Учитель - опасная профессия?

Гости
Милена Биджамова
зам. директора по учебно-воспитательной работе школы № 1272 (Москва)
Леонид Перлов
активист профсоюза «Учитель», почетный работник общего образования России
Ирина Мельникова
педагог-психолог
Валерий Вакарюк
политтехнолог

"Учительство – не утраченное искусство,
но уважение к учительству – утраченная традиция".

Жак Барзэн

Анастасия Урнова: Здравствуйте! Вы смотрите Общественное телевидение России. Это программа "ПРАВ!ДА?". Меня зовут Анастасия Урнова. Тема нашей сегодняшней передачи многим может показаться довольно неожиданной. Действительно, с каких это пор учитель стал опасной профессией? Однако, кажется, тому есть довольно много предпосылок.

Некогда самая мирная и уважаемая профессия школьного учителя становится по-настоящему опасной. В Интернете можно найти десятки видеороликов, где дети унижают педагогов, издеваются над ними и даже применяют физическую силу. Все чаще конфликты между учениками и учителями заканчиваются не простым рукоприкладством, но и оборачиваются настоящей трагедией.

В начале сентября в подмосковной школе № 1 города Ивантеевки девятиклассник пытался убить учительницу. 15-летний парень сначала выстрелил из пневматического ружья в сторону 39-летней женщины, а затем нанес педагогу несколько ударов небольшим топором по голове.

Похожий случай произошел в феврале 2014 года: десятиклассник московской школы Сергей Гордеев застрелил из охотничьего карабина 30-летнего учителя географии и захватил в заложники одноклассников. После этого он открыл огонь по полицейским, убив сотрудников неведомственной охраны.

В 2016 году 19-летний сын директора школы в Приморье сознался в убийстве учительницы на почве личной неприязни. Молодой человек признался, что задушил женщину, тело скинул в воду, а вещи сжег.

В апреле 2015 года в Карачаево-Черкесии 50-летнего учителя ОБЖ застрелил из ружья 49-летний местный житель. Причиной убийства стал конфликт между преподавателем и сыном стрелявшего – учитель якобы накричал на школьника.

Что произошло в нашем обществе? Неужели профессия педагога в ХХI веке стала настолько опасной? В чем причина детской агрессии по отношению к учителям? Кто виноват – родители, система образования? Или корни надо искать совершенно в других вещах? Но главное – что нужно, чтобы исправить ситуацию?

Анастасия Урнова: Когда я слышу о таких случаях, мне становится по-настоящему страшно. Естественно, я вспоминаю свою собственную школу. Мы по-разному относились к учителям, но наше отношение варьировалось где-то между игнорированием учителя, его предмета и любовью, глубоким уважением. Конечно, ни о чем подобном и подумать было нельзя.

Любовь, действительно то, что мы перечислили сейчас в сюжете – это какие-то вопиющие случаи или это уже начало тенденции?

Любовь Духанина: Как правило, происходящее в школе есть отражение происходящего в обществе. И мы сегодня говорим об увеличенном уровне агрессии в целом в обществе. Мы действительно перестаем учить детей уважению друг к другу, вниманию друг к другу. Не хватает времени у родителей поговорить с нашими детьми. И в итоге дети, попадая в некоторую конкретную жизненную ситуацию (иногда это снижение академических результатов, каких-то личностных результатов, какие-то недопонимания своими сверстниками), не находя поддержки у взрослых – а она им очень нужна, – действительно уходят либо в Интернет, который становится их подсказчиком, а иногда и партнером в совершении каких-то действий. И это приводит к тем ситуациям, о которых сейчас было сказано в сюжете.

Мы говорим о необходимости обеспечения безопасности. Много внимания наше государство уделяет материальной безопасности – камеры, охрана. И это действительно нужно делать, это нужно обеспечивать. Но есть психологическая безопасность, и она, конечно, связана с психологическим комфортом ребенка дома, в школе. Для этого и у учителя должен быть психологический комфорт. Он должен иметь время поговорить с ребенком, а не бежать, имея две или две с половиной ставки в школе, на другой урок.

Анастасия Урнова: Куда-то дальше.

Любовь Духанина: Либо бежать оформлять бумаги, либо еще что-то делать. Он сам должен быть здоров, спокоен и иметь возможность действительно для такого контакта.

Анастасия Урнова: Кирилл, вы согласны с тем, что это общая агрессивная атмосфера, которая влияет на отношение к учителю, и теперь опасно быть на этой работе?

Кирилл Гончаров: Безусловно, это общая история. И я хотел бы сказать о том, что травля учителей в школе, на мой взгляд, является очень четким индикатором происходящего в нашей стране, в том числе в системе образования. Материальный и социальный статус учителя (я думаю, здесь коллеги не дадут соврать) оставляет желать лучшего. Репутация учителя – человека, который является моральным авторитетом, нравственным авторитетом и таким кладезем знаний, – сейчас трансформировалась в бюрократа, задача которого – в первую очередь это оформление различного рода бумаг, документов. И теряется возможность для творчества.

Поэтому, к сожалению, конечно, учителям приходится сталкиваться с такой формой агрессии учеников. И мне кажется, что в первую очередь необходимо вывести учителя из этой нетворческой атмосферы, потому что… Я могу вам привести в пример Индию, например, там очень интересная ситуация. Есть государственный технический институт, в который ежегодно поступают 300 тысяч человек, а поступает 1%. Ученики готовятся на протяжении всей своей школьной истории.

Анастасия Урнова: Ну, практически – жизни.

Кирилл Гончаров: Да. То есть настолько важно поступить в этот университет для того, чтобы открылась дорога в мир, что статус школьного учителя и школы в принципе, конечно, очень высок. И здесь нельзя даже сравнивать с нашей страной, с европейскими странами и даже западными странами. Более того, есть еще такой социальный момент: всего 8% выпускников школьных поступают в педагогические вузы. Это очень плохая тенденция.

Анастасия Урнова: То есть они не хотят идти в учителя?

Кирилл Гончаров: Не хотят, потому что не популяризируется профессия. Плюс опять же социальный статус не тот. И в итоге мы с вами имеем, что средний возраст учителя сегодня – это 52 года.

Анастасия Урнова: Слишком много.

Кирилл Гончаров: Слишком много. А стаж учителя – 20 лет. И более того, довольны своей профессией только 20% преподавателей.

Анастасия Урнова: Сейчас сзади меня картинка. Леонид, кажется, что, по крайней мере, раньше вот такая иллюстрация – это идеальный класс, идеальное отношение детей к учителю. Это уже прошлое?

Леонид Перлов: Я бы сказал, что это даже не прошлое. Я бы сказал, что это…

Анастасия Урнова: Или это давно забытые сказки?

Леонид Перлов: Нет. Что это художественный вымысел. Кирилл упомянул относительно статуса. Он запредельно низок. Это не явление сегодняшнего дня. Вспомните нашу отечественную…

Анастасия Урнова: Ну, травля учителей – это что-то новенькое или так было и раньше?

Леонид Перлов: Вспомните нашу классику. Фигура учителя в классической литературе? Учитель – это Цыфиркин, Кутейкин, Вральман, да? "Человек в футляре". Попробуйте представить себе положительный образ учителя хотя бы с XIX века в классической отечественной литературе. Сможете вспомнить? Я помню один.

Анастасия Урнова: Есть, кажется, один.

Кирилл Гончаров: Я могу не из литературы вспомнить, а из художественного кино.

Леонид Перлов: Секунду, секунду! Я говорю о художественной классической литературе. Я помню один такой образ – у Паустовского в "Повести о жизни", причем это один учитель в этом огромном двухтомном произведении.

Анастасия Урнова: То есть низкий статус учителя, отсутствие уважения к нему – это причина?

Леонид Перлов: Это традиция, это традиция. Это не сегодня родилось. Другое дело, что сегодня этот крайне низкий статус, исторически сложившийся, ушел буквально в минус, даже от нулевого уровня ушел в минус. Да, очень мало поступают в пединституты. С тех времен, когда я был студентом пединститута, и до того, и до сих пор действует этот чудовищный отбор "ума нет – иди в пед". В пединститут идет тот, кто не поступил, не имел шансов…

Анастасия Урнова: Наверное, к счастью, я в первый раз слышу такое высказывание.

Леонид Перлов: Это старая классическая формула. И далеко не лучшие из тех, кто становятся студентами пединститута, оказываются потом в школе.

Анастасия Урнова: Но, с другой стороны, Валерий, не на каждого человека, которого я не уважаю, не на каждого я пойду с топором. Откуда все-таки?

Валерий Вакарюк: Это да. Как я вижу это, безусловно, имеющее место общественное явление? У него много причин разных – психология и так далее и тому подобное. Но мне кажется, что фундаментальная причина заключается в следующем. Вспомним хотя бы 30 лет тому назад, когда учитель, как правило, был безусловным авторитетом. Кто тогда был учитель? Он был главнейший элемент государственной системы образования, которая занималась формированием человека, гражданина этого общества и социума соответствующего. Смотрим сейчас…

Леонид Перлов: Простите, Валерий Викторович, я тогда был учитель, и я таковым себя не ощущал.

Валерий Вакарюк: Ради бога. Я говорю о массе. Я помню своих учителей. А посмотрим, что сейчас происходит. Сейчас учитель – это мелкая фигура на рынке образовательных услуг. Он на рынке, как этот торговец орешками. "Я получаю эти услуги. Да пошел ты вон!" – вот что закладывается в первую очередь. Неуважение к учителю заложено такой системной вещью, как изменением статуса системы образования. Это стало рыночной сферой, что является глубочайшей ошибкой и угрозой для государства.

Анастасия Урнова: Милена, я вижу, что вы киваете головой. Вы заместитель директора все-таки. Вы согласны с этим?

Милена Биджамова: Я скажу так: для того чтобы поднять статус учителя, сначала нужно поднять статус образования вообще в целом. Надо понимать…

Анастасия Урнова: Вы считаете, что он тоже сильно упал?

Милена Биджамова: Дело в том, что, понимаете, помимо того, что, как сказали, в педагогические вузы идет человек, который никуда не поступил, у нас вообще на сегодняшний момент в высшие учебные заведения может поступить самый обыкновенный троечник, если родители имеют возможность оплатить ему учебу в высшем учебном заведении, притом в топовых вузах. Зачем ему учиться, зачем ему мотивировать себя на учебу или слушать учителя, если он знает, что он все равно поступит, получит высшее образование? А дальше…

Анастасия Урнова: Тогда к чему бы ему злиться на учителя?

Милена Биджамова: Потому что успех у ребенка никто не отменял. Понимаете, они ведь сидят в классе абсолютно разные. Учитель одним языком 30 детям объясняет один урок. Один его схватывает – и отличник. Другой в силу разных обстоятельств не может конкурировать с этими детьми, поэтому он и злится. Когда у кого-то что-то не получается, всегда получается так, что человек злится, да?

Анастасия Урнова: Например, сами учителя жалуются, говоря, что у них есть очень серьезные проблемы и недостаток времени на работу с учениками. У нас есть цитата одного учителя, давайте посмотрим ее.

Татьяна Ткаченко, учитель истории, Краснодар, 55 лет: "Учителей завалили пресловутой бумажной работой, из-за которой стало оставаться меньше времени на детей и самообразование. Мы стали составлять разные таблицы успеваемости учеников, сдавать табели посещаемости, писать тематические планы, которыми раньше занимались методисты. К обычным журналам добавились электронные, которые нужно параллельно вести. После уроков еще нужно несколько часов просидеть с бумажками, перед компьютером. На педсоветах стали меньше говорить о детях и больше – о документации. Учителя начали шутить, что дети мешают работать".

Анастасия Урнова: Леонид, действительно учителю не хватает времени работать с ребенком не только по предмету?

Леонид Перлов: В общем – да. Перед тем как идти сюда… Я обычно это делаю в таких случаях – я просто прошу своих коллег высказать свои какие-то пожелания, предложения по теме.

Анастасия Урнова: О чем важно сказать.

Леонид Перлов: Да, о чем они хотели бы, чтобы я сказал, что должно прозвучать. Вы знаете, человек двадцать за пару дней попросили упомянуть о введенном в Москве в этом году с 1 сентября электронном журнале.

Анастасия Урнова: Который занимает, насколько я знаю, огромное количество времени.

Леонид Перлов: Пока нет, потому что он настолько чудовищно плохо сделан, что в него просто бо́льшая часть учителей попасть не могут. А те, кому удается в него попасть, очень быстро убеждаются, что к их непосредственной учительской работе этот журнал практически не имеет отношения. Там нет того, что нам надо, зато присутствует в огромном количестве то, что учителю абсолютно не требуется.

Анастасия Урнова: Милена, вы такой журнал тоже, наверное, заполняете?

Леонид Перлов: Вот этот новый вариант.

Милена Биджамова: Этот журнал имеет, конечно…

Анастасия Урнова: А сколько времени занимает?

Милена Биджамова: Вы знаете, все зависит по-разному. Если вся Москва одновременно заходит в этот журнал…

Леонид Перлов: Я вам скажу, сколько времени. Я его попробовал неделю назад. На один класс, на два урока у меня ушло 40 минут. У меня 22 часа, это 11 классов. В день, скажем, 3–4 класса. Можете посчитать (это несложно), сколько времени у учителя займет его личного времени вот эта работа.

Но главное-то не в этом, а в том, что журнал не просто введен, а он уже объявлен успешным и удобным для всех, кроме учителей. В аннотации к нему красивая титульная страничка – написано, насколько он хорош для контроля, для родителей, для администрации, для департамента детей. Учитель там упомянут один раз – как объект контроля. Учительского мнения об этом журнале просто не спросили.

И главная опасность нашей профессии состоит в том, что учитель сегодня по факту – никто и звать никак. Мнение его никого не интересует ни по какому вопросу, в том числе и то, что касается непосредственно его работы. И учитель, в конце концов, рискует. И его главный риск – не получить по голове. Этим сегодня рискует каждый в любую минуту и в любом месте. Не больше, чем другие учителя рискует. А вот риск потерять статус окончательно какой бы то ни было, риск потерять чувство собственного достоинства и риск потерять уважение к себе у учителя огромный.

Анастасия Урнова: Это, конечно, действительно очень серьезно, да.

Любовь Духанина: Удивительно, что введение информационных технологий, информационных систем не упростило в реальности жизнь учителя. Это действительно так.

Анастасия Урнова: Я услышала, что это задваивает сейчас работу учителям.

Леонид Перлов: Усложнило.

Любовь Духанина: Усложнило. И это означает, что либо мы неправильно что-то вводим, либо мы не умеем вводить инновации, связанные с информационными технологиями. Общероссийский народный фронт провел исследование загруженности учителя. Средняя нагрузка учителя – под 30 часов в неделю. Есть учителя, которые ведут 43 урока в неделю. Крайняя ситуация – 60 уроков в неделю. В этой ситуации говорить о том, что данный учитель имеет возможность качественно готовиться к каждому уроку, просто невозможно.

Анастасия Урнова: Вы же представитель власти. Можно как-то исправить эту ситуацию?

Любовь Духанина: Поэтому мы считаем, что главным тезисом сегодня в стране должна быть дебюрократизация системы российского образования. В противном случае нам не удастся повысить качество образования, не удастся повысить статус учителя. И ученики тоже будут находиться в ситуации, когда они бегут-бегут, хорошо добежали до ОГЭ, что-то сдали, добежали до ЕГЭ, сдали. И вот счастливый момент – вуз. Ну, уж у каждого по-разному получается: кто – на бюджетное место, кто – на платное. Но мы бегом бежим и обязательно в вуз должны поступить.

Но я хочу сказать о том, что у нас наметилась другая ситуация, пока только первые шаги. Все-таки в государственной политике прозвучали слова, что система образования не есть услуга. У нас появилась ситуация, когда, выровняв по указу президента среднюю заработную плату учителей в регионах (я сейчас не имею в виду Москву, Санкт-Петербург, а я имею в виду регионы), учителя закрепились в школах, и в вузах у нас появилось большее количество молодых людей. Конкурс в педагогические университеты чуть поднялся, и поднялся проходной балл. Нам, конечно, еще далеко до ситуации, когда мы хотели бы в педагогические университеты получать, допустим, будущих преподавателей физики, которые прекрасно владеют физикой. Нам над этим еще можно и нужно будет работать, но первые азы есть.

Теперь хочу сказать об Интернете, о сюжетах и о теме "учитель – жертва". К сожалению, это мировая тенденция. И уже в 2005 году опрос учителей в Канаде показал, что 36% учителей уже в 2005 году заявили о том, что они подвергались насилию со стороны учеников либо в устной, либо в физической форме.

Анастасия Урнова: То есть это тенденция, еще и общемировая?

Любовь Духанина: Это тенденция. Более поздние исследования, уже европейские, показывают цифру 68%. Но в эти 68% еще и включены письменные угрозы, которые часто получают учителя через систему Интернет. И уже в Европе появились первые курсы для учителей, как себя правильно вести, чтобы правильно реагировать на появляющуюся информацию.

Анастасия Урнова: Вот это, кажется, очень благая вещь. Валерий, у меня сейчас такое ощущение… Мы говорим о статусе учителя и так далее. Это, конечно, очень важно. Но при этом мы часто еще говорим вообще о роли школы и о том, что она должна так или иначе воспитывать. Но, по всей видимости, у учителя уже нет времени ни на воспитание ребенка, он не контролирует детей в своем классе, он не знает об их психологическом, психическом статусе. И все, что происходит – для него неожиданность. Так выходит?

Валерий Вакарюк: Смотрите. Вот та цитата, которую мы здесь видели, и слова коллеги – они подтверждают, что учитель не является центральной фигурой системы образования нисколько. Это тот человек, который должен воспитывать и образовывать будущих граждан России, в руках которых будет судьба страны, ее оборона, суверенитет, экономика, который должен их подтягивать к знаниям, возбуждать в них интерес. Он кем стал? Он стал малюсеньким элементом бюрократической системы. Главное – отчитаться и чтобы тебя не выгнали и так далее.

Анастасия Урнова: То есть ему уже неинтересно, кого в его классе травят, кто в хорошем состоянии, а кто – в плохом?

Валерий Вакарюк: Это уже последствия, это все последствия.

Анастасия Урнова: Ему некогда.

Валерий Вакарюк: Это все последствия. Важно, чтобы государство не то чтобы где-то намекнуло, что, может быть, это уже не услуга, а чтобы государство четко сказало: образование – первейший приоритет нашей страны, это важнее, чем оборона. Потому что будет у нас атомная бомба, но не будет людей, которые смогут ее обслуживать через 20 лет – тогда зачем нам она? Мы просто исчезнем как страна, если у нас не будет приоритета образования и учителя.

Анастасия Урнова: Да, Кирилл.

Кирилл Гончаров: Напомню о том, что действительно есть 273-й федеральный закон "Об образовании", и там сформулированы трудовые функции учителя. Это не только преподавание, но это еще и воспитательная работа, конечно же. А о каком воспитании идет речь, когда преподаватель перегружен еще и фактически новыми электронными вещами, которые он просто не может "оседлать", не может успеть и физически не может потратить время даже на проверку тетрадей? Я тоже общался со своими знакомыми преподавателями перед эфиром, и они тоже просили передать: "Расскажи, пожалуйста, только о том, что нас беспокоит. В первую очередь – это излишняя функция бюрократическая".

Но если снова говорить о теме передачи… Конечно же, в каждой школе должны быть конфликтные комиссии, которые будут заниматься разбирательством различных конфликтов. Чему учит нас конфликтология? Что в конфликте всегда виноваты обе стороны, так или иначе. И понятное дело, что устава школы уже просто-напросто не хватает на это, устав школы неактуален в связи с этим и недостаточен. И конечно же, очевидно, что в школе должен работать персональный психолог, и работать он должен и с учеником, и с учителем, и с родителями.

Анастасия Урнова: Милена смеется. Почему?

Милена Биджамова: Я скажу так. В каждой школе создана психологическая служба и психологи работают. Здесь стоит коллега-психолог…

Любовь Духанина: Вы говорите сейчас о московских школах.

Милена Биджамова: Да, я говорю сейчас о московской школе. Но я хочу сказать так: для того чтобы психолог провел психологическое обследование ребенка, он должен юридически себя обезопасить – должно быть согласие родителя. Родители не всегда дают это согласие. Это первый момент.

Второй момент. Понимаете, мы здесь все педагоги, у нас всех болит душа. И мы начинаем говорить о воспитании, но мы забываем, что ни в одном нормативном документе – как в Конституции, так в федеральном законе, так в конвенции – никто не отменял роль родителя в воспитании собственного ребенка. А у нас получается, что мы все перекинули на плечи школы: вот школа должна воспитать, школа должна научить. Простите…

Анастасия Урнова: Но при этом школа – все-таки второй дом, и там проводишь половину времени.

Милена Биджамова: Замечательно! Вот для того, чтобы сложилось, наверное, родитель должен пройти путь с учителем за руку вместе. Должен быть союз между ними, сотрудничество. Вот только тогда ради этого маленького человечка может все сложиться.

Анастасия Урнова: Но при этом иногда родители говорят, что школа даже слишком активно вмешивается в личную жизнь их ребенка. Об этом у нас тоже есть цитата одного из родителей, давайте посмотрим.

Наталья Рожкова, Москва: "Современная школа беспардонно лезет, бессовестно сует свой нос во все на свете. В то, какого цвета на ребенке форма, не носит ли девочка брюки, собрали ли родители осенние листики для аппликации и проверили ли электронный дневник. Школа имеет наглость учить детей религии и светской этике. Школа канифолит детям мозги, если они ходят на митинг. Школа хочет заставить их мыть полы шваброй. Школа мнит себя воспитателем!"

Анастасия Урнова: То есть выходит, что школа – все-таки воспитатель. И при этом я хочу вспомнить историю с "ивантеевским стрелком". Стали тоже разбираться, учителя сразу сказали: "Ну, что вы? Это же был такой приличный тихий ребенок. И вообще семья у него приличная". И только потом выяснилось, что, вообще-то, ребенка гнобили много лет. Неужели учитель мог об этом не знать?

Милена Биджамова: Анастасия, там не все так просто, потому что, по последним данным, там конфликт с папой был у этого ребенка – это первый момент.

Второй момент. Я читаю эту цитату… Это не школа-воспитатель, а это просто какой-то монстр, школа-тиран, который и тут, и там. При этом когда безразличие показывает учитель, ему некогда, школу обвиняют в безразличии, в том, что он не заметил, он не сделал. Когда начинает классный руководитель или учитель выполнять свои функции, мы превращаемся в эту цитату.

Анастасия Урнова: Понимаете, на сегодняшний день… Вот сейчас мы говорим о том, что у учителя нет времени на то, нет времени на это. А с другой стороны, мы открываем Интернет и видим огромное количество роликов про то, как учителя сразу же замечают жизнь своего школьника, когда он приносит, например, значок с "Навальным 2018". И – оп! – все сразу знают, чем он занимается вне класса. Или он идет на какой-нибудь митинг – раз! – опять же у всех есть время на то, чтобы знать, чем занимается ребенок за пределами школы. Откуда этот перегиб? Время-то есть, получается?

Леонид Перлов: Разрешите? Прежде всего, Любовь Николаевна, при всем уважении, кто бы и что бы ни заявлял, включая нашего министра, относительно… Вот была ее знаменитая фраза: "Я запрещаю произносить слово "услуги". Да? Так вот, до тех пор, пока в законе "Об образовании" это "услуга", до тех пор это услуга, и до тех пор обществом она воспринимается так. И учитель воспринимается как работник сферы услуг.

Валерий Вакарюк: Прислуга.

Леонид Перлов: Парикмахер, горничная, учитель.

Анастасия Урнова: Ну, закон, наверное, можно поменять.

Леонид Перлов: Не знаю.

Анастасия Урнова: Сколько мы их меняем…

Леонид Перлов: Об этом идет речь давно. К закону было порядка 1200 поправок. Любовь Николаевна не даст соврать, сколько времени их рассматривали. Я был участником этого рассмотрения в свое время. Увы, я видел, как их рассматривают. И львиная их доля касалась этого пункта.

Анастасия Урнова: Смотрите. Мы уже поняли, что статус учителя изменился. Просто хочется уже пойти немного дальше. Как это влияет на детей? И на что остается время у учителя? Потому что мы сейчас видим…

Леонид Перлов: Родители относятся к учителю как к работнику сферы услуг, как к своему парикмахеру.

Анастасия Урнова: Ну, разобрались с этим, о'кей.

Леонид Перлов: А дети относятся к учителю так, как к нему относятся родители.

Анастасия Урнова: Почему тогда выходит, что у учителя нет времени узнать, у кого реально проблемы в школе или, например, в классе, но есть время узнать, какие у него политические предпочтения?

Леонид Перлов: По двум причинам. Потому что, во-первых, учитель загружен на полторы-две ставки, у него нет времени вообще что-либо узнавать о ребенке. Во-вторых, учитель, увы, недостаточно квалифицирован, чтобы что-либо заметить, кроме того, на что ему приказано обратить внимание.

Анастасия Урнова: Валерий, вы согласны с этим?

Валерий Вакарюк: Абсолютно. Он замечает это, потому что по бюрократической линии ему сказали это замечать. То, что у ребенка там что-то не в порядке – он это может и не заметить, за это у него не спрашивают.

Понимаете, если следовать цитате вот этой родительницы, то надо вводить в школах выборы учителей и утверждение программы школьниками. Понимаете, это человек, который вообще не учитывает, что сфера образования является важнейшим социальным институтом. Это формирует социум. Это некий институт, некий инструмент, который формирует. Между социумом и индивидуумом всегда есть конфликт, понимаете. "Не хочу ходить в армию", "Не хочу платить налоги", – и так далее. Послушаем индивидуума – у нас все развалится. Поэтому школа должна нести вот эти меры принуждения, воспитания и так далее и тому подобное. А такие родители должны помолчать. И надо ограничить их агрессивность.

Анастасия Урнова: Милена, Ирина, а вам когда-нибудь приходилось такие воспитательные беседы вести?

Милена Биджамова: Потому что в законе "Об образовании" воспитание стоит на первом месте, да?

Анастасия Урнова: Вы сталкивались с необходимостью вести подобные воспитательные беседы, в том числе и по политическим мотивам?

Милена Биджамова: Вы знаете, как? Наверное, так сложилось, что мне повезло – я работаю в школе, где совершенно по-другому у нас все происходит. У нас нет таких проблем. Тьфу-тьфу-тьфу, как говорится.

Ирина Мельникова: Аналогично.

Милена Биджамова: Поэтому мне немножечко дико вот это, потому что у нас очень часто бывает напротив – когда есть некий конфликт в семье, и родители, наоборот, приходят к нам с просьбой помочь.

Анастасия Урнова: Это следующий вопрос, да. Обращаются ли родители и дети сами с просьбой о помощи?

Милена Биджамова: Вот как быть? На каком-то этапе ниточка рвется между родителем и ребенком. Здесь вопрос в чем еще заключается? Почему такое отношение? Раньше тоже про нас писали – пусть не в Интернете, а в туалетах на дверях. То есть учитель всегда проходил через это. Относительно того, что поступает в педвузы молодежь. Она может и поступить, но приходить – она не приходит.

Леонид Перлов: Или уходит.

Милена Биджамова: У нас, к счастью, много молодежи работает в школе.

Любовь Духанина: Значит, приходит кто-то уже.

Леонид Перлов: Да. Но очень быстро уходит.

Милена Биджамова: Понимаете, это, как правило, наши бывшие выпускники, которые приходят в родную школу учить.

Анастасия Урнова: Я, честно говоря, даже слышала, что молодому учителю сложно найти место, чтобы устроиться.

Леонид Перлов: Сложно, сложно.

Любовь Духанина: В Москве точно сложно устроиться на работу.

Анастасия Урнова: То есть кажется, что проблемы в этом смысле нет.

Милена Биджамова: Понимаете, я соглашусь с Валерием, потому что нашло же государство возможность поднять на сегодняшний день статус военнообязанных. Посмотрите, что у нас творится в высших военных училищах и института. И к армии другое отношение, да? Я не думаю, что из всех поступающих каждый, простите, хочет с автоматом бегать и защищать Родину. Но к учителю по-другому… А ведь что такое учитель? Фундамент всего. Всего фундамент. Понимаете, мы в ответе за будущее поколение. Это не громкие слова. Понимаете, президента, министра воспитывает кто и учит? Учитель.

Анастасия Урнова: Ирина, может ли школьный учитель или школьный психолог даже, пускай и один на школу, выявить потенциально опасного подростка? Это понятно как-то со стороны?

Милена Биджамова: Это достаточно тонкая и острая проблема. Дело в том, что каждый конкретный случай, который происходит, который до нас доходит через средства массовой информации, он имеет свою специфику, он имеет свои корни, очень разнообразные причины. В этом-то как раз и сложность диагностики, определения, профилактики тем более подобных ситуациях. Конечно, есть определенные маркеры, которые могут, скажем так, выявить предпосылки.

Анастасия Урнова: Ну, например? Резкое изменение поведения ученика?

Ирина Мельникова: Но это не значит, что оно однозначно может вызвать какой-то акт агрессии.

Анастасия Урнова: Ну, тогда другой приведу пример. Только что мои знакомые родители говорят: "Не знаем, что делать". У них ребенок учится в четвертом классе. Дочка приходит и жалуется, что один из учеников посреди урока называет учительницу, простите, жирной коровой и предлагает ей замолчать. Это маркер? Или человек уже максимум своей агрессии выплескивает?

Ирина Мельникова: Дело в том, что опять-таки нужно разбираться очень конкретно именно в данной ситуации. Причин может быть много. И нельзя впадать в крайности. Нельзя, с одной стороны, огульно обвинять учителя в том, что он, допустим, попустительствует в данной ситуации, не обращая внимания, потому что подобные выходки травмируют не только учителя, но и других детей.

Анастасия Урнова: Ну, разумеется.

Ирина Мельникова: И ты как учитель должен реагировать в этой ситуации. При этом… ну, так и должно быть – права детей защищены в нашем государстве достаточно серьезно, хорошо. Но вот права учителя – к сожалению, еще вопрос такой достаточно сложный.

Леонид Перлов: Никак.

Ирина Мельникова: И поэтому в этой ситуации, конечно, если учитель найдет возможность, физические силы, психологический внутренний баланс разобраться в этой ситуации, хотя бы обратившись, с этим ребенком подойти к школьному психологу, если он есть, найти такой доверительный контакт с родителем…

Милена Биджамова: Если родитель разрешит.

Ирина Мельникова: Если родитель пойдет на этот контакт. И еще один момент. У нас, к сожалению, подобные выходки могут быть связаны и с достаточно серьезной проблемой психического здоровья, это не только невоспитанность может быть. А для родителей многих это достаточно болезненная тема. Мы можем спокойно пойти к окулисту, спокойно пойти, не знаю, к другому специалисту узкопрофильному, но нам стыдно обратиться за услугой даже к нейропсихологу, не говоря уже, к примеру, о психиатре.

Анастасия Урнова: Есть целый набор факторов, которые, как говорят ученые, иногда приводят к агрессивному поведению детей. Давайте посмотрим, что это может быть.

XXI век принес высокие технологии не только во взрослую жизнь. Всевозможные электронные устройства, компьютерные игры стали доступны для детей и подростков. Особенно популярны в начале 2000-х у мальчиков стали игры про войну. С годами стали появляться и более жестокие игры, где персонажам позволялась полная свобода действий в выдуманном виртуальном мире, вроде игры GTA: убивай прохожих, грабь магазины и угоняй машины. Да, на эти игры стоял запрет по возрасту "до 18 лет", но пиратские копии можно было легко найти в открытом доступе.

Дошло и до инцидентов в реальной жизни. 11 января 2006 года уже повзрослевший 21-летний Александр Копцев устроил поножовщину в московской синагоге под впечатлением от откровенно садистской игры Postal. А в 2012 году мужчина убил семерых своих коллег на работе под воздействием игры с красноречивым названием "Охота на людей". Воздействием компьютерных игр пользуются и неизвестные маньяки в социальных сетях, которые убеждают детей совершать суицидальные поступки. Среди детей в Интернете активно распространяют информацию о том, что жизнь не одна, будет другая жизнь, как в игре, и все можно будет начать сначала.

Посмотрите и на современные мультфильмы, которые приходят к нам с Запада. Есть много хороших и добрых картин, но есть и те, которые пропагандируют насилие и вредные привычки, вроде употребления спиртных напитков и курения, а из поступков персонажей невозможно вынести какие-либо положительные уроки.

Анастасия Урнова: Получается, что проблема далеко не только в статусе учителя.

Любовь Духанина: Проблема далеко не в статусе учителя. И этот сюжет показывает, что влияние компьютерных игр, влияние подчас фильмов очень велико. И здесь вопросы, связанные с тем, что ребенок сидит очень долго за компьютером. И у нас в сегодня в стране нет ни одного исследования, показывающего влияние на здоровье, на психику ребенка вот такого большого нахождения перед экраном.

Но все сюжеты, о которых сейчас звучит речь и о которых мы еще не говорили, они, как правило, в одной логике: есть суперчеловек, а все остальные вокруг – статисты. Люди на улице, которых надо, между делом, убить. Люди в офисе, если вы играете в другую игру, которые тоже вам мешают пройти на другой уровень. И это формирует реально тип поведения ребенка. Поэтому очень важен действительно вопрос того содержания, того пространства, в котором находится ребенок.

Но я бы хотела сказать о роли закона "Об образовании", потому что она действительно огромная. И действительно закон "Об образовании" принимался с большим объемом непринятых поправок со стороны педагогической общественности, со стороны граждан, которые звучали. На сегодня уже более 40 поправок принято в закон "Об образовании", но есть поправки, которые…

Леонид Перлов: Главные остались.

Любовь Духанина: …требуют еще очень серьезной дискуссии. Мы должны об этом договориться.

Анастасия Урнова: Давайте все-таки вернемся к нашей теме. Сейчас я все-таки хочу поговорить про влияние, про компьютерные игры, фильмы и так далее. Валерий, я знаю, что у вас есть дети. Вот вы, например (давайте все-таки обратно на землю вернемся), следите за тем, во что они играют, что они смотрят? И какое-то влияние замечаете?

Валерий Вакарюк: Я бы предпочел все-таки… Я все-таки люблю более фундаментальные вещи обсуждать. Ну, мы же не меня здесь обсуждаем.

Анастасия Урнова: Ну, живой пример все-таки. То, как вы общаетесь со своими детьми – это самое главное в итоге, ваше мировоззрение.

Валерий Вакарюк: Проблема есть. Мир виртуализируется. Виртуальное пространство государствам и социумам не подчинено. Через него спокойно проходят в том числе и враги. Мы не умеем создавать свои другие прототипы. Понимаете, был бы гораздо более завлекательный защитник людей, защитник людей, который этого злодея бы убил и так далее и тому подобное. Так они бы в это играли, понимаете. Но этого же нет. Поэтому, конечно же… Но это как бы другая сфера. Она сильно влияет на положение в образовании и в школах, но здесь мы тоже слабы. Мы плохо как государство себя ведем в этой сфере, недорабатываем. Поэтому здесь надо менять, и менять, соответственно, влияние этого на школьную сферу. Но проблема есть, безусловно, и с ней надо работать.

Анастасия Урнова: Кирилл, я вижу, что вам есть что добавить.

Кирилл Гончаров: Я не стал бы упрощать и сваливать всю вину на компьютеры, на игры, на социальные сети. Безусловно, преступления совершают не только дети, но и взрослые люди, и люди, которые не связаны никак с Интернетом.

Но что я еще хотел бы добавить? Надо понять причину. А почему дети все-таки сидят у компьютеров столько времени? Почему они не заняты ничем другим? Потому что коммерциализируется не только сфера образования, но и юношеские кружки, секции спортивные, творческие. Поэтому это комплекс мер, которые необходимо разрабатывать и над которыми надо работать.

Анастасия Урнова: То есть я правильно понимаю, что мальчик, который идет на своего учителя с дубинкой, с кухонным топориком, например, – это не влияние каких-то агрессивных картинок, которые он видит с экрана телевизора или компьютера, неважно?

Леонид Перлов: Возможно, что это в данном конкретном случае влияние агрессивной картинки. Возможно, что опять-таки в этом случае…

Анастасия Урнова: А возможно – нет.

Леонид Перлов: А в другом случае причина в том, что этому ребенку не попалось и не подсказано в школе ничего более интересного и более завлекательного. Профессиональный учитель уж постарается сделать так, чтобы то, чем он с детьми занимается, ребенку было интереснее, чем стрелять.

Анастасия Урнова: С другой стороны… Давайте вернемся домой. Все-таки родители и то, что происходит дома, очень большое влияние имеют. И очень много сейчас обвиняют и Интернет, и телевидение в огромном количестве агрессии, которая оттуда льется, и широкомасштабное обсуждение внутренних и внешнеполитических проблем. Насколько это влияет на детей, по-вашему?

Леонид Перлов: Да все влияет на детей, в том числе и то, что происходит дома, и очень сильно.

Анастасия Урнова: Давайте Ирину спросим как психолога все-таки.

Ирина Мельникова: Безусловно, конечно, если в семье родитель слушает своего ребенка, если родитель с ним общается, то любую информацию, которую он смотрит вместе со своим ребенком и с экранов телевизоров, и с монитора компьютера, можно обсудить…

Анастасия Урнова: То есть дети – как губки.

Ирина Мельникова: Можно обсудить и что-то проанализировать, расставить акценты. Порой экран – это способ, скажем так, уйти от диалога с ребенком, отдыхать.

Анастасия Урнова: Вот родитель видит картину сейчас по телевизору, и ребенок сидит, например, в той же комнате. Его родитель смотрит новости, ребенок сидит и делает уроки. Что слышат оба присутствующих? Что страна в тяжелой ситуации, что есть внешние враги, есть внутренние враги, и вообще сейчас такое время, когда надо защищаться.

Ирина Мельникова: У родителя всегда есть альтернатива переключить на другую программу.

Анастасия Урнова: Но делают ли это родители?

Ирина Мельникова: В наше время достаточно много альтернативных каналов, где можно что-то другое посмотреть. Я знаю…

Любовь Духанина: А лучше не смотреть одновременно телевизор…

Ирина Мельникова: И делать уроки.

Любовь Духанина: И выполнение домашних заданий, да.

Анастасия Урнова: Запомните это, наши телезрители!

Ирина Мельникова: Это один момент. Конечно, включенные родители наблюдают, мониторят, что смотрит их ребенок. И таких родителей очень много. На самом деле серьезная такая работа – быть родителем. И конечно, дать своему ребенку возможность альтернативы. Спроси у любого ребенка до определенного возраста: "Что ты будешь – смотреть телевизор? Или давай поиграем в настольную игру?" – к примеру. Или: "Пойдем погуляем, покатаемся на коньках". И ребенок, я убеждена в том, что в 99% случаев скажет: "Пойдем". Но только родитель не всегда говорит эту фразу, к сожалению.

Анастасия Урнова: А может ли быть еще один источник конфликта? Мы знаем, что сейчас часто в одном классе учатся дети разных национальностей, представители разных культур, и нередко детей воспитывают в том, что они должны с уважением относиться к культурным особенностям той нации, к которой они принадлежат. Естественно, это должно вызывать определенные различия. Насколько это может способствовать конфликтам в классе, например? Кирилл.

Кирилл Гончаров: Я не думаю, что это должно способствовать конфликту в классе.

Анастасия Урнова: Или с учителем.

Кирилл Гончаров: Я думаю, что школа должна учить тому, что наше разнообразие – это тот базовый фундамент, с которым должен воспитываться молодой человек. Но, насколько мне известно, внутри школ, внутри классов нет конфликтов по национальному и этническому признаку.

Леонид Перлов: Бывают.

Кирилл Гончаров: Ну, не в таком масштабе, как…

Анастасия Урнова: Мне кажется, что учителя не согласны, у меня такое ощущение.

Леонид Перлов: У нас светская школа по Конституции.

Милена Биджамова: Нет, я, например, вообще считаю, что… В принципе, когда мы учились, тоже необязательно… Просто у нас в графе "национальность" тогда в журнале синем не писалось или, по крайней мере, это было недоступно для детей. Дети действительно дружат все, вы понимаете, если они дружат.

Анастасия Урнова: Если мы говорим опять же об учителях, я знаю, что некоторых, например, молодых мальчиков воспитывают в культуре, в которой женщина – человек, который играет второстепенную роль, скажем так. А у него учитель – женщина. Вот как в такой ситуации?

Милена Биджамова: Ну, это уже вопрос к родителям.

Любовь Духанина: Рассказывать, что одним из великих физиков была Мария Кюри, великая женщина.

Анастасия Урнова: Родитель или учитель должен это делать?

Любовь Духанина: И учитель, и родитель.

Леонид Перлов: Если родитель не рассказал, придется это сделать учителю, если ребенок к моменту прихода в школу не в курсе дела и не знает, кто такая Софья Ковалевская или Мария Кюри, например.

Анастасия Урнова: То есть я правильно понимаю, что на практике пока это особо незаметно?

Леонид Перлов: Но такое бывает, к сожалению.

Валерий Вакарюк: Но есть позитивный пример. Можно я приведу позитивный пример?

Анастасия Урнова: Да, конечно.

Валерий Вакарюк: К сожалению, я не так большой специалист. Позитивный пример из мультика. Помните серию мультиков про русских богатырей и так далее и тому подобное? Вот это типичный пример, как можно перехватывать инициативу, например, в сфере мультфильмов.

Анастасия Урнова: Мы, кстати говоря, русские, советские, российские и западные мультики сравнили и посмотрели, где и какие ключевые персонажи, какие ценности они несут. Я думаю, сейчас можем вывести это на экран, чтобы посмотреть всем вместе и далее обсудить.

Это, очевидно, два основных персонажа для СССР. Для США то же самое – известные всем Том и Джерри. Я думаю, что основная идея… С одной стороны – больше насилия, с другой стороны – больше дружбы. С одной стороны – больше ценностей взаимоотношений, какой-то искренности, с другой стороны – ну, если можно так сказать, наверное, денег.

И более того, кстати, мы еще потом посмотрели, а что же больше смотрят, и выяснили… Сейчас у нас тоже будет графика, что смотрят больше. И выяснили, что все еще наибольшей популярностью пользуются мультики советского и российского производства. Давайте сразу посмотрим. Мультики России смотрит примерно треть наших зрителей, США – где-то четверть. Кстати, я думаю, СССР и Россию можно сложить. Так что получается, что половина зрительской аудитории выбирает мультики отечественного производства. Ну, СССР – это то, что было появления Российской Федерации.

Милена Биджамова: Мы говорим опять о мультиках, а все-таки все, что происходит в стране, все эти примеры, которые были приведены, они сделаны не учащимися начальной школы, а они все-таки сделаны подростками.

Анастасия Урнова: Но база-то закладывается, наверное, еще в то время, когда мультики смотришь.

Милена Биджамова: Для подростков у нас действительно… Понимаете, у нас все хорошие передачи идут либо поздно, когда дети должны спать, либо их нет вообще. Это к моменту тоже престижа учителя. Простите, я не вспомню за последнее десятилетие ни одного фильма в честь и во славу роли учителя.

Леонид Перлов: Один – "Географ глобус пропил".

Милена Биджамова: Как включаешь телевизор – вот только про нашего брата говорят: "Тут ударил, тут еще что-то сделал". И обсуждают это на всю страну. Ну неужели у нас по всей России… Поверьте, что миллионы учителей, про которых и о которых можно сделать передачи и на их примерах вырастить хорошее поколение будущих учителей. А у нас получается, что у нас только…

Любовь Духанина: При этом необязательно делать только об учителях. Надо делать о великих ученых и о великих бизнесменах, которые сами с нуля что-то создали, создали целые империи, создали большое количество рабочих мест, занимаются социально ответственным бизнесом.

Анастасия Урнова: Больше позитивной повестки?

Любовь Духанина: Нам нужно уйти уже от идей перестройки с самого начала, когда мы можем ничего не делать, а все купим. Нет. Идея созидательного творчества – самая продуктивная для развития любого человека. И это базис для любой успешности.

Анастасия Урнова: Да, Валерий.

Валерий Вакарюк: Ну, мультики я имел в виду как частный как бы случай, который имеет смысл ранжировать и в других сферах. Но смотрите, что очень важно, на мой взгляд. Все та же, извините, госполитика. Я не могу здесь успокоиться. До тех пор пока…

Анастасия Урнова: Всегда все зависит от государства.

Валерий Вакарюк: Не всегда и все, но очень многое, очень многое. До тех пор пока во главе угла у нас, в том числе в средствах массовой информации в первую очередь, стоит прибыль, деньги, то продаваться убийства, скандалы, секс, всяка гадость будут гораздо лучше, потому что это то, что развращает человека, и он может покупать, и он хочет это покупать. Поэтому когда у нас критерий зарабатывания, у нас все идет в сферу деградации. И то за эти 20–30 лет не сумели разрушить до сих пор вот эту культурную основу. А если бы у нас было направленная государственная политика, в том числе формирования и позитивного образа учителя, если бы на это выделялись деньги, на съемки этих фильмов и так далее и тому подобное, то картинка была бы немного другая.

Анастасия Урнова: Но при этом вроде бы государственная политика есть и в адрес создания позитивного образа и учителя, и разных других профессий, и вообще максимально позитивной повестки.

Леонид Перлов: Нет такой государственной политики, есть изображение этой политики. Я неслучайно сказал, что за обозримый промежуток времени, в сущности, была одна книга и один снятый по ней фильм – "Географ глобус пропил". Будучи географом, я трижды получал в подарок это чудовищное произведение…

Анастасия Урнова: Возможно, будет больше.

Леонид Перлов: И образ этого человека, которого я, будучи педагогом-профессионалом, на пушечный выстрел к детям никогда бы не подпустил по всем его, так сказать, показателям, характеристикам и параметрам. До тех пор пока одно из первых лиц в государстве, наш премьер-министр (практически почти дословно я могу напомнить его слова), предлагает учителю не работать в школе, если он хочет получать приличную зарплату, а работать…

Анастасия Урнова: А заниматься бизнесом.

Леонид Перлов: …а заниматься бизнесом, да, работать где-то в другой области…

Валерий Вакарюк: То мы обречены.

Леонид Перлов: …то все эти слова, которые произносятся во славу и в честь, – звук пустой. Люди слышат то, что им говорят. Им сказали вот это. До тех пор пока молодой учитель, приходя в школу, получает на свою голову гигантскую лавину бумаги, неприятие коллег и конкуренцию с их стороны, поскольку учитель поставлен… Сегодня учителя ввели в конкурентные отношения с его коллегами. Я, старый учитель, не только не имею мотивации готовить себе смену, а я имею мотивацию этого не делать, потому что он – мой конкурент. И моя зарплата будет уменьшаться пропорционально тому, как он будет профессионально расти.

Анастасия Урнова: Понятно.

Любовь Духанина: При этом жизнь показывает, что учителя – великие люди. И мы помним начало перестройки, когда учителя не получали зарплат, но каждое утро выходили на работу, чтобы учить детей.

Анастасия Урнова: Потому что это призвание.

Любовь Духанина: Как бы учителя сейчас ни переживали за увеличенную нагрузку (и мы беспокоимся о них), они по-прежнему каждое утро приходят в класс и делают все, чтобы наши дети развивались. Это призвание.

Анастасия Урнова: Коллеги, может быть, есть какая-то западная практика, которую мы можем перенять для себя и улучшить ситуацию?

Леонид Перлов: Западная и восточная.

Валерий Вакарюк: Ни в коем случае!

Анастасия Урнова: Тут сразу люди не согласны.

Валерий Вакарюк: Самое контрпродуктивное, самое разрушительное – перенимать что-либо чужое, не адаптируя его под себя.

Анастасия Урнова: Но никто же не предлагает сделать кальку. Может быть, есть какие-то ходы?

Леонид Перлов: Нельзя встроить чужой кирпич в готовое здание.

Валерий Вакарюк: Нельзя.

Леонид Перлов: Упомянул коллега Индию. Я видел, что такое индийская школа, бывал. Корея Южная – сегодня это одна из лучших в мире педагогических систем.

Анастасия Урнова: Сейчас все финляндской школой восхищаются.

Леонид Перлов: Есть финская школа, не хуже, хотя они идут абсолютно разными путями. Отказаться от идеи единственно верного (а у нас эта идея, к сожалению, до сих пор процветает, что "только так, а иначе"), а есть несколько возможных действий – и это уже будет некоторое облегчение учителю.

Все-таки разобраться, извините, Любовь Николаевна, с законом "Об образовании". Я человек не жадный. Я согласен, чтобы там оставили все, что там есть сегодня, включая очевидные нелепости, если при этом вычеркнут статью о том, что это услуга. Уберите эту статью – и мы хоть, по крайней мере, получим возможность надеяться на какое-то изменение.

Анастасия Урнова: Валерий, не согласны? Буквально коротко, потому что…

Валерий Вакарюк: Я согласен, но этого недостаточно.

Леонид Перлов: Недостаточно, но хотя бы что-то.

Валерий Вакарюк: Пока бал у нас в государственной политике правят Минфин и всякие бухгалтера и бюджетники, которые все подчиняют под экономию, под деньги, под прибыль, – никаких шансов!

Леонид Перлов: Политику диктуют бухгалтеры.

Валерий Вакарюк: У нас должны поменять приоритеты государственной политики. Культура, образование, армия – превыше всего. А бухгалтера – обслуга. Это их дело – все это учитывать и делать так, чтобы всем было хорошо, и не лезть сюда, и не диктовать здесь свои правила.

Анастасия Урнова: Знаете, у нас с вами уже совсем завершается время, поэтому я предлагаю закончить таким блицем. С вашей точки зрения, при каких условиях и что нужно сделать, когда изменится ситуация, в которой учитель – это опасная профессия? Я спрошу каждого. Буквально коротко ваша основная мысль.

Милена Биджамова: Вы знаете, я вам скажу так. Я для себя, проработав 25 лет, горжусь тем, что я учитель.

Анастасия Урнова: А мы вам благодарны за это.

Милена Биджамова: И если бы можно было повернуть назад пленку, я бы все равно выбрала учительскую профессию. Понимаете, я ее люблю. И я считаю, что люди, которые пришли, что бы ни было, нас уже не сломить. Понимаете, мы действительно приходим каждый раз. Мы такие законопослушные, что мы приходим и часами ждем приезд министра, а он опаздывает, или еще кого-то.

Анастасия Урнова: В общем, все будет держаться и дальше на оптимизме и желании работать?

Милена Биджамова: Если нам государство поможет этот оптимизм не уронить, понимаете.

Милена Биджамова: Хорошо. Ирина.

Ирина Мельникова: Мне хотелось бы сказать следующее. "Добрые", "умные", "веселые", "интересные", "друзья" – это так пишут о наших учителях дети, по крайней мере в нашей школе, причем не только малыши, но и подростки. И действительно таких учителей очень много. Для того чтобы укрепить профессию, для того чтобы не было таких ситуаций агрессивного отношения к учителю, есть ряд мер, в том числе и психологических. Безусловно, очень важно, чтобы в наших школах была возможность у учителя получить такую разгрузку.

Анастасия Урнова: Да, конечно. Пожалуйста.

Кирилл Гончаров: Когда-то Вячеслав Тихонов сформировал, на мой взгляд, блестящий в культовом фильме "Доживем до понедельника" образ учителя как старшего товарища и друга. К этому должны стремиться наши современные молодые специалисты. А государство и общество должны помнить о том, что школа – это важнейший и фундаментальный социальный институт.

Анастасия Урнова: Спасибо, спасибо.

Валерий Вакарюк: Еще лет двадцать тому назад наше государство было ничто. С тех пор оно начало получать военный и внешнеполитический суверенитет. Так вот, только присоединение к нему экономического суверенитета и образовательно-культурного позволит нам стать настоящим суверенным государством и в корне изменит ситуацию в системе образования. Только так.

Анастасия Урнова: Спасибо большое.

Леонид Перлов: Возвращение педагогической сфере, педагогике положенного ей по сути самой этой сферы первого, первоочередного статуса. Сегодня педагогика начисто вытеснена экономикой, политикой, нравственностью, причем религиозной нравственностью – и в результате от педагогики ничего не осталось. Вычеркнуть из списка отраслей сферы услуг образовательную сферу и изменить приоритеты, поставив на первое место педагогику.

Анастасия Урнова: Понятна ваша позиция. Спасибо.

Любовь Духанина: Нам необходимо в целом увеличить благосостояние России для того, чтобы минимум в два раза увеличить бюджет образования в Российской Федерации, обеспечить высокий уровень заработной платы учителей при отсутствии колоссальной нагрузки, дать возможность им быть по-прежнему профессиональными и неравнодушными. Комфорт, внимание учителя к ребенку действительно позволит им быть друзьями, которые вместе развиваются.

Анастасия Урнова: Ну что же, по всей видимости, учитель стал опасной профессией во многом в результате не совсем корректной государственной политики. Пока не изменится она, дело спасение утопающих в руках самих утопающих.

Правду вместе с вами искала Анастасия Урнова. Увидимся на Общественном телевидении России.