"Никто не желает старости, но все хотят долго жить". Пьер Буаст. Николай Матвеев: Здравствуйте! Это дискуссионная площадка "ПРАВ!ДА?" на Общественном телевидении России. Меня зовут Николай Матвеев. И вот тема сегодня: Доля пожилых людей в населении России с каждым годом становится все больше. Многие нуждаются в постоянном уходе и медицинской помощи, которую не может им дать семья. Государственная система домов престарелых находится в глубоком кризисе, а рынок частных услуг по уходу за стариками у нас только начинает развиваться. Может ли Россия стать страной, в которой не нужно будет бояться старости? Николай Матвеев: Согласно статистике (ее приводит газета "Коммерсантъ"), сейчас в России каждый пятый старше 65 лет. И по мнению экспертов, через 10–15 лет цифра увеличится – каждый третий будет старше 65 лет. Алла Николаевна, скажите, в связи с такой тенденцией, нам в России нужно что-то менять, что касается институциональной системы ухода за пожилыми людьми? Алла Рекова: Да, вы правильные цифры привели. Действительно, население Российской Федерации, как и во всем мире, стареет, и тем самым увеличивается такой показатель, как демографическая нагрузка на трудоспособное население. И к 2050 году планируется, что на одного трудоспособного будет один иждивенец. Соответственно, к этой дате мы можем подойти с очень глубоким кризисом – социальным и экономическим. И конечно, поэтому менять надо очень многое. Менять надо отношение общества к пожилым людям – так, чтобы люди, выходя на пенсию, могли рассчитывать на то, что они не будут выброшены из общества, из какой-то активной социальной жизни, а смогут продолжать жизнь такую же, как они продолжали; может быть, будут передавать накопленные знания и опыт молодому поколению. И это надо, конечно, делать. Пока у нас этого нет. Николай Матвеев: Елена Алексеевна, еще немножко цифр. У нас 9 миллионов человек в России в возрасте от 70 до 80 и 4 миллиона человек в возрасте старше 80 лет. Причем из первой категории 15%, а из второй – 30% нуждаются в постоянном уходе. О каком уходе идет речь? За человеком ухаживают дома, семья помогает? Или все-таки это как раз таки отправка пожилого человека в эти учреждения, которые мы общим термином называем "дома престарелых"? Елена Шахова: Ответ здесь совершенно очевиден. И та, и другая форма должна развиваться. И в ту, и другую форму нужно вносить какие-то реформы на самом деле и развивать их надо обязательно. Я бы немножко сказала подробнее об уходе в домашних условиях, потому что подсчитано, что едва ли не в 7 раз дешевле человека обслужить, когда он находится дома, чем содержать его в учреждении. Но для этого необходим очень хорошо подготовленный социально-медицинский персонал, который может приходить, ухаживать и отслеживать человека. И моя позиция заключается в том, что надо "перехватывать" вот таких людей старшего возраста, может быть, как раз именно с 70 лет. И моя такая идея вообще (правда, она обсуждена с экспертами была), что именно в этот момент – в 70 лет – надо начинать какой-то постоянный мониторинг, если это возможно и если это мы сможем сделать, за каждым гражданином, оказывать ему помощь, определяться с надомным, ненадомным обслуживанием, вообще смотреть, куда он делся. Бывают совершенно чудовищные ситуации, когда человек исчезает. Поэтому это очень важный момент – следить. Николай Матвеев: Рамаз Отарович, понятно, если даже мы доведем до "идеального" уровня работу с семьей, и семьи будут действительно понимать свою значимость в ухаживании за пожилым человеком, но много же людей, у кого никого вообще нет. От институциональной системы мы в принципе отказаться не можем. То есть система домов престарелых должна быть. Вот какой она должна быть, на ваш взгляд? Рамаз Ахметели: Конечно, невозможно отказаться от стационарного обслуживания. И это не только потому, что есть одинокие, а потому, что есть определенный рацион в старших возрастах, и согласно этому рациону определенная часть людей в возрасте, хотим мы того или не хотим, нуждается в стационарном медицинском обслуживании, потому что на дому организовать такое обслуживание невозможно. Что касается наличия этой системы в нашей стране. По количеству мест на 10 тысяч населения мы в разы отстаем от других европейских стран – скажем так, где-то в 4 раза по местам в стационарах. Николай Матвеев: Владимир Николаевич, с детскими домами все понятно. Институциональная система себя изжила, детские дома переформатируют. Из таких общих коридорных, где они по 500–600 жили, сейчас их переводят на семейные – по-моему, по 8–10 человек разновозрастных, разного пола, чтобы они сами готовили, у них были комнаты отдельные. Тут мотивация понятна. Что происходит с домами престарелых? Насколько мне известно, наоборот – маленькие расформировывают и укрупняют еще более крупные, где по 500–600 человек там, бабушек и дедушек. Правильно, как вы считаете, сейчас ведет себя государство? Владимир Шабалин: Вы знаете, я такой тенденции… Николай Матвеев: Не замечали? Владимир Шабалин: Наоборот, имеется направление на перевод крупных домов для престарелых на дома малой вместимости. Вот эта тенденция есть. Николай Матвеев: А с чем она связана? Владимир Шабалин: С тем, что пребывание в этом крупном, 500-коечном, а то и 1000-коечном доме и пребывание в 10-20-25-коечном – это совершенно разное психологическое ощущение, разная степень подхода к пациенту и другие моменты. Николай Матвеев: Смотрите, когда реформировали систему образования, министр ездил по малым селам и лично объяснял людям: "Вы поймите, что одна большая школа лучше десяти малых. Почему? У них будет качественное образование, хорошие специалисты там будут работать, у них будет отличный спортзал, медицина". Так же и здесь. Владимир Шабалин: Что такое одна большая школа? По московским примерам: это берут пять-шесть школ, делают одну администрацию, и это получается большая школа. Большая школа – это не значит, что построили современную высококачественную школу и переводят. Николай Матвеев: Я сейчас про село говорю. Смотрите, если оттуда взять мотивацию… Правильно, что устроить в 10 домах престарелых качественное медицинское обслуживание сложнее, чем в одном крупном? Или я ошибаюсь? Дороже как минимум. Владимир Шабалин: Я думаю, что это неоднозначный вопрос, потому что, по крайней мере по современным фактам, качество обслуживания в домах малой вместимости выше, чем в крупных домах социального обслуживания. Это однозначно. Поэтому я считаю, по моим таким не очень хорошо научно обоснованным представлением, эта тенденция перевода принципов большой вместимости домов на дома малой вместимости – вот это имеет место. Правда, эта тенденция еще плохо реализуется, слабо реализуется. И здесь нужно вводить принцип ГЧП, государственно-частного обслуживания пациентов пожилого возраста. Наверное, этот принцип наиболее эффективно будет предоставлять, наиболее качественно, наиболее значимые услуги. Николай Матвеев: Как вы считаете, в России эта система домов престарелых вообще привлекательна для человека, который пребывает в пожилом возрасте? Он рассматривает это как альтернативу проживанию, вообще ухода из социалитета туда? Или это от отчаяния всегда делается у нас? Наталья Литвиненко: Вы знаете, если бы все у нас было хорошо вообще с социальным обслуживанием граждан пожилого возраста и инвалидов, не было бы жалоб уполномоченному, а это основное направление деятельности уполномоченного сейчас, Татьяна Николаевны Москальковой. Значит – проблема есть. Николай Матвеев: А в процентном отношении сколько жалоб от пенсионеров? Наталья Литвиненко: У нас отдел полностью занимается гражданами пожилого возраста, инвалидами, участниками войны. То есть у нас наиболее, будем говорить так, та категория граждан, которые требуют большего внимания общества. И нельзя отвести какие-то проблемы чуть-чуть в сторону. Николай Матвеев: Ну, чтобы понять – поток писем. Насколько часто к вам обращаются за помощью? Наталья Литвиненко: Вы знаете, если именно по вопросу… В чем проблема? Ее надо разделить немножечко. Потому что одни просят: "Помогите мне быстрее устроиться в стационарное учреждение, я сейчас не могу себя обслуживать", – это один вопрос. Другой вопрос – пишет гражданин из стационарного учреждения и говорит: "У нас ненадлежащие условия проживания". Тут уже идет другая проверка. Могут жаловаться на излишнее взимание платы из стационарных учреждений – это уже третий вопрос. В некоторых случаях приходится подключать и прокуратуру, проводить проверку. То есть проблем очень много. И я бы сказала, что их надо чуть-чуть разделить. Есть проблемы. По конкретному вопросу я могу ответить. Вот что больше всего сейчас интересует людей? Да, они иногда… Я заметила, что больше людям привычно находиться и получать социальные услуги на дому, потому что они десятилетиями проживают в этих удобных для них социально-бытовых условиях. И то, что ему надо перейти в другие условия проживания, что он не будет видеть знакомых лиц, что он как-то сам себя уже не может обслуживать – это его как-то немножечко настораживает. Но здесь в этих условиях не надо обязательно: "Ах, вот он не может себя обслуживать – только в стационарное учреждение". Может быть, больше внимания нужно социальных работников, которые приходят на дом и оказывают ему не только медицинскую… Николай Матвеев: Либо семья – как минимум. Наталья Литвиненко: Да, и это тоже. Но у нас знаете в чем дело? Еще само общество… Вот нельзя до социальных учреждений довести, что где-то проживает какой-то гражданин, которому нужно повышенное внимание. Нужно, чтобы и окружающие, тот, кто с ним рядом проживает, если нет родственников (я имею в виду вот эту категорию граждан), хотя бы пришел в орган социальной защиты населения: "Есть у меня в доме такой-то человек, который не может сам себя обслуживать. Он не может даже сам себе принести продукты". Он даже не пойдет в это учреждение социального обслуживания и не попросит того, что ему нужна помощь. Вот здесь нужно внимание общества, каждого из нас. Николай Матвеев: Людмила Георгиевна, помогите мне понять, какие основные "нарывы" государственной системы ухода за пожилыми людьми? Это деньги? Это отношение человеческое? Ну, по-разному – его и критикуют, и хвалят где-то. Или все в порядке, просто надо работать дальше? Людмила Пискунова: Раз эту проблему так часто сейчас поднимают, наверное, не все в порядке. Но у меня как у представителя общественной организации, которая непосредственно работает с пенсионерами, немножко такое двойственное отношение. Одно дело – одинокие старики, у которых нет родственников. Да, им деваться в старости некуда, когда они уже сами себя не могут обслужить. А еще страшнее, если человек болен – тогда государство уже просто обязано взять на себя ответственность о его дальнейшей жизни. Вы знаете, мы очень часто бываем в домах престарелых. У нас, если громко так сказать, организовано шефство над этими домами. Мы следим за их состоянием на местах, в регионах, общественники поднимают шум, если надо. У нас был грант – "Дом, в котором продолжается жизнь". Мы обеспечивали за счет этого гранта и средствами реабилитации, и бытовой техникой дома престарелых. Но я вот о чем хочу сказать. Весной мы были в одном из домов на Дальнем Востоке. Его работники очень гордились условиями, которые они создали, сумели создать. Дом малой вместимости. Я хочу очень поддержать вас и сказать о том, что эти дома не могут быть большими. Это не общежития и это не школа, где ребенок находится не целый день. Это дом для жизни. Он должен быть компактным, уютным, с территорией огороженной, с красивой территорией и его личным пространством. В этом доме есть лифт блестящий, сверкающий, подъемник, который подарили спонсоры. В доме вкусно пахло выпечкой, там сами пекли и готовили. Но когда зашли в комнату – там лежит четверо людей, которые не могут сами себя обслужить, они в памперсах. Представляете? Красивая комната, цветы, красивые шторы, и вот их четверо. Все внутри сжалось! И первая мысль, что этого быть не должно. Для одиноких граждан государство должно создавать условия. Николай Матвеев: А какие? Давайте обрисуем хотя бы "дорожную карту". Людмила Пискунова: Условия? Ну, у нас же есть пример. Я, например, из Еврейской области, и мы очень тесно связаны с социальными службами Израиля, у нас много уехало граждан туда. И очень много учителей, педагогов работают в социальных домах, они присылают нам видео, фотографии. Вот такие условия должны быть. Это люди одинокие, это люди, о которых больше побеспокоиться некому. Я сейчас не говорю о тех, у кого есть дети. К этим у меня совершенно другое отношение и другие требования. Николай Матвеев: Насколько я понимаю, в России как раз таки четко прописанных стандартов ухода за пожилыми людьми нет. Они нужны? Рамаз Ахметели: Они нужны. Николай Матвеев: Какими они должны быть? Вот относительно этих четверых, которые лежат, вот как часто к ним должны приходить люди, помогать, переворачивать, говорить с ними, в конце концов? Рамаз Ахметели: Коль скоро мы говорим о том, что должно быть, то должны быть не только стандарты именно ухода, но и стандарты функционирования подобного рода учреждений. Функционирование включает не только уход, но и уйму всяких разных вещей, начиная от пожарной безопасности и заканчивая санэпидрежимом, политикой медицинского обслуживания постояльцев и так далее, и так далее. К сожалению, у нас есть отдельные санитарно-эпидемиологические правила, отдельные строительные документы, но не сведено все воедино. По-хорошему надо было бы, конечно, сделать единый свод в виде документа, который любой человек – либо директор бюджетного учреждения, либо частник-предприниматель – мог бы взять, если он хочет хорошо наладить свое дело, и пользоваться этим как руководством. К сожалению, на самом деле этого нет. Очень важное значение имеет, коль скоро мы говорим о людях (пожилые люди тоже разных категорий бывают), которые нуждаются в реальном уходе, которые не могут быть обеспеченными на дому, конечно, подготовка младшего обслуживающего персонала, которых мы в простонародье называем "сиделки" и которые на Западе называются "ассистенты медицинских сестер" или "помощники по уходу". Николай Матвеев: Я зашел на один из таких форумов сиделок. Они там делятся, сколько они получают. 5–8 тысяч. При этом у каждой по 50 человек, большинство из которых лежачие. Рамаз Ахметели: Возможно. Я не стану судить, я не знаю. Социальные работники – это уже другая сфера. Мы сейчас говорим об уходе. Я сейчас представляю в данном случае Российский Красный крест. Российский Красный крест исторически имел большую традицию организации подобного рода ухода. Могу сказать, что у нас на сегодняшний день закончена разработка учебной программы, которая на сегодняшний день тестируется, в смысле – рецензируется и анализируется в Геронтологического научно-клиническом центре, который возглавляет Ольга Николаевна Ткачева. И мы уже собираемся начать обучать наших сотрудников по этой программе. Конечно, обучение квалифицированному уходу является краеугольным камнем для обеспечения достойного качества жизни людей, которые не могут за собой смотреть. Николай Матвеев: Я обещаю вам сразу предоставить слово, но после сюжета. Давайте сейчас обратимся к одному частному примеру. Мы съездили в один из государственных домов престарелых и вот что там увидели. Внимание на экран. Валентина Домнышева, пациент отделения сестринского ухода Куровской ГКБ: 10 тысяч с меня берут за то, что я здесь проживаю. Ну а остальные 15 тысяч – я даже не знаю, где они. Валентине Михайловне – 89 лет. У нее большая пенсия как у заслуженного педагога и ветерана труда. В отделении сестринского ухода городской больницы Куровского живет около четырех лет – с тех пор, как почти перестала ходить. Говорит, что решилась на это, чтобы не быть обузой для родственников. Валентина Домнышева: Надо и за квартиру заплатить, и обед приготовить – в общем, собрать около себя кучу людей. Ну а потом, мне предложил племянник, говорит, что есть такое учреждение, где доживают последние дни люди в таком положении, как я. Ну, я и согласилась. Это абсолютно типичная история пациента дома престарелых. Пожилой человек соглашается доживать вне дома, чтобы не напрягать занятыми своими делами родственников. Анастасия Захарова, заведующая отделением сестринского ухода Курской ГКБ: Отделение такое очень сложное. Во-первых, возьмем возраст – это 80–86 лет, которым медикаментозная помощь уже не поможет. Заведующая отделением Анастасия Захарова в первой половине дня хирург-онколог, а вечером занимается бабушками. Главной своей задачей считает создание такой обстановки, чтобы пациенты чувствовали себя комфортно. Анастасия Захарова: Они сами говорят: "Нам лучше, чем дома, тут". Они не хотят домой. На бытовые условия пациенты не жалуются. Кровати удобные, белье чистое, палаты четырехместные. Медсестры убирают, помогают одеваться. Два раза в месяц возят в баню. Едой бабушки довольны, ее готовят в общей больничной кухне. Супы, каши – все достаточно просто, но им и этого, говорят, достаточно. Нина Балашова, пациент отделения сестринского ухода Куровской ГКБ: Три раза в день нас кормят, так что мы не обижаемся. Здесь очень хорошо. В отделении более трех десятков пациентов, и некоторые койки свободны. Средний возраст проживающих – 80 лет. Кто ни встать, ни сесть не может – лежат на первом этаже. Те же, кто в состоянии себя обслуживать, – на втором. Главная проблема – сложность в общении между пациентами из-за плохого слуха. Если бабушки друг друга слышат, у них может завязаться дружба. В обратном случае пациенты замыкаются в себе и общаются только с персоналом и приезжающими волонтерами. Виктория Соломова, координатор БФ "Старость в радость": Наша миссия – это общение. Если мы можем чем-то помочь к Новому году, то какие-то минимальные подарки, типа носочки, пижамка – что-то такое, что приятно будет какому-то конкретному дедушке или бабушке, потому что, мне кажется, многие из них думают, что они забыты. Обычный день человека в доме престарелых проходит примерно так же, как и пациента в стационаре, только это продолжается неделями, месяцами, годами… Как показывает практика, сделать так, чтобы пожилые люди свои последние годы провели в достойных условиях, в сытости и тепле, – задача для государства не очень сложная. И дело тут не только в деньгах, которых вечно не хватает. Главное – относиться к старикам по-человечески. Николай Матвеев: Волонтеры – это, конечно, хорошо, но волонтер может быть, а может и не быть. Елена Шахова: Если можно, я все-таки приведу цифры. Насколько мне известно, в государственных стационарных учреждениях предусмотрен уход одного работника за 25 пациентами (назовем их так, потому что уже в таком состоянии это, конечно, пациенты), а надомное обслуживание – это 15. Это тоже нереально тяжело. Причем норма надомного обслуживания была увеличена с 1 января 2014 года. Может быть, вы знаете наше нововведение замечательное. Что касается просмотренного сюжета. Вы видите абсолютно светлых пожилых людей, которые радостно принимают любую помощь. Конечно, очень хочется им помочь и подарить всю эту радость. Но я вам сказать, что ужас заключается в том, что если бы не это замечательное волонтерское движение "Старость в радость", боюсь, что эта "телега" долгое время не сдвинулась бы с места, потому что это молодежь абсолютно светлая, какой-то очень удивительный коллектив. И есть огромная разница в отношении к домам престарелых, вообще к этой теме в 2009 году и в 2016-м. Потому что в 2009 году была эта страшная история про Старый Ям, Псковскую область, когда стали умирать люди. И девочки… Слова тогда мы вообще такого не знали, сейчас как-то полегче. Они стали постить в Интернете, чтобы спасли. Николай Матвеев: И срезонировало. Но с другой стороны… Елена Шахова: Да. Медведев Дмитрий Анатольевич был тогда президентом, он как-то услышал. Был отклик, была комиссия, проверили. Я была в Общественной палате на круглом столе, где этих девочек отчитывали, просто вот в угол ставили. Сейчас… Николай Матвеев: Подождите, Якутию давайте вспомним. Елена Шахова: Начало ноября… Значит, 2009 год – 2016 год. Якутия, первый звук – уполномоченный по правам человек, прокуратура, президент, все общество мгновенно поднялось! И никто не упрекнул. Николай Матвеев: Я напомню нашим зрителям, что постояльцы республиканского дома престарелых обратились к президенту Путину с просьбой навести порядок. Они жаловались на то, что их не кормят, они там все голодные, и такое душераздирающее письмо было написано. Проблему-то решили, Якутию проверили? Елена Шахова: Сейчас занимаются этим все. И представитель уполномоченного по правам человека, я знаю, тоже там сейчас находится, и прокуратура. Проблема будет решена. Она решается по-другому, она решается в считанные дни и очень сурово. И я просто могу нас всех поздравить, что немножко вы выросли. И я очень надеюсь, что будем расти как общество. Николай Матвеев: Владимир Николаевич, хочу к медицинским кадрам я перейти. Если детей лечит врач-педиатр, то для пожилых людей есть тоже свой врач. Владимир Шабалин: Врач-гериатр, да. Николай Матвеев: В 2014 году, кажется, в интервью вы сказали, что у нас только факультет какого-то самарского вуза готовит этих профильных специалистов, и больше этим никто не занимается. Ситуация по-прежнему такая же? Владимир Шабалин: Да, ситуация остается по-прежнему такая. Но я хочу уточнить, что у нас только одна кафедра студенческая есть геронтологии и гериатрии в Самарском медицинском университете и 12 кафедр на факультетах усовершенствования врачей, куда допускаются только терапевты на обучение и врачи общей практики. В то время как нам нужен ведь не просто врач-гериатр. Сейчас должность эту ввели, и непонятно, что это такое. Непонятно ни министерству, ни самим врачам-гериатрам, чем они должны заниматься. Ведь мы должны давать гериатрическую подготовку врачам узкой специальности – кардиологам, офтальмологам, эндокринологам, чтобы они понимали не просто свою узкую специальность, по которой они готовились (в основном население среднего возраста), а чтобы они понимали те особенности пациентов пожилого возраста, которых гораздо больше, чем у детей. Сколько у нас врачей-гериатров в Москве? Было недавно 60 с чем-то, а сейчас стало 30 с чем-то. Николай Матвеев: Это в 146-миллионной стране? Владимир Шабалин: Да. То есть врач-гериатр не находит себя в той системе, которую ему предлагают. Нужно выработать четко понимание компетенции врача-гериатра, и какие связи должны у врача-гериатра быть с врачами узких специальностей. Это самая основная задача. И по этому ролику, извините, я хочу два слова сказать в качестве комментария. Николай Матвеев: Да, конечно. Владимир Шабалин: Вот то, что показывают в этом ролике, – это совершенно необъективная реальность, потому что, во-первых, у нас в России другие принципы отношения к своим престарелым родителям, чем за рубежом. За рубежом у них семья по возрастам сразу же рассыпается. У нас все-таки остаются те старые тенденции сохранения общей семьи, многовозрастной семьи. Николай Матвеев: Патриархальная семья – это еще и от Азии у нас. Владимир Шабалин: Можно назвать "патриархальная", можно назвать "многопоколенческая" семья. И когда родители попадают в такие дома, то это прежде всего, по нашим представлениям, грубое нарушение этики, отношения к родителям. И те пациенты, которые сейчас говорят, что им хорошо, что они уходят от семьи, желая создать обстановку, просто они чувствуют себя некомфортно в своей семье. Николай Матвеев: Думая не о себе, а о семье думая, как бы им не мешать. Владимир Шабалин: Да, как бы не мешать. Значит, что-то в семье не ладится. Ведь личность создает социальные связи. И среди этих социальных связей семейные связи – один из важнейших факторов. То есть эти социальные семейные связи разрушаются, и поэтому у нас появляется направленность – отдавать своих родителей в дома престарелых. И это грубая тенденция, с которой нужно бороться. Николай Матвеев: Я с вами согласен, но позвольте я немножко не соглашусь. Давайте представим такую ситуацию: молодая семья, у них есть пожилая мама или пожилой папа. Вроде бы социально они договорились, что… Они же никак не коррелируют: эти работают, этот человек дома целый день; у них другой ритм жизни совсем, они не совпадают. Может быть, бабушке-то будет как раз таки в среде таких же, как она, более комфортно, чем с молодежью? Может быть. Я предположу. Людмила Пискунова: Никогда. Николай Матвеев: Почему никогда? Разве нет пансионатов, которые устраивают лучшие условия жизни для пожилых людей, чем дома? Людмила Пискунова: Есть такие пансионаты, но они очень дорого стоят, они платные, в основном они частные. И далеко не каждая семья имеет возможность отправить туда своего родственника на проживание. Но у нас есть сайт Союза пенсионеров, и очень многие обращаются люди достойные, которые занимаются и бизнесом, и руководители: "Куда девать родственников? Куда определить в настоящие, хорошие, шикарные условия? Я готов платить, только надо определить". Для этого должны быть частные учреждения. Николай Матвеев: Сколько государству обходится один пенсионер в доме престарелых? Владимир Шабалин: 50 тысяч рублей в месяц. Людмила Пискунова: Это в зависимости еще от региона. На Дальнем Востоке… Николай Матвеев: Я правильно понимаю? В домашних условиях, представим, бабушка живет в отдельной комнате. За 50 тысяч в месяц она будет хорошо есть, она будет одета, у нее будет телевизор, у нее будет Интернет. И более того – к ней еще за эти деньги может прийти человек, будет каждый день ходить. Владимир Шабалин: Сиделка так называемая. Николай Матвеев: Сиделка, да. Людмила Пискунова: Я хочу вам привести пример. Когда последняя роль Фаины Раневской была в "Дальше – тишина…", она уговаривает своего сына. Она знает, что он ее определяет в дом престарелых, и она говорит: "Я готова тебе открыть страшную тайну: я любила тебя больше всех своих детей". Она ждет, что он ей скажет "останься". И она потом говорит: "Я готова жить под лестницей, но только чтобы быть…" За 10 лет работы с пожилыми людьми мы очень много сделать опросов. Почти в каждом доме престарелых и интернатах малой вместимости для инвалидов мы сделали опрос. 100%, имеющих родственников, хотели бы жить дома. Владимир Шабалин: И общие социальные опросы тоже показывают редкое желание уйти из семьи в эти дома. Людмила Пискунова: Это вынужденно. И она сделала неправильно, заслуженная учительница. Владимир Шабалин: Да, это вынужденно. Николай Матвеев: Рамаз Отарович, помогите мне понять, почему государству, которое, как мы выяснили, не совсем справляется с этой социальной функцией, не отдать ее на аутсорсинг, например, частным компаниям? "Ребята, вот вам бюджетные деньги, эти 50 тысяч на человека. При этом вот СанПиНы и прочие нормативы, вы должны их соблюсти. Создайте прекрасные условия для стариков". А цифры показывают абсолютно обратную ситуацию: 250 тысяч в государственных учреждениях и всего, кажется, 10 тысяч человек в частных. Почему? Рамаз Ахметели: Хороший вопрос. Надо сказать, что последний закон 442-ФЗ "Об основах социального обслуживания населения"… Николай Матвеев: С 1 января 2015 года вступил в силу. Рамаз Ахметели: Да, вступил в силу. Он очень хорош по духу, но не очень хорош по качеству, поскольку оставляет много вещей на усмотрение разных людей в разных органах исполнительной власти на разных уровнях. Он-то как раз создает условия для того, чтобы в сектор стационарного социального обслуживания пришел и бизнес, и некоммерческие организации, о чем сейчас речь идет. Николай Матвеев: Вы представитель частного крупного сервиса, который работает уже не первый, насколько я понимаю, десяток лет. Рамаз Ахметели: Ну, больше 10 уже. Николай Матвеев: В 2004-м, кажется, первый центр был открыт. Смотрите, я не беру эти "шарашкины конторы", которые по 10–20 человек, непонятно, на каких они юридических условиях были открыты. Люди гибли, Свердловская область, вы помните примеры. Рамаз Ахметели: Ну, по-разному было. Николай Матвеев: Я беру крупные частные официальные центры. Вот на одной чаше весов они, а на другой – государственные. Что частник может сделать такого, что государство себе никогда не позволит? Почему в частных… Рамаз Ахметели: Хорошего или плохого? Николай Матвеев: Хорошего, хорошего, естественно. Насколько я понимаю, частные как минимум мобильнее. Если решили принять какое-то решение, то это не надо по вертикали власти его спускать, потом контролировать осуществление. Сразу решили, сделали – результат налицо. Рамаз Ахметели: Я просто не хотел бы сейчас в таких категориях говорить, что частное – это хорошее, а государственное – это плохое, и так далее. Николай Матвеев: Деликатный вы, деликатный. Рамаз Ахметели: Преимущество частного бизнеса в чем? В том, что у него развязаны руки, над ним не довлеют всякие документы, приказы, указы и так далее Минтруда, он может отойти. У меня работает в компании 8 врачей, в том числе один из этих 60 врачей-гериатров, о которых Владимир Николаевич говорил. У меня есть свой врач-гериатр. Николай Матвеев: Все, кого вы перечислили. Владимир Шабалин: Нет, ну это имеется в виду в поликлиниках. Рамаз Ахметели: Да. Ну, он тоже в поликлиниках когда-то работал. В данном случае государственная система стационарного обслуживания медицину ущемляет, выводит медицину в рамки межведомственного взаимодействия, что не всегда правильно с медицинской точки зрения и не всегда легко осуществимо в условиях нашей реальности, как работает взаимодействие. Это мы все знаем на собственном опыте. Вот это например. У меня есть внутренние стандарты, которые мы хотим распространить и предлагаем всем, как классифицировать наших подопечных. Есть пожилой человек, сохранный физически, со стабильным статусом. И есть лежачий человек, который двигается в пределах кровати, и риск возникновения пролежней у него меньший. Есть психический статус. То есть каждый человек требует оценки. Каждый человек индивидуальный сначала, а потом его можно сгруппировать. Вот мы говорим сейчас про Израиль. Перед тем как мы вошли сюда, в студию, у меня была распечатка, как это выглядит в Израиле. Обязательно сначала идет работа с человеком, устанавливается его категория, кто его может обслужить, а кто не может. Никогда больной с деменцией не попадет в учреждения общего типа. Никогда лежачий человек не попадет в пансионат, потому что там другой уход, другие специалисты, больше врачей, больше медсестер, другое оборудование и так далее, и так далее. Вот тут у частника, если он ответственный, у него руки развязаны, и он старается сделать хорошо. Стоит это, я должен сказать, ненамного дороже, чем государство тратит на государственные учреждения. Николай Матвеев: Просто надо голову включать. Я почему сказал про частные и государственные? Один раз мужичка спросил, говорю: "Ты почему мне батареи вовремя-то не включил?" Он говорит: "А мне плевать, я на окладе". Вот смотрите – в случае с государственной системой. Если нет никаких финансовых мотивационных бонусов, человек просто на окладе, независимо от того, как он сделает свою работу. И чтобы изменить систему оплаты, это всю государственную машину надо повернуть, насколько я понимаю. Что делает частник? Он понимает, что этот сотрудник эффективнее, а этот неэффективный. Тут же мобильно он вводит систему бонусов: у этого отрезает, этому дает. Мотивация для того появилась? Появилась. Почему бы тогда государству вообще не отказаться от государственной системы и не передать ее опять же таки в частные руки, как вы считаете? Владимир Шабалин: Извините, сейчас введена такая система в ряде государственных учреждений: минимальная заработная плата, а остальное премиальными доплачивается. Получилось что? Что все средства концентрируются в зарплате руководителей. А непосредственные исполнители, которые обеспечивают работу учреждения, они на минимальной остаются. Николай Матвеев: Ну, в школе так, например. Владимир Шабалин: Так что здесь решает, в общем-то, и законодательство, и совесть. Алла Рекова: Да, конечно, я считаю, что мотивационная система должна быть очень гибкая. В государстве эта мотивационная система (я сама работала на государственных должностях) не такая гибкая, как в коммерческих организациях, и не настолько мобильная, и не настолько можно отследить, что же делать сотруднику, что же делать с сотрудником, который, может быть, плохо справляется. А плохо ли он справляется? Это узнать. И нам том ли он месте работает? Вот что я хочу сказать, например, про некоммерческий сектор? Люди приходят работать туда только те, у которых уже мотивация изначально – помогать людям. Может быть, как раз и государству брать пример с некоммерческих организаций и еще на входе людей, может быть, тестировать. Есть очень профессиональные тесты личностных качеств. Этого не делается. Возможно ли работать этим людям вообще в этих организациях? И конечно, я считаю, что патронатные семьи – это тоже то, что можно взять на вооружение. Николай Матвеев: Людей-то замотивировать не могут взять детей. Алла Рекова: Но берут же. Вот в Архангельской области берут. Николай Матвеев: А если у ребенка патология какая-то… Алла Рекова: Это сложно. Николай Матвеев: У нас сейчас подростковая проблема. Дети достигли уже такого возраста, когда они уже не симпатичны для того, чтобы брать их в семью. Их уже не перевоспитаешь, не переучишь – так думают родители. 14, 15, 16 лет. А тут как человеку объяснить, что он может быть заинтересован в том, чтобы взять взрослого человека? Алла Рекова: Я бы вообще говорила не о том… Николай Матвеев: Например, с болезнью Альцгеймера. Вот как? Алла Рекова: Это сложно, это сложно. Николай Матвеев: Где "крючок" этот найти? Пожалуйста. Елена Шахова: Вы знаете, я все пытаюсь сказать о том, что мы, к сожалению, говорим о домах престарелых практически как о тюрьмах: попал – и пропал. На самом деле ведь можно эту ситуацию очень легко немного поправить, когда семье дается просто передышка. Скажем, какой-то норматив: раз в год месяц человек проводит в доме престарелых, ему оказывают медицинскую, социальную помощь, поддержку. Семья немножко отдохнула, съездили в отпуск. Владимир Шабалин: Дома временного пребывания. Елена Шахова: Временного пребывания. Ненадолго, чтобы человек потом мог вернуться. Николай Матвеев: В отпуск. Елена Шахова: Отпуск. Потому что выгорает семья. Я это точно знаю. Николай Матвеев: Объясните, что такое "выгорание". Что вы имеете в виду? Елена Шахова: Начинают не любить пожилого человека, они начинают уставать друг от друга. Хорошо, если есть возможность выделить отдельную комнату и достаточное количество средств, пригласить сиделку, социального работника. А если более скученные условия жизни? Ну, это, по-моему, совершенно очевидный вариант. Николай Матвеев: Но есть мнение, что… Опять же вы сказали, что месяц-два. Все же зависит от возраста этого пожилого человека. Есть мнение, что, отдав его туда на месяц, выясняется, что человек, я не знаю, за счет того, что он поменял среду, за счет того, что он ушел из семьи, но там он быстрее уходит из жизни. Елена Шахова: Да нет! Это можно же договориться, они же не безумные. Если человек болен, тяжело болен, то это одна ситуация – его отправляют лечиться. Тут совершенно по-другому. Если у человека сохранный интеллект до 100 лет, он понимает: "Я съезжу, отдохну, дам возможность своим отдохнуть". Это же абсолютно разумные люди, они абсолютно нормальные и разумные люди. Владимир Шабалин: Мы рассуждаем сейчас абстрактно. Елена Шахова: Но это очень важно ведь. Владимир Шабалин: Среди нас кто-нибудь согласился бы свою мать отдать в дом престарелых? Елена Шахова: Нет конечно. Николай Матвеев: А если мать об этом попросила? Людмила Пискунова: Да неправда! Такого быть не может. Николай Матвеев: Знаете, я сколь угодно в патетике могу разливаться, но я недавно ездил в Дом актера, я снимал пожилую пару. Они до сих пор, кстати, в эпизодах снимаются в популярных сериалах на центральных каналах. Ну вот хотя бы микрозацепочку нашел, что им там плохо! Нет. У них идеальные условия для жизни. У них, знаете, такой емкий социалитет, они все друг друга знают. У них утренний обход, у них квартирного типа комнаты, своя кухня. Людмила Пискунова: А, ну это другое. Это разные вещи. Николай Матвеев: Так понятно, в чем дело? Я про что говорю? Давайте реформировать институциональную систему – не чтобы вот "в семье, в семье". Да, семья – это хорошо. Ну а если нет семьи? Рамаз Ахметели: Не всегда хорошо. Владимир Шабалин: Актеры всегда живут чужой жизнью, и поэтому им войти в этот коллектив, гораздо легче. И потом, условия совершенно другие. Людмила Пискунова: А самое главное – квартира. Квартирный тип – это другое дело. Владимир Шабалин: Все проблемы, которые мы сейчас здесь обсуждаем, они не решатся революционным путем. Николай Матвеев: Естественно. Владимир Шабалин: Они будут решаться десятилетиями. Николай Матвеев: Мы хотим назвать демона по имени, чтобы убить его. Владимир Шабалин: И мы готовим все эти проектируемые решения уже будущему поколению пожилых людей. И мы должны эту связь межпоколенческую просвещать и объяснять, что то, что делается сейчас в среднем поколении – отрицательное, негативное отношение к пожилому населению, – это все скажется на них. И тогда будут, может быть, изменения. Алла Рекова: Да, потому что изменение отношения к чужой старости надо начинать с отношения к своей старости. Все мы смертные. Старость – это не что-то, что прошлое, это даже не настоящее, а это будущее. Это будущее каждого человека, которому сейчас 15, 20 лет. Это затрагивает каждого. И поэтому… Николай Матвеев: В финале программы будет обязательно блиц, каждый из вас сможет высказаться. Давайте сейчас посмотрим сюжет про волонтеров. Пожалуйста. "Дома все уже давно обустроено, дети выросли, теперь подрастают внуки – можно немного расслабиться", – решила Галина Апаткина и в 62 года начала вязать. Галина Апаткина, пенсионерка: Он приносит богатство, удачу, потому что кот он такой деловой. У кого в доме он будет стоять, хозяин никогда не останется голодным. Кот Матроскин, Филя и другие персонажи русских мультфильмов и сказок – у Галины Апаткиной собралась уже целая коллекция. Вяжет спицами, а недавно освоила новую технику "мокрое валяние". Теперь к игрушкам прибавились шарфы, варежки и палантины. Галина Николаевна за всю жизнь сменила много профессий: экономист, техник, главный бухгалтер, флорист. В 47 лет даже окончила медицинское училище и курсы массажиста, но найти себя смогли только на пенсии. Галина Апаткина: У меня такое впечатление, что вот раньше я не своей жизнью жила, это чужая какая-то жизнь. А вот сейчас я начала жить своей жизнью. Активная пенсионерка посещает центр "Серебряный возраст". Там она вместе со своими ровесниками проводит мастер-классы, участвует в проведении благотворительных мероприятий, занимается латиноамериканскими танцами и изучает компьютерную грамотность. Галина Апаткина: А еще я познакомилась на форуме – знаете с чем? – со скандинавской ходьбой. Вот я уже палки себе купила. Это уникальная вещь! Галина Апаткина уверена – если есть занятие по душе, то старость отступает! Галина Апаткина: Я не могу ничего делать одна. Вот есть люди, им одиночество нужно. А мне нужно, чтобы… Вот я умею, например, делать массаж, могу танцевать. Ну и делай. Вставай и делай дома, да? Нет, мне нужно общество. Без общества и общения справиться с кризисом пенсионного возраста невозможно, считает и пенсионерка Любовь Шитова. Любовь Шитова, пенсионерка: Для меня проблемы не было вхождения в "серебряный возраст" так, как обычно это бывает у основной массы женщин, потому что вот эту планку преодолеть достаточно трудно. И для того чтобы адаптация произошла проще, есть я, которая учу их заниматься любимым делом, зажигаю в них огонек вот этого творчества. В центре "Серебряный возраст" Любовь Шитова ведет кружок вязания и шитья, обучает секретам прессованной флористики. Говорит, главное в "серебряном возрасте" – это чувствовать себя нужной и красивой. Любовь Шитова: У них меняется даже мировоззрение и настроение, они даже дома меньше ворчат. И у их родственников уважение получается, потому что мамы и бабушки заняты, у них интересные результаты. Чувствовать себя красивой помогают увлечения и Любови Гранкиной. Все шьет сама. Сначала это были фетровые шляпы, а теперь – легкие воздушные вуалетки. Ее экстравагантные головные уборы всегда вызывают интерес. Николай Матвеев: Есть такое выражение: пенсия – это навязанный вам отдых тогда, когда вы умеете только работать, причем это дело у вас отнимают, любимое и единственное. Вопрос у меня следующий. Я прошу отвечать коротко, в режиме "блиц", каждому из вас я задам этот вопрос. Что нужно сделать, чтобы, с одной стороны, люди ощущали себя нужными, были при деле и чем-то занимались, а с другой стороны – государство понимало, что оно тратит немалые деньги в качественную систему? Ну, если уж так получилось, человек ушел из семьи, что нужно сделать, чтобы он не ощущал себя в доме престарелых одиноким, и вот эти последние годы, которые ему отведены на Земле, были как минимум достойными, как вы считаете? Рамаз Ахметели: Тут, по крайней мере, две различные проблемы, если дело касается пожилых людей. Одно – это уменьшение качества жизни в связи с достижением пожилого возраста, бедность в связи с достижением пожилого возраста. И второе – это социальное обслуживание, оказание помощи людям, имеющим дефицит самообслуживания. Их надо хорошо понимать и разделять друг от друга, чтобы просто говорить на одном языке. Это раз. Насчет второго скажу. Наберите в Интернете на английском языке "Care" или на немецком "Pflege" – и вы увидите десять страниц, где будет "уход за пожилыми", "как правильно ухаживать". Наберите "уход" по-русски – и будет "уход за ногтями", "уход за кожей лица", "уход за цветами", "уход за собакой" и так далее, и так далее. Вот, как говорится… Николай Матвеев: "Уход в закат" из "Неуловимых мстителей". Рамаз Ахметели: Надо поднимать проблему. Надо встречать этот огромный вызов, который, как цунами, идет, лицом к лицу. Надо готовиться, надо совершенствоваться. Надо вводить (что касается ухода) минимальные стандарты функционирования подобных учреждений. Надо категорировать подопечных по-разному, чтобы то, что нужно, эти люди получали. А кто не нуждается в такой помощи – конечно, им лучше находиться дома. Дома и стены помогают. Николай Матвеев: Спасибо большое. Ваше мнение. Елена Шахова: Во-первых, я должна все-таки признаться в любви нашей молодежи нынешней – 20-летние, до 30 лет. Я вижу очень много хороших людей. Николай Матвеев: Спасибо. Елена Шахова: Это меня очень обнадеживает. И мы должны понять, в каком моменте жизни мы сейчас находимся. Социальные перемены начались в 90-е годы, это совпало с демографическим взрывом. Мы находимся на перекрестии очень сложном, это совпало. Я могла бы назвать только одну из множества мер, которые нам надо реализоваться. Это социальный патронат по телефону за людьми хотя бы старше 70 лет. Полное социальное отслеживание: что, кто, что с ним происходит, нужна ли ему помощь. На самом деле таких мер можно назвать много, их надо перечислять. Они должны… Николай Матвеев: Они должны быть. Елена Шахова: Они должны быть. И тут важна структура. Но это тема уже целого большого и отдельного разговора. Николай Матвеев: Пожалуйста. Алла Рекова: Я считаю, что нужно развивать культуру старости – не в культурологическом смысле, а в общественном. Формировать и создавать общественные структуры. Помощь государства здесь очень важна также. Ведь у нас люди, выходя на пенсию, получают книжечку, "корочку", что ты уже старый, "возраст дожития". И они себя так и чувствуют. Николай Матвеев: Я понимаю, в XIX веке 55 лет – старый… Алла Рекова: Да, 55 лет. Николай Матвеев: У Пушкина "старик 44 лет". Но сейчас-то люди и в 65 себя не чувствуют старыми. Алла Рекова: Конечно, да. Но у нас же очень такая возрастная дискриминация во всем, в трудоустройстве в том числе. И люди старше 50, 55, 60 – им вообще очень сложно. И поэтому нужно создавать какие-то центры. И не раздражаться на пожилых, которые сидят где-то в поликлиниках в очередях. Николай Матвеев: Я вас понял. Человек не должен выпадать из жизни. Алла Рекова: Конечно! Николай Матвеев: Пожалуйста. Людмила Пискунова: Сегодня общественные организации взяли на себя обязанность, и одна из главных задач организаций – активное долголетие пожилых людей. Идет массовое обучение работе с компьютером по стране, у нас огромные очереди в каждом регионе. Николай Матвеев: А уже потом эти люди гуглят "уход за собаками", "уход за ногтями". Это все они, да? Коротко, пожалуйста. Людмила Пискунова: Во-первых, это социальные сети, это портал госуслуг, это "Одноклассники". И все это – отсутствие одиночества в какой-то степени. Кроме этого, огромная спортивная работа. Вы слышали, наверное, о наших чемпионатах всероссийских по компьютерному многоборью, спартакиадах наших. Вот в Туле недавно прошла. Почти 600 человек приехало, а это же на региональном уровне соревнование. Николай Матвеев: Коротко, это все-таки блиц. Я хочу напомнить, что это мысль-искра. Людмила Пискунова: Это и есть наша задача. И старость отступит. Николай Матвеев: Пожалуйста. Наталья Литвиненко: Вы знаете, как говорят… Кстати, это сказал очень знаменитый человек, что старость – это когда ты все знаешь, но тебя никто не спрашивает. И вот чтобы опыт этих людей, чтобы он не остался незамеченным. Ведь то, что они могут передать – это бесценно, это в принципе наша кладовая знаний. А со стороны молодежи – любовь, внимание и бережное отношение. И мы многого добьемся в этом случае. Николай Матвеев: Спасибо. Вам слово. Владимир Шабалин: Вы знаете, лучший геропротектор – это активность, жизненная активность, интеллектуальная активность, физическая активность, духовная активность. Не те таблеточки и какие-то факторы, которые сейчас широко рекламируются, а именно внутреннее содержание человека, внутреннее стремление к долголетию. Возьмем спортсмена. Ведь ни один спортсмен не думает, что он будет отдыхать, ему изобретут таблетку, он примет ее – и у него будут великие достижения. Но мы почему-то считаем, что мы можем не работать, можем путать день с ночью, можем предаваться каким-то сомнительным утехам, а потом, через несколько лет изобретут эту таблетку – и мы снова будем молодыми. Не будет этого. То есть внутренне содержание и самоответственность – это будет самое главное, что позволит нам не просто обеспечить активное долголетие, а профессиональное активное долголетие. Вот то, что было показано в последнем ролике, – это просто развлекаловка, это уход от активного профессионального долголетия к удовольствию, к каким-то… Николай Матвеев: В пух и прах разнесли вы наши ролики! Вот сейчас актуально – новый виток дружба между Россией и Японией переживает. Давайте обратимся к этой стране. У них есть такое понятие как "человек у окна", когда примерно за год до пенсии он уже ничего не делает по своим профессиональным обязанностям, а только передает опыт следующим поколениям и потом спокойно уходит на пенсию. И еще там люди живут в среднем 83 года, а у нас живут 72 года. Мы в этом списке занимаем по-моему 43-е место, а японцы – 1-е место. А еще у них есть уважение к старости. Помимо детских домов, у них есть еще дома престарелых, куда можно на целый день привести человека, оставить, за ним там будут ухаживать. А вечером вы его, как ребенка в детстве, забираете домой. Можно, мне кажется, у них этому научиться. Это была "ПРАВ!ДА?", мнения экспертов, ни одно из них программа вам не навязывает. В конечном счете вы выводы вам делать самим. Всего доброго! Но помимо реформирования системы домов престарелых, у государства по-прежнему остается много социальных задач. Например, решение проблемы ВИЧ-инфицированных, а их уже в России больше миллиона. Об этом – в следующей "Правде". Будьте с нами.