…

Вы знаете, по-разному можно относиться (я в этом клипе как-то сказал) к своей работе. Можно приходить, получать эти деньги, надувать щеки на работе, гонять личный состав. Но если ты не понимаешь, для чего (ну, пусть это высоко прозвучит) твое призвание, для чего позвали тебя туда, поставили туда… Вы знаете, я еще так отношусь к происходящему. Я здоров, у меня есть семья, у меня растет замечательный сын, ему пять лет, его зовут Николай.

Татьяна Бондарева: То есть как раз после того случая?

Владимир Ивлев: Да. Меня понимают мои люди, сотрудники, меня уважают воспитанники. И это Господь мне дал: «На. Но смотри – я могу что-то забрать». И я очень боюсь это потерять, поэтому я на работе свою работу выполняю хорошо. Чего и вам желаю.

Анастасия Урнова: Я стараюсь тоже. Вместе с Таней.

Татьяна Бондарева: Да.

Анастасия Урнова: Вы говорите, что не можете рассказывать про других, отвечаете за свой колхоз. Я довольно много общаюсь с правозащитниками, в том числе с людьми, которые занимаются проблемой заключенных. И недавно говорила с человеком, который раньше работал следователем, после этого сам сидел на зоне, вышел, а сейчас правозащитник и бизнесмен. Он рассказал, что на зоне начальник – это полноценный хозяин, его прямо так и называют «хозяин». В принципе, от него зависит все – будут там соблюдаться законы, не будут там соблюдаться законы, будут зэки работать по правилам или они будут работать по 80 часов в неделю, кто будет получать деньги за их работу. Ну, в общем, все-все-все.

Вот это действительно? Вы тоже чувствуете, что на вас стопроцентная ответственность? И вы ли решаете, будут к вам приходить представители ОНК, будут к вам приходить журналисты, будут к вам приходить волонтеры в том числе? Или все-таки так система выстроена, что хочешь не хочешь, а приходить будут?

Владимир Ивлев: Знаете, если чего-то избегать, то тебя обязательно это догонит и накроет. Если ты какую-то ведешь нечестную игру, что-то пытаешься где-то припудрить, запудрить и как-то навести какого-то тумана, то рано или поздно это развеется, и ты будешь в дураках. Поэтому изначально нужно, хоть мы и учреждения закрытые, но открытые для журналистов, фотографов.

Она приехала просто по протекции. Сказали, что она замечательно фотографирует. Я ее попросил: «Сделай альбом». Она: «Я расскажу об этом на телевидении». Я говорю: «Пожалуйста. А почему нет?» Если толковый журналист хочет не со своей какой-то, знаете, утрированной позиции противника чего-то показать… Можно завернуть любую картинку и сказать, что она плохая. Будь объективен! Вы же тоже, наверное, клятву какую-то даете. Медики – Гиппократу, а вы – наверное, объективности, да?

Анастасия Урнова: С утра с зеркалом разговариваю обязательно.

Владимир Ивлев: Молодцы! Вот будьте объективными – и не будет этих, знаете, каких-то наговоров, каких-то перегибов, и как-то это само собой отпадет.

И мы делаем родительские дни. Раз в квартал все родители, кто пожелает, к нам могут приехать, посмотреть, как ребята живут, где они работают, что они кушают и попробовать эту пищу. Почему нет? К нам приезжает санэпидемстанция, Ростехнадзор – кто только ни приезжает! Целый день кто-то да приезжает.

Татьяна Бондарева: Постоянно, когда я к вам приезжаю, у вас в одном углу мультики волонтеры с ребятами делают, в другом – театр теней.

Владимир Ивлев: И это очень хорошо – для чего? Праздность – мать всех пороков. Когда тебе 17 лет и тебе нечем заняться…

Анастасия Урнова: Даже когда 35.

Владимир Ивлев: Да. В голову лезет всякая ерунда. И нужно день построить у парня такой, чтобы он вечером валился с ног, хотел спать, помыл ножки и спал до 6:30 утра, причем не ворочался.

Анастасия Урнова: Вы начали говорить, что к вам приехал замечательный фотограф Татьяна. У Татьяны есть с собой некоторые фотографии. Может быть, мы посмотрим какие-то из них?

Татьяна Бондарева: Да. Мне посчастливилось вместе с Владимиром Ивановичем отправиться вместе с ребятами в Эрмитаж. Помните?

Владимир Ивлев: Да. Они здесь похожи. Мне один товарищ написал: «Владимир Иванович, это что за гуманоиды?» А это наши ребята. Просто они без волос, прическа такая аккуратная.

Татьяна Бондарева: Меня очень тогда удивило, что вы с ними вместе. Например, вот тут, на одной из фотографий, вы с ними даже пьете чай.

Но вот что меня больше всего тронуло? Ну, вы, наверное, не слышали, мы с ребятами общались. Они идут такие ошарашенные, смотрят по сторонам, смотрят в окно – там Биржевой мост, Петропавловская крепость. Они меня спрашивают: «Что это?» Я понимаю, что ребятам 18 лет, и, возможно, они реально первый раз в жизни видят Петропавловскую крепость. И один из них так сказал: «Ребята, после освобождения встречаемся здесь». Вы знаете, я так по наивности поверила. И у меня вот такой вопрос…

Владимир Ивлев: Ну, романтику никто не выключал в этом возрасте.

Татьяна Бондарева: Вот вы столько для них делаете, вы возите их на разные мероприятия. Есть такое, что вы все-таки верите, что это все на пользу им пойдет?

Владимир Ивлев: А как не верить? Ну, невозможно заниматься какой-то работой, не веря в какой-то результат. Помните, был опыт в 50-х годах, когда на всех заводах собирали какой-то сложный механизм, но делали детали, и не знали, что будет на выходе. Ну, сделать нужно вот такую, а другим – вот такую. Делали, делали – и люди не понимали, что будет. А когда им показали, и когда замкнулся процесс в одном месте, то все получилось гораздо интереснее. Они знали, что они хотят.

Так и мы знаем коллективом, что мы хотим. Чтобы наш воспитанник… Знаете, если я скажу, что мы перевоспитываем, вы, пожалуйста, тоже мне не верьте, что у нас все замечательно и шоколадно, и все пахнет мандарином. Тоже сложно. Невозможно человека, вот еще раз скажу, переделать. А вот показать ему, что хорошо и плохо, можно. Объяснить, что на всякую силу есть другая сила, что хлеб достается не только преступным путем, что если ты хочешь себе хороший телефон, то на него можно заработать, а не отнять у малолетки, что всегда придется рано или поздно за плохое ответить, пусть даже не перед законом, а перед людьми и так далее – вот это можно сказать.

Поставить в условия… А когда человек меняется? Когда ему трудно, когда ему тяжело, когда ему невыносимо – тогда он меняется. А когда все хорошо вокруг, замечательно, ему говорят: «Ты хороший, ты не виноват. Это вот так вот», – ну, как это так? Так не бывает. «Изнасиловал, да? Да ничего страшного!» Некоторые у нас переигрывают уже, защитники вот эти: «Ничего страшного! Ну, ты же не хотел». «Убил? Ой-ой-ой! Ну ничего, пройдет». Не пройдет. За все нужно будет ответить. И мы парням нашим объясняем. И я вам скажу, что я не отношусь к ним, как к детям, это неправда. Я отношусь к ним, как к молодым мужчинам.

Анастасия Урнова: А со скольки лет они у вас?

Владимир Ивлев: 14 лет – ни одного не было на моей памяти. 15 – очень и очень мало. 16, 17, 18 включительно. Вы что? 4 тысячи килокалорий в день – их же нужно пожечь правильно. Нужно день построить так, чтобы и чистота кругом была, и поребрики беленькие были, и цветы цвели, и продукция выпускалась, и хлеб был вкусный.

Татьяна Бондарева: На моих глазах ребята за два года… Вот таких щупленьких привезли, а через два отъелся у вас.

Владимир Ивлев: Ну а почему бы и нет?

Анастасия Урнова: Слушайте, ну у вас уникальная колония, у которой даже есть собственный YouTube-канал. Поэтому я предлагаю посмотреть небольшой сюжет, который создан воспитанниками колонии. Мы больше узнаем о людях, которые туда попадают.

СЮЖЕТ

Анастасия Урнова: Владимир Иванович, когда я вижу первые кадры из этого ролика, как ученик издевается над учительницей, я испытываю одновременно два очень неприятных чувства – во-первых, это беспомощность, а во-вторых, страх. И у меня тогда возникает вопрос: вот это примерно такие молодые люди попадают к вам в колонию? И стоит ли ожидать, что если сталкиваешься с таким молодым человеком в жизни, скорее всего, его жизнь продолжится дальше за колючей проволокой?

Владимир Ивлев: Ну слушайте, это тот возраст, когда не созидается, а разрушается. Никто в 50 лет не начнет курить, а в 15–16 – запросто. Никто не пойдет разбить витрину или вот так поглумиться над учительницей, взрослый человек никогда не сделает, а подросткам это свойственно.

И у тех, у которых, к сожалению, жизненные вот эти… ну, родители не показали, как это, можно, не можно… То есть ребенок учится тому, что происходит у него в дому. Вот если у него в дому издеваются вот так, он же проецирует это и в школе. Он не знает, как стать круче перед своими сверстниками. А то, что будет с ним дальше – этого никто не знает. Мы же не можем заглянуть, это же не карты разложить как-то.

Анастасия Урнова: Ну, раскрывайте тогда секреты. Вот к вам попадает подросток, которому еще нет 18 лет, а он уже кого-то убил, изнасиловал, совершил еще какое-то тяжкое преступление. И у вас там таких 30, 40, 50, 70 человек – ну, стая. Что вы делаете?

Владимир Ивлев: Как чего? У нас целый… я не назову его комплексом, но это как отдельная жизнь. Я уже говорил о том, что наша задача – создать условия, где парень начнет меняться. У него жесткий режим: утром подъем, зарядка, шесть кругов вокруг стадиона в любую погоду…

Анастасия Урнова: Это как у всех?

Владимир Ивлев: Да. Потом – завтрак, работа, школа, перемещения, все строем, где бегом. У нас очень жесткий, но не жестокий распорядок дня. То есть чуть-чуть военизирована схема наша. Да, мы ногу не тянем, но показываем парням: «Ребята, то, как вы жили, ваша модель, к сожалению, негодная и привела вас в тюрьму. И здесь будет так, – вы говорили про хозяина, – как сказано, но в рамках правового поля. Все, не иначе».

Очень много, как я и говорил, труда, работы, спорта. И парень наш, хочешь не хочешь, он начнет меняться. Мы никогда не говорим о преступлении, которое он совершил. Это с ним останется, это будет навсегда. Невозможно прочитать какую-то молитву, сходить в баню, потереться – и ты перестал быть убийцей, да? Это должно пройти жесткое очищение в процессе своей жизни, как ты свою жизнь построишь. И мы как раз показываем, что такое добро и зло, что делать можно, а что делать нельзя.

Анастасия Урнова: Ну, расскажите подробно. Потому что Таня, например, неоднократно мне говорила о том, что у вас там какие-то фантастически вкусные блинчики. Так рекламировала, что я первый раз в жизни захотела съездить в колонию.

Татьяна Бондарева: Вообще, когда я рассказываю своим друзьям и коллегам про вашу колонию, мне не верят. Мне даже немножко неловко. Они говорят: «Это неправда». Вот на полном серьезе. Например, здесь, в эту комнату заглянешь – ребята мультики делают. Здесь все при работе, на работе. Помните, делали подстаканники?

Владимир Ивлев: Да-да-да, конечно.

Татьяна Бондарева: Вот тут я не забуду ваших огурцов, меня угощали ими…

Владимир Ивлев: Вы знаете, я вас прерву.

Анастасия Урнова: Это же подростковый лагерь.

Владимир Ивлев: Слушайте, при всем этом великолепии и некой анимации, я вам хочу сказать, что ребятам очень трудно отбывать наказание. Может быть, вам как лицам, знаете…

Татьяна Бондарева: Со стороны мы приехали.

Владимир Ивлев: Со стороны, да.

Анастасия Урнова: Для меня сама мысль о лишении свободы наводит на меня оторопь и ужас.

Владимир Ивлев: Да. А что такое лишение свободы? Вот вы сейчас можете встать и пойти туда, куда вы захотите. Вы можете носить любую прическу, носить любые украшения, читать книгу, какая вам понравится, сходить в кино, выпить кофе. В местах лишения свободы ты именно лишен свободы – перемещаться, с кем угодно встречаться, разговаривать, звонить. Там все строго ограничено. Это и есть наказание.

И я вам вот еще какую вещь донесу. Если мы сделаем слишком тепличные условия, знаете, такие диснейлендовские, то это будет нечестно по отношению к той стороне, пострадавшей. Здесь будет нарушен очень базовый вот этот принцип справедливости. Он наказан должен быть. А он и наказан, ему трудно, ему тяжело, у него режим, у него не шути. Но если все слишком перегнуть, сделать все блага незаслуженные, то это будет нехорошо.

Анастасия Урнова: А насколько у вас само сообщество заключенных иерархизировано? Потому что часто слышим о том, что, когда ты попадаешь на зону, самое сложное – это вообще занять свое место среди других заключенных так, чтобы там просто выжить.

Владимир Ивлев: А почему вас это интересуют? Вы – молодые и красивые девушки.

Анастасия Урнова: Меня очень интересует эта тема, ну так уж вышло.

Татьяна Бондарева: На самом деле я нашла фотографию, это 2003 год. Представляете, это ребята в учреждении вашем. И вот я смотрю, как они раскованно себя ведут. И я понимаю, что сейчас бы никто себе так даже не позволил ходить с наколками…

Владимир Ивлев: Слушайте. Вот у меня сын ходит в садик. У них там лидеры какие-то, они там что-то дерутся, машинки друг другу дарят, а потом отнимают.

Анастасия Урнова: Ну, человеческое общество, нормальное.

Татьяна Бондарева: Стая.

Владимир Ивлев: В обществе всегда будет кто-то старше. Знаете, я не скажу, что мы подавляем это, но у нас, если кто-то сильнее, кто-то быстрее, кто-то разумнее и, скажем так, более активный, то нужно направить его, чтобы, как сержант в армии, он помогал тем, кто только что пришел, помогал администрации, чтобы он был не Квакиным, а хорошим. Знаете Мишку Квакина, да? Читали? Нет, наверное. Вам, наверное, в школе не преподавали уже.

Анастасия Урнова: Я? К сожалению, нет. Честно признаюсь в этом. Не люблю такие признания делать, но…

Владимир Ивлев: Вот. Чтобы он был хорошим персонажем. А когда человеку дать чуть-чуть попробовать быть хорошим – он никогда этого не забудет. Попробуйте самому негодяю сказать, что он хороший, и посмотрите, что будет, как он начнет меняться. Он поверит в это. Он будет дорожить доверием вот этим. И мы даем парню ответственность какую-то.

У нас один был парень, он очень харизматичный. И знаете, он – как темная сторона в «Звездных войнах», вот он оттуда, у него все о плохом. Смотрю – он начал что-то вокруг себя тьму собирать. «Так, – думаю, – надо что-то с этим делать». Если это прекратить, то все равно где-то пройдет. Если это купировать – тоже нехорошо. Я дал ему возможность быть политинформатором. У него есть допуск к газетам, он может посмотреть новостную колонку. И он после утренней проверки рассказывает о событиях в стране и мире. И он получил публику, и он рассказывает интересные вещи, у него это получается. И он забыл обо всех вот этих своих самых…

Татьяна Бондарева: Это Олег был, да?

Владимир Ивлев: Да. Вот такой парень.

Анастасия Урнова: Покажи, пожалуйста.

Татьяна Бондарева: С котиком.

Владимир Ивлев: Его таланты развернуть в хорошие дела.

Анастасия Урнова: Слушайте, я сейчас смотрю на фотографию заключенных с котиками. Ну, это просто фантастика.

Владимир Ивлев: Да никакой тут фантастики! Самых лучших мы можем вывозить на какие-то культурные мероприятия. Мы ездим в Эрмитаж. Благо, в Санкт-Петербурге есть куда съездить.

Анастасия Урнова: Кстати, а это могут делать в любых колониях для несовершеннолетних?

Владимир Ивлев: Да, да. И мы решили съездить в кафе, где кошки живут, пускай тактильно погладят кошаков – это же хорошо.

Татьяна Бондарева: Когда я общалась с ребятами некоторыми, они мне признавались, что на самом деле, когда они попадали к вам в колонию, они думали на самом деле, что они идут в тюрьму, потому что у них, у многих это считается престижно, что типа ты отсидел. Они попадают и видят на первый взгляд такие очень пионерские условия. И они поначалу даже немножко разочаровались, но потом понимали, конечно, что все нормально.

Анастасия Урнова: Сейчас мы очень много говорим о движении АУЕ («арестантский уклад един»). И становится известно, что это движение захватывает всех, от малого до великого, включая школьников десятилетнего возраста. И это модно считается, блатная романтика. Попасть в тюрьму – даже круто. К вам должны попадать носители этой культуры. Что с этим делать?

Владимир Ивлев: Нет у нас никаких деструктивных групп, каких-то экстремистов и прочих.

Анастасия Урнова: Скажем так, на воле люди не знают, что с этим делать.

Владимир Ивлев: Ну, опять-таки я отвечаю только за то, что…

Анастасия Урнова: Вот поэтому я и спрашиваю, что вы делаете.

Владимир Ивлев: Вот я расскажу, что делаем мы. Когда к нам приходит парень, и он пропагандирует, транслирует вот эти какие-то ценности, мы ничего ему пока не говорим. Мы ему говорим: «Поживи, посмотри, оглядись». И когда он видит, что его сверстники ходят и смеются над ним, над тем, что он говорит, и всерьез не воспринимают, те, которые у нас уже отбывают наказание, и говорят ему: «Парень, ты давай нам это не рассказывай». И он смотрит, что это не потребно здесь.

Татьяна Бондарева: Не срабатывает.

Владимир Ивлев: И самая большая победа нашего коллектива в том, что мы создали условия, где приходящий к нам парень не способен реализовать свои криминальные таланты. Не способен, ему деть это некуда. И все. Походили, посмотрели. Вот у нас он в огурцах, Юра его зовут, огурцы он выращивает.

Татьяна Бондарева: Но как вы заставили?

Владимир Ивлев: Да, он пришел, рассказывал про воров и всякое такое. Только так. Начнешь запрещать – хуже будет. Я не знаю, как быть с этим в обществе. Я не знаю, как с этим бороться.

Но была очень хорошая идея у нас в Санкт-Петербурге. У нас такая группа сформировалась негласная: психолог, священник, я, начальник колонии, учитель с большим стажем и журналист. И мы сели вот так вот за столом, посидели, подумали, а что делать с этими. И вот родилась такая идея – нужно наступать на АУЕ. Не ждать, когда они проявятся, когда парень возьмет ружье и расстреляет. Нельзя ждать, когда кто-то будет бегать по скамейкам и бить пенсионеров. Нужно наступать на эту деструктивную группу, объявить их сектой, что это люди, которые крадут наших детей из благополучной среды, втаскивают их именно в этот мордор. Нужно показать. Даже слово «секта» людей останавливает: «Подожди. Что это такое?» Была идея сформировать и создать некое пространство в интернете, рассказывать подросткам, что делать, если ты попал туда. Жертвы насилия, особенно мужского насилия, могут позвонить по телефону – и на том конце провода тебе ответят.

Анастасия Урнова: Ну, есть НКО сейчас, которые этим занимаются.

Владимир Ивлев: Да-да-да. Тебе скажут: «Успокойтесь». А подростку, который попал в трудную историю, если ему завтра нужно отдать 3 тысячи рублей, сдать на уголовный мир, он не знает, с кем поговорить, у него нет точки какой-то обратной связи, он горит. Нужно дать ему возможность. И это не сложно в наших рамках, чтобы поднять трубку и сказать: «Слушайте, помогите, я боюсь идти в школу». Он боится сказать родителям, боится прослыть слабаком среди своих ровесников. Вот что нужно делать с этими ауешниками.

Татьяна Бондарева: А можете прокомментировать последнюю трагедию в Керчи?

Владимир Ивлев: Да я не знаю… Я читал, мне страшно читать все это. Какой тут комментарий? Я не знаю. Я прокомментирую комментарий. Один парень написал: «Вы знаете, в том возрасте…» Ему он уже 30 лет, и он говорит: «Вы знаете, когда мне было 16–17 лет, меня жутко били в школе, жутко били, издевались, унижали!» И били даже те, кто были младше. Ну, видят – слабак. Он говорит: «Если бы у меня было ружье, то неизвестно, что бы я сделал. Но, слава богу, перерос, уже стал взрослым мужчиной, нашел себя в этой жизни».

У каждого свой путь. Я уже говорил в сегодняшней программе: есть у нас замечательная возможность либо сделать шаг вперед, либо нет. Я задаю нашим воспитанникам вопрос: «Представьте, сейчас машина времени – и ты идешь туда, где ты совершил, где ты оступился, где у тебя точка невозврата. Что ты сделаешь?» Он говорит: «Я сделаю шаг назад». Из всех один или два сказали: «Нет, я четко уверен…» «Я сделаю шаг назад». Да, это ошибка. Да, оступился. Ну, кто вовремя понял – хорошо.

Был у меня парень один, он так сказал, я очень запомнил… Он «р» не выговаривал. И он сказал: «Меня Бог поберег, в коробочку посадил сюда к вам, чтобы я здесь успокоился». Он начинал с кражи, потом грабеж, потом разбой. Условно, на поруки, судья пожалела… Тяжесть его преступлений росла. И в один момент – оп-па! – и к нам. И он у нас перерос это, прошло вот это кипение, бурление. И он назад пошел… Он действительно понял, что это такое. Настолько его захлестывали вот эти и гормоны, и психи, и вот это желание стать всем одномоментно. Невозможно! Вот ему на пользу пошла эта таблетка, которая называется «места лишения свободы», наказание.

Анастасия Урнова: А многим не идет, скажем так, это на пользу в конечном счете?

Владимир Ивлев: Многим, к сожалению.

Анастасия Урнова: А от чего это зависит?

Владимир Ивлев: Если парень от нас выходит, и у него на свободе не за что хорошее зацепиться, то жди беды.

Анастасия Урнова: Знаете, я все-таки продолжаю разговор о ваших методах работы и хочу предложить посмотреть еще один видеофрагмент. У вас фантастика на вашем YouTube-канале. Есть видеоклип – заключенные колонии сами сняли рэп, называется «Колпинский рэп». Вот фрагмент этого видеоклипа давайте посмотрим.

СЮЖЕТ

Анастасия Урнова: В песни говорится о родителях, о маме. Вот сразу тоже хочу понять, насколько люди, которые содержатся в колонии, не теряют связь со своими родителями?

Владимир Ивлев: Вы знаете, даже не то что родители, а все социально полезные связи мы стараемся найти и не дать их ему порвать. У кого-то социальный педагог, у кого-то тренер, у кого-то бабушка. Мы стараемся этих людей не потерять с поля зрения. Даже с помощью нашего друга, Светланы Юрьевны Агапитовой, уполномоченной по правам ребенка, у нас есть Skype. И на сайте можно увидеть логин наш. Парень наш пишет заявление: «Прошу предоставить мне видеозвонок с родителями». Запросто!

Анастасия Урнова: Вы даете условия. А родители-то приезжают, общаются? Я понимаю, что люди из тяжелых семей.

Владимир Ивлев: Ну, к сожалению, правда, что не всем родителям интересна судьба их детей.

Татьяна Бондарева: Можно поделюсь впечатлениями?

Анастасия Урнова: Обязательно.

Татьяна Бондарева: Мне повезло оказаться на двух родительских днях у вас. И я застала, как ребята репетируют, учат стихи – помните, да? – как ребята готовят обед, ждут родителей своих. И вот мне запомнился момент. Как только пришло время заходить с родителями, они все кинулись к окнам, ну, просто как в детской больнице. И прямо видно, что они их ждали. Ну, я запомнила тех ребят, к которым никто не приехал. Они выступали. Видимо, они очень как-то хотели показать, что они могут. Мне прямо стало как-то их так жалко. Может быть, это очень сентиментально, но жалко. Вот почему-то все-таки?

Владимир Ивлев: Вы знаете, однажды случай такой был. У нас парень – все, закончился его срок, мы его освободили, вывели за территорию. А за ним никто не приехал. У мамы новая семья, у отца какие-то отношения. И просто забыли о том, что их ребенок возвращается в их семью. Ну и все. Он крепился долго, а потом расплакался. Ну, куда его деть вечером? Это же не какой-то щенок – взял его и отвел. И то, скотину не бросишь. Как так-то? Ну, мы завели его назад, в комнату свиданий. Ребята принесли из столовой ему покушать.

И вот он весь в слезах… Я не знаю, что ему сказать. Сказать правду? Как-то мал еще. Вот как-то собрал, скомпоновал. Я говорю: «Слушай, как бы в твоей жизни ни было, но она у тебя есть. У кого-то нет ни здоровья, они заложники…» Мы в хоспис возили наших пацанов, они там как волонтеры помогали. Я говорю: «Вот вспомни. Ты был?» – «Был». Я говорю: «У них нет завтра, у них не будет будущего в силу причин, что они не выживают. А у тебя есть. И ты можешь дальше жить. И не обижайся на них, пусть они живут. Строй свою жизнь». И знаете, как-то он сопли вытер, поел. А на утро мы его сами отвезли.

Анастасия Урнова: Что обычно ждет людей, которые освобождаются, не попадают на взрослую зону пока что? Вот он вышел. Что с этим парнем случается?

Владимир Ивлев: Пока ему нет 18, очень много служб несут за него ответственность: и комиссии по делам несовершеннолетних, и должны трудоустроить обязательно, чтобы он учился в школе. Если условно-досрочно от нас освобождается, оставляют какую-то часть срока (а у нас большинство таких, кто условно-досрочно), мы должны убедиться, что на той стороне, куда он возвращается, у него будет благополучно… ему будет где жить, у него будет комната своя дома, даже дома, оборудованная, что он может там учиться, продолжать учебу, где-то работать, совмещать, получать профессию. То есть это очень серьезно. А кому 18 – к сожалению, уже человек взрослый.

Анастасия Урнова: Но при этом вы и сами неоднократно говорили, что часто они попадают в ту же среду, из которой они попали к вам.

Владимир Ивлев: Да.

Анастасия Урнова: Те же друзья, те же банды АУЕ, еще какие-то банды, пьющие родители, другая неблагополучная семья. Насколько, как вам кажется, то, что вы им даете за время, за срок их заключения, позволяет им как-то по-другому адаптироваться к старой среде?

Владимир Ивлев: Да вы знаете, отследить это невозможно. Мы же не сможем взять, поехать и посмотреть, как человек живет. У нас же и так хлопот хватает. Я всем раздаю свои визитки – там есть номер телефон. Я говорю: «Звоните».

Татьяна Бондарева: И звонят?

Владимир Ивлев: Звонят. Кто-то звонит: «Женюсь, приезжайте на свадьбу». Кто устроился охранником…

Анастасия Урнова: Вас зовут на свадьбу ваши бывшие заключенные?!

Владимир Ивлев: Да. Кто устроился охранником. Кто получил права, сначала экспедитором работал, ездил, а потом уже получил права. Кто-то на такси приезжает к колонии: «Посмотрите на меня».

Татьяна Бондарева: А еще один священником стал, помните?

Владимир Ивлев: Да. А один у нас парень сейчас учится в Москве, в духовной семинарии, зовут его Август, потрясающий парень. Попал тоже от безнаказанности. Совершил маленькое преступление, а дальше – больше. На разбое остановился – посадили, закрыли его. И вот сейчас он женился. Ему 20 с небольшим лет, но он уже полностью сформирован. И его приглашаю иногда (с Санкт-Петербургом он дружит) в колонию, чтобы он воспитанникам нашим рассказал: «Я такой же. Я спал вот на той кровати. Тоже совершил, как и вы, преступление, но хватило ума, хватило жизненного склада разумного не пойти и вернуться назад, пить водку, отнимать телефоны и где-то кого-то задирать, а начать строить свою жизнь. Смотрите». И это лучше всяких тысяч рассказов.

Татьяна Бондарева: У меня еще такой вопрос личный. Когда я впервые оказалась в колонии, мы поехали с моими друзьями и с ребятами играть в лес в ориентирование. Тогда учреждение было открытым. И один из ребят уже под вечер спросил меня: «А как ты будешь ко мне относиться, если я тебе скажу, что я сделал?» До ближайших людей было метров двадцать, мы мыли посуду у озера. И он мне говорит: «Я убил человека. Как ты теперь ко мне будешь относиться?» И вот я так растерялась. Я не знала – то ли мне бояться, то ли мне ему что-то отвечать. Я что-то промямлила, типа «бывает». И у меня это в голове до сих пор сидит. И когда я фотографировала ребят у вас, я не знала, за что они отбывают наказание.

Владимир Ивлев: Это наврал, наврал возле речки. «Напущу-ка я страху на нее».

Татьяна Бондарева: Но для меня это были просто ребята, которые пытаются компенсировать свое детство, ну и отбыть наказание тоже. И вот вопрос к вам: меняется ли ваше отношение к ребятам в зависимости от того, что они сделали?

Владимир Ивлев: Я понял. Я читаю все материалы уголовных дел и решения суда со всеми подробностями, даже которые и не нужно читать. Я уже взрослый мужчина, я уже 20 с небольшим лет в системе, а у меня мурашки бегут, даже по ботинкам. Но если в процессе разговора, работы, общения я буду видеть перед собой сухой вот этот лист А4, где написано все, что он там наворотил, у меня не получится ничего, я буду разговаривать с листом, и лист мне никогда не ответит. Видеть нужно человека, какой бы он ни был. Ну, так не выйдет ничего.

Анастасия Урнова: Ну, действительно. А где вы черпаете силы – хочется это понять, потому что вы каждый день приходите к заключенным, каждый день от них уходите. Возвращаются, кстати, ребята к вам?

Владимир Ивлев: Петр Первый говорил: «Тюрьма – ремесло есть окаянное. А для скорбного дела сего потребны люди твердые, но добрые и веселые». И я подбираю себе твердых, чтобы он не сломался от того, что видит каждый день.

Анастасия Урнова: Сотрудников?

Владимир Ивлев: Да, добрых. Чтобы он силой своей лечил вот этих негодяев.

Татьяна Бондарева: Они там шутили.

Владимир Ивлев: И веселых, чтобы он это место хуже не делал. Понимаете?

Анастасия Урнова: Как шутили?

Татьяна Бондарева: Ну, у них такие шутки… Когда я приехала в последний раз, их было в два раза меньше. Я говорю: «А почему их так мало?» Они такие: «Да, у нас каждый мальчик на вес золота».

Анастасия Урнова: Владимир Иванович, заканчивается у нас, к сожалению, время. У меня к вам, наверное, последний вопрос. Создается ощущение, что вы на своем месте работаете. Но тем не менее, наверное, рано или поздно придется думать о чем-то еще. Вот если работать не во ФСИН, то что бы вы делали?

Владимир Ивлев: Ну, приду к вам на телевидение, буду вести программу. Будут приходить ко мне веселые люди, я им буду задавать вопросы.

Татьяна Бондарева: В «ЗА ДЕЛО» давайте.

Владимир Ивлев: Не знаю.

Анастасия Урнова: Я думала, что вы скажете: «Пойду в НКО, буду заниматься ресоциализацией, какой-то профилактикой АУЕ».

Татьяна Бондарева: А вы же еще рассказывали, что вы мечтали о ферме с лошадьми.

Владимир Ивлев: Давайте мечты оставим на потом. У нас беспокойное хозяйство, у нас искалеченные и исковерканные судьбы подростков, поэтому Господь дает сил справляться с тем, что день у нас приносит. Вы, пожалуйста, на своей работе делайте ее хорошо, чтобы граждане наши не видели в сотрудниках, которые работают на благо обеспечения безопасности, плохих людей и врагов

Анастасия Урнова: Ну, это обоюдная ответственность.

Что же, спасибо вам большое. Сегодня с нами в студии был начальник Колпинской воспитательной колонии Санкт-Петербурга Владимир Иванович Ивлев. Программу для вас вела я, Анастасия Урнова, и моя коллега из программы «ЗА ДЕЛО» Татьяна Бондарева. Оставайтесь на Общественном телевидении России!

Начальник колонии для несовершеннолетних - о методах и принципах работы