Гульнара Гарифулина, директор благотворительного фонда «Дети Байкала», Иркутск: «Когда ребенок попадает в детский дом, он испытывает большое горе, потому что рушится весь его прежний мир. Он теряет родителей, окружение и все, что было у него до этого. Но у него все равно, как правило, остается надежда, что он будет жить в семье. И как же больно, когда мы видим детей, которых вернули обратно в детский дом. Ребенок, которого вернули, он переживает чувство безысходности. Он считает, что это он виноват в том, что его вернули. И у него появляется большое чувство вины. И он думает, что это он плохой. Он не знает о том, что просто взрослые не справились с этой ситуацией. Поэтому я считаю, что задача взрослых – сделать все для того, чтобы таких возвратов было меньше. И мы будем это делать». Варвара Макаревич: Отмена усыновления предусмотрена для защиты прав детей в случае, если родители, например, не справляются со своими обязанностями. Однако по иронии судьбы эта процедура чаще инициируется родителями для отказа от ребенка. А ведь опека и усыновление – это очень важный и ответственный шаг. Так почему же участились случаи вторичного возврата детей в детские дома? Неправильная система устройства детей в семьи? С какими проблемами сталкиваются родители и приемные дети? И что можно сделать, чтобы спасти детей от вторичного возврата? Обсудим в ток-шоу «ПРАВ!ДА?». Меня зовут Варвара Макаревич. И вот мои гости: Ольга Окунева – первый заместитель председателя Комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей. Считает, что в опеке работает недостаточное количество специалистов. Мария Рыльникова – координатор волонтерской программы «Быть рядом». Убеждена, что волонтер может дать ребенку опыт общения. Елена Мачинская – психолог. Уверена, что многих возвратов можно было бы избежать, если бы семьям вовремя была оказана необходимая психологическая поддержка. Диана Машкова – основатель проекта «Азбука семьи». Предлагает забрать всех детей из детских домов. Ольга, я сейчас смотрю на цифры – и я вижу данные Минпросвещения, которые говорят о следующем: в прошлом году из приемных семей в детдома вернули 5 374 ребенка. Это огромная цифра. И этот показатель вырос в два раза за последние пять лет. Какая основная причина отказов от детей? Почему это происходит? И почему в таких количествах? Ольга Окунева: Причин достаточно много. Наверное, и психологическая несовместимость, и неготовность в первую очередь тех, кто взял ребенка, нести за него ответственность, стать для этого ребенка родной семьей. Как мы видели в сюжете, все дети мечтают о той семье, в которой их будут любить и понимать. Вот не получилось любви и взаимопонимания. И мне кажется, что в этом виноваты взрослые, потому что для ребенка большая трагедия – потерять семью, а когда его возвращают, то он теряет ее второй раз. Это еще больший психологический надлом. Поэтому надо ответственно относиться к своему родительству, к тому, что ты берешь ребенка в семью, быть к этому готовым и учиться быть хорошими папой и мамой, настоящими родителями. Варвара Макаревич: Мария, есть такое мнение (я его встречала), что собственно случаи возврата участились после принятия «закона Димы Яковлева», когда запретили усыновлять иностранцам. И тогда чуть ли не усиленно стали, естественно, с удвоенной силой пристраивать детей в российские семьи – и именно после этого собственно количество возвратов возросло. Вы видите здесь какую-то связь или ее нет? Мария Рыльникова: Ну, на мой взгляд… Я согласна с коллегой, что причин много. Но навряд ли это как-то связано с законом. Мне кажется, что это в первую очередь связано с тем, что был взят курс на усыновление российскими приемными родителями, но соответствующая подготовка к этому моменту не проводилась. То есть решение раздавать в семьи было принято, но необходимой базы, которая должна была вначале состояться, ее не было. И просто очень много детей ушли в неподготовленные семьи. Это с позиции того, что мы видим как волонтеры, потому что я представляю волонтерский проект в детских домах. Варвара Макаревич: Елена, вы согласитесь, что одна из причин (уже ваши коллеги назвали) – это действительно неготовность взрослых? Но тогда возникает вопрос: а почему этим взрослым дали детей, если они были не готовы? Можно ли это вообще как-то проверить в самом начале и убедиться, что, да, здесь эта история будет успешной, все будут любимы и любить друг друга? Елена Мачинская: Ну, если мы говорим про рост процента возвратов, то увеличилось количество возвратов, но процент их остался примерно тот же. То есть увечилось количество устроенных детей, но возвращают примерно такой же процент детей. Это о чем нам говорит? Это не говорит о том, что внезапно родители стали как-то менее подготовленными или менее ресурсными. Проблема была и сейчас, и раньше, просто сейчас в какой-то момент устроили очень много детей, и какой-то процент вернулся. Не было какого-то кризиса подготовки. А то, что у нас подготовка хромает – это действительно так. И во многих регионах (это я знаю точно) ШПР существует номинально. Варвара Макаревич: Это школа подготовки родителей, правильно? Елена Мачинская: Школа приемных родителей. Да, извините, не расшифровала. Она существует номинально. Очень много отдают детей вообще без подготовки, не то что без должной, а вообще безо всякой подготовки. И родители возвращают. Ну, это одна из причин, естественно. Причин на самом деле гораздо больше. Варвара Макаревич: Да, поговорим об этом обязательно. Диана, но есть еще один такой момент, который я тоже заметила, пока готовилась, – это отказ от детей из-под родственной опеки, то есть когда есть родственники: бабушки, дедушки, какие-то тети, дяди. Тем не менее близкие родственники не справляются с детьми и отдают их на воспитание государству. Какой механизм там работает? Почему родные люди – все-таки родственники – отдают ребенка? Диана Машкова: Ну, вы это очень верно отметили, что есть такая проблема: из-под родственной опеки много возвратов. Нужно вспомнить, что родственников не обязывали проходить подготовку в школе приемных родителей. И это одно из следствий. В последние годы мы говорим о том, что нужно обязательно учить бабушек, дедушек (в основном они опекуны). И бывает так, что маленького ребенка берет родственная семья, ребенок вырастает, становится подростком, и их компетенции не хватает. Кстати, большая часть отказов именно от детей старшего подросткового возраста. То есть пока малыши были – хватало родителям приемным осознанности, как-то они справлялись. Но на подростковый период уже ни знаний нет, ни компетенций нет. И здесь вопрос в любом случае – в сопровождении семей, которые принимают детей-сирот, и, конечно, в образовании, в просвещении, потому что без этого в целом уровень семей в стране у нас недостаточен для того, чтобы детей с травмами, детей с последствиями депривации воспитывать, не проходя никакого такого специального поддерживающего сопровождения. Варвара Макаревич: То есть я могу сделать вывод, что родственников, которые берут ребенка, не знаю, племянника или внука, который остался сиротой, к себе на воспитание, их тоже нужно готовить? Одного факта кровного родства недостаточно, чтобы стать хорошим приемным родителем? Диана Машкова: Абсолютно так. И практика именно это нам доказывает. Варвара Макаревич: Хочется вспомниться одну историю. Если вы помните, по-моему, это был февраль, когда мальчик Миша обратился к президенту Российской Федерации с просьбой оставить его с бабушкой. Про эту историю много писали и много говорили, тем не менее, насколько я знаю, с февраля вопрос все еще не решился. Его забрался у бабушки и отправили… Ну, органы опеки его забрали. Почему в данном случае было решено, что бабушка не готова его воспитывать, не знает, как это делать? Почему в данном случае, даже если ребенок хочет быть с ней, желание обоих людей здесь не учитывалось? Диана Машкова: У нас, к сожалению (вот то, что мы наблюдаем), пока нет единого стандарта принятия решений в органах опеки и попечительства. Вот только сейчас идут разговоры. Анна Кузнецова, уполномоченный по правам детей, говорит, что нужно создавать единую систему опеки. Сейчас у опеки даже разное подчинение: кто-то – Министерству просвещения, кто-то – Департаменту соцзащиты, кто-то – муниципалитету. И получается, что каждый сотрудник исходит из каких-то личных знаний о жизни. Но специальной подготовки не проходят сотрудники органов опеки, даже на уровне школы приемных родителей. Пока мы начинаем говорить, что, конечно, со значимым взрослым, если он не наносит вред жизни и здоровью ребенка, ребенку намного лучше – это не всем и не всегда понятно. Иногда лучше оказывается еда, одежда, образование, которое дает детский дом. А детский дом сегодня – это действительно средоточие всевозможных услуг. А семьям бедным, напротив, услуги, как правило, бесплатно не предоставляются – те же кружки, те же занятия. И в этом тоже есть такая подмена понятий, когда детский дом становится слишком привлекательным, а бедная бабушка, имеющая недостаточно ресурсов, в том числе и материальных, она может уже быть непривлекательной. Но это не значит, что бабушке можно отдать и забыть. Бабушку нужно обучить. И бабушку нужно сопровождать с помощью психологов. Без этого, к сожалению, успеха ожидать невозможно. Варвара Макаревич: Ольга, возможно, даже вы сможете эту ситуацию тоже прокомментировать как раз со своей стороны. Как она решалась, решается и будет ли как-то решаться? Ольга Окунева: Безусловно, каждая жизненная ситуация – она специфична и должна быть решена. Когда есть желание и у бабушки, и у внука, им надо помочь соединиться и создать те условия, которые должны быть в этой семье, надлежащие. Вы знаете, я бы хотела согласиться с тем, что говорила Диана и иные коллеги, – о том, что необходимо готовить и совершенствовать законодательство. У нас органы опеки – это полномочия субъектов Российской Федерации. Субъекты Российской Федерации передают органам местного самоуправления. Мы должны понимать, что у нас недостаточное количество специалистов работает в органах опеки. И большое количество семей закреплено за каждым специалистом, сопровождение которых они должны оказывать и выполнять иные функции, которые… Сегодня готовится внесение изменений Министерством просвещения в соответствующее законодательство, где более четко должны быть прописаны обязанности органов опеки. Смотрите – бабушка. Бабушка живет вдалеке даже от районного центра, не то что от областного. Какое количество у нас школ, которые готовят приемных родителей? Насколько бабушка владеет современными технологиями и может так, как мы с вами, общаться, чтобы получать обучение? Если она живет на селе, то у нее еще, возможно, есть какое-то личное подсобное хозяйство. Может ли она уехать? Поэтому вопросы учебы очень сложны. Поэтому надо создать для сопровождения, безусловно, условия. И сопровождение должно быть межведомственным. Нужно своевременно позаботиться о здоровье ребенка, а не только о его психологическом комфорте, не только, как говорят коллеги, о его материально-бытовых условиях, чтобы в доме всегда было тепло, была еда, какие-то иные обстоятельства, безусловно, одежда для ребенка и самые необходимые вещи. Варвара Макаревич: Я поняла вас, да. То есть огромное количество факторов, которые учитываются и взвешиваются. Ольга Окунева: Конечно. Варвара Макаревич: Уже не раз сегодня прозвучали слова о правильной подготовке родителей. Давайте обсудим далее, как предотвратить отказ. Елена, а как вовремя почувствовать, что семье нужна помощь? Условно, они уже взяли ребенка. Они столкнулись с какими-то проблемами. И, может быть, они не всегда готовы сами прийти и эти проблемы обсуждать. Можно ли как-то эту точку зарождения проблемы отследить и помочь им в этот момент? Елена Мачинская: На мой взгляд, случаи отказа возникают (я не знаю в процентах, это мое мнение) в 70–80%, а то и в 90% случаев, когда родитель выгорает. Но этот процесс не происходит одномоментно. То есть нет такой точки, когда вчера еще не нужна была помощь, а сегодня нужна. Этот процесс очень длительный и плавный, когда человек потихонечку, потихонечку, потихонечку выгорает. Появляется какая-то неврастения, депрессия, какие-то собственные травматические… Варвара Макаревич: А есть возможность со стороны это отследить, если родитель сам не приходит и не просит о помощи? Елена Мачинская: Если мы говорим про приемных родителей и про опеку, то, на мой взгляд, сопровождение должно быть обязательным и не должно происходить исключительно только по просьбе. Ну, по просьбе дополнительные консультации могут быть оказаны. А вообще семьи в идеале, конечно, нужно очень мягко, очень бережно, очень осторожно отслеживать, но не в плане контроля, как у нас сейчас происходит, есть такой перекос. Служба сопровождения не должна быть аффилирована с опеками, потому что иначе приемные родители просто боятся и закрываются, потому что они понимают: «Если мы сейчас пожалуемся, что у нас что-то не получается, где-то мы не справляемся, какие-то проблемы у нас возникли, то к нам из опеки придут и ай-ай-ай сделают, скажут: «Что же вы, граждане? Зачем же вы? Давайте мы у вас заберем вообще детей. И ваших заодно». Варвара Макаревич: А насколько часто и как осторожно как раз должны действовать эти службы сопровождения? Вот сколько раз, не знаю, условно, в неделю или в месяц можно приходить к родителям или разговаривать с ними и как-то отслеживать, как происходит процесс? Елена Мачинская: Ну, это интересный дискуссионный вопрос. На мой взгляд, все должно быть очень индивидуально и решаться комиссионно конкретно в каждой семье. Если мы видим в семье какие-то повышенные риски возврата, условно, если ребенок сложный, то, возможно, чуть чаще, больше внимания, больше помощи, не только контроля, а именно помощи в первую очередь. Если мы видим, что семья ресурсная и эмоционально справляется, и ребенок себя чувствует комфортно, то, возможно, здесь… Индивидуальный план под каждую семью нужно создавать. Возможно, чуть чаще, чуть реже – в зависимости от ситуации в семье. Варвара Макаревич: Мария, а как донести до родителей? Я так понимаю, судя по тому, что сказала Елена, очень многие как раз не обращаются за помощью, потому что боятся, что это им и аукнется каким-то образом, ребенка просто заберут у них. А как все-таки до них донести мысль, что просить о помощи можно и нужно? Мария Рыльникова: Мне кажется, это как раз проще всего в моменте подготовки делать. Возможно, что школа приемных родителей как раз и нужна для того, чтобы вот это понимание развивалось: что, вообще-то, воспитание приемного ребенка – это очень сложно; и помощь может потребоваться на разных этапах, а не только на первом, самом сложном, на этапе адаптации. Поэтому, на мой взгляд, как раз школа приемных родителей и нужна для того, чтобы выработать эту эффективную коммуникацию родителей с независимым психологом, который в дальнейшем будет их сопровождать. Варвара Макаревич: Раз мы заговорили о школе, я как раз предлагаю посмотреть небольшой видеосюжет. Я сейчас дам слово. Хотелось бы посмотреть короткую зарисовку от «Школы ответственных родителей». Елена Соловьева, куратор проекта «Школа ответственных родителей»: «Мы приняли решение обучать взрослых, для того чтобы помочь детям. Детей-сирот окружает большое количество взрослых, которые никогда в своей жизни не сталкивались с психологией сиротства. В нашем проекте уже приняло участие более 90 человек. Проект «Школа ответственных взрослых» направлен на обучение не только приемных родителей и кандидатов в приемные родители, а также на взрослых, которые непосредственно взаимодействуют с детьми-сиротами. Это школьные учителя, воспитатели, соседи и родственники, которые должны понимать и поддерживать приемную семью. Только понимание общества и помощь близких способны сократить количество возвратов детей из приемных семей». Варвара Макаревич: Может быть, вы готовы поделиться опытом? Вы ходили в подобную школу? Как для вас этот процесс проходил? Диана Машкова: Если меня спросить, то я не только ходила, но после школы приемных родителей я поняла, что мне очень нужно постоянное общение с такими же людьми, которые усыновили или приняли под опеку детей. Поэтому был создан «Клуб приемных семей». Сейчас он уже разросся и стал большим – около 3 тысяч человек. Есть филиалы в регионах. И вот это непрерывное образование и обучение, когда читают лекции психологи, читают лекции опытные родители, происходят семинары, обмен опытом, – это архиважно. Но, кроме этого, важно готовить общество. Вот совершенно верно предыдущий спикер сказал о том, что то, как нас принимают в обществе (в школе, в поликлинике, в каких-то государственных службах), отражается на том, как мы себя чувствуем, отражается на том, готовы мы с открытой душой вообще идти и рассказывать все как есть, как нам трудно, как нам больно бывает, как плохо во время адаптации; или мы лучше замкнемся, запремся у себя дома и будем считать, что сами справимся. Потому что вот эта реакция: «И зачем вы набрали? Ну, вы сами этого хотели – теперь справляйтесь как угодно», – ну, это просто неадекватно. Нужно понимать, что родительство, тем более приемное, – это великий труд, тяжелый труд. И ребенок, в общем, проверяет взрослых на прочность. Очень тяжело бывает выдержать. У нас адаптация с подростками – с каждым – не меньше трех лет продолжалась. Ну, это такой непростой период. Я называю это экстремальным родительством. И без поддержки, без принятия окружения очень сложно! Варвара Макаревич: Елена, а у вас похожая история? Елена Мачинская: Ну да. У меня три приемных подростка, две из них имели опыт возврата. То есть одну из них я взяла прямо в день возврата, а другая находилась в детском доме, но ее уже дважды возвращали к тому моменту. Поэтому, безусловно, чем больше ребенок переживает возвратов, тем тяжелее ему поверить заново вновь появившимся на его горизонте взрослым. И всегда вопрос: «А не предашь ли ты? А если предашь, то зачем тебя слушаться, зачем мне привыкать к этой семье? Зачем мне принимать ваши правила игры…» Варвара Макаревич: «…если ты все равно меня отдашь?» Елена Мачинская: Да. «Ну, у меня уже такой опыт был в жизни. У меня другого опыта в жизни не было. Меня всегда все отдавали». Ведь, кроме возвратов, у ребенка вообще бывает огромное количество перемещений. То есть сперва от него отказалась мама – забрала бабушка. Потом бабушка не справилась (я про одну из своих девочек говорю) – тетя взяла. Потом забрали в приют от тети. Из приюта забрали через год в детский дом. Из детского дома забрали в приемную семью. Из приемной семьи забрали уже ко мне. То есть получается, если посчитать количество, я уже седьмая какая-то тетя, которая к ее девяти годам… Варвара Макаревич: Ну да, уже сложно здесь доверять людям на этой стадии, безусловно. Ольга, вопрос про школы. Не является ли это все некой… Вот у нас есть два примера сегодня очень ответственных родителей, но все же посещение этих школ, насколько я знаю, по закону обязательно не для всех. В принципе, ты приходишь – и сертификат ты получишь в любом случае. И ходишь ты в эту школу только непосредственно перед усыновлением. Не является ли это все некой профанацией? Может быть, как-то по-другому должна вся система выглядеть? Ольга Окунева: Вы знаете, мне сначала в лице Елены и Дианы хотелось бы сказать всем приемным родителям огромное спасибо за их действительно ответственное родительство и за то, что дети живут в семье, и эти семьи взяли на себя заботу. А вот если говорить о школах, то здесь, знаете, наверное, надо затронуть тему еще и профессионализма тех, кто в этих школах работает… Варвара Макаревич: А кто там работает, кстати? Ольга Окунева: …не обижая абсолютно тех, кто взялся за эту сложную задачу. Варвара Макаревич: Кто там сегодня работает? Ольга Окунева: Там разные работают. У нас с вами сегодня есть национальный проект «Образование». В рамках национального проекта «Образование» есть федеральный проект, который называется «Помощь семье». Семья, где живут приемные дети – это такая же семья, и она имеет права, и она хочет, чтобы к ней относились, к детям относились абсолютно одинаково, потому что они сами своих кровных и приемных детей любят одинаково. Я знаю очень многие семьи, я была не раз и не в одном учреждении, у меня с ними постоянные устойчивые связи. И дети хотят, чтобы их считали там кровными. Семьи Елены и Дианы – этому подтверждение. Я видела, с какой болью женщины говорят об этом. Варвара Макаревич: Я хотела бы вернуться к вашей мысли о том, что нужно еще как-то специально готовить тот персонал, который работает в этих школах. Ольга Окунева: Да, конечно, конечно. Варвара Макаревич: Кто их в таком случае должен готовить? Ольга Окунева: Вот смотрите. Их должны готовить наши вузы. Их должны готовить вузы. У нас не во всех педагогических вузах есть… Во-первых, не во всех регионах есть педагогические вузы, у нас где-то они стали классическими университетами. Но не везде есть психологические факультеты. И если не обижать специалистов, то… Спасибо всем тем, кто работает, но специалистов требуется на сегодня гораздо больше. И помощь должна быть более квалифицированной. Варвара Макаревич: Мария, я так понимаю, что если не хватает специалистов и людей, то в школы могут пойти как раз волонтеры, которые готовы каким-то образом помочь, через это проходили. Есть такая практика? Мария Рыльникова: Волонтеры в школе? Нет, пока для нас это совсем такой новый опыт. Точнее, его не было. Волонтеры ходят в больницы, поддерживают детей, когда они госпитализируются и оказываются без родителей. Это один формат и одни цели. И другие цели – это когда волонтер приходит к ребенку, который находится в детском доме, пусть даже временно. И очень часто как раз именно волонтер является таким мостиком, своеобразной подготовкой к встрече ребенка с его новой семьей, потому что именно волонтер может дать ребенку опыт общения, опыт индивидуального общения, опыт заинтересованного общения. То есть именно волонтер может стать для ребенка примером значимого взрослого. Варвара Макаревич: А есть ли какая-то специфическая работа с возвратными детьми со стороны волонтеров? Мария Рыльникова: Мне кажется, это в каждом конкретном случае специфическая работа, потому что любая пара «наставник – ребенок» – это индивидуальный кейс, и он в любом случае всегда сопровождается помощью психолога. И в каждой конкретной ситуации свой план, нет какой-то единой схемы. Это индивидуальная работа, в этом ее смысл. Это если говорить про работу волонтеров в детских домах. Варвара Макаревич: Что же, давайте обсудим далее, что нужно изменить, чтобы возвраты детей свести к минимуму. Мы знаем, что у нас есть три формы устройства ребенка: усыновление, опека и приемная семья. А вот волонтеры предлагают еще наставничество. Что это такое? Давайте посмотрим в следующем сюжете. Диана Егорова, бывшая выпускница Лесогорской школы-интерната: «В 15 лет я закончила школу-интернат и поступила учиться в Иркутский колледж автомобильного транспорта и дорожного строительства. Наверное, это был… ну, не был, а настал как раз тот самый тяжелый момент, с которым сталкивается каждый ребенок-сирота. В каком плане? В том плане, что появляется множество проблем, множество разных вопросов, ситуаций, с которыми, как правило, дети-сироты не сталкиваются. У меня появился наставник, то есть самый близкий и самый родной мой человек. Я считаю, что наставник – он нужен, и он нужен каждому ребенку-сироте. Наставник – это в первую очередь друг для ребенка, это поддержка, это помощь, это опора. И каждый ребенок, я думаю, будет, наверное, намного счастливее, он будет намного умнее, он будет совершать менее необдуманные поступки, он научится советоваться и хоть как-то адаптироваться в жизни. Но не сделать этого без наставника, не сделать этого без взрослого человека, который был бы рядом тогда, когда он действительно нужен». Варвара Макаревич: Диана, как вы оцениваете такую форму опеки? Ее нужно оформлять законодательно? Диана Машкова: Ну, это, как правило, не опека, а это при благотворительных организациях часто бывают школы наставников, где готовят специально людей. Без подготовки не стоит идти в детский дом в принципе и знакомиться. И люди становятся наставниками. Иногда это оформляется как гостевой режим. То есть официально в органы опеки документы сдает кандидат в наставники и получает разрешение навещать, забирать на выходные, на каникулы домой. Если невозможно найти ребенку семью… Хотя на сегодняшний день уже и семнадцатилетних детей принимают в семьи. И наша семья семнадцатилетнего мальчика приняла, и я много других примеров знаю. Но если нет такой возможности, то, конечно, обязательно нужен тот значимый взрослый, который возьмет за руку и проведет по жизни, потому что ребенок ни в бытовых вопросах, ни в вопросах образования, ни в профессии, ни в чем не имеет опыта и не имеет знаний. Детский дом – это, конечно, такая искусственная среда. И невозможно там ничего понять о жизни, невозможно научиться отношениям и вообще всему тому, чему кровные дети с рождения учатся просто от своих собственных близких взрослых, не прилагая усилий. Варвара Макаревич: Диана, вы сказали, что вы взяли как раз ребенка в возрасте 17 лет. Если сравнить его с ребенком, который рос все это время в семье, то в чем принципиальная разница в этом возрасте? Диана Машкова: Ну, разница в возрасте, в том, что нам в 17 лет нужно, как с младенцем, только-только знакомиться, выстраивать отношения. И это тяжело. Это, конечно, уже отчасти как со взрослым. Варвара Макаревич: Диана, хорошо, я перефразирую вопрос. Может быть, не совсем понятно. Чем он отличается от семнадцатилетних детей, которые выросли дома, а не в детдоме? Диана Машкова: Во-первых, бывают дети, которые жили дома, в кровной семье, а потом случилась трагедия – и они попали в детский дом. Вот Дане 17 лет, но он всего 5 месяцев там жил. Бабушка, его опекун, умерла, поэтому он оказался в детском доме. Но приняли еще Гошу в 16,5. Тоже достаточно взрослый мальчик. И он с рождения был в детском доме. Отличаются эмоциональной незрелостью. То есть эмоции – как у очень маленького ребенка. Иногда кризис трехлетнего возраста, иногда какие-то вообще дошкольные проявления поведения. Отличаются тем, что мало знают о мире, вообще плохо ориентируются дома. И как следствие всего этого, конечно, учеба – этот тот вопрос, с которым сталкиваются абсолютно все приемные родители. У Гоши на момент девятого класса уровень знаний был второго-третьего класса. И чтобы как-то вытянуть ОГЭ, нам, конечно, нужны были репетиторы по абсолютно всем предметам. И это такая серьезная нагрузка на каждую семью, принимающую подростка-сироту. Но это не значит, что нет шансов и нет возможностей. Дети адаптируются благодаря семейной обстановке, благодаря тем связям и возможностям, которые есть у родителей, приобретают знакомства, знания о мире. В общем-то, в нашем случае, к счастью, это такие хорошие истории. В общем, у Гоши все сложилось. И с Даней, я надеюсь, мы тоже придем к такой устойчивости в жизни. Варвара Макаревич: Елена, есть и другие волонтерские формы взаимодействия с детьми. Кто-то идет в наставники. А есть еще такой интересный проект, на который я наткнулась, называется «Передышка» – он дает возможность родителям взять няню на несколько часов в неделю. Родители сами вольны дробить: хотят они взять единоразово эти восемь часов или четыре раза по два. Ну и просто в буквальном смысле немножечко выдохнуть. Этот проект, на ваш взгляд, нужен? Он помогает родителям просто пойти, хотя бы на час выйти из дома и просто погулять, не знаю, маникюр сделать, в конце концов? Елена Мачинская: Ну, на мой взгляд, это и помогает в первую очередь. Потому что сейчас службы сопровождения работают больше по принципу тестирования: «Давайте мы к вам придем сейчас, потестируем». Ну, на мой взгляд, для родителей, которые уже истощены, которым и так не хватает времени, сил, чтобы заняться собой, которые расходуют все силы на ребенка, это какие-то дополнительные обязанности, которые не прибавляют ни оптимизма, ни здоровья, ни сил, ни радости. А как раз такие проекты, когда иногда, да, просто с ребенком посидеть, чтобы мама могла пойти и погулять одна, подышать воздухом, сходить на маникюр, вспомнить о том, что она женщина, в конце концов, а не только мама для своего ребенка, заняться чем-то для себя, на какое-то хобби (на танцы или на фитнес) или просто полежать в кровати. Как в том анекдоте: «Я делаю добрую маму. Маму не трогать!» А мама сидит и кушает конфеты, делает добрую маму. Поэтому, на мой взгляд, это как раз одна из таких потенциальных зон роста служб сопровождения – оказание именно таких услуг. Варвара Макаревич: Мария, а как к этому правильно подготовить самих волонтеров? Вот у них есть желание помочь. Но ведь они не всегда понимают, как это сделать правильно, тактично, аккуратно? Как готовить волонтеров? Мария Рыльникова: Да, подготовка необходима. И волонтеры нашего проекта проводят, на мой взгляд, мини-ШПР. И чем дальше мы готовим волонтеров, тем больше мы понимаем, что программу надо расширять. И по мере того, как развивается наш проект, количество семинаров обязательных для вступления в проект растет. Сейчас это уже семь-восемь. То есть это полтора месяца обучения. Это тема, включающая в себя знание особенностей, в том числе психологических, детей, которые имели опыт проживания в детском доме. Это тематические семинары по форматам общения с разными возрастами. Это такие понятия, как привязанность, и соответствующие нарушения, связанные с отсутствием семьи у ребенка. И вообще все темы, связанные с профилактикой социального сиротства. Ведь волонтер, общаясь с ребенком, получается, что он очень близко взаимодействует с ним. И вопрос соблюдения границ, вопрос ответов на сложные вопросы. Темы взаимодействия с кровными родственниками, если так получается, что они есть. То есть здесь очень много сложных ситуаций. И без знаний волонтеру крайне сложно ориентироваться в этом. Поэтому подготовка, да, она нужна. Варвара Макаревич: Ольга, я так понимаю, что сегодня в основном детей выбирают. И, может быть, в этом тоже есть какой-то минус. И причина, почему у нас все еще такое большое количество возвратных детей – это то, что выбор происходит по так называемому каталогу. Родители видят анкету. А вот возможностей, как я понимаю, как-то проводить какое-то время с ребенком до того, как они его усыновляют, у них нет. Может быть, стоит здесь тоже что-то поменять? Я не знаю, какие-то комнаты гостиничного типа, чтобы можно было как-то с ребенком взаимодействовать, в эту сторону подумать. Нужно ли нам так менять систему? Ольга Окунева: Ну, на самом деле возможность такая есть, взять ребенка можно. Сначала просто его брать на выходные дни, в каникулярное время. И я с вами согласна, что и ребенок должен выбрать этих родителей себе в качестве родителей, а не только семья, увидев ребенка и почувствовав, что он им стал близким, и они готовы его взять. Ребенок тоже должен быть готов к тому, чтобы принимать родителей. Вы знаете, у нас в период пандемии сложился опыт, когда из учреждений, где находятся дети, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации, дети-сироты, детей забирали в семьи. И я знаю, что ряд семей после этого пошли в школы приемных родителей и взяли себе навсегда этих детей. Поэтому вот такой опыт раннего общения с тем ребенком, которого ты хочешь взять, безусловно, он положительный. Но я бы хотела поддержать Диану в точке зрения, что в разном возрасте у детей разные особенности. Мало того, что каждый по себе индивидуальный. Это маленький взрослый человек, который в своем маленьком возрасте столкнулся с большим количеством проблем, чем некоторые взрослые и, уж тем более, его ровесники. Варвара Макаревич: Диана, если подытожить, то что нужно сделать, чтобы избежать вторичных возвратов? Диана Машкова: Во-первых, мы говорим о подготовке. И это абсолютная правда. Сегодня в детских домах дети сложных категорий. Это подростки, дети с заболеваниями, сиблинги, то есть… Варвара Макаревич: Братья и сестры. Диана Машкова: Да. И нужно в школе приемных родителей обязательно делать эти огромные блоки, которые готовят к трудностям. Во-вторых, обязательно нужны поддерживающие сообщества приемных семей, где люди будут меняться опытом, оказывать поддержку друг другу и учиться, помимо прочего, потому что знаний много не бывает. И чем ближе ситуации сложные в семье, тем больше нужно изучать, что такое травма психологическая, где какие нарушения привязанности и так далее. Ну и третий момент, на мой взгляд, – это отношение нашего общества в целом к детству, в частности к сиротам. Вот когда у нас осознанное родительство станет общим местом и дети будут восприниматься не как обуза, а как радость и награда, тогда нам будет намного легче справиться со всеми трудностями и сделать так, чтобы у каждого ребенка была заботливая и любящая семья. Варвара Макаревич: Елена, и вам тот же вопрос. Коротко. Как избежать вторичных возвратов? Елена Мачинская: Ну, я присоединяюсь ко всему тому, что сказала Диана. Наверное, еще раз сделаю акцент на правильном сопровождении, а не так, как это происходит сейчас, на тактичном, аккуратном, не включающем в себя исключительно тестирование, а включающем в себя в том числе и физическую какую-то помощь, и с оформлением бумаг. Это то, в чем родители иногда закапываются. Они говорят: «Вместо того чтобы ребенком заниматься, я трачу колоссальное время на то, чтобы всякие бумаги оформить». Это особенно на первом этапе. Это связано, возможно, с физической помощью няни. Возможно, материальная помощь, в случае если какие-то трудности у семьи возникли. То есть, безусловно, грамотное сопровождение является, на мой взгляд, помимо всего прочего, что перечислила Диана, одним из таких очень важных моментов, безусловно. Варвара Макаревич: Спасибо, спасибо большое. Елена Мачинская: В большинстве случаев возврат удается предотвратить, просто поговорив с человеком, просто его поддержав, просто оказавшись рядом и сделав какую-то мелочь, которая нам кажется мелочью, но для человека она значимой оказывается. Варвара Макаревич: Спасибо. У нас была сегодня очень важная и интересная дискуссия. Как сегодня уже сказали эксперты, действительно, нам, наверное, нужно избавиться от каких-то стереотипов, которые существуют в обществе. В первую очередь, например, стереотип, что приемные дети – это сложные дети. Это обычные дети, просто им чуть меньше повезло в жизни. У них такие же мечты, желания. Они так же хотят быть любимыми. Оставайтесь на Общественном телевидении России. Подписывайтесь на нас в соцсетях. А мы с вами встретимся совсем скоро.