Леонид Млечин: В тот мартовский день 85-го года, когда решалась судьба страны, машина первого заместителя председателя Совета министров СССР и министра иностранных дел Андрея Андреевича Громыко въехала через Боровицкие ворота в Кремль, свернула налево и через Ивановскую площадь подкатила к «крылечку» – так в своём кругу именовали подъезд, которым пользовались члены политбюро. Накануне ушёл в мир иной председатель Президиума Верховного Совета СССР – Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко. В тот день членам политбюро предстояло избрать его преемника. Сложись тогда события иначе, Громыко приезжал бы сюда каждое утро в роли хозяина Кремля и всей страны. На сломе эпох Андрей Андреевич намеревался сам возглавить партию и государство. Что же помешало? Или, точнее, кто? ЗАГАДКИ И МИФЫ ИСТОРИИ. ДИПЛОМАТ № 1 МОГ СТАТЬ ГЕНЕРАЛЬНЫМ СЕКРЕТАРЁМ? СУДЬБА АНДРЕЯ ГРОМЫКО Леонид Млечин: Ещё после смерти Юрия Владимировича Андропова, в начале февраля 84-го, Андрей Андреевич примерился к должности Генерального секретаря ЦК. Тогдашний министр обороны, маршал Дмитрий Фёдорович Устинов, рассказывал главному кремлёвскому медику – академику Евгению Ивановичу Чазову, как после ухода Андропова решали, кому стать Генсеком. «Мы встретились вчетвером, – рассказывал Устинов, – Чазов и я, Тихонов, Громыко и Черненко. Когда началось обсуждение, понял, что на это место претендует и Андрей Андреевич. Но ты ж го характер знаешь, нельзя его ставить на это место, поэтому я предложил Черненко. Все согласились». Упомянутый Устиновым член политбюро Николай Александрович Тихонов руководил союзным правительством после Алексея Николаевича Косыгина. А вот ещё одно свидетельство: председатель КГБ Владимир Александрович Крючков вспоминал, как в январе 88-го ему присвоили звание генерала армии, подписал указ Громыко уже в роли председателя Президиума Верховного Совета. Он сам позвонил Крючкову, поздравил, завязался разговор. Громыко рассказал председателю Комитета госбезопасности: «В 85-м после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост Генерального секретаря ЦК». Так почему же Андрей Андреевич, когда решалась судьба страны, не стал главой партии? Для того, чтобы найти ответ, нужно понять не только, какую роль Громыко на протяжении десятилетий играл в истории государства, но и каким он был, чего хотел и к чему стремился в жизни. Юноше, мечтающему стать министром иностранных дел, смело надо брать за образец Андрея Андреевича Громыко. Аспирант-аграрий из Белоруссии приехал в Москву, его взяли на дипломатическую службу, сразу же направили на работу в Соединённые Штаты. Он быстро стал послом, заместителем министра, первым заместителем, министром – счастливчик. Но это одна сторона его жизни, была и другая, о которой загодя следует узнать всякому, кто желает в министры. Вот эпизод реальной жизни: Громыко пришёл к первому секретарю ЦК и главе правительства Никите Сергеевичу Хрущёву докладывать свои соображения. Надел очки и стал читать подготовленную министерством записку. Хрущёв его нетерпеливо прервал: «Погоди, ты вот послушай, что я сейчас скажу. Если совпадёт с тем, что у тебя написано, хорошо. Не совпадёт – выбрось свою записку в корзину». И выбросил Громыко в корзину всё, что долго готовил со своим аппаратом, и покорно слушал первого секретаря. В отставку Громыко не подал, потому что понимал: хочешь сделать карьеру, на начальство не обижайся. А однажды, возвращаясь из зарубежной командировки, министр, пребывая в ностальгическом настроении, рассказал подчинённым, что он с 13 лет ходил с отцом на заготовку леса: «Иногда сплавлял плоты по реке. Надо было, балансируя на скользких бревнах, разгребать заторы. Один неточный шаг – и упал в воду. А брёвна как будто старались подмять сплавщика под себя. Отличная тренировка для дипломата», – заключил министр. РАЗГОВОР С АНДРОПОВЫМ Леонид Млечин: Энергия, редкая работоспособность, блестящая память, настойчивость – всё это помогало Громыко. Он мог часами вести переговоры, ничего не упустив и ничего не забыв. Высокий профессионал, он неизменно сохранял спокойствие и здравость суждений во всех напряжённых баталиях. Вокруг него кипят страсти, вожди и чиновники не справляются с напряжением военных и предвоенных ситуаций, у них сдают нервы, а он методично и скрупулёзно исполняет свой профессиональный долг. Сменяются вожди, сменяются кризисы, а он с неизменным хладнокровием берётся решать всё новые задачи. Громыко был научен жизнью: слово – серебро, молчание – золото. Так и появилась у него маска, которая всеми воспринималась как его истинная натура, а под маской скрывался очень интересный человек. Его помощники считали Громыко одним из самых эрудированных и интеллигентных людей того времени. Громыко стал министром иностранных дел в 57-м году, четверть века спустя ему явно хотелось перемен. Позднебрежневские времена убедили Громыко в том, что он не хуже других может руководить страной, а одной внешней политики для него маловато. Он носил на лацкане пиджака, не снимая, почётный знак «50 лет пребывания в КПСС», этот знак создали в октябре 81-го года, чтобы порадовать Леонид Ильича Брежнева, который полвека назад вступил в партию. Для него знак изготовили из золота, остальным вручали серебряные. Громыко подчёркнуто демонстрировал свой солидный партийный стаж, потому что он не секретарил ни в райкоме, ни в обкоме, а для руководителя страны по традиции требовался немалый стаж освобождённой партийной работы. Смерть Брежнева Громыко перенёс спокойно, он не боялся за своё положение, напротив, рассчитывал на повышение. Но Андропов наверх его не пустил, хотя сделал приятное предложение: «Я, конечно, хотел бы, чтобы ты и дальше продолжал работать министром иностранных дел, но если ты согласишься, предлагаю тебе стать председателем Президиума Верховного Совета СССР, я уверен, что товарищи и в Политбюро, и в Верховном Совете тебя поддержат». Громыко отказался. Андропов искренне удивился: «А я думал тебе это предложение понравится». Громыко объяснял потом сыну: «Я знаю, пройдёт 2-3 месяца после моего назначения на пост председателя, как Юрий Владимирович начнёт крепко сожалеть о своём предложении. Андропову, – предсказывал Громыко, – надобится этот пост для ведения международных дел». Так и произошло. Разумеется, никто в мире не заблуждался относительно реальной роли Генерального секретаря ЦК КПСС, но протокол официальных визитов за границу требовал определённых формальностей, поэтому Сталин и Хрущёв сделали себя ещё и главами правительства. Брежнев, а вслед за ним и Андропов, предпочёл стать председателем Президиума Верховного Совета, формально – это глава государства. Андрей Андреевич в порядке компенсации получил к посту министра должность первого заместителя главы правительства. Фактически это ничего не меняло, но Громыко всё равно приятно было получить повышение. Юрий Владимирович Андропов недолго руководил страной. Вечером 9 февраля 84-го Андропов ушёл в мир иной. На следующий день собрали политбюро. С момента последней болезни Андропова рычаги управления страной оказались в руках Черненко. Он фактически заменил Андропова, на него ориентировался партийный аппарат, так что приход к власти Черненко после смерти Юрия Владимировича был так же предрешён, как и утверждение самого Андропова генсеком после смерти Брежнева. Но Константин Устинович был тяжело больным человеком. Дня за 3 до своей смерти Константин Устинович позвонил министру иностранных дел: «Андрей Андреевич, чувствую себя плохо. Вот и думаю, не следует ли мне самому подать в отставку. Советуюсь с тобой…». Громыко не хотел рисковать: «Не будет ли это форсированием событий, не отвечающим объективному положению? Ведь, насколько я знаю, врачи не настроены так пессимистично». «Значит, не спешить?» – переспросил с надеждой в слабеющем голосе Константин Устинович. «Да! Спешить не надо, это было бы неоправданно». А КТО ПОСЛЕ ЧЕРНЕНКО? Леонид Млечин: «Кто возглавит страну после Черненко?» – этот вопрос многие тогда задавали себе. Должности второго секретаря ЦК не существовало, но второй человек в партии был почти всегда. В последний брежневский год им стал Юрий Владимирович Андропов, он занял кабинет на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК, то есть на одном этаже с Брежневым. В отсутствии Леонида Ильича вёл заседания политбюро и секретариата ЦК, поэтому и сомнений не было в том, что Андропов сменит Брежнева. Точно так же и Константин Устинович держал в руках все нити управления, когда Андропов оказался в больнице, откуда уже не вышел. Конечно, многие считали, что Черненко и по своим данным, и по состоянию здоровья не годится в лидеры государства, но таков был механизм советской власти, что после смерти Андропова больше всего шансов было именно у Черненко. Он и стал Генеральным. Сам Константин Устинович выдвигал молодого секретаря ЦК Михаила Сергеевича Горбачёва. В последние 2 месяца жизни Черненко, который с трудом покидал больничную палату, Горбачёв уже фактически руководил текущими делами страны, он вёл заседания политбюро и секретариата ЦК, он и считался кандидатом № 1. На посту Генерального секретаря Черненко продержался всего год. В определённом смысле избрание Черненко было подарком судьбы для Горбачёва. Если бы Генеральным избрали, скажем, более крепкого Андрея Андреевича Громыко, он бы надолго занял это место. Михаил Сергеевич мог бы и не дождаться, пока оно освободится. Черненко, отдать ему должное, не пытался отодвинуть Горбачёва, как многие поступили бы на его месте. К Михаилу Сергеевичу у него могло быть завистливое и неприязненное отношение — молодой, здоровый, я скоро уйду, а он сядет на моё место. Но он поддерживал Горбачёва. Однако же ситуация с Горбачёвым складывалась сложно. Михаил Сергеевич, который сравнительно недавно перебрался в Москву из Ставрополя, не обрёл ещё той аппаратной силы и влияния, которыми обладали Андропов при Брежневе или Черненко при Андропове. К тому же, некоторые старшие по возрасту и опыту члены политбюро Михаила Сергеевича, мягко говоря, недолюбливали. В марте 85-го Горбачёву отчаянно был нужен союзник среди старой гвардии, который сразу же предложил бы его кандидатуру. Спорить на заседаниях было непринято. Словом, он отчаянно нуждался в поддержке, иначе кресло могло достаться кому-то другому. Андрей Андреевич слишком долго просидел на Смоленской площади и рассчитывал на повышение. Из оставшихся в политбюро ветеранов он, пожалуй, был самым крепким. После смерти Андропова и Черненко Громыко считал себя наиболее достойным кандидатом на пост руководителя партии и государства. И за спиной Громыко не было влиятельного землячества, мощного клана, который бы его поддержал. Он избирался в Верховный Совет СССР от разных областей Белоруссии, но редко бывал на родине. Считанные выходцы из Белоруссии пробивались в высший эшелон власти, ни одного из них карьера не заладилась. Членом политбюро и первым заместителем главы правительства был Кирилл Трофимович Мазуров, переведённый в Москву с поста партийного руководителя Белоруссии. Но в ноябре 78-го по состоянию здоровья и в связи с его просьбой его вывели из состава политбюро и отправили на пенсию. Вместо него в политбюро ввели другого первого зама – Николая Александровича Тихонова, хотя тот был почти на 10 лет старше Мазурова. Кирилл Трофимович не был брежневским человеком, а с Тихоновым Леонид Ильич дружил ещё с Днепропетровска. Тихонов и сменил Косыгина в кресле главы правительства. Говорили, будто кандидата в члены политбюро и первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Петра Мироновича Машерова ждёт перевод в Москву, и он войдёт в состав высшего руководства. В реальности Брежнев таких планов вовсе не строил. А 4 октября 80-го Машеров погиб в автомобильной катастрофе под Минском вместе со своим водителем и охранником. Бывший председатель КГБ Крючков описал телефонный разговор с Громыко в январе 88-го. Андрей Андреевич вспоминал Андропова, Устинова, заметил, что, наверное, скоро уйдёт на пенсию: «В 85-м после смерти Черненко товарищи предлагали мне сосредоточиться на работе в партии и дать согласие занять пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Я отказался, полагая, что чисто партийная должность не для меня. Может быть, это было моей ошибкой?». Сын Андрея Андреевича вспоминал, что отец не претендовал на пост первого человека, говорил ему: «Не за годами моё 80-летие, кроме того, я перенёс, как говорят врачи, лёгкий инфаркт, а ещё у меня была операция. Кроме того, у меня нет своей партийной или государственной базы, не говоря уже о военной, так что другие будут претендовать не это кресло – Гришин, Романов, Горбачёв». ТАЙНАЯ ДИПЛОМАТИЯ Леонид Млечин: Сын министра Анатолий Андреевич Громыко – член-корреспондент академии наук, лауреат государственной премии – в 85-м году руководил Академическим институтом Африки. В последние дни жизни Черненко к нему в институт приехал будущий глава правительства России, а тогда – директор института Востоковедении Евгений Максимович Примаков. «Примаков, – рассказывал Анатолий Громыко, – обладал аналитическим умом и тонким чутьем, я бы даже сказал, невероятным нюхом на аппаратные игры не только в академии, но и на Старой площади. Мы с ним встречались часто». Евгений Максимович взял быка за рога: «Анатолий, дело приобретает серьёзный оборот. Черненко долго не протянет. Нельзя допустить, чтобы ситуация развивалась сама по себе. Кто придёт после Черненко?». Громыко-младший сразу понял: Примаков пришёл не просто так, а выяснить, намерен ли Громыко-старший бороться за пост Генерального секретаря. Потом в эти разговоры был вовлечён директор института мировой экономики и международных отношений, будущий член политбюро и секретарь ЦК Александр Николаевич Яковлев – близкий к Горбачёву человек. Есть другая версия. В ней активную роль играл сам Громыко. Его сын обратился к Примакову, а тот отправился с конфиденциальной информацией к Александру Николаевичу Яковлеву. Младший Громыко говорил Яковлеву, что отец с уважением относится к Горбачёву, а сам же он устал от Министерства иностранных дел и мог бы поработать в Верховном Совете. Но Горбачёв колебался, не спешил с ответом. Положение Михаила Сергеевича в тот момент было настолько шатким, что, казалось, оставшиеся в политбюро старики из чувства самосохранения вот-вот выставят его из партийного руководства. Ходили неясные слухи: Горбачёва то ли переведут в Совет министров заниматься сельским хозяйством, что поставит крест на его политической карьере, то ли вовсе попросят Громыко отправить его куда-нибудь послом. Хотя вопрос о новом Генеральном секретаре уже несколько месяцев витала в умах всех членов политбюро, смерть Черненко застала всех врасплох. Каждый хотел вновь осмыслить происходящее, взвесить расстановку сил. Для Горбачёва и его окружения наступило время действовать. Вот тогда тайная дипломатия директоров трёх академических институтов дала свои плоды. Горбачёв передал через Яковлева – а тот дальше по цепочке Евгений Примаков – Анатолий Громыко, что высоко ценит Андрея Андреевича и готов сотрудничать. «Вечером на нашей даче, – вспоминала дочь Андрея Андреевича Эмилия, – накануне того дня, когда должен был решиться вопрос об избрании нового Генерального секретаря, раздался звонок. Это был Михаил Сергеевич Горбачёв, который просил папу о срочной встрече, а мы с родителям пли чай. Папа встал, оделся и уехал. Вернулся около 12». Анатолий Громыко утверждал, что в результате этих закулисных переговоров Горбачёв и Громыко-старший достигли некой договоренности: Андрей Андреевич выдвигает Горбачёва на пост Генерального секретаря, а сам не только не уходит на пенсию, как другие члены брежневского руководства, а, напротив, получает пост председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть формально становится президентом страны. Должность безвластная, но она чудесно увенчала бы его блистательную карьеру. ГЛАВНЫЙ КАДРОВИК Леонид Млечин: Важную роль в тех событиях сыграл главный партийный кадровик Егор Кузьмич Лигачёв. В 83-м его из Томска перевели в Москву и утвердили заведующим отделом организационно-партийной работы ЦК. Егор Лигачёв вспоминал тот день: «Примерно между 9 и 10 часами зазвонила «кремлёвка» первой правительственной связи. Я снял трубку и услышал: «Егор Кузьмич, это Громыко…». За те 2 года, что я работал в аппарате ЦК, это был, пожалуй, один из немногих звонков Андрея Андреевича. Дело в том, что по текущим делам мы практически не соприкасались: Громыко занимался вопросами внешней политики, а для меня главной была сфера внутренней жизни, телефонных общений было мало, поскольку мы не испытывали в них нужды. И вдруг звонок Громыко. В такой день! Разумеется, я ни на миг не сомневался в том, что звонок связан с сегодняшним пленумом ЦК, с вопросом об избрании нового Генерального секретаря. И действительно, Андрей Андреевич, не тратя попусту времени, сразу перешёл к делу: «Егор Кузьмич, кого будем выбирать Генеральным секретарем?». Я понимал, что, задавая мне этот прямой Громыко твёрдо знает, какой получит ответ; и он не ошибся: – Да, Андрей Андреевич, вопрос непростой, – ответил я. – Думаю, надо избирать Горбачёва. У вас, конечно, есть своё мнение. Но раз вы меня спрашиваете, то у меня вот такие соображения. – Потом добавил: – Знаю, что такое настроение у многих первых секретарей обкомов, членов ЦК. Это была сущая правда. Я знал настроения многих первых секретарей и счёл нужным проинформировать Андрея Андреевича. Громыко проявил к моей информации большо интерес и откликнулся на неё: – Я тоже думаю о Горбачёве. По-моему, это самая подходящая фигура, перспективная. – Андрей Андреевич как бы размышлял вслух и вдруг сказал: – А как вы считаете, кто мог бы внести предложение, выдвинуть его кандидатуру? Это был истинно дипломатический стиль наводящих вопросов с заранее и наверняка известными ответами. Громыко не ошибся и на этот раз. – Было бы очень хорошо, Андрей Андреевич, если бы это сделали вы, – сказал Лигачёв. – Вы так считаете? – Громыко всё ещё раздумывал. – Да, это было бы лучше всего. В конце разговора, когда позиция Громыко обозначилась окончательно, он сказал: – Я, пожалуй, готов внести предложение о Горбачёве. Приняв твёрдое решение Громыко хотел бы, чтобы об этом решении сразу же узнал Горбачёв. Он понимал, что наиболее прямой путь уведомить Горбачёва о своих намерениях вёл через меня. Распрощавшись, я немедленно набрал номер Горбачёва: – Михаил Сергеевич, звонил Громыко... Горбачёв внимательно выслушал моё сообщение, потом сказал: – Спасибо, Егор, за эту весть. Давай будем действовать. Как именно в тот день всё происходило в Кремле? Началось заседания политбюро. Михаил Сергеевич сказал: «Теперь нам предстоит решить вопрос о Генеральном секретаре. В пять часов назначен пленум, в течение двух часов мы должны рассмотреть этот вопрос». И тут поднялся со своего места Громыко. Всё произошло мгновенно, неожиданно – вспоминал Егор Лигачёв. – Я даже не помню, просил ли он слова или не просил. Главное, по крайней мере для меня, учитывая утренний звонок Андрея Андреевича, состояло в том, что Громыко стоял. Все сидели, а он стоял! Значит, первое слово – за ним, первое предложение о кандидатуре на пост Генсека внесёт именно он». Крупная фигура Громыко нависала над столом и даже, как показалось Лигачёву, она подавляла присутствующих. Андрей Андреевич заговорил своим хорошо поставленным голосом: «Я долго думал и вношу предложение избрать Генеральным секретарём ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва. Громыко кратко охарактеризовал Горбачёва, дав его политический портрет. За столом заседаний политбюро собрались люди опытнейшие, в политике и в «дворцовых» делах искушённые. Позиция Громыко определяла очень многое, расклад сил становился ясным, в этой ситуации противоборство никому не сулило ничего хорошего. Накануне в зале заседаний политбюро витало некое противодействие Горбачёву. Но 11 марта после ясного и чёткого заявления Громыко всё изменилось. Никто не выступил против. Все члены политбюро проголосовали за Горбачёва. Хотя в зале сидели люди, которые совсем не хотели, чтобы Михаил Сергеевич стал Генеральном. В 5 вечера собрали пленум ЦК. Горбачёва избрали Генеральным секретарём. Под аплодисменты. Так началась перестройка. Через несколько месяцев решилась судьба и Громыко. Горбачёв, с одной стороны, как и обещал, выражал Андрею Андреевичу благодарность за поддержку в критически важной ситуации, а с другой, сменил министра иностранных дел. Андрей Андреевич покинул министерство и получил почётный пост председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть формально стал президентом страны. Громыко ещё 3 года провёл на Олимпе, тогда как остальные члены прежней команды быстро отправились на пенсию. Неулыбчивое лицо Андрея Андреевича Громыко в течение нескольких десятилетий олицетворяло внешнюю политику Советского Союза. Его устами Москва почти всегда говорила «нет». Для Громыко главное состояло в том, чтобы на всём земном шаре ни одна проблема не решалась без участия Советского Союза. Когда отмечался юбилей Андрея Андреевича Громыко, меня в Минске пригласили на телевидение, и ведущий спросил: «А что можно считать его главной заслугой?». Для меня ответ был очевиден: Андрей Андреевич Громыко был, пожалуй, единственным членом политбюро, который настойчиво продвигал умных и талантливых людей, и он сформировал дипломатический корпус, способный решить любые задачи.