ВИДЕО Варвара Макаревич: Главным музыкальным направлением для широкой публики всегда была поп-музыка. Она льется буквально из каждого утюга, а мотив надолго застревает в голове. И если раньше приятно было напеть такую музыку где-нибудь в душе и она казалась пусть простоватым, но все-таки творчеством, то сегодня такое впечатление остается не у многих. По каким принципам сегодня создают современные музыкальные хиты? И что поп-музыка может сказать о тех, кто ее слушает? Все это обсудим в ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот мои гости: Илья Легостаев, телеведущий. Считает, что сегодня авторы зажаты в танцевальный и хип-хоп форматы, поэтому есть ощущение, что песенных шлягеров меньше, но это не так. Вячеслав Тюрин, композитор и продюсер. Полагает, что сейчас все негативное поддерживается и считается крутым, а все позитивное – старым и никому не нужным. Мариам Мерабова, певица. Убеждена: с того момента, как продюсеры стали вмешиваться в искусство, искусство ушло. Евгений Бабичев, блогер. Уверен: верхние строчки хит-парадов по-прежнему занимают музыканты с большой буквы. Илья, современная отечественная попса – это музыка? Или мы лишь условно можем все это называть музыкой? Илья Легостаев: Ну, все зависит от того, что мы привыкли под этим термином подразумевать. Конечно, это музыка. Любой набор шумов – это музыка. Это может так звучать. Так что, естественно, музыкальная продукция сделана не для самых взыскательных ушей, понятное дело. Это отражение массового вкуса. Это отражение финансовой состоятельности потребителей. Это отражение того, сколько люди готовы заплатить за музыку сейчас. Сколько они готовы заплатить – примерно так она и звучит. Так что… Варвара Макаревич: Хорошо, что вы об этом сказали – о том, сколько люди готовы заплатить. Евгений, есть точка зрения, что сегодня музыка – это просто товар, то есть это такой инструмент для зарабатывания денег. Вы согласны с этим тезисом? Евгений Бабичев: Вполне согласен. Вы знаете, мне вообще кажется, что какую-то долю музыкального рынка под себя подмял TikTok. Вот он сейчас настолько диктует какие-то современные тренды, что некоторые музыканты и продюсеры специально делают музыку для того, чтобы получить максимальные охваты в этой развивающейся соцсети. Ну, естественно, где охваты, где популярность – там и деньги, конечно. Варвара Макаревич: Мариам, музыка – это искусство (я подчеркну это слово), которое создается музыкальными инструментами и человеческим голосом. Вы бы назвали искусством ту музыку, которая сегодня популярна в России? Мариам Мерабова: Ну, во-первых, то, что популярно… Это разные вещи. Это не всегда относится к музыке, скажем так, потому что это чаще продукт продюсеров. И вообще я убеждена, что с того момента, когда продюсеры завладели… стали влезать в искусство, и в музыку в том числе, творчество ушло на второй план. Варвара Макаревич: Вячеслав, я знаю, что в среде экспертов разделяют популярную музыку и попсу. Вы такую черту проводите между этими двумя понятиями? И если да, то что такое популярная музыка (прямо с примерами), а что такое попса, прямо с такой негативной коннотацией? Вячеслав Тюрин: Во-первых, всем здравствуйте. Я думаю, что… Мариам, ты сейчас меня даже вообще не обидела, потому что как бы я думаю, что… То есть я продюсер-композитор, поэтому я понимаю, что это все веяние времени. Да, понятно. Но вы не учитываете один маленький нюанс. Вы сказали, что TikTok. Но это в целом соцсеть. Понимаете? То есть та музыка, о которой вы говорите, которая на слуху, – это дисбаланс андеграунда и мейнстрима. Почему андеграунд стал востребованным? Потому что те люди, которые готовы быстрее всего и охотнее всего платить, они готовы такой контент потреблять. И тот ТОП-100 в Apple Music или где угодно, который мы видим, он отражает вкус самой молодой прослойки населения. Мы имеем сейчас впервые, наверное, в истории колоссальный дисбаланс. То есть это неправильный хит-парад. Он абсолютно честный, но он неправильный. То есть 90% людей не хотят эту музыку слушать, а эти соцсети генерируют ее для тех, кто ее хочет слушать, для тех, кто платит подпиской, для тех, кто зашел туда. Это музыка роботов. Если вы сейчас зайдете послушать, кто же такой этот парень Моргенштерн, кликните и больше 15 секунд провисите на этой песне, то вам, естественно, отрекомендуют потом то же самое. «Ты же хочешь эту музыку слушать? Ну, на». Вот как это все устроено. Это очень просто. Но это не значит, что у всех поменялись вкусы. Варвара Макаревич: То есть нами просто управляют алгоритмы музыкальных сервисов? Вячеслав Тюрин: Абсолютно, абсолютно верно, Варвара. Варвара Макаревич: Вот зашла речь про хит-парады. Илья, когда я готовилась к этой программе, конечно, я посмотрела какие-то чарты в тех же музыкальных подписках. И у меня сложилось примерно такое впечатление, что там какие-то очень несложные два-три аккорда, текст, который очень часто просто невозможно понять, поэтому даже сложно оценить его качество. И ко всему прочему что я еще заметила? Что сегодня в почете даже не пение, а скорее начитка текста. Кто авторы этих текстов, этих мелодий (назовем это так)? Может быть, уже вообще можно запустить искусственный интеллект и просто не париться ни поэтам-песенникам, ни композиторам? Илья Легостаев: Ну, вы, конечно, приводите очень такой пессимистичный прогноз. Мне кажется, еще не настолько развиты технологии, чтобы музыку переложить на автоматы. Хотя, вероятно, попытки какие-то делаются. Это все придумывают люди. Просто в последнее время так получилось, что в результате технической революции само производство музыки сильно упростилось. Вы можете это делать в своей спальне. Вам не нужна дорогостоящая студия, вам не нужен дорогой какой-то продакшн. Вы можете очень просто снять клип. Поэтому вход в эту индустрию стал очень и очень демократичным. Сейчас там довольно тесно. За день или за какую-то неделю, по-моему, в российском сегменте Интернета выкладываются тысячи новых треков. Это невозможно послушать. Это невозможно как-то оценить. Это невозможно рассортировать. Именно поэтому, когда появляется действительно какой-то интересный артист, его очень и очень сложно заметить. Раньше вход в музыку был довольно сложный, потому что для того, чтобы прийти в студию, нужно было иметь деньги, чтобы за нее заплатить. И именно поэтому у человека в голове уже что-то сформировывалось, у нее была четко сформулированная музыкальная идея. Сейчас вы можете гонять это как угодно у себя на телефоне. И сейчас популярность – это что-то вроде выигрыша в казино. Поэтому артистов действительно много самых разных и в стримингах, и не в стримингах. И именно поэтому – из-за того, что их много – их качество, конечно, очень сильно упало, потому что звучит какой-то отдельный фон, размывается внимание публики. И сейчас, конечно, очень сложно зацепить чье-то внимание в достаточной степени, чтобы послушать хотя бы песню от начала до конца. Все уже переключают, мне кажется, после первого припева. Варвара Макаревич: Кстати, что интересно? Вы использовали тоже это слово. Мне кажется, сегодня стали чаще говорить «треки», а не «песни». Наверное, может быть, за этим тоже что-то стоит. Мариам Мерабова: Ну конечно. Это естественно, потому что… Я извиняюсь, что перебиваю. Но дело в том, что когда мы говорим о песне, в первую очередь под песней подразумевается мелодика и смысловая нагрузка. Ни того, ни другого в принципе… Сейчас особого отличия в этом нет. То есть когда ты слушаешь этот хит-парад, такое впечатление, что ты слушаешь одну и ту же длинную песню просто, как будто нескончаемый поток какой-то совершенно ненужной информации. Варвара Макаревич: Мариам, а что мешает создать хорошую мелодичную песню с текстом, в котором будет смысл? Вот Илья говорит, что количество артистов, возможно, такое… Мариам Мерабова: Я убеждена, что… Во-первых, так как я все-таки музыкант и общаюсь с музыкантами, я знаю очень много классных музыкантов и продолжают работать в профессии. Я хочу сказать, что профессия музыканта, профессия певца подразумевает под собой знание, грамоту. Не просто набор… Ты не работаешь в GarageBand. Ты понимаешь, что это просто плохо. Это может позволить себе тот, кто хочет стать музыкантом для начала, а потом уже… Но сцена конкретно упала по своему уровню. То есть любой, кто может в караоке спеть и оплатить вообще свое существование, он – бам! – и может взойти на сцену. Ребята, это нехорошо. И тот информационный поток, который идет… Действительно, я согласна с Ильей. То есть даже я, например, высматривая в YouTube кого-то, кто мне понравился, я ловлю себя на мысли, что я могу забыть его имя, даже очень понравившегося, потому что вслед я тут же нахожу кого-то еще, потом кого-то еще. Но еще проблема радио. Радио еще у нас работает, да? И вот столько радиоточек, и все одно и то же передают. Товарищи, а можно что-то неформат? Можно что-то настоящее? Илья Легостаев: Ну, здесь, наверное, нужно отметить, что в музыке слово «маркетинг» вышло на первое место. Если, допустим, даже в 90-х, когда артисты создавали музыкальную продукцию, они пытались делать ее разной, чтобы один звучал как-то вот так, другой – немножко по-другому (естественно, учитывая моду при этом). Сейчас подход такой очень механический: вот это в чарте – значит, нужно сделать так же. Поэтому огромное количество однотипных приемов, которые используются при записи, огромное количество каких-то промоходов. Вот кто-то решил снимать клипы таким образом – значит, все ринулись сюда. Варвара Макаревич: Ну да, логика понятна. «Раз это продается, то зачем мне придумывать что-то другое? Я могу сделать похожее, что будет тоже классно продаваться». Илья Легостаев: Конечно. Варвара Макаревич: Вот вы заговорили про 90-е. Евгений, а сегодня, кстати, такая интересная тенденция, что многие артисты сегодня, в общем, делают некие аллюзии и каким-то образом имитируют как раз звук, звучание 90-х. Вы согласитесь, что там было что-то такое уникальное, это было какое-то уникальное музыкальное явление в наши постсоветские 90-е годы? Или нет? Или это просто такая романтика, и мы сейчас это все так вспоминаем? Евгений Бабичев: Ну, мне кажется, просто работает ностальгия. Потому что сейчас те ребята, которые выросли на той музыке, которые слушали ее в школе, они сейчас самая платежеспособная аудитория, так скажем. Они выросли, они стали серьезными людьми, бизнесменами. И естественно, что появился спрос на эту музыку. Даже современные артисты записывают огромное количество альбомов в этой стилистике. Дима Билан, Макс Барских выпускают целые концептуальные альбомы с этой музыкой. Но тут главное, наверное, тоже не перенасытить этот рынок. А с Ильей я хотел бы согласиться в одном моменте: конкуренция действительно очень большая. И вы заметили, дамы и господа, что многие современные треки длиной не больше двух с половиной минут? Именно потому, что, действительно, хочется послушать много. И если цепляет куплет и припев, то, в принципе, наверное, этого и достаточно. Куплет, припев, еще маленький второй куплет, припев – и все, можно песенку завершать на этом. Соответственно, это сейчас современный такой тренд. И еще один момент. Я хотел бы коснуться по поводу искусственного интеллекта, именно в музыке. Мне как-то вспоминаются времена, когда синтезатор так прочно входил у нас в музыкальный бизнес, скажем так, использование его в аранжировках, когда говорили: «Ну, наверное, за этим чудо-инструментом будущее. Можно, наверное, не возить с собой музыкантов в тур, не делать живые выступления. Вот этот инструмент сделает все за всех». Ну так что? Прошло уже – сколько там? – 40–50 лет. И все равно… Варвара Макаревич: И все еще возят живых музыкантов. Евгений Бабичев: Конечно, конечно. От этого мы не ушли никуда. Вячеслав Тюрин: Все вы правы, да, но тут один-единственный момент. Так как у меня свой record label, я понимаю, как это все изнутри происходит. Илья правильно заметил, что это маркетинг. То есть сейчас любая музыкальная, назовем это так, субстанция, все что угодно, трек – это приблизительно так же, как вы пытаетесь свой товар поставить в какой-то магазин. И то, что в этом магазине продается, то у вас и берут. То есть лейбл сейчас этому агрегатору – iTunes или другому – он не продаст ту музыку, которую не качают, не стримят, не слушают. Они будут брать и требовать только ту музыку, которую больше всего слушают. Я в самом начале говорил: больше кто слушает? 12–15 лет. И они слушают вот этот матерный рэп, все вот это. И они же создают погоду. Соответственно, лейбл пытается им это подсунуть. У многих артистов на этой почве начинает ехать, извините, крыша, потому что они говорят: «А мы тоже хотим такую музыку петь». И вот здесь я им всем говорю: «Ребята, подождите. Вам не надо петь эту музыку. Вас слушать не будут». Если условный артист с именем Дима Билан или кто-то споет такой же рэп, ему скажут: «Ты с ума сошел, что ли?» И эти же люди, которые эту музыку качают у других артистов, они скажут: «Да не надо нам этого». Варвара Макаревич: У него ее скачивать не будут. Вячеслав Тюрин: Да. «Нам надо это от него». Это маркетинг. Все! Все очень просто. Общей тенденции не существует. Музыка не умерла. Более того, виртуальных… виртуозных музыкантов стало еще больше, они еще круче стали играть. Стало больше шикарных, ну просто отличных инструменталистов. Варвара Макаревич: Мне нравится, что наконец появился позитив, что музыка не умерла. Ну а какая музыка продается лучше всего и почему многие считают, что сегодня музыка деградирует – обсудим далее. Варвара Макаревич: Я предлагаю послушать мнение вашего коллеги по цеху, что он думает про современную музыку. ВИДЕО Варвара Макаревич: Мариам, может быть, у нас действительно просто поменялся язык общения друг с другом? Нет? Давайте поспорьте. Мариам Мерабова: Я не хочу, конечно, спорить. И не хочу, конечно, выглядеть брюзгой. Но так как я люблю музыку, слушаю разную музыку и учувствовала в разной музыке, то есть и в советской эстраде… Кстати, про советскую эстраду. Никакой только идеологической истории не было. Неправда это. Это просто незнание темы. Была разная музыка. Была и идеологическая. Были совершенно потрясающие, с музыкальной точки зрения, произведения, которые, я считаю, совершенно незаслуженно спрятаны в такой, знаете, нафталиновый ящик. А на самом деле это тот самый золотой фонд. Варвара Макаревич: Давайте пример конкретный. Вот можете назвать сейчас исполнителя или композицию? Мариам Мерабова: Хорошо. Вот смотрите. То, что делал, допустим. Саульский. То, что делал Богословский. То, что делал… Хорошо, даже та же потрясающая «А любовь-то лебедем», которую пела Валентина Толкунова, написал Алмаз Монасыпов. Слушайте, это по ритмике… Это просто бомбический фанк! Просто исполнить это может не каждый, не каждый. Исполнить это может только профессионал. Я думаю, в современном мире для того, чтобы стать профессионалом, надо долго учиться. А на это уже нет времени. Понимаете? Нет времени. Постоянно подгоняют. Подгоняют продюсеры: «Нам надо быстро, быстро, быстро!» Вячеслав Тюрин: Вот-вот-вот. Мариам Мерабова: Продюсеров подгоняют зрители. Зритель говорит: «Давай, давай, давай!» Приходишь на радио, а там сидит программный директор и говорит: «Да нет, это не наш формат». Товарищи, конечно, музыка останется, конечно. И конечно, не все деградационное то, что сейчас. Нет. Я сама люблю и рок, и рэп, и Тупака я обожаю и слушаю… Варвара Макаревич: Ну, западная музыка – это все-таки немножко отдельная история. Мариам Мерабова: Это профессиональное. То есть профессия должна быть. Нельзя падать грамотой. Понимаете, надо быть грамотным человеком, чтобы написать то, что останется надолго. Нет ответственности… Вячеслав Тюрин: Мариам, тебя дополню: ты люблю все, что профессионально, и ты не любишь, когда тебе одно и то же подсовывают. Это совершенно нормально. Мариам Мерабова: Я не люблю, когда меня обманывают. Вячеслав Тюрин: Ну, это тоже, да. Но вообще на самом деле проблема именно в этом векторе. То есть все взяли одно направление – и все! Как будто ничего больше не существует. Мариам Мерабова: Слушайте, смотрите. Не только в этом проблема. Я недавно ставила своим ученика выступление Тины Тернер, которое было… около 70 лет, по-моему, или 75. Короче, на MTV. Просто сумасшедшая! Ни о какой фонограмме и речи быть не может. Вот этот человек имеет право называться звездой. И он оставил след. Еще сто лет пройдет, и он будет. Это называется – мера ответственности перед профессией, мера ответственности перед будущим поколением… Варвара Макаревич: …и перед своими слушателями. Давайте как раз послушаем тогда еще одно мнение – простого обывателя, слушателя. ВИДЕО Варвара Макаревич: Ну, про консерватории у меня все-таки есть сомнения. Евгений, может быть, это действительно такое естественное течение времени и событий? Мы всегда воспринимаем в штыки что-то новое. Действительно, и джаз воспринимался как нечто совершенно непонятное. А потом и к Beatles были какие-то вопросы. Может быть, все нормально и мы не деградируем, так все и должно развиваться? Как вам кажется? Евгений Бабичев: Скорее всего, это нормально. Мне кажется, что это вообще какая-то борьба поколений. Естественно, молодежь, тинейджеры – ну, вряд ли они пока еще готовы воспринимать что-то серьезное, что-то такое более классическое. Они подвержены больше моде, каким-то трендам. Вы знаете, например, меня порадовал тот факт… Я понял, что все не безнадежно, когда я заглянул на Рождество в конце декабря в британский хит-парад и увидел, что на первом месте новый альбом экс-битла Пола Маккартни. Вытеснил Пол Маккартни с первого места Тейлор Свифт, которая тоже прекрасная мелодистка. Поэтому в принципе все равно музыка в том понимании, в котором мы это все воспринимаем, мы с вами, наше поколение, она остается. И она будет существовать. А все остальное, вот эти модные тенденции… Ну, мода приходит и уходит. Появится через пару лет что-то новое. Мы и не вспомним про то, что было три года назад. Это абсолютно нормальная вещь. Вячеслав Тюрин: Женя, я как действующий продюсер и композитор могу тебе сказать, что ты абсолютно правильно сейчас заметил. Но ты взял Британию, а мы говорим о России. Варвара Макаревич: Я как раз хотела нас вернуть в российские реалии все-таки. Вячеслав Тюрин: Да. Россия – в этом смысле совершенно уникальная страна. Мы любим догмы. То есть у нас «или/или». Если все пошло вот это – все, у нас все программные директора, все редакторы говорят: «Давай неси это. Давай, давай, давай! Это не надо. Давай вот это». И они будут, пока не пойдет не то что отрыжка, а рвота, до крови из ушей. Вот о чем мы говорим. Не надо делать перекос. Андеграунд всегда должен быть. Мы должны заземляться. Мы должны летать, а потом заземлиться. Все! Мариам Мерабова: Абсолютно согласна. Вячеслав Тюрин: Ну зачем вы душите остальное? Вы же его душите! Вы его убиваете, это искусство! Зачем? Вот и все. Варвара Макаревич: Илья, у меня резонный вопрос. Мы заговорили про модную музыку. И сейчас очевидно… Опять же, когда мы смотрим в чарты, сегодня суперпопулярен русский рэп. То есть рэп стал новой попсой у нас теперь? Так получается? Илья Легостаев: За последние пару лет эта тенденция меняется. Сейчас опять невероятный спрос на поп-музыку возник, на куплеты и припевы. Выяснилось, что, конечно, нам этого не хватает. И артисты появились, которые это представляют. Варвара Макаревич: Рэп просто очень сложно петь в душе. Вот в чем проблема. Илья Легостаев: Ну, какое-то время рэп был действительно очень популярным. То есть он не вчера возник, русскоязычный рэп. Наверное, нужно искать его концы в конце 80-х – в начале 90-х. Вячеслав Тюрин: Илюша, а ты помнишь, как из моей песни «Сойти с ума» требовали убрать рэп? Помнишь, у меня первая попса, в которой был рэп? Илья Легостаев: конечно. Вячеслав Тюрин: И требовали: «Ребята, убирайте из «Сойти с ума» рэп». Помнишь? «В пульсе моем бьется имя твое. И все, что нужно мне…» Варвара Макаревич: А вот сейчас отлично бы зашло как раз. Вячеслав Тюрин: Да. И мне сказали: «Убирай рэп!» И мы убирали, рэп вырезали. И тогда песня «Сойти с ума» шла на радио. Варвара Макаревич: Илья, продолжите мысль. Илья Легостаев: Но потом как-то обрело своих поклонников. И появились достаточно талантливые люди, на мой взгляд. Тот же Оксимирон – он поэт настоящий. Что здесь говорить? Правда, как-то он морозит своих поклонников и не выдает новинок никаких. Ну, это уже, наверное, другие проблемы. Так что за последние пару лет, мне кажется, в российском хип-хопе ничего нового и интересного не происходит. Мариам Мерабова: Скажите, пожалуйста, а вам не кажется, что у людей творческих иногда могут опускаться руки, потому что они устают делать это в стол? Они устают реально творить, тратить на это себя, тратить деньги на студии, на записи, на репетиции, друг другу: «Давай, давай! Ну, все-таки мы прорвемся». А потом они приходят, и вот эти люди, которые назначены программными директорами… Вообще для меня загадка – эти люди. И они их, понимаете, просто… Например, если я слушаю старый рэп Басты, Ноггано, «Жульбаны», я просто в кайфе, потому что абсолютно качает. То есть – никакого гламура. Это чистое попадание в стиль. Варвара Макаревич: А Моргенштерн вас не качает, правильно? Мариам Мерабова: Я не просто ему не верю, мне его жаль. Варвара Макаревич: Почему? Евгений Бабичев: Вы знаете, я хотел бы одну вещь сказать. Наверняка, Илья со мной согласится. Мы с ним в октябре очень многим СМИ давали интервью, комментарии по поводу нового испаноязычного альбома Леонида Агутина, который тогда попал… Мариам Мерабова: Супер! Евгений Бабичев: Вы знаете, честно говоря, то ли я настроен сегодня на позитив… Варвара Макаревич: Это прекрасно! Евгений Бабичев: Но чем больше в нашей стране будет появляться такой музыки, может быть, та же самая молодежь, которая делает модные треки для того, чтобы быстренько заработать, может быть, она обратит внимание, что есть какие-то примеры, которыми страна гордится. Варвара Макаревич: Ну, пока еще не обратили внимание. Вячеслав, я сейчас зачитаю цитату. Хотела бы, чтобы вы мне пояснили феномен этого артиста. Цитата звучит следующим образом: «Цепи висят на папе, копаем кэш лопатой. Богатый, будто капер. Как там твоя зарплата?» Это я сейчас процитировала как раз Моргенштерна. В чем феномен этого артиста? Ну почему он сегодня суперпопулярен как раз у тех самых… Мариам Мерабова: Потому что его двигают. Илья Легостаев: Нет. Дело в том, что, как мне кажется, он сам по себе прежде всего очень крутой бизнесмен. Варвара Макаревич: То есть это как раз скорее про маркетинговое продвижение? Илья Легостаев: Конечно, абсолютно. Дело в том, что сейчас трек как таковой не играет иногда главную роль. То есть вы можете просто, как на фоне радио, послушать какую-нибудь песню модного артиста, того же Моргенштерна или Little Big, без видео, безо всего. И вам покажется, что это… «Фу! Ну честное слово! О чем здесь речь?» Но когда это обрастает мемами, когда это обрастает видеоклипом, когда это обрастает каким-нибудь скандалом на фоне всего этого дела, то получается продукт, который потребляют. Вячеслав Тюрин: Ты не говоришь о зеленом свете. А ему в принципе везде открыт зеленый свет. Мариам Мерабова: Конечно. Вячеслав Тюрин: И это надо тоже учитывать. В данном случае та стезя, которую он пробил… В принципе, он дорогу эту проложил. Он играет на самых низменных чувствах молодежи: нужно сделать бабло. Варвара Макаревич: Вячеслав, то есть я правильно понимаю, что он считал некий спрос, который есть у публики, и просто дал им предложение? Вячеслав Тюрин: Конечно. Кто-то здесь сказал (по-моему, Мариам), что человек-то неглупый. Я не помню уже. Конечно, не глупый. Но нельзя же так. Подождите, наркотики – тоже прибыльный бизнес. Давайте тогда наркотики, что ли, будем продавать? Илья Легостаев: Мне кажется, он и в музыкальную школу ходил. Более того, в светском общении он совершенно нормальный, он подбирает слова, не сыплет междометиями. Ну, он вполне себе… Мариам Мерабова: Я сказала о том, что самое страшное – это мера ответственности, потому что потом будет мучительно стыдно перед теми, кого воспитали… Вячеслав Тюрин: Я умоляю! Ему стыдно не будет. Мариам Мерабова: Я не про него. Я про тех, кто все-таки должен отстаивать это. Должен отстаивать. Ну нельзя… Например, у меня трое детей. Помимо того, что я музыкант, исполнительница со своими заморочками, я еще очень сильно шкерю за тем, что и кто из моих детей слушает. И мне не очень приятно, скажем так… Ну хорошо, мои еще разберутся. Понимаете? А другие? А для других… Варвара Макаревич: Ну, мне кажется, что это вполне нормально, когда родители берут на себя эту ответственность. Опять же у меня в семье мне ставили хорошую музыку и объясняли, что нужно слушать. Мариам Мерабова: Вот! Нам повезло с семьями, хорошо. А дальше? А есть еще миллионы людей… Илья Легостаев: Вы знаете, на мой взгляд, детей нужно чаще отпускать в этом деле в свободное плавание. Иногда, может быть, помогать как-то информационно. Моргенштерн? Пожалуйста. Пусть слушают утром, днем и вечером. Но подсказать ему: «Знаешь, были еще Beastie Boys». Они, может быть, занимались чем-то похожим, но это другая игра и другой подход. Варвара Макаревич: Илья, ну смотрите, вы в качестве примера привели западную группу. Вы не предложили послушать что-то из российского. Может быть, есть какие-то классные артисты у нас, которых вместо Beastie Boys можно послушать и сказать: «Сынок, вот это здорово»? Илья Легостаев: Ну, можно покопаться в 90-х и отрыть записи парня под названием МС Павлов. Мариам Мерабова: Офигенный фанк! Илья Легостаев: Это был и фанк, и джаз, и хип-хоп. Это было очень круто! Если вас интересует что-то более маргинальное, открыть старые альбомы Bad Balance. Это была совершенно ураганнейшая музыка, при этом очень хитовая. Мариам Мерабова: А БО Титомир? А БО? Какой потрясный музыкант! Вот если говорить про треки. Кайф! Илья Легостаев: Ну, было, было. И было много… Мариам Мерабова: Был музон, был музон. Вячеслав Тюрин: Но был андеграунд и был мейнстрим. Было все-таки фифти-фифти. Вот это важно. Мы сейчас говорим о том, что мы блокируем остальную музыку. Так делать нельзя. Я об этом говорю. Нельзя блокировать всех остальных. Они чокнутся тогда. Понимаете? Мариам Мерабова: Конечно. Вячеслав Тюрин: Потому что они в этой реальности живут. Ну хорошо, ладно, просто зайдите в школу и пообщайтесь с пятнадцатилетними. Варвара Макаревич: У меня есть племянник, которому семнадцать. Но опять же он, наверное, не показатель, потому что он немножко иначе общается и слушает все-таки другую музыку. Я предлагаю перейти к еще одной важной теперь и поговорить о том, как зарабатывают в шоу-бизнесе и как в него попасть. Смотрите далее. Давайте наконец поговорим о деньгах. В слове «шоу-бизнес» очень важная часть – это слово «бизнес». Илья, сегодня что важнее – спрос или предложение? Что у нас в начале – курица или яйцо? Илья Легостаев: Ну, сама экономическая модель немножечко изменилась в последнее время. Дело в том, что благо, наверное, последние лет пять в шоу-бизнес, даже в отечественный, вернулись деньги в некотором смысле. Как только более или менее заработали стриминги, многие артисты, в принципе, не привязанные жестко к гастролям, они могут получать доходы от той музыки, которая звучит через разные музыкальные издательства, через разные музыкальные стриминги. В общем, кто-то наиболее успешный, наверное, даже может на это и жить, если не очень роскошно. Что касается остального, то, в принципе, ничего не изменилось. Артист может продать права на свою музыку издателю. Артист может поехать в гастрольное турне. В последнее время не может, к сожалению, и это очень большая проблема. Артист может за скачивание тоже получать какие-то доходы. Конечно, это серьезное подспорье. Вот так все это работает. Эта модель во многом, мне кажется, прогрессирует, потому что были моменты, когда вообще все деньги за носители клали себе в карман пираты. Варвара Макаревич: Да, было такое время. Илья Легостаев: Но артист, с точки зрения выживания, не мог не давать концерты, любые, неважно – корпоративные, не корпоративные, на больших площадках, на маленьких, – только чтобы как-то содержать себя, свою команду и получать деньги на дальнейшую работу, на дальнейшую запись, на съемки видеоклипов. Варвара Макаревич: С этой точки зрения, времена действительно изменились, стали какие-то более цивилизованные способы. Вячеслав, а с точки зрения продюсера, что-то поменялось? Как сегодня юному дарованию попасть на большую сцену? Ему вообще нужен продюсер? Ему нужно приходить в какой-то лейбл? Или можно просто выложить клип на YouTube и больше ничего не делать? Вячеслав Тюрин: Варя, это очень хороший вопрос, он такой ближе к философскому. Буквально недавно, ну, позавчера, ко мне подошла девушка в кафе в Сочи и сказала: «Вы Вячеслав Тюрин?» Я говорю: «Да». Она говорит: «Я хочу вам треки свои показать. Я певица». Я говорю: «А зачем тебе? Выложи во «ВКонтакте». Она говорит: «Я дура, что ли? Я во «ВКонтакте» и так могу выложить. Мне нужно, чтобы вы это оценили». Я говорю: «А почему ты не хочешь?» Она говорит: «Ну, это же «братская могила». Там тысячи человек в минуту выкладывают. Зачем мне это?» То есть они уже начинают понимать, что, в принципе, для того чтобы не совершать лишних движений и как-то себя не тешить ожиданиями, они готовы уже профессионалу показать. По-моему, Женя говорил или кто-то из нас, что как бы сейчас это все равно пройдет через такую бунтарскую революцию, а потом люди скажут: «Ага, а как же это все управляется-то? А как тут правильно договор подписать, чтобы потом без штанишек не остаться? А как еще что-то?» А это кто знает? Это уже продюсер знает, профессионал. Они придут к этому. Они к этим музыкантам крутым тоже придут. Варвара Макаревич: Только потратят на это больше времени и ошибок, возможно. Вячеслав Тюрин: Ну конечно, да. Они должны пройти. Это такое Чикаго у нас сейчас. Когда стриминг пошел, вдруг шоу-бизнес стал зарабатывать. Он до этого десятилетиями никого не интересовал, только концерты. Мы ходили все, обивали пороги. И когда iTunes наконец-то открылся, потом пошел стриминг, то и пошли вот эти деньги, которые мы должны были собирать десятилетия назад. Но пошли-то они по факту три года назад. Ну, всего три года, представляете, мы наблюдаем такой резкий рост. Это реально Чикаго. То есть – раз! – и кто открыл фонтан денег. И к кому-то они очень сильно идут. Понятное дело, что продюсер нужен. Есть суперпрофи, которые сразу скажут: «Слушай, вот это не надо. А вот это давай попробуем». И мы сразу экономим на этом кучу времени, средств и так далее. Вы упомянули в самом начале TikTok. Конечно, он делает моду. Но тут нужно опять-таки делить на возрастные категории и на классы тоже, к сожалению. То есть реально музыка сейчас очень сильно разделила общество на классы. Это факт. Варвара Макаревич: Евгений, на ваш взгляд, как вам кажется… Может быть, сейчас сможете вспомнить навскидку какие-то суперяркие примеры артистов, которые работают без продюсеров и при этом невероятно популярные? Вот когда приходит сразу на ум? Евгений Бабичев: Вы знаете, я, наверное, приведу пример опять же из TikTok. Эта история просто проходила у меня на глазах. Есть такая группа модная сейчас, потому что просто у них завирусился в TikTok один трек под названием August. Наверное, мои коллеги знают о нем. Появился один трек, он стал вирусным в TikTok. Сделали огромное количество роликов на этот трек. Какие-то невероятные цифры там были. На следующий день (я не вру, клянусь), на следующий день у ребят уже на столе лежали контракты от наших самых крупных лейблов. Варвара Макаревич: Вопрос: а что дальше этот артист делает? Есть ли концертная программа, с которой они готовы ездить? Есть ли какой-то готовый альбом? Что дальше, помимо этого трека, им есть что предложить публике? Евгений Бабичев: Ну, во-первых, ничего не надо. Во-вторых, в принципе, сейчас ковидное время – конечно, концертов нет. Но они очень быстро, буквально через три месяца выпустили на лейбле альбом. В принципе, я думаю, что они подписали контракт не на один альбом, а на больше. Поэтому, в принципе, они сделали себе карьеру… Варвара Макаревич: То есть все, что нужно, они уже сделали. У нас, к сожалению, время подходит к концу. Мариам, хотела бы задать вопрос. Возможно, он будет почти заключительный. Какое будущее у поп-музыки? Чего нам дальше ждать? Как будут развиваться события именно в России? Мариам Мерабова: Я надеюсь, что все-таки музыка победит и победит здравый смысл, потому что всему должно быть место. Нельзя популяризировать только определенное, вот такое узкое и явно специально модное. Это не надо делать. Я абсолютно согласна с тем, что надо дать всему звучать. Надо дать возможность людям выбирать самим, потому что есть разные люди. У каждого своя организация – душевная, духовная. И каждому надо дать… И потом, мы так можем потерять много жанров, а это нехорошо. Варвара Макаревич: Мне очень нравится ваш посыл, что все-таки нужно давать людям выбирать. Я для вас припасла на конец еще такую небольшую игру. Я сейчас каждому из вас… Мы сегодня говорили в том числе и о текстах, в которых нет смысла, нет поэзии. Я каждому из вас сейчас хочу прочесть четверостишье. И задам очень простой вопрос: на ваш взгляд, это поэт или это современный рэпер? Вот такая у нас сейчас будет блиц-игра. Илья, давайте начнем с вас. Вам достается такой текст: «Есть отличный, проверенный способ для передачи мыслей: Берешь бумагу, ручку и пишешь письма, Когда надо что-то сказать, но молчишь и злишься, Хочешь, но боишься, садишься и пишешь письма». Илья Легостаев: Мне кажется, что это скорее поэт. Варвара Макаревич: Это GUF. Хорошо, продолжаем. Евгений, вам достается такой текст. Евгений Бабичев: Я тоже не силен в рэперах. Варвара Макаревич: Сейчас проверим. «Я думал – время вышло, вымя выдоено, На дороге рытвины и выбоины, валуны и глыбы На моей тропе меж мира – войны». Это поэт или рэпер? Евгений Бабичев: Давайте я сделаю ставку на поэта. Варвара Макаревич: На поэта? Ну, в каком-то смысле это поэт. Это Оксимирон. Мариам, ваша очередь. Такой текст: «В час, когда меня не станет, в мыслях ласковых твоих Я вздрогну в разбитом теле, ополаскивая рыхлое нутро Какой-то дрянью, фаршированный собой По мостовой вожу ногами до смешного вразнобой». Мариам Мерабова: Красиво… Варвара Макаревич: Рэпер или поэт? Мариам Мерабова: Ну, это рэп, рэпер. Варвара Макаревич: Вы правы, это Хаски. Вячеслав, заключительный тест с вами. Текст такой: «Как трактир, мне страшен ваш страшный суд! Меня одного сквозь горящие здания проститутки, как святыню, на руках понесут и покажут богу в свое оправдание». Вячеслав Тюрин: Так это Маяковский. Варвара Макаревич: Прекрасно! Браво! Коллеги, спасибо большое вам за интересную дискуссию. Было классно! А главное, что закончили мы все-таки на более или менее позитивной ноте: музыка не умрет, она будет всегда с нами и свяжет нас еще наверняка не раз. А я вам предлагаю связываться с нами в социальных сетях. Подписывайтесь на нас в «Одноклассниках» и в Instagram. Оставайтесь на Общественном телевидении России. До встречи!