«Из деревни лучшие люди уходят в город, и потому она падает и будет падать». Антон Чехов Юрий Алексеев: Программа «ПРАВ!ДА?» в эфире Общественного телевидения России. Здравствуйте! Меня зовут Юрий Алексеев. И вот о чем будем говорить сегодня: За последние 25 лет сельское население России сократилось на 2,5 миллиона человек. По данным последней переписи, из 150 тысяч сельских поселений 50 тысяч почти обезлюдили, а еще 20 тысяч пустуют. И это неудивительно – ведь средняя зарплата в сельской местности вдвое ниже, чем в городах, а безработица, только по официальным данным, вдвое выше. Что это? Гибель российской деревни? Можно ли остановить этот процесс? Или нужно смириться с неизбежным – селу уже никогда не вернуться к прежнему патриархальному укладу? Как будет выглядеть сельская Россия еще через четверть века? Юрий Алексеев: Есть такое известное выражение: «Погнали наши городских». Только сейчас все с точностью до наоборот – погнали деревенских. И такое впечатление, что загнали их в место, из которого уже вряд ли выберешься. Ольга Владимировна, вам первый вопрос: а вы используете для себя формулировку «вымирание российских деревень и сел»? И если да, то с какой скоростью это вымирание происходит сегодня? Ольга Башмачникова: Ну, на самом деле это те процессы, которые идут, их видят все. Действительно, сельское население уезжает в города, и темпы этой миграции достаточно высоки, несмотря на тот момент, что есть определенные точечные фрагменты, когда молодежь приезжает в село, чтобы организовать собственный бизнес. Собственно, такие ребята входят и в нашу Аграрную партию России. И мы стараемся продвигать и разрабатывать условия, при которых такая молодежь в село на самом деле поехать может. Те цифры, которые сейчас озвучили – это реальность. Если мы еще приплюсуем то сельское население, которое стало городом, то это 8 миллионов, а не 2 миллиона. И эти цифры на самом деле страшные. Но мы можем переломить ситуацию, если поменяется аграрная политика. Давайте возьмем в пример Республику Татарстан и Ульяновскую область. Юрий Алексеев: Для сравнения? Ольга Башмачникова: Да. В Республике Татарстан, по данным сельхозпереписи, количество поголовья коров в хозяйствах населения и количество личных подворий и крестьянских (фермерских) хозяйств за 10 лет выросло на 26% – при том, что по всему Приволжскому округу этот показатель снизился на 36%. Почему? Правильная аграрная политика. Юрий Алексеев: И она как минимум сформулирована в этом регионе. Ольга Башмачникова: Она сформулирована, есть концепция, есть стратегия, есть законы развития личных подсобных хозяйств, есть определенные меры поддержки, которые в других регионах, к сожалению, не принимаются. И это дает свои результаты, это дает рост. Юрий Алексеев: Спасибо. Мы об этом еще поговорим. Татьяна Степановна, а на ваш взгляд… То есть получается, что точка невозврата не пройдена? Все зависит от конкретного региона, от конкретного населенного пункта? Вы же много ездите, много видите. Татьяна Федяева: Я много езжу, много вижу. Но сейчас я работаю с бездомными. И считаю, что нашему поколению выпала ужасная участь увидеть две огромные трагедии мирового масштаба. Первое – это распад Советского Союза, осколки которого ударили по всем нам. Я сейчас даже не об идеологии говорю. И второе – гибель деревни. Почему я об этом говорю?.. Юрий Алексеев: Именно российской деревни – вы имеете в виду? Татьяна Федяева: Российской деревни. Когда говорят, что везде урбанизация и это мировой процесс, то это лукавство, конечно, потому что не везде так. И то, что происходит сейчас – происходит самое страшное. Дома можно построить, но меняется человек, меняется качество человека. И я смотрю на своих бездомных. У нас приют, живет около 15 человек, и в основном это люди из деревень или из малых городков. Ну, как происходит этот процесс? Сначала малый город высасывает деревню. Мы понимаем, как это случилось. Очень просто случилось. Это как человеку сказать: «Ты живи и давай продукцию, но мы тебе есть не дадим, пить не дадим, одеваться не будешь, – и так далее, и так далее, – закроем ФАПы, закроем школы, закроем «Сбербанк», – и так далее, и так далее. Что остается человеку? Ему остается бросать и ехать в маленький город. Но сейчас уже и маленькие города тоже испытывают ту же самую проблему, что и деревня. Каждая судьба – это трагедия. И эта трагедия… Как Вознесенский в свое время говорил: «Россия, любимая, с этим не шутят. Все боли твои – меня болью пронзили. Россия, я – твой капиллярный сосудик, мне больно когда – тебе больно, Россия». Юрий Алексеев: Мы к этому еще обязательно вернемся. Владимир Николаевич, я вам хочу задать вопрос. Получается, что у деревенских и сельских жителей вообще никакой перспективы нет? Они в такой блокаде некой находятся? Владимир Болгаев: Смотрите, на мой взгляд, мы немножко отошли в сторону. Там плохо, там хорошо… Я всегда как руководитель говорю: а целеполагание какое? Деревня не вчера начала падать, не позавчера и даже не 10 лет назад. То, что люди уезжают и села вымирают, идет на протяжении большого времени. И никто ничего по этому поводу в правительстве не принимает. Юрий Алексеев: Ну почему? Какие-то программы есть, о них говорят. Владимир Болгаев: Давайте мы будем разделять реальные действия и декларативные какие-то высказывания. Деклараций мы слышим много, а реальных действий – нет. То есть мы видим, что происходящие события по вымиранию территории сельской, в принципе всей обширной нашей территории за Уралом – очевидны. Если это происходит, а никаких мер по этому поводу не принимается – значит, это не случайное событие, а, в принципе, спланированная, совершенно спланированная стратегия наверху. Можно спорить, почему планируется именно такой тренд в развитии территории, но это безусловно так. На мой взгляд, сейчас надо говорить не о том, как жалко деревню, которая умирает или не умирает. Мы говорим о России. Россия – это не Голландия и не Нидерланды, маленький кусочек. И там, даже если люди из города обратно в деревню переедут, разница между ними будет 15 километров. Здесь расстояния другие. И если мы людей из деревень забираем, то мы, в принципе, практически освобождаем территорию, делаем ее безлюдной. То есть Россия без села – это практически отсутствие России как таковой, потому что такая территория ненаселенная – значит, незащищенная территория. И на мой взгляд… Да, я понимаю, что гораздо проще и экономнее построить где-то многоэтажный, двенадцатитысячеэтажный дом, куда поселить 40 тысяч человек, у которых тут же в доме будет и школа, и больница, и все это будет очень экономно… Юрий Алексеев: Но сельские жители все равно… Владимир Болгаев: Я о другом. То есть экономичнее в одном месте сделать одного врача, одного учителя и там всех учить. Понятно, что школу в деревне в 40 человек намного невыгоднее держать, чем в городе. На этом основании мы лишаем деревню учителей, врачей, и туда идти никто не хочет. Соответственно, какой родитель захочет своему ребенку будущего с плохим образованием, с плохим медицинским обслуживанием? Поэтому как только человек думает о семье, он думает о том, где будут учиться и проходить лечение его дети в случае чего. И это точно не деревня. Поэтому, занимаясь экономикой и инфраструктурой деревенских разных поселений, мы говорим о чем? Что идет сознательная мотивировка уезда с территории, со всей территории, не только деревенской, а с далеких территорий и даже из далеких городов. Мы вымываем население там, где их дешевле содержать и обслуживать. На мой взгляд… Юрий Алексеев: Вымываем из тех территорий, где дешевле? Владимир Болгаев: Нет, в те территории. То есть в Москве дешевле человека содержать. Понимаете? С другой стороны, надо понимать, что экономика России является сырьевой экономикой. И надо сказать, что наше сельское хозяйство также является сырьевым. То есть, да, нам позволено, учитывая, что у нас есть земля и вода, производить зерно, но нам не разрешают его перерабатывать на комбикорма и другие продукты высокого передела. Мы даже комбикорм, который делается из нашего зерна, получаем из-за границы. Соответственно, мы лишаем даже те рабочие места, которые можно было организовать на местах, мы лишаем возможности людей кормить – и, соответственно, еще больше ускоряем темпы вымывания людей из той территории, где нет работы, где нет образования, где нет инфраструктуры. Извините, в современном мире жить в доме, где нет элементарной ванны, туалета и инета… Юрий Алексеев: Конечно, это понятно и очевидно. Владимир Болгаев: То есть, на мой взгляд, то, что сейчас происходит – это совершенно планомерная работа. И когда мы сейчас дойдем до каких-то рекомендаций, как это изменить, то прежде всего надо менять не наши действия где-то там, а надо менять целеполагание, которое касается в том числе безопасности России. Юрий Алексеев: Спасибо. Извините, прерву я вас ненадолго. Андрей Владимирович, а на ваш взгляд? Допустим, да, вымирание, планомерное вымирание деревни. А на смену кто приходит? Есть какие-то варианты? Жители соседних республик, соседних стран? Дачники, может быть? Пенсионеры многие рассматривают этот вариант. Андрей Туманов: Может быть. Я немножко коллег посмешу, если опять начну про дачников разговаривать. Как раз дачники – это и есть вот тот самый резервный полк, который приходит на село. И тому есть примеры. Ездил я по такому району, может быть, кто-нибудь слышал – Шенкурский район Архангельской области. Это от Архангельска еще ехать и ехать лесами дремучими несколько сотен километров. Так вот, видно, что брошенные деревни, причем это такие бревенчатые огромные дома стоят! Видно, что там зажиточные люди, настоящие архангелогородцы жили. Все брошено! И есть небольшой районный центр – там чуть-чуть жизнь теплится, там почта есть, маленький магазинчик. А в этих деревнях – там максимум по одному дому занято. И кто занял эти дома? Люди, приехавшие из городов, как правило, пенсионеры, у которых есть небольшая пенсия, и это им дает какой-то… Юрий Алексеев: Которая позволяет как раз в этих деревенских условиях и жить, не более того. Андрей Туманов: Да, существование. Ну, там рыбалка, охота плюс большие-большие огороды. То есть люди трудолюбивые едут. И людям только дай, в принципе. Они говорят: «Если бы были условия». А какие условия? Ага! Знаете, знал я тоже одну полузаброшенную деревеньку. И вдруг случилось чудо! Я не знаю, почему это чудо случилось… Юрий Алексеев: Газ провели? Андрей Туманов: Да, газ! Юрий Алексеев: Серьезно? Андрей Туманов: Газ провели! Газ и дорогу отремонтировали. Может быть, начальник какой-то там поселился. Может быть, у начальника племянница там поселилась. Я не знаю, темный лес. Представляете, вот только прошел газ, провели газ, только там загорелись горелочки – там все дома, которые были заброшены, все стали заселены. Естественно, дома заселены – стали обрабатывать землю. Ну, конечно, не так, как раньше, но свои приусадебные участки стали сажать: картошка, кукуруза, свекла. Понимаете? Государство… Юрий Алексеев: Ларчик просто открывался, как выясняется. Андрей Туманов: Государство сейчас лезет в планирование: вот это так надо, это продвигать… Да не ваше, извините, собачье дело – планировать сельское хозяйство! Нужно создать условия для того, чтобы люди пришли на село, чтобы люди начали работать, чтобы, извините, не висел этот дамоклов меч. Все же только и говорят сейчас: «А мы сейчас начнем делать, а они нас налогами обложат!» Вот про дачников только и разговоров: «Ага, за землю, за строения, за что-то еще». Юрий Алексеев: Сейчас многие боятся этой истории. Андрей Туманов: А сколько фейков вбрасывается! И все фейкам верят, что будут облагать опять яблони и груши. Все же верят, потому что все знают, какова у нас, извините, Государственная Дума и каково у нас Правительство. Юрий Алексеев: Ну, это правда, в детали каких-то законопроектов не принято вдаваться. Владимир Болгаев: Сейчас уже те, у кого есть корова, получают из налоговой инспекции вызов в налоговую инспекцию на беседу, чтобы человека, который имеет на селе корову… Их причисляют к самозанятым. Понимаете? То есть это не фейк. Извините, если у вас теплица, которая превышает территорию 6 метров квадратных, то вы попадаете… Юрий Алексеев: Если вы продаете продукцию. Андрей Туманов: У меня теплица превышает 6 квадратных метров. Ни копейки налогов я не заплачу за свою теплицу! Я считаю, что мне должны приплачивать, чтобы я теплицу сделал ровно в два больше. Владимир Болгаев: Вас могут… Юрий Алексеев: Вы сейчас потише про налоги. Мы, конечно, попытаемся звук уменьшить, но не гарантируем. Владимир Болгаев: Дополнительные издержки… Юрий Алексеев: Александр Александрович, вам вопрос. А вы видите, что в сельскую местность люди едут, желая поработать? Или работы никакой вообще сейчас нет? Александр Романов: Ну, я хочу свое выступление начать с того, что село всегда было ресурсом, основным ресурсом – человеческим ресурсом и продовольственным ресурсом чистых и экологических продуктов питания. Человеческий ресурс… Юрий Алексеев: Сейчас буренки мало где мычат в деревнях. Александр Романов: То есть раньше село было там, где были дети. Хватало и для города, для пополнения ресурсом человеческим города, и оставались еще в селе дети. И также с продовольственным питанием, которое было качественное, чистое, хорошее. Сейчас села практически нет. Я сельский житель, я родился в селе, вырос, отучился в те годы, когда школы были полны детей. Сейчас практически в моем селе школу закрыли. И так же в округе, во всех селах. То есть у нас было в районе где-то двенадцать средних школ, а сейчас на 1 сентября 2019 года будет три всего школы. То, что вы спросили насчет людей: работают ли? Сейчас – да. Почему я стал фермером? Хотелось, чтобы моя Родина все-таки каким-то образом жила и работала. Я в 2009 году принял решение стать… К тому же я много чем занимаюсь в селе, много чем занимаюсь в селе, в том числе в 2009 году я решил заняться фермерским хозяйством. Вопросов нет. Возможно, я и не пожалел, но вся семья моя пожалела. Я и моя семья оказались практически… Юрий Алексеев: А что это? Долги, кредиты? Александр Романов: Да, это кредиты. Юрий Алексеев: Тем не менее хозяйству 10 лет уже в этом году, получается. Александр Романов: Да, это кредиты, это банковские поручительства всей семьи. И сейчас – как в концлагере практически. Мы живем на своей земле, на своей Родине – заложенные, обязанные. И банк в любой момент… Прошли уже судебные решения. Банк в любой момент может нас или кому-то продать вместе с супругой… Андрей Туманов: То есть вы – крепостные. Александр Романов: Да. Или обанкротить наше предприятие. Хотя мое предприятие на сегодняшний день… Я начинал, строил на пустом месте вообще, чистое и пустое поле. Построил ферму, купил 85 голов КРС, сейчас 210. Юрий Алексеев: То есть – значительные вложения. Александр Романов: Было 85, а сейчас 210 КРС. Юрий Алексеев: Крупный рогатый скот – КРС. Александр Романов: Да. Молока 1,5 тонны ежедневно. Кстати, в ядерный центр… Я уже много раз говорил об этом: в ядерный центр цельное молоко возим. У нас ядерный центр рядом, 60 километров. Поставляем цельное хорошее молоко. В райцентре продаем, в городе Саранске продаем. Тем не менее во все двери стучусь, говорю: «Нужно хозяйство, поймите». Тут с хорошей инициативой «Федеральный сельсовет» заявлялся, что нужно к каждому предприятию подойти досконально – нужно это предприятие или не нужно. Разобраться… Юрий Алексеев: Я понял вас, прошу прощения. Василий Александрович, вот таких историй ведь по всей России очень много. А есть ли какая-то панацея в данном случае? Василий Мельниченко: Это история России. Юрий Алексеев: Это истории из жизни реальные, и не только одного человека, а целых деревень. Василий Мельниченко: Это история России. Началась наша передача все-таки со слов Антона Павловича Чехова: «Лучшие люди уходят из села, и это не остановить». Это было 100 лет назад, даже чуть больше. 100 лет назад – лучшие люди уходили из села. И не кончаются, потому что лучшие люди, видимо, там и живут. Других-то нет нигде больше, кроме как в селе. Мы явно были поставщики лучших людей. Юрий Алексеев: Это вы сейчас без иронии говорите? Василий Мельниченко: Я без иронии говорю. Юрий Алексеев: Это на полном серьезе. Это важно подчеркнуть. Василий Мельниченко: Это Чехов сказал, а не я: «Лучшие люди уходят». Потом у лучших людей паспорта даже забирали, чтобы они не уходили, а они все равно уходили из села. Я думаю, что все будет хорошо, в отличие от всего. Да, у нас просто… Курс наш верный и у нашего правительства, и нашей страны, но – неправильный. Корни неправильные у курса. Потому что, смотрите, вот Володя сказал… Владимир сказал, что это потому, что у нас страна большая, она не такая. Допустим, Нидерланды, Европа – другие. Ну а что, Канада маленькая? А что, Штаты маленькие? А что, Австралия маленькая? Юрий Алексеев: Страшно сказать: а Китай маленький? Там тоже много деревень. Василий Мельниченко: Ну, Китай населенный. Но эти страны – северные, такие же самые, как и мы, но такого плача вселенского там нет. Там аграрная политика, а точнее, аграрно-промышленная политика разумная. Там усилия власти направлены на то, чтобы люди были в достатке. Любое министерство развития сельских территорий, я скажу, как в Польше, допустим, у него задача только одна – развитие сельских территорий. Задача такая, чтобы каждый крестьянин и фермер был богатый, в достатке. Поэтому министерство занято разработкой моделей безубыточных хозяйств, рекомендаций, а какое это хозяйство должно быть, чтобы, давая ему грант в 3 миллиона, через два года не посадить в тюрьму за то, что условия не выполнены, потому что денег было мало. А у нас так делается. Вот свидетель этого и участник этого. Потому что обещали одно, не дали другое, третье не так, но за грант в 3 миллиона все равно пришли и спросили: «А чего у тебя не получилось так, как написано было?» И так все у нас делается. Про то, что газ помог все сделать. Ну, относительно все. Понимаете, на моей территории электричество супер, всего в достатке, дороги отличные. Я в Свердловской области живу. Я житель села, крестьянин все время, с шести лет работаю в сельском хозяйстве. Юрий Алексеев: Ну, как минимум больше шансов, что в этот населенный пункт потом приедут какие-то люди обживать эти земли. Василий Мельниченко: Нет, дело не в «потом», «потом» не будет. Мертвому припарка не помогает. Двадцать лет назад, когда у нас начались лучшие годы развития России, когда наконец Россия оделась и наелась… Все так говорили, да? Все стало хорошо. Скажите, что не так в 2000-е годы было. Все мы наелись и оделись, и красивыми стали все. Юрий Алексеев: Как-то все глаза опустили. Василий Мельниченко: Это не ирония, я говорю правду. Жило у меня на территории 6 400 человек – это 15 сел и деревень. Территория – тысяча квадратов. Такой сельский совет большой. А сейчас осталось 3 тысячи. А через 10 лет еще такого «хорошего», «красивого» и «разумного» управления, может быть, и никого не останется. Юрий Алексеев: Эти люди умерли или уехали? Василий Мельниченко: Они, конечно, и умерли. Понятно, что смертность у нас превышает рождаемость. А кто рожать будет? Молодые все равно уедут. Нет перспектив, нет абсолютно никакой мотивации. Приняты программы, указ президента шикарный, написано все хорошо, как будто я его писал, все для себя. Вот эту книжку с поручениями президента о развитии сельских территорий от 6 мая 2014 года каждому фермеру, если что-то не так и голова болит, бери, приложи к голове – и все пройдет! – настолько хорошо все там написано. У нас ни губернии, ни администрации совершенно не исполняют поручения. У нас это проблема. Все министры, все губернаторы заняты одним – отчетами. Все! Получил деньги – отчитался. Получил деньги – отчитался. Юрий Алексеев: Ну, чтобы как-то показывать свою работу. Василий Мельниченко: А что сделал? Никого никто не проверяет и не контролирует. И не надо этого. И так живет вся страна. И так будет, пока мы сами не пожелаем изменить ситуацию. У нас страшная проблема, с другой стороны. Вы не думайте, что уедет один туда, один сюда. Приход любого агрохолдинга в территорию означает крест на крестьянстве полный! Юрий Алексеев: Мне кажется, это очень важная тема, мы про нее сейчас чуть подробнее поговорим. Я предлагаю посмотреть небольшой сюжет, социологию, такой глас народа, как жители нашей страны представляют себе жизнь в городах и в деревнях в том числе. Прошу. СЮЖЕТ Почти три четверти россиян – 72% – живут в городах. Но сами родились в них только 50% жителей нашей страны. Горожанами во втором поколении можно назвать еще меньше россиян – 30%; в третьем поколении – только 14%. Таким образом, современная городская Россия родом преимущественно из деревни, и она нет-нет, но задумывается о том, чтобы вернуться к своим корням. Во всяком случае, 40% горожан признались социологам, что у них возникает мысль о переезде в деревню. Их привлекает природа, свежий воздух, экологически чистые продукты, да и вообще хочется отдохнуть от суеты. Мысль-то, может, и возникает, но встречный вопрос о том, представляют ли горожане все трудности сельской жизни, социологами не задавался. И наоборот – 32% селян подумывают о переезде в город. Главное, по их мнению, что там есть работа, образование, больше перспектив для детей, комфортные бытовые условия. Впрочем, большинство живущих как в городах, так и в сельской местности вовсе не хотят никуда переезжать. Но это, конечно, не означает, что все они довольны своей судьбой. Половина деревенских – 50% – завидуют обитателям городов, где жизнь интереснее. И лишь 18% горожан считают деревенскую жизнь нескучной. А вот что касается безопасности, все ровно наоборот: 60% горожан считают деревню безопасным местом, а вот о городе то же самое могут сказать всего лишь 2% сельских жителей. Ответ на вопрос «Где можно лучше обеспечить себя и свою семью?» вовсе не так однозначен, как кажется на первый взгляд. Господствующее мнение о том, что в городе в целом прожить проще, делают во многом сами горожане, ведь их больше. А вот мнение деревенских об экономических перспективах российской деревни разделились почти поровну. Так что вопрос «Выживет ли российская деревня?» пока остается открытым. Юрий Алексеев: Важное уточнение, просто на всякий случай: бо́льшая часть данных взята из опроса фонда «Общественное мнение» за 2014 год, когда настроения были такие возвышенные, что ли, вводили политику импортозамещения. Владимир Николаевич, вот пять лет прошло – оправдались ли эти надежды или нет? Владимир Болгаев: Ну смотрите. Сначала – импортозамещение. Уже сегодня можно смело сказать, что, как и многие программы нашего правительства, это слово декларативное и под собой не имело как таковой ни целевой программы, ни мероприятий, ни ресурсов на выполнение. Юрий Алексеев: Вот тотальное появление агрохолдингов – это все туда же, к той истории? Владимир Болгаев: Давайте все-таки импортозамещение мы будем обсуждать, как и во всем мире. Импортозамещение – это когда вы начинаете те переделы, которые были за границей, у себя развивать. Сами по себе высокие переделы, технологии – хоть в машиностроении, хоть в сельском хозяйстве – не появляются. Если вы не стимулируете появление этих переделов, они не появятся. Но что такое налог на добавленную стоимость? Это налог, который борется с производством добавленной стоимости. Если за последние годы и в сельском хозяйстве, и в промышленности у нас увеличили налог на добавленную стоимость – значит, правительство усиливает борьбу с производителями высокой добавленной стоимости как в городе, так и на деревне. Причем, насколько я знаю, если в машиностроении нам подняли налог на 2% до 20%, то в сельском хозяйстве вдвое подняли налог на добавленную стоимость, чтобы, если кто-то случайно выжил при производстве добавленной стоимости, с ними расправились уже железно, как дустом. Это первый момент. Второй момент. Возвращаюсь к Канаде. Василий, был я в Канаде, общался с теми фермерами. Я специально не поехал в хозяйство, где живут местные канадцы, которые там родились, потому что типа блатные. Я поехал к мигрантам, которые переехали после войны из Сербии и стали… Юрий Алексеев: И стали самостоятельно развивать там хозяйство свое? Владимир Болгаев: И они стали развивать. Вот приехал я в эту бедную семью сербскую, трое детей. Кстати, у нас в России тоже рождаемость в деревне намного выше, чем в городе. Василий Мельниченко: Сейчас – нет. Владимир Болгаев: Тем не менее. Трое детей. Здоровенный участок, поля, пруд, река с рыбой! Четыре трактора, не считая своей мастерской, в которой стоят в том числе станки. Эта семья – жена, муж и три ребенка. До школы районной ехать 12 километров. Соответственно, у мужа и жены прекрасные машины. До Торонто рукой подать, надо сказать, 120 километров. И при этом я понимаю, что в Торонто никто не хочет. Почему? Потому что при всем качестве жизни в большом миллионном городе – у них есть все и еще свобода. Василий Мельниченко: И есть доход. Владимир Болгаев: Там настолько очевидно, что семья живет зажиточно, что просто… Юрий Алексеев: Это результат дотаций или субсидий каких-то? Или они сами зарабатывают? Владимир Болгаев: Это результат государственной политики. Я не считаю, что аграрная политика является основной. Является основной государственная политика. В Татарстане (вот вы говорили про опыт) это не отдельно взятая программа, которая вырвана из контекста всеобщего развития территорий. Есть общая концепция развития территорий, и аграрная политика является лишь частью ее. Поэтому говорить о развитии деревни, о переделах, о производстве надо в целом. То есть должна быть стратегия развития страны. Юрий Алексеев: Но вы мне про агрохолдинги, пожалуйста, поясните. Владимир Болгаев: Агрохолдинги… Юрий Алексеев: Сейчас Ольга Владимировна, а потом вы. Ольга Башмачникова: Смотрите, по поводу агрохолдингов… Юрий Алексеев: Потому что действительно же сейчас продукты есть в магазинах: птица, мясо, яйца… Ольга Башмачникова: Продукты есть. Задачу продовольственной безопасности как-то мы решили. Институт… Юрий Алексеев: Но деревне ничего при этом не досталось? Ольга Башмачникова: Не досталось. В каком смысле? В Институте аграрных проблем имени Никонова проводили исследование. Они взяли большой пул муниципальных районов и посчитали, как вхождение агрохолдингов влияет на количество сельских жителей. И там четкая зависимость, прямая корреляция: зашел в муниципальный район агрохолдинг – через какой-то период времени сельских жителей там нет. И этому есть определенные причины: они уезжают в города. Почему? Агрохолдинг… Юрий Алексеев: Потому что работы нет? Ольга Башмачникова: Ну почему? Агрохолдинг какую-то работу дает. Ее не так много, но… Василий Мельниченко: Очень мало. Ольга Башмачникова: Подождите секундочку! Но агрохолдинг не поддерживает личные подворья. Зарплата в сельском хозяйстве никогда не была высокой, никогда не была сопоставимой с городом. Просто работники сельхозорганизаций всегда имели дополнительный доход от личного подворья. Юрий Алексеев: А наши агрохолдинги – это и швец, и жнец, и на дуде игрец. Сами выращивают, сами забивают, сами производят. Ольга Башмачникова: Колхозы это поддерживали, а агрохолдинги – нет. Для них ЛПХ – конкуренты. «Хозяйства домашние не должны отвлекать время и труд от работы в агрохолдинге». Вот такая ситуация. И наоборот, были получены данные: муниципальные районы, где развито фермерство, показывают, что сельские жители там остаются, миграция там минимальная. Почему? Фермер поддерживает свой социум, он там живет, он помогает этим личным подсобным хозяйствам с кормами, он оказывает услуги по заготовлению техники. Он понимает, что если он не будет это делать, его там будут ненавидеть, потому что он будет отличаться по уровню жизни. Он и дороги строит. Юрий Алексеев: Но нам ведь говорят… Я прошу прощения. Нам ведь говорят, что модель, связанная с агрохолдингом, она во всем мире работает. Василий Мельниченко: Неправда. Юрий Алексеев: Мне интересно, во всем мире вот такая модель агрохолдингов работает или какая-то иная? Ольга Башмачникова: Другая. Юрий Алексеев: Да, пожалуйста. Василий Мельниченко: Везде в странах развитых развито крестьянство в первую очередь, в них существуют крупные хозяйства. В первую очередь возьмите Финляндию. Кооператив Valio – это кооператив именно фермеров, но никак не одного олигарха. Мы заполучили почти полный финансовый контроль над населением. Власть поставила задачу – заполучить полный продовольственный контроль над населением. Миска борща, миска каши – вот будет будущее питание россиянина, если мы не будем развивать крестьянство. Вторая опасность… И это уже начинают понимать даже в Министерстве сельского хозяйства. Агрохолдинги без антибиотиков ничего не производят – ни молока, ни мяса, ничего. Юрий Алексеев: Просто иначе очень медленно, правильно? Василий Мельниченко: Да. Мы все пропитаны теперь антибиотиками. Ольга Башмачникова: Помрут все коровы. Юрий Алексеев: И не будет тех объемов производства. Ольга Башмачникова: Конечно. Василий Мельниченко: Если сейчас гражданин России попадает в больницу, не дай бог, реанимация или что-то, врачи стоят перед дилеммой: а какие антибиотики применить? Многие уже не берут. То есть стоит вопрос разукрупнения агрохолдингов. И убрать антибиотики из продукции сельского хозяйства! Это надо для спасения нашего. Какая там продовольственная безопасность? Безопасность продовольствия должна стоять в первую очередь в стране, это надо навязать. Эта опасность стоит перед гражданами России, перед людьми. Это будет влиять и на рождаемость, и на все остальное. Одним словом… Юрий Алексеев: Друзья, ну а без этих антибиотиков… Я не за антибиотики! Но без них у нас будут такие объемы? Ольга Башмачникова: Можно я продолжу? Андрей Туманов: Антибиотики, средства защиты растений… Вот смотрите, решил я заняться садоводством. Взял я много-много гектаров земли, высадил сад. И бац! – прилетела бабочка-плодожорка и все у меня сожрала. Я не специалист в области защиты растений, я не понимаю, когда и как надо опрыскивать. Юрий Алексеев: Но у вас маленькое хозяйство. Андрей Туманов: Для этого всегда в России были станции защиты растений, которые на данной территории отслеживали лет определенного вредителя и рекомендовали, что именно в этот срок надо опрыскивать таким-то и таким-то препаратом. Василий Мельниченко: Правильно, рекомендовали. Андрей Туманов: То есть не сила препарата важна, а именно вовремя его применить и правильно его применить. Сейчас все станции защиты, как и науку аграрную, разгромили. В результате что получается? В результате – анархия. Я взял земли, я хочу работать, я получил кредиты, а все у меня бабочка-плодожорка и колорадский жук сожрали! Получается что? Артель «Напрасный труд». Вот мы к чему приходим. Начинать возрождение села-то надо с науки, с науки прежде всего, которая нам будет помогать выращивать продукцию – с антибиотиками ли или без антибиотиков ли. Разными способами выращивать… Юрий Алексеев: А мы так возвращаемся к плановой экономике? Андрей Туманов: Что? Юрий Алексеев: К плановой аграрной политике мы таким образом возвращаемся или нет? Андрей Туманов: К плановой аграрной политике вернулись все страны мира, все страны мира этим занимаются. Василий Мельниченко: К плановой кооперативной аграрной политике. Это мировая практика – кооперативная аграрная политика. Андрей Туманов: Так, как, например, в Бельгии, в Голландии. Василий Мельниченко: Так точно. Андрей Туманов: Там все фермеры объединены в кооперативы. И они получают команду, допустим, на опрыскивание, на внесение удобрений. Василий Мельниченко: Я думаю, мы должны… Юрий Алексеев: Сейчас-сейчас-сейчас! Андрей Туманов: Сами фермеры не думают, что и когда делать, за них это думают специалисты, а фермеры просто работают. Юрий Алексеев: Вы, а потом – Ольга Владимировна. Василий Мельниченко: Мы должны объявить самые серьезные цифры. Если сравнить наше сельское хозяйство с действительно развитыми странами, то мы берем небольшую Ирландию и большую нашу Ленинградскую область, где и территория, и население больше: Ирландия производит сельхозпродукции в 13 раз больше, чем Ленинградская область. Нам есть куда расти, нам есть где богатеть, нам есть где занять жителей села, нам есть куда переезжать. Абсолютно лишних 50% городских жителей, всяких охранников не охранников, чиновников всех, им делать нечего. 15 миллионов «дебилоидов» в Москве ничего не производят. Направьте их в село, пусть работают! Андрей Туманов: Я не знаю, сколько производят… Юрий Алексеев: Ольге Владимировне дадим слово, а потом двинемся дальше. Ольга Башмачникова: Я бы хотела просто сказать, ответить на ваш вопрос: чем отличаются холдинги за рубежом от наших холдингов? Юрий Алексеев: Давайте. Ольга Башмачникова: Там первичный этап производства отдан как раз фермерским хозяйствам. Они обрабатывают землю, содержат скот, заботятся о коровах. А там специальный уход должен быть, да? А второй этап – когда уже переработка, реализация продукции, хранение. Это делают либо крупные корпорации, и они становятся интеграторами для фермеров, дли кооперативы. Во всем мире так. По отраслям поделено, где больше кооперация развита, а где – интеграция. А у нас агрохолдинги берут всю территорию для себя и не могут додуматься до того, что нужно просто землю отдать фермерам, а собирать у них продукцию и получать добавочную стоимость. Это очень важно. У нас на Германию 300 тысяч фермеров. А статистика на 1 января 2019 года показывает у нас 188 тысяч. Эти же 188 тысяч ушли из бизнеса за семь лет. Ну, это же страшные цифры! У нас программа «Начинающий фермер», замечательная программа! Но вот за семь лет… Василий Мельниченко: Категорически против! Ольга Башмачникова: Подождите секундочку. Ну, потом вы меня прооппонируете. За семь лет 18 тысяч хозяйств создано. И за эти же семь лет другие предприниматели, которые не получали гранты, но им было тяжело получать кредиты, они не получали поддержку на корма, на литр молока, ничего не получали, 188 тысяч ушло из бизнеса! Получается, что у нас каждый год сейчас 20 тысяч создается, а 30 или 40 тысяч уходят из бизнеса. Мы не можем это остановить. В Германии есть даже специальные кредитные продукты в банках. Если предпринимателю тяжело, идет реструктуризация обязательств – и ему все равно дают еще один кредит, чтобы он из этого вырулил. У нас нет возможности. Владимир Болгаев: Мы не хотим остановить. Понимаете? Вот я очень коротко… Юрий Алексеев: Да, коротко, и мы двинемся дальше. Владимир Болгаев: Дело в том, что у агрохолдингов, как бы мы их ни ругали, у них есть одно четкое преимущество, и во всем мире это преимущество знают. Это более низкая себестоимость производства продуктов. В мире это знают. Я вам скажу… Василий Мельниченко: Это неправда. Юрий Алексеев: До какой-то поры, наверное. Владимир Болгаев: Одну секунду! Позвольте, а потом прооппонируете. Ольга Башмачникова: В чем-то только. Владимир Болгаев: Значит, дело в том, что массовое производство… Василий Мельниченко: Нас же смотрят миллионы зрителей, мы правду должны говорить! Владимир Болгаев: Я считаю, что я говорю правду. Так вот, на мой взгляд, когда… А в Америке тоже в свое время сетевая торговля уничтожила почти розничную торговлю. Кстати, как у нас и в России уничтожает сетевая торговля розничную. И в Америке принимают специально законы для того, чтобы защитить розничные магазины от сетевых. То же самое произошло и с крупными сельскими хозяйствами. Этот процесс в мире прошел. Но есть один маленький нюанс. Я еще раз возвращаюсь, что сельское хозяйство, сельские территория и сельские жители для России – это не вопрос продовольствия, как я считаю, а это вопрос безопасности страны. И если мы сегодня говорим, что в бюджете страны заложены определенные серьезные суммы на вооружение, потому что это важно для безопасности… Мы же не говорим, насколько правильно или неправильно, насколько выгодно для экономики иметь танки, самолеты и все остальное. Это просто должно быть. И это стоит денег. И за это надо платить. Дороже или дешевле, но за это надо платить. То же самое и здесь. Неважно, лучше по экономике агрохолдинги или хуже по экономике агрохолдинги. Если мы не заплатим за существование фермеров на земле и сельского хозяйства, мы потеряем страну. Это безопасность страны. Поэтому мы должны… Ольга Башмачникова: Мы административный контроль потеряем. Владимир Болгаев: Мы должны платить за то, чтобы люди остались в селе, точно так же, как мы платим за вооружения, за технологии в обороне. Юрий Алексеев: К жизни в селе и в деревне очень хочется вернуться. Сейчас я предлагаю посмотреть сюжет из Орловской области: небольшая деревенька, 200 человек, деревня называется Победное. Но, к сожалению, местным жителям не удается одержать победу в важном споре о вопросе сохранения школы. Василий Мельниченко: Там же правильное название – По-бедное. Юрий Алексеев: Вы все-таки философ в какой-то степени! СЮЖЕТ Юрий Алексеев: Получается, что люди совершенно конкретно проговаривают, что они хотят, но их не слушают. А нет школы – нет деревни. Так получается? Татьяна Федяева: Совершенно верно. Действительно, закрывают школу – нормальный человек уезжает из села. Он говорит: «Что у меня будет ребенок…» Как вот эта женщина сказала – шестилетнего отправит. Если у тебя хоть немножко в голове есть, ты никогда этого не сделаешь. Но у тех людей, которые принимают это решение: «На это нам надо, на это», – строить какие-то фантастические замки кому-то, на это хватает денег. На яхты хватает денег. А вот на то, чтобы школу сохранить, денег не хватает. Мы помним все, что если ты хочешь победить врага, возьми его детей, обучи его детей. А здесь можно даже просто не учить. Вы понимаете, вот сейчас уровень… Я смотрю… Опять я о бездомных. Приходят мальчишки, которые вышли из детского дома, из какого-то села. Ему чуть больше 30 лет, он не умеет читать. А почему? А потому что школа была… ну, вот такая школа, и внимания особого не было. Юрий Алексеев: Где полтора учителя сидят за копейки. Татьяна Федяева: Да, да. Вы понимаете? И сейчас все-таки позитив какой-то… У меня есть один знакомый швейцарец… Юрий Алексеев: Уже неплохо! Мы все воодушевились после одной этой фразы. Татьяна Федяева: И этот швейцарец тем, что… Он мне звонит иногда и говорит: «Татьяна, у тебя есть какие-нибудь мужики нормальные?» Я говорю: «Ну, как тебе сказать? Нормальные?» Он говорит: «Пить у нас не будет. Отправляй». И пять человек бездомных, бывших бездомных отправляются… Не в Швейцарию! Не смотрите на меня с такой надеждой. Они отправляются в Тарусский район Калужской области. И там что этот хорошо? Он что говорит? «Знаешь, Татьяна, мне хорошо здесь». Я говорю: «А чем хорошо?» – «А сюда нет дороги. Нет никаких проверяющих, нет никаких надсмотрщиков». И вы знаете что? Говорит: «А самое главное – те люди, которые ко мне пришли, они пить не будут, у нас ни одного магазина нет». Но сейчас у него пока дети маленькие. А вырастут его дети, и он, конечно, скажет: «Мне надо жить там, где есть школа». И я уже думаю об этом. Понимаете, нет школы – нет села, нет деревни. Юрий Алексеев: Да. Александр, вот к вам вопрос. А местные власти могут как-то на эту ситуацию действовать? Или это все из центра, и уже вроде бы получается, что решение принято? Александр Романов: Еще раз хочу выразить… о чем сказать? Самое главное – сейчас нужно срочно… Вот вопрос ставится в программе: будет ли российское село? Срочно надо спасать село! Каким образом спасать? По большому счету, все уже написано, переписано во многих программах, в том числе и в «Федеральном сельсовете». Василий Мельниченко: Программа «Федерального сельсовета» написана. Александр Романов: Да. Но я как фермер в нескольких предложениях могу сказать. Юрий Алексеев: Да, пожалуйста. Александр Романов: Освободить сельхозпроизводителя от кредитного рабства – раз. Энергоносители – так, как прописано хотя бы в федеральной программе «Федерального сельсовета». Условно: рубль – газ, свет, электричество, ГСМ – 10 рублей. И практически мы дадим рабочие места, мы дадим, мы уже на месте дадим рабочие места высокооплачиваемые. Соответственно, будем привлекать тех людей, которые уезжают сейчас из села. Потом появятся дети – будут нужны школы, будут нужны больницы. Пока смысла нет… Юрий Алексеев: Да, Василий Александрович. Василий Мельниченко: Можно Александра спросить? Вот Ельниковский район? Я правильно говорю? Александр Романов: Ельниковский район. Юрий Алексеев: Это какой регион? Василий Мельниченко: В Ельниковском он живет. Александр Романов: Мордовия. Юрий Алексеев: Мордовия? Василий Мельниченко: Я его проезжал. Александр, остались где-нибудь в селе школы? Я видел – все закрытые, сколько проехал. Александр Романов: Я уже говорил… Василий Мельниченко: Все закрытые школы! Александр Романов: Василий Александрович даже был в школе имени Героя Советского Союза. Это село Надеждино. Василий Мельниченко: Там памятник. Александр Романов: Да, памятник. Юрий Алексеев: Но школа не работает. Александр Романов: Да, школа закрыта. Василий Мельниченко: И 250 фамилий выбито. Но к чему я это говорю? 2016 год, я разговариваю с Владимиром Владимировичем Путиным и говорю ему: «Владимир Владимирович, вот программа, программа развития страны, подписанная Мау, Грефом и всеми лучшими экономистами страны». Так и говорю ему. Прямо написано: закрыть 316 школ, 200 с чем-то садиков и столько-то больниц, тоже 200 с чем-то больниц. Что сказал президент? Президент сказал: «Все, что написали Мау и Греф – это все ерунда! Недопустимо закрытие, где людям нужны школы, недопустимо!» Юрий Алексеев: Тем не менее продолжают закрываться школы и детские сады. Василий Мельниченко: Но если вы приедете сейчас туда и спросите, кто закрыл, то вы узнаете, что проголосовали за закрытие школы, за оптимизацию местные депутаты – в первую очередь, потому что без них нельзя. А они, когда вы их будете спрашивать, они будут говорить: «Ну, приехала министр, министр приехала и сказала, что надо закрыть. А мы и подняли руки». Не надо бояться! Надо стоять на своем. А я теперь буду оппонировать, потому что много чего все сказали. Первое – «Начинающий фермер». Никакой пользы нет! И Ольга это подтвердила. Юрий Алексеев: Вы имеете в виду программу «Начинающий фермер»? Василий Мельниченко: Да, конечно. Открыли 15–20 – и тут же закрыли 30. На кой мы черт открывали и тут же закрывали? Ольга Башмачникова: Закрылись-то другие. Василий Мельниченко: Да какая разница? Эти тоже через три года закроются. Ольга Башмачникова: Если есть многоступенчатый этап развития, то сначала ЛПХ увеличивают, потом «Начинающий фермер», потом семейная животноводческая фермера и кооператив. Василий Мельниченко: Нет ничего! Нет разумного ничего в работе Министерства сельского хозяйства! Второе, второе… Подождите! Не-не-не! Я же оппонирую. Владимир сказал, что вот в городе дешевле содержать. Это в каком городе дешевле содержать? В Москве? В 14 раз бюджет города Москвы тратит на содержание москвича больше, чем в моем селе Галкинское. Я дешевый для государства. Юрий Алексеев: Ну, газ к дому подвести – дороговато. Василий Мельниченко: Каждый москвич – дорогой, очень дорогой. И это подтвердит вам любой губернатор. Юрий Алексеев: Дальше? Василий Мельниченко: Дальше. Что у нас есть? Себестоимость агрохолдингов. Владимир, ты сказал, что дешевле там. Ничего не дешевле! Поднимите статистику Министерства сельского хозяйства, посмотрите, во что обходится строительство любого агрокомплекса – хоть в «Мираторге», хоть у этого Дюрра, какого-то немца. Ольга Башмачникова: Это крупные инвестиции, которые возможны только с субсидированием государства. Василий Мельниченко: Да, огромные инвестиции, которые никогда не окупятся, которые никогда не возвратятся. Миллион-полтора на коровье место. Миллион-полтора тратят! Где такая корова, чтобы надоила молока на полтора миллиона? Никогда! Это всего лишь имитация, это бюджет, кредиты невозвратные… Андрей Туманов: Самая лучшая корова – это бюджетные деньги. Василий Мельниченко: Да, вот именно. Поэтому можно сказать, что это… ну, не коррупция, конечно, но использование бюджетных денег в целях 20 семей, и не более того. Андрей Туманов: Это и есть коррупция. А чего же это не коррупция-то? Коррупция самая настоящая. Василий Мельниченко: Ну, может быть. Я же не знаю… Ольга Башмачникова: Я вот про школы хотела продолжить… Юрий Алексеев: Да, Андрей Владимирович, если хотите сказать, продолжайте. Андрей Туманов: Безусловно, это коррупция. Безусловно, в нашей стране вот те самые крупнейшие агрохолдинги конкурируют за счет близости к государству. Юрий Алексеев: Давайте больше про жизнь в деревнях и селах. Андрей Туманов: Давайте про жизнь. Как-то я с одним… Василий Мельниченко: Да нет жизни! Андрей Туманов: Как-то с одним президентом Российской Федерации ездили мы по сельхозрегионам (не буду называть). Значит, приехали… По-моему, это была Оренбургская область. Зашли – великолепнейшие коровники! Музыка играет! Люди в белых халатах. Великолепно! И глава этого хозяйства при галстуке, красавец! Я подошел к нему и говорю: «А как? За счет чего это все великолепие?» А это действительно великолепие. Василий Мельниченко: «Где денег взял?» Андрей Туманов: Он говорит: «Братан помогал». Я говорю: «А кто братан-то у тебя?» – «Ну, двоюродный. Ну, губернатор». Все! Губернатор – двоюродный братан? И все будет у вас в порядке! Юрий Алексеев: Новый сюжет для Салтыкова-Щедрина. Андрей Туманов: Если нет такого братана – все, значит, не будет такой фермы. Говорю: «А сколько у вас в районе таких прибыльных ферм, да?» – «Ну как? Один я прибыльный». – «А сколько у вас лежит?» – «470 лежит в убытках». Так что – вот! Понимаете, в одно влили, чтобы сделать образцово-показательную ферму, чтобы туда привезти президента, чтобы привезти премьер-министра, который посмотрит… «Что он там говорит, что у нас рушится сельское хозяйство?! Посмотрите, какие коровы ухоженные. Замечательно все!» Василий Мельниченко: Уважаемые друзья, мы же ведь на передаче «ПРАВ!ДА?». Мы должны говорить все правду. Андрей Туманов: А то, что это все очковтирательство – это, я думаю, большинство знает. Поэтому, дорогие друзья, нам надо не образцово-показательные фермы делать, а поднимать все село, все село абсолютно. Василий Мельниченко: И жизнь людей. Юрий Алексеев: Друзья, допустим, сегодня не 2019 год, а 2039 год. Вот как будет выглядеть деревня в 2039 году? Василий Мельниченко: Я скажу. Это будет очень удобная, красивая территория, значительно имеющая преимущество перед городскими жителями, потому что им еще две ветки метро закроют – и они здесь точно куда-то… А у нас будет хорошо. У нас будут красивые дома. У нас будут отличные фермы, где каждая семья фермера, крестьянина, предпринимателя, которые будут не только молоко и мясо выращивать, а будут и другим заниматься… У нас больше солнца, поэтому у нас больше преимуществ. У нас будет хороший воздух и зелень. Мы будем жить отлично и хорошо. Юрий Алексеев: Вашими бы устами, Василий Александрович… Василий Мельниченко: Все будет хорошо. Все будет хорошо! Татьяна Федяева: Только нас не будет. Василий Мельниченко: В Думе скоро примут закон специальный такой… Андрей Туманов: Чтобы жить всем хорошо? Василий Мельниченко: Каждому россиянину пришьют по еще одной паре ушей. Юрий Алексеев: Татьяна Степановна, а вы что думаете по этому поводу? В 2039 году как будет выглядеть деревня? Василий Мельниченко: Нет, так и будет. Потому что на сегодня то, что рассказывает на Первый и Второй канал про хорошую жизнь, уже в два уха не влезает. Юрий Алексеев: Мы не Первый и не Второй канал, мы говорим другие вещи. Татьяна Степановна, вы что думаете? Татьяна Федяева: Ребята у нас, вот те самые, которые валялись на вокзале, мы открыли… Мы завели свиней, козы у нас, куры, люди ухаживают за ними, мы выращиваем грибы. И я вижу, как меняется человек. Вы понимаете что? Сейчас идет маргинализация всего… даже не народа, а населения. Это уже не народ, это население именно, как сказали. Вот население населяет, а народ – который родился здесь. И только нормальный труд и нормальное отношение, и когда человек имеет работу… Работа нужна, школа нужна и так далее. Юрий Алексеев: Александр Александрович, буквально в двух словах – 2039 год. Александр Романов: Я считаю, при нынешней аграрной политике села не будет. Но в ответ на первый вопрос: могут ли на уровне районном решить или на уровне Москвы? Вы мне задавали такой вопрос. Я скажу так. Я обращался везде, писал письма, встречался… Юрий Алексеев: То есть – ваш ответ «нет»? Александр Романов: Сейчас, минутку. Встречался лично в Министерстве сельского хозяйства республики, встречался в Министерстве Российской Федерации… Юрий Алексеев: Очень мало времени. Извините, мы сейчас выйдем из эфира. Александр Романов: В Госдуме встречался. И всегда был результат один. По приезду один звонит начальник управления сельского хозяйства и говорит: «Александр Александрович, когда ты прекратишь ездить по Москвам?! Мне же достается! Ты перестань, пожалуйста». Юрий Алексеев: Ольга Владимировна, заканчиваем уже, к сожалению. Ольга Башмачникова: Вы знаете, если политика поменяется и будут созданы условия для развития фермерства, условия для развития ЛПХ, выращивания из них фермеров, то будут и кооперативы, будут и села. Кроме того, необходимо, конечно, развивать инфраструктуру. Но одна инфраструктура ничего не даст. По проложенным дорогам люди могут быстрее уехать из сел в города. Нужно создавать предпринимательство и фермерство, а это большая и серьезная… Юрий Алексеев: Да, Андрей Владимирович. Андрей Туманов: А пока, ироды, хоть дачников не трогайте! Дайте дачникам хотя бы производить сельхозпродукцию! Юрий Алексеев: Посевную бы провести, да. Андрей Туманов: Если что-то и будет нарождаться, то из наших рядов. Юрий Алексеев: Спасибо. Владимир Николаевич, коротко. Владимир Болгаев: Я очень коротко. На мой взгляд, очевидно, если в правительстве не займутся селом и сельским хозяйством, мы потеряем Россию. На мой взгляд, это главный итог нашей передачи. А если грамотные люди в России не позволяют селу развиваться – значит, они действуют не в интересах страны. Юрий Алексеев: Друзья, я благодарю всех. У Эдуарда Асадова есть такое стихотворение «Гибнущая деревня» – оно было написано в конце прошлого, XX века, но, уверяю, ничего не поменялось. Буквально несколько строк как резюме: «Впрочем, есть и деревни, где жизнь и труд, И в сердцах еще где-то надежда бьется. Только сел, где не сеют уж и не жнут, Не поют, не мечтают и не живут, С каждым годом все больше под нашим солнцем…» Это была программа «ПРАВ!ДА?». Смотрите нас по будням на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. Правда у каждого своя.